Долго я не решался опубликовать эти заметки, отчасти из боязни, что мне не поверят, отчасти же из опасения, что профессор Манутин, появления которого я ждал и жду с минуты на минуту, будет недоволен оглашением его тайны.
Во всяком случае, все это так невероятно, что я минутами сомневаюсь, действительно ли это было.
И только лежащие передо мной газеты, в которых говорится об известных мне взрывах, подтверждают действительность всего случившегося…
Но начну по порядку.
Будучи тяжело раненным в дни великой разрухи нашей армии, в июле 1917 г. я был эвакуирован на южный берег Крыма, где дивный горный воздух и отличный уход Н-ского лазарета скоро поставили меня на ноги.
Раны затянулись, кровохарканье прекратилось и я перешел в разряд выздоравливающих.
Батарея, которой я командовал на фронте, потому ли, что состав ее офицеров с первого дня революции отдавал все свободное время беседам с солдатами, разъясняя им каждый переживаемый момент, или по какой другой причине, до последнего момента исполняла свой долг, как то подобает солдатам революционной армии, сознательно борющимся за свободу и родину.
С небольшой горсточкой пехоты, оставшейся верной долгу, батарея прикрывала бегущие армии, подпуская неприятеля почти вплотную и расстреливая его в упор картечью.
В один из таких моментов, отходя под давлением превосходящих масс австро-немцев, я и был ранен в грудь и в голову ружейными пулями и эвакуирован в Крым.
Лазарет, в котором я помещался, находился в горах, вдали от населенных пунктов и единственным развлечением выздоравливающих были небольшие прогулки в окрестностях.
Кругом, на расстоянии нескольких верст, за исключением пяти или шести небольших домов не было ничего. Эти дома и их хозяева были нам отлично известны, иногда мы во время прогулок заходили к ним выпить стакан воды или просто отдохнуть и всегда встречали радушный прием.
Только один дом оставался для нас загадкой. Сколько раз мы ни пытались проникнуть в него, всегда получали один и тот же ответ:
— Нельзя! Хозяин не принимает…
Слуга, отворявший дверь, старик, хромой на одну ногу, с физиономией рассерженного бульдога, так решительно при этом запирал дверь, что настаивать далее мы не решались.
Окольными путями нам удалось узнать, что фамилия хозяина дома Манутин, что он бывший профессор одного из университетов, известный в ученом мире своими работами в области электричества.
Это все, что мы узнали о таинственном соседе, причем никто из нас не мог похвастаться тем, что видел профессора.
Чем он занимался, что делал, как жил, все это было для нас загадкой.
Таинственное всегда меня привлекало, и этот странный дом как-то невольно тянул к себе своей таинственностью. Поэтому каждый раз я выбирал место для прогулок в окрестностях жилища профессора, пока, наконец, у меня не созрело решение во что бы то ни стало проникнуть в тайну белого дома.
Всевозможные, в большинстве крайне нелепые слухи еще более укрепили мое решение и я стал уже регулярно ходить к дому не только днем, но и по ночам.
Таинственный дом помещался в лощине, одной своей стороной примыкая к группе скал, а другой выходя на небольшую поляну. На поляне, шагах в ста от дома, находился большой деревянный сарай с не потемневшими еще досками, очевидно недавно выстроенный.
Сарай был окружен высоким бревенчатым забором и выходил широкими, как у гаража, дверями к дому.
Как-то раза два, во время прогулок, я слышал доносившиеся до меня из сарая характерные звуки вертящегося пропеллера, иногда слышал стук от ударов молотка по чему-то твердому, лязг металла…
Подойти близко к ограде, за которой помещался сарай, мне мешала большая злая собака, жившая за изгородью и поднимавшая каждый раз, при приближении кого-либо, страшный лай.
Мне казалось, что ключ к разгадке должен находиться обязательно в сарае и я решил сдружиться с Цербером таинственного дома.
На это мне понадобилась целая неделя. Вначале пес, хотя и принимал от меня приношения в виде сосисок и колбасы, но каждый раз встречал ворчанием и лаем. Потом мало-помалу, привыкая ко мне, перестал ворчать и даже позволял ласкать себя в широкую щель, проделанную мною в заборе.
Все эти упражнения я производил за группой больших кипарисов, росших позади сарая и скрывавших меня от взоров обитателей таинственного дома. Как-то на рассвете, часа в четыре утра, я проснулся и, не будучи в состоянии больше заснуть, решил пойти к таинственному дому.
…Я подошел к таинственному дому…
Едва только я поравнялся с домом, как дверь его внезапно отворилась и я увидел высокого человека в странной накидке, без шапки, с всклокоченными седыми волосами, направляющегося по дороге, ведущей в горы. Человек этот шел медленно, не оглядываясь по сторонам, весь погруженный в себя. Казалось, что если бы кругом обрушились горы, он бы не заметил этого.
Я последовал за незнакомцем и, нагнав его, подошел вплотную. Человек продолжал идти, не замечая меня.
Минуты через две, видя, что ни покашливания, ни другие приемы обратить на себя внимание не действуют, я, взяв руку под козырек, вежливо обратился к седому господину:
— Виноват… Вы, вероятно, хозяин этого дома?..
— Виноват… Вы, вероятно, хозяин этого дома?..
Лохматый человек вздрогнул, дико посмотрел на меня и потом, видно, отчасти сообразив, в чем дело, быстро заговорил:
— Да, да… Я хозяин… Только, извините, я занят, очень занят сейчас… — и, повернувшись, быстро, чуть не бегом, пошел обратно.
Следовать за ним я не посмел, но странности этого человека, гуляющего на рассвете по горам и ничего не замечающего вокруг себя, еще больше укрепили меня в решении разгадать тайну.
Я участил визиты к таинственному сараю и скоро настолько подружился с собакой, что она нисколько не препятствовала мне не только ласкать ее сквозь щель в заборе, но даже перелезать через забор и осматривать издали сарай.
Профессора я несколько раз встречал, гуляющего по горам на рассвете. Как и в первый раз, он никого и ничего не видел, весь погруженный в какую-то мысль.
