После разговора со Скоттом, из разгильдяя-повара в одно мгновение вдруг превратившегося в опытного спецагента, Джей так и не смог заснуть ночью — и слава ангелам, что следующим днём была суббота, на которую у него не стояло по расписанию занятий. Стиан определённо знал что-то об Адамасе, его кузене и неожиданно примкнувших к ним Шштернах, также выполняющих функции шпионов, только от МД. И например, Джея в эти тайны посвящать не собирался — лишь сообщил малость, чтобы пожурить и напомнить о его обязанностях. Сколько из их беседы с Бельфегором он слышал? И знал ли о Стасе с Диланом то, что знал Джей?

Бельфегор ведь тоже пришёл к нему на крышу не просто так: Джей понял это сразу, потому и предпочёл увести разговор в сторону от опасных тем, рассказав самую шокирующую историю о себе, которую мог. Вопрос только, сумел ли он обмануть этим Стиана. Зачем он спрашивал про Герберта: чтобы вывести Джея на чистую воду или и в самом деле рассчитывал получить эксклюзивную информацию? В ту ночь он проследил за ним только до бара — или до их убежища тоже? Хотя, наверное, Стас услышал бы его так же, как самого Джея.

Значит, более вероятно, что всё-таки Стиан не знает о них — ни адреса, ни намерений. Из-за вернувшегося неожиданно для всех Герберта (Джею он объяснил, что, так и не найдя лабораторию, его кузен и Дилан засели в лесу неподалёку от базы в ожидании Брутуса и он им там был уже не нужен) они оба оказались под подозрением, и теперь необходимо срочно решить, что с этим делать. Если Брутус уже имеет какие-то дела с Адамасом, совсем скоро он может попытаться его вывести с охраняемой территории — например, чтобы впоследствии использовать в качестве заложника, как то предполагалось в случае с Бельфегором. Или для воплощения в жизнь ещё более хитроумных планов. Управление явно на это рассчитывает — так что любая неучтённая деталь может развалить всю стратегию по кирпичику. Рэкс не стал бы рисковать жизнью своего сына, не продумав его спасение до последней мелочи.

И здесь, как правильно сказал Бельфегор, Джей должен действовать как солдат. То есть, не тратя времени на не приличествующие его роли размышления, сдать старшим факт существования тех, кто имеет все шансы им помешать успешно провести операцию.

В общем-то, за этот шаг было всё. После того как ещё Скотт в начале января вскользь упомянул, что видел Джея в баре в городе, хорон поостерёгся дальше навещать своих нечаянных друзей и лишь изредка сообщался с ними через сверхзашифрованный мессенджер, не отслеживаемый ни одной правительственной или антиправительственной структурой. В свой единственный визит, увлечённый их невероятной историей, Джей так и не задал Стасу самый главный вопрос, потому сделал это через два дня, окончательно переварив этот эпизод своей жизни. Почему, зная о диверсии, которая случится вот-вот против двух самых важных людей на планете, они не предупредили их же, а самоубийственно, с весьма малыми шансами на победу выступили сами? Стас ответил просто: это их война. И повторил ранее сказанное: нельзя, чтобы он или Дилан угодили в руки учёных ГШР или МД — особенно МД, где одержимый идеей создания сверхлюдей Аспитис мигом разберёт их по молекуле и на их основе сконструирует кого-нибудь ещё более смертоносного. Очевидно, это представлялось им куда опаснее, чем возможное полное поражение мировых организаций в этой войне.

Но, так как Джей в том числе отлично понял, что Особенные не хотят какой бы то ни было победы Брутуса, боязнь плена и его последствий стояла лишь на втором месте. На первом, похоже, была гордыня. То ли Стас не считал кого-либо способным в принципе справиться с Брутусом, то ли слишком много мнил о себе — но устранять ауриса он определённо собирался самостоятельно. А куда двоим бойцам — пусть и таким умелым — против целого оплота? Несколько специализированных отрядов ГШР и МД под предводительством Стиана и Бельфегора смотрелись бы там куда лучше. Для их же безопасности нужно сдать их Стиану.

Однако Джей просто не мог так поступить. Он не смог тогда, в самый первый раз, выбрав вместо этого возможность приобщиться к тайне, не смог потом, уже осознавая, кто они на самом деле и на что готовы пойти ради своих целей — в том числе пожертвовать не только своей головой, но и любой чужой, — не может и сейчас. В конце концов, это была не его тайна — и даже в те, к которым он здесь, на базе, косвенно относился, он не был посвящён. Прямого приказа докладываться обо всех странностях больше не было, Джей формально не предавал своих вождей. Кто знает, вдруг Стас и Дилан и вправду одни сработают лучше, чем в команде со спецназом? Тем не менее и отойти в сторону у него не находилось сил. Стиан прав: их время истекает, а если Брутус и в самом деле такая сволочь, как о нём говорил Стас, он не упустит шанса наказать их за предательство. Джей обязан их предупредить, чтобы они знали, с чем могут столкнуться.

Почти до самого вечера субботы промучившись терзаниями совести, Джей наконец определился с действиями. С этой же ночи он начал неусыпное наблюдение за видимой из своего окна частью лагеря: по счастливой случайности, это была дорога к северному входу — именно оттуда когда-то пришёл Брутус через подкупленного охранника, там было больше всего «тёмных» для камер мест — и, скорее всего, именно туда уйдёт Адамас, когда и если его позовут. Джей сообщит о нахождении где-то в окрестностях базы Брутуса, Стас с Диланом перехватят его — а там подключится и Стиан, и, может быть, удастся спасти всех.

К концу следующей недели, едва-едва успевая хоть немного восстанавливать сон в послеобеденные часы, Джей уже толком не ощущал себя, однако всё-таки сумел засечь тот момент, когда под покровом ночи к северному входу перебежками двинулись три фигуры — одна низкорослая, с широкими плечами и узкими бёдрами, явно принадлежащая Адамасу, и две повыше, более пропорциональные, почти синхронные по движениям, — Шштерны. Странно, что с ними не было Кристиана, но это была уже не забота Джея. Дождавшись, когда хорон с терасами беспрепятственно минуют КПП, Джей написал Стасу сообщение о случившемся, заодно предупреждая, что со стороны лагеря войну будет вести опытный агент, отряды которого в лесу только и ждут отмашки, и через в кои-то веки сразу подчинившееся окно покинул комнату.

Его охранник тоже выпустил без проблем: в последнее время Джею отлично удавалось изображать измученного переживаниями парня, который готов в любой момент сорваться и среди ночи отправиться напиваться в первый же попавшийся бар. Дальше было дело техники и слепой удачи. Ещё только отсылая хорона присматривать за Адамасом, Рэкс встроил в сотовый последнего следящий чип, подающий сигналы в приложение на смартфоне Джея, — на случай если Адамас сумеет сбежать с базы и придётся искать его по всему Шалкару.

То, что во всех своих опасениях и подозрениях Джей оказался прав, хорон понял, когда тёмный лес перед ним расступился, открывая заросшее редкими деревцами плато и, вместе с ним, с десяток человек в полном обмундировании, вповалку лежащих на земле. Почувствовав странный запах, Джей, только-только остолбенело остановившийся, поспешно закрыл нос воротником рубашки и чуть не подпрыгнул, ощутив резкий толчок сзади.

— Чему ты удивляешься? — услышал он знакомый, чуть приглушённый голос за спиной. Джей обернулся: у дерева, тоже закрывая пол-лица какой-то тканью, стоял мрачный Герберт. — Сам же им всё рассказал.

— Это сделали Стас и Дилан?!

— Подозреваю, что да, хотя не могу сказать на сто процентов. Брутус скорее применил бы тот газ, которым забрасывал базу, а у него запах другой. Ты-то зачем за ними идёшь?

— А ты?

— Я хочу подождать Стиана и разъяснить ситуацию: в той обители зла, куда все так стремятся, мне делать абсолютно нечего, — Герберт на миг закатил глаза. — Нужно стараться быть полезным, понимаешь, Джей? Не можешь помочь, так хоть не мешай.

— Боюсь, я уже помешал, и ты, к слову, тоже, — нервно фыркнул Джей. — Я не могу там оставить Адамаса. Не знаю, что они ему наговорили, раз он поверил и пошёл против отца, но, может, с моим появлением и пошатнётся в обратную сторону. Так что я пойду.

— Удачи. Прости, что втянул тебя в это.

— Сам втянулся. Что ж теперь.

— Постарайся соблюдать дистанцию. Они слышат самые незначительные звуки на расстоянии до пятидесяти метров, а громкие — до ста.

— Спасибо, Герберт, — улыбнувшись, Джей хлопнул его по плечу и спешно двинулся дальше за значком на дисплее смартфона.

Стаса и Дилана впереди себя он увидел лишь раз — как раз вышла одна из лун, и их смутные силуэты мелькнули в самом конце плато, едва отличаемые от деревьев и камней. Потом ещё минут пятнадцать была только гористая местность со множеством препятствий, и пришлось включить фонарик, чтобы случайно не расшибиться из-за вдруг подвернувшегося под ноги камня.

Вход в лаборатории возник перед Джеем неожиданно: подъёмная площадка со столбами в чёрно-жёлтую полоску, на пустом плато выглядящая как ворота посреди пустыни. Очередная странность: почему они не закрыли за собой вход? Заблаговременно вытащив пистолет, с которым Джей когда-то приехал на базу, хорон ступил на металлическую поверхность и нажал на панели управления одну из двух кнопок — «вниз». Лифт бесшумно и резко ухнул на глубину примерно двух этажей и так же внезапно остановился в начале пустого коридора, освещённого мертвенным светом редких потолочных ламп. Стоило сойти с площадки, как она безо всяких указаний опять ушла вверх — похоже, кто-то здесь специально настроил её так.

