Когда Роза деликатно постучалась в дверь, Забава как раз закончила все свои дела: прибралась, заняла важными вещами детей, чтобы не стояли на голове, кто мог, хотя бы час, и выставила на кухонный стол всё необходимое для чаепития. В момент появления подруги рейта точно по часам находилась в прихожей, поэтому сразу открыла дверь и радушно улыбнулась стоящей на пороге артау.

— Ты пунктуальна, как поезд! Проходи, чай уже горячий, — она отодвинулась в сторону, пропуская в дом Розу, и нахмурилась: — Опять на призрак похожа…

— Да я последнюю неделю не сплю почти, — с рассеянной улыбкой отозвалась Роза. — Слишком интересно работать. Пьер заставляет идти домой спать, а я материалы всё равно с собой забираю и дома до утра вожусь. Но он и так ругается, нервный такой.

— Ещё бы не нервный. У него наверняка на тебя иные планы.

— Честно, с трудом представляю, какие у него могут быть планы. Вирус этот он мне сам подкинул, чего ещё ждал-то?

— Ты серьёзно сейчас? — удивилась Забава, и усевшаяся напротив неё за стол Роза вздохнула.

— Наполовину, наверное. Просто предпочитаю об этом не думать. Вообще ни о чём, кроме вируса, не думать: так легче. Сама загнала себя в болото, сама и выбираться буду.

— Вот опять ты индивидуализмом занимаешься. Ты же не одна, а зачем-то сознательно отдаляешься ото всех. Леда всё спрашивает, когда вместе соберёмся, а я что могу ответить? Что по непонятной мне причине Роза сочла меня более удобной подругой, чем она и Китти?

— И в чём-то будет права, — отвела глаза артау и, потянувшись за печеньем, ожидаемо промахнулась. — Ты для меня — то два в одном, что не представляют из себя ни Леда, ни Китти: слишком они категоричные. Во-первых, наши с тобой жизненные пути несколько похожи, поэтому ты можешь понять меня, как никто другой. Во-вторых, ты — образчик той жизни, которой у меня никогда не будет. И теперь-то уж точно — не будет.

Забава задумчиво отпила чаю, выбирая, о чём задать вопрос сначала, и решила всё же опереться на последнее сказанное подругой.

— Какой конкретно жизни? И почему «не будет»?

— Семейной жизни. Пусть и с мужчиной, который более удобен, чем любим. Вот же слово привязалось, прям на лбу выбивай! С мужчиной, от которого будут дети — хоть какое-то оправдание собственного существования. О, только на себя не проецируй, пожалуйста…

— И не собиралась, — улыбнулась Забава. — А что мешает такой жизнью жить?

— Последние результаты анализов, — Роза подняла на неё печальный и бесцветный взгляд. — Не будет у меня детей. Ни от кого и никогда. Гены так сложились. Якобы наследство по женской линии — удивительно, что у моей мамы это получилось.

— Ну вот видишь! Может, и у тебя не всё потеряно?

— Да нет. Я же сама — в какой-то степени генетик. У меня ситуация хуже. Теперь вот не знаю, как об этом Пьеру сказать. Он как раз недавно распространялся на тему того, что пора нам переходить на более серьёзный этап отношений. И зачем я такая буду ему нужна?

— А он-то тебе нужен? В последний раз, когда мы встречались, ты большую часть времени на него жаловалась.

Роза, до этого неотрывно смотревшая в чашку с так и не тронутым чаем, закатила глаза и насмешливо-горько фыркнула:

— Я и на Бориса всегда жаловалась. По-моему, тут дело не в них, а во мне.

— То, что дело в тебе, мы уже давно определились, — решила немного побыть безжалостной Забава. — Только что ж теперь, всю оставшуюся жизнь с этим мучиться? Представился прекрасный шанс решить всё раз и навсегда.

— Да. Остаться одной и не морочить никому голову.

— А я думаю, осчастливить наконец Бориса. Он заслужил. Альфред говорил недавно, притих что-то, не ругается почти, вежливый. Сто процентов для тебя старается!

— Если бы ты знала, что всё равно никогда не сможешь родить детей, осталась бы с Рафаэлем? — в лоб спросила Роза, и Забава стушевалась.

— Он же даже не признался… Просто взял и уехал. Я не могу предполагать.

— А ты попробуй. Осталась бы? Если бы предложил?

— Наверное. Хотя бы для сравнения. Альфред всё равно бы меня принял обратно, если бы мне с ним не понравилось. Я из него всегда верёвки вила…

Роза воззрилась на рейту в искреннем изумлении, и Забава, пытаясь хотя как-то смягчить эффект своих резких слов, начала складывать какую-то фигурку из салфетки.

— Я знаю, это называется пользоваться. Сейчас я уже не бросила бы его, слишком много общего у нас. Материального. А тогда… не так уж лежала к нему душа — хотя к моменту отъезда Рафа мы год уже встречались. Если бы был повод… если бы он признался… Ушла бы к нему, без сомнений.

— Ясно… У меня тоже душа не лежит — а мы третий год вместе, дом, постель, работа, всё такое. Но — в разных мирах. С Борисом тоже было сложно, очень, и по многим причинам. Но, что бы он ни нёс иногда, я знала, он всегда и во всём будет на моей стороне. И уж точно не стал бы ругаться по поводу того, что я из-за интереса к исследованиям не могу нормально спать! — выдохнула Роза, и Забава поняла, что этот момент задел её особенно сильно, — хотя и не сказала бы почему. Но друзья на то и друзья, чтобы понимать тебя просто так, не вдаваясь в детали. Она накрыла руку Розы своей.

— Тогда чего ты сомневаешься? Раз до сих пор думаешь только о нём, сравниваешь, жалеешь? Пошли ты Пьера к тёмным ангелам — тебе все карты для этого легли.

Роза неопределённо качнула головой и вдруг торопливо заговорила:

— Кстати о Пьере. Я же так тебе ничего про наши исследования и не рассказала! Он давно мне этот вирус дал, но я только месяц где-то назад начала осознавать его невероятность! Проводили сначала эксперименты на растениях, теперь вот на животных. Это — редкая разновидность ретровируса…

— Ретровируса? Что это? — смирилась с резкой сменой темы Забава, хотя ей очень хотелось стукнуть подругу ложкой по лбу, чтобы та не убегала от принятия важнейшего решения в своей жизни.

— Ну да, в человеческих болезнях ведь почти нет аналогов… — в порыве чувств, оседлав наконец старого доброго конька, артау залпом выпила свой уже остывший чай; задумавшись, съела печенье и наконец продолжила говорить: — Разве что самех. Очень редкая болезнь, поражает только аурисов и иногда тех, кто их имеет в родственниках. Не слышала никогда? Она не лечится, только подавляется: у ретровирусов особенность заражения такова, что они встраиваются прямиком в клетки, поэтому так легко, как обычных их собратьев, из организма их не вывести. А здесь такой экземпляр! У него есть потенциальная способность встроиться в клетку таким образом, что он будет влиять на носителя только положительно. Например, для дупликации самого себя заставляет клетки усиленно делиться — но не бесконтрольно, как это делают другие вирусы, а лишь в том случае, если клетка повреждена или готовится к самоуничтожению.

— То есть рана зарастёт почти мгновенно?

— Ну да! К этому же внести парочку изменений в его ДНК — и он сможет вынуждать организм производить ферменты, отвечающие за активную жизнедеятельность. Пару винтиков подкрутить — и этим чуть ли не сознательно можно будет управлять! Вот я и подкручиваю… ну, точнее, пока ищу подходящую отвёртку. А заодно пытаюсь понять, сможет ли он работать с человеческим организмом и если да, то с каким конкретно.

— Это в смысле? — Забава была далека от подобных изысканий — такое, пожалуй, стоило бы послушать Китти, с целеустремлённостью ледокола учащейся на хирурга, — но воодушевление Розы захватило её.

— В смысле: с какой из рас. Пока больше всего для вашей подходит, и то — с доработками, — улыбнулась артау, с момента начала этой части разговора ощутимо оживившаяся. — Как я с такими открытиями могу спать? Тут бы сидеть в лаборатории, не вставая и не отвлекаясь на мирскую суету…

— Без сна много не наработаешь.

— Да, Пьер тоже это говорит. Только мне в последнее время всё больше кажется, что ему важнее исследования, а не моё физическое состояние. Что-то вроде: из-за недосыпа накосячу и столько работы псу под хвост.

— Любопытно.

— Ещё как! Они же вообще не помогают: ни он, ни все остальные сотрудники под его началом. Я не то чтобы со свечкой над каждым стою, но правда складывается впечатление, что работаю я одна. И как-то оно мне не нравится, — Роза нахмурилась, и Забава заботливо подлила ей чаю. Она знала, какая обстановка царит в Генштабе в отношении всех связанных с Рэксом, — и кто помешает его врагам использовать таланты Розы во зло ему? И пусть не во зло, одни только методы решения проблем вызывали серьёзные опасения за жизнь любого агента. Даже учёного.

— Само появление Пьера было подозрительным, — сказала она Розе. — Как будто нацелились на тебя и вызвали фиг знает откуда человека одной с тобой расы, способного тебя увлечь.

— Да, я тоже об этом подумала. Мои родители были выдающимися фармакологами, и тайна их ухода из МД и убийства до сих пор покрыта мраком. Может, кто-то теперь через меня пытается воскресить их таланты. Бориса, опять же, подальше убрали и, насколько я знаю, почти перекрыли кислород. У меня там один человек остался, кому можно доверять, и это не Пьер.

— И кто же?

— Её зовут Триша. Она главная ассистентка Пьера, хотя больше на его секретаршу похожа. Серая мышка ещё поскромнее меня. Но она встречается с Кереном — а его обмануть почти невозможно. Его друзьям я в этом плане доверяю.

— У Керена появилась девушка? — поразилась Забава. — Первый раз слышу.

— А он мог никому и не сказать, он и с ней-то мало разговаривает. Встретились два молчания… Зато я впервые увидела процесс «раскукливания» человека. Если вдруг что, Триша будет на нашей стороне.

Забава хихикнула, представив эту тихую парочку: замерший над своим сокровищем квадратный Керен и никогда не виденная, но наверняка миниатюрная и хрупкая смотрящая в сторону Триша. Пожалуй, их стоит познакомить с женой Рейна Айрис: им определённо будет о чём помолчать…

— К тебе посетители, Забава, — вдруг подтолкнула её под бок Роза, и рейта отвлеклась от мыслей. На пороге кухни стоял её средний сын Берталанео, или пока просто Берт, точная копия отца в трёхлетнем возрасте — такой же смуглокожий, темноволосый и черноглазый.