Из нескольких слов, случайно сорвавшихся с его губ, я решительно ничего не понял. Он говорил про какую-то невесомость, корабль, переменные токи и чуть ли не после каждого слова повторял:
— Да, да… Это так… Совершенно так… Иначе не может быть…
Далее следовали какие-то недосказанные формулы…
В общем, ничего нового я не вынес.
Через несколько дней, совершая послеобеденную прогулку, по обыкновению около таинственного дома, я проходил мимо ограды, за которой помещался сарай, привлеченный туда характерным звуком быстро вращающегося пропеллера. Звук внезапно замолк, как бы оборвался. Вдруг калитка ограды с шумом распахнулась и из нее выбежал хозяин дома, еще больше лохматый, с диким видом и, размахивая руками, не замечая ничего, бросился по дороге.
Я не успел уклониться, профессор налетел на меня и, бросив на ходу — «Извините», — побежал дальше, продолжая нелепо размахивать руками, и исчез за поворотом.
Калитка осталась незатворенной, далее была видна полуоткрытая дверь сарая.
Соблазн был велик. Я не выдержал.
Подозвав собаку, которая подбежала ко мне, виляя хвостом, я быстро прошел в калитку и, почти не владея собой, вбежал в полуоткрытую дверь сарая.
Наконец-то тайна будет в моих руках! Наконец-то я узнаю, что заключается в загадочном сарае, столько времени интриговавшем меня.
Я остановился в недоумении.
Громадный сарай, типа автомобильного гаража или ангара для аэропланов, был ярко освещен большими окнами из толстого стекла, устроенными в потолке. Несколько перекладин поддерживали всю систему деревянного настила. С боков окон не было.
Но самое главное, чего я никак не мог ожидать — сарай был пуст… пуст, за исключением небольшой машины, по-видимому, электрической, помещавшейся в углу. Несколько инструментов, какие-то ключи, гайки, отвертки небрежно разбросаны на столе и на полу. Вот и все.
Я довольно внимательно, насколько это позволяло время и страх возвращения хозяина, осмотрел машину.
Катушки Румкорфа, небольшие стеклянные диски, но ничего, напоминающего пропеллер, ничего, напоминающего какое-либо колесо, могущее воспроизводить слышанный мной шум, когда я подходил к сараю, тем более, что вся машина была величиной около полутора аршинов в длину и немного более аршина в ширину.
Едва я успел поверхностно осмотреть сарай, как вдали послышались торопливые шаги возвращающегося профессора.
Выходить за ограду было поздно, и я едва успел спрятаться за кипарисами, росшими позади сарая, как во двор вошел профессор, захлопнул калитку и быстрыми шагами направился к сараю, где и скрылся, притворив за собой дверь.
Я весь обратился в слух.
Через несколько минут раздалось потрескивание, как бы от разряда электрической искры, прерываемое возгласами профессора, затем глухой шум, напоминающий отдаленный взрыв; спустя некоторое время до моего слуха ясно донесся отчетливый свист пропеллера и движение по сараю какого-то очень громоздкого тела.
Пропеллер то работал, то замолкал, то развивал бешенную скорость, то крутился медленно. Видно, что пробовали машину, пробовали совершенно так, как летчик проверяет аэроплан перед полетом.
Игра с пропеллером продолжалась минут десять, затем послышалось легкое потрескивание, взрыв, какой-то дикий не то возглас, не то вопль профессора, и все смолкло.
Я прождал минут пять. Полная тишина.
Думая, что с профессором случилось что-нибудь неладное, я вышел из своей засады, тихо прокрался к двери сарая и осторожно, со страхом приотворил ее.
Сарай был пуст.
В углу тоскливо стояла непонятная мне электрическая машина, стол с разбросанными инструментами и больше ничего. Никакого громоздкого аппарата с пропеллером не было. Профессор исчез.
Я осмотрел пол, стены сарая. Ни намека на подземелье. Земляной пол был везде ровен и исключал возможность какого-нибудь подземного люка или чего-нибудь в этом роде.
Только посредине сарая были заметны четыре глубоких колеи, как бы от колес очень тяжелой машины.
Колеи эти шли зигзагами вперед и назад, впечатление получалось такое, что кто-то катал по сараю чудовищной величины экипаж.
Я положительно недоумевал, тем более, что раньше этих следов не было. В этом я готов был поклясться. Но если так, то куда же этот экипаж девался? Куда девался профессор?
Медленно вышел я из сарая, осмотрел его со всех сторон и, не найдя ничего существенного, вышел за ограду.
Едва я успел сделать несколько шагов, как послышался знакомый мне треск, глухой взрыв и из сарая скорыми шагами вышел профессор. Лицо его, вопреки обыкновению, сияло и он громко разговаривал сам с собой.
Я едва успел спрятаться за камень, как профессор прошел, вернее, пробежал мимо меня и направился к дому.
Подождав, пока профессор скроется за дверями, я медленно пошел по направлению к лазарету, напрасно стараясь уяснить себе все происшедшее.
Я ясно слышал стук пропеллера, ясно слышал передвижение по сараю какого-то громоздкого предмета, около которого возился профессор. Момент, и ни профессора, ни тяжелого предмета, ни пропеллера, ничего… Куда они делись?.. Я не допускал мысли о галлюцинации: все, что я слышал, было слишком отчетливо, ясно и… столь же непонятно.
На следующий день, на рассвете, я по обыкновению направлялся к таинственному дому.
Последнее время я каждый день ходил «выслеживать» профессора, решив во что бы то ни стало разгадать его тайну.
Утро было ясное и тихое, какое только бывает в Крыму. Ни одного облачка, ни малейшего ветерка, ни одного звука. Эта тишина невольно создавала непонятную близость между природой и человеком, навевала грусть, напоминала одновременно и о жизни и о смерти…
Я тихо шел, задумавшись, как вдруг, приблизительно в версте от меня, послышался резкий звук взрыва, заставивший меня невольно вздрогнуть.
