“Жизнь – дерьмо”  

(Аксиома).

 

  1.

Событие, положившее начало всей этой истории, произошло уже довольно давно – в конце прошлого века, на пятом году эпохи постсоциализма, когда разрушенная экономика вяло агонизировала, криминал напористо вступал в свои права, стирая грани между бандитами и предпринимателями, разборки разных уровней охватывали страну, а народ со смешанным чувством страха и любопытства взирал на всё это поверх стакана, привычно зажатого в кулаке.

 

          2.

Стоял первый по-настоящему весенний день середины марта. Окончились февральские морозы, сковывавшие звенящий колючий воздух. Как-то незаметно, в течение нескольких дней, сошёл снег, выпавший вслед за последней недолгой оттепелью. Остались только небольшие грязно-обледеневшие проплешины на газонах, под деревьями да во дворах, куда ещё не проникло тепло. А солнце уже, разодрав небосвод, пригревало по-настоящему, показывая силу свою, накопленную за зиму, и просушивая асфальт от ещё недавно нёсшихся по нему талых потоков.

В такие дни в человеке тоже происходят своеобразные перемены. Тело вроде бы пробуждается от зимней спячки. Кровь веселее бежит по жилам, ударяя в голову и иные органы, чем вызывает значительный рост населения и абортов. Сам человек чувствует себя более крепким, более сильным и менее уязвимым. Мужчины, сами того не замечая, поднимают головы, расправляют плечи. В их глазах появляется огонёк, прятавшийся до этого неведомо где, и они совершают безрассудные поступки: объясняются в любви, хамят начальству или, ни с того ни с сего, дарят жёнам цветы.

Именно в такой день Евгений Викторович Желтицкий, двадцати девяти лет, рядовой переводчик отдела технической документации производственного объединения «Протон», более известный среди знакомых и сотрудников как Женя Желток, покидал площадь городского вещевого рынка или, попросту говоря, барахолки. Визит в этот центр челночно-предпринимательской деятельности объяснялся полученной за день до этого зарплатой, давшей возможность лёгкой поправки уже порядком износившегося Жениного гардероба. Неся в руке полиэтиленовый турецкий пакет с немногочисленными, но не менее приятными от этого, покупками, Желток двигался сквозь плотную толпу потенциальных покупателей и просто любопытствующих к выходу из базара.

Настроение у Жени было под стать погоде. На душе пели соловьи. В такт соловьям из дальних глубин организма нёсся, невесть откуда вспомнившийся, «Последний отсчёт» давно забытой «Европы». Подобно ледоколу в арктическом море Желток прокладывал свой путь, бессознательно бубня себе под нос мелодию песни. Его переполняла энергия и сила, обычно им не ощущаемая; все люди казались приветливыми и привлекательными. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что Женя Желток был счастлив.

Женя вышел из базара и направился туда, где стоял его автомобиль, модели не самой престижной, но весьма любимой народом, не обременённым излишним благосостоянием, а, попросту говоря, старому «зазику».

Тут нужно отметить одно обстоятельство. Дело в том, что специальной стоянки для автомобилей в районе барахолки пока не существовало. Стихийно возникший на этом месте вещевой рынок зубами вырвал себе место для торговли, а примыкающая к нему территория не претерпела никаких изменений. Поэтому владельцы автотранспорта, чтобы убрать его с проезжей части улицы, загоняли свои автомобили на участок между дорогой и тротуаром, где некогда росла травка, ныне навеки впрессованная колёсами в землю. Поскольку движение на улице было довольно оживлённым, выезд со стояночного места походил на упражнения в водительском мастерстве.

Итак, подойдя к своему «челленджеру», Женя отпер дверь и, бросив пакет с покупками на заднее сидение, плюхнулся на водительское место. Мотор завёлся с полуоборота, «на джик». Настроение Жени улучшилось ещё больше. Музыка, звучавшая в душе, требовала простора. Перед глазами всплыли картины того, как в фильмах полицейские с выезда разворачивают машины на сто восемьдесят градусов. Тело жаждало действия и немедленного свершения трюка на практике. Бросив косой взгляд через плечо, и убедившись в сравнительной пустоте дороги, Желток выжал педаль сцепления, врубил заднюю передачу и дал газу. Продолжая напевать себе под нос, но уже погромче, чем на базаре, так как рядом с ним никого не было, Желток вылетел на проезжую часть. И тут небо раскололось надвое над его головой!

За спиной Жени раздался визг тормозов. Краем глаза в зеркале он увидел непонятно откуда взявшуюся машину, которая уже почти влетела ему в задок, и лихорадочно вжал двумя ногами в пол сцепление и тормоз. «ЗАЗ» замер. Другая машина, чудом избежав столкновения, пролетела по диагонали через проезжую часть, вылетела за бордюр и там во что-то врезалась. Во всяком случае до Желтка донёсся довольно мощный удар.

Женин желудок оборвался и полетел куда-то вниз, в чёрную звенящую пустоту. День, ещё секунду назад такой яркий и красочный, померк, приняв угрожающие свинцовые оттенки. Случилось самое страшное. Именно этого Женя боялся больше всего, садясь за руль автомобиля. Он стал причиной аварии. Желток предпочёл бы, чтобы это его машину задело, разбило или даже смяло в гармошку, а чужая осталась бы целой. Но, сейчас всё оказалось наоборот. Женин агрегат стоял без единой царапины, чужой же находился на обочине, Бог знает в каком состоянии, а пассажиры...

Женя вышел из ступора. Пассажиры автомобиля ( «Боже мой – иномарка!» – в моделях Желток разбирался как коза в интегралах) уже вылетели из машины и осматривали повреждения. Один, лет двадцати двух-двадцати трёх, суетился, ощупывал кузов и заглядывал под днище. Другой, крепкий мощный мужчина с квадратным широкоскулым лицом и цепким взглядом, лет тридцати восьми, оценил внешний вид машины, развернулся и уверенной походкой двинулся в сторону Жени.

В голове Желтка испорченной пластинкой завертелась фраза недавно рассказанного ему анекдота: «Останавливается на перекрёстке «600-й», и тут ему в зад врезается «Запорожец»… Останавливается на перекрёстке «600-й»…». Дальше мысль не шла, оставляя ощущение муторного ужаса, колыхавшегося внутри Жени, как прокисший кисель. Подрагивающей рукой он нащупал ручку двери и ватными ослабевшими ногами выбрался на улицу. Земля не чувствовалась, и было такое ощущение, будто стоишь на протезах.

Мужчина уже подходил к нему. Женя открыл рот, чтобы произнести первые слова покаяния. Но монолога не получилось. Не говоря ни слова, мужчина коротко, без замаха, всадил кулак левой руки ему в печень, и тут же, почти одновременно, врезал Жене справа в солнечное сплетение.

Было такое ощущение, будто внутри взорвалась бомба. Ноги Желтка моментально подкосились, и он рухнул на колени, обхватив себя руками, пытаясь остановить, убаюкать разрастающуюся боль. Мучительно пытаясь вдохнуть хоть глоточек воздуха, и борясь с подступившей к горлу тошнотой, он думал сейчас только об одном – устоять на коленях, не упасть лицом на асфальт. Почему таким важным казалось не упасть, было непонятно.

Так сильно Женю ещё никогда не били. Собственно говоря, его не били вообще. За все свои двадцать девять лет жизни Желток ни разу не дрался. Даже в школьные годы, когда умение «набить репу» служило основой самоутверждения у его сверстников, он не участвовал в спорах на тему «кто кому даст», не пробивал кулаками своё место в дворовом обществе и не участвовал в разборках. Женя не был убеждённым пацифистом, нет. Дело в том, что он был отчаянным патологическим трусом. Насилие и боль пугали его больше всего на свете. Подобно любому нормальному человеку его возраста, Желток с удовольствием наблюдал побоища в фильмах, но любая реальная драка, происходившая на его глазах, на улице, во дворе или в школе, опускала Женину душу в такое место, откуда она долго не появлялась. Давать сдачи более сильным, когда его задевали, он боялся, а бить слабых - было просто неприятно. Другими словами – бойцом Женя не был.

Сейчас, стоя на коленях, находясь на грани сознания и полной отключки, с ощущением, что его уши плотно забиты ватой, Желток не мог поверить, что это сейчас происходит именно с ним.

- …глаза свои, сука, куда деваешь, когда за руль садишься? – донеслось из мутной пелены, окружившей Женю. С трудом сфокусировав зрение, он различил мужчину, стоявшего над ним. По сторонам угадывался народ, как мухи на падаль, мгновенно собиравшийся на месте любого происшествия.

- Ты меня слышишь, козёл? – расслышал опять Женя, пытавшийся вернуть себе остатки человеческого соображения. – Я тебя спрашиваю, какого хера ты прёшь по дороге, не глядя по сторонам?

Вопрос был чисто риторическим. Желток мог бы ответить, что они сами допустили нарушение, двигаясь с превышением скорости и не соблюдая дистанцию. Но отвечать он не мог, так как мысли разбежались по голове, как тараканы, и попрятались там, где найти их сейчас было совершенно невозможно.

- Там лёд, Бита, понимаешь, плёнка, небольшая, но как каток, - молодой парень подбежал к крепкому. Слова сыпались из него часто, с нервным подрагиванием. Складывалось впечатление, что он старается поскорее оправдаться, переложив ответственность на дорогу, Женю, погодные условия и самого господа Бога, - Понимаешь, лёд. Чёрт его знает как он тут сохранился, проезжая часть ведь. Вот нас на нём и занесло. Мы на скорости влетели, а…

- Заглохни, - спокойно посоветовал ему Бита, - что с тачкой?

- Хана, - осунулся парень, - передок помялся, но это ещё херня. Мы, когда за бордюр вылетели, камень поймали. С размаху, понимаешь?

- Ну? – ускорил его объяснения Бита.

- По-моему, коробка разбита, - подвёл итог парень.

Крепкий развернулся и подошёл опять к «Форду». Машина являла собой не лучшее зрелище. Передом она влетела в невысокий бетонный столбик, вкопанный здесь в давние времена для неизвестных целей. Водила успел погасить скорость, поэтому сила удара была небольшой, но капот пострадал довольно ощутимо и передняя решётка треснула пополам. Из-под днища автомобиля, которое попало на злополучный камень, разлилась лужа.

- Тормозуха потекла, - пояснил парень.

- Своим ходом уже не пойдёт? – утвердительно спросил Бита.

- Не-е, придётся сейчас кого-то вызывать, волочь в мастерскую, - ответил водитель.

Растолкав любопытных, на дороге появился милиционер. Не гаишник, а, скорее всего, один из дежуривших в это время по территории. Он уже что-то наговаривал в рацию, висевшую на плече, видимо вызывая кавалерию на подмогу. Крепкий развернулся в его сторону, подошёл вплотную к милиционеру, взял его за локоть и, глядя в глаза, негромко сказал:

- Слышь, маршал, ваших не надо. Видишь, жертв нет, никто не пострадал. Машину слегка задело, мы между собой разберёмся. Понял?

Милиционер из молодых, избегая встречаться взглядом с Битой, осмотрел место происшествия, вылетевший за бордюр «Форд», Женю, пытающегося подняться на ноги, ничего не сказал, скомандовал в рацию отбой, развернулся и покинул сцену, предложив по ходу толпе разойтись. Предложение оказало на народ такое же воздействие, как дробина на слона. Собравшиеся прохожие продолжали жадно впитывать происходящие события, осматривать повреждения у «Форда», наблюдать за состоянием Желтка и комментировать происходящее. Примечательно то, что все ограничивались простым наблюдением, и помощи Жене никто не предложил.

Бита вернулся назад к Желтку, который, упёршись руками об асфальт, пытался подняться на ноги. Давалось это ему с трудом.

- Где документы? – холодно потребовал Бита.

Желток хотел переспросить, о каких именно документах у него спрашивают, голова всё ещё туго соображала, но из горла послышался только невнятный клёкот.

Бита презрительно оттолкнул его ногой, отчего Желток переместился с четверенек на пятую точку, и, нагнувшись, заглянул в салон «ЗАЗа». Он откинул козырёк над водительским сидением и провёл по нему рукой. Там было пусто. Тогда он открыл бардачок и, заглянув туда, вытащил прозрачный полиэтиленовый пакетик с документами. Мельком глянул на содержимое: техпаспорт на машину, талон предупреждений, права плюс какие-то квитанции, хранимые Женей вместо того, чтобы быть выброшенными. Бита быстрым движением сунул всё обратно в пакет, спрятал его во внутренний карман своей куртки и развернулся к Жене.

- Адрес?

- Южная … шесть, квартира сорок, - с трудом выдавил из себя Желток, уже обретающий дар речи.

- Вали к себе и жди, мы появимся, - пообещал Бита и пошёл к парню, продолжающему осматривать повреждения автомобиля. На ходу он  достал из кармана «трубу» и начал набирать номер. После первых цифр Бита остановился, встряхнул мобильник пару раз и, чертыхнувшись, спрятал его обратно.

- Значит так, я беру тачку и еду. Ты, - он ткнул пальцем в грудь парня, тот поморщился, - иди ищи телефон, у меня в мобильнике батареи накрылись, лови Петровича, пусть от него кто-то приедет и заберет машину в мастерскую. Поедешь с ними, проследишь, чтобы всё было чики. Понял?

Парень с готовностью кивнул головой. Подойдя к «Форду», он захлопнул дверки, окинул ещё раз взглядом картину разрушения и осмотрелся по сторонам в поисках телефона-автомата. Не видя поблизости ничего похожего, но, заметив через дорогу продуктовый магазин, в котором телефон должен был быть, он раздвинул толпу и зашагал туда. Биты уже не было.

Тем временем Жене, наконец-то, удалось подняться. Боль как бы заглохла. Не ушла совсем, но притупилась, съёжилась твёрдым комком внутри. Перед глазами всё ещё плыли жёлтые пятна. Придерживаясь за дверцу, он усадил себя на водительское сидение, машинально захлопнул её и начал нащупывать ключи в замке зажигания, чувствуя на себе жадные взгляды десятков людей. Было противно и стыдно. Словно гигантский каток накатил на него, смял в лепёшку, выдавил всё человеческое и оставил лишь рефлексы – боль и страх.

Женя завёл мотор, желая единственного – побыстрее избавиться от цепких глаз, ощупывающих его, и побыстрее уехать прочь отсюда. С преувеличенной осторожностью, несколько раз проверившись, он тронулся с места, так и не придя в себя.

А в безоблачном небе продолжало весело светить солнце, щедро дарящее первое весеннее тепло. Ему не было никакого дела до происходящих под ним событий.

 

 3.

- Когда ты в первый раз зашёл к Наталье?

Накачанный бритоголовый Симон чувствовал себя очень неуютно, сидя на краю дивана под прицелом холодных ничего не выражающих глаз Матвея. Чувствуя холодок, ползущий по спине, и каку в животе, он лихорадочно пытался выбраться из той кучи дерьма, в которую сам себя же и затолкал.

- Где-то около одиннадцати, - закатив глаза к потолку, чтобы подчеркнуть своё желание вспомнить всё до мельчайших подробностей, ответил он.

- Сколько ты там пробыл?

- Ну-у… минуты три, - пожав плечами, дескать, на время внимания не обращал, попробовал выкрутиться Симон.

- Потом?

- Потом вернулся на точку.

- Сразу?

- Сразу же, - ответил Симон и придал лицу выражение максимальной честности и искренности.

- Когда ещё заходил к Наталье?

- Ну-у…, - опять затянул Симон, пытаясь сообразить, как, не допуская полного вранья, говорить не всю правду, - когда замёрз, уже к утру почти, у них начали закрывать, так я - туда и сразу обратно.

- Та-ак, - процедил Матвей, сохраняя спокойное выражение лица, но, еле сдерживаясь, чтобы не размазать по полу тупого ублюдка, который сидел сейчас перед ним.

Ситуация складывалась хреновая. Четыре месяца назад группировка Матвея потеряла чуть ли не треть своих боеспособных единиц во время каши, заварившейся вокруг зон влияния. Разборку начали заезжие чеченцы, которые в отличие от армян, давно и прочно осевших в городе, заявились сравнительно недавно и сразу положили глаз на центральные районы, большую часть которых контролировали люди Матвея. Отстаивать пришлось с кровью, начались военные действия, мальчиков его побили. Соседи, в общем-то, помогли, конечно (друг с другом уживаться легче и спокойнее чем с заезжими), но не сразу же. Подождали, падлы, повременили, пока Матвею кровь пускали, а потом уже только подключились. Он бы и сам их, естественно, кончил, друзей с гор, драных, но и ребят потерял бы дай Боже. Тогда свои и додавили бы, ждать бы не стали. Яцек с Хасаном, чуть что, первые своих людей двинут, да и остальные, помельче, хапнут по куску, кто как сможет. Вот тогда и кранты. Но обошлось, обошлось… Удержался Матвей. Набрали ребят с улицы на черновую работу. Своих, кто пооставался, вперёд выдвинули. В общем, слабое, но равновесие. На соплях. Но, как говорится, худой мир... Поэтому его пока не трогают. Посматривают, но не трогают. А группу нужно укреплять позарез. Нужно, а некем. Вот и этого говнюка на кол надо посадить, да нельзя. Каждый человек на счету. Но и спускать никак невозможно. Сейчас попустишь - в следующий раз тот пролетит на чём-нибудь покрупнее.

Промах, допущенный быком Симоном, был глуп и характерен для необученного молодняка, только что пришедшего в группировку. Он был задействован в охране пятака у торгового центра «Южный» с группой киосков, половина из которых работала круглосуточно. Стереотипом поведения большинства молодых была чрезмерная бдительность во время первых дежурств и полная её потеря через месяц-другой после начала работы.

На этот раз гопстопнули суворовский киоск, находившийся на дальней точке пятака, в некотором отдалении от основной группы, причём тыльная сторона его не попадала под освещение и пряталась в очень удобном для ханыг полумраке. Бригадир, когда ставил Симона на точку, специально обратил его внимание на этот киоск, приказав поглядывать сюда повнимательнее. И вот в эту ночь Симон, окончательно расплывшийся и поверивший в безоговорочную силу влияния команды Матвея, вместо того, чтобы дежурить на точке, никуда не отлучаясь, кохал задницу в баре у Натальи, подкатываясь к хозяйке. А в это время кто-то из синяков, томимых мучительной потребностью принять банку, но не располагавшими достаточными финансовыми средствами для этого, вскрыли киоск Суворова сзади, как консервную банку, и довольно грубо и бестолково выпотрошили его. Лезли, конечно, в первую очередь из-за спиртного, но потом, когда забрались внутрь, хватали уже всё, что видели и могли унести. Действовало, по крайней мере, два человека: один отжимал дверь, пока второй возился с замком. Возможно, был ещё и третий, стоявший на шухере, но, пока это установить не представлялось возможным. Ясно было одно, работал кто-то из соседних кварталов, тащить инструмент, да ещё и довольно громоздкий, через весь город никто не станет. Поэтому, с утра Матвей распорядился отправить ребят на прочёсывание района, пройтись частым гребнем по всем синякам и их хатам и вытрясти из них, кто мог совершить такую непотребность. Сам Бита поехал разговаривать с хозяином киоска Серёгой Суворовым, который бурлил и ссал кипятком, как только услышал о происшествии, и был, конечно, прав, но всё-таки выступать чересчур громко  непозволительно, о чём Бита и должен был ему напомнить.

- Та-ак, - опять процедил Матвей, подходя к окну и выглядывая Биту, который по времени уже должен был вернуться. - А ты понимаешь, что мы побеседуем с Натальей и, если окажется, что ты там хоть на минуту пробыл дольше положенного, то тебе хана? Полная и безоговорочная.

Было видно, как Симон поднапрягся, стараясь не выдать охвативших его чувств.

- Да, ну что ж, она врать то не будет, зачем ей врать? Я ведь всю правду говорю, как дело было, а она там с клиентами, может, и не обращала внимания. Я знаю…, - скороговоркой посыпал он.

Матвей поморщился. Симон, конечно, дурак-дураком, но первым делом побежал к Наталье, чтобы прикрыть свой зад и предупредить её о том, что говорить, когда начнут расспрашивать. И Наталья, естественно, постарается его выгородить. С человеком на точке, который, так сказать, в непосредственном контакте с тобой, отношения портить неохота. Да только расспрашивать будет Бита, а он, хочешь, не хочешь, всю правду вытрясет.

Определять судьбу Симона следовало сегодня, но пока никакой дельной мысли не поступало, и Матвей решил подержать его в тревожной неизвестности.

- Заткни фонтан, - оборвал он излияния парня – иди отсюда и жди до вечера, тогда и решим, что с тобой делать.

Симон понимал, что отвечать за происшедшее придётся, но вот, каким местом расплачиваться, и в какой степени – здесь и заключался мучивший его вопрос. Задержка решения до вечера отнюдь не вселяла в Симона оптимизма, и он покинул комнату полный самых мрачных предчувствий.

Бита появился в особняке Матвея только спустя полтора часа. Остановив такси у ворот, он кивнул впустившему его охраннику, пересёк двор и поднялся на второй этаж.

- Как? – коротко спросил его Матвей, не упоминая о задержке.

- С Суворовым порядок, - ответил Бита. - Я его освободил от платы за этот месяц. Если ребята кого найдут, заставим отдать деньги. Он сейчас помалкивает, двери ему сегодня сделают, так что тут в ажуре.

- Что Наталья?

- Сначала отнекивалась. Говорила, была с посетителями, на Симона внимания не обращала. Пришлось поднажать. В общем, выходит, что во второй раз он просидел там около часа. Как раз в это время суворовский киоск и бомбанули.

Матвей промолчал, сидя в кресле и вращая в руках иконку в позолоченной оправе. Казалось, слова пролетели мимо него. В комнате воцарилась тишина.

Бита подошёл к столику с напитками, налил в рюмку коньяк и уселся в кресло, стоявшее в другом конце комнаты.

- Что с ним делать? – спросил он.

- Соберёшь ребят, - прервал, наконец, молчание Матвей, - и устроишь ему промывку при всех, чтобы видели. Только не калечь. Потом, когда придёт в норму, заставим отбатрачить два месяца без бабок. Люди нужны, никуда не денешься, - подвёл он итог.

Бита, соглашаясь, молча кивнул.

- Почему задержался? – спросил его Матвей.

- Машина накрылась, - ответил Бита и отпил глоток коньяка.

- Каким образом? – удивился Матвей.

- В районе толчка мы сворачивали на бульвар Освободителей, а  какой-то гондон сдавал назад, не глядя. Прямо на нас. Веня увернулся, но машину занесло. Поймали столб и камень.

- Сильно? – спросил Матвей из своего кресла.

- Ощутимо. Передок помят, коробка полетела. Веня отволок машину к Петровичу в мастерскую. Дней через пять сделают. С рихтовкой в принципе дело плёвое, а вот пока он коробку найдёт. В общем, штуки в полторы обойдётся

- Что за человек? – задал вопрос Матвей, ощущая гадкое чувство; неприятности начали сыпаться, как картошка из дырявого мешка.

Бита достал из кармана Женины документы.

- Желтицкий Евгений Викторович, - раздельно прочитал он.

- Округли сумму до двух штук и заставь выплатить.

- Да, но тут есть одна закавыка. Парень, по всей видимости, лох ещё тот. Вряд ли он такую сумму наберёт. Хоть бы половину наскрёб. Я-то, конечно, всё проверю, но, чувствую, много мы с него не скачаем.

- А машина? – спросил Матвей.

- «ЗАЗ», - исчерпывающе ответил Бита.

- Да-а, - протянул Матвей. На его лице впервые проступила улыбка. – Из-за «ЗАЗа» тачку угрохали. Анекдот.

- Судьба, - пожал плечами Бита. Он допил коньяк и поставил рюмочку на широкий подлокотник кресла.

- Значит возьмёшь с него всё, что сможешь, - принял решение Матвей. - Выжмешь его как губку. Ну, и дай ему, как следует, чтобы в следующий раз был осторожнее.

- Ясно, - ответил Бита и поднялся. – Жрать хочу. За этой беготнёй и пообедать толком не смог.

- Что ж Наталья-то не угощала? – поинтересовался Матвей.

- Времени не было,  - усмехнувшись, сказал Бита, который во время разговора успел отодрать хозяйку прямо в её кабинете.

- Ладно. Спустись вниз, перехвати там чего-нибудь. А вечером к Яцеку поедем. Переговорить надо. Абхазцы что-то зашевелились.

Бита кивнул, поднявшись с кресла, поставил рюмочку на столик и вышел из комнаты.

Спускаясь по лестнице, он попытался предугадать реальную стоимость человека по имени Евгений Викторович Желтицкий.

 

4.

Чем снимается стресс? Крепкие духом люди справляются с ним при помощи силы воли. Остальная часть человечества прибегает к услугам водки. Именно этого и хотелось сейчас Жене больше всего.

Оставив машину в, арендуемом у знакомого, гараже, Женя добрался до своей однокомнатной ведомственной квартирки в заводской малосемейке. Ещё дрожащими руками открыл дверь и, не раздеваясь, прилёг на диван. Боль теперь переместилась из центра живота в голову, напоминавшую воздушный шар, накачанный взрывчатой смесью, готовой разметать осколки его черепа по всей комнате. Желток свернулся калачиком и закрыл глаза.

Промаявшись так довольно долгое время, страдая от  безысходности своей судьбы, Женя пришёл к выводу, что нужно хлопнуть банку, чтобы хоть немного рассеять мрак, сгустившийся вокруг. С этой целью он сполз с дивана и, бегло глянув в зеркало, всё ли в порядке (отражение ему понравилось меньше обычного), вышел из квартиры и начал спускаться по лестнице, где двумя этажами ниже обитал его старый знакомый Витя Зыков, составлявший непременную часть компании в подобных случаях. Позвонить ему, чтобы предупредить о своём приходе, Женя не мог по той простой причине, что у Витьки в квартире, как и у подавляющего большинства жильцов в их доме, телефона не было, а телефонная точка у Жени являлась, так сказать, свадебным подарком заводской администрации.

Спустившись вниз, Женя нажал кнопку звонка. Дверь открылась и в проёме, слава Богу, показалось Витькино лицо.

- Привет, - сказал Женя в проём.

- Прифет, прифет, - откликнулся Витька, сторонясь и давая дорогу.    

- Водка есть? – взял быка за рога Желток, заходя в квартиру.

- Водки нет, но есть ресурсы, - с готовностью отрапортовал Витька. – Сколько берём? Пол?

- Литр, - ответил Желток, прикинув теперешнюю потребность своего организма

- Ого, - уважительно сказал Витя, - придётся потрудиться. Я сейчас.

Он зашёл в комнату.

- Как у тебя с финансами? – донеслось оттуда.

- Имеются, - сказал Женя, хотя с этого момента финансы становились его первоочередной заботой.

Витька вышел из комнаты, пересчитывая деньги.

- На, - протянул он их Жене. – Добавишь необходимое, а я, пока, начну готовить закуску.

- Чего-нибудь ещё взять? – спросил с порога Женя.

- Хлеба возьми, а то у меня на исходе, а так, обойдёмся тем, что в наличии.

Спустя полчаса, затарившись буханкой, с бутылкой в другой руке и с чёрными мыслями в голове, Женя вернулся в Витькину квартиру. По кухне уже распространялся аромат жареного лука и яичницы. Пока Витька оформлял на соседнюю сковородку мелко нарезанную картошку, Женя засунул бутылку «Романова» в морозильник, после чего друзья уселись за кухонный стол и закурили.

-Чего-то у тебя вид зелёный такой? – с вопросительной интонацией заметил Витька, затягиваясь сигаретой.

- Залетел я сегодня, - мрачно ответил Женя и стряхнул пепел в пепельницу из грубого стекла, стоящую на столе.

Витька вопросительно сдвинул брови к переносице:

- В смысле? Триппер или ребёнка сделал?

Женя тяжело вздохнул и выложил ему историю, приключившуюся сегодня с ним в районе вещевого рынка.

- Понимаешь, - заключил он, - ребята там, судя по всему, очень серьёзные. – Перед его глазами опять встало то, как здоровый мужик, которого звали Бита, запросто отшил мента, проявившего несвойственное милиции послушание и уважение. Но было ещё что-то, чувствовавшееся на уровне подсознания. Это было ощущение силы и властности, дающее право распоряжаться другими людьми. Ощущение того, что ни люди, ни их жизни не имеют для Биты никакого значения. Это пугало.

- Да-а, - обеспокоено подвёл итог Витька, - херовенькое положеньице.                

Он подошёл к плите и начал перемешивать жарящуюся картошку.

- Договориться, значит, с ними будет трудно, - он повернулся к Жене. – Бабки придётся отдавать все и сразу. Интересно, во сколько же обойдётся ремонт?

- Больше чем полштуки, наверное, - кисло сказал Желток.

- Ха, - с презрением отнёсся к подобной сумме Витька, хотя у него самого её отродясь не было. – За полштуки косметический ремонт делают, а если ты говоришь, там что-то серьёзное, то сто процентов, что под тысячу баксов вылезет.

От подобной величины денежного залёта Женин кишечник сыграл погребальный марш.

Витька посыпал картошку мелко натёртой морковью, перемешал и вернулся назад к столу.

- Ты-то, какими ресурсами обладаешь? – спросил он.    

Женя пожал плечами.

- Наличмана, ясное дело, почти никакого. Я уже думал, можно продать всё, что возможно: машину, из обстановки то что есть, книги. Но, продавать нужно побыстрее, а значит – по дешёвке. Ну, машина, если по быстрому, сотни две-три, остальное – мелочь, даже на сотню не наберётся, если кто ещё купит.

- Ну, насчёт машины я поузнаю, может, удастся за четыре сотни задвинуть, есть у меня клиент на примете. Сам я бабками, как ты знаешь, не располагаю, но попробую тебе пару-другую червонцев баксами выкрутить. Тебе сейчас  каждая копейка в жилу. Отдашь потом, когда раскрутишься с этим делом.    

Желток молча кивнул головой, переполняясь чувством благодарности, которое бальзамом действовало на его душу, искалеченную сегодняшним происшествием. Сосущий тонкий ужас и давящее чувство одиночества начали отступать в присутствии человека, оказывающего небольшую, но действенную, помощь.

На столе в это время появилась запотевшая, «всплакнувшая» каплями по круглым бокам бутылка «Романова», тарелочка с нарезанными вкруговую солёными огурцами, ломти свежего, купленного Женей, чёрного хлеба. На большую тарелку Витя вывалил со сковороды шкварчащую, подёрнутую оранжевыми блёстками моркови, картошку, расставил стопки, выложил вилки и занял своё место за столом. Женя с хрустом свинтил пробку и плеснул по первой. Выпили не чокаясь, молча отсалютовав друг другу. Занюхали корочкой хлеба и, так же молча, налегли на закуску.

- Хорошо пошла, - заметил Желток, похрустывая огурцом. Неприятные воспоминания отдалялись убыстрёнными темпами.  

- Между первой и второй, - отчеканил Витька, протягивая руку за бутылкой.

Выпили по второй под минимальную закуску, после чего отложили вилки и дружно, как по команде, закурили.

- Пробегись по ребятам, посшибай, сколько сможешь, - посоветовал Витька. – Много не наберёшь, все без денег, но, всё-таки.

- Я думал, - сказал Женя, покачиваясь на табурете и умиротворённо прислушиваясь к внутренним ощущениям, - может, заскочить завтра в бухгалтерию, попробовать взять зарплату за несколько месяцев вперёд?

Витя продемонстрировал левую руку, согнутую в локте, что должно было означать мужской половой орган:

- Ты охренел? Им текущую зарплату нечем выдавать. Производство останавливается, людей разгоняют в отпуска без содержания. Неизвестно, как вас ещё держат. Они тебя погонят сраной метлой прямо с порога.

Женя вяло кивнул, соглашаясь.

- Светка?

- Голый номер. Я про неё уже думал, но ты же знаешь, какая там ситуация. Я, конечно, забегу, узнаю, может, всё-таки, хоть чем-нибудь сможет помочь.

Светлана была Витькиной сестрой и находилась замужем за средней руки предпринимателем, как говорят «не из самых бедных». Муж, хотя и любил её, но в финансовых вопросах воли не давал, к Витьке относился холодно, считая всех  родственников потенциальными прихлебателями. Витька, сунувшийся пару раз в тяжёлые времена попросить взаймы, встретил резкий отказ, после чего контачить с их семейкой перестал, видясь только со Светкой, да и то не очень часто.

- Да, я понимаю, - сказал Женя. -  На неё надежды мало. Она сама полностью от своего зависит.         

- Ну да, ну да, - покивал Витька, тем временем опять наполняя рюмки.

Уже вечерело. День, принесший столь неприятные события, подходил к концу. Водка закончилась. Побазарив ещё какое-то время в полутёмной кухне, друзья распрощались.

На лестнице, по дороге домой, Женю слегка пошатывало от перил к стене и обратно. Нетвёрдо переступая ногами, он добрался до своей квартиры. Чувство полного краха и непоправимости несчастья прошло. Осталось муторное предчувствие скорого визита.

Женя ждал гостей.

 

5.

Гости появились на следующий день после обеда.

Проведя воскресенье в заунывном состоянии духа, маясь расстройством желудка и, в то же время, слепо надеясь, что всё образуется, Женя провёл день, прислушиваясь к звукам, которые доносились с лестничной площадки. Когда на его этаже останавливался лифт или доносились чьи-то шаги с лестницы, его сердце громко ухало, а на коже выступал холодный пот. Когда же, наконец, прозвучал звонок в дверь, сердце оборвалось и помчалось вниз, подобно курьерскому поезду. Ватными ногами Женя подошёл к двери и, не задавая обычного обывательского «Кто там?», открыл её. За дверью стоял вчерашний Бита, за ним двое амбалов подпирали стену узенького коридорчика. Их мощные шеи и узкие лбы свидетельствовали о полной победе физической силы над разумом.

Ни слова не говоря, Бита прошёл, чуть ли не сквозь Женю, в прихожую. За ним последовали амбалы, глядя на замершего хозяина, как смотрит человек на кучу дерьма, вступив в неё. Пытаясь что-то сказать, но безрезультатно, потому что рот превратился в высушенную Сахару, Женя закрыл дверь.

Лицо Биты энтузиазма не выражало. Ещё подъехав к дому и зайдя в подъезд, он понял, что с человека, живущего здесь, вряд ли удастся получить даже половину нужной суммы. И сейчас обстановка Жениной квартиры полностью подтвердила его худшие мысли.

- Значит так, - сказал Бита, скучающим взором обводя комнату. «Беднота», - в который раз заключил он.

- Ты нам создал проблему. Эту проблему надо решать.

«Надо», - хотел сказать Женя, но сжавшееся горло не смогло произнести ни звука, и он только судорожно сглотнул, и кивнул головой.

Оба амбала тяжело смотрели на Женю, от их взглядов по спине бежали мурашки, а мысли разлетались из головы, как вспугнутые птицы. Но, взгляд Биты был аж никак не лучше.

- Машина вышла из строя, - продолжил он. – По твоей вине.      

Каждая его фраза была короткой. После неё в комнате на миг повисала звенящая тишина, нарушаемая лишь сопением амбалов.

- Возместишь стоимость ремонта, учитывая наше беспокойство. Срок – неделя. Понял?

- Сколько… я должен? – смог, наконец, выдавить из себя Женя.        

- Две штуки. Никуда нести не надо. Мы сами придём и возьмём.    

- Я… я не смогу найти такую сумму. Тем более за неделю.    

- А это уже твоя проблема, - холодно заключил Бита. – На тебе долг. Как хочешь, так и вертись. И скажи спасибо, - он поднялся с дивана и подошёл к Жене, Женя тоже встал, - скажи спасибо, что это для тебя так хорошо кончится. Ты меня понял?      

Он сильно сжал пальцами Женино ухо, притягивая его лицо к себе и в упор глядя в глаза. Было очень больно и противно. Женя изо всех сил пытался удержать в порядке губы и подбородок, которые внезапно стали дрожать крупной дрожью. Вдруг мучительно, как в давнем детстве, ему захотелось заплакать. «Боже, как стыдно», - пронеслось в голове.

Бита внимательно посмотрел на Женю и понял, что давить дальше не имеет смысла. Это уже был не человек, а ком расползающейся глины. Он отпустил Женино ухо, легонько оттолкнув его, но так, что голова Жени глухо бамкнула о стену, повернулся к амбалам и кивнул им, делая знак на выход. Затем, повернувшись, он достал из внутреннего кармана документы, отобранные вчера, и бросил их на пол.   

Дверь хлопнула, закрываясь. Желток сполз по стене вниз и начал тупо подбирать карточки. Разлетевшиеся мысли никак не хотели собираться в кучу. Вместо них в голове билось только одно: «Две тысячи, две тысячи, две тысячи». Женя ползал по полу, ничего не видя, и ничего не чувствуя, полностью поглощённый только той бездной неприятностей, которую готовили ему эти два слова.

 

6.

Рабочая неделя начальника городского отдела по борьбе с организованной преступностью полковника милиции Анатолия Александровича Демьянова началась самым обычным образом.

Бегло ознакомившись с докладами подчинённых, он попросил секретаршу принести папку с отчётностью за истекшую неделю, папка готовилась заблаговременно и содержала в себе обзор оперативной информации, выводы и наметки действий по текущим делам, и отправился на обычную рутинную оперативку у генерала.

Генерал милиции Кулик проводил оперативные совещания еженедельно по понедельникам. На оперативках присутствовали начальники всех подразделений, естественно, сам генерал со своими заместителями и, зачастую, гости из Центра, представители вышестоящего начальства.

Сегодня оперативка проходила среди своих и длилась, как обычно, около часа. Заслушав отчёты по отделам, сделав обязательную «накачку» своим подчинённым, генерал отправил всех по рабочим местам, попросив задержаться одного Демьянова.

Анатолий Александрович вернулся на своё место, спиной чувствуя приближение перемен, что его, мягко говоря, не очень радовало. Когда всё идёт хорошо, никаких перемен не требуется, перемены при этом могут быть только к худшему.

- Светлана Владимировна, - наклонился Кулик к стоящему на столе интерфону, - ко мне сейчас никого! И не соединять! Если только не позвонят сверху…     

Он щёлкнул клавишей и повернулся к Демьянову:

- Ты Указ слышал? – сразу приступил он к делу, избегая лишних формальностей. Генерала и начальника отдела связывали сложившиеся за многие годы совместной службы отношения, несколько выходящие за рамки служебных.

- Слышал, Сергей Васильевич, - за новостями Демьянов следил регулярно, это вошло у него в привычку, как ежедневное бритьё по утрам. Кроме того, слухи о новом президентском Указе ходили в их среде уже довольно давно.

- Так вот, мне сегодня утром позвонили, шепнули, что по этому случаю к нам едет…

«Ревизор», - хотел выдать Демьянов, но сдержался.

-… команда из Центра, с целью проверки выполнения Указа.

- Насколько серьёзно? – поинтересовался Демьянов. – Наши едут или соседи?

Соседями именовались смежные силовые структуры, включавшие в себя, как уже ФСБ, так и недавно созданные системы.

- Должны быть наши, - ответил Кулик, - но чем чёрт не шутит, в последний момент гэбисты (генерал, по привычке, использовал старое название) могут настоять и ввести в комиссию кого-нибудь из своих.

Демьянов качнул головой. Вариант ввода посторонних всегда заключал в себе элемент риска. Свои опасности не представляли. Система была схвачена снизу доверху. Где терялись концы Сети, не знали ни Демьянов, ни Кулик. Они лишь могли догадываться, что в других службах происходит то же самое, но борьба за политическое влияние, сталкивавшая лбами в правительстве руководителей смежных ведомств, имела свои законы. Правила игры менялись, в зависимости от карт на руках сидящих наверху игроков. Поэтому, присутствие соседей в группе проверки было крайне нежелательным и даже опасным.

- Так что, сам понимаешь, - продолжил генерал. – Нужно продемонстрировать деятельность и поактивней, чем обычно. У тебя там как?

- Да, ведь, не время, господин генерал, - ответил Демьянов.

- Сам понимаю, что не время. Но, президент под наши с тобой сроки не подстраивается.

- Нажать нужно будет, - нехотя произнёс Демьянов, которому эта мысль не особенно улыбалась, так как рушился порядок.

- Нажми, нажми, ты же у нас мастер на это, - добродушно проворчал Кулик. – Нужно нажать – нажмём, в следующий раз попустим. В общем, ты знаешь, что делать. Сначала переговори, а если упрутся – тогда уже придётся придавить.

Демьянов кивнул.

- Значит, сейчас всё отбросить, главное внимание на это. Через два дня, послезавтра, доложишь мне, что и как. И пусть они там, тоже, сами подумают, что сделать.

Демьянов снова кивнул и поднялся со своего места:

- Разрешите идти, господин генерал?

- Идите, - приподнял руку Кулик и наклонился к интерфону, - Светлана Владимировна, ко мне есть кто-нибудь?

Вернувшись в кабинет, Демьянов приказал к себе никого не пускать, и погрузился в размышления. Ситуация складывалась не ахти. Дело в том, что между отделом по борьбе с организованной преступностью и криминальными группировками города существовала отлаженная устойчивая связь. Часть доходов преступного рэкета переходила в руки органов правопорядка, распределяясь снизу доверху по всей структуре. Тем самым обеспечивалась относительная стабильность их сосуществования. Но, поскольку полностью бездействовать милиция тоже не может, было достигнуто негласное взаимное соглашение: за определённый период времени каждая из группировок отдаёт отделу нескольких своих членов, из числа наименее полезных.

В целом город держали три группы: две своих – Яцека и Матвея, и одна – из армян, куда примыкали также дагестанцы и ингуши, и которая контролировала район от центрального рынка до порта. В этой группе главным был Хасан, татарин по национальности, но родом из Армении. Каждая из групп строго блюла свои интересы, пристально наблюдая за остальными. На языке военных это называется «вооружённое перемирие».

Сейчас на очереди были люди Матвея. Но их время ещё не пришло, а начинать «дело» следовало уже сейчас. Хуже то, что группа Матвея пострадала больше других в недавней разборке с чеченцами. Следовательно, с людьми у него напряг. Отпираться он будет изо всех сил. Возможно, придётся собирать общую сходку и давить на него с трёх сторон. Демьянов задумчиво передвинул бумаги на столе, словно раскладывая пасьянс. Он продумывал общую стратегию предстоящего разговора с Матвеем, высчитывая какой вариант был бы наиболее приемлемым для них обоих. Пережимать тоже опасно. Матвей не из пластилина сделан, его по стенке так просто не размажешь. Если почувствует край – может сорваться и крови пролить дай Боже. А вторая разборка подряд, да ешё перед приездом проверяющих, не нужна абсолютно. Поэтому-то сейчас Демьянов и сидел, отрешившись от всего, глядя в одну точку и не в ритм барабаня пальцами по столу.

Через полчаса он встряхнулся, видимо придя к нужному решению, снял телефонную трубку и потыкал пальцем, набирая номер.

- Позови его, - произнёс он, когда ответил человек на том конце.                                                                                                                  Последовала непродолжительная пауза. Затем послышался голос Матвея:

- Слушаю.

- Нужно встретиться, - произнёс Демьянов, глядя в окно кабинета. За окном плыли тяжёлые тёмные тучи. Тучи были тёмно-серыми и походили на трупные пятна.

 

 7.

Матвей вернулся со встречи с Демьяновым почерневший от злости. Воздух вокруг него становился разреженным, казалось, дотронься – и вылетит молния. Поэтому двое охранников, находившихся в доме, предусмотрительно старались не попадаться Матвею на глаза.

Кипя от бешенства, он поднялся наверх, приказал найти Биту, открыл бар и хлопнул рюмку водки. Не закусывая, прикрыл глаза, ожидая пока возьмёт. Когда пришёл Бита, Матвей уже взвесил их шансы, придя к определённому решению. Спокойно, не показывая своего состояния, чётким и твёрдым голосом Матвей объяснил Бите положение, в котором они оказались.

- Что будем делать? – спросил Бита, когда Матвей закончил рассказ о встрече. На его непроницаемом лице тоже не отразилось никаких чувств. Казалось, эта новость его абсолютно не взволновала. – Если отдадим людей –шансы пятьдесят на пятьдесят, что начнётся война за район. Яцек или Хасан, а может и оба вместе, постараются нас задавить.          

- Людей отдадим в самом крайнем случае.          

- Тогда что? Разборка? – Бита чутко улавливал направление мыслей хозяина. – Но ведь сами сейчас не справимся.         

- Точно. Сами не справимся. Поэтому будем договариваться.      

- С кем? С Хасаном или Яцеком?         

Наступила тишина. Матвей ещё раз оценил обстановку в городе и возможности обеих группировок.       

- Я думаю Хасан. Но, на всякий случай, узнай всё, что сможешь об их отношениях на сегодняшний день.      

- Насколько я знаю, у Яцека есть претензии к Хасану.      

- Вот на них и сыграем. Если Яцек катит на Хасана, то тот охотнее пойдёт на союз, а вместе мы задавим команду Яцека ко всем чертям. Тогда их остатки ментам и отдадим, как с чеченами поступили. И все довольны.       

- Дай Бог. А если Хасан откажется?         

- Тогда придётся отдавать людей. С органами залупаться не будем. Их лучше покупать, чем воевать с ними. Это обойдётся ещё дороже.               

Бита подождал, не поставит ли Матвей ещё какой-нибудь конкретной задачи, и лишь затем спросил:      

- Сколько у нас времени?              

- Послезавтра я опять встречаюсь с Демьяновым, обговорим детали. Думаю, что неделя, по крайней мере, у нас ещё будет. Но действовать начинаем сейчас же, немедленно.             

- С людьми встречусь сегодня, а информация будет готова завтра к утру.               

Матвей кивнул:            

- Хорошо. На всякий случай прикинь второй вариант. Продумай людей, которых будем отдавать. Чтобы прошло как можно безболезненней.        

- Будет сделано. Я могу начинать?              

Матвей махнул рукой:         

- Давай. И на всякий случай будь осторожнее. Мало ли что. Вдруг эти суки решат нас убрать, когда мы в таком положении. Бери кого-то, чтобы за спиной следил.             

Бита только усмехнулся:

- Ты же знаешь, Матвей, если захотят убрать, то никакая защита не поможет. Президентов, несмотря на охрану, и то убивают.

- Убивают, - ощерился Матвей. – Но и задачу мы им облегчать не будем. Иди и смотри в оба.                    

 

8.

Собранная Битой информация позволяла сделать вывод, что обращаться следует всё-таки к Яцеку. Налаженная им сеть информаторов и в одной, и в другой группировке показала, что дела у Хасана за последнее время выровнялись, пришёл поток свежих людей с родины, и он сейчас в силе. Если дойдёт до бойни с Яцеком, то у Хасана есть все шансы сделать его самому. Поэтому сейчас идти на сговор с Матвеем у него нет никакого резона.

 С другой стороны, если Яцек всерьёз заинтересован в разборке с Хасаном, то договориться с ним будет легче. И, всё-таки, родная кровь.       

Но, точных данных об этом Бита не имел. Подходов к самому Яцеку, или близким к нему людям, у него не было. Приходилось пользоваться разобщёнными сведениями, из которых создать целостную картину было довольно сложно.           

Взвесив все «за» и «против», Матвей, после долгих обсуждений с Битой, решил вести переговоры именно с Яцеком. Стрелка была назначена на послезавтра в центре города, на пограничной территории. Разговаривать решили  при минимуме личной охраны, в связи с чрезвычайной щекотливостью темы.          

Встреча прошла в пятницу после обеда без излишних волнений и хлопот. Люди Яцека держались в отдалении, напряжения в воздухе не чувствовалось. На ребят Матвея они старательно не обращали внимания, те отвечали им тем же.           

Разговор вёлся спокойно. В самом начале Матвей попытался прощупать собеседника. Яцек, уже оповещённый своей службой безопасности о цели сегодняшней встречи, своих отношений с Хасаном не скрывал, но в ответ на предложение Матвея заявил, что сейчас начинать бойню ему не с руки. Планы у него другие, и, в целом, вопрос этот отпадает. Вежливо поблагодарил Матвея за предложенную помощь. Поговорили о том, о сём, обсудили кое-какие мелкие вопросы, и на этом расстались, попрощавшись и пожав друг другу руки.      

Матвей, сохранявший беззаботность в продолжение всего разговора, вернувшись в машину, потемнел, приказал ехать домой, и погрузился в тяжёлые размышления.

Вариант не прошёл. Следовало отдавать людей.

 

9.

Система получения информации была налажена не только у Биты. Вечером того же дня о результатах встречи стало известно Хасану. Используя свою сеть стукачей, Эдуард Матанесян, по кличке Акула, отвечавший за безопасность Хасана, предоставил ему все полученные сведения.

Ответных действий Хасан предпринимать не стал, отметив лишь, что Матвея крепко взяли за яйца, и стоит понаблюдать, чем всё это дело обернётся. Но, следует держаться настороже, загнанный в угол человек может быть опаснее зверя. Если у Матвея в голове упадёт планка, могут хлынуть такие потоки крови, которых в этом городе никто отродясь и представить не мог.

 

10.

За неделю Жене удалось насобирать больше шестисот долларов. Продал он практически всё, кроме того, что продать было уже невозможно.

Витька Зыков нашёл ему покупателя на «Запорожец», который дал двести баксов. Это можно было считать большим везением, потому, что при срочной продаже машины Женя рассчитывал получить гораздо меньшую сумму.

Телевизор и остатки мебели, находившиеся в квартире Желтка, были распроданы соседям за гроши. Теперь Женя спал на полу на матраце, что причиняло ему особенные неудобства.

Книги Женя оттащил в букинистический отдел, но деньги ему должны были выдать только после реализации.

Сумма, собранная по всем знакомым, естественно не впечатляла. Больше всех опять отличился Витька Зыков. Принеся всё, что ему удалось наскрести со своих скудных достатков, он, с таинственным видом, вытащил из кармана стодолларовую купюру и помахал ею в воздухе:

- Держи. От Светки. Велела целовать тебя в обе щёки. Больше выдрать у своего не смогла. Сам знаешь.                

Женя знал. Муж её, иноверец, то ли татарин, то ли туркмен, а может и таджик (Желток постоянно путал его национальность), был в этом вопросе строг. Счастье, что хоть такие деньги она смогла получить со своего благоверного. Тот, конечно, Светлану в чёрном теле не держал. Одежда и украшения у неё были получше, чем у жён иных банковских воротил. Но в финансах он решал всё самостоятельно, не допуская её к ним, так что самих денег у Светы почти никогда не было.             

Однако, собранная сумма никак не грела Женю, поскольку явно не дотягивала до необходимых двух тысяч. Тоска, сжимавшая его сердце, не разнимала свои клешни. С утра появлялось чувство, что всё как-нибудь образуется, но по мере угасания дня этот лёгкий мажор опять сменялся полной безысходностью. В такой вот депрессии Желток ждал наступления пятницы, как приговорённый ожидает дня исполнения приговора.

В пятницу они опять пришли втроем. Бита и два амбала, но уже не те, которые были в воскресенье, хотя с такими же пропорциями. Как и в тот раз, Бита по-хозяйски зашёл в квартиру, окинул взглядом опустевшее убранство комнаты и, за отсутствием диванчика, осторожно сел на расшатанный стул, единственный предмет мебели, на котором можно было сидеть. За неимением других вариантов, оба амбала подпирали стену, а Женя остался стоять у дверного косяка, чувствуя, как силы уходят из него, точно вода из разбитой банки, а все заготовленные ранее слова слиплись в кучу и застряли во рту.           

- Ну что, дружище? – приятельским тоном, в корне не соответствующим взгляду, спросил Бита. – Собрал зелень?                 

- Собрал… сколько мог, - слова, наконец-то, вырвались из пересохшей Жениной глотки на свободу, но не взлетели птицами ввысь, а упали на землю, как увядшие листья.                        

- И сколько же ты… смог? – с лёгкой издёвкой спросил Бита.            

Вместо ответа Женя ватными ногами подошёл к стопке книг, которые не приняли в букинистическом. Взяв верхнюю книжку, он раскрыл её и достал вложенные внутрь баксы.                           

- Шестьсот двадцать долларов, - сказал он, подавая нетолстую стопочку Бите.            

Тот, усмехнувшись, перегнул деньги пополам, пробежался большим пальцем по краю пачки и, не считая, опустил их во внутренний карман куртки.                 

- Так, значит шестьсот баксов у нас есть. Но, ты что-то не догоняешь, парень. О какой сумме шла речь? Козёл, ты меня слышишь? Ты не понял нашего разговора, или держишь нас за лохов?          

Бита развёл руки в стороны и картинно посмотрел на обоих амбалов, как бы призывая их быть свидетелями столь вопиюще наглого поведения хозяина квартиры.