— Пенни очень громкая, — недовольно сказал он, возя по полу мягкой игрушкой-жирафом, у которой уже отсутствовали правый глаз и левое ухо.

— И что вы сделали? — живо поинтересовалась Забава. Берт задумался, потом подвёл итог:

— Валери тоже очень громкая.

— Понятно. Бегу, — Забава вскочила и повернулась к Розе: — Подождёшь пять минут? Старшая у меня умничка, но очень нетерпеливая, как бы Пенни там совсем не раскричалась…

— Да я пойду уже, Забава, — улыбнулась Роза, с умилением рассматривая Берта, который сосредоточенно доводил количество ушей жирафа до нуля. — Приятно было поболтать. Зайду ещё. У тебя новостей-то для меня срочных нет? А то мы всё обо мне да обо мне…

— Ну разве что одна. В начале следующего года будем поздравлять Леду и Рэкса с прибавлением в семействе. И, хотя Рэкс отказывается в это верить, ожидается девочка, — рассмеялась Забава, и Роза присвистнула.

— Всё у нашей компании не как у людей. Тогда я побежала. Если что, звони.

— Удачи.

Они расцеловались, и Забава, проводив подругу до двери, поспешила наверх, где уже заливалась плачем Пенелопа, годовалый младенец, и чем-то мелодично стучала об стену старшая дочка Валери. Оставленный в суматохе на кухне Берт, взобравшись на стул, тянулся за печеньем, не замечая выдвинувшийся из ближайшей пазухи манипулятор АНД — готовый в любой момент подхватить его при падении или предотвратить переедание печеньем.

Роза же ушла за пределы квартала, в россыпь многоэтажных домов, где находился ближайший вход в ГШР, чтобы оттуда подземным корпоративным транспортом добраться до отделения лабораторий: машиной она не пользовалась принципиально, хотя и умела водить. Генштабовское метро располагало к размышлениям, и отведённые ей двадцать минут артау потратила на прогнозирование последствий своего признания Пьеру в том, что у них вряд ли когда-нибудь будут дети. Конечно, хотелось бы узнать заодно, как поведёт себя в таком случае Борис, но это представить было не так уж сложно. С кем быть, Роза не знала, однако разговор с Забавой убедил её в необходимости хотя бы этого самого признания. А дальше уже по обстоятельствам.

В их лаборатории было на удивление пусто — даже вечно присутствовавшей на рабочем месте Триши не наблюдалось. Однако стоило только Розе пройти к своему столу и вывести из гибернации компьютер, как дверь позади зашелестела, отодвигаясь в сторону, и в помещении появился Пьер.

— Как я удачно! — заметил он, приближаясь к Розе. — Даже не сомневался, что ты тут. Вчера уснул, тебя не было, проснулся — тебя нет, только очередная кружка на столе образовалась… Не надоело ещё полуночничать?

— Да мне никогда не надоедало, — улыбнулась артау. — К тому же вчера я сделала ещё одно открытие…

— Серьёзно? — воодушевился Пьер. — Расскажешь?

Не ощущая в себе особого желания, Роза тем не менее начала рассказывать о нахождении ею одного гена в ДНК вируса, который ранее им не использовался. Вплотную подошедший к ней Пьер вдруг подхватил её и в одно движение усадил на стол. Его руки оказались на её обнажившихся из-за поднявшейся юбки бёдрах, губы — совсем близко к шее, и Роза сбилась.

— По-моему, тебе не интересно, — стараясь не раздражаться, заметила она, чуть отодвигаясь.

— Просто ожидал услышать немного другое, — усмехнулся никин. — Вчера поздно вечером ты отрапортовала выше о каком-то прорыве, а мне и слова не сказала. Я, конечно, почитал отчёты, но хочется узнать лично от тебя. Теперь не отвертишься.

— Железная логика.

— Хотя бы понятная, не то что твоя. Так что там?

— Сейчас скажу. Только ответишь сначала на один вопрос? Утром в голову пришло…

— Внимательно слушаю, сокровище моё, — Пьер жарко поцеловал её сначала в шею, а потом в ключицу и ниже, отодвинув ворот рубашки, и Роза вдруг поймала себя на мысли, что не чувствует к нему ровным счётом ничего. Что же, все три года она так хорошо себя обманывала?..

— Ты вроде недавно говорил, что нам пора переходить на новый уровень в отношениях. А что в твоём представлении идеальная семья?

— Авторитетный муж, покорная жена и семеро по лавкам, — рассмеялся Пьер, расстёгивая ей рубашку. — Ну это совсем в идеале… а так, муж, жена, дети. Дом, работа. Что ещё надо?

— А если бы оказалось, что я не могу иметь детей? Усыновили бы?

— Очень смешно. Кто-то напортачил, а я исправляй? Наверное, нам пришлось бы расстаться. Смысл в отношениях без логичного продолжения их в потомках? Ты это к чему вообще?

— Просто интересно, — стиснула зубы Роза и резко убрала его руки от своей груди. — Значит, о любви и речи не идёт?

— Любовь, в первую очередь, должна отвечать интересам обоих партнёров, а то она быстро сыграет в ящик. Но мы отвлеклись. Так ты сообщишь мне детали своего открытия?

— Обязательно. Открой отчёт ещё раз и вчитайся внимательнее. Мне лень.

— Грубая ты какая-то, — Пьер не дал ей отпихнуть себя и больно сжал запястья — Роза впервые увидела в его глазах тот же холод, который он обращал всегда на всех, кроме неё. — Я задал вопрос.

— Отпусти, — тихо сказала артау.

— Ещё что сделать?.. — он дёрнул её за руки, привлекая к себе. — Ты не понимаешь разве, что…

Покашливание от двери заставило его осечься. Синхронно повернув головы, Роза и Пьер увидели на пороге стоящего опершись на косяк Бориса.

— Я дико извиняюсь, что прерываю семейную разборку, — с потаённой усмешкой сказал он, — но тебя, Пьер, зовёт руководство. Отчитаться по вашему прорыву. Немедленно.

— А ты — мальчик на побегушках, что ли? — неприязненно спросил Пьер, отпуская Розу.

— Тебе это принципиально?

— Мне — нет, — никин отступил от артау, начавшей растирать запястья, на которых уже ожидаемо появлялись синяки, и быстрым шагом пошёл на выход. Борис не шелохнулся, чтобы освободить проход, и Пьер только закатил глаза, минуя его. А в следующую секунду из-за ловко выставленной подножки полетел на пол.

— Ясли, группа номер пять, Доматов, — бросил он Борису, поднимаясь и отряхиваясь. — Никак не повзрослеешь? Чужая слава покоя не даёт?

— А ты забавный, — задумчиво проговорил Борис, насмешливо рассматривая его. — Пожалуй, тебя я съем последним.

Пьер вспыхнул и уже открыл было рот, чтобы парировать, но Роза мстительно хихикнула со стола, и он не стал вступать в перепалку.

— Радуйся, пока можешь, — в последний раз смерив Бориса взглядом, Пьер ушёл, высоко держа голову. Борис ступил в кабинет, чтобы дверь закрылась.

— Я тут случайно услышал… весь ваш разговор, — весело признался он, и Роза выжидательно посмотрела на него. — Я тоже всегда мечтал о детях, хотя с детства полагал, что буду с той, которая не сможет мне их родить. Но даже если бы мы были одной расы, а ты оказалась на это неспособной, я бы обязательно осчастливил какого-нибудь такого же «напортаченного», как мы с тобой. Ну или как я…

— Да я знаю, — артау улыбнулась. — А ты… серьёзно с самого детства решил, что женишься на девушке… эм-м… иной расы?

— Я всегда был упёртый, как осёл, сколько себя помню, — Борис символично покрутил пальцем у виска, подходя к ней совсем близко. — Та девочка-артау, что спасла меня от хулиганов, въелась мне в память, и я был страшно зол на себя, когда понял, что думаю о другой. Это как только я тебя увидел в школе. Заподозрил даже, что у меня какой-то нездоровый пунктик на артау конкретно. Но потом я подружился с Рэксом и Китом. Они своими магическими путями подняли базы, и оказалось, что та девочка — ты, и я вздохнул спокойно.

— Так уж спокойно…

— Ну кому как, конечно. Это всё моя упёртость. А из-за чего у вас весь сыр-бор?

— Из-за того, что кое-кто не дослушал, — поморщилась Роза, опять потирая запястья. Это напомнило ей об ещё одном эпизоде, и она, спохватившись, стала спешно застёгивать рубашку. Борис рассмотрел в подробностях её новообретённые синяки на руках, но не сказал ни слова, лишь кратко, одними глазами, полыхнув яростью, и артау поразилась его непривычной выдержке.

— В чём великое открытие, расскажешь? Я дослушаю, — посмотрел на неё хорон.

— Не такое уж прям оно великое, потому что недоработанное. Я нашла, какие гены надо «включить» в вирусе, чтобы он начал работать в человеке. И не только в рейтере, хотя к их геному он подходит лучше всего. В любой расе. Пару лет экспериментов — и готово. Панацея от любой болезни.

— А побочка?

— Бесконтрольное размножение, — вздохнула Роза. — И как это блокировать, мне пока непонятно. То есть понятно, если на рейтерах. А на остальных — нет.

— Мощно, — покачал головой Борис. Телефон в его нагрудном кармане провибрировал, и он виновато улыбнулся: — Мне пора. Если будут какие проблемы, обращайся, ладно? Не забывай: ты не одна против всех.

Роза согласно кивнула, и хорон, прощально и мягко коснувшись её руки, развернулся и поспешил из кабинета. Необходимо было завершить то, ради чего он вообще пошёл сегодня утром в отделение лабораторий Пьера, и сейчас путь Бориса лежал в обитель группы Рэкса.

К счастью, идти было недалеко. Бронзовая дверь кабинета приглашающе отъехала перед ним в сторону, и хорон шагнул внутрь, сразу с лёгким недовольством отмечая общую неразбериху на всех четырёх столах. За одним из них, с наибольшим количеством нерассортированной бумаги, сидел Рэкс, приветственно улыбнувшийся другу.

— Ну у вас и бардак, — фыркнул Борис. — Как вы тут ещё друг друга находите.

— Порядок в первую очередь должен быть в голове, — Рэкс выразительно постучал себя по виску. — Остальное — частности.

