Чтобы поскорее вернуться домой, Сара поехала по окружной. Она вставила в магнитолу кассету Джонни Кэша. Томный и усталый голос «человека в черном» заполнил машину.

Она сразу же почувствовала, как этот голос успокаивает ее. Напряжение после столкновения с агентами разведслужбы постепенно спадало. В последнем любовнике Сары сосредоточивались все пороки мужской половины человечества, но, по крайней мере, он умел выбирать музыку, от которой становилось легче на душе. Сара увеличила громкость, чтобы мелодия перекрыла все звуки, доносившиеся извне. Потом она отключила мобильный и, наконец, расслабилась.

В это время суток окружная была пуста, так что следить за дорогой не приходилось. Теперь она снова могла подумать о своем расследовании.

Дело об убийстве Наталии Велит только-только открыто, а на ее пути уже встали агенты из разведки. Если так пойдет и дальше, ее скоро сменят. Небольшая демонстрация силы перед Лартигом польстила самолюбию Сары, но она не строила никаких иллюзий: ни ее собственная злость, ни покровительство Лопеса не продлят отпущенного ей времени. Еще день, максимум два, и дело придется передать другому.

Все это не предвещало ничего хорошего. Да еще и Джонни Кэш умер месяц назад.

Доехав до дому, Сара вдруг почувствовала, что совершенно обессилела. Сосед, как обычно, поставил свой огромный семейный автомобиль так, что занял часть ее места, и Саре удалось припарковаться только со второй попытки. Она бы с радостью двинула ногой по дверце соседской машины, но сил не было и на это. Она поднялась в квартиру и открыла бутылку пива.

На телефоне мигал сигнал автоответчика. Она увидела номер Лопеса. Начальник звонил ей четыре раза за последний час, но не оставил никаких сообщений. Наверное, хотел проверить, подчинилась ли Сара приказу и вернулась ли домой, как подобает послушной девочке.

Не тот случай: она перестала слушаться родителей еще до того, как научилась ходить. Она родилась с таким кошмарным характером. И к тому же именно за это Лопес и любил ее. Его в общем-то забавляли ее выходки.

Сара подумала было перезвонить, но тут же отказалась от этой мысли. Лучше зайти к нему завтра утром. У нее есть для него новости, причем не только приятные. Она не была уверена, что на этот раз он развеселится.

Сара откупорила вторую бутылку. Потом включила компьютер и набрала в поисковике фамилию «Кантор». Открылись более пятнадцати страниц ссылок. Все они относились к Луиджи, отцу Алекса. Настоящая знаменитость, не удивительно, что служба разведки проявляет к нему такой пристальный интерес.

Она открыла первую ссылку, приведшую ее на закрытый сайт некой левой партии. Во многих статьях содержались упоминания о политической деятельности Луиджи Кантора, но эти упоминания носили характер намеков, слишком туманных, чтобы сделать какие-то определенные выводы. Сара перешла к следующей ссылке.

Так она прыгала с сайта на сайт целый час. Ей удалось понять, что Кантор на протяжении длительного времени являлся одним из ведущих итальянских леворадикалов. В начале семидесятых годов, еще до всплеска движения протеста против существующего государственного строя, он создал «Красную борьбу», небольшую группировку с жестким ядром, в которое входили четыре или пять человек.

Менее чем за десять лет он выпустил столько печатных трудов, теоретических эссе и статей, что ими можно было бы обклеить целую стену. Многие из этих творений воспроизводились в Интернете. Сара просмотрела некоторые из них, переведенные на французский.

В них содержался ясный и даже прозорливый анализ опасностей, угрожающих западным обществам, родившимся на еще дымящихся послевоенных развалинах. Кантор говорил обо всем, от возникновения социального неравенства до кризиса буржуазии. В частности, он придавал особое значение угрозе, связанной с вероятным крушением коммунистической системы.

Он нимало не сомневался в том, что «народные демократии» доживали последние годы. Когда рухнут они, а вскоре после них — и их российская прародительница, весь восток Европы погрузится в абсолютный хаос. И, в соответствии с принципом домино, европейские демократии также окажутся под ударом неумолимой волны насилия. С этой точки зрения, Кантор продемонстрировал удивительный дар предвидения.

