Елена от волнения была словно в тумане. Когда они подошли к своему столу и сели, она подняла к Майклу глаза и попросила:

— Майкл, я хочу увидеть автограф Легара и столик, за которым он сидел. Это можно как-то сделать?

— О, Эли, да ради Бога! Я с удовольствием буду твоим гидом.

Елена долго смотрела на роспись Легара, прославившего этот ресторан, другие автографы известных людей, постояла около исторического столика и, когда они вернулись к своему столу, вдруг, неожиданно для Майкла, неуверенно произнесла:

— Майкл, а мы… можем теперь… уйти?..

— Почему, Эли? — удивился Майкл. — Тебе здесь не понравилось? Ты же так ждала этот вечер!

— Да-да! Очень ждала! — быстро заговорила Елена. — Но понимаешь, я себя здесь чувствую, как в музее. А в музее я есть не могу.

Она была настолько взволнованна, а весь вид ее выражал такое отчаяние и огорчение, что Майкл поспешил утешить девушку:

— Эли, конечно, мы можем уйти тогда, когда ты хочешь.

— Я не обидела тебя? — настороженно уточнила Елена.

— Чем, Эли? — Майкл мягко улыбнулся. — Программу мы выполнили, а ужинать не так уж сейчас и хочется. Тем более, мы можем это сделать в любом другом месте.

— Но Майкл… — Елена понизила голос до шепота. — А что же нам делать с заказом?

— О, Эли, я все улажу, — заверил ее Майкл, стараясь сдержаться и не рассмеяться от ее растерянного, довольно забавного вида.

Он подозвал официанта. Потом, предложив Елене руку, пошел с ней к выходу. Когда они устроились в такси, Майкл повернулся к Елене и спросил:

— Эли, что теперь? Ты хочешь домой? Или все-таки где-нибудь поужинаем?

— Хочу ужинать! — решительно заявила Елена.

Майкл что-то сказал водителю, и вскоре они подъехали к сверкающему огнями ресторану, около которого останавливались великолепные машины и такси.

Их посадили за небольшой столик, рассчитанный на двоих, почти в центре зала, украшенного лепниной, зеркалами, тяжелыми портьерами. Бесшумно сновали официанты. На полукруге возвышения играл оркестр.

Елена внимательно слушала Майкла, зачитывающего ей карту вин.

— Майкл, — вдруг прервала она его, — а это, действительно, настоящий французский коньяк?

— Эли, можешь не сомневаться. Настоящий! — заверил Майкл и поинтересовался: — Тебе заказать?

— Да. Я обожаю коньяк. Да еще такой! — восторгалась Елена. — Только немножко, потому что он, наверное, ужасно дорогой! — таинственным полушепотом добавила она.

— Пожалуйста, Эли, ну не думай ты хоть одну минуту о деньгах, — попросил Майкл.

— Но Майкл!.. — запротестовала Елена. — Как же я могу о них не думать, если завтра мне вести тебя в кафе? А ты и без дорогостоящего коньяка обещал меня разорить!

— Если ты, что с коньяком, что без него все равно можешь считать себя полным банкротом, то какая уж теперь разница? — засмеялся Майкл.

— А и действительно, никакой! — бесшабашно согласилась Елена и заявила:

— Тогда заказывай… сто граммов коньяка лично для меня! А закусывать я буду запеченным фазаном. На десерт — непременно высокую стопочку вот тех малюсеньких пирожных! И кофе.

— Эли!.. — захохотал Майкл. — В этой «стопочке», как ты выразилась, их, наверное, штук пятьдесят! Тебе не будет плохо?

— Не будет! — отрицательно покачала головой Елена. — Съем я от силы два, но заказать хочу «стопочку». А еще — фазан обязательно и коньяк, если ты помнишь. И кофе не забудь!

— Ох, Эли!.. Все! После твоего заказа завтра станет двумя банкротами больше: сегодня разорюсь я, завтра — ты! — продолжил смеяться Майкл, увидев злорадную усмешку Елены.