— Не согласен. Но не принципиально. Что там Пьер, уже беседует? — Борис подкатил себе стул поближе к Рэксу и опустился на него, рассматривая дёргающуюся кривую звука на мониторе перед хороном. В колонках что-то невнятно шуршало.

— Ждёт приёма у советника президента. Ты куда вообще ему жучка-то прилепил?

— На ремень, — ухмыльнулся Борис. — Неудобно он мимо летел, ангел белокрылый…

— Оригинально. А куда попроще — это для слабаков? — Рэкс в притворном недовольстве приподнял бровь, и Борис отмахнулся.

— Я всегда импровизирую. В этот раз мне захотелось его уронить, что ж теперь? Зато на ремень он посмотрит в последнюю очередь. Значит, ждём?

— Ждём.

Они немного помолчали, потом Борис, не сдержавшись, спросил:

— А почему ты всё-таки его отпустил?

— Кого? — скучающе отозвался Рэкс, постукивая пальцем по столу.

— Ну Домино. Он ведь опасен… разве нет?

Рэкс подпёр голову рукой и с непонятным выражением на лице воззрился на Бориса.

— А почему ты отпустил Розу к Пьеру? Он же тебя бесит.

— Это тут при чём?

— Ты ответь сначала.

— Потому что вы мне так сказали… Ладно, ладно. Потому что понял, что да, шишки ей лучше набивать самостоятельно. А когда принуждаешь, даже из лучших побуждений, только хуже выходит.

— Ну вот ты и ответил на свой вопрос.

— А тебе не кажется, что это несопоставимо?

— Он же мне не враг, Борис, — вздохнул Рэкс, начиная барабанить пальцем чуть чаще. — Я не так много с Домино пообщался тогда, при нашем единственном знакомстве. Но всё-таки понял, что у него в душе: он упорно отрицает, что может нести за что-то ответственность. Привык к другой жизни, как-то так. И если сейчас я выдерну его оттуда, да пусть даже с его лжебратом, арестую, посажу, накажу, ничего это для Севера не изменит: слишком уж они наследили. Раньше надо было, сейчас только время тратить и руки марать. А так у него ещё остался шанс очень больно наступить на грабли. И очухаться. И прийти к нам, предварительно сделав так, чтобы хотя бы часть его преступлений перекрылась…

— Ты серьёзно в это веришь? — удивился Борис. Рэкс пожал плечами, едва заметно улыбаясь.

— Я всегда готов дать второй шанс. Вопрос только, как человек им воспользуется.

— И что, вот, допустим, придёт он к тебе лет через пять: «я исправился, я хочу служить в ГШР, а не рабами торговать», и ты примешь его с распростёртыми объятиями?

— Посмотрим по поведению.

Из колонок раздался шорох отодвинувшейся двери, и оба хорона переключились на запись.

— Проходи, Пьер, — сказал динамик голосом Тэнна — примерно с той же благожелательно-отстранённой интонацией, какой он совсем недавно разговаривал с Рэксом. Судя по шелесту и последовавшему за ним перестуку шагов, Пьер поднялся и ушёл за советником в его кабинет. Спустя недлинную паузу, во время которой они оба явно рассаживались, хорон проговорил: — Рассказывай. Мы не учёные, нам ваши отчёты не так понятны. В чём главный смысл открытия Зориной?

— Возможность приживления вируса в любой геном без немедленного смертельного исхода, как это уже было, — отрапортовал Пьер, и наступила тишина. Потом Тэнн медленно спросил:

— Каким образом?

— Путём задействования ранее спящих генов в его ДНК. Они позволяют ему быть принятым иммунной системой любой человеческой особи вне зависимости от расы. Тот же эффект, что у рейтеров. Единственный минус — после внедрения подобного штамма он начинает образовывать опухоли, причём с высокой скоростью. А клетки эти очень живучие…

— И лекарства нет?

— Пока нет. Но Зорина подробно расписала необходимые меры. Год-два работы — и удастся вывести штамм, поддающийся контролю. Или хотя бы подходящий для конкретного человека, что в нашей ситуации предпочтительнее. Возможно, через выработку каких-либо ферментов, потому как подключение того рейтерского гена вряд ли поможет.

— Кое-кому помогло, ты знаешь.

— Подозреваю, что так, что называется, звёзды сложились. У меня нет возможности досконально изучить геном этого человека, а его… родственник не является носителем этой мутации. Вполне вероятно, там работает совершенно иной механизм. Нам же нужно отталкиваться от того, что есть.

— Хорошо. Продолжайте исследования. О любых достижениях сообщай сразу мне. И не отпускай Зорину. Она и так наверняка много кому рассказала о своих достижениях, не хватало ещё, чтобы ты приватный доступ потерял.

— Куда она денется, — хмыкнул Пьер, и Рэкс увидел, как Борис сжал кулаки до побеления костяшек.

— Напомню, её родители в своё время беспрепятственно ушли из МД, для нас обратный вариант совершенно неприемлем, — сурово одёрнул никина Тэнн. — Особенно если учесть, кто там главный.

— У меня всё под контролем, господин советник. Дальше нашей лаборатории эти данные не уйдут.

— Уж я надеюсь. Свободен.

Послышалось, как Пьер встаёт и уходит. Рэкс задумчиво смотрел на экран.

— Хотел бы я знать, что они задумали. И кого собираются им накачать? Что там ещё этот вирус даёт, напомнишь? Кроме повышенной способности к регенерации?

— Почти абсолютный иммунитет, причём не только к болезням. К любым видам ядов, ну, если, конечно, человека не замочить там на сутки…

— Ядов, говоришь. Знаю я одного человека с хорошей стойкостью к ядам. В связи с этой его особенностью меня всегда интересовал вопрос, почему остальные его родственники подобными талантами не отличались. И на данный момент не отличаются. А ещё?

— В перспективе возможно усовершенствование штамма и его ориентация на поведенческие реакции. Повышенный выброс адреналина, например, если надо. Улучшение работы органов чувств. Нейрофизиология, в общем.

— Ясно, — Рэкс встал. — Последишь за ним ещё немного? Я пойду договорюсь о передаче этой информации заинтересованным людям. Им лучше знать, что делать.

— Серьёзно? — с усмешкой глянул на него Борис.

— Мы в одной лодке, — мрачно сказал Рэкс. — И, если уж выбирать… Пусть лучше МД поглотит нас, а не наоборот.

Уже выходя из кабинета, Рэкс примерно представлял себе реакцию Аспитиса на его будущее сообщение и начинал продумывать своё алиби. Следы их слежки за Пьером, благодаря которой все рапорты Розы сначала приходили Рэксу, а уже потом в высшие инстанции, конечно, будет подчищать Кит, отлично подмявший под себя почти всю систему безопасности ГШР. А вот об остальном надо думать ему. Потому что когда бойцы МД вломятся в лаборатории Пьера, чтобы забрать себе все наработки Розы, первым же подозреваемым в сливе информации будет Борис, а значит, и его лучшие друзья и заклятые враги президента ГШР.

Но как всё-таки удачно, что Керен и Триша понравились друг другу. И напарнику Рейна родственную душу нашли, и потенциального партизана в тыл к Пьеру посадили. На главного ассистента — особенно такого забитого — подумают в последнюю очередь…

* * *

Вчерашний день выдался для Цезаря тяжёлым, но он не позволил себе взять выходной, хотя Управление задолжало ему уже как минимум месяц за последний год работы. В случившемся накануне он винил себя — и казалось кощунственным спать дома, когда получивший серьёзное ранение Аспитис отлёживается под капельницами в больнице. Какой смысл быть самым доверенным гвардейцем, если в нужный момент ты оказываешься слишком далеко, чтобы прикрыть командира? И пусть он сам отдал этот приказ, Цезарь всё равно виноват, что не подоспел вовремя. Так что с момента завершения той злополучной операции он сидел в своём кабинете и замаливал грехи за компьютером, раз уж к Мессии его не пускали.

Поэтому сообщение от Ханта, помеченное флажком «Важно», он открыл в ту же секунду, что получил по много раз зашифрованной электронной почте. И по прочтении заметался, размышляя, как передать это несомненно срочное донесение дальше по инстанции. Выше были, как говорится, только звёзды. А главная звезда находилась в больничном крыле, куда его настойчиво попросили пока не соваться.

Подумав минуту, терас решил обратиться к секретарю Аспитиса: уж его-то пустят к Мессии, в каком бы состоянии тот ни лежал сейчас. К счастью, за последние годы жёсткий и лёгкий на подъём секретари поменялись графиками работы, так что разговаривать достанется с Марком — он хотя бы не пошлёт его сразу обратно, как увидит.

Через пятнадцать минут терас уже был в приёмной. Марк выслушал его не перебивая, после чего быстро написал что-то на небольшом листочке и протянул его Цезарю.

— Аспитис сейчас там, — кивнул огель на номер кабинета на листочке. — Думаю, он выслушает тебя так же внимательно, как я.

— Это же не больничное крыло, — удивился Цезарь, по первой букве обозначения определив одну из лабораторий биооружия на минус пятом этаже.

— Все вопросы к нему, — загадочно улыбнулся Марк, и терас вышел, всё так же недоумевая.

В лабораториях Цезарь не был ещё ни разу, поэтому сначала запутался в хитросплетениях коридоров и некоторое время пробродил в поисках девятой лаборатории между восьмой и десятой, пытаясь определить, куда её могли запрятать. Дверь в итоге у неё и правда оказалась неприметная, больше похожая на вход в кладовку. Раздосадованный задержкой и собственной неудачливостью, Цезарь даже не стал стучаться. Считыватель сразу дал ему доступ (возможно, для гвардейцев вообще нет закрытых помещений?), и терас шагнул внутрь, в первую небольшую комнатку, служащую прихожей.

При первом же беглом взгляде на висящую на крючках одежду — в основном запасные обычные и защитные халаты — Цезарь приметил среди них знакомый плащ. Неужели Аспитис и в самом деле здесь? Быстро миновав «прихожую», терас ступил в главное помещение лаборатории, сильно раздающейся в стороны и далеко вперёд, и увидел то, что окончательно выбило его из колеи.