В течение десяти лет «Красная борьба» являлась гаванью для многих политических активистов. В «свинцовые годы» в Италии, сотрясаемой левым и правым террором, организация занимала видное место, благодаря своей отважной позиции. Она проповедовала пацифистские идеалы, которым со временем предстояло прийти на смену шаткой марксистской утопии. Луиджи Кантор твердо верил, что необходимо воспользоваться огромным разочарованием, которое неизбежно возникнет в результате крушения коммунистической модели.

Его идея состояла в том, чтобы заполнить страшную идеологическую пустоту, уже маячившую на горизонте, конкретными проектами. Он предлагал меры экономического и социального характера, достаточно простые, но представлявшиеся эффективными, во всяком случае, на бумаге. Во всех статьях он стремился доказать, что существует альтернатива взрыву насилия.

Однако внезапно все кончилось. Кантор, в буквальном смысле слова, исчез. Он оставил свою кафедру современной истории в римском Институте политических исследований и уехал в Париж, где получил место на каком-то факультете в пригороде. С тех пор он ничего больше не опубликовал. Двадцать пять лет полного молчания. Он ушел в тень на пике известности и влияния. Оставшиеся члены «Красной борьбы» распустили организацию в день его ухода.

Самым удивительным казалось то, что никто так толком и не объяснил этого перелома. Имелись кое-какие намеки на таинственную драму. Вроде бы Кантор обманул своих ближайших товарищей по борьбе и предал собственные идеалы. Сара никак не могла понять, в чем состояло его предательство. Никаких сведений на этот счет она не нашла. Однако все, что она читала, было буквально пропитано злобой в отношении Луиджи Кантора.

Саре было необходимо узнать больше. Конечно, она могла дождаться утра и, добравшись до своего рабочего компьютера, покопаться в электронных архивах разведслужбы, но ей не хватало терпения. Ее характер не выносил ожидания. Она сняла трубку и набрала номер Коплера.

Журналист ответил после первого же гудка:

— Да?

— Я тебя разбудила?

— Конечно нет. Тут по спортивному каналу показывают старый матч Навратиловой против Крис Эверт.

— Коплер, ты все эти матчи видел по десять раз.

— Это сильнее меня, устоять невозможно. Ну что я могу поделать, если меня возбуждают девочки в белых юбочках.

— Извращенец.

— Если ты позвонила специально, чтобы издеваться над моими сексуальными пристрастиями, иди к черту.

— Я звоню не для этого. Мне нужно кое-что узнать.

— В связи с убийством этой манекенщицы?

— Может быть...

— Ну-ну, это интересно. Давай выкладывай.

— Тебе что-то говорит имя Луиджи Кантора?

На другом конце провода Эрик Коплер восхищенно присвистнул:

— Я не думал, что ты так быстро до него доберешься.

— То есть?

— Судя по всему, в настоящее время Кантор интересует очень многих.

— Тебя о нем расспрашивали?

— Ну, в каком-то смысле да. Утром мне позвонил некто неназвавшийся. Мне просто сообщили адрес и дату. Адрес — дома, где жила Наталия Велит.

— А дата?

— Пятнадцатое мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года.

— И что?

— Это число тебе ничего не говорит? — удивился Коплер.

— Ничегошеньки.

— Ты что, прожила последние двадцать пять лет на необитаемом острове?

— В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году мне было двенадцать лет, Коплер. Меня интересовали главным образом прыщи и цвет моего первого бикини.

— Ладно, я тебе немного расскажу. У тебя есть чем записывать?

— Конечно.

Прежде чем начать, журналист сделал глубокий вдох.

— В тот день в автобусе на окраине Рима взорвалась бомба. Автобус был набит битком. Итог: двенадцать убитых и девять раненых, никто из них не прожил больше полугода. Я не буду описывать всю мясорубку. Взрывчатки хватило бы на собор Святого Петра.

— А при чем тут Кантор?

— Полиция нашла среди трупов тело женщины, доставившей бомбу. Оно было не слишком изуродовано, так что ее быстро опознали. Ее звали Франческа Поцци, она жила с Кантором.

— Мать Алекса... — заключила Сара.

— Именно. Мальчику в то время было года четыре, может быть, пять лет.

— Я думала, что террористов-смертников стали использовать относительно недавно, значит, я ошибалась?