Когда дым немного рассеялся, я увидел на месте хорошо знакомой мне, отдельно стоявшей, вероятно, уже много веков скалы ровное, гладкое место.
Почти тотчас же раздался другой взрыв в полуверсте от первого, затем третий, четвертый.
Ни людей, никого не видно. Везде полная тишина, за исключением этих взрывов. Я посмотрел вверх. Небо ясное, чистое. Аэроплан, как бы он высоко ни летел, был бы виден, да и во всяком случае слышен был бы звук пропеллера, столь знакомый каждому, побывавшему на войне.
На море тоже ничего. Гладкая синева вод застыла в полном покое. Ни паруса, ни дымка, ни малейшей ряби, указывающей на присутствие подводной лодки.
Я бросился к месту ближайшего взрыва.
Большая воронка, диаметром около четырех аршин, говорила за себя. Ясно. Здесь упал снаряд. Но откуда?
Еще особенность: скалы, окружавшие воронку, были положительно измельчены силой взрыва. Два дерева, росшие саженях в восьми от скалы, превратились в мелкие щепки. Такого действия снаряда я не мог себе представить. Это было что-то новое…
Я осмотрел места других взрывов: то же самое. То же ужасное действие какого-то неведомого, фантастически сильного взрывчатого вещества.
В одном месте я нашел осколок от бомбы, в другом два осколка. Сомнения не могло быть. Кто-то бросил бомбу, но откуда?..
Характерная подробность: сбрасывающий бомбы, очевидно, выбирал точки попадания, так как каждый взрыв происходил обязательно около какой-нибудь отдельной большой скалы.
Я на мгновенье допустил было мысль, что аппарат летел на громадной высоте, настолько высоко, что его не было видно, но тотчас же откинул, так как места попадания бомб говорили о точном прицеле, а это, при большой высоте, являлось положительно невозможным.
Опять неразрешимая загадка.
В голове, помимо воли, эти взрывы связывались с таинственным сараем профессора и, не сделав никаких выводов, я решил усилить наблюдения.
В этот же день, вооружившись буравчиком, взятым на время у служащего лазарета, я перелез через забор, предварительно угостив собаку хорошей порцией колбасы, и тихо прокрался к кипарисам.
Около часа просидел я под сараем, прислушиваясь к каждому шороху, но все было тихо; очевидно, профессор или отдыхал, или работал у себя дома.
Наконец я решился и стал, соблюдая по возможности тишину, просверливать отверстие в доске сарая. Работа подвигалась успешно и через каких-нибудь десять минут я жадно прильнул к отверстию. В поле зрения оказалась небольшая часть сарая, но и этого было достаточно.
Передо мной ярким контуром вырисовывалась машина, напоминающая какой-то, по-видимому, воздушный корабль неведомой мне дотоле конструкции.
…Передо мной ярким контуром вырисовывалась машина неведомой мне дотоле конструкции…
В щель была видна только часть корабля с двумя огромными пропеллерами. По этой части я приблизительно мог судить о величине всей машины, которая занимала более чем половину сарая.
В это время вдали послышались скорые шаги. Шел профессор. Я отскочил от стены сарая и спрятался в зелени кипарисов.
Когда профессор вошел в сарай и притворил за собой дверь, я одним прыжком очутился около наблюдательного пункта. Сердце мое усиленно билось. Возможно, что я сейчас окончательно разгадаю тайну белого дома.
Фигура профессора несколько раз появлялась в поле зрения. Было видно, как профессор что-то делал около корабля.
Наконец, по-видимому, окончив работу, профессор вытер лоб платком и, не торопясь, влез на корабль, поместившись недалеко от пропеллера. Раздался знакомый уже мне треск, причем по кораблю пробежали небольшие голубоватые огоньки, звук как бы взрыва… и… корабль вместе с профессором исчез.
Я протер глаза и снова посмотрел в щель. Ни корабля, ни профессора не было.
Тут я не выдержал и, не соблюдая больше мер предосторожности, бросился в сарай. Двери были закрыты наглухо и я с шумом распахнул их.
Сарай был пуст.
Только свежие следы от колес указывали на то, что корабль действительно существовал и несколько минут тому назад был в сарае.
Вместо разгадки еще больше необъяснимого, еще больше непонятного…
Я вышел на двор. Небо было ясно, и, как я ни приглядывался, ничего заметить не мог, ничего, за исключением двух или трех небольших облачков.
Страннее всего, что если бы корабль и улетел, то я все-таки должен бы был слышать звук вращающегося пропеллера, а между тем, с момента взрыва наступила полная тишина, как будто бы ни корабля, ни профессора никогда не существовало.
Я решил дождаться прибытия корабля. Расширил немного отверстие, наскоро проделанное буравчиком, и спрятался в густой зелени кипарисов.
Сколько я ждал, не знаю. Мне показалось, что очень долго. Кругом царила мертвая тишина, даже собака куда-то исчезла.
Вдруг до моего слуха донесся знакомый треск. Я бросился к отверстию и едва только успел заглянуть в сарай, — раздался глухой взрыв и перед моими глазами появился корабль и профессор, стоявший на палубе недалеко от пропеллеров и готовившийся слезть с корабля по небольшой лестнице, сделанной из белого металла.
Но я ясно помню, что когда я приложил к отверстию глаз, то одно мгновенье сарай был пуст и затем, внезапно, появился корабль.
В это время до моего плеча коснулась чья-то рука и сухой надтреснутый голос грубо произнес:
— Я вас спрашиваю, чего вам тут надо? Чего вы тут делаете?..
Я вздрогнул, обернулся и увидел перед собой хромого слугу профессора.
Бульдогообразное лицо старика было искажено злобой и ненавистью. Я не мог оторвать от него взгляда. Вдруг это лицо начало увеличиваться, расплываться… нервы мои не выдержали, я вскрикнул и последнее, что я помню, это верхушки кипарисов, ярко вырисовывавшиеся на синеве неба…
* * *
Очнулся я в незнакомой мне комнате на диване. Кто-то мочил мне голову холодной водой. Во рту чувствовался вкус чего-то острого, напоминающего спирт.