У дальней стены находилось три человека: один, Аспитис, полулежал на медицинском кресле, другие двое, сильвисы, мужчина и женщина в белых халатах, крутились вокруг него. Аспитис сидел, обнажённый по пояс, с повязкой на животе, куда вчера ему влетело сразу две пули, но на ногах были брюки от его делового костюма и обычные же ботинки. От левой руки к рядом находящемуся поддону тянулся вакутайнер, знакомый Цезарю по его эпизодам забора крови из вены, только определённо более навороченный. В правой руке просто стояла капельница. Сам Аспитис откинул голову и лежал с закрытыми глазами, бледный, но выглядящий намного более здоровым, чем вчера сразу после ранения. Сильвисы возраста хорона или чуть старше были заняты каждый своим делом: мужчина поправлял капельницу, постоянно бросая взгляд на ёмкость, куда передавал кровь вакутайнер (её там было раза в два больше, чем требовалось для анализа), женщина же разламывала ампулу с бледно-розовой жидкостью, чтобы набрать её в уже приготовленный шприц.

Ошалевший от увиденного Цезарь сделал шаг к ближайшему столу, где лежал набор скальпелей, и взял себе один, крепко зажимая его в руке. Что бы тут ни происходило, у него должно быть оружие. Он уже готов был решительно двинуться в сторону неизвестных ему учёных, как сзади раздался детский голосок — столь невероятный здесь, в лаборатории биооружия, что Цезарь чуть не подпрыгнул.

— Дядь, дай скальпель, — попросили его безапелляционным тоном, и терас резко обернулся. В шаге от него стоял мальчик-сильвис лет семи: сначала Цезарь увидел его двуцветные, бело-серые волосы с чёрными «перьями», потом огромные бледно-голубые, льдистые глаза с залёгшими под ними синими тенями и только потом — коробку в руках. В коробке лежала распятая на булавках лягушка, не подававшая признаков жизни.

— Вот, именно такой мне и нужен, — обрадовался мальчик, кивнув на тот скальпель, что держал Цезарь. Терас совсем не профессионально вытаращился и на него, и на его готовую к препарированию лягушку, и мальчик уже скривил губы, чтобы высказать ему своё неудовольствие, как со стороны учёных прозвучал твёрдый женский голос:

— Алан, не приставай к дяде! Молодой человек, вы к Аспитису? Подходите, мы почти закончили.

— Скальпель дай, — шёпотом потребовал Алан, сделав страшные глаза, и Цезарь не стал спорить. Он аккуратно положил инструмент рядом с лягушкой и, развернувшись, двинулся к учёным. Аспитис уже открыл один глаз и, явно веселясь, рассматривал его.

— Подожди ещё пару минут, — сказал он Цезарю, когда тот остановился неподалёку, тщетно пытаясь отразить на лице невозмутимость. — И без паники. Всё под контролем. Ты же мне доверяешь?

— Вам — да, — Цезарь подозрительно пробежался взглядом по сильвисам, начинавшим освобождать Аспитиса от иголок. Мужчина был копией мальчика, только белых волос у него было раза в два меньше: это свойственное только сильвисам «белое пятно» клином врезалось в общую тёмно-серую массу от левого виска и почти сразу заканчивалось. Голубые глаза смотрели добрее. Женщина и вовсе была желтоглазой, как Аспитис, с собранными в хвосте длинными дымчатыми волосами и бледной кожей. Она улыбнулась Цезарю, мимоходом погрозив усевшемуся за стол в другом конце лаборатории Алану пальцем.

— А больше никому и не надо, — усмехнулся Аспитис. — Знакомься, мои приближённые учёные-вирусологи: Детлеф и Карина Берсс. И их сын Алан. Детлеф, Карина, это командир моей личной гвардии — Цезарь Шштерн. Будет нечем заняться, можете исследовать его кровь: у него явно есть там нечто интересное.

— Приятно познакомиться. Будем иметь в виду, — Детлеф откатил тележку с держателем пробирок, в котором уже стояли три с кровью Аспитиса, и заботливо спросил: — Как себя чувствуете, Мессия?

— Смутно хочется в вас тоже игл повтыкать, чтобы вы аппетиты поумерили, а в остальном подозрительных ощущений и желаний не наблюдаю, — Аспитис поправил по очереди обе бинтовые повязки на локтевых сгибах и выжидающе посмотрел на Цезаря: — Что-то срочное, раз Марк счёл возможным отправить тебя сюда?

— Хант передал важное сообщение. Мне докладывать здесь?

— Тут все свои, а я ещё хотел задержаться. Докладывай.

— Слушаюсь, — Цезарь подобрался. — Это касается Розы Зориной. Она сейчас занимается разбором одного ретровируса, который после пары лет экспериментов станет возможным встраивать в геном любой человеческой расы безболезненно и без неприятных последствий. Он даёт организму сверхиммунитет и повышенную способность к регенерации. В перспективе может начать влиять и на нервную систему, увеличивая восприимчивость органов чувств. Все исследования проводятся под контролем Эдриана. Рэкс счёл, что вам полезно это знать.

Аспитис переглянулся с Детлефом и Кариной и спросил:

— Что-то ещё там было, в сообщении?

— Разве что намёк на то, что вам уже известно об этом вирусе, — хмыкнул Цезарь, и Аспитис возвёл глаза к потолку.

— Всё-то он знает… Хорошо, что ты пришёл сюда, Цезарь. Берссы как раз занимаются тем же, что и Зорина. И, возможно, именно её исследований нам не хватает, чтобы продвинуться в разработках дальше. Скажем так, изучать этот любопытный вирус начали ещё родители Розы: изначально они служили у нас и, кстати, выучили Детлефа и Карину. Не знаю точно, откуда они его взяли, но, судя по некоторым анализам, мои предки этот процесс контролируют давно. Я сам — результат применения его на человеке.

— Это в смысле? — изумился Цезарь.

— А тебя не удивляет, что после двух пуль в брюшную полость я сижу и разговариваю тут с тобой, а не валяюсь в бессознательном состоянии в больнице? Там уже почти всё заросло. И отравить меня невозможно, пытались уже, многие. Брату моему, к слову, ничего подобного не досталось, так что не удивительно, что он там из кожи вон лезет, чтобы воссоздать этот вирус.

— И мы, конечно, ему помешаем?

— Без сомнений. С таким гением в рядах есть опасность, что он добьётся желаемого. Так что совместно с Рэксом организуйте перехват информации и доставьте её моим учёным. Что вы там сейчас разрабатываете, Карина?

— Блокиратор бесконтрольного размножения, — отозвалась сильвисса, мелодично стучащая кнопками клавиатуры. — Ищем-ищем его в вашем геноме, а толку, как от козла молока…

— Ты полегче со сравнениями! — весело фыркнул Аспитис. — Осталось что-то непонятное, Цезарь?

— Ваши предки проводили эксперименты над собственными детьми? — задал вертящийся на языке вопрос терас, и Аспитис ухмыльнулся.

— А чего они только не делали… Гордиться особо нечем.

— А ваш сын? Он тоже с вирусом?

— Если верить крови, то да. Инфекция передаётся по наследству — но не всем.

— Понял. Разрешите идти?

— Иди. Буду нужен, обращайся к Марку.

Цезарь отдал честь и на почти негнущихся ногах покинул лабораторию. Однако поднимающийся уровень адреналина уже выводил его из ошеломления, и терас потянулся за сотовым, чтобы вызвать к себе всех, кто мог пригодиться ему в готовящейся операции.

* * *

Триша свою роль зазубрила тщательно, как перед самым важным экзаменом в своей жизни. И всё равно нервничала: слишком уж быстро всё в последнее время происходило — быстро и неожиданно. Только в обед вроде бы пожаловалась Керену, что Пьер в очередной раз оставляет её на ночь дежурить в главной лаборатории — причём абсолютно безосновательно, она и так уже чуть ли не карандаши по линейке на его столе разложила! — как через два часа, в те самые десять минут, когда рядом с ней в помещении никого не было, Керен связался с ней по зашифрованному каналу видеозвонком и предложил поучаствовать в саботаже. Триша никогда не была храброй девушкой, но Пьера она ненавидела страстно и так тайно, что её саму этот секрет уже измучил. Обычно немногословный Керен в подробностях расписал ей весь план будущей операции с участием личной гвардии Аспитиса, успех которой будет полностью зависеть от актёрского таланта Триши, и хорони, проникшись собственной значимостью, только заворожённо кивнула. Ей нельзя было ничего записать, чтобы не оставить случайно улик, и Керен повторил сценарий ещё раз, а потом отключился — но память Тришу пока не подводила. К ночи она затвердила все действия так, что вспомнила бы даже при резком пробуждении, и лишь после этого относительно расслабилась.

Нет, конечно, совесть слегка грызла её. В конце концов, в ГШР она когда-то пошла осознанно, искренне полагая МД источником всего возможного зла на омнии, и до недавнего времени была готова лечь костьми за интересы Генштаба в их непрекращающейся войне. А потом её за выдающиеся организаторские способности назначили в ассистенты к Пьеру, этому высокомерному зануде и нарциссу, и башенка идеалов пошатнулась. Находящаяся рядом с ним Роза только подливала масла в огонь, постоянно своим мягким и добрым отношением напоминая Трише, что хорошие люди ещё остались — вот только не в её начальниках. И Триша старалась на работе не для Пьера, а для Розы, по чуть-чуть собираясь с духом, чтобы высказать ей всё, что она думает о «бойфренде» артау.

Но пазл сложился сам. Керен, которого хорони полюбила с первого взгляда и совершенно без памяти, был близким другом брата Рэкса Страхова, главного вдохновителя, как оказалось, ячейки агентов, скрытно противостоящих таким, как Пьер, — и, кстати, одним из друзей Розиного бывшего, который, по мнению Триши, подходил артау куда больше никина, пусть и был другой расы. Круг замкнулся. Желание извалять Пьера в грязи больше не было труднодостижимой мечтой и могло легко превратиться в реальность. Тем более что Роза была только за.

Как, оказывается, быстро вся жизнь может перевернуться с ног на голову! До появления Керена всё у Триши текло неспешно и скучно — может, поэтому она и сама никогда не стремилась выделяться из толпы. Патологическая отличница, боящаяся парней как огня, она находила своё утешение в науке и никогда не мечтала о чём-то ином. Даже люди вокруг были какие-то одинаковые — всегда нейтрально вежливые, безлико доброжелательные, похоже, воспринимающие её вычислительной машиной, а не живым человеком. Родители с детства воспитывали в ней ничем не подкреплённое стремление к исследованиям хоть чего-то, и она слепо следовала ему, никогда даже не ощущая особой заинтересованности в предмете изучения. Пьер первым нанёс удар по её крепости — не все люди относятся к ней нейтрально: он использовал любой удобный случай, чтобы внушить Трише, что она всего-навсего его секретарша, интерактивное приложение к компьютеру, не имеющее права на собственное мнение, личные потребности и желания. Зачем, если она и так беспрекословно выполняла все его указания, даже те, что шли вразрез со здравым смыслом? Зачем, если она ни разу и слова не сказала против, хотя иногда так и подмывало?