Лабиринты лаборатории, в которых даже Особенные иногда бродили по часу, лежали перед Джеем. Он нерешительно двинулся вперёд.

* * *

Как только от Хаса пришло заранее подготовленное кодовое сообщение, о котором они условились ещё два дня назад, говорящее о наконец наставшем моменте следующей стадии их общего плана, Адамас без единого звука соскочил с кровати — спустя секунды рядом оказался и Кристиан. У него была пока другая задача, тоже обговорённая ранее, — отвлечь Скотта каким-нибудь пустым разговором, чтобы Адамас и близнецы-терасы смогли спокойно выйти за пределы базы, а он не успел вызвать своих лесных загонщиков. О том, что их повар — гэшээровский шпион, Шштерны рассказали ещё в середине января, и с тех пор они впятером с Хасом хорошенько обдумали, как устранить его на время с дороги. За Кристианом Хас обещал вернуться позднее: как только будет готов преобразователь-контроллер для вируса и они все станут Особенными, это не составит проблемы.

Адамас разошёлся с кузеном у входа в их барак и почти сразу встретился с Домиником и Десмондом, лихорадочный блеск глаз которых был заметен даже в полутьме, куда приходилось нырять, скрываясь от камер. Никому не верилось, что они стоят буквально на пороге нового мира — и новых себя. Всего-то нужно было, что дойти до лаборатории Сетте, — а решать проблему со шпионом Скоттом они будут после.

Охрана выпустила их без проблем, на полминуты отключив внешнее освещение этой стороны базы, чтобы смотровые с башен их не заметили. Хас и Брутус, опять во всём чёрном, ждали дальше в лесу: по Хасу тоже было прекрасно видно, что он чуть ли не прыгает от предвкушения. Брутус, как всегда, хранил молчание и по одному ему известным признакам вёл их мимо всех засевших в этих джунглях солдат. Хас объяснил шёпотом, что до лаборатории буквально пара километров и она так хорошо запрятана, что без приглашения её не отыскать даже самым опытным ищейкам. Миновав лес и плато, они пятеро обогнули один из склонов Дракона, и Брутус наконец остановился. Не глядя он достал телефон, на мгновение прислонил к уху, сказав едва слышно: «Открывай», — и спустя несколько секунд из-под земли появилась подъёмная площадка. Один резкий скачок вниз — и они оказались в лаборатории.

Дальше их повёл уже Хас, по-хозяйски рассказывая, что и где здесь расположено. Мимоходом Адамас и почти ничего не отвечающие Шштерны узнали, что Брутус уже опробовал на себе преобразователь, созданный его гениальными родителями, и теоретически теперь сильнее всех существующих Особенных — например, так и не давших о себе знать Стаса и Дилана, похоже, предпочётших вместе с предательством и позорную смерть от заражения старым вирусом.

— Вот мы и пришли, — широко улыбнулся Хас, открывая наконец одну из дверей и приглашая гостей в большую круглую комнату с диванами у стен, на одном из которых сидел худой сухопарый каштанововолосый вельк, тут же поднявшийся при их появлении. Первым вошедший Адамас узнал в нём четвёртого Особенного, Ове Терных, любовника Брутуса.

— Можете пока рассаживаться, — продолжил Хас. — Мы сейчас сообщимся с родителями Брутуса, как только у них будет всё готово, начнём преображение. Кстати, знакомьтесь: Ове. Ове, это Адамас, Доминик и Десмонд. Правда, кто Доминик, кто Десмонд, я сегодня не в курсе.

— Я Десмонд, — поднял руку терас в жёлтой майке в противовес чёрной у брата.

— Очень приятно, — странным голосом проговорил Ове, сощуренными жёлто-карими глазами рассматривая их.

— Ты вколол себе преобразователь, который я тебе дал? — поинтересовался у него Брутус, и вельк кивнул.

— Конечно, ты сомневаешься во мне?

— Я знаю, что от скуки ты многое забываешь. Чем докажешь?

— Брут, ради всех святых…

— Ладно, поверю на слово, — ухмыльнулся аурис и обвёл взглядом собравшихся. — Что стоим? Садитесь, ещё точно придётся ждать, мы поразительно легко и быстро дошли.

— Кристиан хорошо работает, — кивнул Хас. — Ты позвонишь родителям или…

— Я разберусь, — оборвал его Брутус. — Не стойте столбом.

В их отношениях что-то поменялось, Адамас ощутил, что по какой-то причине Хас больше не командует их парой. В лаборатории хозяином явно был Брутус — и Брутусу определённо что-то не нравилось.

— Я позвоню, — решил Хас, выуживая из кармана телефон, но Брутус его уже не слушал. Он отошёл к стене, провёл рукой по её поверхности — и на уровне его глаз выдвинулся экран, на котором, как увидел уже тоже напрягшийся Адамас, отображался, похоже, полный план лаборатории.

— У нас гости, — отрывисто бросил Брутус и обернулся. — Кое-кто решил оставить лабораторию открытой. Надеюсь, что тоже по забывчивости. Вы, — он указал на Шштернов, — идите до комнаты видеонаблюдения и, если её сотрудник решил нас предать, заставьте его пожалеть об этом. Вот навигатор.

Пока терасы переглядывались, аурис опять достал телефон и, быстро что-то там набрав, перебросил ближайшему близнецу. Доминик, поймавший его, с недоумением воззрился на Брутуса.

— Имейте в виду: это хаен, старый наёмник. Вперёд, не стоим! — аурис хлопнул в ладони, и терасы подчинились. Как только за ними закрылась одна из дверей — а их тут было три, на равном расстоянии друг от друга, — Брутус повернулся к Ове, в отличие от всех выглядящему абсолютно спокойным. — Будь добр, пригляди за Адамасом.

— Без проблем, Брут, — вельк в одно движение поддёрнул к себе мало понимающего в происходящем хорона и одной рукой обнял его за плечи.

— Хас, отойди к стене, — Брутус сделал жест рукой, и младший аурис неохотно отступил в пространство между диваном и креслом. — Отлично. А теперь встречаем.

В ту же секунду самая дальняя дверь отодвинулась в сторону, и порог перешагнули двое, также знакомые Адамасу по фотографиям: татуированный эрбис, Стас, и мускулистый сильвис-альбинос, Дилан. При виде собравшихся на лице эрбиса появилась нехорошая улыбка, сильвис же ещё больше помрачнел.

— Добро пожаловать, блудные овечки, — поприветствовал их Брутус, уже натягивая на правую кисть полуперчатку с металлическими «когтями»-лезвиями. — Так и знал, что идея объединения вам противна. Кстати, как вы на ногах-то до сих пор держитесь?

— Твоими молитвами, — отозвался Стас. — А любая твоя идея плоха по определению.

— Как странно, что вы с этим мнением в меньшинстве. Что ж, миром мы явно не разойдёмся. Или ещё есть вероятность, что вы передумаете?

— Проводи вот его наверх, — Стас кивнул в сторону Адамаса, — и мы с удовольствием пойдём следом миром.

— Боюсь, все тут слегка против, — притворно сожалеюще цокнул языком Брутус.

— Тогда хватит трепаться, — оскалился Стас. Они с Диланом бросились к аурису одновременно, Адамас лишь раз моргнул — и обнаружил, что сражение, в котором Брутус очевидно был и быстрее, и сильнее, уже в самом разгаре.

— Ты только не дёргайся, — услышал он вдруг над ухом шёпот, и тут же рука Ове молниеносно скользнула вдоль его тела, на какие-то доли секунды остановившись у переднего кармана джинсов, после чего он ощутимо потяжелел, и немедленно возвратившись обратно. — Это преобразователь. Если кто-то выживет, отдашь ему.

Адамас поостерёгся подавать какие-то знаки: он ровным счётом ничего не понимал и только и мог, что следить за рукопашным боем, равных которому он не видел даже у самых маститых знатоков кейко. Брутус наносил удар за ударом своими лезвиями — Стасу и Дилану явно стоило обзавестись такими же, прежде чем приходить сюда, потому что их собственные удары ничуть не замедляли его. Они слишком часто ошибались, они были не так расторопны, не так ловки — то ли из-за того, что их, как и предсказывал Хас, губил вирус, то ли из-за преобразователя в крови Брутуса. В какой-то момент Стас неудачно подставился, аурис воспользовался этим — и от его удара наотмашь лезвиями по шее голова эрбиса отлетела в сторону. В ужасе Адамас зажмурился, чувствуя, как к горлу подступает тошнота и подкашиваются ноги, но даже через звон в ушах услышал тот тяжёлый, отвратительный в своей окончательности звук, с которым обезглавленное тело Стаса рухнуло на пол.

Когда он спустя несколько секунд опять открыл глаза, Дилан уже тоже падал — со вспоротым животом, истекающий кровью, но, кажется, ещё живой. Даже не сбивший дыхания Брутус отступил от него, со злым торжеством улыбаясь и стряхивая с лезвий тягучие капли крови, а в шею, почти под подбородок, самого Адамаса вдруг ткнулось что-то твёрдое и холодно-металлическое. Стоящий поодаль Хас сдавленно охнул, и Брутус рывком обернулся.

— Что ты делаешь, Ове? — неожиданно хрипло спросил он. Адамас скосил глаза сначала вниз: к самому его кадыку было приставлено дуло пистолета, потом вверх: Ове рассеянно и одновременно вызывающе улыбался.

— Рушу твоё светлое будущее, Брут, — отозвался он. — Примерно, как ты, когда после пропажи моей матери посадил меня на таблетки, чтобы я ничего не понимал и стал твоей полной собственностью.

— Уж, наверное, лучше это, чем самоубийство?

— Не сказал бы.

