От гомеровского пира, драгоценных вин Что нам? — тесная квартира, винный магазин. В жизни бедной или праздной захлестнет тоской, Теллурическим маразмом, мерзостью людской. И глядишь с античной мукой в мира суету, Олимпийской полон скукой, с горечью во рту.

оставь мне дождь, оставь мне темноту, рассветный бред — как гибель на посту, сквозь бытие, затертое до дыр, я с двух сторон гляжу на этот мир, с двух граней — света, зеркала, стекла, с кружения то решки, то орла, с дождя, рассвета, мутной головы твержу: планета, я иду на вы, на вы иду, на «вы» весь мир зову… зубами хапнув неба синеву, вишу — щенок на варежке, дурак. не бей под ребра — отпущу и так.

В земле морозной ноги яблонь стынут, Колхозный сад объемлет снегопад, Иди в него, в его покой пустынный — Здесь рай, где ты ни в чем не виноват, Седьмое небо в проволочной сетке, Здесь брошенный шалаш сугробом скрыт, И яблоко последнее на ветке В слезах, оледеневшее, висит.

«Светит нам звездочка-негасимка…» Так дети играют в детском саду: — Я невидимка! — Нет, видимка! — Ты не найдешь меня! — Нет, найду! Раз-два-три, водит… нас жизнь по кругу. Дурочка, жмурочка, топ да хлоп. И, чтоб не страшно, себя за руку — И в этот миг расшибаешь лоб.

сказочка-сказочка мы в гостях незабудки цветут на наших костях наши звонкие бусики динь-динь-динь серебристое ложе трава полынь губы в губы дареный мед кто к тебе из травы встает губы мятные с холодком наперстянка под языком

Подуй-ка в дудочку мою, Тростинка, чуткая Сиринга! Я воздух Греции пою И вздох вина в нелепой кринке, Эгейской амфоре лепной, Так схожей формою со мной — Очеловеченной, прогретой На ржавом солнце, на песке Античного живого лета, Мячом лежащего в руке: Вот разбегусь, метну с размаха И сквозь прибой за ним рвану, Забыв, что тело — горстка праха И черепком идет ко дну.