К этому моменту чего-чего, а наглости у Жени не было и в помине. Единственное, чего он хотел, это попытаться по-человечески договориться об отсрочке выплаты оставшейся суммы, потому что, где за считанные дни взять недостающие деньги, Женя уже просто представить себе не мог.

Тем временем Бита продолжал своё выступление:

- Тебе же ясно объяснили, сколько и когда. Ты сказал, что всё понял. И точка. Никаких базаров нет. А сейчас начинаешь нам какую-то туфту гнать, какие-то шестьсот баксов. Это что за дела?        

- Я больше не нашёл. Вы же видите – я и так всё попродавал. Одолжил у всех, где только смог. За такое время…, - попытался оправдаться Женя.    

- Какое время? – перебил его Бита. – На такие дела даются от силы три дня. А тебе дали пять. Пять! – Бита растопырил пальцы на руке. – Сколько же тебе тогда времени нужно?                  

- Я из зарплаты вам буду отдавать, пока не расплачусь.         

- Да ты что, пидор гнойный, - взвился Бита, - думаешь, что мы будем несколько лет ждать, когда ты из своей сраной зарплаты нам долг наскребёшь?                 

- Ну, а где же мне их взять? – в свою очередь слетел с катушек Женя, чувствуя приближение истерического отчаяния. – Рожу я их, что ли?    

- Нас не ебёт, - рявкнул Бита, грохнув кулаком по стене, отчего та загудела. – У тебя голова должна была болеть, где их взять. Это твои проблемы. Не сможешь найти – ответишь. За всё в жизни отвечать надо. Горя, Ржавый, – он поднял глаза на амбалов, стоявших у стены, - вправьте этой гниде мозги, а то они у него слегка размякли.        

Ржавый первым оторвался от стенки и, глядя Жене в глаза, начал приближаться к нему. Желток понял, что назревает драка, самая крупная в его жизни. Весь его предыдущий опыт был, мягко говоря, бедным по этой части. Женя понимал, что ему ничего не светит, но какой-то отпор нужно давать. Он сжал кулаки и выставил их, подрагивающие, перед собой, в слабом подобии боевой стойки. В то же время он лихорадочно пытался отыскать и предложить приемлемые доводы для разумного компромисса. В конце концов, не могут же его убить за те деньги, которые он просто не имеет никакой возможности достать!            

Но в этом Женя ошибался. И крупно.           

Ржавый подошёл вплотную к Желтку и, презрев его робкие попытки сопротивления, провёл крюк в печень. Воздух со свистом вылетел из Жени, в глаза полыхнула чернильная синева. Он начал крениться вперёд, как падающий башенный кран, но тут Ржавый встретил его сильным ударом слева по челюсти.      

Жене показалось, что на него с размаху налетела бетонная стена. Было такое чувство, будто все его зубы скопом залетели прямо в желудок. Сказать, что ему было больно, то не сказать совсем ничего. Никогда ранее не участвовавший в дворовых или школьных драках, Женя не обладал даже элементарными понятиями о подобном. Самую сильную боль в своей жизни он испытывал, сидя в кресле у зубного врача, да ещё в детстве, когда ему удаляли гланды.      

Но сильнее боли было ужасающее, подавляющее всё, чувство подверженности насилию. Чувство, что находящиеся рядом люди могут сделать с тобой всё, что захотят: избить, искалечить, убить. Именно это чувство, а не боль, полностью деморализовало Женю, превращая его в кисель, в слизь, в то, что можно топтать ногами.

Тем временем к процедуре присоединился и Горя. Мало-помалу, входя в раж, они с остервенением наносили Жене удары. Ноги его, в конце концов, подкосились, и он безвольно рухнул на пол. Горя и Ржавый продолжили обработку. Били они уже размеренно, выцеливая болевые точки. Женя не мог даже отползти. Тело отказывалось повиноваться, отзываясь лишь конвульсивными судоргами на каждый удар.

Как сквозь плотную вату до него донёсся голос Биты:

- Хорош. Достаточно. Калечить пока не надо. На первый раз будет с него.                   

Избиение прекратилось. Слышно было только тяжёлое дыхание Гори и Ржавого. Потом опять послышался голос Биты. Судя по тому, что голос стал громче, Бита, очевидно, наклонился над Женей:

- Если в следующий раз будет такая же картина – ни одной целой кости не останется. И не рыпайся никуда за защитой. Ни к ментам, ни к кому. Никто тебя не прикроет. А если только вякнешь – можешь сразу заказывать себе место на кладбище. Хотя оно тебе и не понадобится, тебя просто не найдут. Понял? Думай лучше, где бабки взять.                 

В комнате послышалось какое-то движение, шорохи. Мозг Жени уже отказывался воспринимать, что это. Потом раздались удаляющиеся шаги трёх человек, хлопнула входная дверь. Желток попытался пошевелиться, и чуть не закричал от непереносимой боли.

Через какое-то время темнота, толчками накрывавшая его, наконец-то сгустилась и милосердно приняла Женю в свои объятия. Кто-то добрый задул свечу. Сознание угасло.

 

11.

Если денег взять негде, а они нужны позарез, их следует украсть. К такому выводу пришёл Женя Желтицкий на следующий день после визита к нему Биты со своей командой.      

Может, в этом была виновата встряска, полученная накануне и сместившая что-то в его мозгах, или нервное напряжение, мучившее Женю не меньше, чем боль в избитом теле. Может, сама система Жениного мышления подталкивала его именно к этому. Неизвестно. Но, все другие варианты Желток отмёл напрочь. Как-то: обращение, несмотря ни на что, в милицию (и слава Богу, поскольку заявление оттуда всё равно бы исчезло, а сам Женя уже никогда ничего не смог бы написать, по крайней мере своими руками), или такое сравнительно простое решение, как переезд в другой город, что Женя, почти не раздумывая, тоже отбросил.

Невольным отцом подобной уголовной идеи стал Зыков, заскочивший проведать Женьку, чтобы узнать, как обстоят дела. Он застал Желтка в полнейшей прострации, скрутившимся на матрасике, лицом к стене. Жене было очень больно и очень страшно. Больно было от вчерашнего, а страшно - от того, что может произойти завтра. Хотелось стать малюсеньким муравьём, забиться в какую-нибудь щель и затаиться так, чтоб никакая сволочь уже не смогла выковырять оттуда. Но видеть Витьку он был рад. Пока тот находился рядом, пропадало ощущение полной безнадёги. Чувство, что ты не совсем один, хоть  чуть-чуть, но согревало душу.      

Зыков уселся на колченогий табурет, который никто не захотел покупать, что спасло его от участи остальной мебели, и, поглядев на Женю, сказал:

- Судя по твоему виду, ребятки уже побывали. Ты деньги отдал?            

- Отдал, - отозвался Женя со своего места на полу.           

- Сильно вломили?                 

- Ходить пока трудно. Но вчера было ещё хуже.         

- От с-суки! – воспалился Витька. – Ну и на хера ж такое делать? Видно, что человек собрал всё что мог. За что же его пиздить так? Ты им сказал, что больше взять негде?        

- Сказал.          

- А они?       

- Говорят, чтобы к следующему разу нашёл, а то будет ещё хуже, хотя хуже, по-моему, это только убить, – поморщился Женя, потирая ребра.  

Витька разразился таким отборным матом, что казалось слова, подогретые искренним негодованием, ослепительной россыпью взлетают вверх, на секунду застывают в воздухе, а затем устремляются вниз, подобно бомбам из бомбардировщика.

Желток внимал этому фонтану с удовольствием, поскольку чувства оратора полностью соответствовали его собственным.     

- Да и вообще, где ж их взять-то? – продолжал разоряться Витька. – Доходов у тебя никаких, украсть ты не сможешь…        

- Почему не смогу? – встрепенулся Женя, у которого эта мысль шевельнула какие-то неведомые струны.              

Зыков вместо ответа лишь пренебрежительно махнул рукой.

- Украсть ты не сможешь, - продолжил он, - ограбить - тем более. Если с человека взять больше нечего, надо останавливаться. Это же беспредел какой-то.            

Витька с возбуждением уже слетел с табурета и сейчас бегал по комнате, размахивая руками. Женя перевёл себя в сидячее положение и сейчас поддерживал разговор, прислонившись спиной к стене и глядя на Витьку снизу вверх.               

- А отработать они не предлагали? – внезапно остановившись, спросил Зыков.            

- Как? – саркастически заметил Женя.            

- Ну да, - согласился Витька, - ты им, конечно, без надобности.  Не тянешь на гангстера. Но, может, на какой подсобной работе могли бы тебя использовать?               

- Чернорабочим, - улыбнулся Женя. – Это как? Глотки неугодным резать?                           

- Ну, положим, глотки резать у них специалисты есть. Ты-то не смог бы даже курице горло перерезать. Но ты не думай, что у них вся работа только на уголовщине завязана. Бандиты то они, конечно, бандиты. Но, не в безвоздушном же они пространстве находятся. Я думаю, что и какой-то обслуживающий персонал у них есть. А сколько точек на них работает! Неужели они тебя никуда не смогут устроить в счёт погашения долга?   

- Ну не знаю, - сказал Желток. – По-моему, с ними дела лучше не иметь. Потом не отмоешься.           

- Да ты и так сейчас в дерьме по макушку!          

- А ты предлагаешь ещё ко всему этому дерьму плюс на бандитов работать?         

- Дорогой мой граф, вам, видимо, вчера по голове набуцали больше, чем полагается. Лучше работать на бандитов и ходить пешком, а не ездить в инвалидной коляске. Да и не навсегда же это, в конце концов. Поработаешь на них какое-то время, погасишь долг, и привет.                       

Витька разгорячился, с жаром отстаивая свою точку зрения и забыв о том, что, собственно, никакой работы никто Жене ещё не предлагал.           

- Дадут они тебе после этого привет сделать, - заметил Желток.                 

- Так не в команду же они тебя возьмут. Посмотри на себя, мафиозник сраный. Ты бы мог пахать как-нибудь вполне легально, только на них. Им ведь что главное? Думаешь бабки? Им бабки твои-тьфу! Это мелочь – главное авторитет поддерживать. А то что получается? Какой-то левый мужик выставляет их на две штуки и ходит безнаказанным. Если такой слух пойдёт, они теряют лицо. А так, если ты на них бесплатно отпашешь, вроде всё в норме – человек вину отрабатывает. Все довольны.           

- Ты знаешь, на сколько они такое отрабатывание растянуть смогут?      

Спор продолжался до глубокой ночи с небольшими перерывами. Витька ушёл поздно, когда иссякли содержимое бутылки, закуска и темы для разговоров. К обоюдному согласию они так и не пришли.

Женя укладывался спать на своей новой постели, то бишь на полу. Всё это время, после ухода Зыкова, в его голове звенели слова: «Украсть ты не сможешь… не сможешь… не сможешь…».           

«А почему, собственно?» – было последней мыслью Жени, перед тем как он погрузился в глубокий сон.  

 

12.

Однажды возникшая мысль требует своего продолжения.    

Идея о краже, как средстве решения его проблем, родившаяся в голове у Жени, начала пускать свои корни. Размышляя над этим, он пришёл к выводу, что квартирная кража – это относительно безопасный вид уголовного преступления. Если не брать никаких вещей или ценностей, при реализации которых тебя чаще всего и могут замести, а нацеливаться только на наличные или валюту, то шансы попасться ничтожно малы. Залететь можно только если тебя застукают на месте преступления. Следует, значит, подготовиться и брать квартиру, в которой определённо никого нет, точно зная, сколько времени там не будет хозяев. Проблема заключалась в том, что подобную сумму наличными дома мало кто держит.

С самим проникновением в квартиру трудностей не ожидалось. Дело в том, что Желток обладал редким и весьма полезным приспособлением, созданным на их заводе умелыми руками дяди Фёдора Григорьевича, чьё отчество в обиходе уже давным-давно затерялось, и окружающие звали его просто «дядя Фёдор», как героя известного детского мультфильма.

У себя на работе Желток отвечал за сохранность документации, проходившей по их отделу. Работая над переводами документов, попавших к нему, Женя в конце рабочего дня должен был собрать всё и запереть в сейфе. Сейф был древний, помнивший, вероятно, дни незабвенного генералиссимуса, а то и самого государя императора. Когда-то существовал и полный набор ключей к нему. Сейчас от набора остался один единственный последний экземпляр. Им и заведовал Женя, каждый рабочий день, утром и вечером, выполнявший церемонию отпирания и запирания старого металлического монстра.

Но, в одно прекрасное утро ключ был посеян. Где он мог потеряться, Женя понятия не имел. Перерыв всё в доме, бывшем тогда ещё семейным очагом, и перевернув всё кверху дном на работе, Женя с унынием признал, что ключ утрачен безвозвратно и клизма от начальства ему обеспечена.

Дядя Фёдор числился на их заводе слесарем пятого разряда, но в цеху не работал, а осуществлял надзор за служебными помещениями. В его ведении находились КБ, научно-технический отдел, с входящим в него отделом переводов, экспедиторская, в общем всё, начиная от кладовок уборщиц и заканчивая апартаментами генерального. Дядя Фёдор с помощниками выполнял и столярные, и слесарные работы, чинил и ремонтировал всё, что можно.

К нему-то и кинулся Женя со своей проблемой. Срочно вызванный в отдел, дядя Фёдор окинул взором сейф, скептически цыкая зубом и присвечивая настольной лампой, тщательно осмотрел замочную скважину. Затем, сплетя замысловатую конфигурацию из проволоки и мечтательно подняв глаза к потолку, просидел некоторое время, осторожно вертя этой хреновиной в отверстии замка. После чего встал и объяснил, что дубликат ключа сделать без оригинала нельзя. Делать его по слепку, которого тоже нет, долго и мутотливо, и что проще сделать приспособу, которой «…ты, Викторыч, сможешь открывать этот долбаный замок, как не фиг делать, и стоить это тебе будет…». Цену дядя Фёдор обычно назначал в полулитрах и закуске, поскольку был большим любителем алкогольных напитков. Но в борьбе с зелёным змием неизменно побеждал дядя Фёдор, не растрачивая своего мастерства, благодаря чему и держался на работе. Его ценили как высококлассного специалиста и закрывали глаза на эту понятную многим слабость.          

Так, раскошелившись на две бутылки водки, Женя спасся тогда от начальственного нагоняя и сделался обладателем отмычки, которая открывала сейф не хуже родного ключа. Дядя Фёдор за несколько приёмов обучил Желтка управляться с нею. Как-то раз, забыв дома ключи от квартиры, Женя с радостью обнаружил, что может открывать ею и свой замок. По такой же причине пришлось ему вскривать и Витькину дверь, что заняло чуть больше времени. Женя не думал, что сможет открыть любой замок, но полагал, что с подавляющей массой он справится.

Об этом Желток размышлял весь последующий день, сидя за столом в своей конторке почти остановившегося завода, благо срочных переводов у него не было. Следовало определиться с объектом работы. Поэтому, отпросившись и уйдя со службы пораньше, Женя отправился в город, на ходу намечая свои цели.

Престижных домов, о которых знал Желток, в городе было несколько. Женя допускал, что их гораздо больше, но это его не волновало, достаточно было и тех. Он начал методически обходить дом за домом. Один из них, крепкая кирпичная пятиэтажка, построенный ещё в сталинские времена для ответственных работников, находился рядом с райотделом милиции.

В двух других домах сразу же в холле находились дежурки, где сидели вахтёры. В одном из них это была пожилая тётка, в другом – усатый дедушка, похожий на бравого маршала Семёна Михайловича Будённого. Ещё два дома были оборудованы домофонами, что было самым лёгким из всех вариантов. Тем более, что в одном из них домофон был сломан и замок не работал. Проведя какое-то время у его подъезда, понаблюдав за жильцами и, заодно, рассмотрев пути возможного отхода, Желток толкнул круглую, истертую многочисленными прикосновениями, ручку и вошёл внутрь. Площадка первого этажа оказалась довольно большой, если судить по стандартным меркам отечественного строительства. К лифту Желток подходить не стал, а начал медленно подниматься по лестнице, немного задерживаясь на каждой площадке и осматривая двери квартир слегка помаргивающими от волнения глазами. Внутри него всё больше и больше нарастал азарт охотника. Вернее даже не охотника, а хорька, забирающегося ночью в хозяйский курятник.

Желток, изучая двери, в первую очередь обращал внимание на провода, идущие к ним. Наличие постороннего провода могло свидетельствовать о том, что помещение находится под сигнализацией и забираться туда противопоказано. Таких квартир было несколько. На двух дверях вверху Женя обнаружил непонятные коробочки, также справедливо воспринятые им как сигнал об опасности.

Пройдя все этажи, от первого до последнего, Желток тем же путём медленно спустился назад. Выйдя из подъезда, он направился к следующему дому с дежурной вахтой, где наблюдал за порядком дедушка, похожий на героя гражданской войны. В связи с поздним временем, возвращающихся жильцов было мало; большинство, закончив трудовой день, сидело по своим квартирам. Во дворе стояли две молодые женщины с колясками, вывезшие своих младенцев на вечернюю прогулку. Стараясь не мозолить им глаза, Женя обошёл окрестности, осмотрел выходы на примыкающие улицы и вернулся назад. Он дождался, пока молодые мамы попрощались, и одна из них направилась к интересующему его подъезду. Желток подошёл к ступеням одновременно с ней.

- Вам помочь? – приветливо, с лёгкой улыбкой обратился он к женщине.

- Пожалуйста, если вам не трудно, - благодарно улыбнулась она в ответ.

Женя осторожно подхватил коляску спереди и, вкатив её по ступеням наверх, другой рукой открыл входную стеклянную дверь. Кивнув вахтёру, он помог женщине поднять коляску по пологим ступеням к лифту, который находился за перестенком и где вахтёр их уже не мог видеть.         

- Вы на лифте? – спросил он.         

- Да, а вы разве нет? – Видимо, в этом доме не принято было ходить пешком.

- Нет, мне подняться-то всего на один этаж, - улыбнулся Женя.  

- Спасибо вам большое за помощь.                  

- Пожалуйста, - ответил Желток и направился к лестнице.    

Этот дом был, безусловно, покруче, чем предыдущий. На громадные площадки выходили только по две двери, что свидетельствовало о немалом количестве комнат в этих квартирах и социальном статусе их хозяев. Стены были не выкрашены маслянной краской, а оклеены обоями, причём явно не гомельского производства. Сигнализацией здесь не злоупотребляли, видимо надеясь на дежурящих внизу вахтёров. И, хотя многие двери напоминали неприступные панели  банковских сейфов, осмотрев их, Женя решил, что небольшой шанс у него, всё-таки, есть.

На четвёртом этаже Желток вызвал лифт, чтобы не настораживать вахтёра, который не привык к тому, что жильцы дома и посетители пользуются лестницей. Спустившись вниз, Женя направился к стеклянным входным дверям. Дедушка в дежурке даже не взглянул на него; повидимому, внимание он обращал только на входящих, а не на тех, кто покидал здание.

Женя вышел на улицу. Уже стемнело. Осматривать другие дома сегодня больше не имело смысла. Начатое дело следовало продолжить завтра. Желток запахнул шарф, застегнул куртку и, ещё раз осмотрев местность, направился домой.

К вечеру подморозило. Лужицы на асфальте подёрнулись лёгкой плёнкой льда, которая, когда на неё наступал ботинок, издавала лёгкий звенящий хруст. Почему-то этот хруст ассоциировался у Желтка со звуком ломающейся носовой перегородки. Засунув руки в карманы и поёживаясь от неприятных предчувствий, Женя наддал ходу.

 

13.

- Вышел. Идёт к машине.                     

- 17.45. Господин Вознесенский очень пунктуальный человек. Разбежность не более пяти-семи минут.                           

- Презентация у них в семь? Куда он будет девать оставшееся время?  

- Либо домой, либо к Людмиле.           

- Давай на спор, Бита. Ты что выбираешь? У Людочки пальчики мягкие и транда пушистая. Расслабиться после рабочего дня в самую масть. Но, и домой сгонять не мешало бы, сменить деловую робу на вечернюю. Куда он сейчас двинет?                  

- Ставлю на третий вариант, - сказал сидящий на переднем пассажирском сидении Бита.               

- Какой третий вариант? – находившийся за рулём Гоша, удивлённо повернул к нему голову. Георгий Фесенко, которому только недавно исполнилось тридцать один, проходил раньше по тому же ведомству, что и Бита. Тот, начав работать на Матвея, перетянул за собой и Гошу, хорошо зная его по предыдущей службе и ценя его сообразительность, силу и отсутствие щепетильности.       

- Тот, который возникает, когда кажется, всё учтено. Когда то, что ты спланировал и выверил до мелочей, вдруг сбоит, начинает катить в сторону или вовсе даёт задний ход.          

- Значит, ты за подляну. Идёт. – Гоша протянул правую руку ладонью вверх. Бита хлопнул по ней, не отрывая глаз от машины, в которой разместились Вознесенский и его охранник. Идти на спор у Биты и Гоши стало своего рода игрой, оживлявшей рутинную для них работу.

Гоша «вёл» «БМВ» Вознесенского легко, не мозоля глаза и не отираясь в дальнем хвосте, несмотря на оживление на улицах, характерное для конца рабочего дня. Через несколько кварталов стало ясно, что они движутся к дому, где проживает Людмила Петровна Сазыкина, сотрудница регионального представительства фирмы «Бейкершафт» и, по совместительству, любовница создателя и владельца оптового торгово-закупочного объединения «Астра» Петра Вознесенского.            

Конфликт между Вознесенским и Матвеем возник, как обычно, из-за денег. Хотя, формально, главный офис «Астры» находился на территории, контролируемой Матвеем, сама фирма распространилась не только по городу, но и по всей области, поэтому «крыша» Матвея стала ей несколько тесноватой. Вознесенский начал обзаводиться собственной службой безопасности, телохранителями и потихонечку стал выходить из-под влияния Матвея, чувствуя свою силу. Делиться и выпускать что-то из своих рук Матвей не любил. Он предпочитал идти на столкновение, чем лишаться своего куска, что, собственно, и считалось нормой в его мире.

По вопросу о Вознесенском мнения Матвея и Биты разделились. Бита предлагал убрать его, тем самым сменить руководство фирмы, которое, памятуя о судьбе своего предшественника, будет более покладистым и сговорчивым. Матвей же был сторонником силового давления. Объединение «Астра» процветало, в основном, благодаря таланту и деловым качествам самого Петра Вознесенского и новые люди могли бы попросту загубить бизнес. Резоннее было сломить самого Вознесенского и заставить его признать силу Матвея.

Люди Матвея пасли Вознесенского и его семью в течение ряда дней, в результате чего был составлен график его примерного передвижения. Нажим решили производить у него на квартире, когда жена и дочь будут отсутствовать. Во вторник они собирались ехать к родителям Натальи, жившим в частном доме на шесть комнат за городом. У Наташиной матери был день рождения, и каждый год этот вечер она проводила в родительском доме. Пётр, наоборот, использовал любой предлог, чтобы не участвовать в семейном празднике. Вот и сейчас он сослался на необходимость встречи с деловыми партнёрами на презентации по поводу открытия новой фирмы. Вернуться жена с дочерью должны были в среду. Поэтому вечер вторника идеально подходил для «задушевного» разговора с Вознесенским.

«БМВ» затормозил возле подъезда многоэтажки, где жила Людмила. Гоша остановил свою машину у обочины с обратной стороны сквера, откуда хорошо просматривался вход в дом и, при необходимости, можно было начинать движение в любом направлении.

Бита молча вынул купюру и протянул Гоше. Тот, также молча, взял её и положил во внутренний карман куртки.                  

Вознесенский вышел из автомобиля вместе с охранником и вошёл в подъезд. Через минуту охранник вернулся уже один, сел в машину и принялся ожидать.

- Осторожничает Пётр Иванович, - повернулся Гоша к Бите. – Даже к девушкам без охраны не ходит.        

- Это не охрана, - процедил Бита, - таких лохов к охране близко подпускать нельзя.       

Человек, охранявший Вознесенского, либо не верил в возможность нападения, либо был совершенно некомпетентен. Азы ремесла: при выходе из машины телохранитель выходит первым, проверяет улицу и лишь затем выпускает объекта из автомобиля. Доведя Вознесенского до квартиры, он не проверил весь подъезд, а спокойно вернулся к машине. Да и сейчас, сидя в машине, он спокойно читал газету, вместо того, чтобы следить за происходящим на улице. В общем, если кому требовалось устранить Петра Ивановича Вознесенского, возможностей у него было воз и маленькая тележка. 

Но убирать Вознесенского им не требовалось, пока нужен был один разговор и, по возможности, без свидетелей.

Застрекотал телефонный аппарат. Бита вынул трубку из внутреннего кармана, нажал на кнопку:

- Они вышли из дома, садятся в машину, - послышалось в трубке.

- Сами или с шофёром? – спросил Бита.             

- Сами. Шофёра она отпустила ещё после обеда.     

- Ну и ладушки. Доведёшь их до кольцевой, убедишься, что едут именно туда, и можешь возвращаться.       

- Хорошо. – Человек, который вёл Вознесенскую с дочерью Леной, отключился.

Георгий и Бита, настроившиеся на минимум часовое ожидание у дома Сазыкиной, были удивлены, когда Вознесенский появился в дверях уже через десять минут. Охранник торопливо отбросил газету, сорвался с места, открыл дверь, усадил Вознесенского в машину, после чего уже осмотрел улицу и, наконец, устроился сам на водительском сидении.     

- Интересно, - протянул Бита, следя за ними глазами. – Куда же это он? В «Давыдовку» ещё рано.         

Ресторанный зал «Давыдов», где должна была проходить сегодняшняя презентация открытия фирмы «Изида», дочернего предприятия объединения «Техтранс», ближайших компаньонов «Астры», был одним из самых дорогих и респектабельных  в городе.

Гоша уже выводил их «Форд», огибая скверик и занимая левую полосу движения.

- Сейчас он свернёт, - заметил Гоша.    

- Чувствуешь? – осведомился Бита, прикидывая в уме, что могло выгнать Вознесенского из насиженного любовного гнёздышка.       

- А в нашем деле кто не чувствует, тот долго не живёт.      

- Ну-ну, экстрасенс, - буркнул Бита, хотя тоже верил в сигнальную систему, развивающуюся у человека с хорошими профессиональными навыками.     

«БМВ» уверенно двигался к своей цели во всё возрастающем потоке машин. Казалось, что он воплощает в себе черты своего хозяина. «Жигулёнки», «Москвичи», «Зазики», старенькие «Вольво» и «Ауди» сторонились, пропуская эту отливающую металлическим блеском каплю, пружинисто приседающую на мощных рессорах.   

Внешне неказистый «Форд» Биты и Георгия (дряхлый на вид, но с тщательно подогнанным и проверенным двигателем новой модели) держался в кильватере «БМВ» вместе с другими легковушками.

Ехать пришлось недолго. Через несколько кварталов «БМВ» свернул на парковочную площадку у крохотного ресторанчика, который держала семья выходцев из Северной Осетии. Этот район контролировался людьми Хасана, поэтому действовать здесь приходилось, так сказать, в белых перчатках, не совершая резких движений.

Вознесенский вышел из машины и направился ко входу в ресторан, возле которого прогуливались несколько крепких черноволосых ребят с небритостью на лице. Двигался он опять в сопровождении охранника. Ребята лишь на несколько секунд задержали своё внимание на них, продолжая неспешный разговор, безпрепятственно позволив им войти внутрь.

- Что-то не нравится мне это, - сказал Гоша, глядя за передвижениями хозяина «Астры».

- Сворачивай за угол, - приказал Бита. – Не стоит мозолить глаза мальчикам.

- М-да. Третий вариант, чёрт бы его побрал.

Георгий отогнал «Форд» прочь с наблюдаемой зоны и повернулся к Бите.

- Хасан здесь. Это его люди.   

Он достал из кармана символический доллар и вернул его Бите.

- Как ты думаешь, зачем он там?    

- Угадай с трёх раз, - недовольно проворчал Бита. – Хочешь поставить на то, что он зашёл закусить перед презентацией?

Гоша только усмехнулся.

- У меня возникает смутное подозрение, что Пётр Иванович решил сговориться с Хасаном.

Бита ничего не ответил. Достав из кармана телефон, он набрал номер

прямой связи с Матвеем.

- Валентина немного изменила свои планы на вечер, - сказал он, услышав голос хозяина. – Она решила зайти поужинать с нашим младшим братом.

«Валентиной» был Пётр Иванович Вознесенский, чьё имя решено было не употреблять в телефонных радиопереговорах из соображения безопасности. «Младшими» или «южными» братьями в общепринятом обиходе назывались люди из группировки Хасана.   

Матвей секунду помолчал, оценивая новый поворот в делах.

- Насколько это точно? – наконец спросил он.      

- Полной гарантии дать не могу, - ответил Бита, - но, если это не так, то я – прима-балерина.

- Ладно, - сказал Матвей. – Она ведь там не весь вечер собирается ужинать…         

- Думаю, что нет. На намеченное мероприятие она всё-таки поедет, хоть и с небольшим опозданием.

- Тогда, в целом, работайте, как собирались, но по первому варианту.

- Понятно, - ответил Бита.                

- Нужны ещё люди?          

- Нет, - подумав, сказал Бита. – Справимся сами. Это лишнее.       

- Только с ней нужно сперва поговорить. Узнай, насколько серьёзны её отношения с нашим братом и как глубоко она в этом деле.   

- Само собой.           

- Удачи. – Матвей отключился.       

Бита, пряча телефон в карман, выразительно посмотрел на Георгия.

- Блин, - только и сказал Гоша, уловив содержание разговора.    

Только что Петру Ивановичу Вознесенскому был вынесен смертный приговор.

 

14.

Наблюдатель, который вёл Наталью Вознесенскую с Леночкой до кольцевой дороги, передал подтверждение тому, что семья руководителя «Астры» направилась в Медведовку, и со спокойной совестью, следуя полученным инструкциям, прекратил слежку. Организовывать постоянное наблюдение за ними Бита счёл нецелесообразным. Когда же ситуация изменилась, и вместо силового давления было решено Вознесенского убирать, он, меняя на ходу план, был занят обдумыванием деталей предстоящей акции, и именно этот момент ускользнул от его внимания.

Наталья редко прибегала к услугам шофёра, предпочитая водить машину сама. Управление автомобилем приносило ей удовольствие, укрепляя её уверенность в себе. На работу и домой она ездила сама, и чувствовала себя легко и свободно даже при оживлённом городском движении. А на загородных трассах вести машину было, что парить в небе. Лена сидела, пристёгнутая ремнём безопасности на заднем сидении, и разглядывала в окно проносящиеся мимо автобусы, деревья, дома, людей, поезда, все красочные картины, впечатляющие ребёнка в её возрасте. Лене было шесть лет, и мир ещё не потерял для неё познавательной привлекательности.

Наталья Вознесенская в свои тридцать два года была экономистом высокого класса. Начав работу в центре научно-технической информации, она сейчас входила в команду мэра города, а её аналитические прогнозы и деловые рекомендации во многом способствовали процветанию «Астры», хотя сотрудником объединения она не являлась. Пётр, имевший свою команду аналитиков и экономистов, и сам обладавший незаурядными способностями и деловым чутьём, к советам жены прислушивался и, учитывая их, определял основные направления своей деятельности.

Но, несмотря на атмосферу согласия, царящую в семье, отношения Петра с родителями Натальи не сложились. Отец её, Илья Сергеевич Гончаров, долгое время был крупным хозяйственником, генеральным директором крупнейшего в области завода, получавшим всевозможные почести в брежневскую эпоху, продержавшимся в смутные перестроечные времена, но вынужденным уйти на пенсию после прихода к власти бывших партаппаратчиков, которые перекрестили себя в демократов. После чего, спустя два года, завод тихо, благополучно обанкротился. Привыкший к полному безпрекословному подчинению, Илья Сергеевич поддерживал такую же атмосферу и у себя в доме. Поэтому, когда появился Пётр, человек такого же склада, они сошлись как две грозовые тучи. Молнии, правда, не сверкнули, но гром прогремел, и семьи разошлись в разные стороны. Марья Григорьевна, мать Наташи, всей своей жизнью была приучена находиться в подчинении у мужа, и поэтому стать на сторону зятя не могла чисто психологически. А Наталья, которая своего отношения к Петру не изменила, вынуждена была разрываться между семьёй и родителями.

С годами, особенно после рождения Леночки, конфликт немного сгладился, но нормальные отношения между семьями так и не наладились. Вознесенский старался видеться с родителями жены как можно реже, да и они особого желания встречаться с зятем не высказывали.

После выхода Ильи Сергеевича на пенсию городская жизнь показалась ему скучной и пресной. Почувствовав внезапную тягу к природе, родители Наташи продали свою четырёхкомнатную квартиру в центре, и купили дом с громадным участком, спускавшимся к реке, в Медведовке, в получасе езды от города. Илья Сергеевич с головой окунулся в пейзанский быт. Благо он с ним был знаком ещё с рождения – свою деревню он оставил только после окончания школы, поступив в инженерно-технологический. Мария Григорьевна, привыкнув к подчинённому своему положению, приняла переезд, как всегда, безропотно, несмотря на то, что и она, и родители её всю жизнь прожили в городе. Однако, спустя какое-то время, она тоже начала получать удовольствие от новой обстановки, ухаживая за громадным цветником и наводя порядок в доме, который разительно отличался от их бывшей квартиры. Прежняя домработница, та, что убирала у них в городе, отказалась переезжать. Поэтому, для уборки в доме и в помощь Марии Григорьевне по хозяйству, нашли женщину из местных, Дарью Ивановну, которую они звали просто Дашей, потому, что она была ненамного старше Натальи.

В этот вторник у Марьи Григорьевны был день рождения. Не юбилей, не круглая дата - пятьдесят восемь лет. Гостей они не приглашали, но Наташа ещё ни разу не пропустила  дни рождения своих родителей, не приехав и не поздравив их.

Когда Наталья с Леночкой подъехали к дому, было ещё светло. Едва они открыли дверцы машины, как на веранду в простом домашнем платье с передником вышла Марья Григорьевна, держа перед собой испачканные тестом руки, наподобие хирурга, готовящегося к операции.

- Боже мой! Кто это к нам приехал! – воскликнула она тоном, каким разговаривают с маленькими детьми, в котором звучали неподдельные радость и нежность, ведомые лишь тем, кто имеет собственных внуков.

- Бабушка! – взвизгнула Ленка и припустила от машины к дому.     

Мария Григорьевна нагнулась, держа руки растопыренными в стороны и вверх, и вытянув губы для поцелуя. Леночка с разбегу чмокнулась в них своими губками и обхватила бабушку руками за шею.  

Наташа, с улыбкой наблюдая за этой картиной, открыла багажник и достала оттуда сумку с вещами и коробку с подарком.

- Здравствуй, мама, - сказала она, подходя к Марии Григорьевне и целуя её в щёку. – С днём рождения тебя!

- Здравствуй, здравствуй, доченька, - ответила Мария Григорьевна, придерживая локтём Леночку и наклоняясь, чтобы поцеловать Наташу.

- Ты здорова? Как ты себя чувствуешь? – тревожно спросила Наталья, глядя на болезненный цвет лица матери. Вот уже несколько лет, как у Марии Григорьевны начались нелады с сердцем.  

- Ничего, ничего, Наташенька. Всё в порядке.             

- Это тебе. – Наташа протянула ей короб, обёрнутый яркой бумагой и перевязанный подарочной лентой. – Комбайн для кухни. Знакомые привезли из Франции.       

- Ой, спасибо большое, Наташенька, - мать опять чмокнула её в щёку. – Ты возьми в дом, у меня руки в тесте. Сейчас я торт поставлю, и откроем, посмотрим.   

На этот шум из глубины сада подтянулся Илья Сергеевич в тёплой куртке, распахнутой на груди, и в армейского вида штанах – подарке какого-то военного начальства ещё в бытность его хозяином завода.  

- Здравствуй, Наташа, - сказал он, подходя к дочери и пряча в карман садовые ножницы, которые в его заскорузлой руке казались боевым оружием. Хотя Илья Сергеевич был на десять лет старше своей жены, он напоминал крепкое жилистое дерево, прочно держащееся своими корнями за землю.    

- Дед! – подала голос Леночка, не выпуская Марьи Григорьевны.

- Ну, здравствуй, коза.

- Я не коза, - заявила Леночка, выпятив нижнюю губу. Дед слегка отпугивал её своей суровостью, но симпатия к нему была сильнее боязни.  

- Виноват, козлёночек, – и добавил, обращаясь уже ко всей компании. - Барышни, пойдём в дом. Чего здесь на улице стоять.     

Он подхватил одной рукой сумку с вещами, другой обнял Наташу, и все четверо вошли через громадные двери в необъятную прихожую.

- Даша, там не пригорело? – крикнула мать, устремляясь на кухню.   

- Нет, всё в порядке, Марья Григорьевна, - донеслось оттуда.     

Наташа расстегнула пальто, и начала помогать Леночке раздеваться. Илья Сергеевич, держа сумку с вещами в руке, сказал:

- Я отнесу наверх, в вашу комнату.

Он кивнул на коробку с подарком:

- А вот это куда?       

- Это подарок маме, - ответила Наталья. – Заберём в гостиную, потом откроем.

Дом жил своей жизнью. Обычная семья со своим уютом и раскладом, со своими небольшими семейными праздниками. Мария Григорьевна с Дашей хлопотали на кухне, Леночка играла в комнате наверху, Наташа и Илья Сергеевич сидели внизу, в гостиной, в глубоких мягких креслах, делясь недавними событиями своей жизни. Илья Сергеевич, потягивая крепкую вишнёвую настойку собственноручного приготовления, слушал рассказы Наташи о её работе, постоянно дополняя их своими коментариями и советами.

Спокойное течение вечера нарушилось примерно около половины десятого, когда из кухни послышался грохот опрокинутой посуды. Илья Сергеевич прервал своё очередное высказывание по поводу бардака, творящегося в стране, в целом, и их городе, в частности.

- Да что ж они там, танками разворачиваются что ли? – недовольно заметил он.    

В дверях возникла белая, как смерть, Даша.

- У Марьи Григорьевны удар, – сообщила она.

 

15.

Дежурный врач в кардиологическом отделении был  немолодым уже человеком, давно перешагнувшим рубеж своего пятидесятилетия. Он не являлся, слава Богу, образцом расхожего афоризма, что в первые десять лет работы доктор хочет что-то сделать, но ещё не может, в следующие – может, но уже не хочет, а ещё через десять лет – и не может, и не хочет. Как только Марию Григорьевну доставили в больницу, он тут же вызвал сестёр, которые подготовили палату реанимации, поднял своего помощника, и, вот уже второй час, не отходил от неё.       

Наталья с отцом сидели в коридоре на стульях, ожидая, когда врач вернётся и расскажет, как обстоят дела. Она вспоминала все события последних часов, прошедших после того, как у Марии Григорьевны начался приступ.

После слов Даши первым её порывом было вызвать неотложку. Она бросилась к телефону и в растерянности замерла перед ним, вдруг сообразив, что не помнит как звонить в «скорую»: 01, 02 или 03.

- Брось телефон, - крикнул ей из кухни отец, склонившийся над Марией Григорьевной. – Выводи машину из гаража.   

Больница находилась в городе и приезда «скорой» действительно можно было ожидать до второго пришествия. Наталья, набросив пальто, кинулась вниз в гараж, где стояли её «Фольксваген» и традиционная «ГАЗ-24» родителей. Вывев своего «немца» на подъездную дорожку, она, не сбавляя темпа, забежала обратно в дом, где Леночка, услышавшая, что бабушке плохо, спустилась сверху и бродила сейчас по первому этажу, сдерживая рыдание.

- Готово, - крикнула Наташа в кухню отцу и повернулась к Леночке. – Одевайся, доченька, быстро. Нам нужно везти бабушку в больницу.    

Илья Сергеевич, легко подняв тело жены на руки, понёс её к выходу, бросив через плечо:

- Даша, вынеси мне пальто и шапку.     

Вместе с Натальей они уложили Марию Григорьевну на заднее сидение, после чего Илья Сергеевич, сказав дочери заводить мотор, вернулся в дом за деньгами, без которых сейчас в клинике можно умереть, не дождавшись врача.

Таким образом, до 2-й городской больницы, находившейся ближе всего к Медведовке, они добрались в рекордно короткое время.     

Сейчас Наташа с отцом негромко переговаривались, напряжённо прислушиваясь к тому, что доносилось из дальнего края коридора, где находились палаты реанимации. Илья Сергеевич заметно спал с лица и подрастерял былую самоуверенность. Говорил он без обычного своего напора и властности, и Наталья, хорошо изучившая своего отца, с удивлением замечала в его голосе нотки испуга. Мысль о потере жены, не абстрактная, а такая вот, подобная железному удару летящего поезда, изрядно нарушила его равновесие.

Врач появился через час, присаживаться не стал, сказал только:

- Всё в порядке. Кризис прошёл, но разминулись буквально на минуты. Доставили бы её чуть позже, и мы могли бы её уже не вытянуть. А так, ещё дня три-четыре полежит здесь, а потом уже перейдёт в общую палату.    

- Насколько это у неё серьёзно? – спросил Илья Сергеевич.   

Врач пожал плечами:

- Инфаркт, дорогие мои, это всегда серьёзно. Необходим будет особый щадящий режим. Хорошо бы ей пройти специальный курс в кардиологическом центре у Иванчука.

- Ведь предлагали же ей ложиться, - махнул рукой Илья Сергеевич, - Сколько раз я с самим Иванчуком разговаривал. Так, попробуй её убедить. Разве что связать и отвести насильно. Так, наверное, и надо было сделать.        

- Пап, ты же знаешь маму, - мягко сказала ему Наташа. – Она просто не хотела оставлять надолго тебя без присмотра.

- Присматривают за младенцами да калеками. А сердце – это не шутки, да ещё в нашем возрасте.              

- Ну, ладно, - сказал врач. – Сестра сейчас даст вам список того, что нужно будет привезти ей к утру. А вы можете ехать домой. Если хотите, запишите номер телефона нашего отделения и, на всякий случай, оставьте свой домашний.     

Илья Сергеевич, несколько восстановивший самообладание, сжал губы и повернулся к дочери:

- Давай, Наташа, отправляйся домой, а я останусь здесь до утра.   

Наташа, прекрасно знавшая характер отца, только вздохнула.

- Я тебе перезвоню утром, узнаю, как дела. Ты хоть найдёшь потом, кто тебя отвезёт?        

Илья Сергеевич махнул рукой:

- Не волнуйся.

Они попрощались. Наташа разбудила разоспавшуюся Леночку и направилась к выходу. В конце коридора она оглянулась. Илья Сергеевич сидел, ссутулившись, утратив обычную величественную осанку, и нервно сжимал кулаки. Старый одинокий человек в мешковатом пальто. К нему подошла медсестра и, наклонившись, что-то негромко сказала. Отец несколько раз кивнул головой, поднялся и пошёл следом за ней. У Натальи защемило сердце.

- Пойдём, - тихонько сказала она дочери.            

- А бабушка выздоровеет? – спросила Леночка, поднимая к ней заспанное личико.         

- Выздоровеет, родная. Конечно, выздоровеет, - сказала Наташа, сглатывая подступающие слёзы.       

Они спустились вниз к машине. Леночка сразу же забралась на заднее сидение и умиротворённо засопела, засыпая. Обходя машину, Наталья подумала о том, что все Леночкины вещи остались в доме родителей.

«Заеду и заберу завтра», - решила она, сидя за рулём и прогревая мотор,  прихваченный лёгким морозцем.      

Стояла ночь. Светили звёзды. До их дома было пятнадцать минут езды.      

 

16.

Презентации в «Давыдовке» заканчивались далеко за полночь, к утру. Но Вознесенский, серьёзно относившийся к своей работе и, связанным с нею, обязанностям, редко задерживался после одиннадцати. Об этом сообщали информаторы, это подтверждала группа наблюдения, и сегодня Пётр Иванович не изменил своим собственным правилам. Без восьми минут одиннадцать он и сопровождающий вышли из дверей ресторана и направились к находящемуся на стоянке «БМВ».

- Ведём два квартала, - сказал Бита Гоше. – Если они домой, сворачивай на Пушкинский бульвар, а потом по Строительному напрямик.          

Гоша, знавший все переулки города не хуже Биты, молча кивнул. Следить за машиной ночью, когда в городе почти нет движения, особенно трудно. Обычно это делают на нескольких машинах, либо на одной, но уже при так называемой «прессинговой» слежке, когда ведомому открыто демонстрируют, что за ним идёт наблюдение.

На следующем светофоре, который уже не работал, а мигал, жёлтыми всполохами освещая перекрёсток, Гоша свернул направо к бульвару Пушкина и понёсся на всех парах к дому, где жил Пётр Вознесенский.

- Так. Нормально. Должны опередить, - говорил Бита, следя за стрелкой часов. Перед акцией в нём всё подобралось. Фразы стали короткими и отрывистыми.       

Они въехали во двор, опередив «БМВ» на две с половиной минуты. Вокруг не было никого, только случайный прохожий шёл от какого-то дома мимо стоянки автомобилей. Странно, человек этот показался знакомым Бите, что-то такое было в его фигуре и походке. Но они видели его только со спины, на улице давным-давно стемнело, а перед Битой сейчас стояла совсем другая задача, поэтому мысли об этом человеке он задвинул куда-то в самый дальний угол своего сознания.

- Порядок. Никого, - повернулся Бита к Георгию. – Действуем по первому плану.     

- Я на стоянку, - сказал Гоша, доставая пистолет.       

Бита хлопнул его по плечу и выскочил из автомобиля, пряча своё оружие под полой куртки.

На подъезде к дому показались фары автомобиля Вознесенского. Сейчас уже им приходилось ориентироваться по ситуации. Обычно охранник доводил Вознесенского до дверей его квартиры. При этом они могли выйти из машины и войти в дом одновременно, а затем охранник спускался и отгонял автомобиль на стоянку. Либо, как это тоже неоднократно случалось, Вознесенский выходил из автомобиля напротив стоянки и, пока он шёл к дому, шофёр ставил машину на место и нагонял его у входных дверей.

В любом из случаев Бите и Георгию приходилось действовать раздельно, каждому со своей стороны.      

На этот раз «БМВ» остановился напротив входа, который бросал яркие блики света на ведущие к нему ступени. Сразу за дверями находилась дежурка, где сидел вахтёр, но отсюда его не было видно.

Хлопнули дверцы, Вознесенский и охранник вышли из машины. В тот же момент рядом с ними оказались Бита и Гоша, подошедшие с разных сторон.

Георгий на подходе, не прекращая движения, резко и сильно ударил охранника рукояткой пистолета в висок. При этом слабо хрустнуло, охранник, не успевший даже понять, что произошло, кулём осел на капот автомобиля. Его ноги, как два бумажных листочка под стотонной глыбой, смялись, согнулись в коленях, и его тело устремилось навстречу асфальту. Георгий остановил это движение, прижав отключившегося горе-телохранителя левым плечом к машине, одновременно пряча пистолет.

- Стоять, падло! Дёрнешься, убью! – одновременно с этим сказал Бита. Глушитель его пистолета чуть ли не ввинчивался в живот Петра Вознесенского. Хотя Бита говорил вполголоса, создавалось впечатление, что он выкрикивает команды:

- Опусти руки! Повернись к машине! Вот так! Стой и не двигайся!      

Вознесенский был довольно крупным мужчиной и отнюдь не робкого десятка. Но, сейчас он сделать ничего не мог. Зрачок глушителя служил очень весомым аргументом, поэтому, оставалось только поворачиваться и выполнять то, что говорят.    

Георгий слегка присел так, чтобы тело охранника опустилось ему на плечо. С этой ношей он быстро обогнул автомобиль, открыл багажник и сгрузил туда этот мешок с костями. Припасённым скотчем Гоша сноровисто скрутил охраннику запястья и щиколотки. Им же заклеил рот. Затем он достал из кармана ручку-фонарик и, оттянув веко безжизненного телохранителя, направил ему в зрачок яркую узкую полоску света. После чего выпрямился, молча кивнул Бите и захлопнул крышку. Бита движением головы показал ему в сторону дома, не опуская пистолет, направленный на Вознесенского.

Гоша всё так же, не говоря ничего, обогнул угол дома, стараясь держаться вне освещённых участков. На той стороне он остановился, подобрал камень поувесистее и обернул его вынутой из кармана газетой. Полученный снаряд он запустил в окно лестничного пролёта на третьем этаже. Стекло разлетелось не с хрустальным звоном, а с более привычным нашему слуху глухим дрязгом старой посуды. Держась ближе к стене дома, Гоша тем же путём вернулся назад.

За это время Бита, усадив Вознесенского в машину, отогнал её на стоянку и вернулся с ним назад, к тому месту у подъезда, откуда просматривалась вахта с дежурным. В эту ночь там спал дедушка лет около семидесяти. У дедушки были замечательно огромные пушистые усы, и он напоминал Бите добродушного хорошо откормленного мопса.

Заметив возвращающегося Георгия, Бита вынул из кармана телефон. Гоша показал три растопыренных пальца. Бита набрал номер. Было видно, как в освещённой дежурке дедушка поднял трубку.

- Эй там, на вахте. Разберитесь, пожалуйста, у нас здесь окно на площадке третьего этажа выбито. Чёрт-те что! Из квартиры выйти невозможно.   

Всё это Бита выдал злым раздражённым тоном избалованного начальства средней руки и отключился, не дожидаясь ответа.

Через дверь они наблюдали, как дедушка шевелил усами, пытаясь докричаться до невидимого собеседника, потом бросил трубку и засеменил к лифту.

- Вперёд, - приказал Бита, подтолкнув пистолетом Вознесенского.      

Все трое вошли в подъезд в тот момент, когда за дежурным закрылись двери лифта.

- На лестницу, - сказал Бита Вознесенскому, проходя через просторный холл. 

 Они поднялись на пятый этаж, где находилась квартира Петра Ивановича.                                   

 Проходя через третий этаж, они слышали, как закрылись дверцы лифта – дедушка поехал вниз звонить в милицию по поводу злостного нарушения общественного порядка на вверенном ему объекте. Биту с Георгием это не волновало. Прибудет патрульная машина, переговорят с дежурным, объедут окрестности, зарегистрируют факт мелкого хулиганства и всё.  

- Ключ, - сказал Бита, когда они остановились у дверей. – Но медленно. Не торопись.          

Вознесенский молча опустил руку в карман своего тяжёлого длинного пальто и достал оттуда связку ключей. Гоша перехватил её, без труда определил два нужных ключа, открыл замки и первым шагнул внутрь.

Бита подтолкнул Вознесенского, оглянулся, убеждаясь, что всё в полном порядке, и зашёл вслед за ними.Его напарник вернулся из глубины квартиры, проверив остальные комнаты, и кивнул:

- Туда. В гостиную.        

- Давай, двигай, - сказал Бита Вознесенскому, грубо толкнув его вперёд.    

Они всё так же, гуськом, прошли  в гостиную, размером не уступавшую малогабаритной однокомнатной квартире.

Бита, наконец, позволил себе опустить пистолет. Вознесенский шёл перед ним, гадая, что сейчас будет. Всё зависело от того, знают они о встрече с Хасаном или нет. Бита был прав, Вознесенский решил соединиться с южной группировкой, где больше придерживались понятий, чем непредсказуемый Матвей с его неуравновешенной психикой. Встреча, произошедшая в этот вечер, была предварительной. Вознесенский с Хасаном только вскользь коснулись этого вопроса, не вдаваясь в детали. Хитрый татарин сразу ответа не дал, попросил времени на размышление, но, исходя из общего направления разговора, Вознесенский понял, что тот считает подобный альянс вполне возможным.

«Если Матвей знает об этом разговоре, шансов остаться живым практически нет», - подумал Пётр. Тогда нужно прорываться, а не надеяться до последнего на милость Биты. Вознесенский с сомнением посмотрел на крепкую фигуру Георгия, который двигался так же легко и плавно, как его шеф. Сказывалась специальная выучка. Вознесенский с опозданием пожалел, что большинство людей в его охранной структуре не дотягивают до этих по навыкам и профессионализму. Сюда, сюда нужно было деньги вкладывать! Бизнес – это война, а его солдаты оказались слабее, чем у противника.

Входя в комнату, Пётр скользнул глазами по привычной обстановке, оценивая, какие предметы могут ему пригодиться в критической ситуации. Пепельница на столе, так, статуэтка, стоящая на полке, есть. Большая напольная фарфоровая ваза в углу не подходит – слишком далеко и громоздка для внезапного действия. Что ещё? Мелочь, стоящая на полках, не в счёт. Столик с напитками может пригодиться. Торшер в углу Пётр на всякий случай взял на заметку. Путь к кабинету был вдоль прохода, находящегося слева, мимо столовой. По коридору всего примерно около десяти метров. Плохо, что все эти десять метров шли по прямой. В случае чего, это должен быть такой рывок, какой и не снился олимпийским чемпионам.