— Тогда давай по-другому. Твоя мать не пропала и не сбежала. Её убил Домино Кирсте, потому что она узнала его, а ему не были нужны свидетели. Ты, — Брутус ухмыльнулся, — выбрал себе не того врага.

Рука Ове даже не дрогнула от этой новости, но Адамас услышал, что на какие-то мгновения дыхание его сбилось.

— Да пусть так, — согласился он. — Того, что делал потом ты, это не извиняет. Лучше смерть этого несчастного мальчишки, чем тот мир, который ты построишь с его помощью.

— Ове, ты пытаешься заставить меня поверить в то, что способен убить беззащитного мальчика? — Брутус сделал шаг к нему, и Ове прижал Адамаса к себе ещё теснее.

— Не сомневайся, — осклабился он. — Проверим?

— Почему ты считаешь, что наш мир будет плохим? — аурис широко развёл в стороны руки. — Адамас пришёл сюда сам, а недоверчивость и умение думать наперёд присущи ему, как и всем Страховым. И…

— О, ты всегда отлично умел манипулировать чужими умами, — прервал его вельк. — Меня, например, ты шантажировал Диланом — чего только не приходилось делать, чтобы ты его не трогал! А я ведь совершенно не такой, как ты, и мне не нравилось ничего из того, чем мы занимались. А когда пришли Стас и Игнат, пара намёков была кинута и в их отношении. Я был просто вынужден притвориться, что люблю тебя, лишь бы ты отстал от остальных. Даже якобы в твою честь косу заплёл вместе с остальными, хотя на самом деле она посвящена одной милой девушке из бара, сумевшей дать мне на целый час почувствовать себя человеком…

Брутус спал с лица, и, как бы Адамасу ни было сейчас страшно, он поразился тому, что даже этого убийцу можно чем-то пронять — и, чем именно, Ове знал отлично. Он рассмеялся.

— Представляешь, а ты поверил! Сбылись все мечты, а? Классный я актёр, правда? Ничуть тебе не уступаю. Ты когда-то сделал из своего дяди педофила, потому что тебе было банально скучно. Отрабатывал навыки. Что бы ты мне ни говорил, уверен, ты ничего к нему не испытывал — иначе не отрёкся бы от него так легко, когда застал его со своей матерью. А, ну да, дядя ведь посмел скрыть от тебя, великого и всемогущего, целых два факта: что он решил покончить с Берссами и что спит с твоей матушкой. Впрочем, на последнее тебе было плевать, важно, что он без твоего указания подставил наш посёлок под гнев Мессии, как он посмел! И ты выгнал его, зная, что от горя он перестанет думать и запросто попадётся врагам. Скажи, а на Хаса с Адамасом у тебя те же планы?

Адамас посмотрел на Хаса: тот с окаменевшим лицом переводил взгляд с Ове на Брутуса, и нельзя было сказать, на чьей он стороне. Аурис же хранил молчание, только глаза всё больше наливались кровью. Поведение Ове из понятного перестало быть таковым: зачем он говорит это всё, если собирается убить Адамаса? Хорон ощутил, что страх отпускает его.

— Какие на этот раз тайны ты хранишь от своих марионеток, Брут? — вкрадчиво спросил Ове. — Своему новому адепту ты уже сказал, что, захватив Рэкса и Аспитиса, ты собирался привести их к Азату и убить всех троих? И кстати, сняв всю верхушку с помощью Адамаса, ты разве не планируешь избавиться от него, чтобы единолично править новым миром? И, наверное, заодно от Хаса, чтобы не мешался, хотя насчёт него не знаю, врать не буду. Ну, отвечай!

— Откуда у тебя такая информация? — почти спокойно спросил Брутус, мельком оглянувшись на тут же позеленевшего Хаса.

— Он, должно быть, уже мёртв, — хмыкнул Ове. — Ты ведь убиваешь всех, кто делает не так, как хочется тебе… Впрочем, наговорились, и хватит. Последнее, что я скажу тебе, Брут: ты в своём религиозном припадке считаешь себя одной из реинкарнаций Вершителя, по мне, так скорее в тебя попала при рождении крупица души самого первого Мессии-Дьявола, Ионы. Ну а я тогда, чтобы не отступать от темы, назову себя Иеремией, его возлюбленным другом. Прощай.

Адамас не уловил момента, когда дуло пистолета ускользнуло от его горла. Услышал только оглушительный выстрел — прямо над ухом, и тут же с макушки до пояса оказался забрызган кровью. Ове, полголовы которого разлетелось от выстрела в подбородок, свалился рядом, и он отшатнулся от его тела, желая и не в силах оторвать взгляда от него.

В тягучей, мёртвой тишине, присущей самым страшным кошмарам, когда даже движения воспринимаются замедленно и словно сквозь кисель, раздался прерывистый вздох Брутуса, и хорон наконец сумел повернуть голову в его сторону. Аурис посерел, осунулся, сжатые в кулаки руки мелко дрожали, а взгляд был прикован к Ове. Две-три секунды — он моргнул и выдохнул.

— Что ж, — сипло проговорил аурис. — Нехорошо разлучать старых друзей…

Он развернулся к Дилану, приподнятая голова и расширенные глаза которого говорили о том, что он ещё жив, и думать, переживать опять оказалось некогда. Адамас метнулся Брутусу наперерез — удар лезвиями наотмашь, долженствующий и сильвису снести голову, пришёлся ему по глазам и лбу. Отчего-то он оказался не таким уж сильным, потому что за вспыхнувшей, обжёгшей его почти непереносимой болью последовала лишь тьма, но не тишина. Высокий болевой порог помог хорону не отключиться, и, схватившись за голову, он откатился на несколько шагов по полу, замирая там.

— Брут! — отчаянно крикнул где-то за зазвеневшими колоколами Хас. — Подожди, не надо! Шштерны пришли!

— Что ещё? — прорычал Брутус, и где-то дальше прозвучал прерывистый голос одного из терасов.

— Запущено самоуничтожение. У нас есть семь минут.

— Вы убили его?!

— Да, — после короткой паузы сказал тот же голос, и Брутус рявкнул:

— Отпусти меня, Хас!

— Пойдём, пожалуйста! До другого хода далеко!

Больше криков не было, и по шуму двери Адамас догадался, что аурисы и терасы ушли. Всем своим существом, кроме ещё работающего рассудка, он хотел упасть в уютную тьму, чтобы только не терпеть боль, но это значило сдаться.

— Дилан? — позвал он, с усилием заставляя губы шевелиться, и услышал впереди усталое:

— Я тут.

Превозмогая слабость и тошноту, Адамас дополз до сильвиса и достал из кармана то, что положил туда Ове, определив на ощупь, что это средних размеров цилиндрический инъектор.

— Вколи, — он протянул инъектор Дилану. — Это преобразователь.

— Прости, но мы пришли сюда, чтобы покончить с этой заразой, — запинаясь на каждом слове, проговорил Дилан, и Адамас разозлился.

— Прости, но я пожертвовал зрением, а Ове — жизнью не для того, чтобы мы все тут подохли! Дай руку!

— Адамас…

— Я сказал: дай!

Он почувствовал, как у него вырывают инъектор, потом прозвучал щелчок, и сильвис застонал.

— Надеюсь, ты счастлив…

— Быстрее! — приказал Адамас, на время пробуждая внутри того себя, которому было всё равно на страдания других, — хотя выходил ли он из него на самом деле? Около минуты он прождал, сцепив зубы и заставляя себя считать, чтобы не отключиться, а затем Дилан рядом с шумом встал.

— Давай-ка сюда, спаситель, — проворчал он, поднимая Адамаса и закидывая одну руку себе на плечо. — Если повезёт, выберемся. Только потерпи.

— Ове слишком для тебя старался, чтобы мы не выбрались, — хмыкнул Адамас, и они так быстро, как могли, побрели к выходу из комнаты.

* * *

Джей, конечно, заблудился. Минут пять он прошатался по коридорам, всё надеясь наткнуться на хоть какой-нибудь план помещений, но в итоге лишь вывернул в длинный коридор, в конце которого услышал знакомые голоса, и затаился за углом. Разговаривали Шштерны, один раздражённый, другой испуганный.

— Пожалуйста, пойдём! — просил последний. — Мы сделали достаточно, он и так отсюда не уйдёт! Восемь минут!

— Ты что, вечно будешь рохлей, Десмонд?! Чёрт знает, что он ещё может сделать, если мы его оставим! Не можешь сам, дай это сделать мне! — зло огрызнулся Доминик.

— Я вообще не уверен, что нам стоит это продолжать! С чего ты взял, что всё, что говорит Хас, правда?

— Если и неправда, мы будем рядом, чтобы повязать его, как это изначально и планировалось!

— Только раньше нас сочтут предателями!

— Пусть думают, что хотят! Нас тренировали быть на стороне сильных, а Аспитис опять даёт слабину! Если будет объединение без вот таких, как Брутус, в верхушке, его вообще сместят, а нас с тобой на физмат отправят! Ты так видишь наше будущее, брат?!

— Доминик…

— Ладно, если мы уйдём, ты заткнёшься?!

После паузы послышался топот ног, Джей осторожно выглянул: выскочившие из самой дальней двери близнецы бежали до поворота, за которым и скрылись, не оборачиваясь. Хорон поторопился к оставленной ими комнате.

Здесь располагалось видеонаблюдение, только все экраны показывали одно и то же — тот самый: сейчас едва различимый в темноте выход, через который вслед за Адамасом пришёл Джей. На полу хорон обнаружил скорчившегося в луже крови чёрного как смоль хаена лет пятидесяти-шестидесяти — по этой расе всегда было трудно определять возраст. Подлетев к нему, Джей услышал, что хаен дышит: воздух с шипением вырывался через разбитые губы, все в розовой пене.

