Как и обещала Нора, к тому моменту, когда лимузин доставил Валентину к особняку Элиаса Штерна, все уже было готово. На сей раз старик на крыльцо не вышел, предоставив право встретить гостью своей помощнице.

После разговора, состоявшегося между ними накануне, Валентина ожидала, что Нора будет более общительной, но ассистентка Фонда, напротив, сыграла свою роль с таким профессионализмом и сдержанностью, словно ничего особенного между ними не произошло.

Не теряя времени, она предложила Валентине проследовать за ней в библиотеку. На этот раз все двери первого этажа были закрыты, и ни один другой сотрудник Фонда на глаза Валентине не попался.

В доме стояла глухая тишина, нарушаемая лишь шумом шагов молодых женщин по мраморным плитам ведшего к лестнице длинного коридора.

— Еще никто не приехал? — поинтересовалась Валентина, как только они ступили на монументальную лестницу.

— Виржини и Изабель получили несколько выходных. Мсье Штерн пожелал, чтобы вы работали в более спокойной обстановке. Кроме меня и охранников, в доме больше никого нет.

— Сожалею, что вам пришлось остаться со мной в качестве сопровождающей.

— Пустяки. Мне нравится моя работа. Отдыхать у меня как-то не очень получается.

Валентина тотчас же перевела это признание на понятный язык: ассистентка Элиаса Штерна не имеет личной жизни, и стоило ей оказаться за воротами величественного особняка, как она тотчас же начинает умирать со скуки.

С подобной проблемой — невозможностью отыскать в социуме себе подобных — сталкиваются все мономаны-библиофилы, приближающиеся к тридцатилетнему возрасту, но Нору, похоже, это не сильно беспокоило.

Подойдя к библиотеке, она открыла дверь и жестом предложила Валентине войти.

Кодекс лежал на установленном на столе аналое, напоминавшем тот, что находился в мастерской Валентины.

— Вы принесли все то, что может понадобиться? — спросила Нора.

Валентина приподняла внушительных размеров медицинский чемоданчик, который держала в руке.

— Все здесь. Если чего-то будет недоставать, завтра заеду в мастерскую.

— Отлично. Я буду вынуждена вас здесь запереть, Валентина. Из соображений безопасности. Надеюсь, вы понимаете?

Несколько озадаченная, Валентина посмотрела на нее с сомнением.

— Не волнуйтесь, — поспешила успокоить ее Нора. — Вскоре вы сможете входить и выходить отсюда, когда сами того пожелаете. Просто мы должны внести в систему биометрического опознавания отпечатки ваших пальцев, а для этого нужно дождаться прибытия техника. Пока же для выхода вам придется обращаться ко мне.

— Как я смогу с вами связаться в случае необходимости?

Нора указала на встроенный в стену, прямо под панелью контроля двери, интерфон.

— Интерфон соединен с моим кабинетом. Нажимаете на кнопку и говорите. Я буду вашей единственной связью с внешним миром. Перегородки здесь звукоизолированные, а передатчик помех блокирует волны переносных телефонов во всем здании.

— Серьезные тут у вас меры безопасности, — заметила Валентина. — Не хуже, чем в музее.

— Смею вас заверить, мы располагаем гораздо лучшими средствами защиты, чем большинство музеев.

— Хорошо… Значит, главное — не паниковать, да? Случись у меня приступ клаустрофобии, мне нужно лишь нажать на кнопку — и вы тотчас же прибежите.

— Мой кабинет находится на первом этаже, сразу за кабинетом мсье Штерна, так что мне останется лишь подняться по лестнице. Но подобное положение вещей вам придется терпеть не долго. Как только ваши биометрические данные будут зарегистрированы, вы получите полную свободу передвижения.

— Чудесно.

— Уверены, что вам больше ничего не нужно?

— Абсолютно. Так что можете идти работать.

— Что ж, до скорого.

Выйдя из библиотеки, Нора приложила большой палец правой руки к считывающему устройству и набрала код закрытия двери. Световой датчик щита управления сменил цвет с зеленого на красный, и массивная бронированная плексигласовая плита встала на место.

В комнате воцарилась мертвая тишина, словно внешний мир вдруг перестал существовать. Валентина прижалась лбом к плексигласу и так, неподвижная, простояла несколько долгих секунд. Через непроницаемое панно она различала мимолетные тени, но чем — человеческим присутствием или же простыми изменениями свечения — они были вызваны, понять так и не смогла.

Поборов желание проверить, функционирует ли интерфон, она поставила чемоданчик на стол и принялась извлекать необходимые для работы вещи — несколько пар перчаток, набор кистей различной величины, пинцеты, вату, промокательную бумагу, небольшие пузырьки с дистиллированной водой, спиртом и самыми разнообразными химическими реактивами, — которые тотчас же заняли свое место вокруг футляра.

Работая в Лувре, она приступала к реставрации лишь после наведения справок о произведении, с которым предстояло работать, по всем имеющимся в ее распоряжении документам. И лишь проникнув в самые глубины сознания автора, распознав тонкую механику его техники, она убирала документы и принималась за работу.

Валентина выбрала профессию, предполагавшую тесное переплетение ручного труда и умственной активности. Для нее физический контакт с материальной основой произведения всегда был неразрывно связан со стимулированием ее собственного мозга. То, что она делала в своей мастерской, где ежедневно приходилось корпеть над жалкой мазней, Валентина реставраторской работой не считала. Использовать серые клеточки ей приходилось нечасто — тот факт, что они, как правило, отдыхали, на качестве никак не сказывался.

Судя по всему, Элиас Штерн это отлично понял. То, что он предложил ей, было настоящим интеллектуальным возрождением.