Пётр повернулся к Бите и Георгию и, стараясь казаться спокойным («расслабиться, главное расслабиться»), сказал:

- Ну что? Зачем этот цирк? Разве мы с Матвеем не могли поговорить по-другому, в нормальной обстановке?    

Вопрос был риторическим, на него можно было и не отвечать, но Бита сказал:

- По-другому с тобой уже говорили. Что же делать, если ты навстречу не идёшь и нормальных разговоров не понимаешь? А? Скажи, что с тобой делать?   

Вопросы эти были из того же разряда. Так как по лицам Биты и Георгия было видно, что они знают, что делать с Вознесенским.

Бита посмотрел на Гошу, тот придвинул стоявшее у стены кресло к Петру и рывком за плечо усадил его туда. Сам Бита присел на край массивного стола, прямо перед Вознесенским. Гоша остался стоять за спиной Петра.

- Да я, собственно, и не знаю, что мы будем делать, - сказал Вознесенский, стараясь принять непринуждённую позу. – Это вы должны знать, что мы сейчас будем делать.       

- А будем мы с вами, Пётр Иванович, сейчас разговаривать, - ответил Бита. Он всё так же полусидел на столе перед Вознесенским, пистолет лежал на крышке стола у правой руки. – И от того, насколько чистосердечным будет у нас разговор, зависит и исход нашей сегодняшней встречи. Гоша, сделай Петру Ивановичу руки, чтобы мы могли нормально поговорить. Да и ему спокойнее сидеть будет.       

Гоша, стоявший за спиной Вознесенского, достал рулон скотча, того самого, которым он спеленал охранника, и с треском рывком размотал длинную полосу.

Для Вознесенского это послужило сигналом об опасности. Ему стало ясно, что выхода нет. «Сейчас!» - пронеслось в его мозгу.    

- Зачем эти крайности, Бита? – с усмешкой спросил Пётр.     

Гоша наклонился над ним с приготовленным скотчем.     

- Руки, - холодно сказал он в затылок Вознесенскому.         

Тот презрительно хмыкнул и, сложив руки, подставил их Гоше. В тот же момент он стремительно распрямился, нанося головой сокрушительный удар в лицо Георгия. Гоша непроизвольно поднял руки к разбитым губам.         

Бита соскользнул со стола, одновременно с этим пистолет привычно лёг в ладонь. Вознесенский уже был на ногах, вполоборота к столу. Тяжёлая стеклянная пепельница находилась у его левой руки. С разворота рубящим движением он отправил её как снаряд в голову Биты. Бита поднял пистолет. Он не успел на долю секунды. Летящая в голову пепельница включила защитные центры и, вместо того чтобы выстрелить, Бита уклонился. Пепельница, которая вполне могла разнести ему голову, только задела по касательной висок, даже не повредив кожу. Но журнальный столик, попавшийся под ноги Бите, сделал своё дело и он, потеряв равновесие, рухнул на ковёр.

Вознесенский в это время изо всех сил мчался к кабинету. Он не видел, попал в Биту или нет, не видел Георгия. Главное было сейчас использовать, чудом доставшиеся ему, секунды и добраться, только бы добраться, до дверей, за которыми Жизнь!

Гоша, не обращая внимания на льющуюся из носа кровь, тоже выхватил пистолет. Но Бита его опередил. Находясь в крайне неудобном положении, лёжа на спине, он умудрился не выпустить оружия, и сейчас открыл огонь. Выстрел, из-за глушителя похожий на плевок, вогнал пулю где-то в потолок коридора. Вознесенский уже пересёк его, даже не веря, что спасён. Но пуля второго плевка вошла ему в основание черепа и вышла из лобовой кости, осенив красным дверь, к которой он так стремился. Осколки черепной коробки вонзились в верхний правый угол дверного косяка и увязли там.

Тело Вознесенского по инерции глухо ударилось о дерево и рухнуло на пол бесформенной грудой.

Бита, всё ещё в лежачем положении взглянул на Гошу. У того по лицу струилась кровь, заливая рубашку.

- Возьми платок, - сказал ему, поднимаясь, Бита, - и старайся нигде не капнуть.       

Гоша убрал пистолет, вынул платок и стал вытирать с лица кровь.

Бита начал озадаченно осматривать картину действия.

- Н-да, - заметил он, покачивая головой. – И как такая параша смогла произойти?           

- Случай, - сказал Георгий, задрав голову, чтобы остановить кровотечение. – Третий вариант.          

- Мы чуть не облажались, - словно не веря в произошедшее, сказал Бита, - это тебе не третий вариант, это херня.              

Гоша ничего не ответил, он зажимал платком нос. Бита прошёл по коридору туда, где лежало тело Вознесенского, и, присев, начал разглядывать то, что осталось от предпринимателя. Разрушения, причинённые выстрелом, были очень ощутимы, но остатки лица Вознесенского сохраняли выражение решительности и крайнего напряжения. Выстрела, видимо, он даже не почувствовал, и умер, не успев понять, что остановило его в отчаянном последнем броске к жизни.

- Куда он рвался, непонятно? – сказал Бита, поднимаясь с колен и заглядывая в кабинет. – Оружие у него здесь, что ли? Нужно будет посмотреть.    

Появился Гоша, пряча в карман окровавленный носовой платок. Бита повернулся к нему:

- Начинай отсюда, я – с тех комнат. Работаем быстро. Главное – побольше беспорядка. Бери только деньги и драгоценности. Вперёд!      

Повальный шмон в доме создавал картину убийства с целью ограбления. Естественно, розыск будет проверять и другие направления, но основной версией должна быть эта, не ведущая ни к каким крупным группировкам и к Матвею, в частности.        

Возглас Гоши, донёсшийся из кабинета, подтвердил наличие оружия.

- Есть! «Макар». В столе у него лежал. Представляешь, что бы началось, доберись он сюда?     

- Возьми с собой. Может, он нам понадобится, - крикнул ему Бита из соседней комнаты, методично производя в ней обыск.     

На всю процедуру у них ушло меньше двадцати минут. И вот, уже находясь вдвоём в последней комнате, там, где они разговаривали с Вознесенским, Бита и Георгий услышали, как в квартиру вошли Наташа с Леночкой.

Бита на мгновение застыл, пытаясь осознать происходящее. Приезд жены и дочери Вознесенского вот так, посреди ночи, был попросту невозможен. Недолго думая, он отбросил в сторону все попытки объяснить это событие. Сейчас нужно было выбираться из этой непредвиденной ситуации.

С выражением удивления на лице, изобразить которое сейчас не составило ему особого труда, Бита вышел в прихожую. Наташа с Леночкой, которые в этот момент раздевались, застыли на месте.

- Вы кто? – выдавила из себя Наталья фразу, типичную для человека, увидевшего в своём доме того, кого там быть не должно.     

-Капитан уголовного розыска, Скворцов Николай Андреевич, - официальным тоном сказал Бита, доставая из кармана красное удостоверение. – Мы здесь по вызову. А вы, вероятно, Вознесенская Наталья Ильинична?  

- Да, -  подтвердила Наталья, машинально глядя на протянутое ей удостоверение. – А что здесь произошло? Где Пётр? Откуда …

- С ним всё в порядке, - ответил Бита, пряча удостоверение, которое Наташа даже не успела толком рассмотреть. – Была совершена попытка ограбления вашей квартиры. Давайте пройдём в комнату, мы бы хотели задать вам пару вопросов.      

Он посторонился, пропуская их в гостиную. Наташа, держа за руку Леночку, направилась туда. Она пыталась осмыслить всё происходящее – слишком много событий свалилось на неё за последние несколько часов. Внезапно Вознесенская остановилась. Мысль «что-то не так», мерцавшая маленькой звёздочкой в её голове, вспыхнула ослепительно ярким светом.

«Перед домом нет никакой машины, - задохнувшись, подумала Наташа. – Ни милицейской, в о о б щ е  никакой! И вахтёр на входе вёл себя, как ни в чём не бывало. Он же должен был сказать …».

Спазм сжал ей горло. Крепко сжав Леночкину руку, она хотела броситься прочь отсюда, от этих, ставших мгновенно чужими, враждебных стен, но не успела. Стоявший сзади Бита выстрелил ей в голову.

  Леночка, которая сонно шла рядом, не успела понять, что происходит. Мама, не отпуская её руки, вдруг начала валиться на пол. Девочка подняла удивлённое лицо к чужому дяде, пришедшему к ним домой. Бита выстрелил в упор. Однако в последний момент его рука дрогнула, и пуля попала девочке в горло. Раздался лёгкий свист, как будто выпустили воздух из воздушного шарика. Рухнувшая Наталья дёрнула руку Леночки на себя, и та упала сверху на мать, заливая её своей кровью. Сжав зубы, Бита выстрелил ещё раз. Теперь уже наверняка.

Георгий стоял в проходе с жёлтым лицом и матерился сквозь зубы.  

- Заканчиваем и уходим, - бросил ему Бита, пряча оружие и пытаясь унять нервную дрожь в пальцах.    

Гоша кивнул. Затем кивнул ещё раз, встряхивая головой, словно хотел отбросить только что происшедшее прочь.

Бита снова надел перчатки и, аккуратно обойдя трупы, чтобы не вступить в кровь, прошёл в гостиную, где продолжил начатый им обыск. Гоша присоединился к нему. Помогая создавать видимость разгрома, он бормотал:

- Третий вариант, твою мать. Ни хера себе, третий вариант. Откуда же их сюда занесло? Среди ночи, блядь, и на тебе!      

- Заткнись, - сердито сказал Бита. – Разбираться потом будем. Уходить надо быстрее отсюда.     

Закончив работу, они ещё раз прошлись по квартире. Бита осмотрел общую картину, сокрушённо покачивая головой, затем махнул рукой Гоше: «Уходим!»

Они вышли, аккуратно закрыли дверь и спустились на площадку нижнего этажа. Гоша подошёл к окну и поднял раму вверх. Внизу находилась крыша подсобных помещений универсама, входящего в этот дом с обратной стороны. До крыши было немногим более двух метров.

Бита вылез на подоконник, придерживаясь рукой за раму, раскачался и прыгнул вперёд. Он приземлился на самом краю крыши, сразу же оттолкнувшись ногами, переместился ближе к центру, поднялся и повернулся лицом к Гоше, который уже стоял на подоконнике. Тот повторил эту же процедуру. Спуститься с крыши не представляло никакой проблемы. Опустившись на вытянутых руках, они спрыгнули на землю, и направились к автомобильной стоянке.

- Что будем делать? – спросил Гоша. – Как собирались, отгоним и разобьём?  

Бита секунду помолчал.

- Нам не хватало ещё, для полноты картины, нарваться на ГАИ.     

- Ты же знаешь, я пройду там, где гаишников и близко не будет.     

- А за набережной? Как повезёт? Нет, если что-то идёт не так как надо, то оно идёт не так до самого конца. Давай не будем рисковать.   

- Убирать здесь - слишком явно получится.    

- Липовая авария тоже никого не убедит. Это так, отмазка для идиотов.   

- Ну, как знаешь.    

Переговариваясь, они подошли к машине Вознесенского. Гоша открыл багажник. Связанный охранник уже пришёл в себя. Лицо его было покрыто потом, вытаращенные глаза с ужасом и мольбой смотрели на Биту и Георгия. Он с шумом дышал через нос, короткими быстрыми вдохами-выдохами, как будто внутри у него неистово работал гигантский поршень. Гоша молча вынул пистолет и дважды выстрелил в голову парня. Большое тело выгнулось, связанные ноги несколько раз глухо ударили в стенку багажника.

- Здоровый, чёрт, - сказал Гоша и спрятал пистолет. – Дурной, но здоровый.    

- Всё, - сказал Бита. – Теперь уже всё. Поехали отсюда.       

Около шести часов утра жилец пятнадцатой квартиры, что на четвёртом этаже, спускаясь вниз к вызванному такси, обратил внимание на необычный холод в коридоре. Увидев открытое окно, он неодобрительно покачал головой и закрыл его. Внизу он хотел сделать выволочку вахтёру, но тогда, как раз, была пересменка, вахтёра на месте не оказалось, такси ждало, а задерживаться из-за подобных пустяков жилец не счёл нужным.

Такси отвезло его на вокзал, откуда он уехал в купейном вагоне скорого поезда на две недели в Москву по своим делам.       

 

17.

Отсутствие Вознесенского на работе было, конечно, замечено сразу же. Руководство фирмы к восьми часам удивилось отсутствию хозяина, который обычно находился на своём месте уже с половины восьмого. Удивилось, но не обеспокоилось, помня о вчерашней презентации, хотя председатель правления Ефимчук, присутствовавший там, отметил, что Пётр Иванович уехал рано и оставался относительно трезвым до самого ухода.

Когда наступило девять, а Вознесенский так и не появился, Ефимчук и Батурин, правая рука Петра, решили позвонить ему домой. Прождав напрасно у телефона и убедившись, что трубку никто не снимает, они позвонили в мэрию. Рабочий день там начинался с девяти, все уже были на месте. На вопрос о Наталье Ильиничне, Батурину ответили, что её нет, и все недоумевают, почему. Батурин поблагодарил и положил трубку.

Именно тогда удивление начало перерастать в тревогу.

Вознесенского знали хорошо, особенно его ближайшее окружение. «Астра» была его делом, его жизнью. Не явиться вот так, просто по своей прихоти, он бы никогда себе не позволил. Хотя характер любого человека непредсказуем и иногда выдаёт такие сюрпризы, которых не ожидает никто.

К одиннадцати часам Пётр всё ещё не появлялся в головном офисе, а в мэрии, по-прежнему, не могли объяснить отсутствие Натальи. Батурин обратился к Ефимчуку:

 - Нужно съездить к нему домой, Коля. Ты возьми с собой Рачека и посмотрите там, может, случилось чего.    

Николай Александрович позвонил в отдел безопасности и вызвал к себе его шефа Вадима Рачека. Тот с утра, как и большинство ответственных сотрудников фирмы, знал о необъяснимом отсутствии хозяина и ждал, что рано или поздно обратятся к нему. Вадиму Петровичу Рачеку было сорок восемь лет, и до выхода на пенсию он четверть века оттрубил на оперативной работе. И, хотя отдел безопасности в основном занимался охраной компьютерных данных, его главой поставили именно Рачека, имевшего выработанные годами чувства и характер сторожевого пса.   

В это утро Вадим Петрович чувствовал себя особенно неважно. И совсем не по причине бурного вечера. Спиртное он употреблял довольно редко. Просто организм, растративший свой защитный ресурс за зиму, в начале весны более подвержен простудам, чем в любое другое время года. Что и произошло с Рачеком. И сейчас он в полной мере ощущал ломоту во всём теле, звон в ушах и ужасную головную боль.

Ефимчук позвонил к Вадиму Петровичу, когда тот, чихая так, что  содрогалось всё его грузное тело, обнаружил, что в аптечке их отдела полностью израсходованы запасы аспирина и эффералгана. Оптимизма это Рачеку не добавило. Он шумно чихал и сморкался на весь коридор, пока шёл к кабинету председателя. Ефимчук взглянул на его красные слезящиеся глаза, спросил, в чём дело, и, в свою очередь, рассказал о необъяснимом отсутствии шефа. Затем они вдвоём спустились в гараж, где стояла машина Ефимчука, и отправились к Вознесенскому.

Шофёр остановил «Ауди-100» на площадке у подъезда, и они направились к стеклянным дверям. Сегодня дежурила средних лет женщина, которую Николай Александрович знал в лицо (он часто бывал у Вознесенских), но абсолютно не помнил по имени, он вообще плохо запоминал имена.

- Здравствуйте, - поздоровался Ефимчук.        

- Здравствуйте, Николай Александрович, - приветливо откликнулась вахтёрша, не обладавшая, по-видимому, недостатком Ефимчука.        

- Скажите, вы не видели сегодня кого-нибудь из Вознесенских? – обратился к ней Рачек. – Пётр Иванович или Наталья Ильинична выходили из дому?      

Вахтёрша задумалась на секунду. Затем лицо её приняло озадаченное выражение.      

- Вы знаете, нет. Даже как-то странно. Действительно, никто из них сегодня не проходил. А, ведь, будний день.        

- Вы отходили сегодня куда-нибудь? – спросил Рачек и поморщился; голова просто раскалывалась на части.            

- Нет, что вы! Меня не было здесь, только, когда принимала смену. У нас с этим строго. Не будешь выполнять свои обязанности, мигом вылетишь с места.          

- А домофон работает? – снова задал вопрос Рачек, глядя на панель за спиной вахтёрши, по которой можно было связаться с любой из квартир в доме.         

Женщина смутилась.

- Сейчас нет. Мы вызвали мастера, должны починить.              

Рачек кивнул. Домофон, по-видимому, не работал со дня сдачи дома. Либо его вообще не подключали, либо благополучно угробили, через несколько дней, нашим извечно неумелым обращением.           

- Давайте на лифте, Вадим Петрович, - сказал Ефимчук. Он был на десять лет моложе Рачека и всегда обращался к нему по имени-отчеству, даже во внеслужебной обстановке, хотя его положение в фирме было неизмеримо выше.    

Лифт поднял их на пятый этаж. Ефимчук с Рачеком подошли к квартире Вознесенского. Пока Николай Александрович безрезультатно нажимал кнопку звонка, Рачек внимательно осматривал дверь и площадку около неё, но ничего подозрительного не заметил.

Ефимчук прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука.

- Н-да, - сказал он. – Непонятно.     

- Спустимся вниз, - предложил Рачек. – Я хочу посмотреть на машину.      

- А-а, да-да-да. Точно, - спохватился Ефимчук. – Я и не обратил внимания, стоит ли машина на стоянке.        

- Стоит. Я видел её, когда мы заходили в дом.      

- Значит, если машина здесь, он тоже должен быть дома. Чертовщина какая-то! А, интересно, Наташин автомобиль на стоянке?         

- Сейчас уточним.         

Они спустились вниз. В холле Рачек снова подошёл к вахтёрше.   

- Скажите, у вас дубликаты ключей от квартир есть?       

- Да нет, откуда? – развела руками женщина. – У нас же замки не стандартные. Каждый из жильцов себе под заказ ставил и ключи все у них.    

- Хорошо, - сказал Рачек. – Возможно, нам придётся открывать восемнадцатую квартиру …         

Ефимчук дёрнул его за рукав:

- Ну, что уж, так сразу и открывать, Вадим Петрович? Мы же ничего не знаем. Может, они уехали? Может, что-то срочное? Может, с родителями что-то случилось?   

- На чём?   

- Что на чём?   

- На чём уехали?     

- Да мало ли на чём! – махнул рукой Ефимчук. – Прислали за ними машину, свою решили не брать.     

- У нас так просто, без хозяина, квартиру открывать нельзя, - подала голос вахтёрша. – Нужно специальное разрешение …      

- Будет разрешение, будет участковый. Вы не волнуйтесь, с официальной стороной всё будет в порядке, - Рачек повернулся к Николаю Александровичу. – Решать, конечно, вам. Я говорю «возможно» придётся открывать. Можно подождать и до завтра. Хотя я, лично, этого делать бы не стал.           

- Вам хорошо говорить, - вздохнул Ефимчук. Его разрывала на части                    собственная нерешительность. Вламываться в квартиру шефа ох как не хотелось. С другой стороны, Рачек прав, и всё это подозрительно попахивает чем-то нехорошим.  

- Ну, пойдёмте, - тронул его за рукав глава отдела безопасности. Уже у выхода он снова обернулся к вахтёрше:         

- Да, а вчера у вас никаких происшествий не было. Чего-то необычного?         

- Было, - сразу же ответила вахтёрша. – Хулиганы на площадке третьего этажа стекло разбили. Это не на моей смене было. Мне Василий Степанович сегодня рассказал, сменщик мой.     

- А чего ж он хулиганов-то сюда пустил?         

- Так они не отсюда, они с улицы разбили. Камень бросили и разбили.      

- Ну и ну. В милицию заявляли?         

- А как же! Степанович сразу же сообщил.      

- Поймали?      

- Говорит, нет. Проехали, кругом осмотрели всё, никого не нашли. Убежали, наверное, сразу же, сволочи.         

- А больше ничего не было?   

- Ничего. У нас тут всегда тихо, спокойно.        

- Ну, ладно. Спасибо. Мы, может, ещё вернёмся сегодня.         

- Пожалуйста, пожалуйста. А если Пётр Иванович или Наталья Ильинична появятся, им что-нибудь передать?            

- Передайте, что их с работы искали, - сказал Ефимчук, подумав, что Вознесенский скорее объявится в «Астре», чем дома.      

Они вышли из дома. Шофёр, куривший возле машины, выбросил окурок и приготовился садиться, но Ефимчук махнул ему рукой, давая знак подождать. Они с Рачеком подошли к чёрному «БМВ» Вознесенского и осмотрели его со всех сторон. Машина ничем не выделялась среди всех остальных, находящихся на стоянке.   

     Ефимчук наклонился и, сложив ладони, заглянул через тонированное стекло внутрь салона. Там было совершенно пусто, ни вещей, ничего.

- Николай Александрович, - внезапно раздался у него за спиной глухой голос Рачека, который присел у заднего борта машины и внимательно что-то разглядывал.     

- Николай Александрович! Вызывайте милицию. Срочно. Здесь кровь.             

 

  18.

Утром того же дня Женя отправился к своему начальству и взял неделю за свой счёт. Отпустили его беспрекословно, сразу  подписав заявление. Работы не было, и загружать Женю пока не собирались.

Получив желаемые семь дней, Желток отправился претворять в жизнь свои уголовные планы.  

Он вышел к троллейбусной остановке и какое-то время размышлял, как ему поступить. Из всех осмотренных им домов, Женю больше всего привлекал последний, где дежурил вахтёр. Но картина, представшая перед глазами Желтка, когда он зашёл в знакомый двор, сразила его наповал. Двор был заполнен милицейскими машинами, среди них затесалась даже одна «скорая помощь», и иномарками. Народу было, по меркам рабочего дня, полно, причём количество милицейских явно преобладало над гражданским населением.     

Поборов естественное желание сунуться в толпу и узнать, что здесь произошло, Желток, уже второй раз за сегодняшний день, побрёл прочь от намеченной цели. В доме явно произошло что-то грандиозное, и теперь работать там было позволительно только самоубийце.              

«Ну что за непруха такая!» – в сердцах подумал он. – «Уж, если не везёт, то не везёт по всем статьям».     

Желтку ничего не оставалось делать, кроме как отправляться к последней, неиследованной ещё, девятиэтажке. И, тогда уже, выбирать окончательный из оставшихся у него вариантов.                         

Дом, к которому он добрался, сделав несколько пересадок, казался очень похожим на тот, где вчера побывал Женя, но, всё-таки, другой планировки. Желток сначала прошёлся по двору, как и в прошлый раз, изучая подходы. Здесь всё было в порядке. Он внимательно осмотрел машины, сгруппировавшиеся на подъездной площадке, и остался доволен. Большая часть из них была дорогих и престижных моделей, наглядно свидетельствовавшая о достатке хозяев.

Обойдя окрестности, Женя решил, что пора приступать непосредственно к объекту. Он достал из кармана блокнотик и ручку, черкнул в нём вымышленный адрес, вырвал листок, остальное спрятал обратно. Листок он аккуратно перегнул пополам. На ожидание у него ушло около получаса. Примерно через тридцать минут Желток выделил из входящих в дом людей двоих, явно из обслуживающего персонала, то ли электриков, то ли монтёров с телефонной станции, которые уверенно направлялись к подъезду. Держа развёрнутый листок в руке, и делая вид, что внимательно вглядывается в него, Женя подгадал так, чтобы столкнуться с ними прямо у дверей подъезда.

- Извините, вы как считаете, здесь какой номер квартиры написан десять или девятнадцать? – обратился к ним Женя.

Старший из мастеровых, лет пятидесяти, с усами, взял бумажку и, всмотревшись в нацарапанный Женей адрес, пожал плечами:

- А чёрт его … Вроде бы десять.     

- Да, скорее десять, - подтвердил молодой парень, его напарник. Он стоял рядом и смотрел в бумажку через плечо усатого.    

- Ты как думаешь? – спросил старший и передал бумажку ему.       

- Десять. Ноль просто неаккуратно нарисован, поэтому похож на девятку.     

- Понимаете, - сказал Желток, открывая входную дверь, - когда мне шеф адрес называл, улицу и дом я запомнил. А квартира, как-то, вылетела из головы.    

Они были уже в холле.

- Здравствуй, Кирилловна, - повернулся в сторону дежурки усатый.       

- Добрый день, - откликнулась вахтёрша.   

- Здравствуйте, - в один голос сказали молодой монтёр и Женя.     

- Да, точно десять, - сказал молодой.   

- Вот, и мне тоже так кажется, - ответил ему Женя, неспешно идя рядом с ним. Ему удалось создать иллюзию, что идёт одна компания, занятая своим разговором.    

Холл остался позади. Они подошли к кабине лифта.  

- Десятая, это где? – спросил Желток у монтёров.    

- На третьем, - ответил усатый. – Там пройдёшь по коридору, в левом крыле.     

- Спасибо, - поблагодарил Женя.    

Он прошёл за рабочими в кабину. Усатый нажал кнопки третьего и шестого этажей. Пока лифт поднимался, Желток рассматривал себя в громадном зеркале на всю стену просторной кабины и с удовлетворением отметил свою неброскую внешность, не отличающуюся от его временных спутников.  

На третьем этаже они остановились. Женя вышел на ухоженную, покрытую импортным утеплённым линолеумом, площадку. Двери за спиной закрылись. Лифт поехал вверх. 

Женя осмотрелся, затем прошёл по коридору, свернул за угол. С одной стороны виднелись двери квартир, с другой – большие окна в пластиковых рамах, выходящие на бульвар. Между окнами стояли кадки с экзотическими растениями. Были это пальмы или фикусы, Женя не знал, он слабо разбирался в ботанике. 

Главное, что его интересовало сейчас, это опять же двери. Здесь Желток с разочарованием отметил, что ко многим из них были подведены провода. Провода, как он уже решил ранее, говорили о возможной сигнализации, а с ней Жене было не справиться. Он вернулся по коридору назад, обогнул шахту лифта, нашёл дверь на лестницу и отправился осматривать весь дом.

Результатом его упорного многочасового высматривания стали две квартиры, привлекшие Женино внимание. Наиболее всех они понравились Желтку минимальным составом проживающих (в каждой из них жила семья из двух человек), чья «упакованность» и личный транспорт сыграли не последнюю роль в его выборе и, самое главное, своими замками, вскрыть которые Желток надеялся сравнительно легко и быстро.

Женя покинул дом только к вечеру. Основная волна людей уже схлынула, осев в своих жилищах. Голод и переполненный мочевой пузырь погнали Желтка прочь с облюбованного им наблюдательного пункта.

Он спустился на первый этаж, подождал лифт и присоединился к группе молодых людей, которые вышли из кабины и направились к выходу. Внимания на него никто не обратил.

На улице Желток полной грудью вдохнул прохладный воздух и, оглядевшись, затрусил к ближайшему супермаркету, чьи витрины призывно светились на той стороне дороги.

Кишки мотались в животе Жени, как моток верёвок в пустом ведре. Жрать хотелось ужасно.

 

  19.

Матвей сидел на заднем сидении машины рядом с Битой. Они ехали на переговоры к Хасану по поводу происшествия, случившегося накануне. Происшествия мелкого, но неприятного.

Вчера, во второй половине дня, двое ребят Матвея, из молодых, устроили шухер среди лоточников, торгующих на территории Хасана. Ребята, здоровенные байбаки, под метр девяносто каждый, поработали какое-то время в бригаде Майдана (одной из входящих в состав группировки Матвея), и ощутили себя хозяевами жизни, берущими от неё всё, что полагается.

В районе Хасана они оказались случайно – шли в гости к кому-то из своих знакомых. Проходя мимо лоточников, хлопцы, привыкшие к беспрекословному подчинению на своей территории, безо всякой задней мысли запустили свои лопатообразные руки в россыпь сигаретных пачек на столике у одной из тёток. Тётка, видя перед собой абсолютно незнакомые морды, подняла гвалт. Торговцы, возмущённые подобным беспределом и храбрые от сознания прочности своей «крыши», поддержали её своим натиском. Всё это вылилось в переворачивание нескольких столиков с товаром и помятые бока одного из продавцов.

На шум подоспел человек Хасана, приглядывавший за точкой. Он предоставил свои доводы в противовес неподобающим действиям Матвеевских. Распалившиеся пацаны вошли в азарт, доводам не вняли и положили парня рядом с торговцем. После чего гордо покинули театр военных действий.

Но город у них сравнительно небольшой, хлопцев знали несколько человек из участвовавших-потерпевших. О происшедшем сразу же сообщили Хасану, тот связался с Матвеем, и сейчас Матвею приходилось ехать к нему, чтобы замять это дело.

- По-другому никак не получалось, - сказал Бита. – Они нас видели в лицо, так что, хочешь, не хочешь …          

- А я тебе ничего и не говорю, - ответил Матвей, глядя в окно на проносящуюся мимо них улицу. Он повернулся к Бите. – Надо было за его женой установить постоянное наблюдение.      

Бита развёл руками:

- Всего не предусмотришь. Это случай, а он, падло, всегда непредсказуем.     

- Благодаря этому случаю мы теперь в говне по самые брови. Одно дело, когда убирают бизнесменов и их телохранителей, это объяснимо, к этому уже привыкли. Но, когда ложат целую семью, да ещё с малолетним ребёнком. Тут такая вонь поднимется! Дело дойдёт до самого верха, оттуда нашим хвосты накрутят, они зубами будут землю рыть.       

- Пусть роют, за это им деньги платят. А за то, чтобы рыли в нужном направлении, им платят ещё больше.     

- Платить-то им платят, но, если их сверху за яйца возьмут, то на тормозах дело спустить не удастся. Хочешь, не хочешь, а виновных нужно будет найти. А на очереди сейчас мы. Так что, в конечном счёте, нам же опять и отдуваться.       

- Поговоришь с Демьяновым, отдадим ему пару людей, пусть вешает на них и зарабатывает себе очередной чин.      

- Где ж их взять-то? – Матвей снова отвернулся к окну. – Где же их взять?        

Через пару секунд он опять посмотрел на Биту:      

- На вас точно не выйдут? Вспомни ещё раз, вас нигде не могли заметить?           

- Нигде, - твёрдо ответил Бита.         

- Парни Хасана вас не срисовали?          

Бита только усмехнулся.   

- У дома вас никто не видел?        

Бита покачал головой:

- Там никого не было. Несколько прохожих вдалеке, когда мы ещё сидели в машине. А когда подошли к Петру, кругом уже было пусто, это точно.    

Бита прикрыл глаза, ещё раз, по памяти, выстраивая картину происходившего. Окна дома находились под углом, оттуда ничего не было видно, в дверь подъезда никто не входил и не выходил. Когда они подъехали к дому, он заметил несколько фигур, спешащих по своим делам. Бита мысленно пересчитал прохожих. Один, два, три. Снова один из силуэтов показался Бите знакомым. Он повернулся к Матвею:

- Там был кто-то, кого я знаю.      

- Когда?         

- Когда мы подъехали на место. Человек, скорее всего, только что вышел из этого дома и шёл по двору.          

Матвей пожал плечами:

- Кто-то из жильцов?        

Бита покачал головой:

- Нет. Я его откуда-то знаю, но, он не живёт в этом доме.       

- Что с тобой? Ты видел человека и не можешь вспомнить кто он? У тебя проблемы с памятью?       

- Я его видел со спины, - терпеливо сказал Бита без тени раздражения. – Там было темно, и он находился уже в неосвещённом секторе.         

- Но он тебя не видел?         

- Нет. Если бы он оглянулся, я бы увидел его лицо.           

- Значит, всё в порядке. Какая разница, кто это был, если он тебя не разглядел.       

- Никакой, - согласился Бита.

Однако мысль о знакомой фигуре засела у него в голове. Так бывает, когда мучительно пытаешься ухватить ответ, который вертится у тебя на языке.       

Они подъехали к парку, разбитому в их городе в честь грандиозной исторической даты – 50-летия Великой и Октябрьской. Парк был задуман на широком выдохе, но воздуха, как это у нас часто случается, не хватило, и он начал хиреть ещё в годы правления незабвенного Ильича Второго. Аттракционы, радовавшие ребятню первые несколько лет, остановились и проржавели. Летний кинотеатр превратился в пустующую площадку. Кусты и деревья разрослись в непроходимые хащи, дорожки слились с пейзажем, скамейки, те, что уцелели, безнадёжно замызгались. А сам парк из любимого места отдыха горожан превратился в место встреч окрестных алконавтов, любвиобильных парочек и лиц с определёнными сексуальными отклонениями, любителей попугать случайно проходящих мимо дамочек, показывая им из кустов свой «шванц». Здесь паслись менты из райотдела, которые отлавливали клиентов для выполнения месячного плана.                

Автомобиль Матвея двинулся вглубь территории. За ним последовал чёрный джип, в котором, кроме водителя, сидели четыре человека охраны. Пропетляв несколько минут между сосновыми зарослями, обе машины вкатились на стояночную площадку, предназначенную для, уже давно переставших сюда приезжать, туристических автобусов.       

Люди Хасана, окружавшие свои авто, смотрели на них спокойно, не меняя расслабленных поз. Руки их, однако, свободно висящие вдоль тела, были готовы в любой момент выхватить оружие. Трое из них находились в центре, трое других были рассредоточены по периметру. Оба шофёра остались в автомобилях. Сам шеф стоял на краю площадки, огороженной металлическим заборчиком, откуда открывался великолепный вид на реку.     

Хасан был невысокого роста, крепкого телосложения, с круглой, как это называют, «луноликой» внешностью, но вполне европейскими чертами лица. Увидев выходящего из машины Матвея, он широко развёл руки в стороны, и улыбнулся во весь рот, отчего глаза у него сузились, от них во все стороны побежали морщинки, и Хасан действительно стал похож на татарина.

- Здравствуй, - сказал он, направляясь к Матвею, - здравствуй, дорогой.     

- Здравствуй, Хасан, - сказал Матвей, отвечая на рукопожатие.      

- Пройдёмся? – задал вопрос Хасан. Одной рукой он полуобнял Матвея.      

- Ну, пойдём, прогуляемся.       

Они неспешно пошли по одной из аллей парка. Охранник Матвея и охранник Хасана двинулись за ними на значительном удалении. Остальные остались на месте.    

- Как дела, как бизнес? – спросил Хасан, следуя восточной традиции не начинать разговор с главного.       

- Всё путём.      

- Здоровье как?        

- Не жалуюсь, - блеснул глазами Матвей. – О твоём не спрашиваю, вижу крепок и быстр, значит всё в порядке.       

- Ох-хо-хо, шутишь, Матвей, да? Уже не тот, что прежде. Годы ни для кого бесследно не проходят. Думаю, из дела скоро уходить надо будет, за внуками смотреть, пусть молодые поработают.        

Матвей хмыкнул. Он был лет на десять старше Хасана, но такой же крепкий, разве что более жилистый и сухощавый. Он лично уходить на покой не собирался ещё долго, да и эти слова Хасана всерьёз не воспринимал.    

- Какой покой, Хасан? О чём ты говоришь? Наши дела только начинаются. Далеко заглядывать не будем, но пару десятков лет мы ещё в деле, если пулю не поймаем.          

Хасан рассмеялся весело и заразительно. Он умел смеяться так, что окружающие невольно сами начинали улыбаться. Но, на Матвея это не действовало. Он улыбнулся вежливо, в ответ.

- Слышал, какое несчастье с Петей Вознесенским произошло? – спросил Хасан, продолжая разговор.             

- Какое несчастье? – повернулся к нему Матвей. «Вот сволочь! Запустил свои щупальца по всему городу. Вознесенских, небось, только-только нашли. Не иначе Хасану в милиции кто-то стучит».    

- Ай-ай-ай, - покачал головой Хасан, цокая языком. – Большое несчастье. Убили его. И его, и всю семью тоже.      

- Ого, - дёрнул головой Матвей, всё с тем же непроницаемым выражением. – Конкретно кто-то наехал на Петра Ивановича.           

Хасан кивнул. Они продолжали идти по дорожке, которая вышла на открытую террасу. Теперь с правой стороны открывалась бесконечная гладь реки, а слева глухой стеной возвышались деревья парка.        

- Там вчера ещё одна маленькая неприятность произошла.     

Матвей кивнул.  

- Я знаю. Мои люди зашли на твою территорию и немного там пошумели.     

- Хорошо излагаешь, Матвей. Только после их шума один из лоточников сегодня на работу не вышел, и моего человека пришлось на несколько дней заменить.      

- Да, Хасан, нехорошо вышло. Ребята желторотые ещё, порядка не знают. Я с ними разберусь как следует, не только сами на твою землю не полезут, другим закажут там появляться. Ну, материальные убытки мы, понятное дело, возместим.    

Хасан махнул рукой.    

- Деньги что! Так, пыль. Они моего человека привселюдно унизили. Отдай их мне.          

- Нет, Хасан, - покачал головой Матвей, - этого не могу. Сам накажу, но тебе не отдам.         

- Хорошо, - легко согласился Хасан. Он с самого начала был уверен, что Матвей своих бойцов отдать не захочет. Хасан знал, в каком состоянии сейчас находятся силы Матвея, и что для него значит каждый человек.    

- Хорошо. Пускай они тогда извинятся перед Артуром. При всех. На том же месте.         

Матвей мысленно выматерился. Хитрожопый татарин специально сперва выставил требование, заведомо невыполнимое, чтобы поставить его в такое положение. Ярость жёлчной пеной заклокотала у него внутри.

- Прощения попросить? Может им ещё на колени стать? – медленно спросил он.     

- Можно и на колени, - невозмутимо ответил Хасан. – Я, тогда, согласен и про деньги забыть.        

Матвея разрывало между желаниями скрутить громадную увесистую дулю прямо в улыбчиво-вежливое лицо этого чурки, или заехать туда же кулаком. Он прикрыл глаза и представил, как избивает Хасана ногами. Ему показалось, он даже почувствовал упругую твёрдость чужого тела. Матвею стало чуть легче.     

Один на один с Хасаном он ещё мог принести извинения, тем более было за что. Но извиняться на людях – это признание собственной слабости. Это шаг к тому, что с тобой перестанут считаться. А такого Матвей допустить не мог.     

- Нет, Хасан. На это я не пойду. Деньги я тебе отдам, но другого ты у меня не проси.       

-Ну что ж, смотри сам, Матвей. Тебе решать. Будем считать, что разговора у нас не получилось, - медленно произнёс Хасан. Его лицо ничуть не изменило своего выражения, в то время как Матвей темнел прямо на глазах.    

Они отправились назад, сдержанно беседуя о всяких пустяках. На стоянке они всё так же сухо попрощались друг с другом и разошлись по машинам.    

Хасан сел в свой автомобиль и, глядя, как отъезжают «пежо» Матвея и джип охранников, обдумывал обстоятельства разговора. Дверца открылась, и на сиденье рядом с ним опустился Акула, лучший друг и правая рука Хасана.    

- Ну, как?       

Хасан покачал головой.   

- Он опасен. Он очень опасен. Совершенно слетает с катушек.        

- У Матвея всегда были червяки в голове.          

- Да, но после того, как им прошлый раз пустили кровь, он совсем поехал. Во время разговора я чувствовал, как он хочет разорвать меня на части.       

- Он испуган?            

- Он боится, что сейчас, пока он ослаблен, мы уничтожим его. Помнишь их встречу с Яцеком?          

Акула молча кивнул.             

- Яцек тогда отказался. Он сейчас, как и мы. Предпочитает не лить кровь, а делать дело. Матвей же, как тигр в клетке – мечется со стороны в сторону, не зная, куда ему прыгнуть. Если он прыгнет на нас …           

- Мы будем смотреть, Хасан. Если что, у нас хватит сил, чтобы переломить ему хребет.     

- Конечно, хватит, - вздохнул Хасан. – Но, во что это нам обойдётся?    

Машина плавно катила к выезду из парка.   

- А знаешь, - повернулся Хасан к Акуле, - это ведь он убил Вознесенского.     

Акула усмехнулся.   

- Что, сам сказал?         

- Почти, - улыбнулся в ответ Хасан. – Понимаешь, слишком спокойно он воспринял известие об убийстве Вознесенского. Я уверен, что он знал о его смерти ещё до нашего разговора.           

- Ему могли сообщить его информаторы.      

Хасан покачал головой.   

- Если так, он не стал бы темнить.     

-Значит, Матвей узнал о наших переговорах. Выходит, Вознесенского пасли и засекли вашу вчерашнюю встречу.     

- Выходит так. Но ты понимаешь, Акула, он убрал не одного Петра, или скажем Петра с охранником. Нет, он вырезал всю семью. Это поступок ненормального.   

Хасан откинул голову на спинку сидения и, глядя вверх, произнёс:

- Нам следует быть очень осторожными. Если Матвей попытается нанести удар, мы должны будем опередить его.      

Акула кивнул. Он не был политиком и не определял стратегии. Он был воином. Его работа была убивать. Убивать всех, кто мешает.     

«Матвей, так Матвей», - подумал Акула.      

 

20.

Три дня Женя потратил на наблюдение. Под свой колпак он взял те квартиры, на которых остановился его взор накануне. Женя обнаружил, что вахтёры, в этом доме ими были только женщины, дежурят круглосуточно, сменяясь в семь часов утра. Работают они, видимо, по старорежимному принципу «сутки-трое».

Жильцы квартир, к которым имел интерес Желток, действовали по своему установленному распорядку. Пара, которая была помоложе, жила на седьмом этаже. Муж уезжал на работу на своём автомобиле в половине восьмого утра. Жена на своём – через час. Примерно в два часа дня она появлялась дома и уезжала снова около трёх. Возвращалась домой  в шесть часов с минутами. Муж днём дома не появлялся вообще, вечером возвращался в семь-половине восьмого.       

Вторая пара, те, что были постарше, жила на четвёртом этаже. За мужем в восемь утра заезжал автомобиль с шофёром. Жена, видная, что называют, шикарная женщина сорока с небольшим лет, по всей видимости, нигде не работала. Подобный расклад настолько охладил Женю, что он вообще решил отказаться от этой квартиры. Но, женщина регулярно около десяти часов выезжала из дому, как решил Желток, либо по магазинам, либо к любовнику. Она отсутствовала около трёх-трёх с половиной часов, и Женя, в конце концов, решил, что, если ограничиться одним часом пребывания в квартире, то это будет сравнительно безопасно.    

«День Икс» выпал на конец недели, пятницу. Всю ночь Женя не спал, ворочаясь на своём матраце с боку на бок. Утром его колотила нервная дрожь, пальцы выдавали безудержный тремор. Не в силах съесть завтрак, он с трудом заставил себя проглотить чашку горячего чая и с утра пораньше занял свой наблюдательный пост. Из дому он прихватил с собой пару резиновых перчаток, купленных ещё женой в целях защиты маникюра при мытье посуды, и картонную коробку, специально взятую на заводе. Коробка была наполнена картоном и сверху аккуратно заклеена скотчем. Сейчас, до наступления нужного момента, коробка находилась в кустах.    

Желток наблюдал за ставшим уже привычным для него выходом жильцов на работу. День выдался солнечным, весна  вовсю вступала в свои права, и Женя грелся под ласковыми лучами, чувствуя, как мандраж отступает на второй план. 

Начать он решил с квартиры на четвёртом этаже, из-за ограничения во времени, которое сам себе установил. Женя проводил глазами мужа, а затем жену с седьмого этажа, посмотрел, как в обычное время подъехала машина и в неё сел мужчина из девятнадцатой квартиры. Желток начал терпеливо дожидаться выхода хозяйки.      

Дама появилась в десять минут одиннадцатого и, как всегда, направилась к своей «Мицубиси». Женя хукнул, трижды поплевал через левое плечо, подхватил коробку и двинулся к дому.     

Он вошёл в холл и, не останавливаясь, отправился к лифту.     

- Сорок шестая на каком этаже? – крикнул он вахтёрше.     

- На восьмом.        

- Спасибо, - Женя кивнул, делая вид, что коробка тяжёлая и держа её так, чтобы она закрывала его как можно больше.    

Дверцы лифта открылись, Женя вошёл внутрь и нажал кнопку восьмого этажа. На площадке он достал и надел резиновые перчатки, затем вынул из кармана платок и тщательно протёр коробку. После этого Желток спустился на четвёртый этаж и подошёл к нужной квартире.       

Дверь была сделана из тяжёлого дерева, на ней красовалась изображённая металлической вязью цифра «19». Для полной уверенности, держа коробку левой рукой, Женя нажал кнопку звонка. Он подождал какое-то время, нажал ещё несколько раз, затем поставил свою ношу на пол и достал отмычку.    

Первый замок поддался легко. Женя обрадовался и принялся за другой. Подвижный язычок отошёл в сторону, но защёлка не открылась. Желток затаил дыхание и ввёл отмычку глубже, пытаясь уловить нужный момент. Так он провозился четырнадцать минут, пока, наконец, не раздалось характерное «клац» и дверь не распахнулась, приглашая Женю войти и чувствовать себя полновластным хозяином. Часы показывали 10 часов 32 минуты.   

Желток взял коробку, вошёл внутрь и закрыл дверь. Со щелчком замка у него будто что-то оборвалось внутри, и Женя почувствовал реальную опасность своего положения. Если до этого его нахождение в коридоре было объяснимо  и ненаказуемо, то сейчас он становился взломщиком, то есть, преступником со всеми вытекающими отсюда последствиями. Женю начало трясти ещё сильнее, чем этим утром.        Чтобы отвлечься, Желток принялся напевать песенку «Мать, мать мне говорила». Первым делом он обследовал дверь. Ничего похожего на датчики не замечалось. Можно было работать спокойно. Уговаривая себя таким образом, Желток пошёл вглубь квартиры.   

Что его, не привыкшего к мало-мальски человеческим условиям жизни, больше всего поразило, так это не количество комнат – их было пять, а сама обстановка, создававшая специфическую, неведомую Жене атмосферу. Мебель, обои, светильники, мягкое покрытие на полу как бы перенесли его в другой мир, другую жизнь, с которой до этого Женя не соприкасался и видел лишь издали, да по телевизору. Желток заставил себя захлопнуть рот и вернуться к рабочему ритму. Но, сказать это оказалось легче, чем сделать. Организм бешено бунтовал против такой эмоциональной нагрузки. Кровь мощным потоком мчалась по своим каналам, сердце ухало так, что звенело в ушах и, в довершение всего, желудок пригрозил сложить свои полномочия.    

Жене нужна была кухня. По крайней мере, он надеялся, что то, что он ищет, находится в кухне. Ещё при первом осмотре он обратил внимание на отсутствие мусоропровода в коридорах и на лестничных площадках. Логично рассудив, что здесь не будет такого, как в их доме, где жильцы ежедневно в пять часов вечера выстраивались в длиннющую очередь к приезжающему мусоровозу, Женя предположил наличие данного удобства в самих квартирах.      

Кухня оказалась последней по счёту из комнат, в которые заглянул Желток. Она соседствовала с громадным залом, предназначенным, видимо, для приёма гостей.

Женя заметил, что в зале мебель была абсолютно новой, даже сохранившей специфический запах, а в двух других комнатах её почти не было. Похоже на то, что жильцы сюда переехали недавно. Если так, то поиск наличных несколько осложнялся. На новом месте, при отсутствии привычных предметов, деньги могут оказаться в самых необычных заначках.

Приёмник для мусора действительно был вмонтирован в стену кухни. Женя моментально распотрошил свой короб, сбросил начинку из картона в мусоропровод, разобрал упаковку и отправил её вслед за картоном.

Нужно было приниматься за работу, но живот Желтка свело резкой болью. Желудок настоятельно потребовал опорожнения. Женя почувствовал, что минута промедления может иметь для него гибельные последствия. Поэтому из кухни он со всех ног бросился на поиски туалета.

Нашёл он его с третьей попытки и, паспахнув дверь, на секунду замер на пороге. Сказать, что туалет был по размеру такой как Женина квартира, было бы, конечно, преувеличением. Но, не таким уж и большим преувеличением. Один минус: Женя никак не мог найти выключатель. А сидеть на унитазе в туалете с открытой дверью он почему-то не мог. Даже, несмотря на то, что в квартире никого не было. Поэтому дверь Женя закрыл и вернулся назад в совершеннейшей темноте. Левой рукой он нащупал толчок, правой расстегнул штаны и сел, испытывая наслаждение, которое может разделить только человек, получивший искомое в самый последний момент. От удовольствия у Желтка на лбу выступил пот. Он сидел, ничего не видя и чувствуя, как обостряются его органы восприятия. Жене казалось даже, что он слышит шорох оседающей на пол пыли.

Мало-помалу его глаза привыкли к темноте. Кроме того, через дверь по периметру пробивались узкие полоски света, рассеивающие мрак. Женя начал различать обстановку. Рядом с унитазом находилось биде, которое он раньше видел только в кино. Дальше поблёскивал рукомойник. На маленькой подставочке в виде столика, прямо возле Жени, стоял телефон.

Желток представил себе человека в его положении, напрягающегося на унитазе и одновременно разговаривающего по телефону. Эта картина, почему-то, очень развеселила его.

«Интересно, а в ванной у них телефон есть?» – подумал Женя.

Он взял трубку, послушал гудок и положил её обратно.

Левой рукой Женя нащупал рулон туалетной бумаги и принялся отматывать необходимое. Крайне неудобно, оказалось, действовать в резиновых перчатках. Но ради пущей безопасности Желток снимать их не стал. Он очень боялся случайно оставить где-нибудь свои отпечатки.

Женя мучился, застёгивая штаны, когда раздался звук, который заставил его похолодеть и замереть от ужаса. Кошмар! Желток подумал, что сейчас он упадёт на пол и умрёт тут же на месте. Но смерть, однако, не приходила, а звук продолжался.

Кто-то открывал входную дверь.

 

21.

Бита вспомнил человека, которого он видел во дворе дома, где жил Вознесенский, совершенно случайно. В тот момент он находился у Матвея, с которым они решали извечные вопросы – «как быть» и «что делать». Вопрос «кто виноват» отпадал сам собой. Виноватыми в сложившейся ситуации они себя не считали, валя всё на суку-судьбу.                  

Положение их команды и до этого было далеко не блестящим. Теперь же прессинг возрастал со всех сторон. Отношения с южной группировкой продолжали ухудшаться, что и подтвердил последний разговор с Хасаном. До открытых стычек дело не дошло, но, повисшее в воздухе напряжение действовало на нервы людям Матвея.   

Усиливалось давление и со стороны властей. Случай с семьёй Вознесенского, как и следовало предполагать, всколыхнул всех. Когда Матвей последний раз встречался с Демьяновым, тот в открытую угрожал ему. Правда, Бита сообщил, что после этого Демьянов поочерёдно виделся с Яцеком и Хасаном, что предполагало аналогичные выпады и в их адрес. Но, очередь расплачиваться, всё-таки, была сейчас на группе Матвея.

- Как ты думаешь, - спросил Бита, - у него что-то на нас есть?         

- Нет, - сказал Матвей. – Он вёл пустой разговор. У них нет ничего, они пытаются поймать воздух. Поэтому Демьянов так и злится. Он не дурак, понимает, что смерть Вознесенского была выгодна, в первую очередь, нам, но ухватиться ему не за что.      

- А какая Демьянову разница? Всё равно отвечать нам. Ему ведь главное – дело закрыть, - сказал Бита, знавший рутинную розыскную работу лучше Матвея.        

Тот поморщился от этих слов. Вот уже несколько последних дней Матвей решал, кого из своих людей отдать Демьянову. Теперь всё повернулось по-другому. Если раньше ребятам светили сроки чуть больше или чуть меньше, то теперь речь шла о высшей мере наказания. Матвей пробовал убедить Демьянова взять кого-нибудь из мелкой уличной шушеры. Бита за не фиг делать мог подобрать кандидатов. Но, тот отказался наотрез. Дело будет настолько шито белыми нитками, сказал он, что такая туфта не пройдёт даже на областном уровне. А сейчас, когда через плечо заглядывает начальство из центра, и подавно. Люди должны быть подготовленными, а сама схема поимки – разработана с умом. То есть, другими словами, нужно было дать задание и вывести людей на какой-нибудь объект, где их и повяжут.     

- Кстати, ты думал, что делать с ребятами? – заметил Бита. – Тут ведь старый номер не прокатит. Типа, они сидят, а бабки идут. Когда перед ними замаячит вышка, они языки развяжут.       

- Думал, думал, - Матвей встал из-за тяжеленного громадного стола, отделанного под мрамор, и подошёл к окну.         