— Вставайте, — хорон подхватил его под руку, видя, что у него рваная рана на правой стороне груди, откуда толчками идёт кровь.

— Оставь… — прохрипел хаен, но Джей не стал слушать. Он огляделся и под самым потолком увидел панель с бегущей строкой, на которой алыми буквами значилось: «Запущено самоуничтожение объекта. Расчётное время: 07:45».

— Направляйте меня, я тут ничего не знаю, — распорядился хорон. — Держитесь.

Напрягшись, Джей вытащил хаена из комнаты и пошёл в ту же сторону, что и близнецы, стараясь не думать о том, насколько тяжёл хаен, крупнее его в полтора раза. Стоило им повернуть, как тот едва слышно сказал:

— Первый поворот налево, до конца.

Последовав указаниям, Джей донёс проводника до того, как нужный коридор опять разветвился, и опять услышал чьи-то шаги. Он дёрнулся к первой же попавшейся двери — к счастью, она открылась по приближении, и он спрятался в полутёмной комнате, полной высоких стеллажей. Несколько человек прогрохотали мимо, потом справа, откуда они с хаеном только что пришли, раздался шум резко отодвинувшейся двери, и голоса, перебивающие друг друга, мужской и женский:

— Брутус, что происходит?

— Почему включилось самоуничтожение?

— Чтобы вы наконец обрели покой! — рявкнул, очевидно, Брутус, и так и не умолкшие голоса слились в один крик боли.

— Что ж ты делаешь?! — отчаянно воскликнул кто-то явно младше даже Адамаса, и Джей услышал звук звонкой оплеухи.

— Будешь много возникать, останешься с ними! Пошёл!

Джей осмелился выглянуть, лишь когда шаги в коридоре окончательно стихли. У одной из дверей лежали, истекая кровью, мужчина и женщина, серебряные аурисы в белых халатах, — оба сжавшиеся в комок, подобравшие искалеченные ноги, представлявшие собой сплошное кровавое месиво из ткани и плоти. Наверняка они остались живы, но их спасти хорон бы уже не смог. Отвернувшись, он вытащил в коридор хаена.

— Высокая плата за верность, — кашляюще рассмеялся тот. — Сейчас налево. Второй поворот, направо.

Примерно на третьем следующем указании Джей почувствовал, что выдохся. Он никогда не был атлетом, да и в группу Рафаэля его взяли скорее аналитиком, и теперь это сказывалось. Хаен как будто почувствовал.

— Чуть-чуть осталось, — вдыхая на каждом слоге, приободрил он, и Джей кивнул, собирая последние силы. Он избежал Брутуса, что ж теперь, умереть под завалом?

Ещё одного звука шагов он не услышал и за поворотом натолкнулся на невероятную пару: Дилана и Адамаса, залитых кровью с ног до головы, — у первого была видна рваная рана на животе, почти такая же, как в их прошлое знакомство, у второго же вся верхняя часть головы, с четырьмя следами от лезвий, вскрывших кожу почти до кости и по ходу выбивших оба глаза, в силу собственной нереальности больше походила на качественный грим, чем на травму. От неожиданности хорон чуть не выпустил хаена, но Дилан сориентировался сразу.

— Меняемся, — он отпустил Адамаса, тут же зашатавшегося, и подхватил хаена. — Я думал, тебя убили, Палаш.

— Кишка тонка, — отозвался тот.

Джей кинулся к Адамасу, с ужасом и содроганием глядя на его рану — следствие его собственной самонадеянности и некомпетентности — и в то же время с облегчением осознавая, что хорон способен идти сам.

— Слава ангелам, ты здесь, — сказал он Адамасу, устремляясь вслед за Диланом, и тот удивлённо спросил:

— Джей? Что ты тут делаешь?

— Пришёл по твоему следу. Держись.

— До выхода продержусь.

Им и вправду осталась пара коридоров, минута — и Дилан уже давил на кнопку вызова подъёмной площадки. Вчетвером они поднялись на поверхность и прямо с платформы ступили в собравшуюся у входа толпу.

— Отходим! — зычно крикнул Дилан. — Сейчас всё обвалится!..

Джей шёл следом за ним — мимо уже разворачивавшегося Стиана, с каменным лицом смотрящего на них, посеревшего Бельфегора, Тинаш, Иму, Унура и ещё человек десяти отряда тераса. Как только они отступили от так и не ушедшей вниз площадки, глухой подземный взрыв, прозвучавший сразу в нескольких местах, сотряс землю и та часть плато, под которой лежала лаборатория, с шумом и взметнувшейся пылью осыпалась вниз, под кусками породы и песком хороня и помещения, и оставшихся там живых и мёртвых.

— Где Шштерны? — отрывисто спросил Бельфегор, стоило наступить относительной тишине.

— Ушли с Брутусом. Стас и Ове погибли, — ответил ему Адамас. Джей нашарил глазами Герберта — он, бледный, вдруг вынырнул из-за одного из солдат и тут же схватился за него, чтобы не упасть.

— Прекрасно, — сплюнул Стиан. — У нас две машины. Я везу Адамаса в больницу ГШР, Бельфегор, возьмёшь Дилана и этого хаена?

— Конечно, — смуглый хорон уже раздавал команды. Подчиняясь взмаху руки Стиана и стараясь не смотреть ему в глаза, Джей потащил наконец отключившегося Адамаса к поодаль стоящей машине.

* * *

Разбор полётов состоялся в обед этого же дня, когда в местное отделение ГШР, куда переселились Джей, Стиан, Миа и Кристиан, приехал спешно вызванный Рэкс. Сопровождение на этот раз у него было многочисленнее, чем на Новый год, однако вместо Рафаэля прибыл Теодор, и Джей не мог не отметить этого факта. Пока ещё никто не знал, какую роль во всём произошедшем он сыграл, и хорон тщательно готовил подробный рапорт — и формулировал причины, объясняющие его поведение. Только скрупулёзный подбор правильных слов помогал ему не замечать того камня на сердце, что образовался там после ранения Адамаса и известия о смерти Стаса. От его груза было тяжело дышать и думать, но Джей очень старался: его руководители должны были понять, что он не желал предавать никого вокруг себя, и в итоге согласиться с решением, которое он собирался озвучить на их встрече.

По приезде Рэкс сразу отошёл в больничное отделение, но Адамас ещё не пришёл в себя после проведённой ночью операции, частично восстановившей целостность его лица выше глаз, и его отец буквально через десять минут был готов слушать доклады ответственных за произошедшее Стиана и Джея.

Стиан выступал первым. Из его рапорта Джей узнал, что в то время, как Адамас вместе со Шштернами покидали базу, Кристиан постучал в его личную комнату и тут же завёл нервный разговор о друзьях и девушках. Активно отвечавший ему терас тогда же текстовыми сообщениями отдавал приказы отрядам, которые должны были на безопасном расстоянии проследить за пятёркой ушедших и выяснить, как запрятана лаборатория. Как только фантазия Кристиана иссякла, Стиан со всеми возможными напутствиями отослал его обратно спать, а сам поспешил вслед за отрядами — и нашёл их усыплёнными газом, действия которого хватило на все расы без исключения на полчаса. Там же его встретил Герберт, коротко рассказавший о том, кто это сделал, и о том, что по месту назначения также идёт в гордом одиночестве Джей. Пока присоединились бойцы из других охранных групп лагеря, драгоценное время было упущено. Они пришли ко входу в лабораторию именно в ту минуту, когда все пострадавшие уже покидали её.

Рэкс и Теодор — Джею не очень было понятно его предназначение на этом собрании, потому что Главнокомандующий не нуждался в таких молодых советниках, а в общей группе никто из здесь присутствующих более не состоял — выслушали его молча, потом рейтер начал что-то записывать в блокноте, а хорон перевёл пригласительный взгляд на Джея. Стиан сел, тоже начиная смотреть на него — выжидательно и хмуро, — и, поднявшись и откашлявшись, чтобы голос не подвёл в нужный момент, Джей начал докладывать.

Он не собирался утаивать ровным счётом ничего из всей этой ужасной истории, потому рассказал о событиях с самой ночи нападения, после которой он поддался искушению и отправился навестить Стаса и Дилана. С каждой новой деталью лица слушавших его менялись, а у него самого всё больше сдавливало горло. Когда хорон закончил, все трое смотрели на него по-разному: Теодор с искренним изумлением и неверием, Стиан с пробирающим до самых костей упрёком, а Рэкс, почти не моргавший, изучающе и неподвижно. Пришла пора объясняться.

— Прежде чем вы составите какое-то мнение о моих поступках и примите решение, — Джей глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в голосе, — я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я делал всё не из какого-то злого умысла или в надежде получить выгоду для себя или других. Я осознаю, что предал ваше доверие и не выполнил ни одну из возложенных на меня задач. Но я считал тогда и считаю сейчас, даже видя, к чему всё привело, что поступал правильно. Точнее, по совести. Я надеялся, что всё обойдётся. Стас и Дилан со своей историей были совершенно другим миром, и у меня не было иного мерила по отношению к ним, кроме собственной морали. Я просто не мог кому-то о них рассказать. Я правда полагал, что они знают, что делают, и смогут справиться. Ну а потом, когда всё достигло апогея, я решил помочь им выжить, хотя сами они на это не рассчитывали. Не ожидал, что Стас готов обездвижить двенадцать человек, только чтобы самому разобраться с врагом. Я осуждал его за гордыню, а сам оказался не лучше. Не знаю, почему я считал, что знаю, как будет правильнее…

— Не в этом дело, Джей, — прервал его Рэкс. — Похоже, ты просто пока не научился доверять старшим.

Хорон кивнул.