— А ты как думал? Что выйдешь сухим из воды? И так будет со всяким, кто покусится на содержимое моего кошелька!

С трудом успокоившись, Майкл сделал заказ.

— Майкл, а ты, правда, не обиделся, что мы уехали из «Максима»? — Елену все еще волновал этот вопрос.

— Да нет же, Эли. Я никогда не задумывался об этом раньше, но теперь готов с тобой согласиться. И потом… Так, как получилось, значительно лучше. Действительно, зачем нам ужинать в музее? — успокоил Елену Майкл. — И такими поступками ты разоришь меня гораздо быстрее, чем тебе кажется! — многозначительно добавил он.

— А вот и мой коньяк! — радостно воскликнула Елена, когда официант наполнил ее рюмку.

— И я, пожалуй, тоже выпью коньяка, — Майкл сделал рукой знак официанту.

— Э, нет!.. Какой хитрый! Хочешь хоть что-нибудь выгодать из своего банкротства? Это же мой коньяк! — бурно запротестовала Елена.

— Так ты же заказала сто граммов, а здесь — целая бутылка! — заявил Майкл. — Я принял решение не только разориться сам, но и наделать кучу долгов в счет будущих поколений. Поэтому твой протест отклоняется. Итак, за наше взаимное банкротство!

Они дружно выпили.

— Ах, какая прелесть! Тысячу лет не пила коньяк! — восторгалась Елена.

— Мадемуазель, вы пугаете меня! — шутливо сказал Майкл. — Так сколько же вам лет? Должен заметить, вы неплохо сохранились.

— Все благодаря здоровому образу жизни! — заявила Елена и попросила заказать сигареты.

Майкл заметил, как после выпитого коньяка легкий румянец украсил щеки Эли, и засверкали чарующим светом ее глаза. Он опять сделал знак официанту, и тот наполнил их рюмки.

— Теперь мой тост! — опередила Майкла Елена. — Я хочу выпить за тебя, Майкл. Ты подарил мне незабываемый день и сказочный вечер. Я буду помнить «Максим» всю жизнь. Ведь я видела и трогала столик, за которым сидел сам Легар! То, что я в Париже — это волшебство. И в эту Страну Чудес я попала, только благодаря тебе. Поэтому — за тебя, Майкл!

— Спасибо, Эли, — Майкл был искренне тронут. — А я пью за тебя. Я благодарен, что ты, Эли, здесь, со мной.

Когда они выпили, он, смеясь, дополнил:

— Заметь, ты благодарна за столик композитора Легара, а я — за твой приезд. Об этом Легаре и его столике ты весь вечер забыть не можешь. А я уже слышать не могу это имя. И в «Максим» больше — ни ногой!

Елена звонко засмеялась, слушая мнимо-гневную тираду Майкла.

— Ты напрасно так обиделся на Легара. Я, вообще-то, больше люблю Имре Кальмана. Он, кстати, тоже одно время жил в Париже! — радостно сообщила Елена.

— Боже! Короля оперетты я просто не переживу! — взмолился Майкл. — Я надеюсь, в твои планы не входит разыскивать шкафчик Кальмана или кресло Шарля Гуно? Париж богат знаменитостями!

— Нет, — успокоила его Елена. — Ограничимся столиком Легара.

— Слава Богу! — вздохнул с комичным облегчением он.

Но девушка тут же продолжила:

— А вот кораблик или баржу, или как там это называется, на которой жил актер Пьер Ришар — обязательно!

— Эли, этот кораблик или баржа, или что-то другое, давно оттуда уплыл, — умоляюще, едва сдерживая смех, посмотрел на нее Майкл и предложил: — Давай ограничимся тем далеким дебаркадером и водолазным снаряжением. Ей-Богу, уже предостаточно приключений на суше, на воде и в воздухе. Вспомни свое путешествие двухдневной давности, и ты поймешь, насколько я прав!