— Нет, ты совершенно права. В то время подобные методы не практиковались. Следователи предположили, что бомба сработала слишком рано. Без сомнения, Франческа должна была заложить ее и выйти из автобуса. Но тогдашние самодельные устройства не отличались надежностью. Они могли сдетонировать от любого сотрясения. По словам очевидцев, автобус ехал очень быстро, а дорога была скверная. Но ответственность за происшествие, независимо от того, случайным оно было или нет, возложили на «Красную борьбу», организацию, в работе которой участвовала Франческа.

— Но из того, что я прочла, следует, что «Красная борьба» всегда отрицала насильственные методы...

— Судя по всему, никто из членов группы не знал о ее намерениях. Проблема состоит в том, что она не могла осуществить это покушение в одиночку. У нее не было возможностей раздобыть взрывчатку, детонатор и все прочее. Конечно, у нее имелись сообщники. За всей компанией в течение какого-то времени велось наблюдение, но ничего подозрительного не обнаружилось. Все члены «Красной борьбы» были оправданы, за исключением Луиджи Кантора. Правда, против него не нашлось формальных улик, но следователи действовали методом исключения.

— А ты думаешь, он виноват?

— Понятия не имею. В любом случае в тот день, когда взорвалась бомба, он находился во Франции, где участвовал в каких-то конференциях. Он отказался вернуться в Италию для расследования. Это не свидетельствовало в его пользу.

— Состоялся суд?

— Ну, весьма поспешный. Так в то время действовало итальянское правосудие. Его признали виновным в совершении террористического акта и заочно приговорили к пожизненному заключению. Всех поразило, что он оказался способен на организацию взрыва. В то время он пользовался большим уважением.

— Я знаю, я читала.

— Так или иначе, это происшествие его подкосило. Когда он вышел из игры, все его проекты рассыпались. Больше уже никто о них и слышать не хотел. Бывшие приятели по сей день отказываются произносить его имя. Он стал хуже зачумленного. С другой стороны, это можно понять. Если человек, в которого ты веришь, ведет себя как последняя сволочь, это наводит на кое-какие раздумья, верно ведь?

— А почему же правительство не выслало его в Италию, чтобы он понес наказание?

— Во Франции не принято экстрадировать бывших участников левых движений. Так уж повелось. В начале восьмидесятых они все сбежали сюда. Наш бывший президент испытывал к ним слабость. Он запретил их трогать, при условии, что они будут вести себя тихо и откажутся от любых форм насилия. Большинство из них одумались и живут себе тихонько. Преподают в университетах или работают консьержами. До сих пор их не беспокоили, но долго это не протянется. Итальянское правительство уже несколько месяцев оказывает давление на министерство внутренних дел. Некоторые лидеры правых с удовольствием бы выслали пару-тройку человек, чтобы они отбывали положенный срок. Устроят показуху, тем самым подведут жирную черту под «свинцовыми годами». Вполне может статься, что в числе первых высланных окажется Кантор. Но послушай, ты-то как докопалась до всего этого?

— Ты способен несколько дней держать язык за зубами?

— Обижаешь, Сара, — возмутился журналист.

— Его сын Алекс — главный подозреваемый по делу об убийстве Наталии Велит. Они какое-то время были вместе. Незадолго до смерти она его бросила. Следя за Алексом, я обнаружила, что служба разведки установила наблюдение за квартирой его отца.

— А какого черта нужно разведке в этой истории?

— Без понятия. Ты бы мог навести справки?

— Конечно, но почему бы тебе самой этим не заняться? Пара звонков от Лопеса, и все закрутится.

Сара улыбнулась в трубку.

— В данный момент у меня с разведкой отношения несколько натянутые. Я предпочла бы действовать скрытно.

— Ладно. Дай мне денек-другой.

— Спасибо огромное. За это я тебя приглашу пообедать.

— И наденешь беленькую юбочку?

— Вот свинья!

Сара повесила трубку. Голова пухла от вопросов. Дело и без того непростое — так теперь кто-то впутал в него Коплера.

Чем больше она размышляла, тем больше убеждалась в том, что этого журналиста выбрали не случайно. Его страсть к сенсациям не была ни для кого секретом. Если у этой истории действительно была какая-то интересная подоплека, Коплер до нее докопается.