- Я с Демьяновым говорил насчёт этого. Предлагал ему положить их там на месте. Но, он категорически против. Хотя бы один, говорит, должен остаться, а то с них с самих голову снимут.     

- Вот этот один языком трепать и начнёт.         

- Начнёт, конечно.               

- А если они его возьмут, а потом в камере его замочить?              

Матвей махнул рукой.   

- Ты что! Они на такое в жизни не пойдут! Им за это головы быстро поотрывают. Нужно отчитываться перед главком, а тут явная липа.           

- А что Демьянов сам говорит?            

- А что Демьянову? Говорит, это твои проблемы. Как хочешь, так и выкручивайся.          

- Сволочь! Бабки берёт, мог бы немного за это и жопой пошевелить!     

- Сволочь, - мрачно подтвердил Матвей.           

Он подошёл к массивному шкафу с книжными полками. Вообще вся мебель в этом доме была большой и громоздкой, соответствуя вкусам хозяина.

Матвей вынул зажатую между книгами схему города. Сам он не был любителем чтения, книгу брал в руки только на ночь, чтобы побыстрее заснуть. Но художник по интерьеру, руководивший общей отделкой дома и меблировкой комнат, настоял на присутствии минимального количества книг в кабинете.   

Со схемой в руках Матвей вернулся на прежнее место. В это время на лестнице послышались шаги, и в комнату заглянула очень привлекательная молодая особа с ослепительно рыжими волосами.        

- Матвей, там внизу сидит твой Красавчик, только сейчас подъехал. Хочет тебе что-то сказать.              

Красавчик руководил западной бригадой, которая работала непосредственно на границе с территорией Хасана.    

- Чего ему нужно?       

- Говорит, доложить об обстановке.     

- Если так, пусть сидит, ждёт. Потом, я к нему спущусь.             

Девушка по-кошачьи фыркнула, повернулась и через плечо спросила:     

- Если я не нужна, может, я поеду по своим делам? Вы всё равно собираетесь тут говорить до вечера.         

- Вали, - ответил Матвей и поморщился. – И сиди дома. Будешь нужна, позову. Можешь взять внизу Рыжего, пусть тебя отвезёт.        

- Это что, домашний арест? Мне теперь всё время взаперти сидеть?           

- Закрой пасть, Зойка, - закипел Матвей, который уже начал разворачивать карту. – Скажу, будешь не то, что под домашним арестом, а на цепи сидеть. Ясно?       

- Ясно, мой фюрер.         

Глаза девушки сверкнули зелёными огоньками. Этого не было заметно с того места, где находился Матвей, но не ускользнуло от внимания Биты. Он усмехнулся. Зоя ещё держалась здесь, но уже скорее по инерции, чем благодаря желанию Матвея. Женщин тот менял часто, безжалостно убирая с глаз долой наскучивших ему, выбрасывая их на улицу, как хозяин выбрасывает кошку, которую не может больше терпеть.        

Каблучки высоких, выше колен, сапог процокали вниз по лестнице, а Матвей опять повернулся к Бите.            

- Значит, что у нас здесь творится, - задумчиво сказал он, разглядывая карту. – Вот здесь мы, здесь – Яцек, здесь – Хасан.       

Бита подошёл к столу и стал рядом с Матвеем.   

- Эти районы у нас сравнительно тихие, - продолжал тот. – Вот здесь и здесь. Но и людей тут меньше, если брать отсюда – останется голяк. Получается вообще неприкрытый участок. Подходи и бери, кто хочет.      

Бита внимательно водил глазами по карте, освежая в памяти картину расстановки их бригад по контролируемым районам.          

- Отсюда брать нельзя, здесь Яцек, - сказал он, следуя взглядом за пальцем Матвея, методично двигающемся по карте. – Даже, если выдернем одного или двух, станет заметно.        

- Да-а, уж, - тоном Кисы Воробьянинова отозвался Матвей.              

Когда дошли до районов, граничащих с группировкой Хасана, оба, как по команде, подняли головы. Матвей отодвинул карту и побарабанил пальцем по крышке стола.        

- Ну? – спросил он, не ожидая ответа. – Хоть ты вывернись. Если людей нет, то их нет.      

- А что делать? – развёл руками Бита. Он отошёл от стола и приблизился к псевдогреческой статуе какой-то богини. С минуту он постоял, разглядывая её, затем повернулся к Матвею:          

- Давай отдадим им Шиза.      

- Шиза? – удивлённо переспросил Матвей. – Он же из твоей команды.      

Бита пожал плечами.    

- Справимся. Всё равно некуда деваться. А он настолько непредсказуем, что, того и гляди, куда-нибудь вляпаемся из-за него.       

- Ну, на то он и шиз. Зато боец из него первоклассный.              

- Первокласный боец с вавкой в голове, - сказал Бита, - может доставить кучу неприятностей.          

- Ладно, - согласился Матвей. – Шиз так Шиз. Тем более, что к этому раскладу он подходит идеально. Убийство всей семьи – как раз в его характере.       

Бита не был чувствительным, но его задели эти слова. Он не жалел о случившемся, и никогда не испытывал сострадания к своим жертвам, кем бы они не были. Работа есть работа, и это было частью его дела. Но Бите стало неприятно, что его поступки сравнивают с действиями ненормального.       

- Хорошо, - продолжал Матвей. – Тогда оставшихся выдернем по одному из центральных бригад. Хреново, конечно, но ничего не поделаешь.         

- Одного нужно будет взять из самых молодых, - добавил Бита. – Того, что придётся оставить.          

- Конечно, - сказал Матвей.       

- Завтра потолкую с бригадирами, решу кого.      

Вопрос на сегодня был исчерпан. Главное – принять решение, а там уже будет видно по обстановке. Они сдвинулись с мёртвой точки, хотя и с потерями для себя, но возможность держаться на плаву ещё оставалась. Матвей был доволен, насколько это позволяло их положение.       

- Через два дня начинаем собирать бабки за этот месяц, - напомнил Бита.        

Матвей кивнул.           

- У меня завтра разговор с Бабуриным. Думаю, с «Астрой» будет всё в порядке. Они там немного напустили в штаны, теперь сидят тихо, как мыши.     

- А как их шеф по безопасности? – спросил Бита. – Я Рачека знаю, старый волчара. У него самая высокая раскрываемость была в районе. Говорят, будто он копает это дело со своей стороны?       

- Он уже не шеф, - сказал Матвей. – Ему намекнули, чтобы не рыпался, иначе будут нежелательные последствия. А если не успокоится, тогда ты займёшься им. Но, я думаю, это не понадобится. Все вокруг человеки, и все хотят жить.      

Бита улыбнулся. От этой улыбки у многих продирал мороз по коже.       

- Кстати о бабках, - вспомнил Матвей. – Тебе, ведь, ещё получить с того лоха, который чуть не угробил вас с Веней на «Форде».     

- Завтра я у него, - кивнул Бита. – Только, я почти уверен, что мы с него больше ничего не поимеем.           

Он вспомнил щуплую фигурку у неказистого «Запорожца». Ширпотребовская куртка из плащёвки, турецкие джинсы … Стоп. Стоп! Стоп!!! Картинка совпала. Совпала отчётливо, до мельчайших деталей. Появилось чувство, что кто-то вытащил занозу, уже два дня сидящую в мозгу у Биты. Это было настолько неожиданно, что он откинул голову и расхохотался.  

- … сам знаешь, что делать. Отходите его, но не до смерти, конечно. Так, оставить память на всю жизнь, чтобы …, - Матвей остановился, глядя на Биту. У него возникла мысль, что тот пошёл по стопам Шиза и отправил свою крышу куда-то к Луне.       

- Ты чего?      

- Лох, - сквозь смех сказал Бита.   

- Кто, я? – спросил Матвей.       

Бита перестал смеяться, но слёзы ещё стояли в его глазах. Он хлопнул себя по колену:   

- Помнишь, я тебе говорил, что видел кого-то знакомого в тот вечер во дворе у Вознесенского?    

Матвей начал догадываться.

- Неужели?    

Бита только махнул рукой, как будто отгоняя что-то.          

- Что же он там мог делать? – спросил Матвей.    

- Может заходил к кому-то из знакомых, занимал деньги.        

- Откуда у него такие знакомые? Хотя, по старой памяти, учились вместе, пятое-десятое. Сейчас многие быстро бабки делают. Слушай, а, может, он просто через двор проходил?   

Бита закрыл глаза и, восстанавливая картину, глубоко вздохнул.   

- Нет, - покачал он головой. - Он был в доме. Шёл-то он от подъезда.      

- Ну, ладно. Значит, тогда он, может, рассчитается с нами.        

- Если найдутся люди, которые подарят ему такую сумму. Отдать её он, всё равно, сможет только к старости.            

- А нам плевать. Значит, на сегодня всё. Делать будем, как наметили. Пойдём теперь поговорим с Красавцем, что там у них творится. Не начинает Хасан ещё возбухать?    

Бита встал, но не успел пройти и двух шагов, как Матвей снова сел на своё место.   

- Стой! – Его лицо озарилось внезапно пришедшей мыслью. – А ну-ка подожди, подожди.    

Бита остановился.     

- Слушай, - сказал Матвей, - а если мы этого лоха пристегнём к Вознесенскому?      

- Не потянет, - с сомнением сказал Бита. – Ты бы его видел. Лох, ещё не то слово.        

- А в компании с Шизом? Вполне может сойти. И, самое главное, одного человека мы экономим.       

Бита присел на край стола.    

- Ну, в общем, где-то, что-то в этом есть. Заставим отпахать на оставшиеся бабки и вместе с Шизом отдадим Демьянову.          

- Он не знает, кто мы?            

- Откуда? Ну, меня он видел, но, конкретно я ему ничего не говорил. А в наших делах он явно ничего не сечёт. По слухам он, конечно, может какую-то прикидку сделать, но это всё приблизительно, и даже очень.        

- Видишь, что получается? Человек он абсолютно левый, на нас никак не завязан. Шиза и ещё одного менты убирают, а этого оставляют себе, раскручивают и вешают всё на него.   

- Ну, пусть будет так. Возьмём его на недельку к себе, пооботрётся немного, войдёт в колею. А там …         

- Ты к нему больше не ходи. Вот, пускай Шиз его завтра сам и обрабатывает.   

- Ну, это понятное дело. Я Шиза сам накачаю, чтобы он не сильно при нём язык распускал. Чем меньше этот недоношенный будет знать, тем лучше.       

- Работать он будет в паре с человеком, которого мы решим отдать. А Шизу скажешь присматривать за ними. Ему это понравится. Он любит чувствовать себя главным.        

- Лады, - сказал Бита. – Значит, проблему решили.       

- Одну да. Теперь пойдём к Красавчику, посмотрим, как наша проблема с Хасаном. Как бы она не перекрыла все остальные.     

Судьба делала очередной крутой поворот в относительно спокойной и гладкой судьбе Жени Желтицкого. С неумолимой быстротой из законопослушного гражданина он превращался в уголовника.

 

22.

Звук продолжался.  

Женя вспотел, высох и взмок опять. Капля пота сорвалась с кончика его носа и полетела вниз, в бесконечную пустоту.

Кто-то вошёл в квартиру и закрыл дверь. Желток, находившийся в туалетной комнате с выключенным светом, услышал неясные шорохи, видимо, человек раздевался, а затем лёгкие шаги. Судя по всему, это вернулась хозяйка квартиры.  

Оцепенение Жени длилось всего несколоко секунд, а затем сменилось бешеной жаждой деятельности. Сыграла свою роль мощная доза адреналина, хлынувшая в кровь.     

Первой мыслью было оглушить хозяйку, и побыстрей уносить отсюда ноги. Но, это уже всё. Это - преступление. Она даст его описание милиции, его начнут разыскивать по всему городу и, в конце концов, найдут. Можно было подкрасться незаметно и ударить сзади, но, всё равно, начнётся шухер, обнаружат посыльного, который не заходил ни в одну из квартир, вахтёрша опишет его, результат тот же. Кроме того, Женя ни разу в жизни не бил человека, а тем более женщину. Он даже не знал, сможет ли совершить подобное. В последний момент сдадут нервы, руки откажутся повиноваться, и всё. Опять - то же самое. Носите передачи.      

Женя оглядел туалетную комнату, ставшую как бы норкой в той мышеловке, в которую он угодил. Телефон! Позвонить «01», вызвать сюда пожарную команду, воспользоваться суматохой, скрыться? Не пойдёт. В доме явно есть пожарная сигнализация, которая сейчас сигналов тревоги не подаёт, внешних признаков пожара тоже никаких, да и хозяйка впускать их в квартиру явно не будет, откроет им дверь, скажет, что всё в порядке и привет. Отпадает.      

Женя опять метнулся к двери. Ему казалось, что дыхание, выходящее сиплыми рывками из его груди, слышно по всей квартире. Балкон! А что если, пока хозяйка будет находиться в другом конце квартиры, выбраться на балкон и спуститься вниз? Нет. Не подходит. Женя представил себе дом со стороны двора, когда он изучал месторасположение интересующих его квартир. Балконы шли большими полукругами, и расстояние между этажами было более чем значительным. Пожарных лестниц Женя не видел. Для того, чтобы перепрыгнуть с верхнего балкона на нижний, требовались навыки акробата. Малейшая оплошность, он соскользнёт вниз, и пиши пропало. В лучшем случае – переломы, в худшем – инвалидность. В любом разе – интерес милиции обеспечен. Тут Желток представил, какой ажиотаж это вызовет у находящихся на улице и во дворе людей, и его замутило. Он покачал головой. Нет! Не подходит.     

В это время раздались шаги, женщина шла к туалету. Женя замер. Или даже не замер, а окаменел. Сердце перестало биться, лёгкие – дышать, мгновенно высох пот, и прекратилась дрожь в руках и ногах. Больше всего Жене сейчас хотелось слиться с полом или стеной, умереть, не существовать вообще, не быть ни тут, ни в каком другом месте, только бы не слышать звука этих неотвратимо приближающихся шагов. Для приговорённого стук сапог палача по доскам эшафота, наверное, звучит так же.   

Шаги поравнялись с туалетной комнатой и, не задерживаясь, проследовали дальше. Женщина шла на кухню. 

Раздался дверной звонок. Взвинченные нервы Желтка сдали, и он чуть было не заорал дурным голосом. Он чудом удержался от этого в последнюю секунду. Хотя, может быть, здесь и таилось его спасение. Шедшая открывать дверь женщина, поравнявшись с туалетом и услышав над ухом подобный вопль, могла бы умереть на месте от разрыва сердца, открывая тем дорогу Жене к свободе.    

В прихожей раздались голоса. Голоса были мужские, если не считать хозяйки. Всё! Это конец. Женя понял, что он пропал. Муж с кем-то вернулся домой. Это могло произойти только с Желтицким! Именно в тот день и в тот час, когда Женя находится в этой квартире, собираются все члены семьи, да ещё и гости, в то время, как она должна быть абсолютно пуста. Это уже не случай, это судьба! Желток проклял всё и стал подумывать о том, чтобы выйти из своего убежища и сдаться на милость хозяев.  

Голоса раздались ближе. Мужчины передвигали что-то тяжёлое. Судя по всему, их было трое, причём Женя вдруг обнаружил, что голоса мужа среди них не узнаёт. В прихожей раздались ещё голоса, на этот раз двух человек. Вокруг кипела какая-то непонятная Желтку деятельность.    

Он начал напряжённо прислушиваться. Общая картина стала ясна минуты через три. Мужчины были грузчиками и заносили в комнаты только что привезённую мебель и детали обстановки. То, что хозяева переехали сюда сравнительно недавно, это ещё полбеды, но то, что мебель они решили покупать именно сегодня – такого удара от жизни Желток не ожидал!   

Женя стоял и ждал, когда кто-нибудь откроет дверь и увидит его, находящегося здесь в полной темноте и в крайне двусмысленном положении. И, когда он подсчитывал, сколько минут пройдёт, прежде чем это случится, внезапная мысль пришла ему в голову. Хозяйка сейчас была либо в прихожей, либо в одной из дальних комнат. Голоса грузчиков доносились из комнаты, находящейся рядом с Женей.  

Резким движением он сорвал с рук перчатки и спрятал их в карман. Затем взял висящее возле рукомойника полотенце и, мысленно перекрестившись, спустил воду из сливного бачка. Делая вид, что вытирает только что вымытые руки, Женя вышел из туалета, и заглянул в комнату, где находились грузчики.  

- Та-ак, - протянул он. – Ага. Я смотрю, вы часть уже занесли.    

Мужики в это время ставили на попа какой-то громоздкий предмет в заводской упаковке. Они синхронно подняли головы. Предмет глухо стукнул о пол.    

- Осторожнее, - строго заметил Женя.    

- О, - подал голос самый молодой из грузчиков. – Хозяин появился.   

Собственно говоря, на хозяина подобной квартиры Женя всем своим прикидом тянул довольно слабо.   

- Я не хозяин, - сказал Желток, но не стал вникать в подробности и объяснять, какое отношение он имеет к этой жилплощади, и как он здесь оказался.      

- Это что у вас здесь? – спросил он, кивая на упаковку, которую только что занесли, и другую поменьше, уже находившуюся в комнате.    

- Это бюро и часть стенки, - кивнув головой, объяснил пожилой грузчик с проседью в вислых усах.    

- Понятно. Там снизу кто-то подаёт? – уточнил Женя.       

- Миша и Толик с Костей, - кратко объяснил седоусый, в то время как оба его напарника деловито сбивали молотками деревянную сбрую с упаковок.     

Женя ещё раз агакнул, повернулся и пошёл по коридору к выходу. По дороге он повесил полотенце на место, стараясь тратить как можно меньше времени и убраться отсюда побыстрее.  

Уже была видна прихожая, заставленная упакованной мебелью, когда из комнаты слева на Женю выплыла хозяйка. Она окинула его мимолётным взглядом и спросила:   

- Мне с кем рассчитываться?       

В руках у неё было небольшое портмоне.     

- Это к бригадиру, - Женя неопределённо мотнул головой в сторону комнаты. Он в душе надеялся, что бригадир находится именно там.      

- А всё уже занесли? – поинтересовалась хозяйка.     

- Не знаю, - сказал Женя. – Сейчас спущусь, посмотрю, что там у ребят. В комнате пока бюро и часть стенки.     

- Хорошо, - кивнула хозяйка.

Она прошла с Женей в прихожую и начала осматривать то, что находилось там. Затем женщина повернулась и пошла вглубь квартиры. Женя в это время поспешил вниз, не дожидаясь, пока появится кто-то из грузчиков.   

Он вышел со двора, свернул за угол и отправился вниз по улице вдоль стройного ряда домов. Очень хотелось побежать. Но Желток заставил себя медленно отшагать деревянными ногами два квартала до троллейбусной остановки.     

Только когда за ним закрылись двери троллейбуса, он поверил, что спасся.   

 

23.

Шиз всем своим видом был похож на гориллу.   

Это впечатление подчёркивали массивная нижняя челюсть, выступающие надбровные дуги с глубоко запрятанными под череп маленькими глазками и расплющенный нос. Жёсткие тёмные волосы, начиная с головы, спускались вниз  по шее и захватывали даже верхнюю часть ушей. Общая кажущаяся неуклюжесть фигуры, наполненной неизбывной звериной силой, и жёлтые кривоватые зубы усиливали внешнее сходство.       

Психика Шиза была изначально настроена на насилие и разрушение. Из-за этого у него никогда не было друзей или даже, просто, товарищей. Его терпели, с ним мирились, как мирятся с хроническим заболеванием или плохой погодой. Шиз всегда опирался только на грубую силу и подчинялся только ей. Но, и подчиняясь, он всем своим видом показывал, что это не навсегда и что, как только пробьёт его, Шиза, час и к нему повернутся звёзды, он своё возьмёт.      

Получить с лоха долг Шиз согласился легко, эта работа была ему по сердцу.       

- Не пережимай, - инструктировал его Бита. – Бабок у него, скорее всего, голяк. Поэтому, заставишь его отпахать на нас. Это даже лучше, людей у нас сейчас не хватает.      

- А если отдаст? Обработать его немного? Для внушения?       

- А если отдаст, - жёстко сказал Бита, - скажешь, что за то, что просрочил – нужно ещё двести баксов.     

- Тьфу ты, - презрительно сплюнул Шиз.         

- Это тебе тьфу, а ему и сотни взять негде. Так что пусть попашет. И никакой обработки, понял? А то, после твоего внушения он будет в больнице лежать, а не долг замазывать.   

- Гы, - довольно улыбнулся Шиз и выставил неровные зубы.         

- Ну, давай, пошёл.          

Шиз понимал, что люди нужны, но когда он увидел Женю Желтицкого, его не слишком развитый ум никак не мог справиться с вопросом, зачем брать к себе такое фуфло, когда вокруг много молодых, здоровых ребят.    

Лох был хлипок, худосочен и непредставителен. Пользы он, по мнению Шиза, не мог представлять никакой. Козёл козлом. Но, приказы не обсуждаются. Видимо, у Матвея или Биты были свои виды на этого сморчка. А Шизу предстояло просто выполнять свою работу.         

Он вошёл в комнату, посмотрел на матрац у стены, на расшатанный стул, уселся, хлопнув ладонями по коленям и, уставившись на Женю немигающим взглядом изнутри лба, глухо спросил:  

- Ну?               

Исчерпывающая глубина вопроса подразумевала такой же ответ. Поэтому Женя, которому сидеть было не на чем, из-за чего он остался стоять у стенки, сказал:    

- Нет.           

Шиз не сразу въехал в столь лаконичный ответ, поэтому выкатил глаза чуть поближе к лицу и задал следующий вопрос:     

- Чего нет?       

Женя хотел ответить «ничего», но понял, что за такие ответы его сейчас начнут бить. А как бьют подобные ребята, Желток помнил ещё достаточно хорошо. Поэтому, он постарался ответить более объёмно:    

- Денег нет. Я не смог больше ничего достать.      

С того момента, как Женя выбрался из, превратившейся внезапно в ловушку, квартиры, не прошло и суток. Его до сих пор пробивал нервный мандраж. А мысль о том, чтобы забраться во вторую, намеченную им, квартиру, даже не возникала. На кражах Желток поставил большой и жирный крест.     

- Та-ак, - протянул Шиз и откинулся на спинку стула. Стул угрожающе заскрипел. Шиз поспешно выпрямился. – Значит, не собрал.                

Всё, что Жене удалось накопать за эти дни, тянуло меньше, чем на сорок долларов. Поэтому, о такой сумме он решил даже не заикаться.              

- Не-ехорошо, - сказал Шиз и вспомнил, что точно так же раздельно ему выговаривал учитель математики в школе, когда он был ещё маленьким оболтусом. Это ему понравилось, и он повторил ещё раз, - не-ехорошо.            

И добавил тем же менторским тоном:  

- Долги возвращать надо.      

Женя с готовностью согласился, что да, конечно, надо, и он сам это прекрасно осознаёт, но, именно сейчас, в данный конкретный момент, он отдал уже всё, что есть, и не имеет никакой физической возможности дать больше, а вот, если бы найти какой-нибудь компромиссный вариант, то …               

Половина Жениных слов была Шизу непонятна, вторая половина – скучна.            

- Значится так, - прервал он Женю знаменитой фразой Глеба Жеглова, на которого Шиз был похож как свинья на редьку. – Убивать и калечить мы тебя не будем. Хотя, надо бы, - уточнил Шиз, и его глаза подёрнулись мечтательной дымкой.   

- Бабло надо возвращать. А не можешь вернуть – будешь отрабатывать.         

Женя остановился. Вот оно! То, о чём говорил Витька. Началось. Бандиты заставляют его работать на себя. А деваться некуда. Хотя, после своей неудавшейся квартирной эпопеи Женя уже не так категорично смотрел на эту перспективу. В конце концов, лучше так, чем лежать с перебитыми ногами, или до конца жизни мучиться с  почками.           

- Значит, отработаешь, и будем считать, что мы в расчёте.       

- А что надо будет делать? – поинтересовался Женя.             

- Чего скажут, то и будешь делать, - пояснил Шиз. – Тебе какая разница? Тебе главное – выполнять. О!       

- Понятно, - сказал Женя.            

- А раз понятно, так сразу, в понедельник с утра, найдёшь меня в центре у торгового ряда. Я тебе скажу, что делать. Понял?         

- Я с утра не смогу. Давай попозже.        

- Я тебе чего, неконкретно сказал? С утра, значит с утра.         

- Я же на работе. Мне нужно будет с утра забежать к начальству и оформить отпуск. Если я просто не явлюсь, меня уволят. Это сейчас быстро делается.       

Шиз задумчиво посмотрел на Женю, прикидывая, в какое место его ударить. Потом вспомнил слова Биты и поскучнел. Его способностям негде было развернуться в столь тесных рамках.     

- Ладно, - нехотя произнёс он. – Подойдёшь позже. Но волынку не тяни. У себя на работе сделаешь всё по-быстрому, и ко мне. Усёк?         

Женя кивнул.    

Шиз с сознанием выполненного долга встал со скрипучего стула. Проходя мимо Жени, он не удержался и хлопнул его в ухо. Желток покачнулся, но устоял на ногах.   

- Ты что? – ошарашенно вскрикнул он, поднося руку к месту поражения.        

- Гы, - добродушно улыбнулся Шиз. – Это так. Не расслабляйся.        

С этим напутствием он покинул Женину квартиру.    

 

24.

Желток сидел за рулём старенькой «шестёрки», которая весело катила по городу. Март уходил, уступая дорогу апрелю. Весна прочно вступила в свои права, и в это утро воздух на улицах пах солнцем и зелёными листьями.      

Был вторник, то есть, шёл второй день, как Женя находился в группировке Матвея. Собственно, в какую команду его взяли, он не знал, так как слабо разбирался в криминальной обстановке города. Да и те скудные сведения, что у него имелись, он почерпнул от более искушённого и информированного Витьки Зыкова, с коим распивал водку в тот день, когда Шиз сделал своё недвусмысленное предложение. Рядом с ним сидел парень по кличке Пец, данный ему в напарники, причём на правах старшего. Они оба предназначались на роль козлов отпущения по делу Вознесенского, хотя ни тот, ни другой, естественно, об этом не догадывались.      

Пец был на четыре года моложе Жени, но гораздо искушённее в жизни и криминальной среде города. Он уже был женат и имел ребёнка. На Матвея он работал четвёртый год, но за это время особого положения в группировке не добился и оставался всё на тех же мелких ролях, что и по приходу туда. До вчерашнего дня был в бригаде Красавчика, теперь же их с Женей отдали под начало Шиза. И хотя все распоряжения шли от Биты, Шиз уже почувствовал сладкое бремя власти и быстро вживался в начальственную роль.     

Весь понедельник Женя с Пецем выполняли мелкие поручения типа «подай-прими-пшёл вон». Шиз как мог, косноязычно, ввёл Желтка в курс дела. Бита велел ему не особенно распространяться и предупредить об этом Пеца, поэтому, Жене очерчивали только круг обязанностей, а на вопрос, кто у них главный, Шиз ответил:   

- Я для тебя главный. И не спрашивай лишнего. Не люблю. Поал?       

Сегодня Жене с Пецем поручили выполнять уже настоящую работу. С утра они заехали в гаражи к Петровичу, который выделил им не новую, но ещё боеспособную «шестёрочку», после чего на ней они должны были объехать всех торговцев и мелкие точки, находившиеся в зоне влияния их группировки. Торговцам нужно было сообщить число, двадцать шестое или двадцать седьмое марта, в зависимости от района, где те торговали. Как догадался Женя, что чуть позже ему подтвердил Пец, это были дни ежемесячной дани, своеобразного налога за право заниматься своим видом бизнеса.     

Вообще, Пец оказался нормальным общительным парнем, вовсе не похожим на тех бандюг, которые приходили к Жене и которых он рисовал в своём воображении. Всю дорогу, во время поездок от одной точки к другой, они разговаривали. Причём, Пец, хотя лишнего тоже не болтал, вовсе не придерживался строжайшей секретности, как Шиз.          

- А крупные предприниматели тоже платят? – спросил Женя.          

- Естественно, - ответил Пец. Форточка с его стороны была приоткрыта, и свежий мартовский ветер ерошил Пецу пушистые волосы.      

- Вообще-то, некоторые фирмы на этой территории принадлежат …, - Пец хотел сказать «Матвею», запнулся и вставил, - …нам. Ну, а те, которые чужие, те, конечно, платят. Некоторые, из чужих, не платят, но сотрудничают с нами, то-есть, проводят выгодную нам политику по своим каналам.            

- Дочерние предприятия, - сказал Женя.     

- Не совсем, но, похоже. В бизнесе очень часто поддержка и нужное содействие означают больше, чем деньги.        

- Круто!          

- А ты думал? Жизнь она такая, либо ты на ком-то ездишь, либо на тебе едут.      

- Понятно. А кто же с них деньги собирает?      

- Собирают только с предприятий среднего уровня. Крупные фирмы просто переводят безнал на определённые счета. А к тем, кто помельче, приходят наши ребята, только …       

Пец показал глазами на потолок:      

- Ну … ты сам понимаешь, в общем, какие пацаны. Там и суммы крупнее, и не такая система …      

Пец запнулся, не зная как просветить Желтка, не слишком раскрываясь перед ним. Он махал руками в воздухе, как дирижёр перед оркестром, пытаясь поудобнее выразить свою мысль, когда Женя пришёл ему на помощь новым вопросом:  

- А милиция?       

Пец презрительно фыркнул.    

- Что милиция? Милиции главное, чтобы порядок был и спокойствие. Мы на своей территории наводим такой порядок, что им и не снилось. Милиция хулиганьём занимается, бандитами. Нас она не трогает.        

Женя сбросил скорость, показывая правый поворот, и подумал, кем же, интересно, Пец считает себя, Шиза и остальных членов своей организации.       

- Нас тоже пошлют деньги собирать? – спросил он. Ему не очень улыбалось заниматься такой работой.         

Пец пожал плечами:      

- Пошлют, наверное.         

На своём участке ему приходилось делать это каждый месяц.       

Женя вздохнул. Целый день они потратили на то, чтобы объехать все порученные им точки. Они заходили в небольшие магазинчики и торговые палатки. Хотя говорил Пец, да и сообщить нужно было только число выплаты, Жене почему-то было неловко. Он стоял рядом с Пецем, изо всех сил пытаясь походить на крутого мужика, но чувствовал, что у него ничего не получается.    

Они обошли все торговые пятачки. Здесь им уже пришлось разделиться. Пец шёл по левому ряду, Женя – по правому. Большинство торговцев спокойно встречали сообщение о дате сборов и, в то же время, с интересом поглядывали на Женю. Во-первых, он был новым для них человеком, во-вторых, он разительно отличался от остальных членов команды Матвея, с которыми им до сих пор приходилось сталкиваться. И дело было даже не в накачанности или внешних габаритах. Тот же Пец был, в общем-то, не намного крупнее Жени. В них всех была какая-то жёсткость, хищность, властность, порождённая сознанием собственного превосходства над остальными. А в Жене сквозила мягкость, как в чертах лица, так и в обращении. Это было непривычным. Это удивляло и вызывало любопытство.   

День продолжался. Второй день с тех пор, как Женя Желтицкий стал бандитом.   

 

25.

Зоя раздражённо щёлкнула сумочкой и, достав сигарету из пачки красного «Данхилла», чиркнула зажигалкой. Глубоко затянулась, бросила пачку обратно в сумочку, а её – на сиденье рядом с собой, и вышла из машины. Ещё раз затянувшись и пробормотав сквозь зубы ругательство, сильно, но осторожно, чтобы не попортить обувь, ударила носком сапога по колесу тёмно-бордовой «восьмёрки».    

Положение было до того неприятным, что хотелось расплакаться. Вместо этого Зоя выругалась ещё пару раз, адресуясь, то к машине, то к тем, кто её делал, то просто к окружающей действительности.      

Ещё минут двадцать назад, примерно через полчаса после того, как она выехала от Галки, Зоя услышала странный стук в двигателе. Ей, конечно, следовало бы вернуться.   Но, стремление добраться домой будь что будет, и надежда на наше любимое «авось пронесёт», сыграли с Зоей свою злую шутку. Через двадцать минут стук перешёл в устрашающую какофонию, машина пошла рывками и пришлось остановиться. Теперь, при попытке завестись, двигатель начинал производить шум, равный издаваемому кузнечным цехом крупного завода, ни в коей мере не похожий на своё обычное ровное журчание.     

Зоя находилась на просёлочной дороге, соединяющей две главные трассы и проходящей мимо небольшого села Красное. Дорога была заброшенной, надеяться на проезжающую попутку не приходилось. Кроме того, стояла глубокая послеобеденная пора, и приближались ранние мартовские сумерки. В общем, положение было хуже некуда.    

В этой глуши она оказалась по милости Галки, своей лучшей подруги. Та уговорила Зою приехать посмотреть на её новую дачу, а заодно устроить маленький междусобойчик, как в старые добрые времена. Дача находилась довольно далеко от города, но в очень живописной местности. Участки там стоили баснословные деньги, и Галка с мужем, люди отнюдь не бедные, потратили три года на то, чтобы довести её до ума. Сейчас Игорь находился где-то в ближнем зарубежье по своим делам, а Галина предложила Зое заехать к ней на вечерок. Мужчин не было потому, что у Галки с Игорем до сих пор была безумная любовь, и она ждала его возвращения из поездки, а у Зои был Матвей, который, хотя и сидел у неё в печёнках, не мог допустить, чтобы она встречалась ещё с кем-то. В этом случае Матвей мог, не раздумывая, прихлопнуть их обоих, как мух.           

Хотя, когда она предупредила Матвея, что поедет к Галине, тот чересчур уж легко и поспешно отпустил её. Уже не в первый раз тревожный звоночек зазвенел в голове у Зои. Она чувствовала, что ещё чуть-чуть, и её вышвырнут, как ненужную вещь. И, хотя Матвея Зоя не любила, да и как было его полюбить, если Матвей чуть ли не силой заставил её стать своей любовницей (а отказаться нельзя было, попробуй тут откажись), ей было неприятно, что с ней обращаются, как с последней шлюхой. Но, иногда, теми редкими вечерами, когда Зоя оставалась дома одна, что-то внутри неё говорило, что, кроме как шлюхой, её назвать действительно нельзя. Тогда слёзы закипали в уголках ярко-зелёных глаз. Но она гнала эти мысли прочь, заталкивая их глубоко-глубоко, куда-то в самые дальние неосвещённые чуланчики своего сознания. Следовало жить. Жить и двигаться вперёд, несмотря ни на что. И надеяться, что, когда-нибудь, всё станет хорошо.

Зоя приехала к Галке вечером, и они просидели у камина за коньяком и беседой до двух часов ночи, вспоминая события прошлых лет, общих знакомых, делясь новостями. Лёгкая беседа согревала сердце, коньяк разгонял кровь, совместные воспоминания бередили душу, и, конечно, Зоя никуда не поехала, а осталась ночевать. На следующий день Галка повела её прогуляться по окрестностям, которые действительно оказались очень красивыми. Участок Галки и Игоря плавно спускался к небольшой речке, обрамлённой с обеих сторон невысокими скалами, покрытыми растительностью. Деревья, сцепившись ветками, своими тёмными кронами нависали над водой. Зоя даже не предполагала, что рядом с их городом есть такая красота.     

К обеду они вернулись назад, сообразили стол из того, что находилось в холодильнике, а затем Зоя засобиралась домой.    

И вот теперь она стояла здесь, у отказавшей машины, дорога была пуста, а небо затягивали противные серые дождевые тучи. Нужно что-то делать. Зоя поёжилась, застёгивая плащ на все пуговицы. Существовали две возможности: идти на трассу, ловить машину и просить водителя подъехать сюда и отбуксировать её «восьмёрку» до города, или идти в село и просить помощи там. До трассы было километров пять, до Красного, по прикидкам Зои, километра два. Зоя посмотрела на грунтовую дорогу, на свои сапоги, вздохнула и, заперев машину, направилась в сторону села. «Два, всё-таки, меньше пяти»- решила она.

До Красного Зоя добралась где-то за полчаса. Она шла по улице, высматривая дом, возле которого будет гараж. Увидев такой, она толкнула калитку и, пройдя двор, постучала в двери. Ей открыла невысокая симпатичная женщина, лет сорока, со скорбно сведёнными к переносице бровями.     

- Вам кого? – спросила она вместо приветствия.     

- Здравствуйте. Вы извините, ради Бога, - сказала Зоя, стоя на пороге. – У меня здесь недалеко поломалась машина. А на дороге никого нет. Скажите, ваш муж не мог бы отбуксировать меня до города? Я заплачу, - добавила она, заметив тень, скользнувшую по лицу хозяйки.          

Женщина, с жалостью глядя на Зою, скорбно развела руками:

- Он уже с бригады пришёл никакой, - пояснила она, кивая вглубь хаты. – Набрался так, что даже раздеться не смог. Лежит сейчас бревно бревном, как пингвин.

- Ну, извините, - разочарованно сказала Зоя.       

- А вы пройдите дальше, - посоветовала женщина. – Вон, через два дома, зайдите к Сенчукам. Поговорите с ними, они должны помочь. Мой Семён, когда трезвый, вас, конечно, обязательно бы отвёз, но …       

Женщина опять развела руками.     

- Понятно. Спасибо, - поблагодарила Зоя, спускаясь с крыльца.     

Но ни во втором, ни в третьем, ни в четвёртом дворе ей не повезло. Состояние глав семей в двух следующих домах, где были гаражи, мало отличалось от состояния так и не увиденного ею Семёна. В следующем доме на стук вообще никто не открыл, не было хозяев. В другом – хозяин был на месте и трезв, но машина уже вторую неделю находилась в разобранном состоянии. Зое начало казаться, что она попала в заколдованный круг, и ей уже никогда отсюда не выбраться.     

Когда она зашла в очередной дом и узнала, что хозяина нет, уехал на машине и будет только поздно вечером, Зоя в отчаянии спросила:    

- А хоть телефон у вас здесь где-нибудь есть?    

Телефоны были в двух домах. В одном, находящемся на другом конце села, и в доме, где она побывала перед этим.   

Зоя вернулась туда, извинилась перед хозяевами и попросила разрешения позвонить. Те, естественно, не возражали, но предупредили, что связи с городом может и не быть, что уже стало для них, в общем-то, привычным. Зоя и сама догадывалась, что если судить по тому, как всё складывается, то дозвониться она не сможет. В трубке действительно раздавался треск, шум, но слышался слабый сигнал и, к своему удивлению, со второй попытки Зоя попала на Матвея.     

Матвей, сняв трубку, сначала не мог ничего разобрать из-за помех, доносившихся оттуда.      

- Да… Что? … Громче … громче говори… Кто? … А-а-а, - наконец врубился он. – Где ты?… Как?… Понятно… Понятно, говорю. Как называется село? Красное? А где машина?… Ясно. Значит так, возвращайся к машине и жди, сейчас к тебе приедут. Всё.    

Он положил трубку.    

- Кто это, котик? – капризно, надув ярко накрашенные губки, спросила сидящая на диване темноволосая девушка лет двадцати. Её умопомрачительно длинные ноги, открываемые короткой юбкой, разделяли диван двумя молниями и походили на знак СС.        

- Одна бывшая знакомая, - холодно ответил Матвей, набирая номер Биты. – Просит помочь, по старой памяти.    

Зоя поблагодарила хозяев и вышла на улицу. Серело. Сейчас наступит короткий мартовский вечер, а затем опустится ночь. С неба пошёл мелкий холодный моросящий дождик.   

Зоя вздохнула и отправилась обратно к машине.       

 

26.

Матвей перезвонил Бите и сказал ему, что надо забрать Зою возле села Красное, где она сейчас находилась. Биту он нашёл только с третьего захода, достав его в машине по сотовому телефону. Бита сказал, что всё будет в порядке, доехал до центра и попытался оттуда связаться с Петровичем. В мастерских никто не отвечал, значит, срочных заказов на сегодня не было, и все разошлись. Звонить Петровичу домой Бита не захотел, рассудив, что поручить пригнать машину можно любому из своих людей. Что он и сделал, увидев Шиза.  

Шизу было это поручение совершенно ни в дугу, потому что они с пацанами собирались сейчас взять баб у Левика Райзмана и завалиться в Завражный, в сауну. Шиз уже пальцами ощущал начало классного оттяга и тут, на тебе! – бери и тащись, на ночь глядя, хер знает куда, вытаскивай чью-то машину. Он попытался отмазаться, но сам понял, что звучит неубедительно. А Бита наклонился к нему и спросил:  

- Ты хочешь, чтобы я туда поехал?    

Шиз не хотел, чтобы Бита ехал туда, потому что тогда Шизу было бы очень плохо. Но и самому ехать, вместо Завражного, за город, за машиной, не хотелось. Поэтому Шиз не бросился сразу исполнять полученное распоряжение, а начал шурупать мозгами, как ему поступить.           

Конец его раздумьям положил приезд Пеца с Женей, которые вернулись с дневного задания, чтобы отчитаться о выполненной работе. Шиз посветлел лицом и быстренько спихнул это дело на них.     

- У вас трос в багажнике есть? – спросил он у Пеца.      

Они стояли под навесом у торгового центра. Шиз курил, поминутно глядя на часы и с горечью отмечая, что время идёт, а он до сих пор ни в одном глазу.        

- А чёрт его знает. Жень, у нас трос в багажнике есть? – повернувшись к машине, припаркованной у кромки тротуара, крикнул Пец. - А зачем тебе?    

Женя вылез из машины под моросящий дождик и зашебуршил в багажнике.     

- Сейчас узнаешь, - пообещал Шиз.    

- Есть! – крикнул Женя.     

Шиз объяснил, что к чему, куда ехать и что делать. Пец, который настроился на то, что работа окончена и можно по домам, энтузиазма не проявил, как и Шиз до этого. Но перечить не стал, сказал, что всё сделают, и поплёлся к машине.     

- Чего он хотел? – спросил Женя, когда Пец плюхнулся на соседнее сидение.

- А, - Пец махнул рукой, - кто-то из наших засел за городом, нужно поехать и отбуксировать его сюда.         

- Да-а, - протянул Женя. Ему, собственно, было по фигу, ехать куда-нибудь сейчас или нет. Дома, всё равно, нечем заниматься, даже телевизора нет. А чем больше он будет работать, тем быстрее отработает долг. Таков, по крайней мере, был ход его рассуждений.       

- Слушай, - сказал Пец, - съезди один, а? Делать там ничего не надо, зацепишь тачку и притянешь, куда тебе скажут.      

- А куда ехать-то? – спросил Женя.          

- В общем, так, - придвинулся к нему Пец, - выезжаешь на трассу, которая выходит из Юго-Западного …               

- Ну, - кивнул Женя.      

- И едешь до поворота на Красное, это с полчаса, не больше. Поварачиваешь, и где-то там, на дороге, они и стоят.     

- А много их? – спросил Женя.     

- Без понятия. Мне Шиз не сказал. Я даже не знаю, кто там засел. Значит, «восьмёрка», «гнилая вишня», да ты сам увидишь. Там больше никого не будет.       

- Хорошо, - согласился Женя.        

- Ну, спасибо, брат, - с облегчением сказал Пец. – За мной не пропадёт. А то, действительно, чего туда двоим ехать? Да и домой я сегодня обещал прийти пораньше. Ты меня завезёшь сейчас по дороге?          

Женя подумал, как сочетаются семейная жизнь и род занятий Пеца, и знает ли его жена о «профессии» своего мужа.        

«Конечно, знает», - вздохнул он.     

Через двадцать минут Желток высадил Пеца на окружном шоссе, тот жил в одном из дальних районов, и покатил к выезду из города.     

Похолодало. Дождь усилился и барабанил теперь тонкими злыми иглами по кузову машины. День сдавал свои позиции, укрывая всё серыми сумерками. Эта серость, дождевая завеса и то, что голова Жени была занята посторонними мыслями, послужили причиной того, что он проскочил поворот на Красное и понёсся дальше по трассе. Свою ошибку Женя заметил только километров через восемь, ещё какое-то время ехал по инерции, соображая, где же нужный поворот, впереди или уже давно за кормой. Увидев указатель на Дейнарово, понял, что заехал не туда, выругался, обложил себя трёхэтажной матерной фразой со множеством эпитетов, благо образование у Жени было филологическим, и повернул обратно.      

Сконцентрировав всё внимание на правой стороне, через девять минут он свернул на нужном повороте, и двинулся вперёд по неровной грунтовой дороге. Пелена дождя стала гуще, и Женя увидел огоньки фар «восьмёрки» только за несколько десятков метров от неё. Хотя разобрать цвет машины было очень трудно, понятно только, что тёмный, сомневаться не приходилось, что это именно те люди, которые его ждут.       

Женя остановил свой автомобиль перед «восьмёркой», приняв чуть правее. Затем, не глуша двигатель, открыл дверь и выбрался наружу. Дождь, как бы обрадовавшись новому, ещё сухому, объекту, обрушился на него с удвоенной силой.      

Возле «восьмёрки» никого, естественно, не было, лишь в глубине салона мерцал огонёк сигареты.    

«Они что, даже выйти не собираются? – подумал Женя. – Ждут, пока я всё сделаю?»     

И, хотя Желток понимал, что именно так всё и произойдёт, волна обиды поднялась в нём, и он решил высказать этим жлобам, сидящим в тёплой кабине, свою точку зрения относительно их. Что, в общем-то, было для трусливого Желтка чуть ли не верхом героизма.     

Женя поднял воротник куртки и, пригнувшись под холодными струями, подбежал к машине. Он заготовил в уме довольно едкое начало своей тирады и распахнул водительскую дверцу «восьмёрки».            

- Вы что там, курвы, …вашу мать, совсем охренели? Или вы двигаться разучились? Поотъедали себе сраки, теперь уселись на них и с места шевельнуться не можете! Здесь от холода загнуться – раз плюнуть, а вам это по херу! Небось, сидите там, дрочите в тепле? Уроды!      

Правда, весь этот словесный поток двигался не от Жени внутрь салона, а, совсем, наоборот, от сидящего там - наружу, к Жене.

Желток офонарел. Не столько от слов, которые, в принципе, совпадали с его заготовкой, сколько от голоса, их произносившего. Голос не вязался с представлением Жени о том, кто должен находиться внутри машины. Желток нагнулся и заглянул в салон.        

Нельзя, конечно, сказать, что Женя Желтицкий умер. Любовь с первого взгляда существует лишь в любовных женских романах, да и то, не в каждом.  В жизни она встречается крайне редко, причём, в девяноста случаях из ста – это чистой воды вымысел. А оставшиеся десять случаев – крайне недолговечны. Но, что-то от состояния зомби в Жене сейчас было. С водительского сидения на него смотрела девушка, красивей которой он ещё не встречал в своей жизни. Но, именно в эту минуту Женя видел не лицо, не губы, не волосы, а глаза. Потрясающие, светящиеся, сверкающие, лучистые,  ярко-зелёные глаза.      

Дело в том, что зелёные женские глаза всю жизнь убойно действовали на Женю. И всегда приносили ему одни неприятности. Неприятности варьировались от мелких до вполне серьёзных, но присутствовали обязательно.    

Ещё в школе его первая любовь с зелёными глазами ушла к пацану из параллельного класса. Жена, особа с кошачьими глазами, сперва превратила жизнь Жени в сплошной кошмар, а затем тоже ушла к другому, что было, конечно, неприятностью, но, всё-таки, с каким-то положительным знаком. Став холостяком, он какое-то время встречался с женщиной, у которой были, естественно, зелёные глаза. Женщина вытянула из него сколько смогла, а затем бросила, что называется «крутнув динамо». В общем, правило «зелёные глаза – к несчастью» Женя затвердил для себя накрепко. Но, ничего поделать с собой не мог. Сердце всегда оказывалось сильнее головы.     

Поэтому, кто может винить Женю за то состояние, в котором он оказался, увидев водителя «восьмёрки»?            

- Извините, пожалуйста, - сказал Желток, - я не так часто ездил по этой трассе. А тут дождь, видимость плохая, и я проскочил мимо поворота.        

Зойка тоже увидела, что перед ней стоит кто-то не совсем тот, которого она ожидала, но её продолжало нести по инерции:    

- Если плохо видишь – носи очки, не будешь проскакивать. И ты, вообще, собираешься что-то делать, или так и будешь стоять и пялиться?    

- Сейчас.      

Женя опрометью бросился к машине. Дождя он уже не чувствовал, поглощённый своими мыслями. С тросом Женя быстренько вернулся к «восьмёрке», с грустью отметив, что Зоя закрыла дверь, а по стеклу стекали струйки воды, и её лица не было видно.           

Он долго пыхтел под днищем машины, прикидывая, куда приладить трос. Наконец он прицепил его за передний мост, сделав накидную петлю. Развернув свой «жигулёнок», Женя стал перед «восьмёркой». Другой конец троса он набросил на крюк сзади своей машины, предназначенный для крепления прицепа. Подёргав для уверенности за оба конца, Желток махнул рукой Зое и сел за руль «шестёрки». Осторожно и плавно он тронулся с места, ощутив рывок, когда натянулся трос. После этого проехал пять метров, выругался, остановился и снова выскочил из машины.  

- А куда ехать-то? – крикнул он, подбегая к «восьмёрке».    

Зоя чуть опустила стекло и насмешливо смотрела на мокнущего Женю.      

- Жукова, десять.     

- А квартира? – спросил Женя, переступая с ноги на ногу и пряча стынущие руки в рукава куртки.    

- Перебьёшься, - ответила Зоя, поднимая стекло.     

- Облом, - грустно прогудел Желток, возвращаясь обратно.       

Дорога назад прошла благополучно, хотя Женя первый раз в жизни буксировал другую машину. Но, зато его вместе с «запорожцем» много раз таскали на привязи, и Желток запомнил, что ехать надо равномерно, не очень быстро, без рывков. Мало-помалу, держа скорость тридцать-сорок километров в час, они добрались до города. На перекрёстке улиц Гагарина и Жукова Женя замешкался, не зная, в какую сторону повернуть, но Зоя просигналила ему правым поворотом, и он послушно свернул в нужном направлении.      

По улице Жукова Желток ехал медленно, высматривая десятый номер. Возле нужной многоэтажки он притормозил и побежал обратно к Зое.   

- Куда? – спросил Женя.   

- За следующим домом свернёшь во двор, там будут гаражи. Пятый справа.    

Они объехали здание, подъехали к гаражам и остановились у нужного бокса. Пока Женя возился с тросом, Зойка выскочила из машины, открыла ворота, включила освещение в гараже и стала поджидать его там, укрываясь от дождя. Возиться с тросом пришлось долго, петли затянулись туго, и пока Женя не сбегал к багажнику за отвёрткой, дело не шло. Расцепив, наконец, обе машины, он отогнал «Жигули» в сторону, освободив «восьмёрке» дорогу.        

- Заталкивай сюда, - крикнула Зоя и добавила, - Арнольд.   

Женя действительно был чем-то похож на Шварценеггера, только перенесшего тяжёлую и продолжительную болезнь. Он внимательно осмотрел въезд в гараж, тот был невысоким и довольно пологим.    

- Скорость на нейтралке? – спросил Желток Зою.   

- Естественно.      

- Тогда я толкаю, а ты крути руль.      

- Я выставила, - сказала Зоя, которой очень не хотелось выходить под дождь. – Вот, как сейчас прямо стоит, так и толкай.         

Женя налёг на машину, но запихнуть её в гараж ему удалось только со второй попытки.     

- Всё, - сказал он, стараясь не слишком отдуваться. – Порядок.      

Зоя посмотрела на него. Женя стоял перед ней, вымокший до нитки, роняя крупные капли на бетонный пол. Его пальцы слегка подрагивали. И, хотя причиной этому было волнение (Женю всегда колотило возле женщин, которые ему нравились), Зоя решила, что это от холода, поскольку сама она довольно ощутимо озябла.     

Если бы это был кто-нибудь из известных ей людей Матвея, она, не колеблясь,  поблагодарила бы его и отправила куда подальше. Но, Желток настолько отличался от этой публики, что, волей-неволей, она вспомнила о приличиях и задала простой естественный вопрос:     

- Может зайдём ко мне? Выпьешь чего-нибудь горячего и обсохнешь, пока воспаление лёгких не заработал, - и добавила, пристально глядя на него. – Если, конечно, Матвея не боишься.        

Женя был настолько ошарашен приглашением, что не сразу сообразил, кто такой Матвей, и ответил вопросом на вопрос:     

- А чего мне его бояться?     

Зоя покачала головой.     

«Полудурок» – решила она. – «Либо больной, либо сумасшедший».      

Здесь ей в голову внезапно пришла простая мысль, а вдруг этот человек со стороны и, действительно, к Матвею никакого отношения не имеет. Мало ли кто он такой, и какими путями его попросили помочь. Хорошо же она выглядит в этом случае!   

- А ты разве не на него работаешь? – решила всё-таки уточнить Зоя.      

