Вид отца меня взволновал. Измученное лицо и смятая одежда свидетельствовали о том, что его бесцеремонно подняли с постели.
Его заперли в крохотной комнатке. Когда я вошел, он сидел в углу, на табурете. Увидев меня, он встал и показал мне стоявший в углу маленький чемоданчик:
— Вот все, что мне разрешили взять с собой. Немного одежды, туалетные принадлежности, больше ничего... Мне пришлось даже оставить дома моего Данте. А я-то думал, что таких книг боятся только тоталитарные режимы!
Он притворился, будто это открытие его развеселило. При виде его грустной и разочарованной улыбки я чуть было не заплакал от бессилия. Я попытался как можно лучше скрыть свою боль и обнял его.
— Алекс...
Никогда прежде мое имя в его устах не звучало как прощание.
— Не волнуйся. Тебя вытащат. Я позвоню Дмитрию. Он знаком с лучшими парижскими адвокатами. Завтра утром ты будешь на свободе.
Мне претила эта лицемерная игра. И отцу тоже. Мои слова его даже обидели.
Он строго посмотрел на меня. Мои попытки корчить из себя крутого раздражали его, как ничто другое.
— Не пытайся разыгрывать эту дурацкую комедию. Мы оба прекрасно знаем, что будет. Завтра утром я вернусь в Италию, и меня бросят в самую поганую тюрягу, какую только найдут. Давай искать во всем этом положительную сторону: по крайней мере, я умру на родине.
— Я не понимаю, что они имеют против тебя. Почему вдруг такая срочная высылка? Тебе давали спокойно жить здесь двадцать пять лет... Твое прошлое уже так далеко.
— Речь идет не о прошлом, Алекс. Они не стали бы возиться, если бы это, так или иначе, не было связано с настоящим. Пока в мои легкие будет поступать хоть немного воздуха, я буду представлять для них опасность. Не знаю почему, но кто-то в Италии очень заинтересован в том, чтобы я исчез. Ну, ждать ему недолго. Я чувствую, что жизнь уходит из меня, вытекает изо всех пор. И я никак не могу этому помешать.
— Не говори глупостей. Они там будут тобой заниматься. Я потребую, чтобы сразу по приезде тебя осмотрел врач.
Отец дотронулся до моей щеки и ласково сжал ее пальцами. Он не делал так со дня смерти мамы. Он глубоко вдохнул, и этот вдох вызвал сильный приступ кашля.
— Я устал от всего этого, Алекс, — сказал он, когда его отпустило. — Я больше не хочу драться. Даже если бы я мог прожить дольше, я уже этого не захочу. Мне пришло время выйти из игры.
Из громкоговорителя в углу стены послышался голос Сары Новак:
— Простите, что прерываю вас... Агенты Национального управления по борьбе с терроризмом настаивают на том, чтобы забрать вас, господин Кантор. Комиссар Лопес задержал их у себя в кабинете, но это ненадолго. Они не должны застать тут Алекса.
— Спасибо, что дали нам несколько минут, — ответил отец безликому голосу. — Она права, уходи скорее.
Мне было очень грустно, что нам пришлось дождаться этого момента, чтобы открыть друг другу сердце. Я обнял его. Воспользовавшись этим, он прошептал мне на ухо:
— Я думал о твоей видеозаписи. Ему нужна была картина, а не содержимое сейфа.
И он тут же отстранился от меня.
— Увидимся в Риме, — неуверенно проговорил я. — Береги себя.
Он покачал головой и помахал мне.
— Последнее, Алекс... — сказал он, когда я уже стоял на пороге комнаты. — Передай мой привет Серджо Тененти. Доверь ему картины, с которыми у тебя возникнут проблемы. Он разбирается в искусстве, он даст тебе совет. Его римский адрес найдешь в моей старой записной книжке. Уезжая, я оставил ее на кровати. Надеюсь, что Серджо за это время не переехал.
В тот же момент Сара Новак схватила меня за локоть и потащила за собой. В другом конце коридора по бетонному полу уже гремели тяжелые шаги тех, кто шел забирать моего отца.