— Но Майкл… Ты слишком суров!.. — протянула Елена, забавно надув губки.

— Нет, Эли! — Майкл нахмурил брови, сделал строгое лицо и решительно заявил: — Чаепития с Ришаром не будет! Достаточно нам спасателя с супругой. Не возражай, а лучше ешь своего фазана. И пойдем танцевать!

— Только после еще одной рюмочки коньяка! — категорично возразила Елена. — Надеюсь, я еще не превысила норму заказа?

В ответ Майкл усмехнулся:

— Какая расчетливая мадемуазель! А вот я щедр до такой степени, что сам себя не узнаю. Но так и быть! Не перемерять же бутылку?

— А почему бы и нет? — тут же запротестовала Елена. — Давай перемерим!

— Эли, мы поручим эту миссию официанту, — серьезно предложил Майкл. — А пока давай выпьем за наши самые большие увлечения!

Он с многозначительной улыбкой посмотрел на Елену, которая, приподняв брови и покачав головой, рассмеялась. Затем посмотрела на Майкла таким лучистым ослепительным взглядом, что его бросило в жар.

«Я безумно хочу ее! — подумал он. — Я сейчас, как никогда раньше, близок к полному сумасшествию. Надо как можно скорее хотя бы пригласить ее танцевать. Я хочу дотронуться до ее тела. Почувствовать его движения в своих руках! «Но вслух, с трудом усмиряя собственные чувства, спросил:

— Эли, ты не поддерживаешь мой тост?

Она, все еще улыбаясь и пристально всматриваясь в него, молчала, а потом, когда он уже отчаялся дождаться ответа, промолвила:

— Ну что ж! За наши самые большие увлечения. Удачи тебе, Майкл!

— И тебе, Эли! — радостно откликнулся Майкл.

Как только опустели рюмки, он встал и, поклонившись, пригласил Эли. Майкл стремительно двинулся с ней к танцплощадке, потому что сейчас этот танец был для него самой насущной необходимостью. Он обнял Елену, стараясь поближе прижать к себе. Но она с мягкой настойчивостью держала дистанцию. Когда Майкл дотронулся до ее обнаженной спины, ему показалось, что сердце его остановилось. Он еще минуту назад мечтал о том, чтобы почувствовать каждое движение Эли, прикоснуться к ней, но даже не предполагал, насколько это для него окажется мучительной и сладостной пыткой.

Елена с удовольствием и самозабвением отдавалась танцу, двигаясь с присущей ей природной грацией и легкостью. Ей было хорошо и уютно в крепких и нежных объятьях Майкла. Впервые она почувствовала, как может быть приятно прикосновение к ее обнаженному телу мужских рук. И не каких-то рук вообще, а именно рук Майкла. Она даже немного испугалась этих новых ощущений и слегка, пытаясь хоть на секунду избавиться от этого непривычного чувства, пошевелила плечами.

Майкл мгновенно ощутил это ее движение каждой клеточкой своего тела. Не желая больше сдерживаться, он решительно притянул Эли к себе и заглянул, слегка наклонив голову, в ее лицо. Оно вдруг вспыхнуло и мгновенно залилось румянцем, и Майкл поневоле, щадя чувства Эли, отпустил ее, восстановив первоначальную дистанцию.

Они были настолько поглощены собственными мыслями и ощущениями, что за весь танец не произнесли ни слова. Вернувшись за столик, оба испытывали такой жар в крови, что когда Майкл предложил выйти в небольшой зимний сад ресторана, Елена охотно согласилась.

— Как здесь хорошо…

Она зашла в самую гущу растений и, обнаружив уютный диванчик, удобно устроилась на нем.

— Прохладно… И воздух изумительно чистый…

Она несколько раз глубоко вздохнула полной грудью.