— Возможно. Я рано попал так высоко. Вот доказательство того, что я это понял, — он достал из прозрачной папки один лист и положил его перед Рэксом. — Я готов принять любое наказание, которое вам покажется соответствующим. И также настаиваю на том, чтобы всю ответственность за случившееся нёс я. Герберт тоже укрывал Стаса, но он несовершеннолетний и не состоит на службе. Я отвечал в том числе и за него.

— Худшего наказания для тебя, чем ты сам придумал, я подобрать не смогу, — Рэкс достал из кармана ручку и поставил свою подпись под его прошением об отставке. — Но хотел бы кое-что сказать напоследок. Ты пытаешься сделать хорошо всем, кто тебе небезразличен, и это главная твоя ошибка. Так не бывает, Джей, обязательно пострадает кто-нибудь ещё. Люди должны служить одной общей цели, только тогда все окажутся одинаково удовлетворёнными — или одинаково недовольными. Общее выше частного. Доверие доверием, а верность верностью. Ты верен Управлению, но не доверяешь до конца, иначе легко отдал бы всё в руки тех, кто способен этим правильно распорядиться. Если вдруг когда-нибудь ты осознаешь, что согласен с моими принципами и готов без оглядки служить мне, я приму тебя обратно.

— Неужели все люди вокруг вас также считают, что ради общей цели можно поступиться чем и кем угодно? — недоверчиво спросил Джей. — Вы так безошибочно выбираете приближённых? Ведь верхушка — все ваши старые друзья, и каждый готов, если понадобится, рискнуть жизнью и здоровьем своих родных и близких ради утверждённой вами великой цели?

— В политике нет друзей, Джей, — углом губ улыбнулся Рэкс. — Они мои соратники. Именно — общая цель, вот что нас объединяет. Прежде чем уйдёшь, загляни в архивы, подсчитай количество фамилий людей, которые лишились своих высоких постов — потому что перестали или не пожелали разделять мои взгляды. Я тоже ошибался. Из-за одного моего друга, хотевшего что-то для себя, а не для мира, в декабре 49-го мы порвали с МД. Тогда же я чуть не выгнал Лемма, потому что не был уверен в нём. Но есть и обратные примеры. Через три года после моего вступления на пост старшего советника Стиан Шшварцзее лез из кожи вон, чтобы отодвинуть меня от руля — желательно методом физического устранения руками собственной же организации. Поднял пол-ГШР в оппозицию и ещё три года успешно уходил от раскрытия личности, как мы ни старались его вычислить. А, Стиан?

Джей недоуменно воззрился на тераса, и тот отсалютовал обоим хоронам двумя пальцами.

— Я был молодой и непонятливый, а также очень верный президенту, — разъяснил он. — Рэкс представлялся мне узурпатором трона. Но в один прекрасный день мне наглядно пояснили, кто есть кто, и я самостоятельно перешёл на его сторону. После такого обычно больше не передумывают.

— И ты будешь готов на всё?

— Я знаю, что бы ни случилось, так или иначе оно кончится так, как должно. И не имеет значения, сколько придётся за это заплатить, — твёрдо сказал терас, и Джей поджал губы, отводя взгляд.

— Каждый верит во что-то своё, Джей, — мягко сказал Рэкс, и невыносимо было видеть понимающую, мудрую улыбку на устах того, чьего сына Джей совсем недавно оставил калекой и чьи ожидания он не задумываясь втоптал в грязь. — Не может быть одной единственно правильной точки зрения. Я свою выбрал и от тех, кто имеет доступ ко мне и тому, что я строю, требую того же. Мы будем ждать твоего возвращения.

Молча Джей протянул Стиану папку с оставшимися листами — письменным изложением ранее им сказанного, — поклонился, кивнул сожалеюще следящему за ним Теодору — похоже, его взяли для служебной и психологической практики — и покинул кабинет.

Билеты на поезд в Канари он взял ещё утром, и до отправления оставалось четыре часа. Забрав из выделенного ему кабинета сумку, Джей пешком пошёл на междугородный автобус до Хайрова.

Самое страшное осталось позади, теперь всего-то нужно было решить, как жить дальше.

Первым, что Адамас увидел, проснувшись, был абсолютный, непроглядный мрак. Ему подумалось, что он забыл открыть глаза, но он никак не мог почувствовать век, чтобы поднять их. Остальное тело тоже почти не отвечало на привычные приказы, более-менее сносно работал только слух: справа что-то монотонно пищало с интервалом в две-три секунды и, ещё дальше, знакомо щёлкало, будто кто-то непрерывно давил на сенсорные клавиши смартфона. Это был какой-то жуткий, никак не уходящий сон, когда ты не можешь пошевелиться, а каждый звук заставляет обмирать от ужаса, и Адамас в подступающей панике начал по внутренним ощущениям искать собственную левую руку. С замедлением отозвался один палец, потом второй, наконец он с усилием сумел поднять её и ущипнуть себя за предплечье другой, тоже уже осознаваемой им руки.

Ничего не изменилось. Адамас поднёс руку к голове, нащупал повязку, но, так и не поняв, что это значит, заводил кистью перед глазами, надеясь уловить хоть какую-то смену света и тени.

Щёлканье справа прекратилось, и кто-то резко схватил хорона за движущееся запястье.

— Хватит! — зло потребовали от Адамаса, и он прекратил шевелить рукой, с удивлением узнав говорящего.

— Кристиан? — недоверчиво спросил хорон. — То есть это не сон?

— Разве что кошмар, который никогда не кончится, — нехорошо хмыкнул Кристиан, выпустил его запястье, и рука, на этот раз не пожелавшая послушаться Адамаса, тяжёлым грузом свалилась ему поперёк груди.

— Что ты здесь делаешь?

— Жду, когда ты придёшь в себя, дорогой кузен. Чтобы прежде, чем остальные убедят тебя в том, какой ты несчастный святой мученик, открыть тебе глаза… Ой, прости, я не хотел напоминать тебе о твоих глазах! — он пугающе глумливо рассмеялся, и Адамас всё вспомнил.

Осознание того, что всё по-настоящему и что отныне он на всю оставшуюся жизнь слепой, чуть вновь не стоило ему сознания. Лихорадочно он начал ощупывать голову, наполовину замотанную и в тон звучащему рядом писку монотонно гудящую, однако нашёл всё ту же плотную повязку — и глухую боль в тех местах, где по глазам и лбу прошлись лезвия Брутуса. Чтобы не закричать от отчаяния, он впился зубами в собственный кулак, и Кристиан опять заговорил:

— Что, боль недостаточно чувствуется? Всегда знал, что ты мазохист. То есть нет, садомазохист, потому что ты всегда делал так, чтобы ни себе, ни людям!

— Они ведь ушли? — заставил себя отпустить руку Адамас. — Брутус, Хас, Шштерны?

— Да, ушли. Кто бы сомневался! А ты — ты всё запорол!

— Я - запорол?

— Да а кто же ещё? Небось принял в последний момент старую сторону, вот тебя Брутус и наказал! Скажешь, я не прав?.. — шипящий голос кузена вдруг зазвучал у Адамаса над самым ухом. — Мы столько к этому шли. Я — шёл! Зачем ты всё испортил? Опять себя выгораживаешь?

— Кристиан…

— Что — Кристиан?! Мой единственный шанс наконец поучаствовать хоть в чём-то великом — и ты передумал! Знаешь, слепота — это дёшево ты отделался! Лучше бы он тебе спину переломил, предатель!

У Адамаса закружилась голова: он и не подозревал в своём брате, лучшем друге такой ненависти. Судя по шуму, Кристиан встал со стула, на котором сидел, резко отодвинув его, и заходил из стороны в сторону.

— Мы могли стать правителями нового мира! — распалялся он. — Я мог стать! Как меня достало вечно быть в твоей тени! Вечно оглядываться на твоего невозможно высокого папочку — почему, почему мой его терпит? Ты же предал все наши общие идеалы и теперь даже не чешешься! Что они тебе такого наговорили, эти отступники? Почему ты их послушал?!

— Брутус хотел забрать мир себе, — Адамас сжал пальцы на одеяле. — А до этого — убить и моего отца, и Аспитиса, и Азата. Хас — лишь его марионетка, слепо следующая за ним. И мы могли стать только такими же.

— Это он тебе сказал?

— Это сказал Ове. Он много чего сказал…

— И ты ему поверил?!

— Кристиан, он застрелился на моих глазах! — крикнул Адамас, и его и без того слабый голос сорвался. — Как я мог не поверить? Он пожертвовал собой, чтобы Брутус не смог воплотить свой план! Стас и Дилан пришли туда на смерть, лишь бы помешать ему! И мне после того, что я увидел и услышал, надо было и дальше подчиняться ему?!

— Можно было хотя бы попробовать! — Кристиан опять подступил к нему, только уже с другой стороны, вдруг схватил за ворот пижамы, легко приподнимая верхнюю часть его тела над кроватью, — и Адамас с ужасом осознал, что сейчас он бесконечно сильнее. — Это ведь всё слова! Мы стали бы почти бессмертными, не чета им! Ты же сам говорил, что твой отец не прав! Почему ты всё бросил, Адамас?!

— Я уже не знаю, кто прав, — прохрипел хорон. Кристиан ненавидяще выдохнул и отпустил его.

— Как бы там ни было, — процедил он, — я более не собираюсь поддерживать ни тебя, ни всю твою семейку. Ты достаточно маячил у меня перед глазами — и вечно выходил сухим из воды, в то время как я огребал по полной! Я бы сказал что-нибудь вроде: «Ты меня больше не увидишь», — но это нам понятно обоим и так, ха. Пойду позову твоего папочку, небось уже все ногти себе обгрыз за то, что с его сокровищем приключилось. Приятной тебе темноты!