Потом Роза со своим заражающим энтузиазмом, с ворохом эмоций: споры с Пьером до хрипоты, горящие глаза при объяснении даже самой мелочи, работа на износ — просто из интереса, из чистой страсти к науке. Долгие и странные разговоры с Борисом за спиной у Пьера, когда слышать их могла только Триша, и сразу за ними обычные человеческие просьбы ничего не передавать ему. Безоговорочное доверие — и как к личности, и как к коллеге. Да неужели такое бывает? Триша и сама заинтересовалась этими разработками и поразилась, перечитав всё: по её мнению, невозможно было дойти до таких результатов за столь короткое время. Что это — талант или просто искренняя любовь к работе? И почему Пьер совсем этого не ценит, только подгоняет Розу, как рабочую лошадку? Кажется, после этого осознания Триша начала ненавидеть его ещё больше.

И, наконец, Керен. Невероятная история их знакомства — сейчас, в очередной раз вспомнив её, Триша вновь густо залилась краской. В своё время, ещё подростком, она почитывала любовные романчики и даже там не встречала подобного — хотя, может, мало читала… В ту ночь она, как это происходило всё чаще, дежурила в главной лаборатории и вышла принять душ в их, рассчитанную на пользование учёными, душевую — причём женскую. Триша решалась на подобное, лишь когда была абсолютно уверена, что, кроме неё, туда никто не придёт: Пьер за какой-то месяц добил её и без того не очень-то высокую самооценку и хорони стеснялась показываться на людях без полностью закрывающее всю её лабораторного халата. Если бы не Роза, она, пожалуй, и вовсе бы перевелась в место попроще…

Душ успокоил и расслабил её, и даже неминуемое созерцание собственного угловатого, как у подростка, тела не испортило умиротворённого настроения. В раздевалку Триша прошла, совершенно ни о чём не волнуясь и не ожидая подставы, завёрнутая в большое мягкое полотенце, с распущенными по плечам вьющимися от воды алюминиевыми волосами — и заметила вытаращившегося на неё крупного, накачанного хорона с ирокезом и огромной татуировкой во всю голую грудь слишком поздно. Он тоже был в одном только полотенце — на бёдрах, таких же рельефных, как всё остальное, — и, кажется, как раз собирался снять его, когда она появилась. От потрясения хорон выпустил конец полотенца, оно немедленно слетело с его чресл, и от увиденного под ним — впервые в и без того нелёгкой жизни! — Триша внезапно для самой себя рухнула в обморок.

Очнулась она от похлопываний по щекам — и этот жуткий хорон нависал над ней с таким испуганным выражением на лице, что ей стало стыдно за свою несдержанность.

— В порядке? — спросил он. — Ты прости, я случайно, моя обычная душевая оказалась без воды, и я сунулся в ближайшую, даже не посмотрел, что женская. Не ушиблась? Может, в медкрыло?

Триша не отрываясь смотрела на него — наверное, от шока, потому что раньше всегда избегала прямых взглядов — и отлично видела, как его глаза нет-нет да скашивают вниз, с её лица, на обтянутую полотенцем грудь. Она его заинтересовала? Она, их лаборантская мышка, по утверждению Пьера, только и годящаяся что затачивать карандаши? В голове всё ещё мутилось, и ситуация казалась настолько нереальной, что терять уже было нечего. Даже не подумав хорошенько и не дав хорону договорить — он как раз начал что-то про достоинства медкрыла, — Триша рванулась вверх, к его тонким губам, и уже спустя несколько секунд его руки стянули с неё полотенце, а всё существо Триши затопило неведомое раньше желание. Да что там — целое цунами самой настоящей страсти!

Познакомились они уже потом. Хорон легко, как пёрышко, одной рукой поднял её с пола, другой постелил на ближайшую скамейку полотенце, усадил на него Тришу и, улыбаясь, по всей форме представился. Говорят, сохраняемое в стрессовой ситуации хладнокровие — главное качество хорошего оперативника, и Керен оправдал его в полной мере. Ещё некоторое время они разговаривали, не сводя глаз друг с друга, потом разошлись каждый в свою сторону, потому что Керен сказал, что лучше ему пока не светиться рядом с её лабораторией, и с тех пор общались лишь дома и по видеосвязи, предоставленной главным шифровальщиком команды Рэкса. И теперь присущая спецназовцам скрытность пригодилась: первым актом разыгрываемого спектакля с Тришей в главной роли была её тайная встреча с Борисом.

К назначенному времени хорони подготовила все необходимые для саботажа вещи. Точно по часам в дверь лаборатории раздался условный стук, и она бросилась открывать, с самого порога вешаясь на шею пришедшему Борису.

— Думаешь, стоит нам тут… ну… — следуя роли, смущённо спросила Триша, и Борис ласково погладил её по волосам.

— Да кому какая разница? Пойдём присядем?

— А если Роза всё-таки…

— Мы с Розой всегда были только друзьями, сколько можно повторять? И будем: ну куда это годится, чтобы хорон с артау? Хватит переживать. Я пришёл тайно только для того, чтобы Пьер на тебя не взъелся. А не Роза.

Он властно взял её за руку и провёл к столу, на котором стоял моноблок с информацией всей их лаборатории. От аккуратного толчка хорона Триша села на стул, и Борис сразу наклонился, чтобы поцеловать её, — правда, только в губы, не дальше: камера снимала так, что Борис смог собой заслонить часть картины. Это оказалось неожиданно приятно, и Триша вспыхнула, отстраняясь. Зная, что камера не видит его, Борис заговорщицки подмигнул девушке и продолжил играть роль.

— Не зажимайся ты так. Хочешь поболтать или пообниматься? Я согласен и на то, и на другое в любой последовательности. Соскучился по тебе… а ты?

— Я тоже, — Триша ткнулась носом в его руку, которую Борис положил на подлокотник кресла. — Знаешь, наверное, пора уже… ну, признаться всем. А то как шпионы, не могу так.

— Ну как скажешь, вообще без вопросов. Надо будет, я и Пьеру про него много интересного расскажу, на этот счёт не волнуйся. А совсем достанет, переведём тебя в другую лабораторию и всё. Да хоть ко мне. Мне, конечно, всё ещё не очень много важного поручают, но всё впереди. Я стараюсь их впечатлить. Чтобы… хм, некоторые тени на меня не отбрасывали.

— В смысле? — сделала вид, что ничего не поняла, Триша. Борис как будто в досаде закусил губу.

— Да Рэкс всё со своими интригами, мутит что-то постоянно, паутину плетёт… Я вообще с ними всегда только из-за Розы общался, у нас же нет больше ничего общего! А от Розы пора окончательно отказываться, общение с ней мне больно карьеру портит. Тем более теперь у меня есть ты…

Он опять потянулся поцеловать её, и Триша закрыла его губы рукой, мысленно изумляясь, как легко выходит у неё играть роль интриганки и любовницы.

— Подожди. Я в пятой лаборатории пакет забыла, там кое-что, что может нам пригодиться. Принесёшь?

— Уверена, что у меня этого нет? — весело спросил Борис, жарко дыша ей в ухо, и Триша посуровела.

— Сто процентов. Иди давай.

— Ладно… — Борис поцеловал её в висок и размашистым шагом покинул лабораторию. Триша перевела дух, пытаясь успокоить подскочивший пульс. Пять минут — и начнётся второй акт…

Да, по участникам спектакля действительно можно было сверять часы. Ровно в 2:15 в дверь грохнули чем-то тяжёлым, и Триша, даже зная, кто это, подпрыгнула на стуле. В дверь грохнули второй раз, а потом вкрадчивый женский голос произнёс:

— Дорогая, открывай. Ты в ловушке — на помощь звать бесполезно, да и сотовая связь не работает. А дверь мы всё равно взломаем.

Триша, конечно, кинулась проверять подключение к сети — и точно, её уже оставили только на локалке. Любой бы на её месте, незнакомый с планом проводившейся совместно с МД операции, сообразил бы, что неизвестные пришли за информацией на жёстком диске компьютера главной лаборатории, и самым важным её элементом были разработки Розы. Триша поступила согласно своей роли и здравому смыслу: пользуясь временем, которое требовалось захватчикам на взлом двери, она отправила данные перекидываться по локалке к единственному союзнику в лабораториях их отдела — Борису, с просьбой защитить их во что бы то ни стало.

«Неизвестные» вскрывали дверь ровно столько времени, сколько нужно было информации о вирусе, чтобы переписаться, и по истечении последней секунды ворвались в помещение. Первой шла ослепительной, хищной красоты велька, примерно ровесница Триши, в обрисовывающей все изгибы тела пластичной форме МД и с густой копной чёрно-фиолетовых волос. Следом — ещё трое: пружинящей походкой терас с опасными рыжими глазами, гибкий, будто пластилиновый, тонкий как хлыст кункан с каффой в виде крылатого дракона на левом ухе и автоматом в руках и впервые увиденный вживую чернокожий хаен, весь в извилистых белых татуировках поверх собственных белых полос, заканчивающихся на скулах. Триша закрылась от них руками.

— Что вам надо, я не знаю ничего! Я всего лишь секретарша! — проговорила она срывающимся голосом, и вплотную подошедшая велька схватила её за подбородок, заставляя поднять на себя лицо.

— Врёт и не краснеет! — с притворным восхищением констатировала велька, цепко вглядываясь в глаза Триши. — Секретарши всегда больше всех знают! Организуй-ка нам быстро кофе с печеньками! А пока будем перекусывать, вот сюда, — она достала из кармана ярко-зелёную полупрозрачную флешку, — перепиши все данные о разработках твоего начальника и его пассии.

— Кофемашина не работает, — отвернула голову Триша, вырвавшись, и хаен ступил к ним с велькой.

— Может, попугаем, а, Сэра? Чего ты с ней сюси-пуси разводишь? Бабы… — презрительно фыркнул он, обнажая белые, с заметными клыками зубы, и велька закатила глаза.

— Сорен, вот тебя вообще не спрашивали, ладно? А ты, партизанка, сдвинься, я не гордая, сама себя обслужу!