Женя уже оклемался и пришёл в себя. Он понял, о каком Матвее идёт речь, и начал догадываться, какое Зоя может иметь к нему отношение. Любой нормальный человек при этом тихонько бы распрощался и исчез от греха подальше. Но, Женя был романтиком. Полным и безнадёжным. А романтики, как известно, это группа умственно неполноценных людей, готовых, ради призрачного сиюминутного счастья, наплевать на последствия. Поэтому Женя тяжёлой полновесной слюной, но, правда, мысленно, плюнул на все последствия и ответил:   

- Работаю, но не боюсь.     

Он ещё не знал, какую роль в его жизни сыграет эта фраза.            

 

27.

Вечер удался на славу. Гудели вовсю, оттягиваясь, кто как хочет. Сауна была подготовлена на «отлично». Точнее говоря, она всегда была в полной боевой. И без клиентов не простаивала никогда. Весь город ездил сюда, и не только город, а и близлежащие районы. Изредка здесь появлялись мэр и губернатор, чаще - публика помельче. Сегодня здесь отдыхали ребята Матвея.         

Обслуживание было на уровне. Собственно, обслуживающего персонала был минимум, необходимый для того, чтобы всё поддерживалось в норме. Кроме того, их задачей было: держаться в тени и не мозолить глаза клиентам. Все пожелания и заказы принимал Сёмушка, управляющий этим заведением, будучи одновременно младшим братом его владельца Бориса Трегубовича, «главного банщика».      

После парилки и бассейна пацаны расслаблялись в холле в компании девочек, взятых у Лёвы Райзмана. Лёва деликатно поинтересовался, на вечер или на всю ночь, на что ему кратко ответили: «Как получится». И всё. Правда, Лёвчик надеялся, что ребята быстро дойдут до кондиции, и получится не на очень долго, так, чтобы девочки ещё успели этой ночью поработать и принести ему свой профит.       

Братанов было пятеро, дам-с - соответственно, водки – море. Закуски заказали много, но попроще, безо всяких фуршетов с грёбаными бутербродами, всё наше, родное, главное – побольше. Травку и колёса ребята взяли свои, а серьёзной дурью никто из них не баловался. В общем, всё по уму.   

Было. До определённого момента. Пока всё не испортилось. А поламал кайф, естественно, Шиз.     

Случилось это уже в позднем часу, когда гулянка была в самом разгаре. К тому времени все находились под приличным градусом, пацаны приняли в себя по банке водки, догоняясь косяками и таблетками, девки насосались вина и шампанского, однако более осторожно, помня, что сегодня ещё, возможно, придётся работать по вызовам. Братва скопом отходила своих партнёрш в разных ракурсах, меняясь ими бессистемно в произвольных вариантах.       

Сейчас все они разместились в просторном холле кто где, по двое, по трое, по четверо, в банном наряде, то есть, совсем без ничего. Глаза у Шиза уже с полчаса как превратились в оловянные пуговки, глубоко вшитые под надбровные дуги. Отрываться он любил, а сейчас отъехал дальше и выше остальной братвы. Мысли Шиза, и раньше не отличавшиеся изыском, превратились в совсем простенькие и плоские, как, например, в утверждение своего мужского превосходства.      

Четверо остальных чувствовали себя довольно вяло, после парилки и любовных утех пребывали в полной расслабке. Шиз же забил с Баксом, что сейчас ещё раз отжучит Ингу, самую привлекательную из имеющихся подруг. Бакс, по состоянию близкий к Шизу, согласился и приготовился смотреть, поскольку участвовать ни в чём таком уже не мог.     

Но Шиз тоже не мог. И если голова, или, по крайней мере, тот костный нарост, который служил ею, ещё была настроена на интим, то головка отказывалась повиноваться категорически. Несмотря на все ухищрения и старания Инги пенис Шиза оставался в спящем положении, и походил на тряпочку, которую он вывесил просушиваться на мошонку.      

Видя, что продул, и пытаясь хоть как-то спасти положение, Шиз взял со стола пустую бутылку из-под шампанского и попытался провести половой акт с её помощью, вставив бутылку Инге в определённое отверстие. Но, то ли подобная процедура противоречила каким-то определённым моральным принципам девочки, то ли Шиз сделал ей больно, но она начала возражать. И возражать активно, осыпая Шиза градом тумаков и ругательств, из которых «импотент» было самым безобидным. Последнее слово пробилось сквозь густоту тумана, в котором плавал Шиз, и больно укололо его самолюбие. В ответ на это он ударом слева уложил Ингу и подступил к ней с бутылкой в руках, намереваясь закончить начатое. В этот момент он, как никогда, походил на гориллу с тропическим плодом в лапах.     

Девки, как по команде, начали голосить. Одна из них, заканчивавшая массаж Никодиму, самому авторитетному среди них, встряхнула его и закричала:    

- Ну, сделайте же что-нибудь! Что же вы все сидите и смотрите?     

Никодим, который, вообще-то, и не смотрел на всю эту сцену, поднял голову и, глядя мутными глазами, гаркнул:    

- Шиз! А ну, кончай эту бодягу!      

Шиз повернулся в его сторону. Но тут Инга нащупала лежавшую на краю стола вилку и с размаху всадила её в грудь Шизу. Однако, поскольку всё это происходило одновременно с его разворотом, удар пришёлся не в грудь, а в левую руку Шиза. Тот взревел, ослеплённый болью и яростью, и начал молотить бутылкой куда попало.      

Бабы взвыли в один голос. Парни, поняв, что дело заходит не туда куда надо, бросились останавливать своего друга. Хотя слово «бросились» не совсем соответствует исторической правде. Под воздействием всего того, что сидело в них, действиям парней скорее подходит слово «отправились». Хотя им самим казалось, что они отреагировали молниеносно.        

В общем, когда бойцы добрались до Шиза, уже можно было не спешить. Одна из девок грудным голосом вдруг простонала: «Ой, мамочки!» и, закатив глаза, грохнулась в обморок. Другие, будучи более тёртыми, выдержали, хотя желудки скрутило и у них, а цвет лица варьировался от лилово-зелёного до синевато-белого.      

Зрелище действительно было не из самых лучших. Первым не выдержал череп Инги и сейчас через широкую трещину неудержимо шёл поток крови. Причём у самой раны, на волосах, виднелись комочки чего-то перламутрово-прозрачного. Что это такое угадывать никому не хотелось. Затем, разлетелась бутылка, и Шиз продолжал работать розочкой с острыми краями, как разделывающий тушу мясник. В резельтате лицо у девушки превратилось в невообразимую массу. Одна щека была срезана почти полностью и открывала рот с белыми зубами, половина из которых, выбитые напрочь, поприлипали к лицу девушки. Острые осколки других торчали из, казалось, смеющегося рта. Жуткая маска смерти, оскалясь, смотрела на присутствующих.   

- Бля-а, - протянул кто-то из пацанов.   

Бакс громко икнул.           

Шиз стоял, тупо уставившись на произведение рук своих, как скульптор, размышляющий, не добавить ли чего-нибудь в сложившуюся картину. Розочку он продолжал сжимать в кулаке. Ярко-красные капли крови стекали по острым краям и, отрываясь, плавно слетали на ковёр.    

Никодим, наконец поднявшийся со своего ложа, несколько секунд постоял, наблюдая за этим малопривлекательным зрелищем, а затем мощным ударом в грудь отправил Шиза в нокдаун. Тот уселся на пятую точку, не выпуская горлышко бутылки из рук.      

- Ты чего? – протянул он, ошарашенно потирая ушибленное место. Туман в глазах Шиза начал постепенно рассеиваться.       

- Падло, - пояснил Никодим. – Весь праздник испортил.       

За спинами присутствующих нарисовался Сёмушка, привлечённый шумом и своим шестым чувством, подсказывавшим, что что-то в сегодняшней гулянке пошло не так. От увиденного ему стало плохо и Сёмушка еле удержался, чтобы не выблевать на пол съеденные перед этим бутерброды. Обхватив себя руками, как бы пытаясь успокоить разбушевавшиеся внутренности, он бочком тихонько выскочил из холла. На него никто не обратил внимания.        

Сёмушка поднялся наверх, залетел в комнату, служившую ему кабинетом, и бросился к телефону. Будучи человеком разумным, с «понятием», он не стал звонить в милицию. Вместо этого, потыкав дрожащим пальцем в кнопки телефона, он набрал номер Биты. Через несколько долгих, очень долгих, мгновений на том конце сняли трубку:   

- Да.   

- Вадим Николаевич, - сказал Сёмушка, узнав голос Биты. – Это Трегубович из Завражного. Здесь у нас сегодня ваши ребята отдыхают. Вадим Николаевич, вы должны срочно приехать... У нас ЧП.        

- Насколько серьёзное? – спросил Бита.      

- Очень, - сказал Сёмушка. Он почувствовал, что к горлу опять подступает тошнота. – Очень серьёзное.     

- Сейчас буду, - коротко ответил Бита и повесил трубку.       

Сёмушка в свою очередь положил трубку на аппарат, и некоторое время посидел, собираясь с силами. Нужно было идти обратно в холл.    

А ему этого очень не хотелось.       

 

 28.

«Точно, сумасшедший», - подумала Зоя. «Что-то с Матвеем не так, если он подобных психов к себе берёт».    

Заявление Жени иначе как безумным назвать было нельзя. Безусловно, никто не будет отрицать, что все люди равны. Но, следует признать также и то, что некоторые равнее остальных, в зависимости от той силы, которую они представляют.

- Ну-ну, - сказала она, покачав головой. – Смельчак. Тогда пошли.    

Зоя повернулась к выходу из гаража.       

- Нельзя всё время бояться, - вдруг раздалось за её спиной.   

Зою будто кто-то толкнул. Она остановилась, подняла голову и оценивающе посмотрела в глаза Желтку. Тот говорил правду. Неизвестно,  насколько его бы хватило, решимость иногда покидает человека слишком быстро. Но, в тот момент он говорил то, что соответствовало его состоянию. Сейчас Женя Желтицкий действительно ничего не боялся, что в его жизни случалось крайне редко.      

Зоя опять покачала головой, словно отвечая каким-то своим мыслям.     

- Ладно, - сказала она. – Ты что, прирос? Идёшь или нет?      

- Иду, иду, - заторопился Женя.     

Зоя погасила свет и, держа в руке тяжёлый навесной замок, начала закрывать створки ворот.    

- Иди, - сказала она Желтку, который под струями дождя помогал ей закрыть гараж. – Вон тот подъезд, - она показала рукой. – Иди и жди меня там. Хватит мокнуть.       

- Мокрее, чем есть, уже не буду, - сказал ей Женя, забирая замок и прилаживая его в петли.       

Совместными усилиями они закрыли ворота и вернулись к «Жигулёнку», которого Женя решил подогнать поближе к подъезду, чтобы тот не торчал посреди двора.      

Они вошли в дом. В небольшой кабинке лифта, с шумом и лязганьем поднимавшейся на шестой этаж, Женя украдкой вдыхал запах мокрых волос Зои, запах дождя и какой-то лёгкой умопомрачительной парфюмерии, и чувствовал, как внутри у него начинает ворочаться что-то, что мешает дышать, и туманом обволакивает окружающее пространство.     

Выйдя из лифта, Зоя подошла к двери, оббитой чёрным дерматином, и достала из сумочки ключ. Короткой цепочкой к нему был присоединён брелок – пушистый синий медвежонок с чёрными бусинками глаз.      

- Смешной зверь, - заметил Женя.     

- Подарок, - коротко ответила Зоя.        

Этот брелок ей когда-то презентовал Матвей и, хотя сам мишка Зойке нравился, она предпочла бы, чтобы воспоминания о нём были связаны с кем-нибудь другим.   

Зоя открыла замок, вошла первой, включила свет в прихожей и, держа дверь распахнутой, пригласила Женю.      

-Входи. Разувайся здесь, на коврике. Сейчас я тебе дам тапки.    

Она сбросила сапоги и ушла внутрь квартиры.       

Женя снял промокшие туфли и обул предложенные тапочки.       

- Давай куртку, - сказала Зоя.      

Она помогла Жене стащить вымокшую куртку и понесла её в комнату, чтобы повесить на батарее.     

- Проходи в кухню, - крикнула она оттуда, - сейчас что-нибудь придумаем. Дверь прямо. Выключатель рядом.

- Вижу, - сказал, определившийся в обстановке, Желток.      

- Есть хочешь? – раздался за спиной голос вернувшейся Зои.     

- Да нет, спасибо, - вежливо отказался Женя, хотя обедал он ещё с Пецем, уже давно, а сейчас ему вообще казалось, что это было две жизни назад.     

- Врёшь, - безошибочно определила Зоя. Она уже переоделась в сухое, и была сейчас в толстом махровом свитере и синих джинсах, повязывая поверх всего пёстрый кухонный фартук.       

- У меня пока ничего нет, но через сорок минут всё будет. Пойди, посиди в той комнате, - она махнула головой. – Можешь включить телевизор, я тебя позову, когда будет готово.          

- А можно я останусь помогать? – спросил Желток тоном ученика, просящего учителя позаниматься с ним дополнительно после уроков, и считающего, что оказывает ему этим огромную услугу.       

Зоя скептически посмотрела на Женю:     

- А что ты можешь делать?       

- Всё, - безаппеляционно заявил Желток. И был прав. Годы холостой жизни, проведённые им после развода, заставили его вплотную соприкоснуться с процессом приготовления пищи. И, хотя, на роль шеф-повара элитного ресторана Желток не тянул, но, сделать праздничный стол с большим количеством блюд, более изысканных и вкусных, чем делала его бывшая жена, он был в состоянии. Поэтому, сейчас в Зойкиной кухне Женя не чувствовал себя китом, выброшенным на берег, а привычно плавал в своей стихии.      

- Ну-ну, - недоверчиво сказала Зоя. – Сейчас посмотрим.     

Она открыла холодильник, вызвавший у Жени ностальгические воспоминания, поскольку со своим он расстался уже неделю назад, и начала выгружать из него свои запасы. То, что для Зои являлось нормой, показалось Желтку сказочным зрелищем, поскольку большую часть этих продуктов он мог позволить себе только по праздникам, а некоторые, хотя и виденные им, Желток ни разу в жизни не пробовал. Здесь были: нежная ветчина, с тонюсенькими пробелочками жира, и постная копчёная грудинка, распространяющая одуряющий запах лесного костра. И осетрина, розовато-задумчивая на срезе, и консервированные, неведомые Жене крабы, поскольку то, что он ел, и что считалось в его кругу деликатесом, были крабовые палочки, изготовляемые то ли из хека, то ли из его фекалий. И горы зелени, столь редкой в эту пору весны, и, поэтому, вдвойне радующей глаз.        

В общем, руки приложить было к чему. И, хотя, всё это можно было есть скопом, и по отдельности, в том виде, каком оно было сейчас, ни Женя, ни, как оказалось, Зоя не любили поспешного бестолкового поедания продуктов, из которых можно приготовить что-либо ещё более изумительное и вкусное. Поэтому, процесс приготовления у них занял не сорок минут, а добрых два часа, поскольку, каждый стремился продемонстрировать свои умения. Напряжение между ними постепенно ослабевало, как между людьми, которые сообща делают одно дело. Молчуном Желток не был, а Зоя охотно подхватывала любую тему, что затрагивалась в разговоре, изредка посматривая на него из-под ниспадающих рыжих прядей. Время летело быстро. И только иногда Желток чувствовал нечто похожее на разряд тока, когда он касался Зои, стараясь, чтобы это выглядело абсолютно случайно. Зоя веселилась в душе, потому, что такая картина напоминала двух старшеклассников, впервые испытывающих сильное чувство, и ещё не знающих, что с ним делать, но виду не подавала. Наоборот, обращаясь к Жене, она легонько прикасалась к его плечу или руке, видя, насколько старательно тот старается не показать, как это ему приятно.         

Когда всё было готово, они начали накрывать стол в гостиной, решив, что раз уже всё получается так красиво, то и потреблять это нужно не на кухне, а в более подобающей обстановке. Когда Зоя стелила абсолютно новую скатерть на стол, раздался телефонный звонок. Зоя вздрогнула, хотя этого она ждала с момента их прихода в квартиру, и сейчас внутренне напряглась, подходя к аппарату.         

- Ну, как добралась? – раздался в трубке голос Матвея.    

- На буксире, - ровным голосом ответила Зоя.      

- Без происшествий? Ребята ничего не напортачили?        

- Нет, всё нормально.         

- Машину где дели?     

- У меня в гараже.        

- Ладно. Завтра к тебе подъедут пацаны от Петровича, посмотрят, что с ней. Когда закончат, позвонишь мне. А сейчас отдыхай, пока.       

- Угу. Спокойной ночи.         

Зоя положила трубку со смешанным чувством тревоги и облегчения. С одной стороны, Матвей никого за ней не посылает, и не нужно будет сейчас готовиться, наводить марафет и нестись затем, на ночь глядя, на другой конец города. А с другой стороны, уже четыре дня, как ей не нужно готовиться, наводить марафет и нестись на другой конец города. И, судя по всему, завтра этого тоже не предстоит. А это уже признак. Это попахивает кошкой. Не дохлой, а вышвырнутой. Чувства, которые бушевали в душе у Зои, были противоречивы и, казалось, несовместимы. С одной стороны – облегчение от того, что Матвей оставит её в покое, хотя и омрачённое тревожной неизвестностью. С другой – чувство досады и тихой ненависти. Ни одна женщина не переносит, когда ею пренебрегают. Даже, если этот человек ей абсолютно не нравится. Будучи по натуре человеком чувствительным и тактичным, Женя не стал расспрашивать её, кто звонил, не стал натужно шутить, пытаясь развеселить хозяйку, что обычно не даёт результатов. Вместо этого, он продолжал в своей мягкой манере вести обычный разговор, время от времени, спрашивая у Зои совета или указаний, незаметно выводя её из того состояния, в котором она оказалась. Судя по тому, что Зоя его никуда не торопила, никаких срочных дел звонок не принёс, что весьма радовало Женю, хотя и попахивало эгоизмом.    

Да и сама Зоя могла справляться со своими проблемами. Её характер вполне позволял задавить то, что творится внутри, не позволяя ему выплеснуться наружу. Она была прирождённой актрисой, что, кстати, не такая уж редкость в нашей жизни. Особенно среди женщин.        

Вот так, переговариваясь, они, в конце концов, накрыли стол. Зоя спросила Женю, будет ли он пить. Вообще-то Желток, опасаясь гаишников, не позволял себе даже единственной рюмки, когда нужно было садиться за руль. Но, сейчас ситуация требовала риска, а человек, у которого едет крыша, как известно, готов рисковать. Поэтому, Желток ответил в том смысле, что да, немного, но будет. Зоя направилась к бару.      

- Тебе что достать? – спросила она.      

Из благородных напитков, кроме водки и шампанского, Желток знал ещё самогон и бормотуху, которая включала в себя всё магазинное вино. Судя по убранству Зоиной квартиры, самогона в баре у неё не было, поэтому, Женя осторожно выбрал водку. Виски, джин и другие буржуйские напитки были ему неизвестны, и реакция организма на них могла быть неадекватной. Действие водки же было знакомым, простым, прямым, как столб, и позволяло высчитывать предел, до которого Женя надеялся оставаться относительно трезвым.          

Зоя вернулась с бутылкой лимонного «Абсолюта», сказав, что, тоже, будет пить водку. Исключительно в целях профилактики от простудных заболеваний.    

Потом они сидели за столом под негромкое бормотание включённого телевизора, на который никто из них не обращал внимания.        

После этого убирали со стола, вынося посуду на кухню и поставив чайник на плиту.    

А затем, как-то так получилось, что они оба стояли в коридоре и целовались, всё сильнее и сильнее прижимаясь друг к другу. А чайник рассерженно свистел на плите, и Жене казалось, что это поезд, слетевший с рельсов, несётся вперёд, сметая всё на своём пути.      

А ещё через некоторое время они лежали вместе на спешно разостланной кровати. Сердце у Жени готово было разорваться на части и разнести на куски его самого. Ему никогда не было так хорошо. Ни с одной другой женщиной в жизни.         

За окном бушевал непрекращающийся дождь. Стучал по крышам частных домов, голым веткам деревьев, скамейкам и оббитым жестью столам, стоящим во дворах многоэтажек, по «Жигулёнку», оставленному у Зоиного подъезда.    

Машина простояла до самого утра, и с ней ничего не случилось.        

 

29.

Бита прошёлся по залитому светом холлу, утопая, начищенными до блеска, туфлями в высоком ворсе коврового покрытия. Стараясь не вступить в, начинающую подсыхать, буровато-красную лужу, он недобро осматривал присутствующих. Взгляд Биты надолго задержался на угрюмой физиономии Шиза, чуть-чуть оклемавшегося, но всё ещё с туманной пеленой в глазах.

«Убить бы», - тоскливо подумал Бита. Выходки Шиза проняли его до самых печёнок, а эта последняя хохма была почище всех остальных. Но Шиза сейчас трогать нельзя. Шиз сейчас - отдельный вопрос. Бита с трудом подавил желание врезать ногой по его кирпичной морде, и посмотреть, как тот задерёт лапти. Он ещё раз прошёлся по холлу, заложив руки за спину. Единственная мысль, которая грела его, это то, что через неделю Шиза не будет, он превратится в кусок холодного мяса, нашпигованного свинцом, и уже никогда не сможет откалывать подобные штуки. А в течение этой недели, хочешь не хочешь, Шиза придётся беречь, подавляя в себе желание смешать его с дерьмом.       

Шёл двенадцатый час ночи. Находящиеся в холле неосознанно разбились на несколько групп. Пацаны сидели отдельно, причём сам Шиз оказался в некоей полосе отчуждения, девчонки стайкой перепуганно жались в противоположном углу. Осторожный Сёмушка пристроился в дверях, готовый дать дёру при первых же признаках опасности. Чёрт их знает, этих бандитов! Вдруг начнут убирать всех свидетелей.     

Бита остановился посреди холла, руки в карманах длинного тёмного пальто.          

- Ты как это допустил? – обратился он к Никодиму.      

- А я что, бля, сторож ему? – почти по библии ответил тот.   

- Ладно, проехали, - махнул рукой Бита, прошёл несколько шагов и остановился перед Шизом. Делать накачку сейчас, до того как очистятся его мозги, было бесполезно. – С тобой разговор будет завтра. И молись, чтобы хозяин оказался в хорошем настроении.         

Шиз, понимая, что обращаются к нему, покорно кивнул. Но, в общем-то, смысл сказанного доходил до него ещё не полностью. Мысли лениво расползались по черепной коробке.         

- За то, что допустили подобное, - Бита обращался сейчас к пацанам, преувеличенно серьёзным и сосредоточенным, – будете зачищать здесь всё до блеска. Пока глаза на лоб не вылезут. Так, чтобы и следа не осталось.       

Затем он подошёл к девкам.         

- Вы чьи будете, дамы? От Лёвы, если я не ошибаюсь?       

- Ага, - кивнула одна из них, Кристина, в реальной жизни бывшая Надюшей Засядько.        

- Как её звали? – Бита кивнул в сторону бесформенной груды, лежащей в центре бурой лужи.    

- Инга.       

- Я тебя имя спрашиваю, а не погоняло.     

- А её на самом деле так звали, поэтому Лёвик ничего менять и не стал. Имя-то красивое.       

Бита не выдержал, усмехнулся.          

- А те имена, что у вас в паспортах проставлены, стало быть, фуфло? Хорошо, не будем углубляться в вашу с Лёвой коммерцию. Какая у неё фамилия?      

Девочки вопросительно смотрели друг на друга, пожимая плечами.      

- Так, понятно. Она давно у Лёвы работает?         

- С год, наверное. А, может быть, и больше, - ответила Кристина.   

- Кто с ней контачит из ваших?           

Кристина посмотрела на своих коллег. Те опять ответили пожиманием плечей и красноречивыми взглядами.     

- С Сандрой, по-моему, - вдруг выдала одна из них.         

Несколько других зашушукались и подтверждающе закивали головами.        

- Ладно, - Бита подозвал Сёмушку, который с неохотой оторвался от спасительного дверного прохода и робко приблизился к нему.    

- Слушай сюда, - Бита двумя пальцами оттянул свободного покроя Сёмину рубашку, придавая тому сходство с беременной женщиной. – Сегодня здесь было восемь человек. Восемь приехало, восемь и уехало.        

- Понятно. А как же. Приехали ребята с девочками, отдохнули, спокойно уехали. Всё, в общем, в порядке.      

- Молодец. Правильно понимаешь политику партии. А рот?     

- На замке.     

Бита кивнул.         

- И никому. Даже Боре, я думаю, не стоит знать об этом. Завтра ваши люди придут убирать, дашь им какое-нибудь задание, отправишь там куда-нибудь. Сюда запустишь в последнюю очередь. Ребята за это время здесь всё подчистят, подберут, половик тебе заменят. В общем, сделают так, чтобы следа не осталось.      

- В чём проблема? Всё ясно. Сделаем.    

- Вот так.       

Бита повернулся к пацанам. Отозвав Никодима, он сказал ему:   

- Ты всё понял?             

- Ну…        

- Хер гну. Сейчас берёте её …        

Никодим посмотрел на то, что осталось от Инги.                

- …завернёте в покрытие и отвезёте в кочегарку на Черепанова.          

Здание котельной на Черепанова, 16 уже неоднократно выполняло функции крематория, зачищая концы, в случаях необходимости.      

Бита снова вышел в центр холла, обращаясь к присутствующим:          

- Слушайте все. И слушайте очень внимательно. Сегодня здесь ничего не произошло. Инга сюда не приезжала, её, вообще, никогда не было, и никто из вас её не знал.      

Последние слова он произнёс, пристально глядя на девушек, медленно, старательно забивая сказанное им в головы.       

- То, что произошло здесь, – случайность. Несчастный случай. Тяжёлый, неприятный несчастный случай. Мне очень не нравится то, что произошло. Виновный в этом будет наказан.          

Взгляд Биты переместился на Шиза. Тот чувствовал себя крайне неуютно под этим взглядом, ощущая ещё и ауру неприязни, исходящую от соратников по гулянке.            

- Поэтому, зарубите себе на носу, - продолжал Бита. – Никаких базаров о том, что произошло здесь сегодня. Это в ваших интересах. Надеюсь, что наши пути по этому вопросу больше не пересекутся. Всё понятно?      

Гробовое молчание было исчерпывающим ответом на этот вопрос.       

- Раз понятно, тогда за дело. Вы, - он взглянул на парней, - принимайтесь за зачистку, а вы, дамы, собирайтесь, сейчас возвращаемся обратно к Лёве.       

Народ начал понемногу двигаться. Пацаны отправились к телу, Бакс пошёл вниз, подогнать машину. Путаны собирали свои шмотки. Дав им возможность собраться, Бита вывел всех четверых, отдав последние напутствия остающимся, и усадил их в свой автомобиль.      

- Лёва сейчас в центре? – спросил он, усаживаясь на водительское сидение.          

- Должен быть в «Снежке», - ответила Кристина, сидевшая рядом с ним.      

- Едем туда.       

Машина развернулась на парковочной площадке и, выехав за пределы территории, двинулась по направлению к городу.       

У «Снежка» Бита затормозил, бесцеремонно въехав передними колёсами на тротуар, выпустил ночных бабочек из машины, и торопливо, чтобы не намокнуть, забежал вместе с ними под навес.     

На входе стояла девица, явно тоже из Лёвиной армии, но рангом пониже, и оценивающе вглядывалась в посетителей и просто проходящих по улице. Но, из-за дождя прохожих было мало, и, уже явно подуставшей, жрице любви светил полный облом.      

Внутри же народу было довольно много, значит, дела у хозяина шли хорошо, это Бита отметил машинально, потому, что «Снежок» находился на их территории.      

Девушки прямиком направились к стойке. Бита придержал Кристину за локоть:    

- Спроси у кого-нибудь из ваших, где Лёва.    

- Момент.        

Она, поискав глазами по залу, подошла к одному из столиков, где гуляла весёлая компания из девочек и ребят, по виду начинающих бизнесменов, тех, что работают по мелочи. С дежурной ослепительной улыбкой Кристина поздоровалась с гуляющими, перебросилась парой слов с девчонками, и вернулась назад, к Бите.       

- Лёва в игральном зале, - сообщила она.        

Это, собственно, Бита и предполагал, поскольку Лёва Райзман был любителем азартных игр, и в своей ночной работе совмещал приятное с полезным, распределяя девочек по заказам, и удовлетворяя свою страсть к картам.

Оглянувшись по сторонам, Бита прошёл в соседний зал, благодаря которому «Снежок» громко именовал себя «казино», хотя зальчик был небольшой, а в городе имелось несколько гораздо более крупных заведений. Здесь царил гул голосов, внешне спокойных, но скрывавших азартное возбуждение. Слышался стук костей, треск шарика, бегущего по колесу рулетки, выкрики крупье, гудение и звон игральных автоматов.     

Лёву Бита нашёл у карточного стола, где тот, держа три карты в руках, пребывал в раздумьи, стоит ли прикупать ещё, или же, лучше, остановиться.       

- Добрый вечер, Лёвушка, - поздоровался, подходя к нему сзади, Бита.       

- Взаимно, - ответил Райзман, скосив глаза от карт, но тут же возвращаясь опять к мыслительной деятельности.            

- Достаточно, - наконец решил он. – Рад видеть вас, Вадим Николаевич. Вы ко мне?    

- К тебе.         

- Нужно …? – Лёва сделал многозначительные глаза, намекая на интимные услуги.      

- Нужно, - подтвердил Бита. – Нужно поговорить. Отойдём.       

Открыли карты. Лёва выиграл и, с видом умудрённого человека, сгрёб свои фишки в карман, оставив один жетончик крупье. Бита уже двигался к выходу. Он задержался в проходе, обернувшись к двигающемуся в кильватере Лёве.     

- Выйдем на воздух.        

- Холодно, - сказал Лёва, предчувствуя неприятности. Под солнечным сплетением у него появился тревожный зуд.      

- Тебе нужно воспаление лёгких или поговорить?      

- Свежий воздух полезен для здоровья, Лёва.        

- Для здоровья полезен морковный сок, а не наша с вами работа.       

Лёва прихватил в гардеробе своё пальто и набросил его на плечи, не застёгивая. Они вышли на ступени, под защиту небольшого навеса. Дождь хлестал вовсю. Девушка, дежурившая на входе, видя бесцельность своего стояния здесь, покинула боевой пост и отправилась в поисках удачи внутрь заведения.        

- Пойдём в машину, - сказал Бита.            

Лёве всё это нравилось меньше и меньше с каждой минутой.      

Машина стояла в двух шагах, поэтому, намокнуть они не успели.        

- Что случилось? – спросил Лёва, аккуратно усаживаясь на сидении, чтобы не помять пальто. Он примерно догадывался, что неприятности произошли у ребят Матвея и его девушек, но, какие, сейчас представить не мог.        

- Сегодня наши бойцы брали у тебя девчонок, - начал Бита.       

- Пять человек, сегодня в Завражном, - подтвердил Лёва. – Всё так. А в чём подвох?     

- Четыре человека, Лёва. Четыре девочки.        

Райзману не приходилось разжёвывать. До него доходило с первого раза.            

- Кто? – спросил он, чувствуя, как сбываются его худшие подозрения.          

- Инга, - ответил Бита. – Так вышло, Лёва. Несчастный случай, никуда не денешься.        

Райзман кивнул. Да, конечно, несчастный случай. Кто ж спорит, Боже мой, пусть будет несчастный случай. Только скажите мне, пожалуйста, что теперь с этим случаем делать.                

- С девушками я уже говорил, - продолжал Бита. – Теперь твоя очередь.         

- Где они? – отозвался Лёва.        

- Здесь, - Бита показал на «Снежок». – Прокачаешь их ещё раз. Объясни им на пальцах, что молчание в их собственных интересах. Если кто-то начнёт трепать языком, с ним будет отдельный разговор. Разговор долгий, тяжёлый и с неприятными последствиями.      

- Ну, хорошо, а …           

- Дальше. Для всех остальных – Инга уехала. Вышла замуж, оставила работу и уехала. Куда, ты не знаешь. Расстались мирно и полюбовно. Ферштейн?         

- Натюрлих. Работу я проведу, будьте спокойны. А ты уверен, что информация не уйдёт где-то там, с вашей стороны?            

- Об этом я позабочусь. Пацаны будут молчать как камни. Теперь главное. Что ты знаешь о её семье?          

- У неё нет семьи.           

- Лёвушка, я понимаю, что девочки у тебя из незамужних. Я имею в виду родителей.     

- И я имею в виду родителей. У меня, как ты понимаешь, отдела кадров нет, и документов на своих девочек я не завожу. Но, кое-что я, всё-таки, знаю. Видишь ли, мне иногда приходится подстраиваться под их отношения с родителями.        

- Так, сиротка, значит, - на подобную удачу Бита даже не рассчитывал. - Ты это точно знаешь?         

- Ну-у, никогда нельзя быть полностью уверенным в чём-либо, - с еврейской осторожностью ответил Лёва. – Но, насколько я помню, она сама говорила.          

- Так. А другие родственники? Братья, сёстры, тёти, дяди, бабушки, дедушки?     

Лёва развёл руками.             

- Ладно, разберёмся. Мне нужны имена твоих девочек, которые с ней контачили.    

- Это трудно. Дело в том, что мои девочки не особенно общаются друг с другом. А Инга, вообще, держалась отдельно от остальных.      

- Но, кто-то же был к ней ближе, чем другие.         

Райзман помолчал, перебирая в уме свой контингент. Прошло минуты полторы, прежде чем он начал выдавать информацию.       

- Пряхина и Роденко, Ирина и Наталия. Но, они обе сейчас на заказах. Будут завтра вечером, либо, если очень надо, можно достать их у себя, утром.       

- Кто из них Сандра?    

- Ирина, - ответил Лёва, ничуть не удивляясь осведомлённости Биты.        

- Да, кстати, как фамилия Инги?       

- Подольская. Подольская Инга Семёновна.       

- Адрес?         

Адрес Лёва выдал без запинки, одним духом. «Интересно, - подумал Бита, - у него что, компьютер в голове с данными на всех подопечных?»             

- Своя квартира?         

- На свою пока ещё не заработала. Снимает.          

- Уже легче. Снимает через тебя?          

Лёва скромно кивнул головой.      

- Кто хозяева?              

- Они уехали. Сейчас в Германии. Будут там ещё месяцев восемь.        

- Завтра подъедешь туда вместе с моими людьми, соберёте вещи. Покажешь, что брать.        

- Об чём речь? Сделаем.        

Видимо, Лёва уже подсчитывал, сколько он будет иметь с нового жильца за оставшиеся восемь месяцев.         

- Давай адреса своих девчонок.        

Вспомнить адреса Ирины с Наташей Лёва смог с небольшой задержкой, поскольку к их квартирам не имел никакого отношения.      

- Ну, хорошо, - сказал Бита, - на сегодня всё. Но, напоминаю ещё раз, соберёшь своих и поговоришь с ними. Поговори серьёзно. И, в первую голову, с теми четырьмя, кто был сегодня. Гробовое молчание лучше загробной жизни.          

- Да ладно тебе. Мы всё понимаем. Девочки же не первый день замужем.        

Они пожали друг другу руки. Лёва вышел из автомобиля.        

- Удачи, - сказал он, закрывая дверцу. И пошёл к ступеням «Снежка», выпрямившись под хлещущими струями дождя.       

Бита включил дворники и закурил сигарету. «Удача, - подумал он, выезжая на проспект, - это то, что нам сейчас нужно. Ко всем проблемам ещё разгребать и это дерьмо. Чёрт бы побрал Шиза и всех жопоголовых!»           

 

30.

Бывают дни, которые вроде бы ничем не выделяются в череде таких же, подобных им. И солнце светит ничуть не ярче, и трава не зеленее, и воздух не чище. А человек чувствует себя так, словно внутри у него воздушный шар, и, кажется, оттолкнись ногою от земли, и взлетишь ввысь, к небу, раскинув руки, растворяясь в его глубине. И, слава Богу, что этого не происходит. Меньше работы коммунальным службам. Достаточно того, что все памятники в городе загажены голубями.           

Подобное же щекочущее чувство испытывал на следующее утро Женя, колеся в «жигулёнке» к центру, где им с Пецем предстояло получить своё задание на сегодняшний день. Природа этого чувства была вполне объяснима, поскольку, происшедшее накануне, было не просто эпизодом в его жизни, а Событием, причём с большой буквы.        

Вспоминая прошедший вечер, Женя чувствовал, как тёплая волна, начинаясь от сердца, окатывает всё его тело. Снова и снова перебирая в памяти эпизод за эпизодом, он катил по улицам города и чувствовал, как широкая идиотская улыбка, время от времени, появляется на его лице.        

Пытаясь рационально разобраться, насколько это было возможно в его состоянии, в происходящем, Желток догадывался, что здесь ему мало что светит. Хотя разговор об этом впрямую не шёл, но было понятно, что Зоя – девушка Матвея. И телефонный звонок вечером был, судя по всему, от него. Утром Зоя намекнула Жене, чтобы не трепал языком, если не хочет неприятностей на свою голову. Чего, собственно, Женя и не собирался делать. Он не имел обыкновения рассказывать о своих отношениях с женщинами кому-либо. Даже Витьке за бутылкой водки.             

Желток загнал «шестёрку» на стояночную полосу возле торгового центра. Пеца на месте ещё не было. Шиз тоже не просматривался. Желток от души выругался по поводу того, что так спешил, когда времени, оказывается, ещё навалом. Что, впрочем, ничуть не омрачило его настроения. Он пристроился в куцую очередь к кафе-палатке и взял отечественный вариант хот-дога, представляющий собой булочку с горячей сосиской, скупо политой польским суррогатным кетчупом. Следя за тем, чтобы не ляпнуть кетчупом на куртку, он отошёл в сторонку и, щурясь на ярком утреннем солнышке, выглянувшем после затяжного ночного дождя, принялся совмещать ожидание с утолением голода.         

Булочка давно закончилась, появился Пец, а Шиза всё не было. Желток с Пецем обошли все точки по кругу, прошлись по этажам торгового центра, убивая время, выкурили полпачки сигарет и начали подумывать о том, не оставили ли их на сегодня без работы в связи с какими-то происшествиями. Пец всё порывался найти кого-нибудь из своих, но, как назло, никто не попадался, а звонить, скажем, Бите, ему было стрёмно.      

Шиз появился к обеду. Окинув Женю и Пеца тяжёлым взглядом, будто те были объектами возможного наезда, он буркнул:       

- Шо прохлаждаетесь? Где машина?              

Сегодня утром он получил такой пистон от Биты, что в заднице свербило до сих пор. Мало того, что на него наложили штраф, по меркам Шиза огромный, так ещё его лишили основной работы и поставили в группу двоих лохов, что было для Шиза непереносимым унижением. И Бита пообещал, что этим дело может не ограничиться. А бойцы, по милости Шиза проведшие насыщенную ночь, окрысились и готовы были разорвать его на части, предварительно поставив раком. В общем, образно выражаясь, вместо ослепительной улыбки фортуны, перед Шизом замаячил её анус, нагоняя на него тоску и пессимизм. Подобные чувства Шиз всегда готов был разделить с окружающими, и сейчас он мрачно бухтел в спины садящихся в машину Пеца и Жени:         

- Ты ногами это… сука… перебирай быстрее. Я вам устрою отдых. Бобиками сейчас, блин, забегаете у меня.        

День для Жени и Пеца обещал быть насыщенным и интересным.         

 

31.

- Не, откуда у неё родичи? Она ж аляховская.         

На улице Аляховского находился детский дом №1, прозванный в народе «аляховской дачей». Соответственно название прилипало и к воспитанникам этого богоугодного заведения.          

- Так-так-та-ак. Это по слухам, или сама сказала?       

- Сама. Мы с ней, как-то, за жизнь разговаривали, ну, и в разговоре, я уже не помню, как там было…        

Ирина сидела на табуретке, изо всех сил пытаясь держать открытыми слипающиеся глаза. Бита выдернул её прямо из постели, куда она залегла после трудовой вахты. Опухшее со сна лицо Сандры без привычной косметики казалось сейчас блёклым и сереньким.           

- Ладно, родителей, значит, нет. Ну, а за дальних она ничего не говорила? Знаешь, там бабки-дедки?           

Ирина пожала плечами и душераздирающе зевнула.            

- А чёрт его знает! Мы про них не вспоминали. Может, и есть, я не знаю. Хотя, по-моему, старики внуков не бросают. Не то, что мамы. Так что, если бы они были у неё, член бы она в детдоме сидела.          

- Логично, - согласился Бита. – А она точно в аляховском воспитывалась? Может, в другом где? У нас же их несколько.          

- Точно, точно. Она мне именно про аляховский говорила. Я ж помню.      

- Ну, тогда всё. Ложись досыпай, труженица.           

Сандра с трудом поднялась с табурета, запахнула халат, хлебнув что-то непонятное из объёмистой чашки, стоявшей на столе. Затем, провела Биту к входной двери.           

- Так, а чего там с ней-то? Вы чего про неё распрашивали? А?           

Вопрос, наконец-то, возник в её затуманенных сном мозгах.           

- Уехала она. С хахалем. А Лёве осталась должна. Лёва, всё-таки, наш человек. Вот и пытаемся помочь. Думали, может, к родителям двинула. Ну, а раз нет, так нет. Да там, собственно, мелочь. Так что, Лёве и расстраиваться нечего.           

- Надо же, - удивилась Ирина. – Круто! Ты смотри, и, главное, никому ни слова! Ничего себе, Инга дала! Ну, Лёве-то ничего, он своё ещё наварит.          

- Пока, - попрощался Бита.            

Ирина закрыла за ним дверь, не переставая удивляться прыткости подруги, обзавёвшейся мужиком, спрыгнувшей отсюда, да ещё и наказавшей Лёву на какую-то сумму.          

 

32.

У воспитанников детдома нет родителей. То есть, у некоторых они всё-таки имеются, но, как-бы, на другой планете. Поскольку всё общение их со своими чадами длится считанные часы, реже дни, начиная с момента рождения. А дальше с этими чадами общается уже государство. Правда, ещё у некоторых имеются реальные родители, но давно и прочно забившие болт на своё потомство, а посему, лишённые родительских прав. Немногие из них, время от времени, вспоминают о своём предназначении и изредка появляются в интернате. Но, это не правило. Это исключения.          

Вместе с тем, отсутствие родителей ещё не означает отсутствия близких родственников. Более того, родственников любимых и любящих. Просто эти родственники не имеют возможности взять к себе детдомовского воспитанника. Поскольку сами в этом же детдоме и содержатся.          

У Инги Подольской был брат. Младший. Разница между ними составляла три года. Когда Инга вышла из «аляховской дачи» и переселилась к троюродной тётке, жившей в их городе и нуждавшейся в присмотре, по причине преклонного возраста и болезней, она забрала младшего Саню с собой. Работая санитаркой в ближайшей больнице, Инга поступила на вечернее отделение в медучилище. Саня же ходил в обычную среднюю школу. А тётка через полгода склеила ласты, оставив квартиру в их полное распоряжение.             

Через год Сашка пошёл в ПТУ. Окончив его, устроился на завод. Через восемь месяцев его забрали в армию. За это время Инга получила диплом. Из санитарки она превратилась в медсестру, но проработала в новой должности лишь полгода. Зарплату начали задерживать, средств не хватало даже  на квартплату, а тут появился Лёва. Инга не была закомплексованной девушкой, детство в интернате любого излечивает от комплексов, поэтому, предложение Лёвы не встретило особого морального сопротивления. Однако, всё же, когда Саня вернулся из армии, она не решилась сказать ему правду о своей новой «профессии». Сашка был уверен, что сестра продолжает работать в больнице. А Инга сняла через Лёву квартиру и съехала со старой, оставив её в полное Сашкино распоряжение. Иначе трудно было бы объяснить, почему ей всё время приходится работать в ночную смену. Виделись они теперь реже, у каждого была, как бы своя, жизнь, но иногда, всё же, забегали друг к другу.              

Вернувшись из армии, Саня отгулял месяц, присматриваясь к обстановке. Завод, на котором он работал до призыва, сделал последний выдох из своих труб ещё за год до Сашкиного возвращения, и благополучно скончался. Сотни людей лишались работы, вливаясь ручейками в море аутсайдеров, оказавшихся, неожиданно для себя, на обочине жизни. Некоторые из них, более активные, заполнили другие ниши, дающие возможности к существованию, многие же, следуя по течению, перебивались случайными заработками и скудными субсидиями, еле сводя концы с концами.      

В общем, картина, представшая перед Саней, оказалась серой и безрадостной. Профессиональными навыками он не успел овладеть в достаточной степени, чтобы работать на заказах. Перепродажа на толкучке, как способ получения средств к существованию, его не прельщала. А, поскольку парнем он был очень крупным, оставалось использовать свои физические данные.      

Когда Сане предложили войти в бригаду, он не возражал. Хотя Инге ничего об этом не сказал, уверяя, что подрабатывает по случаю. Таким образом, получилось, что ни брат, ни сестра не подозревали об истинном роде занятий друг друга. Кто знает, сколько это могло бы продолжаться, но на данный момент дела обстояли именно так.     

Бригада, в которую взяли Саню, входила в группировку Матвея. Прозвище, закрепившееся ещё с детдомовского детства, так и осталось за ним до сих пор. Его звали Симон.         

 

33.

- Какая Инга? Здесь Инга не живёт, - сказал парень в спортивном костюме и тапочках на босу ногу, глядя на Симона.         

Слова были, вроде бы, понятны, но, смысл их никак не мог до него дойти. Симон ещё раз посмотрел на номер на двери, думая, что у него случилось помутнение сознания, и он ошибся этажом. Единственно приемлемое объяснение.        

- Что, значит, не живёт? Эй, эй, подожди…         

Симон придержал закрывающуюся дверь. Парень пожал плечами.         

- Может, она раньше жила здесь? Мы только второй день как переехали.                

За его спиной, в знакомой Симону прихожей, действительно грудами высились нераспакованные вещи, свидетельствующие о недавнем переезде.           

- Как переехали? – ошарашенно спросил Симон, окончательно сбившись с толку. – А ты разве не хозяин?                  

- Хозяин квартиры? Да ты чего, поехал? Я ж тебе русским языком говорю, мы её три дня, как сняли. Вот вчера только начали переезжать.        

- А где девушка, которая жила здесь до вас?          

- Ну, откуда я знаю? – раздражённо бросил парень. – Я понятия не имею, кто здесь когда-то жил. Квартира была пустая, когда мы въезжали.        

Он захлопнул дверь. Симон постоял несколько секунд, глядя на шляпки декоративных гвоздей, образующие узор на дерматиновой обивке. Затем повернулся и начал медленно и осторожно спускаться вниз по лестнице. Выйдя во двор, он закурил, и присел на край детской деревянной песочницы. Налетевший ветерок обдувал стриженный затылок Симона, который сидел и пытался привести мысли в порядок.            

Происходящее было непонятным и необъяснимым. Квартира принадлежала женщине, работавшей в одной больнице с Ингой. Та с мужем двинули куда-то за бугор, вроде бы к чехам, а Инге оставили ключи и попросили присмотреть за хатой, пока их не будет. Так вот и получилось, что у него и у сестры вышло по отдельной квартире. Теперь же, выходит, те выпроводили Ингу и взяли каких-то жильцов. Но, ведь они ещё год, или около того, должны быть в отъезде. Разве, может, кто-то из них приезжал вот сейчас? Но, всё-таки, непонятно, куда же делась Инга. Если её выселили, то она должна была вернуться домой. Последний раз Симон видел сестру неделю назад, когда она заходила к нему узнать, как дела. Тогда всё было в порядке. По крайней мере, ни о каких переменах в своей жизни Инга не говорила. Если она у кого-то из своих подруг (Симон, вообще-то, не знал, были ли у его сестры подруги, или нет), то в любом случае она бы зашла предупредить, что по старому адресу она уже не живёт и где её теперь искать. Правда, если это случилось всего пару дней назад, может, она ещё, просто, не успела. Хотя, это вряд ли.       

Симон покрутил головой. Чёрт! Ни фига не понятно. Мысли тыкались в разные стороны, как слепые котята. Никакого разумного объяснения в голову не приходило. Единственное, что оставалось делать Симону, это найти Ингу на работе и поговорить. Пусть сама объяснит, что произошло.

У него ушло сорок минут на то, чтобы добраться к постаревшим пятиэтажным корпусам третьей городской больницы. Симон зашёл в просторный холл приёмной. Здесь было довольно людно, ходили посетители в верхней одежде с пакетами и сумками в руках, мелькали пациенты, находящиеся на лечении, разговаривали женщины в домашних халатах, курили мужчины в пижамах и наброшенных сверху куртках, иногда среди них пробивались белые халаты обслуживающего персонала. В воздухе стоял специфический запах медикаментов, хлорки, иода, болезней, страданий, тревог и смерти.               

Симон подошёл к окошку, за которым сидела молоденькая девушка, похожая на неоперившегося птенца.           

- Мне нужна Подольская, Инга Семёновна, - сказал он, наклонившись к полукруглому вырезу в стекле.         

- Вы знаете, в какой она палате? – прочирикало создание, сидящее с той стороны.   

- Она не лечится. Она работает у вас. Медсестрой.           

- А в каком отделении?          

Симон замолчал. В каком отделении она работает, он, как-то, не интересовался, а Инга ему не говорила. Он попытался припомнить, где она работала в бытность свою санитаркой, но ничего в голову не приходило.        

- В хирургическом, гинекологическом, терапевтическом? – попыталась прийти ему на помощь птичка.        

- Да не знаю я. Чёрт! А спросить не у кого?          

- Обратитесь в отдел кадров, - терпеливо посоветовала птичка.          

- А где это? – поинтересовался Симон.            

- В одноэтажном здании за нашим корпусом. Обогнёте сейчас эту сторону, дойдёте до угла и там увидите, с правой стороны.         

Симон хмуро поблагодарил сестричку, высказавшую такое радушие и готовность помочь, и собрался уже отваливать, когда она остановила его пронзительным писком:    

- Ой, вон Марта Степановна идёт! Может она вам поможет. Марта Степановна! Марта Степановна! Вот человек не знает, как ему свою знакомую найти.           

- Сестру, - поправил Симон. – Она у вас медсестрой работает, только я не знаю в каком отделении.       

Строгая седая дама, лет шестидесяти, в белом, накрахмаленном до треска, халате, смерила взглядом Симона:      

- Как её фамилия?        

- Подольская.          

Лёгкое удивление мелькнуло в глазах женщины.             

- Инга? Она у нас уже не работает.        

Час от часу не легче! Из квартиры ушла, с работы уволилась. Чёрт знает, что с Ингой происходит!          

- И давно?           

- Да уже месяцев восемь, наверное.           

Вот это да! Такого поворота Симон не ждал.        

- Ско-олько?           

- Восемь. А может и девять, точно не скажу.          

В глазах женщины читалось недоверие к тому, что Симон является братом Инги. Ничего себе брат, который не знает, где работает его сестра.           

- А вы это точно знаете? – на всякий случай переспросил Симон.        

Женщина поджала губы и выставила подбородок.        

- Абсолютно. Она работала у меня в урологии. Я ещё попросила её задержаться на недельку, чтобы мы нашли замену.          

- Постойте, постойте. А у кого из ваших она присматривала за квартирой, вы случайно не знаете?          

- Что значит «присматривала»?        

- Ну, кто-то из ваших сотрудников поехал за границу и попросил Ингу посмотреть за квартирой. Женщина какая-то с мужем, она работает у вас.                  

Марта Степановна покачала головой.      

- Никто из наших за границу не уезжал. Поехал Красносельский, из терапевтического, но у него в квартире семья. Жена, дети. Ещё поехали две девочки из онкологии, но они живут с родителями, и никого за квартирой присматривать не просили.      

- Спасибо, - ошарашенно поблагодарил Симон.    

- Пожалуйста, - корректно ответила Марта Степановна, ещё раз смерив его взглядом.       

- Любочка, - обернулась она к девушке за стеклом, - если прийдёт Николай Фёдорович и будет меня спрашивать, я сегодня на втором до четырёх часов.      

- Хорошо, Марта Степановна, - прочирикала Любочка.        

Симон, утратив к ним всякий интерес, вышел из дверей больницы, спустился по ступенькам и медленно побрёл по дорожке. Он заметил невдалеке свободную лавочку и направился к ней. Требовалось обдумать положение.       

Инга исчезла. Получается, что Инга исчезла. Причём, это произошло уже восемь или девять месяцев назад. А та девушка, которую он видел всё это время, вернувшись из армии, только прикидывалась его сестрой, ведя на самом деле какую-то свою, незнакомую ему жизнь.      