— Кажется, приходит в себя… Перемени-ка компресс, Мартын… — послышался низкий грудной голос.
— Ничего, и так очнется… Не ходи, куда не просят… — раздался в ответ скрипучий ворчливый тенор, в котором я узнал голос странного слуги профессора.
Я открыл глаза.
Чья-то сильная рука приподняла меня слегка с дивана, и я почувствовал около рта стакан. Машинально сделал глоток и тотчас же выплюнул. Коньяк с примесью каких-то капель ожег мне рот, но зато я сразу пришел в себя.
— Как вы себя чувствуете? — послышался тот же низкий грудной голос.
— Благодарю… Мне лучше… — пробормотал я. — Что со мной?
— Пустяки! Небольшой обморок… Выпейте вот глоток, все пройдет…
Я последовал совету и через пять минут, уже вполне оправившись, сидел на диване.
— Как вы попали к сараю? Что вы там делали? — внезапно изменив обращение, строгим голосом спросил профессор.
Я рассказал все без утайки… о том, как с первых же дней моего пребывания в лазарете я заинтересовался таинственным белым домом, обо всех попытках открыть тайну вплоть до последнего дня, когда голос слуги заставил меня так нелепо упасть в обморок.
Профессор выслушал молча, не перебивая.
— Вы артиллерист? — внезапно спросил он, когда я окончил свой рассказ.
Я отвечал утвердительно.
— А знакомы вам взрывчатые вещества? Устройство ручных гранат? Аэропланные бомбы?..
— Конечно, я над этим специально работал.
Профессор задумался.
— Ну, хорошо, — сказал он наконец. — Если уж случай дал вам возможность проникнуть в мою тайну, то — что делать?.. Приходите ко мне, мы с вами побеседуем… Часть тайны вы уже знаете, а узнать остальное зависит от вас… Только одно условие: никому ни одного слова. Полная тайна до тех пор, пока я не разрешу вам говорить… Теперь пойдите отдохните, а завтра я буду вас ждать…
На следующий день, на целый час раньше назначенного времени, я был уже у профессора.
Профессор принял меня спокойно, с достоинством, ничем не намекая о случившемся накануне, когда я, уподобясь сыщику или вору, подсматривал за ним.
Это был высокого роста старик с гладкими, на этот раз зачесанными назад волосами, с крупными энергичными чертами лица. Большой лоб, свидетельствующий о недюжинном уме, красивые, черные, еще полные жизни глаза, особая манера держаться с достоинством, — все это ничем не напоминало безумца или маньяка и всецело говорило в пользу профессора, заставляя невольно относиться к нему с уважением.
Эта разница между тем профессором, который сидел против меня и тем, которого я встретил в горах, растрепанного, с блуждающими глазами, никого и ничего не замечавшего, была настолько резка, что я невольно усомнился в тождестве этих двух лиц.
Профессор заметил мой недоумевающий и удивленный взгляд и, улыбнувшись, спросил:
— Вы, вероятно, сопоставляете нашу встречу в горах (другие встречи профессор, очевидно, не замечал) с настоящим?
Я невольно покраснел.
— Не удивляйтесь! Когда вы меня встретили, это был период, во время которого я делал последние шаги в области тех открытий, результаты которых вы отчасти видели… Естественно, что в те минуты я ни о чем другом думать не мог… Ну, а ваше решение отгадать мою тайну не прошло еще?
— О нет! — живо отозвался я. — То что я уже узнал и чего вы не отрицаете, настолько заинтересовало меня, что я готов отдать полжизни, лишь бы узнать все остальное.
— Я отдал за это всю свою жизнь… — задумчиво сказал профессор. — Когда-нибудь, со временем, может быть, вы узнаете все… даже больше, чем предполагаете… а теперь скажите мне, слышали вы что-нибудь о четвертом измерении?
— Конечно, — отозвался я.
— А какого вы мнения?.. Что вы думаете об области этого измерения?..
— Я думаю, — ответил я, — что четвертое измерение — это фантазия, фантазия предположений, не имеющая под собой твердой почвы… Насколько мне известно, нет никаких серьезных данных, подтверждающих существование этого измерения…
— Неправда, — снисходительно улыбнулся профессор. — Сразу видно, что вы никогда не вникали в сущность вопроса… Прежде всего, если бы существование четвертого измерения было бы столь неправдоподобным, им не занимались бы такие умы, как Цельнер, Гаус, Гельмгольц, Риман, эти корифеи математической науки… Наш гениальный Лобачевский, великий Кант и другие… Вспомните их работы в области, родственной с учением о четвертом измерении… Я уже не говорю о трудах по этому вопросу ученых последних дней… Такой солидный научный американский журнал, как «Scientific American», предложил даже в 1909 году премию в тысячу долларов за лучшее сочинение о четвертом измерении… Из всего этого видно, что вопрос о четвертом измерении не так уж фантастичен… Есть даже реальные доказательства. Возьмите, например, ясновидение… Чем вы объясните, что человек мысленно переносится за сотни и тысячи верст, как будто для него не существует пространства. Он все видит, слышит, понимает… Чем вы это объясните?.. Да, ясно! Он перешагнул границы мира трех измерений, и то, что для вас кажется чудом, для него так просто, естественно… Правда, он переносится в область четвертого измерения бессознательно, под влиянием того или другого обстоятельства, независимо от своей воли, но важен сам факт, факт, удостоверяющий существование четвертого измерения, указывающий на то, что это измерение где-то есть… А раз есть, значит, его надо искать, значит, его можно найти…
На этом оборвалась наша беседа. В следующий раз, едва только я вошел в комнату, профессор первым начал разговор о себе.
— Вас интересуют мои работы? Ну, а если бы я производил изыскания в области четвертого измерения, вам бы это показалось нелепым? Не правда ли?
— Нисколько… — неуверенно ответил я. — Наука может преподносить такие сюрпризы… То, что вчера казалось явно абсурдным, сегодня истина…
— Вот, вот, — обрадовался профессор. — Именно… Если несколько сотен лет тому назад вам сказали бы, что вы будете переговариваться с вашими знакомыми, находящимися на расстоянии многих верст, вы поверили бы?.. Или за несколько десятков лет до настоящего момента вы поверили бы в возможность телеграфа без проводов?.. Ведь нет?..