Адамас вздрогнул от звука с силой захлопнувшейся за ним двери и вновь остался наедине с писком. Очнувшееся от дрёмы сердце билось в ушах, и он закрыл их руками, отворачиваясь на бок и подтягивая колени к груди. Зачем всё это время Кристиан был с ним, если не мог выносить его превосходства или, как он утверждает, элитарности? И почему он сам продолжал доверять ему после многочисленных случаев его трусости в самый ответственный момент — как это было с Сати? На сколько ещё вещей он закрывал глаза?

Что ж, теперь закрывать нечего.

Впервые за всю жизнь Адамас почувствовал себя по-настоящему беспомощным. Каждый раз, как он начинал верить во что-то обстоятельное, незыблемое, оно рушилось. Авторитет отца, собственная способность к равнодушию, возможность что-то исправить. Что он вообще может? Особенно начиная вот с этого момента, когда он ослеп? Реально ли научиться с этим жить, стать собой, стать… полезным? Да и кем — собой? Какой он? Как угадать правильно?

И как у отца всегда это получалось — несмотря на поражения всё равно вставать раз за разом и, не разочаровываясь, идти дальше к своей цели?

Сколько Адамас пролежал так, в одной позе, не шевелясь, бесконечно обдумывая одни и те же мысли и не приходя ни к чему, он не знал. Его окутывала темнота куда хуже той, что подступила вплотную после новогодней ночи, и он не хотел из неё выбираться. Но, как и в тот раз, должен был появиться отец, и ради разговора с ним — ему так много нужно было сказать! — Адамас не позволял себе пока провалиться в неё по-настоящему.

Наконец щёлкнула входная дверь, и Адамас, с усилием подчиняя себе затёкшее тело, перевернулся обратно на спину. Вошедший к нему в три быстрых, размашистых шага приблизился — и хорон не успел и понять, как оказался прижат головой к груди того, кто знакомо пах порохом, гарью, бензином, войной, — собственного отца.

— Ох, Адамас, — голос Рэкса, на памяти его сына никогда не звучавший так виновато, послышался в районе затылка. — Прости меня. Я не должен был тебя отправлять сюда.

Он отпустил его и аккуратно уложил обратно на подушку. Адамас замотал головой.

— Я сам виноват. И, если честно, я и сам жалею, что являюсь твоим сыном. Тебя, наверное, никогда ещё не отрывали от важных дел так часто — и по таким позорным причинам…

— Собственное увечье ты называешь позорным? — горько усмехнулся Рэкс, садясь к нему на кровать. Адамас пожал плечами.

— За что боролся, на то и напоролся. Я ведь был готов предать тебя и всё, за что веками стояла наша семья. Ещё легко отделался, как кое-кто недавно мне сказал…

— Кристиан?

Поразмышляв с десяток секунд, Адамас согласился:

— Кристиан. Кажется, он больше не хочет быть Страховым. Если ты посчитаешь, что я тоже недостоин носить эту фамилию, я тебя пойму.

— Я знаю одно: ты хотел как лучше. Стиан предоставил мне запись вашего первого разговора с Хасом, он высказывал очень увлекательные идеи…

— Идеи идеями, а верность верностью, папа, — Адамас и сам не заметил, как с языка сорвалось слово, которого он не употреблял лет с шести. — Я ещё готов поверить, что Шштерны пошли за ним из чистого честолюбия — чтобы потом с красным бантиком преподнести Мессии. Подзатянули, конечно. Но я-то искренне хотел сломать всё то, что ты построил, — и это даже толком не понимая, какой ты заложил фундамент!

— Кстати, о Шштернах, — Рэкс сделал паузу. — Ты не возражаешь, если мы ненадолго прервём нашу беседу? Приехал Цезарь, хочет узнать от тебя подробности о своих сыновьях. Впрочем, чтобы не тратить зря время, можешь рассказать всё, чему стал свидетелем, я всё равно хотел спросить.

— Он так быстро восстановился?

— В организации, где на благо лидера и его круга трудится Роза Зорина, не бывает по-другому. Так я могу его позвать?

Адамас внутренне усмехнулся: они с отцом, не сговариваясь, одинаково делали вид, что его вечная слепота — это нечто не стоящее отдельного обсуждения. Как если бы он сломал руку или ногу, катаясь на доске с высокого холма. Как будто всё пройдёт…

— Да, конечно, — не стал возражать он. — Последствия наркоза меня почти отпустили, я уже могу говорить не запинаясь на каждом слове, как это было при Кристиане.

— Кристиан почти всё время провёл здесь, около тебя, — со странной интонацией проговорил Рэкс, и Адамас хмыкнул.

— Ничего удивительного.

— Об этом можешь Цезарю не рассказывать, — разрешил его отец. — Одну секунду. Я позвоню. Можешь входить, Цезарь.

Дверь открылась спустя две секунды. Терас подошёл к ним военным чеканным шагом и поздоровался:

— Как себя чувствуешь, Адамас?

— Сойдёт по бедности, — отозвался тот. — Вы хотите узнать только о своих сыновьях или всё с самого начала?

— Основное о своих… сыновьях, — Цезарь как будто споткнулся на этом слове, — я знаю, осталось выяснить причины. Был бы очень признателен, если бы ты посвятил и меня в ваши… приключения. Только прежде… Рэкс, возьми.

— Что это? — с интересом спросил хорон, зашуршав, кажется, прозрачным файлом для хранения бумаги.

— Официальный документ от Аспитиса. Он извещает тебя о том, что Дилан Криссво и Хорст Виехха, также известный как Палаш, отныне находятся под его юрисдикцией. Если у тебя есть какие-то возражения, можешь подать апелляцию в письменном виде в течение двадцати дней. Ну, там всё написано. Распишись о вручении.

— Я даже не могу так сразу сказать, хорошо это или плохо, — хмыкнул Рэкс, черканув ручкой. — Прошу. Могу я через тебя передать, что за жизнь Дилана мой сын, который спас когда-то Аспитиса от позорной смерти, отдал своё зрение и было бы неплохо это учесть, что бы он там на его счёт ни задумал? Эту важную подробность нам сообщил Бельфегор после первого неофициального допроса Дилана.

— Я постараюсь, — серьёзным тоном отозвался Цезарь и спустя ещё пару шагов оказался справа от Адамаса, где и остался стоять. — Я готов слушать, Адамас.

Адамас честно вспомнил всё, даже самые неважные подробности их недолгого общения с Хасом и того, чем оно кончилось. Его опять замутило, когда он воскресал в памяти смерть Стаса и самоубийство Ове, но хорон мужественно справился с собой. По окончании рассказа первым заговорил Рэкс:

— От себя ещё хочу добавить, Цезарь, мой бывший агент подслушал их разговор, когда они возвращались от Хорста обратно к Брутусу. По словам Доминика понятно, что он разочаровался в вожде и выбрал себе нового. Про Десмонда ничего определённого сказать не могу.

— Я приношу вам обоим мои глубочайшие извинения, — глухо ответил Цезарь. — Мои сыновья подвели и вас, и наше общее дело. Я брошу все свои силы на то, чтобы лишить Брутуса таких союзников.

— Молодёжь имеет право на ошибки, Цезарь. Не требуй от них слишком многого.

— Что бы там ни было, они понесут наказание, — отрезал терас и поднялся. — Результаты полного допроса Хорста и Дилана я пришлю тебе по электронной почте, как только они у меня появятся. Удачной тебе дороги домой, Адамас.

Когда за ним закрылась дверь, оба хорона некоторое время молчали, потом Адамас подал голос:

— Десмонд — ведомый в их паре, но тем не менее у него несколько другие понятия о жизни. Доминик всегда казался мне более эгоистичным и безжалостным. Может быть, кто-то из них ещё передумает. Даже Доминик может что-нибудь не то углядеть в Брутусе.

— Ты же передумал, — согласился Рэкс.

— Я… Знаешь, я даже не уверен, почему именно. Наверное, и вправду из-за Ове. Он умер за свою правду, я же на такое был не готов.

— В смысле? Брутус мог убить тебя.

— Это немного другое. Я спасал Дилана…

— А Ове спасал тебя. Он выбрал наилучший момент, чтобы умереть за правду.

Адамасу страстно захотелось сейчас увидеть лицо отца: слишком уж много незнакомых ноток всю эту беседу появлялось в его голосе — горечь, печаль, боль, — ничего общего с его обычно сухим, приказным или саркастичным тоном. Неужели он и в самом деле так переживает из-за того, что случилось с ним?

— Я должен ещё кое-что сказать тебе, Адамас, — как будто прочитал его мысли Рэкс. — После того происшествия в новогоднюю ночь я оставил тебя на базе не только потому, что поверил, что ты сумеешь исправить всё, что натворил. Мы, используя тебя, расставили ловушку для Брутуса…

— Я это понимал, ещё когда просил меня там оставить, — улыбнулся Адамас, перебивая его. Рэкс сдержанно вздохнул, как будто даже с облегчением, и продолжил:

— Я послал на базу самого лучшего агента, которого мы с Рафаэлем и Домино только смогли найти. Он должен был обеспечить твою полную безопасность в случае, если Брутус захочет поймать тебя так же, как Бельфегора. И пусть операция сорвалась из-за того, что Джей не сообщил о ещё одном факторе, который мог повлиять на успешное выполнение нашего плана. Всё равно мне не стоило рисковать тобой. Ты бы не… лишился глаз, если бы я придумал что-нибудь другое.

— Папа… лучше скажи вот что. Наверняка, я почти на сто процентов уверен, ты предполагал, что Брутус может не только силой увести меня, но и просто сманить. Ты… — Адамасу на мгновение сдавило горло, — хоть немного сомневался в том, что я не послушаю его и буду за тебя, а не за… светлое будущее?

Он ощутил невыносимую ненависть к себе и с ужасом ждал ответа на заданный вопрос. Рэкс невесело усмехнулся и положил ему руку на плечо.