Она оттолкнула стул Триши крутым бедром и забегала тонкими пальцами по сенсорной клавиатуре. Триша вцепилась руками в подлокотники, старательно изображая ужас, — но, по правде говоря, ей и без спектакля было здорово не по себе: всё-таки не так просто довериться МД за каких-то полдня…

— Куда ты их дела, а, секретутка?! — резко развернулась к ней Сэра, гневно горя малахитовыми глазами в угрожающих чёрно-красных стрелках. — Сама расскажешь, или будем по-плохому?

— Я вообще ничего не трогала!

Сэра дёрнула её стул на себя и сделала знак своим товарищам. Кункан и хаен, ухмыляясь, встали позади Триши, как будто нагоняя лишний страх, а на самом деле надёжно закрывая их с велькой от камеры. В это же окружение вступил терас, доставая ужасающего вида инъектор, и Триша завизжала, даже не прилагая особых усилий, чтобы это звучало натурально: всё напряжение, накопившееся в ней, так или иначе требовало выхода. Сэра же обратно отвернулась к компьютеру.

Спустя пару минут Триша «сломалась».

— На этом компьютере их больше нет, этих данных, — призналась она, всхлипывая, и терас спрятал свою машинку, оставляющую на коже настоящие, но безболезненные и в дальнейшем быстро рассасывающиеся гематомы. — Я отослала их своему другу… в пятую лабораторию. Это дальше по коридору. Оставьте меня!

— Окей, — недобро улыбнулась Сэра. — Тебя оставим. А это — мой подарок вашей сетке и лично твоему начальству, — она покрутила в пальцах другую, чёрную флешку и воткнула её в разъём. По экрану моноблока сразу пошли полосы. — Попрощайтесь со своими данными. А мы пока спасём остатки.

Хаен Сорен пристегнул Тришу по рукам и ногам наручниками к креслу, оттолкнул его на середину лаборатории, и все четверо дружным строем ушли в коридор. Там уже всех повёл Цезарь. Борис по сценарию должен был устроить в своей лаборатории локальный взрыв для вызова аварийного сигнала и, соответственно, недоступной иным способом помощи извне — и этим же взрывом случайно уничтожить компьютер с данными по разработкам Розы. В случае если это ему не удастся, до компа рано или поздно доберётся неостановимый вирус авторства Ханта — ну а копию информации записала с машины Триши Сэра, пока сам Цезарь якобы пытал ассистентку Пьера и главную исполнительницу в их спектакле.

Согласно плану, они вновь начали ломать дверь, что и должно было подвигнуть засевшего в лаборатории Бориса на его самоотверженный поступок. И почти снесли её, когда изнутри громыхнуло — да так сильно, что бронестекло двери пошло новыми трещинами. Сэра схватила Цезаря за руку; повернувшись, терас увидел её исказившееся лицо.

— Не так… — одними губами прошептала она и оглянулась на остальных. — Уходим! Там ловить нечего!

Отступая по навигатору, где светился проложенный Китом путь, Цезарь ещё раз оглянулся: внутри лаборатории понемногу разгоралось пламя. Оставалось надеяться, что неотрывно следящий за происходящим Кит и непосредственный участник Борис всё контролируют и Сэре только показалось, что что-то пошло не так.

Разбирательства и проверка по случившемуся проникновению затянулись до вечера следующего дня — лишь в пять Тришу выпустили от дознавателей, и она вместе с такой же бледной Розой уединились в небольшой лаборатории недалеко от их отдела. Роза трясущимися руками сделала им обеим крепкого чая и села напротив за столом, неосознанно грея о стаканчик белые пальцы.

— Как он? — тихо спросила Триша, которой было физически больно от осознания случившегося. Роза не отрываясь смотрела в стол.

— Ожоги шестидесяти процентов тела, — бесцветным тоном начала она. — Тяжёлая ЧМТ. Несколько переломов. Полностью выжженная сетчатка на левом глазу, частично повреждённая — на правом. И ещё много чего по мелочи. Кома, но из неё обещают скоро достать. А вот с остальным сложнее. Минимум два года восстановления и почти без гарантии, что сможет вернуться к работе. Ну вот как так-то? Всю жизнь что-то взрывал — хоть в этот раз нельзя было способ безопаснее найти? О чём он думал вообще?

Она злилась — отчаянно и безнадёжно, и видеть эту всегда полную жизни артау в тоске и бессилии Трише было невыносимо. Хорони сглотнула слёзы и ободряюще коснулась руки Розы.

— Он выкарабкается, я знаю. Особенно если ты будешь с ним. С кем бы он ни пытался встречаться, он всегда болел одной тобой. Ты — его смысл жизни. Ты же его не бросишь?

Роза молчала, лишь стиснув зубы. Триша собралась с мыслями, чтобы ещё что-нибудь сказать и хоть как-то докричаться до неё, явно пытающейся сейчас наглухо закрыться от окружающего мира, — и как тяжело было подобрать слова, ведь у Триши никогда не было ни друзей, ни кого-то просто нуждающегося в утешении и поддержке. Но тут дверь пикнула, открываясь, и они обе вскинули головы. К ним уже шагал Пьер.

— Вот ты где, — раздражённо обратился он к Розе. — Где ты шляешься, прости за резкое слово? Мы потеряли все наши наработки, руководители рвут и мечут, а я даже не могу ответить, сколько нам потребуется времени на восстановление! И…

— Мои, — тихо проговорила Роза, и Пьер оборвал себя.

— Что, не понял?

— Мои. Это мои наработки, не ваши. Я всё это делала одна, хватит приписывать себе несуществующие заслуги.

— Святые ангелы, какая уже разница?! Пошли, ты мне нужна для профессиональной консультации.

— Консультируйся. Я тебя внимательно слушаю.

— Это приватный разговор! — бросил Пьер и, всё больше раздражаясь, ткнул пальцем в сторону Триши. Роза пожала плечами.

— Триша — твой главный ассистент. Всё, что ты хочешь мне сказать, говори при ней.

— Она — моя секретарша! И наши с тобой дела её не касаются!

— У тебя плохо со слухом? Твои проблемы: я дважды не повторяю.

Судя по лицу Пьера, он едва сдержал себя, чтобы не ударить её. Но следующий вопрос задал уже более спокойным голосом.

— Ладно. Так сколько тебе потребуется времени, чтобы восстановить наработки?

— Нисколько. Я не смогу их восстановить. Все мои записи сгинули в огне. Данные с машин стёрты. А память столько информации не держит. Ещё вопросы?

Пьер задохнулся.

— Ты серьёзно сейчас?!

— Абсолютно, — Роза сделала глоток чая и, как будто на что-то решившись, стала ещё более отстранённой. — Но можешь больше не волноваться по этому поводу. Я намерена временно отойти от работы.

— Это в смысле?!

— Борису нужен уход. Его приёмные родители уже два года как живут на юго-западном побережье, и, даже если приедут, большой пользы от них не будет. Кроме меня, никто из его друзей не способен отойти от дел, чтобы помочь ему восстановиться.

— Да ты… — Пьера явственно затрясло от злости. — Ты знаешь вообще, что в эту ночь он пришёл к этой вот, — он опять ткнул пальцем в Тришу, — трахаться?! Может, мне просто её уволить и пусть себе ухаживает? Тем более после того, что она сделала!

Триша вспыхнула, хотя и знала, что Роза в курсе всего, что было спланировано на прошедшую ночь. Артау перевела свой тяжёлый взгляд на неё и вдруг улыбнулась.

— Да мне всё равно, — сказала она Пьеру. — Я в медицине лучше разбираюсь, не обижайся, Триша. И с Борисом знакома с детства. Мне этим заниматься, кому ж ещё?

— Какое ты имеешь право бросать нас? — вскрикнул Пьер. — Как можно жертвовать своим талантом ради этого ничтожества, этого калеки, который вообще может никогда не встать с коляски? Навечно станешь нянечкой? Ты должна идти вперёд! Ты…

— Я никому ничего не должна, Пьер. Разве что себе. Своей совести, если тебе так понятней. И, если уж ты поднял эту тему… Ничтожество — это ты, Пьер, — Роза так ласково ему улыбнулась, что его передёрнуло. — Да, кстати, калека тоже. Я надеялась, что с моей помощью ты хоть парочку звёзд хватанёшь, а ты продолжаешь требовать себе костыли, чтобы скакать и дальше зайчиком. Бездарь. Бориса вы задушили — а сколько он сделал бы полезного за эти три года! Так что извини, учись ходить сам. И первым же шагом сделай тот, что за пределы моей жизни, ладушки?

Триша чуть ей не зааплодировала: Пьер стоял как оплёванный, растерявший всю свою спесь, опущенный коротким монологом ниже ватерлинии. Но, похоже, что-то в нём ещё осталось, потому что после паузы он сипло сказал:

— Всё равно никто тебя не отпустит на два года к нему…

— Отпустят, — Роза безмятежно допила чай. — Зарегистрирую брак и потребую отпуск по уходу за членом семьи. И что они сделают? Я вообще могу в МД уйти, в родные, так сказать, пенаты. Со мной лучше дружить. Это только ты у нас пустое место.

Пьер глотнул открытым ртом воздуха, будто задыхаясь, и вздрогнул всем телом, когда в громкоговорителе лаборатории раздался холодный и очень знакомый ему голос:

— Сотрудника Пьера Филина настоятельно рекомендуем пройти в кабинет 38-В следственного отдела внутренней службы безопасности. Повторяю…

— О, хозяева вызывают, — Роза помахала Пьеру. — Не скучай там, милый.

Никин покинул помещение с деревянной спиной, и Триша только восхищённо выдохнула:

— Ну ты даёшь! Так ему и надо! А сможешь брак зарегистрировать, Борис-то совсем не в здоровом уме и твёрдой памяти…

— Ради такого точно придёт в себя. А на крайний случай у меня есть хорошие друзья, — улыбнулась Роза. — Задним числом подпишут или ещё что организуют. Зато вот ему будет сюрприз: очухается — а главная мечта всей жизни взяла и исполнилась!

Триша подскочила со своего места и, обогнув стол, крепко обняла Розу.

— Счастья вам, — шепнула она ей на ухо. — У вас всё получится. И, если будет нужна любая помощь, обращайся! Я в лепёшку разобьюсь, но сделаю!

— Хорошо, спасибо, — Роза рассмеялась, обнимая её в ответ. Она с удивлением осознала, что, несмотря на случившуюся трагедию, на её сердце чуть ли не впервые за всю осознанную жизнь стало по-настоящему легко и спокойно.

