Я сразу же узнала наш сад.
Я, скромная фиалка, только что расцвела рядом с тропинкой, по которой так часто бегала, когда была девочкой. Наверно, был уже поздний вечер, потому что тень от нашей вишни протянулась до самой стены.
За окном, на кухне, навзрыд плакала мама. Её окружали соседки, и мне было слышно, как она причитает:
— Моя девочка! Бедная моя девочка!
Я плохо разбирала, о чём ей толкуют все эти тётушки, потому что от волнения все они говорили одновременно. Заступ моего отца валялся посреди сада, и я догадалась, что отец прервал работу и пошёл меня искать.
«Какая я была неосторожная, — сказала я себе, — и зачем только я поддалась любопытству! Теперь, если мама меня не узнает, всё пропало, и родителям останется оплакивать меня до конца дней».
Самое ужасное — в своём новом обличье я не умела ни плакать, ни говорить. Моё крохотное цветочное сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвётся, и я думала:
«С какой стати мама, которая так горюет, обратит внимание на какую-то фиалку в саду!»
Ясно было, что мне суждено вернуться в Королевство цветов, и я задыхалась от вопля, который напрасно рвался из моей груди.
Тем временем мама встала и повернула лицо к саду, словно услыхала слова, которые я не могла выкрикнуть.
— Мне кажется, Анни меня зовёт, — сказала она.
И пошла к двери.
— Перестаньте, мадам, успокойтесь, — затараторили соседки и бросились за ней следом. — Что вы такое выдумываете? В саду же нет никого, сами видите.
Мама посмотрела на них глазами, полными слёз, и на мгновение остановилась на пороге кухни.
Я испугалась, что сейчас она вернётся в дом. Но во мне уже вспыхнула безумная надежда, и я мысленно стала звать маму изо всех своих жалких цветочных сил.
— А я вам говорю, что Анни меня зовёт, — повторила мама. — Вот сейчас она опять крикнула.
— Никто не кричал, уверяем вас, — твердили соседки, — вернитесь в дом, мадам, ну пожалуйста!
А между собой они зашептались:
— Бедняжка! От горя у неё помутилось в голове.
Но невидимая нить притягивала маму ко мне.
Она словно слышала меня — и вот уже её рука, такая знакомая и ласковая, протянулась к моему стебельку.
— Анни меня зовёт! Анни меня зовёт! Я же слышу, что это Анни, — с этими словами мама погладила мои лепестки.
— Да какая же это Анни? Это простая фиалка, — жалостливо вздохнули соседки. — Вы что, хотите её сорвать?
И снова зашептались:
— Бедняжка! У неё помутилось в голове от горя.
Но мама уже освободила меня от заклятия. Я сразу опять стала девочкой, и когда отец вернулся, мы сидели, обнявшись так тесно, что его поцелуй пришёлся сразу и в мою щёку, и в мамину.