Майкл с восторгом и теплотой отметил, что и сама Эли в своем изумрудном платье, среди всего этого зеленого великолепия напоминала ему тоненькое хрупкое растение, которое необходимо постоянно оберегать и за которым надо заботливо ухаживать. Она была такой непосредственной и чистой, что он не узнавал сам себя. Майкл забыл, что подобные трепетные чувства могут вызывать обычные взгляды, слова, прикосновения. Только с Эли он понял, насколько многого был лишен, погрузившись с четырнадцати лет в так называемую «взрослую жизнь». Он сожалел, что до знакомства с Эли не почувствовал ни разу прелести душевного трепета от простого присутствия желанного и дорогого человека. Эли открыла для него другое мироощущение, и теперь он понять не мог, как можно было жить в том, прежнем, мире каких-то примитивно-рациональных отношений без головокружений от неистового желания и безмерного уважения к чувствам другого человека. Оказывается, была своеобразная прелесть в подобных хрупких и бережных отношениях. Та жизнь отличалась от теперешней, как простое стекло отличается от сверкающего разноцветьем бриллианта. Поэтому впервые и возникло это необыкновенное чувство, называемое любовью, в его, Майкла, душе. Любовь к Эли.

— Майкл!.. — позвала Елена. — Иди сюда!

Он подошел и сел в угол диванчика, слегка откинувшись и искоса посматривая на Эли.

— Вот бы сейчас покурить… — мечтательно произнесла она.

— По-моему, кто-то минуту назад восхищался чудным чистым воздухом… — насмешливо возразил он. — А еще одета в традиционный цвет экологического движения «зеленых»!

— А ты напрасно иронизируешь, Майкл! — горячо откликнулась Елена. — Я, действительно, разделяю их воззрения.

— Особенно в той части, которая касается курения! — продолжил, усмехнувшись, Майкл.

— Согласна. Это — дурная привычка. Я и сама это знаю. Но зато я никогда не ношу изделий из натурального меха. Это же ужасно, Майкл, в наш век, когда есть столько разнообразных искусственных тканей, специально выращивать животных, чтобы убивать их! Я понимаю, где-то на Крайнем Севере — на Чукотке, Аляске — люди используют шкуры оленей, например, а мясо съедают. Это — жизненная необходимость. Но просто так… как в пещерные времена… по традиции… или по каким-то надуманным канонам красоты!.. Категорически не согласна! И ходить, увешанной шкурами убитых животных, да еще по принципу «чем больше, тем лучше», словно дикий индеец — скальпами, ни за что никогда не буду!!! — категорично и решительно закончила Елена.

— Эли, ты была так убедительна!.. Тебя обязательно поддержали бы. А фирмы по производству пушнины и меховых изделий моментально разорились! — с мягкой улыбкой констатировал Майкл.

— Нет, Майкл. Традиции не поломаешь сотнями даже самых пламенных речей. Необходимо, чтобы выросло и воспиталось новое поколение — добрее, душевнее, человечнее нас!

Майкл внимательно слушал Эли, поражаясь ее удивительной способности после всех ударов судьбы, полученных ею в столь молодом возрасте, сохранять душевную доброту, силу духа, ясность цели своей жизни.

— А еще, в отличие от большинства женщин, — добавила она, — я не люблю букеты срезанных цветов и духи.

— А любишь раскачивать мосты, пить дорогущий коньяк и отравлять жизнь окружающих сигаретным дымом! — с иронией подхватил Майкл.

Елена звонко рассмеялась.

— Еще люблю заказывать пирожные целой «стопочкой»!

Он добавил:

— И теряться самым невообразимым образом во времени и пространстве!

Майкл быстро придвинулся к ней и, наклонившись, прошептал:

— Э-ли…

Он нежно обнял ее одной рукой за плечи, другой бережно взял ладошку Елены и снова повторил, почти коснувшись губами ее лица:

— Э-ли…

Она замерла, вслушиваясь в звуки его голоса и чувствуя нежность его прикосновений. Но вдруг резко встала, встряхнула головой и быстро, явно пытаясь преодолеть охватившее ее чувство, сказала:

— Майкл, а я — замерзла.