Спустя два месяца врачи отдали Бориса на поруки Розе, и та с помощью друзей увезла его в загородный дом на окраине Канари с отличным видом на реку и малым количеством людей в округе. За прошедшее время Роза как раз успела подготовить всё для последующей реабилитации хорона и жалела только об одном: что все её наработки теперь принадлежат МД и она не может их усовершенствовать, чтобы вдруг однажды совершить очередной прорыв и суметь посредством вируса окончательно залечить Бориса.

Брак они зарегистрировали в тот же день, что Борис вышел из комы: получив от медсестры сообщение, что хорон пришёл в сознание и адекватно воспринимает реальность, Роза вызвала в его палату заранее нанятого через Рэкса нотариуса и самого Рэкса, и от Бориса потребовалось только кивнуть в ответ на её предложение пожениться. Кажется, он не так сильно удивился, как рассчитывала артау, но недостаточность восприятия вполне можно было списать на черепно-мозговую травму. Главное, что она сделала всё, что хотела, и наконец-то сумела договориться с самой собой. И с Бориса станется, как только он сможет нормально разговаривать, насмешливо сказать ей, что ему обязательно нужно покалечиться, чтобы она поняла его важность для своей жизни…

Но до этого ещё надо было дожить. Врачи давали Борису неплохие прогнозы, и Роза была готова на всё, лишь бы ещё сократить время его восстановления. Отныне все её исследования, на которые у неё иногда появлялись часы в перерывах между уходом за мужем и сном, были посвящены разработке вещества, ускоряющего регенерацию тканей — хотя бы у хоронов. Закапываясь туда всё дальше, Роза только с большей горечью осознавала, что с этой ролью куда лучше справился бы её недоизученный вирус. Интересно, почему Рэкс и Аспитис сочли необходимым отобрать его у неё? Рэкс не смог сказать ей на этот счёт ничего определённого, единственная надежда оставалась на то, что Аспитис сам по прошествии времени выйдет с ним на связь, когда разберётся с этими открытиями.

Иного развития событий Роза и не предполагала. Поэтому крайне удивилась, когда однажды тёплым июльским утром в калитку её дома раздался звонок и за забором она обнаружила смуглого черноволосого хорона в зелёном длиннополом пиджаке, такого же цвета брюках, чёрной рубашке с белым галстуком и двух вельков чуть позади: молодого, с военной выправкой и тёмной тамасской полосой ото лба к затылку, и лет на двадцать пять старше его, опирающегося на трость. У главного в их тройке, кстати, тоже была трость — из белого дерева, с кроваво-красным рубином-набалдашником, и, наверное, именно по ней Роза и узнала этого хорона, которого ранее видела всего-то один раз на фото.

— Доброе утро, Мессия, — вежливо поздоровалась артау. — Чем обязана?

— Доброе утро, Роза, — улыбнулся ей Аспитис. — Прошу прощения за вторжение. Это — мой личный водитель и телохранитель Энгельберт Соловьёвых и мой старший советник Бертель Литых, — он поочерёдно простёр руку в сторону молодого и постарше вельков. — У меня есть к тебе важный разговор. Позволишь войти?

— Даже любопытно, что такого важного в этом разговоре, что Мессия-Дьявол заявился ко мне собственной персоной и всего-то с двумя агентами, — хмыкнула Роза, не испытывавшая ни страха, ни благоговения перед главой противостоящей организации. — Проходите. Попрошу в сад, в доме сейчас должна быть тишина, Борис только-только забылся сном.

— Как он? — участливо осведомился Аспитис, следуя за артау через калитку мимо сверкающего свежей краской дома на задний двор.

— Держится, — отозвалась Роза. — Но он всегда был известен своим упрямством, так что никакая болезнь с ним не сладит. Так о чём хотя бы примерно хотите поговорить? Скажу сразу: ваши с Рэксом интриги мне до лампочки, по крайней мере, пока. Вообще не совсем понимаю, как возникла такая интересная ситуация. ГШР и МД противостоят друг другу почти полвека, неужели это настолько бессмысленная борьба, что легко можно организовывать подобные противоестественные альянсы?

— Ты, я думаю, неплохо знаешь законы природы, Роза. Когда в саванне засуха, у водопоя скапливаются все: и хищники, и жертвы. И расходятся миром.

— То есть впервые мировая ситуация изменилась? И вы просто потихоньку идёте к объединению?

Аспитис опустился на сиденье в беседке — Энгельберт и Бертель сели по обе стороны от него — и с лёгким изумлением посмотрел на устраивающуюся напротив Розу.

— А ты зришь в корень. Хорошего учёного всегда видно, по какому бы профилю он ни работал… Да, изменилась. И не только ситуация: впервые в истории наследственный управленец одной из организаций оказался не в контрах с узурпатором поста президента другой. Наши игрушечные войны подпитывали всегда только Страховы. Но и иных соперников на мировой арене не было.

— Ты про Север? — с любопытством спросила Роза, незаметно для себя перешедшая с Аспитисом на «ты».

— О, если бы только Север. Колонии. Столлия, Декк — особенно Декк — им на наше правление так далеко по барабану! Декк и вовсе практикует кровосмешение, их нельзя пускать на Милотен, проще сразу уничтожить… или признать независимость. Борьба ГШР и МД слегка себя изжила, мы с Рэксом это отлично понимаем. Пора переключаться на новых врагов, более молодых и агрессивных.

— А как-то без войны — нельзя?

Аспитис задумчиво стукнул тростью по деревянному полу беседки.

— Есть определённые причины, запрещающие конкретно нашей цивилизации жить мирно. Знают о них лишь те, кто получил возможность управлять, и их доверенные люди. Спроси лучше у Рэкса — пусть он решает, нужно ли тебе это знать.

— Интересно. Я спрашивала, он ограничивался общими фразами, но я кое о чём догадываюсь. Поэтому меня так изумило, когда наше руководство поручило разработать панацею от всех болезней: если бы необходимо было любой ценой обеспечивать выживание людей, все наши войны давно уже кончились. Эдриан скорее делает это для себя или какого-то близкого человека. Ты решил лишить его этого шанса? Я в самом деле докопалась до чего-то перспективного?

— Ну конечно, ты всё ещё сомневаешься? Я, собственно, с этим и пришёл, — Аспитис кивнул Бертелю, и тот открыл стоящий на полу принесённый ранее им кейс. На стол легла средней толщины бумажная папка с надписью на титульном листе: «Резюме всех проведённых исследований ретровируса АО-336», и Роза впилась в неё взглядом. — Вопрос в том, для чего эту панацею использовать. У меня далеко идущие планы по созданию людей с высокой устойчивостью к повреждениям: как внешним, так и внутренним. Мастеров контактного боя, идеальных разведчиков… Чего только не сделаешь ради разнообразия наших игр в песочнице! Я бы хотел, чтобы ты это почитала. Здесь сведены все достижения по альмеге — мы так в обиходе называем АО-336 — достижения двух групп моих учёных и твои. Почитала и подумала: не хочешь ли ты войти в ряды моих исследователей альмеги и продолжить заниматься любимым делом под крышей МД. Надо будет — приветим и Бориса. Но просто прочтение ни к чему тебя не обязывает.

Роза моментно приподняла брови, но всё же пододвинула к себе папку и открыла её. Она исчезла из реальности на полчаса, внимательно изучая наработки учёных Аспитиса и скрупулёзно проверяя, не потеряли ли или перепутали чего при переносе на бумаге из её личных данных. Потом вынырнула, разворачивая к Аспитису одну из страниц:

— Я так поняла, группа Сетте пытается заставить альмегу работать этаким боевым коктейлем, включая и выключая различные химические реакции организма в зависимости от внешней ситуации. Я тоже думала об этом, но оружейный аспект меня мало интересовал. Сейчас хочу спросить вот об этом веществе, которое они рассчитывают постоянно вливать в организм инъекциями. Трианг. Судя по формуле, отличный стимулятор, но явно с возможными разрушительными для психики и организма в целом последствиями. Оно точно нужно?

Аспитис удивился. Он вчитался в указанные Розой строки и нехорошо улыбнулся.

— Как любопытно, мне ни слова не сказали, неужели надеялись, что я не замечу? Впрочем, мог и правда не заметить… А ты никогда не слышала про трианг?

— Я же не могу всех веществ упомнить, — фыркнула артау, и Бертель подал голос:

— Ты не поверишь, Ас, но я тоже ни разу о нём не слышал. Что это, какой-то наркотик?

— Примерно. Очень специфичный наркотик. А в таких количествах, какие указали Сетте, — бомба замедленного действия. Совсем они там на Севере с ума посходили, ещё бы лазерные пушки в глаза будущим солдатам организовали, — его голос наливался холодной яростью. — Откуда только достали эту заразу, Квазар говорил когда-то, что ГШР избавился от него… Энгельберт! Позвони Бохаю, пусть отряд к ним пришлёт. Хватит, наработались в одиночестве.

Вельк кивнул и, достав сотовый, ушёл из беседки. Роза откашлялась.

— Значит, не нужно… Интересные у вас наработки, Мессия. Группа Берссов и вовсе работает в моём направлении, и я была бы не прочь присоединиться, хотя и не разделяю твоего фанатизма к сверхчеловеку…

— Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту, — оскалил в улыбке белоснежные зубы Аспитис. — Но?

— Но пока не могу. Пока Борис нуждается во мне. Как только вылечится, приду. Скорее всего, вместе с ним. На твоего брата я больше работать не хочу, тем более его власть — очевидно, вопрос времени. Это время я пережду лучше в более благоприятной обстановке.

— Хорошо. Тогда, чтобы ты не скучала, я предоставлю тебе все наши достижения в цифровом виде. Составь список, что тебе ещё может понадобиться для исследований, завтра всё подвезут. Могу я надеяться, что ты будешь держать меня в курсе всех своих открытий?

— А вы с Рэксом и правда похожи, — задумчиво сказала Роза. — Вроде как и осознаёшь, что тебя используют для личной выгоды, а вроде как и сам не против… Буду, Мессия. Номер только оставь своего снабженца.

— С тобой приятно работать, Роза, — рассмеялся Аспитис. — Благодарю. Если хочешь, я поищу все оставшиеся работы за авторством твоих родителей — они, кстати, и выучили моих Сетте и Берссов, правда, большую часть результатов исследований унесли в ГШР при переходе.

— Спасибо. Было бы здорово.

— Значит, договорились. Вот мой личный номер, а вот снабженца, имя-фамилия — разборчиво? Звони, как определишься со списком. А ко мне — по любому вопросу в любое время.