Тьфу ты! Полная шизня. Симон прикурил от дешёвенькой китайской зажигалки, глубоко затянулся и выпустил клуб синеватого дыма. Он, ведь, спрашивал её, где она сейчас работает, и Инга ответила, что там же, где и раньше. А, выходит, что она сменила место работы, ещё, когда он был в армии.Хорошо, пусть она поменяла работу, а он пропустил это мимо ушей. Но, на квартире-то её нет! Нехорошее чувство, свернувшееся клубком в груди Симона, не отпускало его. Положим, два дня на то, что она не успела предупредить его. Сегодня второй из них, как раз, истекает. Но, если и завтра она не объявится, ему придётся перевернуть весь этот долбаный город в поисках своей сестры.     

Симон отправился домой и безотлучно просидел там до конца дня у старого телевизора. Утром, уходя на точку, он попросил соседку, если та увидит Ингу, передать ей, чтобы она оставила ему записку.            

 

34.

То, что Зоя услышала о смене замка, сперва никак не связывалось у неё с Женей.    

Информация дошла до неё абсолютно случайно, в обрывочном состоянии, как кусочки мозаики, рассыпанные в беспорядке по полу и не представляющие единой картины.           

Суммы, получаемые сборщиками, стекались к одному человеку, казначею. Хотя, всеми средствами распоряжался единолично Матвей, прибегая к услугам оплачиваемых им экономистов и аналитиков, многие из которых имели по два диплома о высшем образовании, но «чёрную» наличность он предпочитал держать не у себя, а у того же казначея, откуда она перевозилась по мере надобности. Казначеем Матвея был Больман, известный тем, что являлся самым несгибаемым из сборщиков и мог выколотить деньги из любого заартачившегося клиента. Евреем Больман не был, по паспорту он являлся Прохоровым Сергеем Григорьевичем, а прозвище своё заработал сходством с Юрием Визбором и врождённым дефектом. Вместо «р» он выговаривал «л». На кликуху Больман не обижался, так как не страдал антисемитизмом, и одинаково бил морды евреям, украинцам и русским.         

Дом, в котором жил Больман, был обнесён высоким металлическим забором, оснащенным системой охраны. Ворота открывались при помощи кодового устройства, сработанного в Германии, при этом, в доме звенел звонок, возвещавший о приходе посетителя. Лица, не знающие цифрового набора, общались с хозяином при помощи переговорного устройства. В этом случае ворота открывались из дома системой дистанционного управления. Или не открывались. Это, уже в зависимости от посетителей.         

Но, техника, как известно, рано или поздно может дать сбой. Даже немецкая. Особенно, если она установлена нашими умельцами. В один прекрасный день замок на воротах Больмана отказался их открывать и, в знак протеста, включил сигнализацию в доме. Сам Больман, сидя в машине, тыкал пальцами в кнопки пульта дистанционного управления и матерился сквозь зубы.           

Систему пришлось убрать, заменив тоже германской, но другой фирмы и нового поколения. С двойной системой защиты, исключавшей возможность подобных неполадок. Запор открывался опять-таки путём набора шестизначного цифрового кода.         

Бита, которому Больман продемонстрировал новую систему, охарактеризовал последнего в приватной беседе с Матвеем в коротких и крайне энергичных выражениях:      

- Представляешь, бля, какой код этот мудак ввёл в систему?      

- Ну? – немногословно поддержал разговор Матвей.                 

- 031161. Свой день рождения.          

- Тьфу, блин, - поразился Матвей. – Действительно, мудак. Ему что, в фирме не объяснили, чтобы не кодировался датами, номерами телефонов, машин и подобной парашей?           

- Он говорит, что по-другому может не запомнить, и опять навертит чего-то, что поднимет на ноги всю охрану.        

- Пусть мозги лучше тренирует. Бабки считать умеет, а цифры запомнить, так голова слабая. Ты ему сказал, чтоб хернёй не маялся, а код сменил?       

- Больман твой человек, не мой. Он тебя слушает. Вот ты ему и скажи.    

- Скажу, - проворчал Матвей. – Я ему так скажу… Мало того кипеша было, чуть стрельбу на весь город не подняли, так он опять со своими примочками. Мог бы совсем тогда свои ворота не закрывать. Однохерственно.             

Разговор шёл в доме Матвея, сам на сам, по крайней мере, так считалось. Хотя в доме находилась обслуга и охрана, но рядом в тот момент никого не было, и никто их не слышал. Почти никого. Зое, поправлявшей макияж всего в двух шагах от них в ванной комнате, было слышно всё от слова до слова. Признаков жизни она не подавала, а когда Матвея позвали к телефону, и они с Битой поднялись наверх в кабинет, даже не взглянув в её сторону, Зоя спокойно вышла, и направилась к бару. Произошло это не специально, а просто так, по случайности. Да и, по правде говоря, никакого значения услышанному Зоя в тот момент не придала.        

Вторым из кусочков мозаики было то, что шёл конец месяца, и к Больману вот-вот должны были начать стекаться деньги от сборщиков.         

Третьим фрагментом картины была операция по продаже партии опиума-сырца полякам, которые должны были переработать его у себя и перегнать дальше, в Германию. Партия была по международным меркам небольшой, но для их региона и не из самых мелких, и тянула на сотню тысяч «зелёных». Сырьё поставил Хасан, получив его по своим каналам, а переправлять в Польшу Матвей собирался через белорусскую таможню, где у него было своё «окно».           

Об этой сделке, естественно, не распространялись даже среди своих. Посвящён был только узкий круг людей, задействованных в операции: Бита, помогавший Матвею прорабатывать детали, двое человек, отправившиеся с товаром, Больман, который должен был получить деньги, и ещё несколько человек, осуществлявших прикрытие. Зоя в число посвящённых не входила. Но она знала, что у Хасана куплен некий товар. Толян Рыжий сказал ей, что несколько дней их с Серёгой не будет при Матвее, они собираются совершить круиз по Поляндии. Про «окно» возле Бреста Зое было известно уже давно. Сложить это всё в одну кучу не составляло особого труда. А брошенное мимоходом Матвеем замечание о «куске зелени» помогло нанести завершающий штрих.           

После этого Зоя действовала уже целенаправленно. Не задавая, боже упаси, прямых вопросов, ведя окольные разговоры, запоминая детали и отсеивая всё несущественное, она смогла составить общее представление о том, что и как будет происходить.       

Серёга с Рыжим должны вернуться вечером в среду. На вокзале их встретят люди Биты. Значит, начиная со среды, деньги будут находиться у Больмана. Кроме того, с понедельника начинается сбор взносов. Он длится до пятницы. А в пятницу вечером Больман должен будет передать «нал» Матвею. Для этого к нему отправится машина с двумя вооружёнными людьми, которые заберут бабки и перевезут их к «папе». В субботу же Матвей встретится с прибалтами, к которым он имеет «интерес». И, если переговоры пройдут успешно, эти бабки пойдут им.      

Механизм транспортировки денег был в общих чертах Зое знаком. Два человека, Гоша, Толян, Серёжа или Сова, из приближённых, отправлялись на машине к Больману. Зная код, они въезжали внутрь и подъезжали к самой двери, где Больман, или его люди, передавали им деньги. Затем машина двигалась в обратном направлении. Оба человека, находившиеся в ней, были вооружены и не должны были останавливаться в городе ни под каким предлогом.        

Идея, к которой мало-помалу пришла Зоя, была безумной по своей сути. Но, мало того, что безумной, для её выполнения нужен был человек, готовый пойти на риск, человек, который, в случае необходимости, пустит в ход оружие, человек, у которого хватит решимости довести начатое до конца.       

Такого человека у Зои не было. У неё был только Желток. Единственная карта, которую ей предстояло разыгрывать. Так что, выбирать или ждать другого подходящего случая ей не приходилось. Зоя надеялась, что ей удастся убедить Женю выполнить план, созревший в её голове. Единственное, о чём она догадывалась, но не знала наверняка, это то, что, несмотря на все свои «не боюсь», Женя всё-таки оставался полным и законченным трусом.             

 

35.

Матвей встретился с Демьяновым за городом, подальше от любопытных глаз, где начинался лесной массив, охватывавший два соседних района. Они неторопливо прогуливались между соснами по дорожке, ведущей к областному санаторию, который в это время года бездействовал.       

- В четверг вечером вот по этому адресу, - Матвей вынул из кармана бумажку и протянул её полковнику.       

Тот прочитал написанное, несколько секунд помолчал, запоминая, затем вынул из кармана зажигалку и поджёг листок.       

- Кто это? – спросил Демьянов о человеке, чьё имя было написано на бумаге, которую сейчас жадно поглощал язычок пламени.           

- Так, деловой. Из средних. Гости будут у него около десяти. Приготовьтесь к встрече.     

- Сколько их?       

- Трое. Но взять вы должны только одного. И, желательно, чтобы никто из них ничего не сказал. Особенно при ваших людях.          

- За моих людей не беспокойся. Это моя забота. За своих тоже. Они не пустыми придут?     

- У каждого будет пушка.           

- Тогда порядок. Лягут там же на месте. Как они по части стрельбы?        

- Один в курсах, но стрелок так, средний. Двое остальных - вообще по нулям. Ствола в руках не держали.              

Демьянов кивнул.            

- Моим - это раз плюнуть. Замочат в момент, пусть только войдут в хату.           

Некоторое время они прогуливались, обсуждая детали. Матвей подробно описал Шиза, Пеца и Женю. За день до этого он специально подъезжал к точке, где Бита показал ему Желтка. Матвей, не выходя из машины, внимательно рассмотрел и запомнил этот будущий подарок ментам, а заодно посмотрел и на Пеца, которого почти не знал, так как видел всего пару раз, и то мельком. При случайной встрече Матвей даже не смог бы сказать, его это человек или нет.         

- А этот, который останется, он что-нибудь знает? – спросил Демьянов.       

- Ничего, - ответил Матвей. – Так что, можете колоть его со спокойной душой. И, между прочим, вы его легко сможете пристегнуть к вашему делу. Пушки, которые будут с ними, засвечены на Вознесенском. А, кроме того, есть ещё кое-какие детали. Вам стоит только копнуть.         

Матвей имел в виду присутствие Желтка на месте преступления как раз перед убийством, но не стал ничего уточнять. Пусть менты сами копают.                                          

- Ну, там уже разберёмся. Нам главное его со стволом на хате накрыть, а раскрутить потом - это не проблема.                                                                                                                                                                                                          

- Ещё какие-нибудь вопросы есть? – спросил Матвей. – Что-то неясно?     

- Только одно. Откуда у них эти пушки?          

Матвей помрачнел.      

- Ну, это уже наше дело.       

Демьянов кивнул.         

- Я так и думал. С самого начала весь расклад ложился в вашу сторону. Ведь «Астра» теперь твоя?         

Матвей остановился.     

- Ты куда гнёшь?        

- Никуда.           

- У тебя будут люди с железными доказательствами, чего ещё надо? Они не имеют к нам никакого отношения.      

- Ну, это конечно. Ладно, проехали.     

Они опять медленно двинулись по тропинке.             

- Я сегодня пущу информацию по начальству, - сказал Демьянов. – В четверг группа будет на месте. Главное, ты не проколись.       

- Они будут. Это железно.       

- Ну, смотри.             

Матвей с Демьяновым вернулись назад к своим машинам. Прощаясь, они лишь кивнули друг другу, не подавая руки. Просто случайно встретившиеся на тропинке два человека, не имеющие ничего общего, перебросившиеся парой простых необязательных фраз. А то, что этими фразами они зачеркнули жизнь троих людей, не может, и не должно, никого интересовать.              

 

36.

Инга не появилась и на следующий день. Поэтому, в среду Симон с утра забежал к пацанам и предупредил, что его не будет. Красавчик, бригадир Симона, с неохотой выслушал его рассказ о семейных проблемах и, кривя губы над жёлтыми фиксами, сказал:             

- Ну, вали, если тебя так припёрло. Но учти, бабки за этот день я с тебя снимаю.     

Стоял конец месяца, горячая пора и людей не хватало. Но мысли о бабках сейчас мало занимали Симона. Его голова была занята Ингой, её исчезновением и тем, что же всё-таки происходило с ней за эти последние месяцы.       

Начать Симон решил оттуда, где уже побывал – с квартиры, где жила Инга. Пока это была единственная ниточка, которая могла привести к людям, знающим Ингу и могущим хоть что-то сообщить о её теперешнем местонахождении.          

Симон не знал, что его ждёт, и какие разговоры ему придётся вести, поэтому решил на всякий случай взять с собой оружие. Оружие Симона заключалось в широком армейском ноже, с двадцатисантиметровым лезвием из высококачественной стали, и пластиковой, удобной для захвата, рукояткой. Пушки у него не было, о чём Симон пожалел, могла бы пригодиться. Но бегать искать ствол он не стал. Тем более, что, подсчитав наличность, убедился - на нормальную «дуру» у него не хватит, а покупать газовик смысла нет. В случае чего, придётся обходиться ножом. Тем более, что им Симон владел довольно неплохо.          

Нож помещался в широкие ножны, которые Симон прицепил сзади на ремень. Накинув куртку, он осмотрел себя в древнем, образца 50-х годов, тёткином трюмо, убедился, что всё выглядит как надо, нигде ничего не выпирает, и покинул квартиру.           

Дверь в доме по Красноармейской ему открыл тот же парень, с которым он разговаривал два дня тому. Видно было, что он пришёл недавно, так как не успел ещё переодеться в домашнее.             

- Вам кого? – спросил он, не сразу признав человека, стоящего на пороге.   

- Я по поводу своей сестры. Она жила здесь до тебя, - сказал Симон, не ожидая приглашения, и зашёл в квартиру. Парень машинально посторонился, давая дорогу. Видимо, у него было мало опыта по выбрасыванию нежелательных гостей из дома, поэтому сейчас он стоял, глядя на вошедшего Симона, и не знал, как ему поступить.     

- Я же вам говорил, что никакой девушки здесь не было, и мы в глаза её не видели.     

- Вы когда въехали?        

- Двадцать второго, - с секундной заминкой ответил парень. Он чувствовал угрозу, исходящую от Симона, и мысли, занятые ею, не очень хорошо справлялись с простыми вопросами.      

- А где хозяева?        

- В отъезде.       

- За бугром?      

- Вроде бы. Я точно не знаю, но сказали, что работают по контракту.      

- Значит, ты их не видел?      

- Нет.     

- Через кого ты снял квартиру?         

- Знакомый помог.       

- Кто такой? Имя, как найти?       

- А почему, собственно, я вам должен это говорить? – сделал попытку поднять восстание парень.       

Восстание было немедленно подавлено. Симон взял его за свитер на уровне живота в кулак и, повернув пригоршню на сто восемьдесят градусов, притянул к себе. Приблизив своё лицо так, чтобы брови при этом у обоих почти соприкоснулись, Симон процедил:    

- Потому, что мне это нужно. Очень нужно. И я тебя спрашиваю по-хорошему. Очень вежливо. Пока. Но если ты хочешь, чтобы разговор был трудным…      

Хотя парень был лет на шесть старше, его фигура не шла ни в какое сравнение с крепкой рамой Симона, поэтому, делать разговор трудным у него желания не возникало.        

- Да ладно, какие проблемы? В самом деле, что мы из-за пустяков будем шум подымать? Его зовут Лёва. Это…                   

- Где живёт?        

- Улица академика Патона, дом, не помню, кажется двадцать шесть. Большая девятиэтажка сразу возле круга.          

- Та, что за стелой? – уточнил Симон.           

- Да.         

- А квартира?        

- Тридцать четыре.         

- Где его найти, кроме как дома?        

- В центре. В «Снежке» он часто бывает.        

Симон немного помолчал. Он выпустил свитер парня, и тот сейчас нервно разглаживал вздувшийся на животе пузырь.       

- Когда он тебе сказал про квартиру? – наконец спросил Симон.       

- Двадцать первого. Я его давно спрашивал, нет ли чего подходящего. А то мы с женой жили у её стариков, а там тёща - стерва натуральная, терпеть никаких сил нет. А двадцать первого Лёва позвонил и сказал, что есть хата. Мы на следующий же день и переехали.        

- Так, - сказал Симон, соображая. Он посмотрел на неудачливого зятя. – Как Лёвина фамилия ты говоришь?       

- Райзман. А что?         

- Ничего, - он помолчал и сказал ещё раз, немного глуше, - ничего. Всё в полном абажуре… Ладно, будь здоров. Живите счастливо. Привет тёще.       

Похлопав парня по плечу, Симон приоткрыл дверь, и вышел на лестничную площадку. Парень облегчённо посмотрел ему вслед и побыстрее закрылся, щёлкая замками.        

Симон не стал выходить на улицу, а, спустившись этажом ниже, остановился в пролёте между двумя площадками. Он достал из кармана сигареты и закурил. Его взгляд остановился на перилах лестницы, покрашенных тёмно-красной половой краской. Краска вытерлась во многих местах, открывая слой цвета детской неожиданности, которым перила были выкрашены ранее. Захватанные множеством грязных рук они теперь напоминали по цвету дерьмо со сгустками крови.      

Погружённый в свои мысли, Симон курил и неторопливо раскладывал в голове всё по местам. Мысли бегали серой стайкой, подобно крысам, а он ловил их за хвостики и ложил на специально отведённые им полочки, куда они намертво приклеивались.     

Последний раз Инга была у него восемнадцатого. А через три дня молодому главе семейства, находящемуся в подчинении у стервы тёщи, позвонили и предложили свободную квартиру.      

Это - первое. Второе то, что имя Лёвы Райзмана было Симону известно. Как и всем пацанам его группы. Как и многим другим заинтересованным лицам. Симон знал, что Лёва держит девочек в центре. Кроме него, в городе было ещё трое крупных сутенёров и с десяток мелких. Но, как утверждали знающие люди, Лёва был номером первым. Симон, несмотря на положение новичка в бригаде, уже принимал участие в групповухе с Лёвиными девочками, которая происходила на хате у Коляна. Девчонок тогда привёз Мурава. Взял он их, по его словам, на точке у гостиницы «Театральная».        

Какая связь между Ингой и Лёвой, Симон не знал. Хотя, вывод напрашивался сам собой. И, очередная пойманная крыса уже готовилась занять своё место на полочке. Но, Симон решил, что не стоит спешить, и задёрнул полочку шторками. Ему стало хреново, он затянулся и выбросил бычок в замызганный мусоропровод.     

Спустившись вниз, Симон вышел в вечереющий город. Весеннее тепло боролось с уходящей зимней прохладой, и он застегнул куртку на все пуговицы.         

Гостиница «Театральная» находилась в двух троллейбусных остановках отсюда.       

 

37.

Лёва Райзман заехал к Костику Симакову, который находился в сложных отношениях со своей тёщей, через полтора часа после того, как оттуда ушёл Симон.       

То, что сообщил ему Костик, было для Лёвы как удар пыльным мешком из-за угла. Нельзя сказать, что появление, невесть откуда взявшегося, брата Инги испугало его. Во-первых, Лёва мог задействовать такие силы, которые стёрли бы этого брата в костную муку. А во-вторых, он к смерти Инги не имел никакого отношения. Вина за случившееся целиком и полностью лежала на людях Матвея, а он, лично он, Лев Райзман, был здесь совершенно ни при чём.          

Так что, Лёва не испугался, нет. Но, обеспокоился, да. И, первым делом, уехав от Костика, позвонил Бите. В конце концов, это их проблема, и они должны зачищать концы.       

Биту тоже не очень обрадовало известие о том, что у Инги Подольской объявился брат, который в данный момент разыскивает Лёву. Он выругал себя за то, что поддался успокоенности и не перепроверил лично первоначальные сведения об Инге.     

- Ты же сам говорил, что у неё никого нет, - раздражённо сказал он Лёве. Не для того, чтобы перевести стрелки, а просто, чтобы спустить пар.        

- Я не говорил такого, - возразил аккуратный Райзман. – Я говорил только, что она аляховская. И родителей нет. А про брата я, как-то, не подумал.           

- Не думать – это вредная привычка, - сказал Бита, всё ещё злясь, главным образом на себя. – Ладно, не беспокойся. Завтра я его найду и всё улажу. Тебе на сегодня подогнать кого-нибудь на всякий случай?           

- Обойдусь, - отказался Лёва. – Может, он сегодня ещё и не появится.        

- Ну, смотри, как знаешь. Сегодня перебудь, а завтра можешь уже не брать в голову.    

- Хорошо.        

В вопросах типа «брать» или «не брать в голову» Лёва обходился и без чужих советов. Поэтому, он заехал к себе и захватил там маленькую изящную «Беретту-87» на восемь зарядов. Просто так, на всякий случай. Чёрт их знает, этих детдомовских. Мало ли какие тараканы у них в голове.            

Приехав в «Снежок» и распределив девочек согласно полученным заказам, он велел одному из своих ребят, короткостриженному Вовику, неотлучно быть сегодня при нём, Лёве, поскольку не исключены осложнения. Вовчик, доставлявший девочек по вызову и получавший за каждую ходку чаевые от клиентов, не прыгал от радости, а сокрушённо вздыхая, следовал повсюду за Лёвой, подсчитывая, на сколько он влетел за сегодняшний вечер.       

А вечер уже был в самом разгаре.         

 

38.

-  Это даже не глупость, - сказал Женя, - это полное сумасшествие.       

Он сидел на тахте и держал в руке бокал с вермутом. Горький запах трав щекотал ноздри и сжимал горло. Сидел он, конечно, у Зои, потому что в его квартире тахты не было.       

- Скажи лучше, что ты ссышь, - ответила Зоя.      

- Грубо, - ответил Женя. – Но, по сути верно. Ссу. Как и любой нормальный человек в этой ситуации. Каждый, у кого есть голова на плечах, не станет даже думать о подобном.      

- Во-первых, любой нормальный человек не позволит вытирать о себя ноги, - сказала Зоя. – Так не может продолжаться вечно. Ты посмотри, что Матвей делает с нами, с тобой и со мной.         

- Ну, я, положим, сам виноват, это раз. И ничего такого со мной он не делает. Это два.        

- Ещё сделает, - пообещала Зоя. – Ты думаешь, тебя зачем в группу взяли? Ты что, спец какой-нибудь непревзойдённый? Или на бойца потянешь? Ты посмотри на себя. Посмотри и подумай, зачем ты им такой нужен. Они же тебя отымеют и выставят где-нибудь, чтобы своих людей не палить. Когда почувствуешь на голове рога и поймёшь, что стал козлом отпущения, будет поздно.           

Нельзя сказать, чтобы подобные мысли не приходили в голову Жени. Но, одно дело беседовать самому с собой, находя, кажущиеся правдоподобными, объяснения и убеждая себя, что всё в порядке. И другое дело, когда тебе это говорят в лоб, открытым текстом. Тогда смысл сказанного звучит совершенно по-другому. Со-овершенно.    

- Они же не могут просто так списать долг. Для них - это просто несолидно. А взять с меня уже совершенно нечего. Вот они и дали работу, чтобы сохранить лицо, - вяло сказал Женя, делая вид, что рассматривает содержимое бокала на просвет.      

- Ты за их лицо не беспокойся, - парировала Зоя. Она забралась на тахту с ногами и, взяв «ДэУшку», уменьшила громкость телевизора.         

- Матвей своё лицо сохранит в любом случае. Особенно хорошо у него получается проделывать это за счёт других.           

- Вот-вот, - подхватил Женя. – А то, что ты предлагаешь - это всё равно, что привселюдно плюнуть в него. Да Матвей с ног собьётся, а выкопает хоть из-под земли тех, кто сыграет с ним такую шутку.   

Зоя почувствовала, что разговор поворачивает в невыгодную ей сторону.        

- А то, что привселюдно плюют в лицо нам - это, значит, в порядке вещей? Ему можно?         

Женя поставил бокал на журнальный столик, повернулся к Зое и обнял её за плечи.          

- Давай просто уедем отсюда, - сказал он, наклонив голову и заглядывая в её глаза. – Оставим это всё и уедем вместе куда-нибудь.          

- И будем жить долго и счастливо. И нарожаем кучу детей. И будем любить друг друга. И умрём в один день, - сказала Зоя, не глядя на Женю.            

Тот, почувствовав лёд в её голосе, слегка отстранился.

- По крайней мере, это лучше, чем быть найденным где-то на свалке.      

- Да? – вскинулась Зоя. – А на что ты собираешься жить? И где ты собираешься жить? И как ты собираешься заботиться о своих детях, не имея гроша за душой?      

- Я же не инвалид, - возразил Женя. – Я буду работать. У меня есть голова на плечах. Как-нибудь я вас обеспечу.        

- Как-нибудь не проходит, - горько усмехнулась Зоя. – Ты сейчас много получаешь?      

- Ну-у, - замялся Женя. – Если бы платили регулярно…      

- Так вот, дорогой мой. Переехав на другое место, ты можешь даже такой работы не найти. Ты же видишь, что сейчас творится. А…, - Зоя махнула рукой, – ты, даже, себя не сможешь содержать, не то, что семью.     

Женя провёл рукой по её щеке.         

- Зоенька, дорогая, я из кожи вон вылезу, чтобы обеспечить нам нормальную жизнь. Поверь мне, хорошая моя.          

Зоя повернулась и, в свою очередь, посмотрела ему в глаза.         

- Ну так вот он, твой шанс. И не надо даже из кожи вон лезть. Просто решиться один раз сделать шаг. Один раз в жизни. Неужели это так много?         

- Они убьют нас, - сказал Женя. - Даже если у нас получится, они найдут нас потом и убьют.             

- Да с чего ты взял, что они нас найдут?       

- Потому что мы никогда не делали ничего похожего. Я в жизни подобным не занимался.        

Тут Женя вспомнил свою попытку ограбления квартиры. У него засосало под ложечкой.       

- Каждый делает что-то в первый раз, - сказала Зоя. – Ты свою первую девушку трахнуть тоже боялся?              

- Ещё больше, чем этого, - признался Женя, действительно вспомнив свой первый опыт в этой области.          

- Ну и что? Всё в порядке? Ведь продолжаешь этим заниматься?            

Честно говоря, в тот раз не всё было в порядке, и Женя оказался не на высоте. Но рассказывать сейчас об этом он не стал.          

- Понимаешь, в том деле, если напартачишь, есть возможность поправить. А тут, если мы что-то запорем, нам придёт быстрый и полный … этот самый.         

- Ты же хвастался, что у тебя голова на месте. Вот и продумай все детали, чтобы нигде ничего не засветить.

Женя вздохнул. Легко сказать «продумай детали». Думать можно всё, что угодно. Можно выстраивать любые самые точные планы, которые пойдут псу под хвост из-за какой-нибудь мелочи, о которой ты просто не знал или упустил из виду.         

- Зоенька, - сказал Женя и придвинулся к ней ещё ближе. Зоя не сделала попытки отстраниться, но и не прижалась к нему, как обычно. Она походила сейчас на насторожившуюся кошку, которая в следующую секунду либо зашипит и вцепится когтями, либо расслабится и замурлыкает.         

- Зоенька, - повторил он. – Ну пойми же, мы просто не те люди, которые смогут это сделать. Мы по природе не такие. Понимаешь?        

- Понимаю, - Зоя с окаменевшим лицом встала с тахты и вышла из комнаты.       

Женя расстроенно выпрямился. Он исчерпал имевшиеся у него слова и доводы, чтобы объяснить ей всю нелепость и безнадёжность её замысла. Но, по-видимому, это превратилось у Зои в идею-фикс, а сбить человека, зациклившегося на каком-то пунктике, очень трудно. По крайней мере, Женя не знал, как это сделать. Досада переполняла его как кипящее молоко кастрюлю. Он раздражённо посмотрел на телевизор и выбросил вперёд руку с дистанционкой, будто стреляя из пистолета. Экран вспыхнул и погас. Женя швырнул пульт на тахту, поднялся и пошёл вслед за Зоей.          

Она сидела на кухне за столом, подперев голову руками, спиной к нему, и смотрела в окно. Женя подошёл к ней сзади и, обняв, прошептал на ухо:     

- Я люблю тебя.           

- Уходи, - глухо сказала Зоя.           

Хотя Женя ожидал чего-то подобного, он почувствовал, как сердце его оборвалось и рухнуло вниз, в пустоту.          

- Не делай этого, - сказал он.       

- Уходи, - повторила Зоя. – Ты любишь не меня, а себя. И переживаешь только за себя. Больше всего боишься, как бы с тобой чего не случилось. Если при тебе будут кого-то избивать, ты пройдёшь мимо, чтобы не досталось тебе. Если тебе дадут по морде, ты смолчишь, чтобы не получить второй раз. Ты не сможешь сделать ничего, если при этом будет существовать какая-то угроза для тебя. Ты просто боишься, Женя, а стараешься выдать это за рассудительность, подкрепляя всё умными словами.     

- Это неправда, - мягко сказал Желток.        

- Это правда, Женя. И хуже всего то, что ты сам не можешь признаться себе в этом. Уходи.       

Он взял Зою за руку и крепко сжал её.        

- Хорошо, - сказал Женя. – Но знай, всё, что я говорил – правда. Я готов умереть за тебя. Но, умереть ради того, чтобы спасти, а не ради того, чтобы ты погибла.      

Он наклонился и поцеловал её. Затем повернулся и вышел из кухни. Зоя сидела за столом, слушая, как он одевается. Вскоре хлопнула входная дверь, и всё смолкло.          

Несколько минут она просидела не двигаясь. Затем встала и направилась в комнату, к бару. Не глядя, наощупь, взяла первую попавшуюся бутылку и, свинтив пробку, налила чуть-ли не полный стакан из толстого резного богемского стекла. С полным стаканом она вернулась обратно на кухню, по дороге вспоминая весь разговор сегодняшнего вечера. Удалось ли ей зацепить Женю? Несколько крючков с наживкой он ухватил. Действовать следовало осторожно, но времени уже почти не оставалось. Следовало подумать о том, как вести себя завтра. Зоя почти не сомневалась в том, что завтра Женя вернётся.         

- А всё-таки ты трус, - сказала она, глядя в окно. – Трус.     

Одинокая сухая слезинка скатилась по её щеке и упала в стакан. Но она этого не заметила.       

 

 39.

Проститутка, стоявшая у гостиницы «Театральная», была одета в белую кофточку, юбку-«мини» и лёгкий светлый плащ. Поскольку, чтобы демонстрировать всё, что открывалось юбкой, плащ приходилось держать расстёгнутым, то было видно, что ночная прохлада уже запустила в неё свои цепкие когти. В ожидании клиентов девица цокала каблучками по асфальту, создавая подобие чечётки, а руки держала в карманах плаща, чтобы в нужный момент, рывком распахнув его, мигом принять нужное положение. Сумочка, висящая у неё на плече, равномерно похлопывала девушку по спине во время этой производственной гимнастики.            

Завидев приближающегося Симона, она в мгновение ока сменила дребезжание ногами на томную расслабленную походку. Контраст оказался настолько разительным, что если бы не тяжесть, лежащая на душе, Симон бы заржал на всю улицу. При ближайшем рассмотрении девица оказалась не ахти, но это ему было по барабану.            

- Сколько? – с улыбкой от уха до уха и видом полной бесшабашности обратился он к путане, не тратя времени на долгие церемонии.          

- Двадцатничек, - кокетливо ответила шлюшка, - за час.            

- Какой час, - широко развёл руки в стороны Симон. – Счастливые часов не наблюдают. Гуляем всю ночь.         

Подруга встала в охотничью стойку и только что не забила хвостом по тротуару.        

- Полтинник, и у нас королевская ночь, - деловито сообщила она.        

- О-кей, малютка, базаров нет. Только нас пятеро, нужны ещё четыре твоих подруги. Обеспечишь?           

- Аск, - блеснула знанием английского девица. – Через час команда будет в сборе.         

- Годится, - Симон приобнял её за плечи. – Тут ещё знаешь что? У вас есть … такая …Инга. Один из наших, Колян, был с ней прошлый раз. Просил, чтоб для него. Специально … А за мной ему ещё кое-что висит … Ну, сама понимаешь …         

- Инга? Так это не из наших. Она из эскортниц. Их, видно, в прошлый раз по вызову заказывали.        

- Вот этого я не знаю. Я в прошлый раз с ними не гулял. Только, меня Колян просил, чтобы Инга точно была. Тогда, давай, пусть ваших ещё трое подкатят, а я туда позвоню, закажу её. Там какой телефон?           

Проститутка беспокойно задвигалась под тяжёлой рукой Симона. Мало ли, вдруг клиент передумает и наберёт себе сразу девушек по заказу, чтобы не ждать.          

- Бесполезно, - сказала она. – Инга, всё-равно, уже не работает.       

- Как не работает? Колян с ней … Дней десять назад …        

- Вот, десять дней назад была, а сейчас нету. Уехала она. Уже с неделю назад. Девчонки сказали.           

- Да ну? - уже непритворно изумился Симон.             

- Точняк. Вышла замуж и уехала. Вот такие, вот, дела.        

- А куда уехала?           

- Какая тебе разница? Что, поедешь в другой город уговаривать, чтобы с Коляном твоим сегодня перепихнулась?          

- Не, - Симон осклабился. – В другой город не поеду. Это точно. Пускай Колька имеет то, что имеется. Ага?        

- Ну вот. И не волнуйся. Отработаем не хуже твоей Инги.        

- Лады, - Симон ещё раз показал зубы, хотя при каждом упоминании имени сестры внутри него что-то переворачивалось.            

- Тогда через час. Смотри не опаздывай. Я девчонок соберу.        

- Не прощаемся, - сказал Симон, хотя больше встречаться с этой шлюхой он не собирался.            

Единственный, кто ему сейчас был нужен, это Лёва Райзман.               

 

 40.

В этот же вечер произошло ещё одно событие. В первой городской больнице, одной из тех, которые днём посетил Симон в поисках Инги, скончался пациент. Пелешян Артур Константинович, 1980 года рождения. Подобного результата при его поступлении не мог предугадать никто. Пелешяна доставили в больницу два старших брата. Всё, что было у него зафиксировано, это побои средней тяжести, без травм и переломов. Обычно с подобным диагнозом человек отлеживается дома. Но братья обеспечили ему отдельную палату и уход.          

Несчастье произошло в результате обыкновенной халатности. Когда медсестра распаковывала шприц, чтобы сделать Пелешяну укол, она уронила иглу на тележку. Игла упала точно в блюдце, где лежали уже использованные. Вместо того, чтобы вскрыть новый шприц, сестра подобрала, как ей показалось, именно ту упавшую иголку, надела её и ввела в ягодицу несчастного парня.           

Тело Пелешяна было сплошь покрыто синяками, поэтому сразу распознать заражение крови не смогли. Потом стало уже поздно что-то делать. Пелешян скончался. Медсестру уволят сразу же на следующее утро. Братьям предоставят заключение врачей о внезапной остановке сердца, произошедшей в результате полученных побоев. Что будет для них словно гром среди ясного неба.         

Но, об этом ещё никто не знает. Как никто не знает, о чём думал перед смертью семнадцатилетний Артур Пелешян. Может быть, он жалел, что поддался уговорам матери и приехал из родной деревни сюда, в чужую страну, к старшим братьям, заниматься настоящей мужской работой.      

А может быть, он жалел не об этом, а о том, что ему попался именно тот участок, где его ни за что, ни про что отмолотили двое здоровенных ребят Матвея.           

 

41.

Ночь прошла благополучно. Никто не появлялся. Никто не приставал с глупыми расспросами. Никакого брата и иных родственников покойной Инги не появилось, и Лёва надеялся, что теперь уже не появится никогда, о чём с утра должен был позаботиться Бита. Девочки собрали в эту ночь неплохой урожай. И, кроме того, в «Снежке» Лёва снял крупный банк, показав высокий класс игры, что ещё более повысило его жизненный тонус и добавило уверенности в себе.         

Тем не менее, Вована он продержал до последнего и даже заставил отвезти себя домой.       

На улице серело. Лёгкий туман обозначал зыбкую грань перехода от начинающей бледнеть ночи в раннее утро. У подъездов ещё светили фонари. Но в отдельных окнах уже зажигался свет. Люди собирались на работу.        

Убедившись, что у дома его никто не поджидает, как, собственно, и должно было быть, Лёва отпустил Вовика и направился к себе.         

Всё его спокойствие и самоуверенность разом слетели, когда уже у самых дверей квартиры сзади него вдруг, будто бы из стены, материализовалась серая тень, стальная рука локтевым захватом сдавила шею, а с правой стороны, под ухо, вонзилось что-то непереносимо острое, и глухой голос за спиной сказал:        

- Не дёргайся, башку отрежу. Открывай дверь и заходи.           

Лёва послушно отпёр дверь, в душе проклиная себя за то, что не заставил Вована проводить его до самой квартиры. «Беретта» лежала в кармане пиджака под застёгнутым кожаным пальто, и добраться до неё сейчас было, практически, невозможно.             

Они вошли в квартиру как два сиамских близнеца.      

- Давай туда, - Симон подтолкнул Лёву к ближайшей комнате.      

- Грабить будешь? – осведомился тот.       

- Говорить будем, - ответил Симон.        

- А это зачем? – спросил Лёва, имея в виду нож. – Если ты мне сейчас проткнёшь шею, разговаривать не с кем будет.   

- Свет, - сказал Симон, останавливаясь на пороге комнаты и не обращая внимания на бессмысленные вопросы.       

- Там, - Лёва махнул левой рукой в сторону.         

Они подошли к выключателю, Лёва включил свет. Симон осмотрелся по сторонам. Они находились в спальне. Возле стены стоял гигантский, человека на четыре, сексодром, куда Симон и подтолкнул Лёву.       

- Садись.          

- Жарко, - сказал Лёва, расстёгивая пуговицы пальто. – Я разденусь.          

- Не сваришься, - Симон толкнул его так, что Лёва чуть ли не упал на кровать. Последняя пуговица осталась нерасстёгнутой, блокируя доступ к пистолету.       

Лёва попытался сесть, глядя на человека, стоящего перед ним. Парень держал нож вполне профессионально, поэтому он решил не рыпаться, пока в этом нет необходимости.     

- Ну и чего ты от меня хочешь? О чём мы будем с тобой говорить? И кто ты, вообще, такой?        

Симон молча несколько секунд смотрел на Лёву, как будто не слыша его вопросов. Под этим взглядом тот почувствовал себя неуютно, как будто его раздели и выставили на всеобщее обозрение.       

- Кто такая Инга Подольская? – наконец задал свой вопрос Симон.        

- Откуда я могу знать? – сыграл непонимание Лёва. – А кто это?        

Движение Симона было настолько быстрым, что Лёва ничего не заметил, только почувствовал, как что-то лёгкое коснулось его щеки и в тот же момент тёплая струйка побежала по ней вниз, за шиворот. Лёва машинально поднёс руку к щеке и осоловело уставился на испачканные кровью пальцы.      

- А-а, - выдохнул он.       

- Кто такая Инга Подольская? – чуть дрогнувшим голосом повторил Симон. Он изо всех сил старался держать себя в руках, но вид крови будил древние звериные чувства. Внутри у него зашумело, сердце било в грудную клетку как в барабан.           

Лёва повернул к нему ошалевшие глаза.

- Девушка.         

Симон рывком встал вплотную к нему, поставив правую ногу на кровать между ногами Лёвы, прямо в миллиметре от его хозяйства. Левой рукой Симон схватил его за волосы и, притянув голову к себе, правой приставил острие ножа к нижнему веку выпученного глаза Лёвы, слегка уколов его.      

- Я сам понимаю, что не мужик. Если ты сейчас не начнёшь говорить, падло, у тебя вытечет глаз.        

- Подожди, подожди, что тебе конкретно нужно? Что ты хочешь знать?        

- Инга работает на тебя …     

- Работала.      

- Где она сейчас?         

- Она …, - Лёва сглотнул, - её убили.           

Рука с ножом дёрнулась, действительно, чуть не выколов Лёве глаз.      

- Кто?         

- Ребята Матвея.      

Симон отстранился и несколько раз с шумом втянул в себя воздух. Жизнь смеялась ему в лицо щербатой улыбкой старой бляди. Она в очередной раз проехалась по нему, как десятитонный самосвал, и сейчас Симон, крепкий парень двадцати одного года со здоровенными кулачищами, в одном из которых был зажат армейский нож, чувствовал себя девяностолетним стариком. Его сестра, пусть и не самый близкий, но единственный родной человек на этом свете, оказалась проституткой, которую убили его нынешние товарищи. Может быть, даже из его бригады.      

- Кто именно? – спросил он. Голос у него сел и слова приходилось произносить с трудом.      

- Шиз, - ответил Лёва, внимательно наблюдая за Симоном.        

Симон знал Шиза. Он ему никогда не нравился. Тупой ублюдок, презрительно относившийся к ним, молодым, только-что набранным в команду.       

- Как это произошло?      

- Они взяли девочек и поехали в сауну, в Завражное. Там набрались под завязку, я не знаю, одной водкой или догонялись чем ещё, но, в общем, Шиз был на бровях. И как-то слово за слово, чего-то они с Ингой не поделили. Девчонки говорят, что она Шиза вилкой ткнула. Ну, а его перемкнуло, и он ударил её бутылкой по голове. И насмерть. Так, по крайней мере, мне рассказали.          

- А пацаны что? Спокойно смотрели на это?     

- Да, как-то, говорят, быстро всё произошло. Сначала думали, они просто базарят, а потом, хлоп, и уже всё. Да и под кайфом все были, заторможенные. Уже толком и не соображали.              

Симон пристально посмотрел на Лёву.           

- Как получилось, что Инга начала работать на тебя?            

Тот поёжился. Этот вопрос Лёве не очень нравился, потому что касался лично его.            

- Ну как? Встретились, познакомились. С деньгами у неё было не густо. Я предложил ей поработать, она согласилась. Вот и всё. Это ведь в принципе такая же работа, как и любая другая.        

- А ты свою сестру или девушку стал бы устраивать на такую работу?           

Большинство сотрудниц Лёвы в своё время были его девушками, но он не стал объяснять Симону специфику ремесла.           

- Знаешь что, давай не будем делать голых умозаключений. Что было бы, если бы … У меня нет сестры.           

Симон покачал  головой. Рука с ножом опустилась. Лёва слегка расслабился.      

- Правильно, всё правильно, - сказал Симон. – Чего сотрясать воздух впустую?         

Он поднял глаза на Лёву.           

- Где тело Инги?         

- Я не знаю. Там распоряжались люди Матвея. Куда они её дели, мне не сказали.     

- Ладно. – сказал Симон, всё также держа нож в раслабленной руке. – Значит всё.      

Видимо в его глазах промелькнуло что-то такое, потому что в последний момент Лёва лихорадочно сунул руку в карман, где находился пистолет. Но это оказалось последним, что он успел сделать. Плавным, но сильным движением Симон загнал нож по самую рукоять в грудь Лёвы. Лезвие вошло точно в сердце, в армии капитан Зайцев недаром натаскивал их группу, удар у Симона получался абсолютно рефлекторным. Лёва умер почти мгновенно. Его тело выгнулось дугой и тотчас же обмякло, упав на чёрный велюр покрывала.             

Симон аккуратно вынул нож из груди. Большие капли неправдоподобно яркой крови пробежали по лезвию алыми шариками. Симон тщательно вытер нож о покрывало и спрятал его в ножны на поясе.        

- У меня теперь тоже нет сестры, - сообщил он, глядя в широко раскрытые глаза покойника.     

Симон наклонился к телу и обшарил его карманы. Достав из пиджака «Беретту», он осмотрел её, хмыкнул и положил себе в куртку.        

Затем он огляделся по сторонам. С момента захода в квартиру он вёл себя так, чтобы ни к чему не прикасаться. Ещё раз убедившись, что его следов нет, Симон достал из кармана носовой платок, выключил свет, вышел в прихожую, и всё так же, носовым платком держась за ручку двери, закрыл её за собой. Услышав щелчок замка, он повернулся и начал спускаться вниз по лестнице.             

 

 42.

Шиз подошёл к Жене и Пецу, которые стояли у павильона «Кока-Кола» и обсуждали вопрос борьбы с похмельем, что для Пеца, отмечавшего вчера день рождения жены, было сейчас особенно актуальным.           

- Собирайтесь, - буркнул Шиз. – Дело есть.       

Женя и Пец отлепились от стены павильона. Пец забросил пустую баночку «Коки» в урну, и они втроём направились к машине.            

- Куда ехать? – спросил Женя, садясь за руль.        

- Прямо, - ответил Шиз и повернулся к Пецу. – Бита вызывает.           

Желудок Жени знакомо подвернуло. Слишком свежи в его памяти были встречи с Битой.            

- Чего он хочет? – спросил Желток у Шиза.        

- Я ж сказал, дело есть, - объяснил Шиз, как будто давая исчерпывающий ответ.            

- Я не хочу есть дело, - хрипло прокаркал с заднего сидения Пец, его опять начал давить сушняк. – Я хочу есть чёрную икру.        

Они подъехали к зданию, бывшему когда-то жилым домом. Сейчас, по-видимому, здесь помещался какой-то офис, но никакой вывески Женя не заметил.        

Охранник на входе кивнул Шизу и равнодушно мазнул взглядом по Жене с Пецем.       

- Пошли, - не оборачиваясь сказал им Шиз.     

Он толкнул одну из дверей без опознавательных табличек, как и все остальные. Там оказалось что-то вроде приёмной. За столиком, где обычно сидит секретарша, находился парень лет двадцати пяти и работал на компьютере.            

- Би … Вадим Николаевич у себя? – спросил Шиз.         

Парень, не отрываясь от экрана, кивнул в сторону двери.       

- Заходите.       

Пальцы его проворно бегали по клавишам.            

Они втроём вошли в кабинет. Это была просторная комната, уставленная стандартной офисной мебелью. Бита сидел за большим письменным столом, на котором стояло несколько мониторов. Поймав краешком глаза картинку на одном из них, Женя обратил внимание на то, что это панорама подхода к зданию, как раз с той стороны, откуда они приехали. Интересно, заходя в дом, видеокамеры он не заметил. Шиз поздоровался первым, Женя и Пец – за ним.               

- Здравствуйте. Садитесь, - Бита указал на лёгкие кресла, стоящие перед его столом. Кресла были низкие, что облегчало хозяину кабинета психологическое давление на собеседников.     

- Значит так. Сегодня вам доверяется серьёзное дело.           

Шиз приосанился. Женя и Пец насторожили уши.           

- Нужно съездить, надавить на одного человека. Он завис нам деньги, а вместо того, чтобы отдавать, начинает крутить. Поэтому, наехать нужно конкретно, - Бита взглянул на Шиза. – Можно даже помять, но не сильно. Там человечек хлипкий, должен и так расколоться.      

У Жени по спине пробежал неприятный холодок. Как будто за шиворот ему сыпнули ледяной крупы. «Волосы встали дыбом», – выражение книжное, но Желток почувствовал, как растительность на голове и руках зашевелилась.    

То, что говорили сейчас, ему очень не нравилось. Да что там не нравилось! Он просто не мог этого сделать. Представить только, как он стоит посреди чужой квартиры и выбивает деньги из перепуганного хозяина, а остальные домочадцы стоят и смотрят на него, Женю. Боже, да нет, такого, просто, не может быть!       

- … получите стволы, - донёсся до него голос Биты. – Сейчас подъедете на точку, вам передадут. Это для внушительности. Стрелять ни в коем случае. Сунете под нос, этого будет достаточно.      

- А почему мы? – подал голос Женя, которого последнее сообщение об оружии повергло в окончательный разброд чувств. Он тут же получил тычок в рёбра от Пеца.         

Бита, который перед этим обращался к Шизу, перевёл взгляд на Женю. Он единственный из находящихся в комнате знал, что парень, сидящий перед ним, проживёт дольше остальных.

- Потому, - Бита сделал паузу, в упор глядя на Женю, - что я так сказал.    

Повисла тишина, которая продолжалась не более секунды, но за это время Женя понял, что всё сказанное выполнять придётся, и никаких отговорок никто слушать не станет.

Шиз и Пец одновременно повернулись к Жене.

- Ну, ты это …, - начал Шиз.      

- Не задавай дурацких вопросов, - заглушая его, заклокотал Пец. Слюна его, канувшая как вода в песок после вчерашнего сабантуя, упорно не хотела возвращаться, превращая голос Пеца в орлиный клекот.

- Да я …, - попробовал объясниться Женя.        

- Хватит, - подвёл итог краткой дискуссии Бита. – Прекратили базар и поехали дальше.        

Дальше он дал им адрес и номер квартиры. Обрисовал примерное положение комнат и количество проживающих.      

- Будет только он и жена. Жену вывести на кухню. Один должен проследить, чтобы она сидела там тихо, пока с мужем её будут перетирать.            

- А если гости? – спросил Пец, который до этого кивал в такт словам Биты, как прилежный ученик.      

- Гостей не будет, - коротко сказал Бита. – Это вам обеспечат.      

Пец опять кивнул.     

- Главное, не перепутайте время. Быть там в девять часов. К этому времени уже позаботятся, чтобы хозяева были дома одни. Понятно?            

- Ну, - сказал Шиз.      

Женя и Пец ответили в унисон:     

- Да.      

- Ага.          

- Затем заход в квартиру.     

Шиз пожал плечами.       

- Да чего тут?           

- Без шума, - Бита снова обращался к нему. – А то начнёшь там дверь выносить, поставишь на уши полподъезда. Кто-нибудь найдётся, обязательно вызовет ментов. Значит, так. Подойдёте, позвоните. Дверь вам, конечно, не откроют. Спросят, кто.          

Здесь Бита повернулся к Пецу:   

- Ты скажешь, что пришёл от Обтовцева Сергея Дмитриевича, принёс сообщение. Повтори.          

- Обтовцева Сергея Дмитриевича, - послушно повторил Пец.          

- Станешь так, чтобы тебя было видно в глазок. Вы, - это уже Шизу и Жене, - стойте по бокам двери так, чтобы не отсвечивать. Когда откроют, а они откроют, заходите все вместе. Шиз, ты идёшь первым, остальные за тобой.      

Бита замолчал.          

- Вопросы?          

- А чё, - сказал Шиз и хлопнул себя лопатообразными руками по коленям.     

- Всё ясно, - отозвался Пец.      

- Получите стволы, сразу двигайте к тебе. До вечера ждёте там. Никто никуда, ни ногой. Выходите в половине девятого, чтобы в девять быть на месте.       

     Бита откинулся на спинку стула, давая понять, что инструктаж окончен.       

- Можете идти, - сказал он.       

Шиз, Пец и Женя поднялись и гуськом двинулись к дверям.    

- Удачи … бойцы, - сказал им в спину Бита. Последнее слово было произнесено несколько двусмысленной интонацией. Но на неё никто не обратил внимания.     

Молча они пересекли коридор, спустились вниз и, миновав охранника, вышли на улицу.      

- Э-эхх, - Шиз энергично потёр руки. – А ну, давай в тачку.       

Пец тоже был заметно возбуждён. Подобное поручение ему давали впервые, и он чувствовал, что поднимается на новую, более высокую ступень в иерархии группировки.        

Только у одного Жени нехороший червяк терзал сердце. На душе было муторно, как при надвигающейся беде. Когда, ещё неизвестно, откуда она явится и в каком предстанет виде, но ты уже чувствуешь её зловонное дыхание на своём лице.       

«Жопа, - подумал Женя, заводя машину. – Я в глубокой жопе».         

Тут он был прав. На все сто процентов.         

 

43.

- Вот, пожалуйста. Это документы Инночки, а это – Сашины.        

Заведующая положила на старый, покоробленный, шелушащийся от облезающего лака, канцелярский стол два тощеньких личных дела. Бита протянул руку и взял верхнее. На нём красивым каллиграфическим почерком было выведено «Подольская Инга Витальевна». Поверх надписи «Личное дело» стоял проставленный код «П-81».    

Бита раскрыл обложку. На первой странице, где помещались основные анкетные данные, находилась маленькая фотография размером 3х4. Девочке на фотографии было лет четырнадцать.      

«Симпатичная, - подумал Бита.- Даже очень». Девочка, чуть прищурив светлые глаза, весело улыбалась ему с серого листа казённой бумаги. Она была совсем непохожа на ту, которую Бита увидел лежащей на мягком ворсе ковра в Завражном. Девочка на фотографии оставалась живой, а в сауне он видел куклу. Страшную куклу с одной половиной лица и торчащими костями вместо другой. Куклу, изготовленную мастером по имени Шиз.       

Но эта папка Биту не интересовала. Он для видимости пролистал её и положил обратно, скрывая равнодушие.      

- А много им денег оставили? – облокотившись о стол спросила заведующая. Ей было около пятидесяти. Следить за внешностью она перестала, видимо, уже лет двадцать назад. Весь ряд передних зубов у неё был из золота, и Бита никак не мог понять, зайчики, прыгавщие по стенам, были бликами от машин, изредка проезжавших мимо, или отсветом её металлической улыбки.      