Я согласился.
— Да и что такое четвертое измерение? — продолжал, оживляясь, профессор. — Представьте себе следующее. Наш мир и все живущее в нем измеряется тремя мерами: длиной, шириной и высотой… Теперь вообразите, что в наш мир трех измерений каким-либо образом перенесся бы клочок другого мира двух измерений. Жители этого мира не были бы в состоянии представить себе третье измерение, и все, что граничило бы с этим, казалось бы им чудом. Их здания состояли бы, очевидно, из одних линий, нанесенных на плоскости, так как ни верха, ни низа для жителей мира двух измерений не существовало бы. Представьте, вы бы явились в такой мир. Для того, чтобы войти в дом, вы свободно перешагнули бы через линию стены… Это так просто, а обитателям казалось бы, что вы проникли сквозь стены. Немного приподняв голову, вы бы увидели все, что делается в домах, так как верха, а следовательно крыш, в домах не существовало бы. Опять впечатление, что вы видите сквозь стены…
— Действительно… Это так, — подтвердил я.
— Теперь представьте себе, что вы бы взяли и осторожно приподняли кого-либо из жителей этого мира: каков был бы эффект?.. Его впечатления обсуждали бы ученые, печатали бы газеты, о них говорили бы всюду и в конце концов решили бы, что этого не могло быть, это показалось, плод расстроенного воображения и т. п., чем всегда объясняют ученые непонятное для них. Вы спросите, а почему кому-нибудь из жителей мира двух измерений не попытаться приподнять немного голову и этим небольшим, чисто механическим актом не очутиться сразу в области трех измерений? Ведь кажется, так просто!.. Слегка приподнялся и только… Да просто потому, что это слишком просто!.. Понимаете?.. Вот так же и область четырех измерений. Мы знаем, что такая область существует, что есть люди, переносящиеся в эту область, например ясновидящие, факиры, а попытки перенестись туда самим называем бессмысленностью… Где же тут логика?..
Профессор замолчал. Я, подавленный простотой доказательств профессора, не знал, что возразить. Так прошло минут пять.
— Вы артиллерист? — внезапно обратился ко мне профессор каким-то особенным голосом, забывая, что этот вопрос он мне уже задавал раньше.
— Да, артиллерист.
— Вам знакомы взрывчатые вещества, ручные гранаты, бомбы?..
— Это моя специальность. Я долго работал на заводе… еще до войны…
— Отлично, отлично!.. — перебил профессор. — Знаете, что я вам предложу?.. Хотите быть моим сотрудником? Мне нужен человек, хорошо знающий взрывчатые вещества… Слушайте… Я посвящу вас в мои работы… Вот уже много лет я работаю над разрешением проблемы четвертого измерения… Путем ряда опытов я пришел к тому заключению, что для перемещения какого-либо тела в область четвертого измерения достаточно чисто механического толчка, но этот толчок должен быть дан не только телу, но и каждому атому его. Вы знаете, что каждое тело состоит из мельчайших атомов, от быстроты вращения которых, между прочим, зависит твердость тела. Некоторые насильственные изменения во вращении этих атомов и приводят к тому, что тело переносится в мир четырех измерений. Надо было только найти этот механический способ, этот толчок, равномерный для всех атомов предмета, и я нашел этот способ.
Я весь обратился в слух.
— Путем долгих размышлений я пришел к выводу, что единственная сила, могущая дать желаемый толчок, это электричество. И вот, после шестнадцати лет упорных трудов в этой области, мне удалось наконец найти. Это был великий день моей жизни… Вы, помните, мне говорили, что как-то случайно, заинтересовавшись шумом в сарае, вы подошли к нему и сквозь щель увидели очертания какого-то не то воздушного корабля, не то подводной лодки, которая внезапно исчезла из ваших глаз. Я вам до сих пор ничего положительного не сказал об этом… На самом же деле вы правы, вы действительно видели воздушный корабль моей конструкции, который я мгновенно, одним нажатием кнопки, перенес в область четырех измерений и сделал его невидимым для глаз обыкновенного смертного… Впрочем… лучше пойдемте, я покажу вам все… но только прежде еще раз дайте мне честное слово, что вы никому не откроете моего секрета до тех пор, пока я не разрешу вам сделать это.
Крайне заинтересованный словами профессора, я не задумываясь дал требуемое слово и, сгорая от любопытства, последовал за профессором в сарай.
В сарае ничего не было, кроме знакомой уже мне электрической машины.
— Где же корабль? — невольно вырвалось у меня.
— Он здесь, перед вами… посредине сарая… но вы его не только не видите, но можете проходить сквозь него, совершенно не замечая его существования, так как он в области четвертого измерения.
— Но каким же образом вы его переводите в наш мир?..
— Видите эту машину, стоящую в углу? Над ней я работал долгих шестнадцать лет. Это результат всей моей жизни. Ток этой машины заставляет атомы предмета, сквозь который пропущен ток, изменить свое движение и предмет почти мгновенно переносится в область четвертого измерения. Вот глядите, я поворачиваю кнопку…
Сердце мое усиленно забилось…
Внезапно послышался треск, голубоватые искры забегали по сараю. Сильный звук, похожий на взрыв, и перед моими глазами, вдруг, как бы мановением волшебного жезла, очутился громадный корабль, напоминающий своим видом скорее подводную лодку, чем воздухоплавательный аппарат.
Я не мог произнести ни слова.
— Но откуда… он взялся?.. — наконец нашел в себе силы спросить я.