Роза с благодарностью кивнула, всё ещё не веря, что она так легко согласилась на будущий переход в МД. Вроде как раньше у каждой организации были какие-то свои идеалы — куда всё делось, почему теперь без разницы, где работать? Человеческий фактор…

Аспитис с Бертелем раскланялись и, захватив из сада Энгельберта, самостоятельно покинули двор, оставив Розу наедине с папкой. У артау было ещё полтора часа свободного времени, и она повторно начала читать резюме исследований альмеги, чтобы поднабраться вдохновения для совсем близкой, вернувшейся к ней любимой работы.

* * *

— Я посмотрю, вы тут не бедствуете, — командир спецотряда Мессии, беловолосый с двумя чёткими чёрными пятнами на висках, сорокалетний рейтер Феб Милевский обвёл взглядом богато уставленный различными блюдами стол. — Откуда деньги?

— На паперти побираемся, — ухмыльнулся близко сидящий к нему Брутус, и Рогеро шикнул на него.

— Шахты приносят некоторый доход, — с лёгкой ноткой подобострастия сообщил он Фебу. — У нас грамотные управляющие.

— Вот как. По отчётам, запасов иридия здесь должно было хватить максимум на пять лет. С начала их разработки прошло уже семь, причём три из них вы активно использовали иридий в исследованиях. Откуда деньги, Рогеро? И трианг — откуда?

Аурис закусил губу. Нет, конечно, он не особо надеялся, что Аспитис проигнорирует их рискованное вовлечение «гидры» в разработки внедрения альмеги в человеческий организм, но чтобы прислать целый отряд… За всего лишь час нахождения здесь они прошмонали шахты и лаборатории сверху донизу, явно подозревая их в чём-то незаконном, — а всё Инай со своими криминальными связями! Он-то сам и носа не кажет со вчерашнего дня — почуял, что ли, их приезд? Наблюдатели сообщили, что члены отряда и конкретно Феб ещё ни разу даже не связались с Центром — зачем, чёрт возьми, они вообще приехали? Неужели снести тут всё до основания и отзвониться лишь по завершении?

Но надо было пока держать лицо и избегать конфликтов, и Рогеро спокойно проговорил:

— Да в чём, собственно, проблема? Не нравится трианг — не будем его использовать. С ним связано много предрассудков, я же понимаю…

— Я спрашиваю тебя, Рогеро, откуда вы его взяли? Ты глухой, что ли, или слова не воспринимаешь?

— Синтезировали. Что не так?

— Так, отлично, — губы Феба исказила усмешка. — А образец откуда? В шахте раскопали, археологи недобитые? Всемирно запрещённое вещество, одно из немногих, на которое МД и ГШР единогласно наложили вето! С кем вы тут якшаетесь, совсем страх потеряли?

Рогеро опустил взгляд, спешно подбирая оправдание, которое не подставило бы под удар его брата — коего, по-хорошему, вообще в своё время стоило бы запереть в психушке и никогда не выпускать. Но только благодаря ему они смогли продолжать исследования, и с этим приходилось считаться.

— Один… вер, — начал аурис медленно, — вышел на нас. И скинул оставшиеся у него запасы трианга, чтобы просто избавиться от него. Мы начали его исследовать чисто из любопытства.

— От любопытства кошка сдохла, слышал такую поговорку? Братец твой нашаманил небось? Как вы этого психа вообще без поводка выпускаете?

Краем глаза Рогеро увидел, как Брутус сощурил в гневе глаза и вцепился пальцами в скатерть. Зря Феб так об Инае, как бы сына сейчас из-за любимого дядюшки не сорвало. Кажется, Элиша подумала о том же, так как поспешно заговорила:

— В чём наше преступление, я не понимаю? Никуда дальше этот трианг не пошёл, используется чисто для научных исследований! Зачем вы вообще приехали?

— А вас это уже не касается, — ухмыльнулся Феб, пододвигая к себе тарелку с удивительной здесь, в степях, красной рыбой, и Рогеро заметил, как Брутус вдруг улыбнулся — так радостно и тепло, что его самого мимолётно сковал ужас. — Мессия хочет знать о ваших источниках финансирования. И не подмахиваете ли вы тайком Зебастиану. Впрочем, тут и без него швали хватает…

— Наша семья всегда была преданна МД! — возмутился Рогеро. — Как вы можете…

— Да вот как-то могу. Сколько в моей практике уже таких фанатиков было. Черты не знаете. Ну да мы вам её нарисуем почётче. Чтоб остальным неповадно было… — он вдруг осёкся и посмотрел на свою правую руку, из которой только что неожиданно для него выпала вилка с насаженным на неё кусочком рыбы. Левая же сама собой потянулась к груди, где как-то неприятно и рвано заныло сердце.

— Что, сердечко пошаливает? — ласково спросил Брутус, вставая со своего стула и подходя к Фебу. — Пальчики не слушаются? А хочешь, расскажу, что будет дальше? Резь в желудке, всеобщее онемение. Нехватка воздуха. Чёрные пятна в глазах…

Рейтер медленно повернул к нему голову — и во взгляде его не осталось ни следа прежнего бахвальства, один только животный страх, перерастающий в ужас. Брутус склонил набок голову, улыбаясь ему.

— Паралич мышц. Синдром туннеля. Боль. И смерть.

В воцарившейся за столом после его слов мёртвой тишине стук головы Феба о тарелку прозвучал особенно громко. Его левая рука ещё цеплялась за одежду на груди напротив сердца, которое только что разорвалось из-за резкого расслоения аорты сразу в трёх местах — именно такой эффект вызывал яд, подмешанный рейтеру в рыбу и выбранный специально для его расы. Из остекленевших глаз, ушей, полуоткрытого рта текла кровь, и Рогеро с Элишей не могли отвести от его лица оцепеневшего взгляда. Торжествующий голос Брутуса прозвенел набатом:

— «И когда распростёрлись над ним огромные чёрные крылья о пять узловатых пальца, воскликнул он: «Сгинь! Не ты должен прийти за мной!» Но алые глаза демона вспыхнули углями, и оскаленная множеством клыков пасть рассмеялась жутким и гулким смехом. «Придёт лишь тот, кого привёл ты сам…»

— Хватит! Хватит, Брутус, замолчи! — крикнула Элиша, закрывая уши ладонями. — Что ты сделал?! Что?..

— То, что он собирался сделать с нами, мама, — безмятежно отозвался мальчик и, взяв на палец крови изо рта мёртвого рейтера, быстро облизнул его. Увидел это только Рогеро — его вышибло из оцепенения, и он вскочил со стула, чтобы броситься к сыну, напугавшему его до полусмерти, но тут где-то в здании загромыхали выстрелы. Аурис замер столбом, напряжённо прислушиваясь к крикам, среди которых ему почудился командующий голос Иная. Элиша тихо выла, спрятав лицо в ладонях, а Рогеро не отрываясь смотрел на дверь, пока шум не стих. Несколько секунд — и она распахнулась, впуская внутрь Иная с автоматом через плечо, с ног до головы заляпанного кровью и улыбающегося мрачно и торжествующе.

— Браво, племянник, — его взгляд скользнул по Фебу, под головой которого натекла уже приличная лужа крови, и он поманил к себе Брутуса. — Я в тебе не сомневался.

Брутус весь зажёгся неподдельной радостью. Обогнув стол, он подбежал к Инаю и ткнулся носом прямо в его окровавленную куртку — и Рогеро, наблюдавшему за ними с каким-то отупением, совсем не понравилось, с какой нежностью его брат поцеловал племянника в макушку.

— Что… что вы тут устроили, Инай? — хрипло спросил он у Иная.

— Всего лишь защищаемся, братец, — ухмыльнулся тот, одной рукой обнимая прижавшегося Брутуса за плечи. — Кто как может, конечно. Брут вот отравил главного супостата, а я ликвидировал его приспешников.

— У тебя опять паранойя?..

— Я абсолютно в своём уме. Мои люди передали мне их разговоры, они приехали сюда за нашими головами, Рогеро. Очень уж напугал Мессию трианг. Ну а сначала, конечно, нужно было собрать необходимые доказательства нашей причастности… Слушай, успокой свою женщину, меня раздражает её вой! — он, может, пугая, а может, и всерьёз, скинул с плеча в руку автомат, и Рогеро, не желая проверять, торопливо придвинул к себе Элишу, чтобы своей грудью заглушить её плач.

— Это точно? — недоверчиво спросил он. Инай улыбнулся.

— А то. Зачем, думаешь, ещё нужно столько молодцов с автоматами?

— Может, потому, что у тебя БАР?..

— Рогеро, ты кому больше веришь: Мессии или родному брату? Ну, выбирай, а то эта паранойя у меня уже невольно просыпается…

— Тебе, конечно, тебе, — поспешил заверить его Рогеро, осознавая, во что они вляпались. У Иная хотя бы есть план — так пусть и командует.

— Ну и отлично. Мои ребята сейчас всё уберут. А Аспитису ты скажешь, что никакой отряд к нам не приезжал. Не доехали: Север вообще очень опасное место. Заверь его, что трианг уничтожен и к его использованию вы больше не вернётесь. Ну, типа, провели дописследования и поняли, что он неперспективен и опасен. Вроде как сами додумались. Надо же было слить ему про «гидру», а! Работай в своё удовольствие, он нас кинул давно, один я ради тебя корячусь! — к концу монолога Инай разозлился окончательно, и автомат заплясал в его руках, опасно нацеливаясь то на Рогеро, то на Элишу. С ним сейчас лучше было не спорить.

— Прости, Инай, не подумал, — покаянно опустил голову Рогеро, проклиная себя за тот первый раз, когда Иная сорвало на убийство, а он, вместо того чтобы сдать его Управлению, прикрыл от заслуженного наказания. — Я сделаю всё, как ты скажешь. У Аспитиса больше не будет повода сомневаться в нас, обещаю!

— Хорошо. Занимайтесь тогда, родные мои, — с облегчением отдал ему честь стволом автомата Инай и увёл Брутуса из помещения. Элиша подняла на мужа заплаканное лицо, уже почти успокоившись.

— Помяни моё слово, он и нас когда-нибудь убьёт, — тихо сказала она, обкусывая и без того кровоточащие губы.

— Я избавлюсь от него раньше, — мрачно пообещал Рогеро, и Элиша безумно улыбнулась ему.

— А я не про Иная. Я про Брутуса, Рогеро…