- Денег там, в общем-то, совсем нет. Так, дом на три комнаты с верандой, участок двенадцать соток. Но, согласитесь, всё-таки …       

- Конечно, конечно, - закивала заведующая. – Это тоже, знаете …      

Она покрутила в воздухе рукой, сделав пальцы чашей, как-будто завинчивала электрическую лампочку.          

- По нашим временам, - вздохнул Бита, - будешь рад и копейке. А это, всё-таки, недвижимость. Если захотят, продадут, нет – сами решат, что с ней делать.       

- Так и я ж говорю – хорошо, когда нашим деткам хоть в чём-то везёт. А то они и так у нас судьбой обижены. Нет, уход за ними здесь хороший и обеспечивать стараемся всем необходимым. Теперь с фондами, правда, туго стало, но нам спонсоры помогают, меценаты (последнее слово она произнесла как «мэцэнаты»). Ездим, просим. Сейчас вот крыша потекла, нужен ремонт срочно. А ваша контора как? Случайно средствами не располагает? Мы можем статью потом организовать в «Вечёрке». Благодарственную. В качестве рекламы.                                                                                                                                                    

Бита подивился деловой хватке заведующей. «Акула, - подумал он. – Хищница, блин».          

Он махнул рукой.          

- Какое. Наш шеф за рупь удавится. Нам, вот, мартовскую зарплату уже на неделю задерживает.         

- Ой, - округлила глаза заведующая, - неделю. Смешно говорить. Нам за прошлый год за шесть месяцев зарплату не выплатили. И в этом году дали, пока только, за январь, и то не полностью.        

- Ничего себе, - деланно удивился Бита, которому все проблемы педагогов были до фени. – Как же вы живёте?             

- Не говорите. Я уже сама удивляюсь, как мы живём. Раньше как-то возмущались, требовали, а теперь затихли, попривыкали, вроде так и      надо …            

Бита, не прислушиваясь к мерному речитативу её голоса, взял со стола дело младшего брата Инги.         

Почерк на обложке был другим. Менее аккуратным. Буквы расползались в разные стороны, как тараканы по столу. Он открыл дело. Вверху той страницы, где должна быть фотокарточка, виднелось лишь жёлтое засохшее пятно от канцелярского клея.          

- …Саша, тот, конечно, трудным был, - донеслось до Биты журчание заведующей, которая успела уже сменить тему. – Он такой, несколько медлительный, что ли, но, сколько помню – всегда в драках. То со своими, то с ребятами из района. В милиции хотели на учёт поставить, да мы упросили… А Инночка спокойная была. И училась хорошо, давалась ей учёба. А красивая …       

Заведующая прижала руку к сердцу:   

- У нас её до сих пор вспоминают.      

«Красивая, - мысленно поддакнул Бита, - видела бы ты, что от её красоты осталось, три дня валерьянкой бы отпаивалась. Но, это всё лирика. Где же брат?»       

- А где фото? – несколько изменив вопрос прервал он Ниагару воспоминаний заведующей.         

Та, столь решительно извлечённая из событий давнего прошлого, несколько секунд пыталась понять смысл вопроса и бессмысленно разглядывала жёлтую кляксу в личном деле.       

- Отклеилась, - наконец сообщила она.     

Бита пришёл к этому выводу несколько минут назад, как только увидел пустую страницу и подтверждения своим догадкам не требовал.             

- А другая фотография есть? – спросил он.      

Заведующая кивнула.     

- Должна быть. Мы довольно часто фотографируем наших ребят. Сашенька, конечно, ушёл раньше, поэтому его выпускной фотографии нет. Но, мы спросим у Карины Юлиановны, это воспитатель их группы, у неё должны быть те снимки, которые делались до его ухода. Сейчас, вы секундочку подождите.    

Она так стремительно вынеслась из кабинета, что Бите показалось, будто ему в лицо ударила волна воздуха.        

- Коля. Ко-оля, - донеслось из коридора.         

Он раскрыл дело Александра Подольского на последней странице. Под характеристикой надпись: «Переведён в 8-й класс средней общеобразовательной школы №14, в связи с переездом на постоянное место жительства».         

Ниже стояла приютская печать и размашистая подпись золотозубой заведующей.         

К страничке скрепкой была прикреплена справка ЖЭУ-17 о том, что Подольский Александр Витальевич действительно проживает в настоящее время на их участке по адресу …      

Бита достал из внутреннего кармана блокнот с обложкой из тонкого металла и вставленной в него капиллярной ручкой, после чего методично переписал нынешний адрес Александра Подольского.           

- Ну вот, - сказала, появляясь, заведующая.     

Бита поднял глаза.         

Заведующая держала в руках две фотографии. Одну из них она подала Бите.      

С карточки на него смотрели лица пацанов, очень разных, но с чем-то неуловимо общим в глазах. Одни из них кривлялись, строя рожи и улыбаясь во весь рот, другие пытались придать себе взрослый серьёзный вид, третьи угрюмо смотрели исподлобья. Если бы Бита дал себе труд чуть внимательнее и чуть более вдумчиво всмотреться в фотографию, возможно, он увидел бы, что всех стоящих перед объективом соединяет ощущение «брошенности». Человеку очень трудно жить, зная,что он никому не нужен. Не нужны ни его любовь, ни его чувства, никого на самом деле не трогают его беды и неприятности. Человеку очень плохо от этого. Даже если ему всего десять лет.       

- Вот Сашенька, - сказала заведующая, показывая пальцем на плотного паренька, стоящего крайним справа во втором ряду.     

- Ага, - сказал Бита. Лицо было знакомым. Он знал его или, по крайней мере, неоднократно встречал, но разница между десятилетним мальчиком и тем парнем, которого он должен был видеть, мешала Бите вспомнить, где и при каких обстоятельствах это происходило.         

- А это последняя фотография, - заведующая передала ему уже цветной фотоснимок. – Здесь Саше четырнадцать.       

Первый же взгляд, брошенный Битой, прояснил всё сразу. Память услужливо вытолкнула кликуху «Симон». «Надо же, - поразился Бита. – Сошлось, как в пасьянсе. Вот это хохма, мать её дери».     

Брат шлюхи, которую замочил Шиз, оказался их же человеком. Бита подумал, как могло получиться так, что в их небольшом городе брат не знает, чем занимается сестра, хотя по роду занятий они должны столкнуться уже не раз.       

«Молодой ещё, - подумал Бита. – Чуть-чуть времени и, при очередной оттяжке с девочками Лёвы, он бы обнаружил её под собой».             

Его больше ничего не удерживало в стенах этого заведения. Поэтому, Бита по-быстрому распрощался с заведующей, ещё раз сверкнувшей на прощание жёлтой улыбкой, степенно поблагодарил за предоставленную информацию и отбыл.       

Он прошёл по коридорам, пахшим тем, что напомнило ему школьные годы. Смесь масляной краски, столовских ароматов, не совсем аппетитных, и запах множества людей, характерный для любого учреждения, где обитатели не только появляются в рабочее время, но и живут. Как они здесь живут, Бите было непонятно. Он бы сам рванул отсюда на следующий день. «Привыкают», - решил он, выходя на улицу.              

В машине Бита достал трубку и набрал номер конторы.          

- Слушаю, - послышался голос Гоши.        

- Я его установил, - сказал Бита. – Держись покрепче. Это наш пацан. Из зелёных. Кликуха «Симон». Знаешь такого?           

- Знаю, - ответил Гоша. – Он недавно прощёлкал еблом, когда суворовский киоск выставили.

- Да-да, именно. Он в бригаде у Майдана?      

- У Красавчика.           

- Так. Ты сейчас дуй туда, попробуй его найти. Если получится, вези его к нам. Я сам с ним буду говорить. Хотя, если честно, я сомневаюсь, что ты его найдёшь. Что-то мне внутри говорит, что он сегодня на точку не вышел.             

- Ладно, проверю. А ты?      

- А я к нему, на хату. Думаю, там больше шансов.       

- Хорошо.        

Гоша отключился. Бита положил трубку в карман и завёл мотор.        

Он нашёл дом Симона не сразу, хотя хорошо знал этот район. Старое двухэтажное строение с тремя подъездами оказалось замаскированным во дворах в окружении таких же дряхлых трёх- и пятиэтажек.     

Бита остановил машину и, перешагивая через лужи, сохранявшиеся здесь, наверное, в любую погоду, направился к нужному подъезду.        

Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и позвонил в дверь квартиры, где согласно справке в личном деле проживал Александр Подольский, он же Симон. Спустя несколько секунд он позвонил ещё раз. С тем же результатом.             

Бита оглянулся. На площадку выходили двери ещё двух квартир. Глазка ни на одной из них не было. Он достал из кармана нехитрое приспособление и вставил его в замок. Замок оказался ещё менее хитрым и, щёлкнув, радушно предложил заходить и чувствовать себя, как дома.       

Он ещё раз оглянулся по сторонам, на всякий случай достал пистолет и, с оружием наготове, вошёл в квартиру, прикрыв за собой дверь. Бите хватило минуты на то, чтобы убедиться, что квартира пуста, и Симона в ней нет. Он задумчиво спрятал пистолет в кобуру под мышкой и медленно прошёлся по комнате. Затем Бита уселся на стоявший у стола старый фанерный стул, покрашенный в чёрный цвет, достал трубку и набрал номер Шиза. Занято. Бита подождал три минуты и попробовал соединиться опять. Занято. Он сплюнул и набрал номер Георгия. Гоша ответил почти сразу.      

- Ну, что там у тебя? – спросил Бита.         

- Глухо. На точке его нет. Красавчик говорит, он отпросился ещё вчера, искать Ингу. Но, на один день. С тех пор его никто не видел. А у тебя?        

- То же самое. Дома его нет. И, похоже, нет уже давно.         

- Слушай, - Гоша помолчал. – Тут ребята говорят … Ты уже знаешь?   

- Что?      

- Сегодня ночью замочили Лёву.     

- Что?!!      

- Вроде бы зарезали. У него на хате.        

- А-ах, твою мать, - закричал Бита. – Чёрт! Чёрт, бля! Ты знаешь номер Шиза?       

- Ну.        

- Звони ему! Звони непрерывно, а то там сейчас занято. Как только поднимет трубку, передай, чтобы никому не открывал дверь. Слышишь? Никому! Только мне.        

- Ты думаешь …           

- Он идёт его убивать! – Бита плюнул на осторожность и выдавал всё открытым текстом, не понижая голос. – Он знает о Шизе и идёт к нему. Звони немедленно! Я еду туда.          

Он нажал на кнопку «ОFF» и бросился к двери. Уже на ходу он начал прикидывать, какой дорогой быстрее добраться отсюда до дома Шиза.       

Вниз по лестнице Бита летел, перепрыгивая через три ступеньки.    

 

 44.

Три часа они провели за разговорами, перескакивая с предмета на предмет, просто так, чтобы скоротать время. Рассматривали оружие, причём главным образом Женя и Пец. Шиз, деловито повертев полученный «ТТ»,  разобрал его, осмотрел, собрал заново и спокойно сунул за пояс. Женя же с    Пецем, впервые получив в руки боевое оружие, долго вертели его в руках, рассматривая каждую деталь. Пец тренировался в выхватывании пистолета и без конца поглядывал на себя в большое настенное зеркало. Ему достался «Вальтер», по виду совсем новый, а Жене - родимый старенький «макар».         

- А чо, - зевнув, сказал Шиз, - нормальный ствол.         

Через три часа вертеть оружием и трепаться стало невмоготу. Тем более, что разговоры Шиза сводились только к бабам и разборкам. Да и рассказчик он был наподобие тургеневского Герасима. Так что, беседовать с ним стало похуже, чем ожидать. А ожидание давило на нервы. Мандражировали все, кроме Шиза, которому всё было по фигу. Но, именно Шиз, исчерпав темы для разговоров и тоже начиная изнывать от безделья, предложил плюнуть на запрет не употреблять перед делом.      

Было единогласно решено, что, если принять по сто пятьдесят, то никакого вреда, кроме пользы, от этого не будет. Таким образом, поставив перед собой цель, скрасить ближайшие несколько часов, все немного приободрились.        

Водка в доме у Шиза не жила, поэтому гонцом, как самого младшего, не по возрасту, но по положению, послали Женю. Пока тот ходил в ближайший магазин, Шиз с Пецем пошуровали на предмет закуси. Из продуктов питания были обнаружены: четверть буханки подсохшего хлеба, две луковицы и целая банка свинной тушёнки. Всё это они нарезали и вскрыли к приходу Желтка.         

Под сто грамм разговор покатился заново. Шиз, с удовольствием захрупав луковкой, набрал полную ложку жирной тушёнки и, постоянно сбиваясь и подыскивая слова, завёл бодягу о том, как он на кого-то наехал, и как того потом собирали по частям.           

- Ты поосторожнее, с луком-то, - сказал Пец. Его самочувствие после первой рюмочки стало катастрофически поправляться. – Нам, всё-таки, с людьми работать.      

- А это, гы, типа психологическая атака будет.         

Шиз начал смачно разгрызать второй кусочек лука.        

Пец поморщился:        

- Ты нас-то не атакуй. В одной машине ехать будем.      

Разлили по второй. Приняли.          

Женя наклонился к Пецу:          

- Слушай, Пеца, а чего нас на это дело послали?              

Подобревший Пец благожелательно посмотрел на него:           

- Ну, ты чудак, Жень. Нам доверяют более серьёзную работу, чем раньше. Значит, считают, что справимся. Ты что, хочешь до конца жизни по лоточникам и базарным бабулькам ходить?            

Женя не собирался до конца жизни ходить по базару. Поэтому, профессиональный рост и продвижение по иерархической лестнице в команде Матвея нисколько его не интересовали.      

- Где у тебя телефон? – Пец повернулся к Шизу. – Нужно позвонить своим, предупредить, что сегодня буду поздно.            

Шиз хмыкнул.    

- А как же. Отчёт перед супругой обязателен, блин. Вон там, в комнате.         

 Пец отщипнул хлебушка и отправился на поиски аппарата.           

- Молчит, - послышался его голос из соседней комнаты.         

- А-а. Это блокиратор. Хозяева бывшие хотели сэкономить. А соседи, мать их, сутками базарят. Достали.

Шиз с грустью посмотрел на опустевшую бутылку.          

- Может ещё одну? – задумчиво сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Жене, и щёлкнул пальцем по горлышку.    

Пец вернулся к столу.       

- Попробуй ещё, минут через пять, - посоветовал ему Шиз.

Пец кивнул, соглашаясь.        

Допили последнее, то, что оставалось в рюмках. Зажевали хлебом, доели тушёнку. Пец опять сходил к телефону, попытать счастья.        

- Глухо, - сообщил он, возвращаясь.           

- Вот так всегда, - сказал Шиз, закинув руки за голову и откинувшись на спинку стула. – Базарят именно тогда, когда нужно позвонить. Может, сходить к ним рыло почистить?         

Он поднял глаза к потолку и принялся перекатывать в голове эту мысль.          

Два звонка раздались почти одновременно. Звонили в дверь и подал голос оживший телефон.          

- Ни фига себе, - Шиз отбросил мысли о соседях, возвращаясь к действительности. – Кто это ломится к нам с двух сторон?                 

Он направился на веранду, бросив Пецу:    

- Подними трубку. Скажи, я сейчас.        

Женя остался сидеть за столом. Из комнаты донёсся голос Пеца:       

- Да. Нет, это я, Пец. Гоша это ты? Да … Да … Всё в порядке … Никто не заходил … Нет, вот только сейчас позвонили …     

Пока происходил этот разговор, Шиз вразвалку подошёл к двери.       

- Кто? – громко спросил он.         

- Я от Биты, Шиз, - сказали с той стороны. – Он просил кое-что передать. Открывай быстрей.     

Шиз отщелкнул замки и распахнул дверь. На пороге стоял парень, из молодых. Симон, вроде бы, вспомнил Шиз.         

Он широко зевнул, почесал грудь и сказал:    

- Привет.        

- Привет, - ответил Симон.           

То, что произошло потом, показалось Шизу ночным кошмаром. Молодой вынул пистолет и выстрелил в него. Шиза качнуло, он попятился назад, в веранду. Пуля попала в левое плечо навылет. Чудом удержав равновесие, Шиз повернулся и бросился внутрь дома. Симон двинулся за ним, держа оружие в вытянутой руке и не прекращая стрельбы.            

Женя, сидевший за столом, был захвачен врасплох. Сначала из соседней комнаты донёсся крик Пеца: «Шиз! Не открывай дверь!». Затем с противоположного конца дома послышались выстрелы. В комнату ввалился окровавленный Шиз и бросился к столу, где лежал его ствол. Маленькие глазки Шиза ополоумевше метались под нависшим лбом. В дверях появился незнакомый Жене парень с пистолетом. Он опять выстрелил в Шиза, но не попал.       

Желток попытался достать своё оружие. Руки, почему-то, плохо слушались. Вместо того, чтобы как следует взяться за рукоятку и рывком выхватить пистолет, он беспомощно тянул его одеревеневшими негнущимися пальцами. К тому же проклятый «макар» за что-то зацепился и упорно не хотел вытаскиваться.        

В это время нападавший выстрелил ещё раз. Пуля ударила в стол. Шиз рефлекторно шарахнулся в сторону, так и не успев дотянуться до своей пушки. В дверях соседней комнаты появился Пец. Оружие, в отличие от Жени, ему удалось достать, но руки Пеца ходили ходуном так, что «Вальтер» выписывал в воздухе восьмёрки. Пец выстрелил в Симона, но попал в стену позади него, подняв небольшое облачко штукатурки. Тем временем Шиз снова рванулся к столу и схватил-таки «ТТ» правой рукой. Его левая рука болталась как у марионетки, видимо, пуля Симона задела в плече что-то не очень для Шиза приятное. Он выстрелил, не целясь, прямо от стола и попал, естественно, в «молоко». Просто удивительно, сколько выстрелов было произведено в этом, довольно ограниченном, пространстве, и ни один из них не угодил в цель.          

В следующую же секунду Симон исправил положение. Пуля, посланная им, попала Шизу в горло. Тот взмахнул руками, отчего «тэтэшник» взлетел к потолку, и рухнул спиной на диван. Симон перевёл пистолет на, ведущего по нему огонь, Пеца. Пец увидел направленный на него зрачок дула так, будто Симон стоял вплотную к нему. Нервы Пеца не выдержали. Он зажмурился, ожидая немедленной смерти, но продолжал жать на спусковой крючок, теперь уже вслепую.      

 «Беретта» Симона сухо щёлкнула. Кончились патроны. В этот момент на груди у него появились две небольшие дырочки, вокруг которых начали быстро расползаться тёмные пятна. Симон опустил голову, как бы оценивая полученный урон. Затем ноги его подкосились, и он упал на ковёр, лицом вниз, подломив под себя руки, но, не выпустив пистолет.       

«Вальтер» Пеца сделал ещё два выстрела, и тоже израсходовал свой боевой ресурс. Пец открыл глаза и уставился на Симона, лежащего перед ним. Он пытался что-то сказать, но охваченное спазмой горло отказывалось издавать какие-либо звуки, и Пец только беззвучно открывал рот подобно аквариумной рыбке.        

Женя за секунду до этого освободивший, наконец, свой «Макаров», теперь держал его в подрагивающей руке и чувствовал, как внутри гудят натянувшиеся струны. Наступившая тишина была ещё более непереносимой, чем заполнявший перед этим комнату грохот выстрелов.            

- Блядь, - сказал Женя. Почему-то из всего словарного запаса в голове сейчас осталось только это. – Вот блядь, а?           

Он посмотрел вниз на свою трясущуюся руку. Пец с шумом выдохнул воздух и попробовал откашляться.      

Только сейчас они обратили внимание на то, что лежащий на диване Шиз ещё шевелится. Женя с Пецем одновременно бросились к нему, забыв о своих пистолетах и, по-прежнему, держа их в руках.        

Вид у Шиза был нехорош. Пуля разорвала ему горло. Кровь оттуда сейчас щедро выливалась на диван, впитываясь в покрывавший его плед. Руки и ноги Шиза беспорядочно двигались, как у жука, перевёрнутого на спину. Глаза, блуждающие по потолку, быстро мутнели.           

- Шиз, - позвал его Пец. – Шиз, ты как?            

- Бррла-ахх, - сказал Шиз. Из раны на горле ударил фонтанчик крови, оросив ему подбородок красными каплями.      

Жене стало нехорошо. Всё вокруг потемнело и поплыло. В ушах и висках застучало, голова наполнилась ватой. Он опустился на корточки, удерживаясь от того, чтобы не опрокинуть на пол мечущиеся в желудке сто пятьдесят граммов водки и свиную тушёнку.       

Сколько он просидел в таком положении, неизвестно. Время сошло с привычного ритма. В себя его привели голоса, доносящиеся от двери. Женя с трудом повернул голову. Сзади него стояли Бита, осматривающий последствия баталии, и Пец, который сбивчиво пытался рассказать о происшедшем. Бита слушал вполуха, ему и так, в общих чертах, всё было ясно.      

Он подошёл к Симону, присел и перевернул его на спину. Посмотрел на пулевые отверстия на потемневшей от крови куртке и перевёл взгляд на Пеца.     

- Это ты его?       

Пец кивнул. Он начал объяснять, почему не уложил Симона сразу, позволив ему завалить Шиза, но Бита прервал его излияния взмахом руки.         

- Ладно-ладно. Нормально.         

Он перешёл к дивану, на котором лежал Шиз. По телу того ещё пробегала дрожь, но, это уже были предсмертные судороги. Шиз кончался.      

- Этот тоже готов, - констатировал Бита и с размаху ударил себя кулаком по ладони. – Чёрт!!!   

Он ещё раз внимательно осмотрел комнату. Взгляд его на мгновение задержался на столе с опорожнённой бутылкой и остатками закуси. Бита скривил губы, но ничего не сказал.     

- Так, - после короткого раздумья он принял решение. – Будьте пока здесь. Приводите всё в порядок. Сейчас я вызову наших, они зачистят место и увезут этих.       

Бита показал на Шиза с Симоном.        

- А вам задача. Внимательно осмотреть стены, пол, потолок, мебель и вынуть все пули. Ничего не пропустите. Ясно?        

- Ясно, - ответил Пец.      

Женя откашлялся.        

- А как быть с той квартирой? Ну, что вечером …         

- А никак! – рявкнул Бита, распаляясь по непонятной для Жени причине. – Какая на хрен сейчас квартира? Пока всё отменяется. Делайте то, что вам говорят!        

- Хорошо, - покорно согласился Женя.            

Бита не стал звонить по телефону из комнаты. Разговор не предназначался для ушей Пеца и Жени. Поэтому он вышел во двор и воспользовался своим мобильником. Прежде всего, нужно было связаться с Матвеем.           

Оставшиеся внутри Женя и Пец молча посмотрели друг на друга.

Женя переступил с ноги на ногу.        

- Я пол подотру. А то разнесём сейчас кровь по всему дому.      

- Давай, - согласился Пец.         

Однако, тряпки в доме не наблюдалось. В кухне под раковиной была одна, но слишком маленькая. Женя пошёл во двор, должно же у Шиза быть что-нибудь для мытья пола.        

Во дворе спиной к нему стоял Бита с «трубой» и разговаривал с невидимым собеседником.          

- … кранты … Да … Я сам понимаю, но … Конечно, Матвей … Да. Конечно … Кто мог предусмотреть такую херню? Ты ему позвони, скажи, что на сегодня всё отменяется … Да … Конечно будет звиздеть … Я думаю послезавтра, хотя …            

Бита, услышав, что кто-то ходит сзади, обернулся к Жене:    

- Тебе что здесь надо?        

Женя, обнаруживший на маленьком заборчике целый ворох тряпок разного размера, показал их ему:     

- Вот. Пол подтереть, пока кровищу не разнесли.        

- Давай сейчас же в дом, и сиди там. Не выходите, пока я не скажу.           

Женя, вдруг, снова почувствовал знакомый сосущий холодок внутри. Быстро подхватил тряпки и зашёл внутрь. Бита тем временем продолжал разговор, стоя во дворе и посматривая в сторону соседских домов. Хорошо хоть двор у Шиза был большим, а стены толстыми. Судя по всему, стрельбы внутри дома никто не услышал.       

Примерно через полчаса подоспела помощь, здоровые крепкие ребята, вроде тех, которых Женя видел на фирме. С собой здоровяки привезли большие пластиковые мешки, куда принялись сноровисто запаковывать тела Шиза и Симона.      

Пеца с Женей Бита отозвал в сторону.     

- Так. Сейчас отправляетесь по домам. О том, что здесь случилось, языками не ляпать. Даже среди наших. А дома – особенно, - Бита со значением посмотрел на Пеца. Тот пожал плечами.       

- Дальше. То, что вы должны были сделать сегодня, переносится на воскресенье. Кто будет идти с вами, узнаете потом. До воскресенья сидеть дома и не отсвечивать. Считайте, что следующие два дня у вас выходные. В воскресенье с утра быть у меня.     

- На фирме? – кашлянув, уточнил Пец.      

- А где же ещё? Всё, давайте, двигайте отсюда и благодарите судьбу, что легко сегодня отделались. Могли бы лежать рядом с ним, - Бита показал на тело Шиза, уже упакованное в мешок.     

Женя с Пецем без особого сожаления покинули дом, где продолжали деловито шуровать приехавшие, перепроверяя, не осталось ли где пропущенных пуль, и наводя внешний блеск, как будто здесь ничего не происходило.     

Когда они проходили через двор к калитке, Пец покрутил головой и сказал:  

- Хорошо, что дома соседей у Шиза так далеко.     

- Хорошо, - согласился Женя.        

Они вышли на улицу, где стоял их «жигулёнок». Его ещё предстояло отогнать в гараж. По дороге Женя, как всегда, подвозил Пеца до дома.          

В машине Пеца, наконец-то, отпустило, и он начал приходить в себя. К нему вернулась живость, помноженная на нервный стресс. Он болтал, как заведённый, размахивая руками. Говорил, в основном, конечно, о том, что произошло, как бы стараясь наговориться с единственным человеком, с которым можно было затрагивать эту тему. Пец живописал, как он спас их с Женей, положив Симона. О том, что у Симона кончились патроны, он тактично умалчивал.      

Женя отвечал вяло и разговора почти не поддерживал. Высадив Пеца, он отправился к гаражам, загнал машину и обратно пошёл пешком, погруженный в свои мысли.       

Ему было о чём подумать. Женю очень тревожила фраза, сказанная Битой по телефону: «Позвони ему, скажи, что на сегодня всё отменяется». Что он имел в виду, разговаривая с Матвеем? Если то, что они втроём должны были совершить этим вечером, то кому нужно было звонить и предупреждать, что всё сорвалось? Женя шёл по вечерним улицам, не замечая окружающих и бессознательно сворачивая в нужном направлении. Его вёл внутренний автопилот, голова была занята.      

Постепенно все несуразности, которые не давали ему покоя, начали выстраиваться в цепочку, ведущую к одному-единственному, простому выводу. Их подставляют. Кому и зачем, Женя не мог понять. Но, этот вывод объяснял всё: и странный подбор их группы, и оружие, совершенно лишнее, и услышанную фразу. Матвею с Битой, зачем-то,  нужно было их подставить. Мысль была горькой, но, странным образом успокаивала. Почему-то, прийдя к ней, Женя почувствовал себя лучше.       

Он поднялся на лифте, пересёк площадку, подошёл к двери и нажал кнопку звонка. За дверью послышались лёгкие шаги, и она распахнулась. Зоя стояла и молча смотрела на него.      

- Вот что, - сказал Желток прямо с порога. – Завтра мы сделаем то, о чём ты говорила. Только всё будет так …       

 

45.

Кровавые события этого четверга не закончились смертью Шиза и Симона. В этот же день в разных местах были обнаружены зарезаными двое новичков из бригады Майдана.         

Матвея известили вечером, когда казалось, что все мыслимые неприятности уже произошли. Еле выловив по телефону Демьянова, он сообщил ему о задержке намеченного мероприятия, не вдаваясь в детали и не объясняя причины самой задержки. Полковнику, которому, в связи с убийством семьи Вознесенских, начальство давило кованым сапогом на яйца, сообщение Матвея было как кол в задницу. Разговор получился настолько наэлектризованным, что в воздухе повис явственный запах озона и крови.     

К приезду Биты Матвей находился в точке закипания, срывая злость на охране, которая старалась не попадаться ему на глаза, скрываясь от греха подальше. Но, как говорится, не бывает положения, настолько плохого, чтобы не могло стать ещё хуже. И вот, с интервалами в полчаса поступили сообщения о том, что кто-то уничтожает молодняк.        

Бита, для которого этот четверг выдался особенно долгим, сгонял на места, где уже копошились сотрудники из райотделов и уголовки, и, вернувшись, сообщил, что ни о какой случайности не может быть и речи. Пацанов резали толково, была видна рука профессионалов. Именно Бита, в конце концов, сообразил, что именно двое убитых были виновниками недавней размолвки между Матвеем и Хасаном, устроив дебош в торговых рядах и отмахав молодого армянчика, работавшего на Хасана. Матвей сразу же вспомнил, как тот требовал отдать ему ребят, чтобы смыть обиду, и тут же забил Хасану «стрелу».              

У татарина были свои расклады на вечер, однако, случай оказался исключительным, и они съехались на короткое рандеву. Но, разговора не получилось. Ребят убили братья умершего в больнице Артура Пелешяна, по своему почину, выполнив то, что должны сделать мужчины. Группу в известность о своих намерениях они не ставили, хотя и понимали, чем это им грозит. Поэтому, Хасан только непосредственно перед встречей узнал об убийствах, и брать на себя ответственность за происшедшее категорически отказался. Встреча результатов не дала.      

Матвей вернулся назад, сбросив бурлившую в нём ярость. Но, внутри он весь затвердел от холодного бешенства. И, даже, лицом стал похож на каменную статую.     

- Ну, сучий чурбан, - сказал он Бите. – Он хочет войны, он получит войну. Только пленных я брать не буду. Я развешу их кишки по всему городу.       

Бита попытался возразить, что они сейчас не в том положении, чтобы начинать разборку. И, даже, если им удастся задавить Хасана, их тут же сожрёт Яцек. Но то, что он увидел в глазах Матвея, заставило его замолчать и отступить. Спорить было бесполезно.       

Планка упала. Матвей явно сходил с ума.            

 

46.

Утром, в пятницу, в кабинете владельца фирмы «Стройсервис» Нурсултана Ахмедова раздался телефонный звонок. Звонил аппарат, номер которого предназначался для «своих», он шёл напрямую к нему, минуя секретаршу. Ахмедов, начинающий полнеть, но всё ещё крепкий сорокапятилетний мужчина, проживший почти всю свою жизнь в этом городе, снял трубку безо всякой задней мысли. То, что он услышал, подействовало на него, как холодный душ, мигом смыв все производственные заботы, которыми он был занят этим утром.        

- Ахмедов, - сказал незнакомый грубый мужской голос. – В твоей жизни наступают перемены. С сегодняшнего дня ты меняешь «крышу» и перестаёшь платить Хасану.             

- Это что шутка? – спросил Нурсултан, пытаясь понять, не знаком ли ему этот голос, и не разыгрывает ли его кто-нибудь из друзей.       

- С такими вещами не шутят. Если хочешь, будут доказательства, только ты им вряд ли обрадуешься. Поэтому, не глупи, ты же умный человек. К Хасану не обращайся, мы с ним сами разберёмся. Работай, как работал. Только вот что …           

Пауза.        

- … За смену крыши с тебя двадцать штук.         

- Сколько?! – вырвалось у Ахмедова. Сумма была посильной для него, но, чересчур уж крупной.          

- Ты слышал. Или ты считаешь, что твоя жизнь и безопасность твоей семьи этого не стоят?         

- Оставьте мою семью в покое!       

- Оставим, Нурсултан, мы к ней даже приближаться не будем. Ты только делай, что тебе говорят. Сроку тебе сутки. Завтра мы перезвоним.      

- До завтра я не успею…         

- Счастливо, - прервали его. – Береги семью!        

Собеседник Ахмедова отключился. Тот медленно положил трубку на подставку и задумался. Полный бред! Так дела не делаются. Когда идёт передел зон влияния, то бандиты разбираются между собой, не затрагивая людей на территории. Ахмедов помнил, как это происходило. До Хасана он ходил под Аппаратом, ещё до того был Колода. Каждый раз всё это происходило по накатанной схеме. Кого-то убирали, территория переходила в другие руки, появлялся новый хозяин. Но, никогда не начинали с предпринимателей. А, может, это единичный наезд? Направленный, именно, на него? Но, кто собирается выступить против Хасана? Если это не люди Яцека или Матвея, значит, это либо сумасшедшие, рассчитывающие, что им всё сойдёт с рук, либо отмороженные, которым действительно всё по фигу. В любом случае, крайним остаётся он, Нурсултан Ахмедов, и его семья.        

Он поднял трубку, набрал номер домашнего телефона, подождал, пока подойдёт жена, и приказал ей собрать вещи для себя и сына, чтобы быть готовой выехать сегодня к матери. Причину он не объяснял, ограничившись коротким: «Так надо!». Жена, не привыкшая спорить с мужем, по тону поняла, что дело серьёзное, и лишних вопросов не задавала.       

Решив этот вопрос, Ахмедов почувствовал небольшое облегчение. Свой тыл он обезопасил, но, сидеть и ждать нападения, было не в его натуре. Поэтому, следующим шагом Ахмедова оказался звонок Хасану.         

 

47.

Францу было пятьдесят лет. Но на вид ему давали не более сорока. Ростом в метр восемьдесят шесть, могучим телосложением, отсутствием лишних жировых отложений, он напоминал воина из средних веков. Голова Франца была абсолютно лысой, но, отсутствие растительности на ней компенсировали пышные, закрученные кверху усы.         

- Ты что, на войну собралась? – спросил он.      

Франц держал в руке список, составленный Зоей. Они сидели на пустых ящиках в здании склада, которым заведовал Франц. Гулкое эхо работающих перекатывалось под сводами огромного помещения. Голоса Франца и девушки терялись в этом гуле.        

- Ну, в какой-то мере, да, - ответила Зоя, глядя ему в глаза.        

- Однако, - хмыкнул Франц. – Деньги у тебя есть?          

Зоя достала из сумочки и показала ему пачку зелёных купюр. Сюда вошли все её сбережения.        

- Сколько? – спросила она.       

- Нужно подсчитать.         

Франц достал из внутреннего кармана ковбойки блокнот-калькулятор и погрузился в вычисления. Через минуту он молча показал Зое дисплей. Та кивнула и, так же молча, отсчитала деньги.         

- Когда тебе это будет нужно?     

- Сейчас.             

Франц задрал лобастую голову к рифлёному потолку склада, словно советуясь с кем-то, парившим над их головами.           

- Через четыре часа сможешь забрать.       

- Хорошо.         

Он пересчитал деньги и удивлённо посмотрел на Зою.            

- Ты не дружишь с математикой, малыш? Обычно, если люди ошибаются, то в свою пользу. Здесь лишнее.        

Зоя прищурила глаза и положила на его тяжёлый с рыжеватой щетиной кулак свою ладонь.        

- Это за молчание, Франц. Продержись три дня, а? Я тебя очень прошу. Только три дня. Уедь куда-нибудь, если можешь. Тебя будут искать, чтобы задать вопросы. Ты можешь отвечать всё как есть, но дай мне эти три дня. Сделай так, чтобы они тебя не нашли.        

Франц пожевал губами.        

- Ты ввязываешься в какое-то очень нехорошее дело, да, девочка? И чёрт бы меня побрал, если мне это нравится. Но, если ты решила сыграть по-крупному, то, очень надеюсь, что банк этого стоит.           

Он накрыл её руку своей, с зажатыми в ней купюрами.         

- Я сделаю то, о чём ты просишь, Зоя. И сделаю это бесплатно. Я слишком хорошо к тебе отношусь, малыш.           

Он легонько потряс её ладонь, зажатую между своими ручищами, и улыбнулся. Улыбка Франца была немного грустной, как у философа, знающего, что в жизни чаще всего происходит не то, чего от неё ожидаешь.       

Зоя улыбнулась в ответ, качнув головой.        

- Нет, оставь их себе. И спасибо тебе, Франц. Спасибо за всё.           

Вместо ответа тот поднял вверх два пальца, растопыренных знаком «виктория».    

Когда через четыре часа Зоя зашла забрать заказ, он передал ей увесистую коробку, и проводил до дверей склада.    

На выходе Зоя задержалась и, обернувшись к нему, сказала:    

- Пожелай мне удачи, Франц.       

Тот покачал головой.       

- Тебе не нужна удача, малыш. Она и так всегда рядом с нами. Тебе нужен человек, который приведёт её к тебе.     

Зоя усмехнулась.        

- Насчёт этого не беспокойся. Человека я нашла.             

 

48.

Хасан в сопровождении Акулы вошёл в громадную приёмную, где его ожидали несколько человек. Он вежливо раскланялся со всеми, приложив руку к сердцу, извинился, что сможет принять их только через полчаса, кивнул секретарше. Та, молча, кивнула в ответ, прищурив глаза, давая понять, что обработку кабинета уже проводили. Ежедневно люди из отдела безопасности, подчинённые непосредственно Акуле, проверяли кабинет Хасана, определяя наличие «жучков». Предосторожность не была излишней, поскольку, время от времени, происходил сбор «насекомых». Многие люди интересовались разговорами Хасана. А он предпочитал кондифенциальность.         

- Ну, что ты об этом думаешь? – спросил Хасан, усаживаясь не за стол, а в кресло, стоявшее в углу, и жестом предлагая Акуле садиться.          

- Что я об этом могу думать, хозяин? Мы не знаем ни кто это, ни что они собой представляют. Что у нас есть? Один телефонный звонок, и всё.            

Хасан посмотрел на него.     

- Но, ты думаешь то же, что и я?        

Акула кивнул.         

- Скорее всего. По крайней мере, это вероятный вариант.             

- Тогда он сумасшедший. Сейчас Матвей находится в худшем положении, чем мы. Либо он решился на крайний шаг в приступе ярости, - Хасан улыбнулся, - горячая голова легко расстаётся с телом, либо …       

Он замолчал и продолжил через несколько секунд:        

- Немедленно задействуй все наши источники. Если сможешь, найди дополнительные каналы и узнай, не встречался ли Матвей с Яцеком за последние двадцать четыре часа. Если так, то расклад получается совсем другим.      

Акула кивнул.       

- Тогда единственный выход для нас – нанести упреждающий удар, - Хасан обращался скорее к самому себе, рассматривая открывающиеся возможности. – Если мы уберём Матвея и всю его верхушку, с Яцеком можно будет договориться.         

- Ещё одно, - сказал Акула. – Пока наехали на одного Ахмедова. Почему только он?            

- Не спеши, другие могут ещё позвонить. Если это только начало наступления, в котором он попытается ударить нас с финансовой стороны, то, возможно, Ахмедов - пробный камень. Матвей может оценивать, побоится ли Ахмедов связываться с нами, или нет. Они, ведь, давят не только на него, но, и на семью. А семья дороже денег. С другой стороны, если Ахмедов, всё-таки, обратится к нам, они хотят посмотреть, что мы предпримем.       

- В таком случае, за ним наблюдают.      

- Скорее всего. Пусть твои люди прочешут район, и попробуют засечь смотрящих. Это, конечно, маловероятно, но, может, им повезёт.       

Акула кивнул.        

- Бита подбирает подготовленных людей. Мы их действительно найдём только при большом везении.        

- К Ахмедову поставь человека. До завтра, я думаю, ничего не случится, но, просто так, для страховки.              

Акула, для которого это была азбука, молча согласился.             

- Ну, всё, иди, - сказал Хасан. – До утра, к тому времени, когда они будут звонить, мы должны знать как можно больше, чтобы хоть примерно представлять ситуацию.     

Он откинулся на спинку кресла.        

- А, может быть, это, всё-таки, кто-то левый. Из молодёжи? – и посмотрел на Акулу.     

Хотя они оба понимали, что вряд ли.            

 

49.

Лес встретил Женю звуками пробудившейся от зимнего сна природы, шумом ветра в кронах высоких сосен и той особенной лесной тишиной, которая существует как бы отдельно от всего этого, поглощая всё вокруг и обволакивая пространство своей степенной вековой важностью.     

Женя остановился у одного из поваленных деревьев и раскрыл сумку. Она была наполнена пустыми жестяными банками, бутылками из-под пива и кока-колы, короче говоря, всем, что ему удалось наскрести у себя и у Зои. Он начал выставлять содержимое сумки на ствол дерева, находившийся, примерно, на уровне его груди. Когда всё полезное пространство оказалось занято, Женя отнёс сумку в сторону и достал из кармана пистолет.        

Он отсчитал десять шагов, подумал, добавил ещё два, на всякий случай, и повернулся лицом к своим импровизированным мишеням. Желток поднял «макар», держа его в вытянутой правой руке, чуть развернувшись боком и прищурив левый глаз, совместил мушку в прорези прицельной планки с ярко красной банкой, на боку которой крупными буквами шла надпись «COСА». Выстрел в лесу прозвучал совсем негромко. Женя внутренне готовился услышать грохот, который раздавался вчера в доме Шиза, поэтому был приятно удивлён. Он чуть опустил руку, банка стояла на своём месте. Женя опять поднял пистолет, на этот раз взяв прицел чуть ниже, следующим выстрелом банку снесло со ствола в находившиеся позади кусты. Женя расстрелял всю обойму до конца, вынул её и вставил следующую, одну из трёх, полученных Зоей от Франца. На этот раз он попробовал стрелять, держа пистолет обеими руками. Результат был примерно таким же, но, как показалось Жене, времени до выстрела уходило больше.       

Подсчитав количество выстрелов и количество попаданий, Женя оценил точность своей стрельбы, как, примерно, 66 процентов. Удовлетворённый этим результатом, он собрал разлетевшиеся банки, осколки бутылок, те что покрупнее, и сложил это всё в небольшое углубление того распадка, где заканчивался кустарник. Две пустые обоймы он просто воткнул в землю чуть дальше. Земля была влажной, и они утонули в ней, не оставив на поверхности никакого следа.         

Возвращаясь назад, Женя смотрел по сторонам ещё внимательнее, чем по дороге сюда. Немного не доходя до оставленной машины, он набрёл на полянку, укрытую мхом и опавшей хвоей, и долго сидел на ней, глядя на бледно-голубое небо.      

 

50.

На сегодня работы больше не было, поэтому Красавчик отпустил парней по домам, кроме тех, которые дежурили на территории. Затем лично проехался по своему району, проверяя, всё ли в порядке. Его зона граничила с Хасаном, а Матвей утром собрал всех бригадиров и примерно обрисовал им то, что должно будет происходить в ближайшее время. Создавшаяся картина Красавчика не очень порадовала, потому что, в случае чего, ему приходилось принимать первый удар на себя. Матвей пообещал усилить его группу людьми, что, в общем-то, было небольшим плюсом, слегка выравнивающим положение.        

Покончив со всеми делами, Красавчик отправился к своей подруге, которая жила в районе машзавода. Свой автомобиль он оставил на площадке, у подъезда. Дверцу Красавчик закрыл, но сигнализацию не включал. По той простой причине, что её не было. Все знали, чья это машина, кто её хозяин и что будет с тем, кто решит, хотя бы пальцем, её коснуться. Мелочь, раздевающая авто, обходила её десятой дорогой и другим советовала поступать так же, а в их среде информация расходится быстро. Поэтому Красавчик со спокойной душой оставлял её, где ему заблагорассудится, немало не тревожась о последствиях.     

Как бы он был удивлён, выйдя через полчаса из подъезда и увидев у своей «Ауди» две тёмные фигуры!        

 

51.

- Ну, как? – спросила Зойка.    

В руках она держала сумку, ту самую, с которой Женя ездил в лес. Только теперь её содержимое было несколько иным.      

- Порядок, - Женя распахнул дверку «Ауди» Красавчика, пропустил Зою внутрь и уселся за водительское сидение.      

Он некоторое время посидел, глядя на приборную доску и привыкая к рычагам управления. Затем вставил, полученную от Франца, отмычку в замок зажигания. На секунду они с Зоей замерли, ожидая, что вот сейчас ничего не произойдёт, отмычка не сработает, и уже первый шаг к выполнению их плана окажется неудачным.        

Но, машина отозвалась на поворот Жениной руки так, как будто это был родной ключ. Не успевший остыть двигатель заворковал тихо и размеренно. Оглянувшись, Женя дал задний ход, затем включил первую передачу и выкатился со двора. Плавно развернувшись, они влились в не очень густой сейчас поток машин, едущих по улице.       

- Страшно? – спросил Женя. Этот вопрос он задавал уже третий раз на протяжении последних двух часов.      

- Ещё раз спросишь, и станет страшно, - с нервными интонациями в голосе ответила Зоя.         

- Я не спрашиваю, я успокаиваюсь, - объяснил Женя. – Когда знаешь, что кому-то рядом тоже страшно, становишься смелее.    

Зоя с сомнением посмотрела на него.      

- И, вообще, ещё есть возможность передумать. Можно повернуть назад, поставить машину и уйти. И всё. Забыть об этом, как о глупом ночном кошмаре. Жить нормальной жизнью…    

- Замолчи, а? – сказала Зоя. – И так тошно. Давай поедем молча, ладно?       

Но Женя не мог молчать. Адреналин, выплёскиваемый мощными дозами внутрь, бурлил там же, требуя активности организма. Если бы сейчас Желток не вёл машину, а совершал какие-нибудь действия, скажем, драпал от кого-то, тогда ему это удавалось бы делать с закрытым ртом. А так, работающий язык был единственным выходом для всего того, что клокотало внутри, заставляя подрагивать руки, колени, живот и побуждая шевелиться волосы.          

- С другой стороны, раньше начнём – раньше закончим. Через час, по крайней мере, всё уже будет позади… Независимо от результата.    

- Стоп. Приехали.     

Машина остановилась перед воротами, которые вели к участку, где возвышался дом Больмана.        

- А если он уже поменял код? – спросил Женя, озираясь по сторонам. Стемнело. Машин на дороге не было, лишь вдали, поближе к оживлённым улицам, ведущим к центру, мелькали огни. Прохожих не видать, но самое главное, за оградой не видно охранников, чего Желток боялся, несмотря на заверения Зои.      

- Если поменял, тогда разворачиваемся и едем назад. Как ты и хотел, - сказала она и вышла из машины.          

Женя, обхватив руль руками, смотрел, как Зоя подошла к панели, находившейся справа от ворот, и набрала на клавишах нужное число. Секунду ничего не происходило. Он подумал, что код, всё-таки, сменили, и сейчас придётся возвращаться назад, но облегчения при этом не испытал. Затем ворота мягко разошлись в стороны, и Зоя вернулась в машину.      

- Последний шанс, - промурлыкал Женя, въезжая на дорожку, что вела к дому.      

Ворота бесшумно закрылись за ними. Шанс исчез. Оставалось действовать.        

«Ауди» остановилась у входа.       

- Всё, - сказал Женя серьёзным тоном. От нервной шутливости не осталось и следа. – Засекай время.   

Он повернулся к Зое:      

- Ты меня любишь?            

Зоя только молча посмотрела на него.      

- Тогда сумку с собой и вперёд, - сказал Желток.      

Они вышли из машины. И Женя, и Зоя были одеты примерно одинаково: короткие куртки, у Жени – чёрная, у Зои – тёмнокоричневая, чёрные широкие брюки, чёрные же вязаные шапочки на головах и перчатки.    

Они поднялись по ступенькам на залитую светом веранду. Женя кивнул Зое, она открыла сумку. Сверху лежали два противогаза, под ними – два красных баллона с газом, каждый примерно в два раза меньше автомобильного огнетушителя. Желток с Зоей  сбросили шапочки, отработанным жестом натянули маски противогазов, надели шапочки обратно так, чтобы не были видны волосы, и вынули баллоны. Предохранители на баллонах были выломаны заранее. Желток, держа свой баллон в правой руке, левой вынул из-за пояса «Макаров». Зоя достала «ТТ». Оставались секунды. К двери уже кто-то подходил. Женя с трудом перевёл дыхание под резиновой маской.  

Дверь открылась. На пороге стоял охранник, здоровый мужик, лет тридцати. Однако, как охрана, он оказался не на высоте. Увидев перед собой, вместо ожидаемых знакомых лиц, непонятную противогазную харю, он потерял несколько секунд, вместо того, чтобы действовать сразу. Зато действовал Женя. Нажав на рычажок, он выпустил струю газа прямо в репу охранника, которая как раз начала менять своё безмятежное выражение на удивлённое. Полученная доза, видимо, оказалась достаточной, колени амбала подогнулись, и он грузно рухнул на пол, не выпуская дверной ручки. Пальцы его застряли в скобе. Раздался отчётливый хруст, Женю передёрнуло. Тело замерло на ковре, с нелепо задранной вверх правой рукой.      

Зоя, появившаяся вслед за Желтком, пересекла холл и остановилась у  ведущей на второй этаж лестницы, по которой сейчас кто-то спускался.      

Это был Больман. Замерев на последней ступеньке, он остолбенело смотрел на открывшуюся ему картину: лежащий на боку охранник и человек в чёрном с жуткой рожей вместо лица. Только после этого он разглядел ствол пистолета «ТТ», находившийся в непосредственной близости от его живота. Второй человек в противогазной маске стоял совсем рядом с Больманом и целился ему в голову, что сразу отсекло мысли о том, чтобы доставать оружие.      

Женя, убедившись, что охранник вырублен, поманил Больмана «Макаровым» и сказал:    

- Спускайся вниз. Руки за голову. Только медленно, не спеши. Дёрнешься, убью.        

Больман поднял руки и осторожно шагнул вниз. Женя кивнул Зое:    

- Обыщи его.      

Зоя молча положила баллон на пол и, не выпуская «тэтэшку», ощупала Больмана. Вытащила пистолет из кобуры под пиджаком и бросила на пол, рядом с баллоном. Повернулась к Жене.       

- Ноги, - сказал он. – На всякий случай.    

Зоя прошлась по ногам казначея и, опять повернувшись к Жене, отрицательно покачала головой.      

- Кто ещё есть в доме? – спросил Желток. Баллон он положил на низенький стол и взял пистолет в правую руку.        

- Никого, - ответил Больман, держа руки за головой.      

- Отойди к стене и стань на колени, - приказал Женя. Его голос глухо звучал из-под противогаза. – Руки не отпускай.   

Больман отошёл в сторону и опустился на колени, лицом к нападавшим.        

- Где деньги?          

- Наве-ху, - Больман судорожно сглотнул и подумал, будут ли его мочить или только заберут бабки. Судя по тому, что налётчики пользовались газом, лить кровь они не собирались.          

- В сейфе?     

Больман кивнул.       

- Где сейф?    

-Наве-ху, в кабинете. Как подняться – комната сп-ава.   

- Ключи?     

- У меня в ка-мане.        

- Сигнализация?       

- Если отк-ывать этим ключом – отключается автоматически.      

Женя подошёл к Больману. Из указанного кармана достал связку ключей, выделил подходящий и показал ему.    

- Этот?      

- Да.    

Желток подобрал пистолет Больмана и положил его на столик рядом со своим газовым баллоном. Затем подошёл к Зое и снял с неё рюкзак, по-возможности не мешая ей держать казначея под прицелом.         

- Я наверх, - сказал он. – Если он шевельнётся или кто-то появится, стреляй сразу же.     

Вместо ответа Зоя покрепче обхватила рукоятку длиннорылого «ТТ» двумя руками.     

Женя посмотрел на часы. С того момента, как за ними закрылись ворота, прошло одиннадцать минут. Пока что они укладывались в рассчитанное время.      

Прежде чем подняться, он быстро осмотрел весь первый этаж. Хотя Больман и уверял, что больше никого нет, а по словам Зои, так и должно было быть, но, лучше удостовериться, чтобы не получить неприятных сюрпризов на свою задницу.         

На второй этаж он поднялся так же осторожно, держа оружие наготове. Только пройдя по всем комнатам и убедившись, что в доме, кроме них, действительно пусто, Женя направился к сейфу.         

В это время Больман, стоявший на первом этаже на коленях со сцепленными за головой руками под прицелом пистолета Зои, попытался исправить положение.      

- То, что вы сейчас делаете – ошибка. Это же вам ничего не даёт. Вы не сможете пот-атить эти деньги. Завт-а вас начнут искать и найдут. Даже если вы уедете из го-ода. Зачем вам это нужно? Вы сами создаёте себе       п-облему, из кото-ой не сможете выб-аться. Давайте догово-имся. Вы сейчас уходите и оставляете всё как есть. А мы, - Больман взглядом показал на охранника, - всё забываем. Люди, кото-ые стоят за мной, ни о чём не узнают, и вы останетесь в живых. Подумайте …           

Вместо ответа Зоя чуть приподняла пистолет. Теперь дуло смотрело в висок Больмана. Тот замолчал.        