— Я готов согреть тебя, Эли!

Он протянул к ней руки, как бы пытаясь обнять ее. Она сразу отступила. Майкл шагнул к Эли, всем своим видом подчеркивая решимость выполнить обещанное. Елена в панике широко открыла глаза и снова отступила. Майкл весело рассмеялся:

— По-моему, тебе уже жарко, Эли!

Она мгновенно пришла в себя и, шутливо улыбаясь, заявила:

— У тебя потрясающие способности к обогреву, Майкл!

— О, Эли… — усмехнулся Майкл. — Если бы ты только знала!.. Это лишь мизерная доля от моих настоящих способностей.

Елена отвела взгляд в сторону и строго сказала:

— Все! Возвращаемся в зал! И только попробуй отказать мне в рюмочке коньяка!.. Рассматривай это, как лекарство для моего спасения, потому что в противном случае мне грозит болезнь от испытанных сейчас резких перепадов температуры.

Смеясь, они вернулись в зал. Выпив еще коньяка, они попросили десерт. Майкл и Елена, безусловно, были необычной парой из-за заметной разницы в росте. Но не только это привлекало к ним взгляды присутствующих. Они настолько органично сливались в единое целое в общем восприятии, настолько сильна была аура, окружавшая их, что интерес к ним не ослабевал весь вечер. Особое удивление вызвал официант, поставивший в центр их стола целое блюдо маленьких масляных пирожных, уложенных высокой пирамидой.

— Ну и с какого начнем? — с усмешкой спросил Майкл, наблюдая за Еленой, осматривающей со всех сторон «стопочку», как она выразилась.

— Майкл, пожалуйста, не отвлекай! Пойми, как важно не ошибиться и выбрать самое вкусное! — отмахнулась Елена.

— А мне кажется, что они все одинаковы… — недоумевая, окинул взглядом пирамиду Майкл.

— Как бы не так! — возразила Елена и тут же радостно воскликнула: — Вот то, что мне надо!

Она аккуратно взяла самое верхнее и положила в рот. Затем запила кофе. Потом последовательно съела еще несколько этих изумительных, размеров с небольшую монетку, пирожных.

С удовольствием наблюдая за Эли, Майкл с неожиданным для себя энтузиазмом тоже принялся поглощать эти шедевры кулинарного искусства. Когда пирамида значительно уменьшилась, они допили кофе и, счастливые удачно проведенным вечером, вернулись в дом супругов де Мерсей.

Лежа в постели, Майкл никак не мог уснуть. В голове проносились картины сегодняшнего вечера. Вечера с Эли. Он вспомнил, как танцевал с ней, как впервые дотронулся до ее обнаженной спины, ощутив под рукой атласную гладкость кожи. Майкл так явственно это представил, что стремительно перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Ему стало казаться, что та задача, которую он поставил перед собой — быть сдержанным и терпеливым — невыполнима. Майклу хотелось как можно скорее рассказать Эли о своей любви и настоять на том, чтобы его предложение руки и сердца было безотлагательно принято. Но что значит «настоять»? А если она и в этот раз решительно его отвергнет? Силой же Эли не заставишь стать его женой!

«Билл прав! Спешить ни в коем случае нельзя! — уговаривал себя Майкл.

— Я буду, я должен быть терпелив! Бог свидетель, каким усилием воли я заставляю себя быть сдержанным. Но как же я хочу быть с Эли! И она, я чувствую, испытывает то же. Я хорошо видел, что мои прикосновения и объятья ей приятны. Она прислушивается к зову своего тела, пытается осмыслить эти новые для нее ощущения. Поэтому я должен быть осторожен, должен во что бы то ни стало обуздать свои эмоции и желания. Иначе я вспугну эту маленькую птичку-колибри, и она упорхнет от меня. Эли решимости не занимать! А я хочу, чтобы она осталась со мной… навсегда… на всю жизнь… Эли… «Майкл уснул.