— Из области четвертого измерения… — спокойно улыбаясь, ответил профессор. — Вы поражены? Не правда ли?.. Вот так же был бы поражен и обитатель мира двух измерений, если бы его приподняли с земли… Теперь слушайте главное: видите, я люблю родину так, как должен любить ее каждый русский, и, видя ее истекающей кровью под ударами жестокого Вильгельма, я с первых же дней войны решил все свои силы приложить для изобретения чего-нибудь такого, что бы дало перевес на нашу сторону и тем заставило бы зарвавшихся немцев быстрее заключить с нами мир. И вот, делая изыскания в области четвертого измерения, я, когда увидел, что моя работа приходит к благоприятному концу, стал думать, как бы применить добытые мною данные к войне, и в один прекрасный день у меня блеснула мысль построить воздушный корабль, который, будучи перенесенным за грани мира трех измерений, делался бы невидимым для глаз людей.
Я слушал, пораженный.
— Развивая далее эту мысль, мне пришло в голову изобрести такие бомбы, которые, будучи брошенными с невидимого корабля, под влиянием тех или других обстоятельств самостоятельно переходили бы в мир трех измерений и при этом взрывались. Видите вот эту бомбу, — продолжал профессор, доставая с корабля небольшой снаряд весом немногим более полупуда, — она начинена особым веществом, изобретенным мною. Действие этого вещества ужасно… Впрочем, вы сами могли убедиться в этом, рассматривая следы взрыва таких бомб на скалах, как вы рассказывали…
— И недоумевал, — докончил я, — так как такого действия снарядов я не мог себе представить.
— Теперь видите вы эту герметически закрытую крышку? Если вы ее отвинтите, то кислород воздуха, проникая сквозь отверстия, действует на состав, находящийся внутри бомбы в особом аппарате, возбуждая ток, подобный тому, какой получается от работы вот этой машины в углу; атомы бомбы изменяют свое вращательное движение, и бомба, под действием тока, в момент взрыва переходит в наш мир… Для материализации ее действуют, следовательно, два начала: ток изменяет вращательное движение атомов, и взрыв, дающий телу окончательный толчок… Вам понятно действие этих бомб?..
— Да, конечно!.. Ну, а какая роль корабля на фронте?..
— Громадная! — ответил профессор. — Помимо разведывательной службы, корабль будет выполнять чисто боевые задачи. Находясь в области четырех измерений, аппарат свободно может проходить сквозь стены зданий, так как препятствий для него не существует, и разбрасывать бомбы внутри зданий. Взрывы всевозможных складов, взрывы поездов, паровозов, мостов, порча путей сообщений, — вот главные задачи корабля, и, я думаю, что две-три таких машины на фронте могли бы быстро решить судьбу кампании…
Зная теперь приблизительно все, я спрошу вас, желаете ли вы быть моим помощником, помощником здесь в гараже и лаборатории и помощником на фронте, где мы с вами, в течение какого-нибудь месяца, вызовем такую панику у врагов, что они принуждены будут просить мира на каких бы то ни было условиях?
— Конечно, конечно! — с восторгом согласился я. — Располагайте мной, как хотите!.. Я весь ваш!..
— Видите, мне давно необходим интеллигентный помощник, обладающий кое-какими знаниями. До настоящего времени, погруженный в свои опыты, я положительно не имел времени ни искать, ни выбирать… Случай натолкнул вас на меня… Пусть же так и будет…
— Какую же роль предназначите вы мне теперь?.. Что я буду делать?..
— Вам я поручу работу в сфере, более или менее вам знакомой. Пока вы будете приготовлять бомбы, первое время, конечно, под моим наблюдением. Я вам дам рецепт взрывчатого вещества, оболочки, покажу способ набивки. Работа чисто механическая… Когда вы усвоите и начнете работать самостоятельно, я займусь устранением главного и очень важного дефекта моего аппарата. Видите, я от вас не скрываю ничего… Дефект этот состоит в том, что, будучи перенесенным в область четвертого измерения, корабль со всеми и всем находящимся на нем может вернуться в наш мир только при помощи вот этой машины, стоящей в углу.
— Но почему же вам не взять машину с собой на корабль? — поинтересовался я.
— А, видите, перенесенный в мир четырех измерений, ток, вырабатываемый машиной, изменяется и не производит желаемого действия на атомы. Я теперь и хочу изобрести какой-нибудь способ, который бы избавил меня от необходимости… от зависимости каждый раз прибегать к аппарату, находящемуся в другом месте. Короче, я хочу найти возможность материализироваться там, где мне захочется и когда я этого пожелаю. Без этого корабль не будет совершенен, да и кроме того, будет зависеть от ряда случайностей. Представьте, пожар или какая-либо порча машины…
Я невольно задрожал.
— Ну, а разве нельзя сделать несколько таких машин?.. В случае порчи одной, другая могла бы заменить ее.
— Возможно, но для этого надо время… Я употребил четырнадцать лет для того, чтобы добыть то количество вещества, из которого сделана главная пластинка — коллектор машины… Ждать столько времени я не могу, так как война требует моего вмешательства… Подумайте, столько жертв стоит каждый день войны, каждый день, отсроченный нами для выполнения задачи, возложенной на нас судьбой…
Прошло несколько дней.
Мало-помалу профессор посвятил меня в детали своего изобретения, так что в конце концов я узнал устройство корабля не хуже самого профессора, за исключением, правда, способа переносить машину в область четвертого измерения.
Эту тайну профессор Манутин ревниво берег и, как я ни старался навести его на разговор об этом предмете, иногда, сознаюсь, даже слишком настойчиво, Манутин ни разу не проговорился. Один раз, когда я был слишком уж настойчив, профессор просто сказал:
— Приняв вас в свои сотрудники и открыв вам свою тайну, я тем самым связал свою судьбу с вашей и, если я вам не открываю это последнее звено в цепи, то поверьте, не потому, что я не доверяю вам… нет… А просто я дал себе клятву до конца войны никому, положительно никому не открывать то, что могло бы дать так много шансов на победу в руки врагов, если бы они узнали мою тайну… Время, когда процветали Мясоедовы, Штюрмеры, Сухомлиновы и другие при прежнем, слава Богу, канувшем в Лету, самодержавном строе, слишком еще близко… Я знал в Ялте, — продолжал профессор, — одного ученого, открывшего способ отклонять траекторию летящего снаряда путем создания особого электрического магнитного поля. Ученый подал заявление с приложением объяснения и чертежей лично бывшему военному министру Сухомлинову — и что же?.. Через семь или восемь месяцев он прочитал в русском журнале подробное описание своего изобретения с примечанием, что это новое изобретение немцев, которое случайно удалось перехватить французам при наступлении союзных армий… Вот поэтому я и решил никому, положительно никому, не доверять секрета своего изобретения… по пословице, — улыбаясь, закончил Манутин, — старой, избитой, но правдивой пословице: «Если знают двое, то это уж не тайна»… А вот что, — переменил он тему разговора, — не хотите ли завтра сделать со мной пробный полет… в область четвертого измерения?