— В первую очередь я думал о захвате, потом уже об остальных вариантах. Когда Стиан сообщил мне о разговоре, который произошёл между вами с Кристианом и Брутусом с Хасом, я предоставил тебе право самому решать. В дальнейшем Стиан должен был лишь выяснить расположение лаборатории. Или, на крайний случай, задать тебе самый последний вопрос, уверен ли ты, что хочешь быть с ними, а не со мной. Если бы хоть какой-то шанс был, что Брутус способен построить что-то новое, не ломая до основания старое и не проливая океаны крови, я бы его послушал. Но, как видишь…

Адамаса отпустило. Он криво улыбнулся:

— Странно, что ты настаиваешь на том, что в произошедшем виноват ты, а не я. Ладно. Прежде чем я опять усну, я ещё хочу задать пару вопросов. Кто обусловил смерть Луизы Пикеровой?

— Если прямо, то Марк, дневной секретарь и один из главных советников Аспитиса. Косвенно — покойный муж Забавы Альфред, — неопределённо хмыкнул Рэкс. — А если по совести, то я. Не сблизься я с Аспитисом, никому бы не понадобилось убивать его жену, чтобы меня подставить.

— Это точно?

— Ну, глаза в глаза он не признавался, конечно, но доказательства имеются.

— И президентское кресло ты не занял, чтобы подозрение не пало на тебя? Чтобы оставить хоть какой-то шанс на будущее объединение?

— Как, оказывается, много человек может понять за месяц, — без тени сарказма похвалил Рэкс. — Но почему ты так уверен, что это не я всё подстроил с прямопротивоположной целью?

— Мне рассказал подробности Бельфегор. В отличие от отца, ни тебя ни меня он не считает врагами, — слабо улыбнулся Адамас.

— Я почему-то и не сомневался.

— Не понимаю, папа, как ты всё ещё можешь что-то говорить с неуверенностью. Кстати, когда домой?

— Ты — завтра, вместе с Миа. Кристиан попросился сегодня, я не смог ему отказать. Ну а я — пока побуду на войне, сам понимаешь.

— Береги себя, ладно? А мне надо подумать.

Полностью расслабившись, Адамас с облегчением нырнул глубоко во мрак. Отец ещё звал его, говоря что-то, упрашивая, требуя, но он не хотел больше реагировать. Всё и всегда остаётся словами. Когда-то отец говорил, что ему пора определиться, какой он и чего хочет. За эти восемь лет и этот памятный месяц он перепробовал целых три своих ипостаси, но ни база, ни жуткие события, которым Адамас был причиной или свидетелем, так и не помогли ему в этом. Может, хотя бы в отрешённости он случайно наткнётся на самого себя?

* * *

— Почему ты не убил его?

Брутус раздражённо поднял голову, а вместе с ним — и Хас с Десмондом. Доминик смотрел на ауриса остро и недобро, вслепую перебрасывая из одной руки в другую небольшой складной ножик. В том подвале, где они четверо через несколько часов осели после ночного отступления с лаборатории (ушли так далеко, как смогли, — и от границы военных действий, и от ищеек объединённого отряда ГШР и МД), и до неожиданного вопроса тераса было тихо, но теперь повисла совсем уж мёртвая тишина.

— Пожалел, — оскалился Брутус, и Доминик хмыкнул, вставая. Десмонд напряжённо проследил за тем, как он будто лениво подошёл к аурису, сидящему прислонившись к грязной стене.

— Пожалел? — повторил Доминик. — То есть оставить родителей на смерть не пожалел, а предателю всего только глазки выбил? Даже если Дилан так и пропал там, Адамас сто процентов выбрался. И все обо всём в курсе. Это часть твоего гениального плана, господин Особенный?

— А если и так?

— Кого ты пытаешься обмануть? Мы все знаем, что дело в другом, — Доминик вдруг ухватил его за шиворот и в одно движение поднял на ноги. Брутус дёрнулся, но терас уже безжалостно подтянул его к себе, сближая их глаза и ухмыляясь. — Ты слабее даже этого замухрышки Хаса. По-моему, нам пора сменить командира.

— Ник, оставь его! — Десмонд подлетел к брату в мгновение ока, одновременно со всполошившимся Хасом, но Доминик выставил в их сторону свободную руку, и они были вынуждены остановиться.

— Хотя бы сейчас не перечь мне, Десмонд, — процедил терас сквозь зубы, не отрывая взгляда от буравившего его ледяными зелёными глазами Брутуса. — Нужно выяснить всё сейчас. Есть ли у господина Особенного план? Куда мы идём? И не проще ли будет вас сейчас сдать с потрохами?

— Что ж сразу не сдал, как ваши пришли? — осклабился Брутус. — Побоялся, что загребут вместе со мной?

Он почувствовал, как буквально на один миг рука, держащая его, дрогнула, и вновь ощутил себя на вершине.

— Мы теперь в одной лодке, Шштерн, как бы тебе ни хотелось обратного, — снисходительно улыбнулся Брутус. — Вы уже не отмоетесь, даже если приведёте меня лично Аспитису. Вам не простят. Не та организация.

— Мы и не собирались, — сохраняя лицо, Доминик отпустил его, но не отошёл. — Однако ты сам должен понимать, что твоей силы у тебя больше нет. Пока или вообще, я не в курсе, но меры принимать надо. Что предложишь?

— Искать союзников, — Брутус невозмутимо поправил рубашку. — Она так или иначе вернётся, и…

— Это из-за Ове, да?! — в порыве чувств Хас оттолкнул Доминика и сам оказался перед аурисом, сжимая кулаки и блестя мокрыми глазами. — Ты из-за него?! Он же не любил тебя, сам слышал! Зачем ты…

— Зачем я что? — холодно поинтересовался Брутус.

— Грызёшь себя?!

— Сам догадался или кто подсказал?

— Твои родители говорили… — тихо начал Хас, и Брутус за руку поддёрнул его к себе.

— Что говорили?

— Что вирус… что альмега, новая версия, тесно завязана на психическое состояние. И, даже если по человеку не видно, а внутри он переживает из-за чего-то, она тут же отреагирует! — выпалил Хас, и Доминик с Десмондом переглянулись.

— Почему же они не сказали этого мне? — вкрадчиво осведомился Брутус, ощущая, как его захлёстывает паника: он едва держался на ногах после их долгого перехода и сейчас последние силы покидали его — а ведь на нём не было ни одной серьёзной раны, лишь ушибы!

— Они не успели, нам уже нужно было уходить. Я думал… я думал, что на Адамасе ты выбрал неудачный угол, а устал сейчас из-за этих напряжённых суток… — Хас несчастно улыбнулся. — Но твои раны не затягиваются. Пожалуйста, забудь о нём! Он умер, он лгал тебе, он тебя предал! Из-за него сорвался наш план! И, если отец случайно напорется на нас, мы даже не сможем защититься! Приди в себя!

Собрав остатки сил, Брутус бросил его на пол и мельком посмотрел на терасов.

— Я выйду проветриться на пять минут, — известил он и, более не оглядываясь, пошёл к лестнице, ведущей наверх из подвала.

Как только шаги его стихли, Хас встал с пола, брезгливо отряхнулся и вынул из кармана телефон. Доминик поймал его за руку.

— Что ты собираешься делать?

— У меня есть человек, который нас не предаст, — прямо глядя ему в глаза, отозвался аурис. — Нам нужно пересидеть где-то, пока Брутус не станет опять собой.

— И кто же это? — сощурился Доминик.

— Моя гувернантка. Она проводила со мной больше времени, чем мать и отец вместе взятые. Она приведёт нам помощь. К тому же она очень не любит моего отца и сделает всё, чтобы мы ему не достались.

— А твой обожаемый Брутус не оторвёт тебе за это голову?

— Когда они приедут, будет уже поздно, — улыбнулся Хас.

— Это просто прекрасно, — Доминик отпустил его и поднял руки в знак капитуляции. — В группе один-единственный взрослый опытный солдат, а решения принимает пятнадцатилетний мальчишка. Недолго как пятнадцатилетний.

— Дверь открыта, Доминик, тебя никто здесь не держит, — елейным голосом напомнил ему Хас и ушёл с телефоном в самый дальний угол. Братья-терасы молча прослушали, как он сообщает своей гувернантке их координаты, и Десмонд одними губами спросил:

— Может, уйдём?

— Пораженец, — фыркнул Доминик и вернулся на своё место.

Когда обратно в подвал пришёл Брутус, никто из них троих не подал виду, что что-то не так. Сообщив всем, что с наступлением следующей ночи они пойдут дальше, а за день он придумает, к кому обращаться в первую очередь, аурис отправил Десмонда дежурить у входа в подвал, а сам, максимально далеко устроившись от побитой собакой смотрящего на него Хаса и подчёркнуто его игнорирующего Доминика, лёг спать.

Оказавшись на поверхности, Десмонд начал прохаживаться туда-сюда, по привычке совмещая обеспечение собственной незаметности и наблюдение за окрестностями. Он легко мог коротать время, ничего не делая, но на этот раз ему было о чём подумать, и он решил воспользоваться подвернувшейся возможностью, чтобы без лишних людей в окружении обмозговать их и лично его положение. Однако, как он ни старался, мысли крутились вокруг лишь одного — их предательства. Изначально они планировали всего-то узнать планы Брутуса и, через него, Азата, а потом эффектно взять его — настоящая, профессиональная работа под прикрытием, точно как у Стиана Шшварцзее. Как так вышло, что отныне они на стороне своего злейшего врага? И возможно ли вообще исправить то, что они натворили, или Брутус прав: что бы они ни сделали, их уже не простят? Если бы только напороться на что-то поважнее Брутуса…

Дом, в подвале которого они прятались, стоял на окраине небольшого городка, не имеющего ни одной правительственной ставки, и был под снос, потому людей здесь и близко не появлялось. На какие-то часы Десмонд даже расслабился, поверив, что они так и уйдут отсюда, никем не замеченные четыре всеобщих врага (вот это достижение для них с Домиником, в семнадцать-то лет), — но, не успело на его наручных часах выстроиться 11:00, как где-то неподалёку зашуршали шины сразу двух машин. Нырнув за ближайшую груду мусора, терас стал следить за дорогой.