Я отвечал утвердительно, хотя сердце у меня забилось сильнее и на лбу выступил холодный пот.
До этой минуты я как-то не представлял себе, что мне придется совершить полет в эту таинственную область, уйти из этого мира… в какой-то другой, неведомый… пережить смерть, будучи живым…
Я задрожал.
— Да вы не бойтесь! Это вовсе не так страшно! — сказал профессор, заметив мое волнение. — Ведь я же совершил несколько полетов и, как видите, жив и здоров.
Это меня несколько успокоило, хотя в лазарете я всю ночь не мог уснуть. Мне мерещились какие-то тени, привидения, чудовища, ужасы…
Полет был назначен утром и, едва только взошло солнце, как я, нисколько не отдохнув после бессонной ночи, направился к белому дому.
По дороге, независимо от моей воли, я все время замедлял шаги, стараясь оттянуть минуту перехода в другой мир.
Когда я постучался, профессор был уже готов, и мы тотчас же направились к сараю, захватив с собой какие-то странные инструменты, часть которых профессор заставил меня нести.
Собака встретила нас веселым лаем, который как похоронный звон отозвался в моей душе и напомнил мне, что через несколько минут я буду где-то далеко, в неизвестности…
Утро было великолепное. Мир казался таким прекрасным. Я с грустью взглянул последний раз на небо, на горы, на группу кипарисов и решительно перешагнул порог сарая, плотно притворив за собой дверь.
Корабль величественно возвышался посредине сарая и профессор возился около, прилаживая на корме принесенные с собой предметы. Окончив свою работу, профессор взял у меня ящик, который я нес и, вынув из него какой-то инструмент, показал его мне. Инструмент имел форму усеченного конуса, внутри которого был виден небольшой величины круглый диск, слегка фосфоресцирующий, из странного голубоватого металла.
— Видите этот голубой диск? — обратился ко мне профессор. — Это коллектор, собирающий и перерабатывающий токи машины, которая стоит в углу. Для получения куска металла, из которого сделан этот коллектор, мне пришлось работать четырнадцать лет. Это душа нашего корабля… душа, которая поможет нам перешагнуть через границу, отделяющую наш мир от другого, до сих пор неведомого нам, мира четырех измерений…
— Видите этот голубоватый диск? — обратился ко мне профессор. — Это душа моего корабля…
Говоря так, Манутин быстро прикрепил коллектор к машине и взошел на корабль, предлагая мне следовать за ним.
Волей-неволей пришлось и мне последовать его примеру, хотя, сознаюсь, несколько раз у меня мелькала мысль бросить все и уйти в свой лазарет… но самолюбие побороло и я остался.
— Ну-с, все готово, — заявил профессор, когда я взобрался на площадку корабля.
Я со страхом посмотрел на маленькую машину, ища провод, соединявший ее с кораблем, эту последнюю нить, связывающую нас с жизнью в этом мире, но как я ни приглядывался, провода не было.
Я спросил Манутина.
— Вы задаете нелогичные вопросы, мой друг, — ответил тот. — Если бы мы переносились в другой мир и возвращались в наш посредством провода, то туда бы мы еще могли перенестись, но оттуда?.. Каким образом вы бы нематериальный конец провода с корабля соединили бы с материальным от машины? Это было бы совершенно невозможно… Вы видите вот здесь, около пропеллера, небольшую машину? Она добывает электрический переменный ток, который, как в беспроволочном телеграфе, действует на приемник в машине, возбуждая в свою очередь ток в аппарате. Коллектор собирает ток, перерабатывает… Боковой приемник корабля принимает новый ток и… когда я нажму вот эту кнопку… вот так…
Мгновенно в глазах моих потемнело, кровь прилила к вискам… Где-то, как будто вдали, я услышал заглушенный шум взрыва… Красные круги заходили предо мной… Я чувствовал, что лечу в пропасть… какие-то темные лапы тянут меня вниз, стараются удержать, но огромным усилием воли я вырываюсь… Затем ощущение легкости, какой-то особенной легкости, как будто тела моего не существовало и чувство радости… бессознательное чувство радости человека, сбросившего со своих плеч тяжесть материального тела, которую он носил столько лет…
Мрак заменился мягким ровным светом, успокаивающе действовавшим на нервы… Возбуждение первого момента прошло. Меня охватило чувство блаженного покоя. Земная жизнь, с ее мелочами и треволнениями, осталась где-то далеко позади, казалось чужой, далекой…
Я понемногу стал приходить в себя.
Кругом, как будто подернутые легким туманом, виднелись стены сарая, но странно — стены были прозрачны: я ясно видел сквозь них… Вот группа кипарисов, дача профессора… далее — знакомые скалы, из-за которых ярким пятном вырисовывалась, вся облитая лучами восходящего солнца, красная крыша нашего лазарета.
Я с грустью подумал о своей комнате, стараясь представить ее, и… вдруг увидел… ясно, отчетливо увидел свою комнату… Вот сбоку, неприбранная еще после ночи, кровать, умывальник, письменный стол, на котором лежит недописанное письмо, начатое еще третьего дня.
Странное ощущение. Я чувствовал, что нахожусь на корабле, видел его, и в то же время видел свою комнату в лазарете… Эта двойственность впечатления была так необычайна…
— Мы двигаемся, — перебил мои мысли или, вернее, переживания профессор. — Смотрите!..
Бесшумно, как тень, корабль двинулся с места, прошел сквозь стену сарая и направился в самую гущу кипарисов. Я инстинктивно зажмурился, ожидая толчка, но ничего… Корабль прошел сквозь кипарисы, которые даже не шелохнулись, и стал медленно подниматься кверху.
Ощущения полета трудно передать… Чувство какой-то обособленности, независимости, неведомости… Я смотрел на землю и она казалась мне чужой, далекой… И чем дольше продолжался полет, тем связь с землей становилась все меньше… тем больше я начинал чувствовать себя обитателем совершенно другого, ничем не связанного с землей мира.
Профессор молча управлял кораблем, направляя его в разные стороны. Быстрота полета была изумительная. В несколько минут мы пролетели, по моим расчетам, более ста верст, сделав громадный круг.
Внизу, как в калейдоскопе, мелькнули Гурзуф, Ялта, Алупка… Вот форты Севастополя, далее гладкая равнина моря…
…Далее простиралось открытое море…
Профессор нажал на руль. Машина плавно повернула и бесшумно понеслась обратно, опускаясь все ниже и ниже…
Перед нами груда скал. Корабль проходит сквозь скалы, не замедляя хода, проносится мимо лазарета, минует белый дом и опускается в сарае.
Легкий треск электрического разряда, взрыв, ощущение головокружения, близкое к потере сознания, и я снова на земле…
Пораженный всем пережитым, я без движения стоял на палубе корабля, пока голос профессора не заставил меня очнуться:
— Слезайте! Для вас есть работа.
Я послушно сошел на пол сарая.
— Видите, вон в углу сарая стоит ящик. Его только вчера привезли. Это пустые оболочки двадцати бомб. Вы должны завтра к вечеру их набить. Взрывчатое вещество, с действием которого вы уже знакомы, возьмете у меня в кабинете. Там его достаточное количество…
— А аппарат, возбуждающий ток и производящий взрыв?
— Это все я сделаю сам… — ответил профессор. — Вы только набейте оболочки… Но завтра к вечеру обязательно все должно быть готово, так как послезавтра мы с вами совершим первую боевую экспедицию на турецкий фронт. Я уже наметил ряд пунктов, где мы произведем взрывы, а теперь за работу.
К вечеру одиннадцать бомб были закончены. Профессор лично ввинтил в каждую бомбу по небольшой металлической коробке, герметически закрытой посредством навинтованной крышки из того же белого металла.
— Для того, чтобы произвести взрыв, — сказал, между прочим, профессор, помогая мне перетаскивать вполне уже готовые бомбы на палубу корабля, — достаточно только слегка отвинтить эту крышку, чтобы туда проник воздух.
Я покосился на крышку бомбы, которую нес…
На следующий день… О, этот следующий день!.. Пока жив, никогда я его не забуду, так отчетливо и резко он врезался в мою память…
С утра я занялся набивкой бомб и, когда уже заканчивал работу, вошел профессор, неся с собой несколько аппаратов, которые он ввинчивал в бомбы для производства взрывов. На пороге профессор споткнулся, один аппарат вырвался из его рук, с треском ударился о металлический стержень, лежащий на полу, и покатился к моим ногам.
— Какая досада!.. — воскликнул профессор. — Если коробка попортилась, ее нечем заменить, так как больше готовых аппаратов у меня в данное время нет…
Я поднял аппарат и передал профессору. Коробка была цела, только трубка немного погнулась.
— Как жаль, что нечем заменить, — вздохнул Манутин. — Ну, да нечего делать, давайте приделаем эту машинку к бомбе… Авось сойдет…
Мы провозились минут сорок, так как согнутая трубка не хотела входить в отверстие, прорезанное для этой цели в бомбе, и только после нескольких ударов молотка, сделанных профессором, встала на свое место.
— Ну! вы теперь идите домой, — сказал профессор, когда мы окончили возиться с бомбой, — а я, пока еще не совсем стемнело, сделаю небольшой полет, последний перед экспедицией… а завтра в путь…
И, пожав мне руку, профессор начал взбираться на корабль.
— Плотнее закрывайте дверь… — крикнул он мне вслед, когда я выходил из сарая.
Это были последние слова профессора Манутина, которые я от него слышал.
Едва только я вышел из ограды, за которой помещался сарай, послышался треск, глухой взрыв и все замолкло.
— Счастливого пути и скорого возвращения, — не удержался я, махая рукой невидимому профессору.
Но тут сердце мое внезапно сжалось, что-то подкатило к горлу, и я вдруг почувствовал, что профессора я больше уже никогда не увижу…
— Ну, что может случиться?.. — успокаивал я себя и, поборов охватившее предчувствие, закурил папиросу и быстрыми шагами направился к лазарету.
Пройдя больше половины расстояния, я оглянулся и в этот момент увидел громадный столб огня и черного дыма над сараем таинственного дома.
Еще момент, оглушительный гром взрыва и вихрь свалили меня с ног…
Когда я пришел в себя, первым моим побуждением было броситься к дому профессора.
Но ни дома, ни сарая не было…
…Ни дома, ни сарая не было…
На поляне, где возвышался когда-то таинственный белый дом, было гладкое ровное место…
Чудовищная сила взрыва уничтожила все, не оставив ни малейшего следа. Таинственный белый дом не существовал больше, и с ним погибла тайна величайшего изобретения, тайна, которая сделала бы переворот в науке и доставила бы нам легкую и быструю победу над наседающим на нас врагом…
Где теперь профессор?.. Часто я задаю себе этот вопрос, и глубокая уверенность живет во мне, что великое открытие не пропало, что профессор в конце концов найдет способ вернуться в этот мир, и я снова увижу его.
И я жду этого момента, глубоко уверенный, что когда-нибудь он наступит…
* * *
Спустя две недели я узнал из газет, что на турецком фронте в один день в разных местах наблюдались одиннадцать грандиозных взрывов, уничтоживших некоторые важные сооружения в ближайшем тылу противника.
Одиннадцать… По числу бомб, сооруженных мной и находившихся на корабле в момент отправления профессора в его последнее путешествие…
Только я один в целом мире знал причину этих взрывов…