Машины появились у их подъезда сразу с двух сторон — и остановились, полностью перекрыв собой отходные пути. Только завидев неспешно выходящих из них молодчиков в гражданской одежде, каждый достающий из багажника по автомату, Десмонд понял, что сопротивляться бесполезно. Заложив руки за голову, он вышел из своего укрытия и покорно дал себя сковать и первым затолкать в машину.

Интересно, а на такой поворот событий у Хаса найдётся план?..

* * *

Сквозь рвущую голову боль, отзывающуюся раскалёнными иглами чуть ли не в каждой клетке его тела, Брутус услышал, что солдаты Азата наконец уходят из подаренной ему самим командиром камеры пыток. Они оставили его подвешенным за руки на тонких цепях к низкому потолку, которые ранее он мог порвать одним лишь движением, — такие же сковывали его щиколотки и были закреплены на кольце в полу. Азат, похоже, специально приготовил эту комнату для своего в очередной раз проштрафившегося слуги и явно успел за то недолгое время, что их четверых везли в нынешнюю его резиденцию, потому что ранее он не мог знать, что Брутус более не представляет для него опасности.

Или мог?

Как они вообще их выследили? Брутус точно знал, что ни у него, ни у Хаса не было следящих устройств в телефоне или где-либо ещё, неужели он не учёл чего-то? Или кого-то? Могли ли, например, Шштерны на самом деле работать на Азата? Вероятно. МД так легко не предают, особенно будущие гвардейцы по происхождению. Кто бы мог подумать. А он сам пока только и может что огрызаться. Потому что, как ни старайся, Ове, мёртвый и изувеченный, Ове, всё время их любви ненавидящий его, продолжал стоять перед его глазами, стоило только закрыть их.

Удержать мысли в нужном русле Брутус тоже не мог. Больше всего ему сейчас хотелось отключиться: палачи Азата не оставили на нём ни единого живого места, а он уже отвык чувствовать настоящую боль — но нельзя было доставлять Азату подобного удовольствия. Рано или поздно он заявится — и должен будет увидеть, что пусть Брутус и схвачен, но — не побеждён.

Спустя какое-то время, не разбиваемое на отрезки и полное то затухающей, то вновь вспыхивающей болью, и в самом деле за тяжёлой железной дверью раздались шаги. Брутус с усилием вскинул голову: её замок уже щёлкал, отпираясь. И, когда в его камеру вошли с ухмылкой разглядывающий его Азат и едва-едва сохраняющий холодное выражение на лице Хас, он всё так же продолжал держать её поднятой.

— Как приятно наконец видеть тебя в подобающем месте, — с удовольствием в голосе отметил Азат, подходя к панели с кнопками на противоположной стене. — И положении. Осталась самая малость…

Он щёлкнул по одной из кнопок — и Брутус ощутил, как натяжение верхних цепей ослабевает. Он был вынужден встать на пол ногами под собственным весом и, конечно, не удержал равновесия из-за того, как плотно они были примотаны друг к другу. Аурис упал на колени, и Азат наконец отпустил кнопку, оставив его руки висеть в нужном ему положении.

— Вот, самое оно, — он подошёл к Брутусу, глядя на него сверху вниз. — Не всё ж тебе людей подвешивать… На месте Ове я бы застрелился ещё лет в одиннадцать, всё лучше, чем тебе прислуживать, но он, видно, решил, что месть надо подавать максимально охлаждённой. Что ж, могу его понять! А теперь расскажи-ка мне, много у тебя ещё в запасе таких гениальных провальных планов?

Брутус промолчал, нарочито смотря мимо него и презрительно кривя разбитые губы. Азат хмыкнул и, неспешно надев на руку кастет, с размаху ударил пленника в челюсть. Брутус чуть не задохнулся от обжёгшей его боли — но больше от унижения, которое вынужден был терпеть.

— Дорогой мой, — Азат резко повернул на себя его голову за окровавленный подбородок, — я не советую тебе молчать. Мои мальчики не наигрались, только и ждут отмашки, чтобы проверить, точно ли от твоих особенностей в тебе ничего не осталось. Говори. Как ты опять всё провалил? Или так и планировалось? Может, это такая задумка, чтобы в больших подробностях донести Страхову обо мне? Поделись своим гением, пока есть чем!

Брутус ещё никогда так сильно не ненавидел его — не бойца, вообще ничем не похожего на командира, торговца, чёрного бизнесмена, алчную, жестокую, бездушную тварь, до которой он никак не мог добраться, чтобы придушить собственными руками. Но к чему было сейчас геройствовать, кто-нибудь из них четверых всё равно расколется…

— Что ты надеешься от меня услышать? — прохрипел он. — Ты знаешь про Ове. Из-за его смерти сын Страхова понял, что его обманывают. Всё.

— Меня больше интересует, как ты — ты, Брутус — мог хоть кому-то настолько верить, — с притворным сожалением вздохнул Азат, поигрывая кастетом. — Сейчас ты наконец стал идеальным солдатом, без единого слабого места — ну, как только тебя отпустит твоя тоска. Жаль, что мой кредит доверия к тебе исчерпался. Зачем ты уничтожил лабораторию? Ты посчитал, что Особенные мне больше не нужны? Подумал, что можешь решать за меня?

Он опять ударил — на этот раз без предупреждения, уже с другой стороны, и Брутус услышал, как выбитый зуб отлетает на бетонный пол. Заставив себя вдохнуть, он ответил:

— Это Палаш. Он запустил…

— Окей, верю. Со всеми своими плюсами наш наёмник мог в последний момент передумать. Но почему ты вышел оттуда без Рогеро и Элиши? Почему оставил их там, Брутус? Неужели нельзя было использовать Шштернов в качестве вьючных осликов? Да, кстати, спасибо за них, я найду им достойное применение…

На этот вопрос ответа у Брутуса не было, и Азат отлично это знал. Выдержав паузу, он покровительственно улыбнулся.

— Я оценю по достоинству твой последний подарок — может быть, даже позволю тебе умереть безболезненно. Ты же осознаёшь, что больше мне не нужен, как тебе оказались не нужны твои родители?.. Но не радуйся раньше времени, мы ещё не закончили. Хас!

Брутус наконец посмотрел на Хаса, так и стоявшего у двери. От окрика отца тот вздрогнул всем телом, слишком сосредоточенный на Брутусе, и повернул к Азату ставшее землистого цвета лицо. Аурис поманил его к себе одним пальцем, и он деревянно приблизился, старательно и очень натурально искривляя губы в насмешливой улыбке.

— У тебя к нему тоже хватает претензий, сын. Держи, — Азат вручил Хасу кастет и подтолкнул к Брутусу. — Я понял по твоему рассказу, что большую часть переговоров вёл ты. Разрешаю наказать его за это использование неоплачиваемого детского труда. Покажи, чему ты у них научился.

Хас посмотрел на кастет в руке, на ухмыляющегося ему Брутуса, потом на ожидающего его действий отца и поджал губы.

— Я… не хочу марать о него руки, — сухо отозвался он, и Азат вскинул брови в удивлении.

— Это что-то новенькое. А может, тебе его просто жаль? Ну, например, — он наклонился к сыну и театральным шёпотом заговорил на ухо, — сдружились, сблизились… Брутус у нас легко завлекает симпатичных мальчиков…

— Ещё чего! — вспыхнул Хас. — Я не рассматриваю рабов в таком… качестве, отец! Ты полагаешь, я — такой же, как Ове?!

— О, нет, конечно, — Азат обнял его за плечи. — Но вдруг…

— Оставь меня с ним наедине минут на десять, — Хас надел кастет и осклабился. — Раз тебе так принципиально, я отведу душу.

— Стесняешься при свидетелях?

— Ты вроде говорил, что он и мой слуга тоже. Имею я право пообщаться с ним без твоего судейства на скамейке?

Азат посмотрел на наручные часы, на сына, уже почти кровожадно изучавшего то кастет, то лицо Брутуса и очень напоминавшего своего отца в этот момент, и неохотно согласился.

— Возьми ключ. Потом можешь распоряжаться его временем как тебе угодно. Решение на его счёт я приму вечером, — он протянул Хасу вынутую из кармана карточку, и тот с вызовом отозвался:

— Или я.

— Посмотрим. Развлекайся, но не увлекайся.

Похлопав на прощание сына по плечу, Азат вышел из комнаты. Пока стихали его шаги, Брутус неотрывно смотрел на застывшего в одной позе Хаса, потом открыл было рот, но аурис не дал сказать ему и слова. Упав рядом с ним на колени, он порывисто обнял его и, безмолвно плача, начал целовать его покрытое синяками и ссадинами окровавленное лицо.

— Я вытащу нас отсюда, обещаю! — выдохнул Хас, на несколько секунд отстраняясь. — Я виноват, я вызвал её, доверился… Но я исправлю всё, Брут! А отец поплатится за то, что с тобой сделал!

Пока лишь кивнув, Брутус закрыл уставшие глаза и позволил Хасу и дальше извиняться так, как тот считал правильным. Этот мальчишка давно был на его крючке, очень полезный — змея в тылу у ничего не подозревающего Азата, — но и иногда чересчур самостоятельный. Как только они выберутся, надо будет хорошенько проучить его, чтобы больше он и моргнуть не смел без его разрешения.

И, в конце концов, сломать.