На втором этаже Женя упаковывал содержимое сейфа в рюкзак. Денег было больше, чем он ожидал. Рюкзак оказался забитым доверху, остальное Женя складывал в пластиковый мешок, вынутый из бокового кармашка. На верхней полке сейфа лежал чемоданчик серого цвета. Желток открыл его. Чемоданчик был доверху наполнен зелёными купюрами в аккуратных банковских упаковках. Судя по всему, это и были деньги, полученные от поляков. В некоторых пачках купюры были абсолютно новые, в других – уже бывшие в ходу. Женя улыбнулся и пересыпал содержимое чемоданчика в мешок. Сам кейс он закрыл и положил на прежнее место. Затем Желток бросил взгляд на часы. Всё. Предельное время. Пора уходить.         

Он спустился вниз по лестнице, кивнул Зое и опустил мешок с рюкзаком на пол. Затем взял со стола свой баллончик и подошёл к Больману:     

- Где пульт управления воротами?        

Больман показал глазами налево.      

- Там. Пе-вая комната.        

Зоя отправилась туда, теперь с казначеем остался Женя. Их тет-а-тет продлился не более минуты. Девушка опять появилась в холле и кивком головы дала понять, что всё в порядке.         

- Лучше крепкий сон, чем пуля в затылок, - сказал Желток, поднимая баллон.    

- З-я, вы это не сделаете, - следя за его движениями, заметил Больман. – Ещё есть в-емя. Если …      

Договорить он не успел. Струя газа вырвалась из выходного отверстия, на мгновение окутала Больмана лёгким облачком, и он медленно опустился на бок, упершись плечом в стенку.        

- Всё, - сказал Женя. – Быстрее.        

Они подняли мешок с рюкзаком, бросив туда уже ненужные баллоны, и торопливо двинулись к выходу. Желток освободил пальцы охранника из дверной ручки, подумав мимоходом, сколько времени тому придётся действовать только левой рукой, и прикрыл входную дверь. Она осталась незапертой. Не стоило тратить время на то, чтобы искать ключи у амбала или Больмана.           

Зоя уже сидела в машине. Желток упал на водительское сидение, бросив назад рюкзак, снял шапочку и рывком сдёрнул с себя опостылевший противогаз. Повернув отмычку в замке зажигания, он завёл мотор, и тронул «Ауди» с места. Машина покатилась по дорожке в обратном направлении к воротам, которые уже были гостеприимно распахнуты.     

- Ну что? – спросил Женя, поглядывая на створки ворот.       

- Давай, - сказала Зоя.      

Женя принял чуть-чуть правее и засадил правой стороной машины по кованому металлу. Посыпалось стекло подфарников, раздался противный скрежет. Раненная «Ауди» выбралась на проезжую часть дороги, и тронулась в обратный путь.          

Зоя опустила стекло и высунула голову наружу, осматривая повреждения.      

- Как там? – поинтересовался Желток.          

- Нормально, - ответила Зоя. – Самое то.           

- Краску содрали?      

- Больше чем достаточно.

- Порядок, - Женя помолчал. – Представляешь, как Красавчик взбеленится?         

- Ага. Если уже не начал. Может, как раз сейчас писает кипятком на то место, где стояла его тачка.       

Желток взглянул на часы.        

- Нет, вряд ли. Мы с тобой управились быстрее, чем рассчитывали. Из окна он её увидеть не может, а, уходить так рано, не станет.         

Зойка хихикнула:      

- А если она его за хлебом послала?      

Женя хихикнул в ответ. В смехе обоих проскакивали истерические нотки.       

По дороге они остановились у закрытого овощного магазина. Женя сбегал на задний двор и выбросил в мусорный контейнер баллончики и, упакованные в бумагу и полиэтилен, противогазы. Так просил сделать Франц.         

Они подъехали к стоянке. Женя чуть притормозил, вглядываясь вперёд. Редкие прохожие шли через двор. Никого, похожего на Красавчика или ребят Матвея, не было.

 Женя поставил «Ауди» на прежнее место. Они взяли рюкзак и мешок, Желток вынул отмычку, окинул взглядом на прощание салон, не осталось ли там чего-нибудь, и оба вместе вышли из машины. Женя запер дверь, забросил рюкзак на плечо, Зоя взяла мешок, и они двинулись прочь отсюда.              

- Как ты думаешь, сколько здесь у нас? – спросила Зоя, прижимаясь к Жене.           

- Не знаю. Но, одно могу сказать: такой кучи денег я в жизни не видел, - ответил Желток и обнял девушку свободной рукой.                

На резиновом коврике брошенной «Ауди» под пассажирским сидением остался лежать ключ от Зойкиной квартиры. Голубой медвежонок всматривался в темноту, и его глазки тускло поблескивали в лунном свете, проникавшем сюда через боковое стекло.         

 

52.

Джип «Лендровер», в котором сидели Гоша и Рыжий, остановился перед распахнутыми воротами, ведущими к дому Больмана. Рыжий, собиравшийся выйти из машины, чтобы набрать код, замер и удивлённо присвистнул.        

- Это чего он? Чё, типа день открытых дверей, да?        

Гоша внимательно осмотрелся по сторонам.       

- Ой, не нравится мне это, Серёга. А ну, давай быстрее к дому. Пушку достань.         

Джип двинулся вперёд по дорожке. Проезжая мимо ворот, он раздавил мощным протектором один из осколков подфарника от «Ауди» Красавчика.        

Бойцы подъехали к дому, и вышли из машины.                 

- Свет горит, значит, они на месте, - тонко заметил Рыжий.        

Гоша ничего не сказал. Больман обязан был быть на месте, поскольку его предупредили насчёт их появления. Вот только включённый свет – это ещё не показатель.         

Рыжий поднялся по ступенькам и поднял руку, чтобы нажать на кнопку звонка.          

- Стой, - тихо сказал Гоша, сделав предостерегающий жест.        

Он подошёл к двери, держа пистолет наизготовку. Рыжему тоже передалась его настороженность, и он засопел, обхватив обеими руками рукоятку своего «Парабеллума».        

Гоша открыл дверь. То, что она оказалась незаперта, как и ворота, почему-то не очень удивило его.         

Они с Рыжим вошли внутрь. Картина, открывшаяся перед ними, не требовала объяснений. Гоша глазами показал наверх. Рыжий кивнул и, мягко ступая, направился к лестнице. Сам Гоша двинулся по комнатам первого этажа. Преувеличенной осторожности, подобно Рыжему, он не проявлял. В доме, судя по всему, уже никого не было. Внизу, где лежали Больман и охранник, чувствовался запах газа. Судя по тому, что запах был слабым, его выпустили около часа назад. В общем-то, пора бы им и очухаться. Если только не …        

Гоша вернулся обратно и осмотрел Больмана. Нет, всё в порядке. Вырублен. А охранник уже сам начал подавать признаки жизни, шевелясь и издавая невнятные пока звуки.        

Сверху спустился Рыжий и покачал головой.

- Никого, - шепотом по инерции сообщил он.           

- А бабки? – нормальным голосом осведомился Гоша.           

- Сейф пустой, - тоже переходя на обычную громкость, сказал Рыжий. – Это чего, блин, а? Какая-то сука кинула его на наши бабки? – Рыжий указал на Больмана.       

- Да, - подтвердил Гоша, - кто-то конкретно на нас наезжает. Чувствую я приближение большой бури.        

Он достал из кармана мобильник и набрал номер Матвея. Тот уже должен был быть на встрече с эстонцами.       

«Ой, что сейчас начнётся», - подумал Гоша.     

 

53.

Ахмедов собирался ложиться спать, когда зазвонил телефон. Сердце его тревожно запрыгало в груди. С сегодняшнего утра он каждый телефонный звонок воспринимал как предвестник беды.        

Шаркая по ковру домашними тапочками, он подошёл к аппарату, и взял трубку.          

- Не спишь? – голос, раздававшийся в трубке, Ахмедов уже слышал сегодня. – Думаешь, где деньги взять? Или уже надумал?       

- Думаю, - сказал Нурсултан, изо всех сил стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул.         

- Смотри. Пора бы уже и придумать. Целый день был в распоряжении. Ты учти, много мыслей – это не всегда полезно. От них волосы вылазят. Ты просто делай то, что тебе сказали, и всё будет в порядке. Понял?         

- Понял.        

- Ну вот. Так что, кончай думать и начинай действовать. Завтра, за полдня, всё подготовишь, и будешь ждать звонка. Будешь?     

- Буду, - покорно подтвердил Нурсултан.        

- То-то. Что главное в жизни? Сама жизнь и здоровье. Твоё и близких. Кстати, тебе адрес «Моховая, восемь» знаком?       

Ахмедов замер. Это был адрес его тёщи в Курске, куда он сегодня отправил жену и ребёнка. В трубке раздались короткие гудки. Его ответа никто не ждал, он никому не был нужен.      

Нурсултан машинально поставил трубку на место. Внутри у него как будто всё заморозили. Это не шутки. И не компания каких-то придурков. Раз они отследили его жену до самого Курска , значит, это серьёзная организация, которая, действительно, может соперничать с самим Хасаном. Это худший из всех вариантов. Две большие силы столкнулись на нём, Нурсултане Ахмедове. Он оказался между молотом и наковальней. Любое движение – и от него только брызнет во все стороны.    

Ахмедов подошёл к окну. Где-то там внизу были люди Хасана. Он попытался вычислить, в какой из машин они находятся, и не смог. Однако, ощущение того, что его охраняют, не приносило облегчения.      

Сейчас Ахмедов предпочёл бы, чтобы охраняли его семью.     

 

54.     

Матвей сложил трубу и в задумчивости легонько постучал ею по крышке стола. Он находился в кабинете Больмана возле опустошенного сейфа. Хозяин кабинета уже приходил в чувство внизу. Перед Матвеем сейчас находился охранник Борис по кликухе «Гурон». Лицо его болезненно морщилось. Правую покалеченную руку он бережно поддерживал левой, временами покачивая её, как малого ребёнка.         

- Ты открыл дверь, даже не посмотрев, кто там? – спросил Матвей, укладывая мобильник в карман.         

- Так … они ж … код набрали. Кто ж мог ещё, если не свои? Мы ж с шефом ждали … Гоша с Рыжим … за бабками. Я и подумал …       

- Ты лучше не думай, - спокойно сказал Матвей, - это у тебя плохо получается. Потому что думаешь ты жопой. Которой теперь тебе и придётся расплачиваться.     

- Матве-ей, - перепуганно заныл Гурон. Он даже забыл про руку и перестал её покачивать. – Ну, кто ж знал? Там ведь они … ворота … Ну, как Гоша с Рыжим.        

- Твоя задача какая? Охрана. Ты бабки получаешь не за то, что думаешь, а за то, что стережёшь. И когда кто-то приходит, ты обязан, прежде всего, проверить, кто это, а не полагаться на то, что они правильно кнопки нажали.        

Гурону очень хотелось оправдаться, но тут Матвей был прав, и он сидел молча, надеясь только на то, что наказание будет не самым суровым.        

- А, может, - Матвей помолчал, - ты с ними в доле? Что-то гладко у них получилось. И код они знают, и дверь ты им спокойно открываешь, и не мочат они вас, хотя должны бы, а?       

- Да ты что, Матвей! – Гурон вскочил с низенького диванчика, на котором сидел. Подобное предупреждение попахивало пулей в затылок или удавкой на шею. – Да я … Ты мне этих гадов только … А вот!      

Он торжествующе поднял покалеченную руку:    

- Это ж они мне … Чего бы тогда?             

- Для правдоподобия, Борик, для правдоподобия. Рука, она, понимаешь, заживёт, а деньги останутся. За соответствующую сумму чего бы и не потерпеть немного?        

У Гурона не хватило слов. Он задохнулся, открыл и захлопнул рот, моргнул, глядя в упор на Матвея выпученными глазами.      

В это время в комнате появился сам Больман в сопровождении Биты. Лицо казначея было красным, глаза слезились.       

- Садись, - сказал ему Матвей. Сейчас хозяином был он, вне зависимости от того, кому принадлежал этот дом. Больман послушно сел и промокнул слезащиеся глаза большим клетчатым платком. Совпадение с образом убитого горем человека было абсолютным.         

Бита, располагаясь рядом с ним, кивнул Матвею, давая понять, что люди на месте, работа идёт, всё, что может быть обнаружено, они найдут.      

- Значит, ты открыл дверь, - Матвей опять обратился к Гурону, - и что дальше?      

- Я это … открываю, а они там … стоят.      

- Сколько?    

Гурон пожал плечами.      

- Я не знаю. Они мне сразу того … брызнули … Я зажмурился …         

- Но, перед этим, когда открыл дверь, ты их должен был увидеть. Пусть на мгновение, но видел. Сколько их было?       

- Ну-у … трое, - неуверенно предположил Гурон.      

- Двое, - подал голос Больман. – Двое их было. Оба в масках. В этих… в п-отивогазах.       

- Так. Значит двое. А ты где был в это время?     

- Наве-ху, - хмуро сказал Больман. – Когда -аздался сигнал, что они  че-ез во-ота п-оехали, я был здесь. В кабинете. Ещё подумал, что Гоша так     -ано за деньгами п-иехал.       

- Значит, почувствовал, что что-то не то, но уши развесил и пошёл вниз, как последний лох, да?      

Теперь взвился Больман.      

- Ну, знаешь, Матвей! А ты как думал? Я жду пацанов, жду, что они сейчас заедут бабки заби-ать. Тут подъезжают, отк-ывают во-ота, всё как всегда, как я мог понять, что это наезд?     

- Не кипятись! Ты на бабках сидишь, ты за них в ответе! – Матвей хлопнул ладонью по столу. – Ты всё время должен быть настороже. А ты расслабился, разнежился. Привык, что ты за моей спиной. Думал, что тебя никто не посмеет тронуть. А ты видишь, что сейчас творится? Того и гляди, нам в глотку вцепятся. Я вчера что говорил? Забыл?! В десять раз нужно быть осторожней! В сто! А вы, мудаки? К вам заходят, а вы дверь открываете, даже не глядя, кто. Сядь на хрен, не тряси щеками!          

Больман опустился на место, опасаясь, как бы его сейчас не вывели в расход под горячую руку.         

- Как тебе пальцы поломали? – обратился Матвей к Гурону.        

- Так я это … Сразу ж за пушкой …      

- Понятно. А ты, когда спустился, то этого уже вырубили?         

Больман кивнул.     

- Ну, и что дальше?    

- Я спускаюсь, вижу – Бо-я уже лежит. И двое в противогазах, со стволами пе-едо мной. Стволы мне в мо-ду. Оружие заб-али. Гово-ят, где ключи от сейфа?      

- Что, получается, знали, где бабки лежат?      

- Видимо. Даже не сп-ашивали ничего, с-азу п-о сейф.      

Матвей многозначительно посмотрел на Биту. Тот кивнул.         

- Опиши их, - потребовал Матвей. Больман пожал плечами.     

- Как их опишешь? Под п-отивогазами ничего не видно. Ну, один          с-еднего –оста, д-угой чуть пониже. Ку-тки – Ту-ция, б-юки, на головах     пидо-ки вязаные, волос не видно. На –уках пе-чатки.        

- Перчатки всё время на руках были? Может, кто-то снимал? – спросил Бита.   

- П-и мне нет.       

Бита досадливо крякнул. Ребятам, которые искали отпечатки пальцев, вряд ли что светит.       

- Какое у них было оружие? – спросил Матвей.     

- «ТТ» и «Мака-ов».       

- Фигня какая-то. Ладно. Больше ничего не заметил?   

Больман замешкался, раздумывая.    

- В общем … Один из них похож на женщину.    

Бита удивлённо присвистнул.     

- Как это?     

- Не знаю. В повадке, мане-ах что-то такое. И когда он меня обыскивал, - Больман замялся, пытаясь объяснить.       

- А может голубой? – поинтересовался Бита.         

Больман пожал плечами. У него не было богатого опыта общения с педерастами.    

- А голоса? – спросил Матвей. – Они же говорили с тобой?     

- Да че-т его -азбе-ёт из п-отивогаза. Знаешь, что получается? Бу-бу-бу. Х-ен знает, какой у него голос. А тот, что пониже, кото-ый обыскивал, всё в-емя молчал.       

- Может, действительно баба? – сказал Матвей Бите.        

Тот недоумённо поднял брови.     

- Мало ли… Но откуда тут бабе взяться? Непонятно.    

- Сколько там было в сейфе? – спросил Матвей у Больмана.       

- Учитывая последние поступления, около сто со-ока тонн зелени.   

- Да-а, - процедил Матвей и приказал казначею с охранником. – Ладно, валите пока отсюда. Идите вниз, сидите там. Семёнов есть? – спросил он у Биты.         

- Уже должен был подъехать.         

- Подойди к нему, - сказал Матвей Гурону, - пусть посмотрит, что у тебя с рукой.   

Больман с Борисом быстренько ретировались из комнаты, радуясь, что, пока ещё, живы.     

- Ну что? – спросил Матвей.      

- Ребята ищут, - ответил Бита. – Есть следы шин возле дома. Марку машины установили. В доме есть следы обуви. Кстати, одни отпечатки, действительно небольшие, тридцать восьмой размер. Наводит на размышления. Пальцев, по-видимому, не обнаружим. Вообще, медленно всё – видно плохо. Вот рассветёт, может, ещё чего накопаем.          

- Ну, а насчёт того, кто это, соображения есть?         

- Не знаю, - честно признался Бита. – Непонятно как-то всё. Высчитали они идеально. Действительно, любой бы на месте Больмана предположил, что это Гоша с Рыжим. Код они знали, зашли как свои. Гурон расслабился, тут они ему и вмазали. Но, вот понимаешь, в чём фигня. То они действуют, как профессионалы, то, как полные дилетанты. Экипированы они были, судя по всему, классно, но вот оружие, - Бита поморщился. - Руку Гурону свернули на раз, он даже не помнит как. Так мог сделать только подготовленный боец. Причём высокого класса. Следов оставили минимум. Но, в то же время, отпускают двоих свидетелей. Зачем? По всему их надо мочить, а они их отпускают. Непонятно.       

- Значит, ты думаешь, что это не Хасан?    

- Скорее всего, нет. Он бы работал по другому. Зато, одно бесспорно. Здесь замешан кто-то из своих. Либо навёл, либо …

- А Больман с Гуроном?     

- Проверю. Они первые на очереди. То, что оба остались живы - это минус для них.        

В комнату вошёл пожилой мужчина в очках, с чемоданчиком и вопросительно посмотрел на Матвея с Битой.      

- Можно, Валерий Александрович, - сказал Бита. – Работайте, мы пойдём вниз. Сейф осмотрите повнимательнее. Хотя, вряд ли вы там что-нибудь найдёте.      

- Не волнуйтесь, Вадим Николаевич, - сказал тот, - осмотрим всё, каждый сантиметр. Ну, а отсутствие результатов, как говорится, тоже кое-что.      

Бита с Матвеем спустились вниз. К ним подошёл Гоша.         

- Что нашли? – спросил Матвей.          

- Мало-мало есть, - ответил Гоша. – На выезде они зацепили ворота. Ребята сейчас там. Так что, тачку они, считай, засветили. Уже можно сказать, что это «Ауди-80», цвет тёмный, «металлик». К утру определят точную марку и обещают даже дать примерный год выпуска.       

- Не густо, - сказал Бита, - на таких тачках полгорода ездит.        

- Не преувеличивай, - заметил Матвей, - полгорода ездит на троллейбусах. Зацепка у тебя есть, уже можно крутить.        

- Понятное дело, - ответил Бита. – Машину-то я раскручу, а вот приведёт ли она нас куда-то – вопрос.      

- Вопросов у нас и без того хватает. Так что, не забивай себе голову лишними. Лучше найди тех, кому мы эти вопросы зададим, - Матвей осклабился. – Я человек не злой, но умирать они будут долго.      

Он пробыл ещё полчаса, убедившись, что поиск идёт и его присутствие теперь не так необходимо. Больмана с Гуроном, которому уже оказали первую помощь, приказал задержать в доме, разоружить, выставить охрану и не спускать глаз. Предупредив Биту, чтобы сообщил ему немедленно, как только что-нибудь прояснится, Матвей сел в машину с шофёром и отправился домой. Его сопровождал только Рыжий. Гоша остался на месте. 

Бита приказал всем перейти с территории обратно в дом, и ещё раз осмотреть всё сверху донизу. Снаружи по такой темени работать всё равно было бесполезно. Больше следов можно затоптать, чем обнаружить.      

Под утро сделали небольшой перерыв, а как только начало светать – опять принялись за работу.        

К девяти часам Бита начал обзванивать бригадиров. Им следовало собраться у Матвея. Он хотел задействовать всех, и как можно скорее. Так, вылавливая их по порядку, Бита постепенно добрался до Красавчика. Вместо него ответил Никодим. Бита поинтересовался, что тот сейчас делает, и передал, чтобы бросал всё и немедленно рулил к Матвею. Никодим ответил, что Красавчик сейчас разбирается со шпаной, но он ему передаст, и тот будет.         

- Что у него там за дела? – поинтересовался Бита, уже собираясь отсоединиться.        

- Кто-то у него «тачилу» увёл покататься, - сдерживая смех, сообщил Никодим. – Так мало того, ещё помяли передок с крылом, и в таком виде оставили. Он сейчас там нашу автомобильную шушеру раком ставит.           

- Что?! – закричал Бита. – Стой! Гоша! Гоша! Быстро сейчас бери двух людей и ждите меня внизу.         

Он вдруг вспомнил, на какой машине ездит Красавчик.         

 

55.

Они ввалились к Красавчику в самый разгар экзекуции. Действие происходило в подсобном помещении торгового павильона «Сирена» и сопровождалось всхлипами и клятвенными заверениями с одной стороны и угрозами вперемежку с матами – с другой. Как раз в этот момент Гопа и Мечик, руководившие толпой малолеток, работающих в их районе «по тачкам», выслушивали от Красавчика основной постулат власти – «руководитель отвечает за всё». После проведённой разъяснительной работы они были с этим полностью согласны, и уже готовы возместить ущерб, причинённый «Ауди» Красавчика, но продолжали полностью отрицать участие кого-либо из своих подопечных в этом неслыханном кощунстве.         

Бита вошёл в каморку первым, за ним следовал Гоша. Никодим, не въезжая до конца в ситуацию, ему никто ничего не объяснял, двигался замыкающим. Два человека снаружи уже находились в машине Красавчика, проводя тщательный осмотр.     

Первым делом Бита велел Гопе и Мечику убираться вон. Они поспешно подтёрли то, что натекло из их носов, и с благодарностью выполнили приказание. Разгорячённый Красавчик бросился было со своими разъяснениями, но Бита усадил его на низенький стульчик, а сам примостился над ним, на краю стола. Включённая настольная лампа довершала картину постреволюционной эпохи «Допрос меньшевистской сволочи в ЧК».        

- Когда тебе помяли машину? – спросил Бита.          

- А что? – в свою очередь спросил Красавчик. У него мелькнула мысль, что гандона, который это сделал, уже повязали, и сейчас Бита передаст его Красавчику тёпленьким.        

- Ты вопрос слышал?    

- Сегодня ночью, блин.    

- А ты где был в это время?     

- У Виолетты.     

- Это та, с которой ты две недели назад приходил в «Давыдовку»?            

- Ну да.        

- Адрес давай.       

- Ты чего, Бита? Что вообще за дела?    

- Давай, давай. Потом объясню.           

Красавчик назвал адрес, недоумевая, что могло произойти, раз задействован Бита. То, что ищут не совсем тех, кто раскурочил его машину, ему уже стало понятно.       

- Ты когда к ней приехал? – продолжал спрашивать Бита.    

- В шесть.       

- Точно?       

- Ну, в шесть с минутами. Минут пять-десять.      

- Выходил?       

- Только утром.        

- Значит, с шести до утра безвылазно просидел у Виолетты?       

- Ну да.          

- А она выходила?       

- Да с какой стати ей выходить! Слушай, Бита, ты мне, блин, поясни, что происходит. Ночью мне какая-то сука тачку попортила, так теперь ещё вы с вашими расспросами.      

Бита повернулся к Никодиму.      

-Ник, сходи туда, наружу к ребятам, посмотри, чтобы всё было в порядке.    

- Ладно, - пожал плечами Никодим, которому тоже очень хотелось услышать, что происходит.      

- Вчера вечером, - сказал Бита, понизив голос, когда за Никодимом закрылась дверь, - у Больмана взяли общак.         

- Да ну? – у Красавчика аж дух перехватило. – Ни фига себе картина! Такого у нас ещё не было.        

- Вот так. Причём замазан кто-то из своих – к Больману вошли через код. И ещё. На выезде те, кто это сделал, помяли машину. Всасываешь ситуацию?           

- Ты что? – Красавчик привстал. – Ты что, Бита, хочешь сказать …        

- Сиди, - остановил его Бита. – Пока я хочу сказать, что тачка, судя по всему, была твоя. А вот находился ты в ней, или нет, мы и будем выяснять.      

- Ну ты, ёлы-палы, даёшь! Выходит это я на Больмана наехал, да?       

- Не ссыте, поручик, разберёмся.      

- Давай сейчас к Матвею. Вот там втроём и будем разбираться.    

Красавчик чуть не лопался от злости. Мало того, что ему сделали с машиной, так ещё и подставили так, что вполне можно схлопотать пулю. В лучшем случае.      

В это время дверь открылась и заглянул один из людей Биты.       

- Что? – повернувшись к нему, спросил тот.        

Человек подошёл к Бите и показал полиэтиленовый пакетик с ключом и голубым мишкой.    

- Вот. Было под пассажирским сидением.     

Бита взял пакетик в руки и прищурился. Красавчик, вытянув шею, рассматривал через его плечо то, что в нём находилось. Гоша тоже подошёл поближе и стал рядом.       

Этот мишка был знаком всем троим.       

- Н-да, - сказал Бита. – Очень интересно.          

 

56.

Женя сидел в своей комнате у окна, выходящего во двор их малосемейки, и прихлёбывал горячий крепкий чай из большой щербатой чашки. Утром он успел съездить в лес и побывать на облюбованной полянке. И вот сейчас Желток покачивался на скрипящем стуле, смотрел во двор и пил чай. Когда чашка заканчивалась, он закуривал и задумчиво разглядывал завитки дыма, проплывающие к форточке. Докурив сигарету, он гасил её в стоящей рядом с ним пепельнице, наливал себе новую чашку и продолжал смотреть в окно. Впрочем, больше в его комнате смотреть было некуда и не на что.        

Примерно в половине пятого во двор въехала машина, которая показалась Жене знакомой. А вот люди, выбежавшие из неё, были знакомы ему наверняка. Бита с Гошей, обогнув играющих ребятишек, метнулись к подъезду.   

Женя вскочил, почувствовав как жаром осыпало всё его тело. Он отшвырнул чашку. Чашка клокнулась о голую стену и с печальным звуком разлетелась вдребезги.  

Желток не обратил на это ни малейшего внимания.     

Чтобы добраться до его квартиры Бите с Гошей понадобится три с половиной минуты. Это Желток проверял специально, засекая время по часам. Быстрее никак не получится.      

У него есть три с половиной минуты на то, чтобы попытаться спастись.        

 

57.

- Вы уже? – спросил Акула.         

- Да, всё в порядке, - кивнул человек, отвечавший за подключение к телефонной линии.     

Они находились в квартире Ахмедова. Сам хозяин сидел на диване в гостиной, время от времени нервно потирая руки и ожидая, чем закончится эта заварившаяся вокруг него каша.      

Перед тем Акула долго беседовал с шофёром, отвозившим жену и дочь Ахмедова на вокзал. Слежки за собой водила не заметил, хотя и был проинструктирован хозяином по поводу повышенной бдительности. Следовательно, их вели на разных машинах, что подтверджало серьёзность противника, с которым предстояло столкнуться. Хуже было то, что другая сторона уже знала адрес, по которому находилась семья предпринимателя. По распоряжению Акулы туда выехали три человека с целью охраны. Хотя, сам Акула считал, что главные события произойдут здесь. И от того, как они будут разворачиваться, зависит и безопасность семьи Ахмедова.          

- У нас всё готово, - сказал Акула, входя в гостиную, где сидел изрядно перенервничавший хозяин, и опускаясь в глубокое кресло напротив него. Руки Акула положил на подлокотники, но не откидывался назад, а держал спину прямо.            

Ахмедов кивнул.             

- Всё будет в порядке, - сказал Акула.    

Ахмедов ничего не ответил.          

Акула вызвал, поочерёдно, по рации людей, расставленных вокруг дома. Все находились на своих местах и при этом – никого, похожего на наблюдателей противника. Время замерло.        

Звонок раздался ближе к вечеру, когда нервы у всех были на пределе.      

- Ты сделал то, о чём тебе говорили? – раздался знакомый Ахмедову голос.    

- Да. Деньги у меня.       

- Хорошо. Ты принял разумное решение. Сложи их в кейс и жди нас. Никуда не выходи до нашего прихода. Мы скоро заедем.    

В трубке послышались гудки.   

Человек, сидевший за столом, покачал головой.    

- Ладно, - бросил Акула. – Быстро собирайте всё и уходите отсюда.     

Он поднёс к губам рацию.       

- Внимание! Всем! Покинуть территорию немедленно. Гурам, ты остаёшься на месте и смотришь за подходами. Вазген и Ашот, поднимаетесь сюда. Все остальные, станьте по периметру квартала, но не ближе …          

В дверь позвонили. Мужчина, собравший свои принадлежности в чемоданчик, вежливо попрощался с Ахмедовым и вышел, разминувшись на пороге с двумя щетинистыми молодыми парнями в просторных кожаных куртках. Они кивнули Ахмедову, здороваясь, и прошли в квартиру. Он запер за ними дверь.           

- …Отбой! – сказал Акула, выключил рацию и обратился к Вазгену с Ашотом. – Приготовьте оружие.           

- Всё в порядке, - повернулся он к Ахмедову. – Мы их сделаем прямо здесь.      

 

58.

На Женю было страшно смотреть. Он сидел на стуле в подвале дома Матвея, с руками, заведёнными за спину и схваченными там наручниками. Кровь была повсюду. Лицо превратилось в ужасную маску тёмно-бурячного цвета, левый глаз закрылся полностью.     

- Ну куда ты бежал? – Гоша подошёл к стоящему у стены эмалированному ведру, зачерпнул воды и плеснул её в лицо Жене, видя, что тот уже поплыл и вот-вот вырубится.        

- Зачем ты бежал? – повторил Гоша, говоря нарочито громко, чтобы не дать Жене соскользнуть в спасительное забытьё.          

Вода, смешиваясь с кровью, коричневыми струйками побежала по лицу Желтка, стекая на рубашку с оторванными верхними пуговицами. Он шевельнулся на стуле, его нога конвульсивно шаркнула по полиэтилену, заботливо постеленному на пол, чтобы нигде не оставалось следов крови.         

- Что, увидел нас и испугался, да? – сочувственно спросил Гоша. Он стоял чуть нагнувшись и, уперев руки в колени, глядел в лицо Жене.            

Тот попытался что-то ответить разбитыми губами, но из горла вырвался только свист с нечленораздельным шепотом.    

- Что-что? – Гоша наклонил голову.        

- Ладно, кончай эту бодягу, - поднялся из-за его спины Бита, подбрасывая на ладони «Макаров», изъятый у Желтка. Они с Матвеем сидели у стола, давая себе короткую передышку, после того, как двадцать минут, без устали, обрабатывали Женю.     

Бита подошёл к Желтку, безучастно сидевшему на стульчике.      

- Где деньги, падло? – с ровной интонацией задал он вопрос, который неизменно звучал здесь с того момента, как сюда привезли Женю. Бита был спокоен и не выходил из себя, зная, что, рано или поздно, ответ на него он получит.          

Его ожидания оправдались где-то через час. Женя не выдержал. За это время он дважды терял сознание, его отливали водой и продолжали бить. В конце концов, он подошёл к той черте, когда человеку становится всё равно, будет он жить или умрёт, лишь бы остановить то, что происходит сейчас. Потому, что в нём не остаётся ничего, кроме боли, всеобъемлющей, пронизывающей каждую часть тела. Боли непереносимой настолько, что она заглушает инстинкт самосохранения. Тогда человек готов умереть, только чтобы она прекратилась, исчезла. Пусть даже вместе с ним. И, в конце концов, Желток тоже не выдержал, сломался и рассказал, где он спрятал деньги.              

- У начальника … моего отдела, - сиплым голосом сказал он, и назвал имя и адрес. В голове у Жени звенело, из левого уха стекала струйка крови. Он им почти ничего не слышал. Видимо, после одного из ударов что-то случилось с барабанной перепонкой. – Я его предупредил, что там деньги. Сказал, что одолжил, чтобы рассчитаться с долгом.          

- Ну, вот и всё, - сказал Матвей, выпрямляясь. Когда Женя начал говорить, они все втроём сгрудились вокруг него. – Вот так бы сразу. А то, только время тянул. Сколько там?           

- Половина, - Женя закашлялся.         

- Бери Рыжего, - приказал Матвей Гоше, взглянув на часы, - и давайте вместе с ним в адрес, заберите бабки. В чём они упакованы? – повернулся он к Жене.          

- В чемоданчике, - ответил тот.       

- Значит, заберёте чемодан и сразу сюда. А мы здесь вас подождём, да?       

Матвей показал зубы и подмигнул Жене. И подумал о том, как он будет убивать этого лоха, когда пацаны вернутся с деньгами. Смерть его будет жуткой и очень-очень болезненной.          

- Понял, - сказал Гоша, отправляясь из подвала наверх за Рыжим.     

- Что ж ты, дорогой, такую подляну решил мне устроить? – Матвей присел рядом с Женей на раскладной стульчик. – Мы с тобой                       по-человечески, долг дали возможность отработать, а ты? Нехорошо.          

Матвей огорчённо поцокал языком. Бита, стоявший рядом, показал глазами на Женю, мол, может вломить ещё? Матвей покачал головой, пока достаточно. Процесс убивания Желтка не терпел спешки, а, наоборот, требовал медлительности, вдумчивости и изобретательности.            

- Знаешь, как с такими поступают? – спросил Матвей.      

Женя промолчал.     

- Тебя ведь эта сука подбила? – скорее с утвердительной интонацией произнёс Матвей. – И зачем ты с ней связался? Вроде бы, неглупый человек. Образованный. Она же использовала тебя.       

Женя мотнул головой.         

- Что, не веришь? – Матвей поёрзал, поудобнее умащиваясь на стуле. После физических упражнений его потянуло на разговоры. – А зря. Ты думаешь, мы как на тебя вышли? Это ж она тебя сдала.       

Женя опять дёрнул головой, как от удара током.     

- Да, да, - продолжал Матвей. – Чего ты дёргаешься?        

Он достал из кармана ключ с голубым мишкой и, держа его двумя пальцами, поднёс к лицу Жени. Медвежонок раскачивался перед его глазами, как маятник.       

- Вы ведь лохи. Оба. А лохи не могут не проколоться. Как бы вы ни рассчитывали, как ни планировали, всё равно, где-то облажаетесь. Это закон. Вот эту штучку, - Матвей подбросил брелок на ладони, - вы обронили в машине Красавчика, которого хотели подставить. А когда Зойка обнаружила пропажу, она поняла, что мы выйдем на вас за считанные минуты.        Вещица-то приметная. Тем более, я сам ей его и подарил. Поэтому, она первым делом свалила из города, а потом позвонила нам и сдала тебя. В обмен на обещание, что мы не будем её преследовать. Просекаешь ситуацию?        

Желток весь обвис на стуле, как мертвец. Да и вид у него стал, как у мертвеца. Ещё хуже, чем когда его обрабатывали. Матвей с удовольствием отметил, как его слова подействовали на Женю.   

- Вот так-то, - назидательно произнёс он. – Никогда не связывайся с бабами. Они только для постели. А в делах от них одна непруха.              

Женя что-то невнятно забормотал. Из потока слов Матвей и Бита уловили только: «…глаза … чувствовал … всегда неприятности». Матвей посмотрел на Биту. Тот пожал плечами.      

- Бредит, наверное, - предположил он.         

- Пить дайте, - попросил Женя.        

- Дай, - сказал Матвей, - пусть восстановит силы. Они ему ещё понадобятся.          

Бита подошёл к ведру с водой, набрал немного в ковшик и поднёс его к губам Желтка. Тот сделал несколько глотков и откинул голову назад, роняя капли на подстеленную под него клеёнку. Кровь на ней уже начала подсыхать.         

Бита швырнул ковшик обратно в ведро и вернулся на своё место.          

- Ты не грусти, - сказал Матвей. – Мы её, всё равно, достанем. Это вопрос пары дней. Вот ты, наверное, уже не дотянешь, чтобы увидеть, как мы её кончим. Но, по крайней мере, умрёшь спокойно, с уверенностью, что она никуда не денется.     

Внезапно плечи сидящего на стуле Желтка затряслись.     

- Не надо, - сдавленным голосом сказал он.       

Бита удивлённо посмотрел на него.             

- Не … не трогайте её.          

Матвей не поверил своим глазам. Невероятно! Лох плакал. Самым натуральным образом. Он плакал по женщине, которая использовала его, а затем предала. Это не укладывалось у Матвея в голове. Он сплюнул и отшвырнул стул в сторону. Ему было противно смотреть на человека, пустившего сопли из-за девки, готовой лечь под каждого.         

Матвей заходил из угла в угол. У него даже возникла мысль вынуть пистолет и сейчас же вышибить из этого слизняка мозги. Такие уроды просто не имеют права появляться на свет. Им нет места в этом мире.    

Бита, испытывававший примерно те же чувства, посмотрел на Матвея и покачал головой.           

- Если вы отпустите её, - сказал Желток, голос его зазвучал чуть громче, дрожи поубавилось, - я скажу вам, где остальные деньги.      

Матвей остановился. Бита подвинулся ближе к Жене.       

- А что, - тихо спросил он, - разве они не у Зойки?         

Желток помотал головой и поморщился.        

- Нет. Я их спрятал. А достать их мы должны были позже.            

Матвей разочарованно отвернулся. Бита свистнул.           

- Ну, так считай, что бабок там нет. Они уже давно у рыжей.         

- Она не знает, где. Я прятал деньги сам. Без неё.         

Матвей опять повернулся к нему.        

- И где? Опять у знакомых? Или в камере хранения?        

Желток сглотнул.     

- В лесу. За городом.         

Матвей удивлённо посмотрел на него.         

- Закопал? – недоверчиво спросил он и посмотрел на Биту.               

- Ну, мало ли? – ответил Бита на невысказанный вопрос. Дескать, мало ли что этим придуркам приходит в голову.    

Матвей пожал плечами.      

- И что?        

- Не трогайте её. Я покажу, где деньги.        

- Так ты нам по любому расскажешь, дорогуша. Разве ты не понял ещё? Здесь рассказывают всё. Всё, что мы захотим услышать.        

Женя поднял голову и посмотрел на Матвея.         

- Нет, - сказал он. – Я скажу только, если вы пообещаете не трогать её.       

Матвей увидел его глаза и внезапно понял, что, действительно, Желтка можно сейчас резать на куски, делать с ним что угодно, но до самой смерти он будет защищать эту дрянь.          

- Хорошо, - сказал он, прошёл в угол, поднял стул и сел напротив Жени. – Я ничего не буду с ней делать.           

«Интересно, - подумал Матвей про себя, - находятся до сих пор люди, которые верят словам».       

Для него Зоя была уже мертва. Независимо от того, что он сейчас скажет этому сопляку.       

- И твои люди тоже, - потребовал Женя.           

-Да-да, - нетерпеливо подтвердил Матвей. – Ни я, ни мои люди, ни  кто-либо другой не будут искать эту профуру, и ничего с ней не сделают. Она будет жить.        

Бита подтверждающе кивнул.            

- Пообещай.         

- Я даю своё слово, - торжественно произнёс Матвей. Он мог бы ещё перекреститься, поклясться могилой матери, своими детьми, которые, возможно, где-то были, но посчитал, что достаточно будет и этого.       

- Хорошо, - сказал Женя и сплюнул на подстеленный полиэтилен. Слюна была ярко-красного цвета. – Я покажу место.       

- Где? – спросил Матвей.                   

- В лесу, за городом.        

- Молодец, - Матвей хлопнул его по плечу, при этом Женя болезненно поморщился, и повернулся к Бите. – Выкатывай машину.       

- Сейчас? – Бита с сомнением посмотрел не него. – Может, подождём до утра?       

Матвей взглянул на часы.        

- Пока туда доедем уже будет светать. Чего тянуть?           

- Ладно, - Бита встал. – Как с ним? Так и повезём?        

Он имел в виду наручники.       

- Зачем? – сказал Матвей. Желток, в его состоянии, был не опаснее дождевого червя. – Сними. Ему ещё копать придётся.          

Бита отстегнул браслеты и спрятал их в карман.    

Они выбрались из подвала. Пока Бита выводил машину из гаража, Матвей налил себе рюмочку «Камю» для поддержки тонуса. Жене он не предложил. Покойникам не нужен коньяк.        

Уже во дворе, когда Женю усадили в машину, Бита наклонился к Матвею и тихо спросил:   

- Что с ним будем делать?       

- Там же и оставим. Пулю в живот и закопаем, - Матвей улыбнулся змеиной улыбкой. – Пусть немного помучается под землёй.     

Женя этого разговора не слышал. Он сидел, откинувшись на спинку заднего сидения и глядел в одну точку широко распахнутыми глазами. Ему и так было понятно, что живым его никто отпускать не собирается.          

 

59.

Гоша с Рыжим подъехали к дому, где по указанному Желтком адресу проживал начальник его заводского отдела. Остановив машину, Гоша вышел первым и, по привычке, внимательно осмотрелся по сторонам. Вокруг было спокойно - обычный дом, с обычными обитателями, большинство из которых спали сейчас в своих постелях. Светилось лишь несколько окон.   

Рыжий, тяжело сопя, выбрался из машины и захлопнул дверку.       

- Ну что, пошли, что ли? – предложил он.     

- Пошли, - ответил Гоша, осматривая улицу и машинально проверяя, на месте ли пистолет. Он не собирался угрожать заводскому чиновнику пожилого возраста пушкой, просто сказывался рефлекс. В незнакомой ситуации оружие должно быть под рукой.     

Они вошли в подъезд.    

- Второй этаж, - сказал Гоша, - давай без лифта.       

Поднимаясь по лестнице, он рассматривал интерьер и ухоженность пролётов.        

- А неплохо устроился начотдела, - заметил Георгий. – Домик не из самых плохих.         

- Значит, натырил много, - рассудительно сказал Рыжий. – Вот у меня шурин на складе работал, правда, не у них на «Протоне», а в «машинке», так он за городом такой домик отгрохал. Закачаешься.      

- Да, кто может, тот живёт, - сказал Гоша, подходя к металлической двери указанной им квартиры.        

- Ну что, готов? – спросил он.      

- А чо? – ответил Рыжий.    

Гоша надавил кнопку звонка.        

 

60.

«Бээмвэшка», покачиваясь, двигалась по лесной дороге. Свет фар выхватывал из темноты густо растущие деревья и начинающий зеленеть кустарник. Бита вёл автомобиль, Желток, которого пересадили вперёд, всматривался, пытаясь определить место, где нужно будет остановиться.         

- Вроде бы здесь, - неуверенно сказал он.     

Бита затормозил.       

- Точно? – спросил из заднего сидения Матвей.      

- Да, - ответил Женя.        

- Сиди пока, - приказал ему Бита.    

Он вышел из машины, обогнул капот и открыл дверь с Жениной стороны. Вышедший Матвей стал рядом. Они держали Женю как в тисках, готовые пресечь любую его попытку вырваться и исчезнуть в темноте.      

Желток прошёлся туда-сюда, приглядываясь к местности.       

- Нет, - наконец сказал он. – Чуть дальше.     

Бита с Матвеем снова затолкали его в машину, сели сами, и двинулись вперёд. Они проехали несколько сотен метров, и тогда Желток определённо узнал нужное место.   

- Тормози, - сказал он Бите.   

Все вышли из «БМВ».      

- Куда теперь? – спросил у Жени Матвей.         

- Туда, - Желток показал рукой направление.     

Бита достал из багажника садовую лопату и аккумуляторный фонарь. Они двинулись вглубь леса. Пройдя немного, Женя вывел их на знакомую полянку.   

- Здесь, - сказал он, подходя к самой большой сосне и вытаскивая из земли сухую палочку, которой он пометил место.         

Бита направил туда свет фонаря и бросил лопату к ногам Жени.      

- Копай, - приказал он.       

Матвей, засунув руки в карманы длиннополого чёрного пальто, наблюдал за происходящим.        

Женя неловко наклонился, поднял лопату и принялся за дело. Работал он медленно, всё тело болело, голова, казалось, раскалывается на куски, в повреждённом ухе стоял звон, буром въедавшийся в мозг.       

Матвей с Битой стояли и молча курили, глядя на копающегося в земле Желтка. Фонарь Бита пристроил на поваленном дереве так, чтобы тот освещал нужную площадку.      

- Ты что, - сказал минут через пятнадцать Матвей, - хочешь до Америки докопаться?      

- Да нету там ничего, - сказал Бита. – Он, просто, тянет время.      

- Есть, - сказал Женя. Он остановился, чтобы передохнуть, и опёрся на черенок лопаты. – Сейчас уже будет.            

- Ну, давай быстрее, - поторопил его Матвей. – Нам что, до утра здесь прохлаждаться?    

- Хотя, уже и так почти утро, - добавил он, глянув на часы.    

Желток опять принялся за раскопки. Копалось легко. Свежераскопанный накануне грунт поддавался без особых усилий. Но, то для нормального человека, а не для Жени, над которым всего несколько часов назад упражнялись три здоровых лба. Сейчас лопата даже под своим собственным весом подрагивала в его руках.    

Наконец, он наткнулся на своё захоронение. Из-под земли Женя извлёк пластиковый пакет и, воткнув лопату в землю, аккуратно стряхнул с него налипшие комья. Затем он вылез и, стараясь не смотреть на Биту с Матвеем, принялся медленно его разворачивать.       

- А ну стой! – приказал внезапно напрягшийся Бита. – Дай его сюда.      

Желток колебался. Казалось, ещё чуть-чуть, и он бросится разворачивать свёрток, чтобы выхватить содержимое. Бита, как бы между прочим, положил ладонь на рукоять пистолета, торчавшего за ремнём.       

- Дай сюда, - повторил он. – И оставайся на месте. Ты своё дело уже сделал.   

Матвей подошёл на шаг ближе к ним.      

- Ну? – угрожающе сказал он.        

Женя медленно протянул им пакет и отступил назад. Но не туда, где он до этого находился, а левее. Чуть-чуть левее.      

Бита взял пакет и сам принялся его разворачивать. Матвей стоял вплотную к нему и следил за тем, что окажется внутри. При этом о Жене они не забывали, время от времени бросая на него взгляды.             

Желток сместился ещё левее. Сантиметров на пять. Этого никто не заметил.                 

Пластиковая оболочка с шуршанием освободила старый кожаный портфель, с которым Женя обычно ходил на работу.          

Ещё пять сантиметров влево.     

Бита попытался открыть его, но замок заедал и открывался очень туго. Женя каждое утро мучился с ним, садясь на своё рабочее место. Бита принялся нетерпеливо дёргать за пряжку.

 Женя передвинулся ещё чуть-чуть. Матвей поднял на него блеклые глаза, но, не обратил внимания на то, что Желток понемногу перемещается.    

Бите удалось справиться с замком. Он распахнул портфель. Взгляды его и Матвея оказались на секунду прикованы к содержимому.

Женя сделал последний шаг.    

Портфель оказался набит скомканой обёрточной бумагой. Матвей медленно протянул руку. Бита открыл рот, чтобы произнести: «Это что за херня?».     

В тот же самый момент левой ногой Женя сдвинул в сторону небольшой пласт дёрна. Под ним, в углублении, выложенном полиэтиленом, лежал «Макаров». Это был «ПМ» номер два, купленный Зойкой у Франца. Именно тот, который он пристреливал здесь, в лесу, уже почти два дня тому назад.        

Забыв о боли, стараясь действовать как можно быстрее, Женя подхватил пистолет. Мушка совместилась с широкой спиной стоящего перед ним Биты.           

- Раз, - сказал он.   

И нажал на спусковой крючок.      

 

61.

Дверь открылась даже без обязательного вопроса: «Кто там?». На пороге стоял Ахмедов.         

- Нам нужно кое-что забрать, - сходу сказал Гоша, обдумывая, как без лишнего шума заставить этого человека отдать чемодан с деньгами.       

Рыжий, тяжело дыша Гоше в ухо, стоял чуть сзади.      

- Проходите, - сказал Ахмедов, стараясь унять колотун и не показывать своего волнения.        

Гоша слегка удивился тому, с какой лёгкостью продвигается дело. Внутри него тревожно засветился красный огонёк. Что-то было не так. Вроде бы всё спокойно и никакой опасности, но что-то не так. Гоша почувствовал, как непроизвольно напряглись мышцы живота. Они с Рыжим шагнули через порог.         

- Сюда, - жестом показал им Ахмедов.       

Гоша и Рыжий вошли в комнату. На краю большого тёмно-коричневого стола лежал дипломат. Гоша подошёл к нему и поднял крышку. Внутри рядами были уложены пачки долларов.            

- Порядок, - сказал он Рыжему и захлопнул крышку. – Уходим.       

- Зачем уходить, Гоша? Куда ты так спешишь, дорогой? – раздался голос с правой стороны от Георгия.      

Он резко повернулся туда. В проёме двери, ведущей в дальнюю комнату, показался Акула с пистолетом в руке. И хотя рука была опущена, красный огонёк опасности, мерцавший внутри Гоши, превратился в ревущую сирену.         

Он дико закричал и рванулся назад, оттесняя Рыжего к выходу и одновременно выхватывая «Браунинг». Но, сзади раздались приглушённые хлопки глушителей, будто кто-то с силой выплюнул сливовые косточки. Рыжего с Гошей отшвырнуло друг от друга, и они грузно рухнули на пол. Дипломат так и остался у Георгия в руке.   

Вазген с Ашотом, стоявшие в коридоре, опустили свои пистолеты.    

Акула перешагнул порог комнаты и, не выпуская оружия, посмотрел на незадачливых матвеевцев. Каждый из них получил по две пули. Георгия уложило наповал, судя по всему, он умер ещё в падении. Рыжий пока был жив, но это «пока» грозило оказаться очень недолговечным. Грудь его, подобно орденским звёздам, украшали две дырки, называемые в среде криминалистов «пулевыми отверстиями». Рыжий выкатил глаза и часто-часто мигал, как будто собирался заплакать.     

Акула остановился около него и чуть наклонился.   

- Кто … вас … послал? – раздельно сказал он, стараясь как можно чётче произносить слова, чтобы пробиться к затуманенному сознанию умирающего.        

- Ма … ма …, - хрипя и булькая, выдавил из себя Рыжий.       

Акула кивнул, поняв это как «Матвей». На самом деле Рыжий говорил: «Мама». Он уже не воспринимал ни происходившего вокруг, ни того, что ему говорилось.     

- Ма …, - опять прошептал Рыжий. На губах у него вздулись красные пузыри. Левая нога вдруг стала мелко-мелко дрожать, по телу прошла судорга, на мгновение исказившая лицо. Он шумно выдохнул и замер.      

Акула выпрямился.    

- Вот и всё, - сказал он Ахмедову, который прилип к стене комнаты, как только началась стрельба, и оставался там до сих пор. Лицо его было песочного цвета, в тон обоям. – Порядок, порядок уже. Не волнуйся.        

Ахмедов шумно сглотнул слюну.     

Акула достал переговорное устройство.   

- Гурам, как у тебя?      

- Всё в порядке. Тихо. Движения нет.       

- Через пятнадцать минут спускайся вниз и отправляйся назад.        

- Понял. Отбой.  

Связавшись с остальными, Акула отдал приказ двигаться обратно к    Хасану.         

 Вазген и Ашот уже принялись сноровисто упаковывать трупы. Технология избавления от них здесь была отработана не хуже, чем в команде Матвея. Только, вместо котельной они использовали кладбище, находящееся на территории, контролируемой Хасаном. Тела элементарно закапывались без могил и опознавательных знаков.       

И, напоследок, Акула набрал номер хозяина.      

- Всё в порядке, - сказал он.        

- Что сделали? – спросил Хасан.       

- Две зачистки. Прямо здесь на месте.     

- Кто?     

- Как мы и думали. Это он.

- Точно? – переспросил осторожный Хасан. – Ты уверен?

- Абсолютно, - убеждённо заявил Акула. – Человек перед смертью сказал.

- Понятно, - задумчиво произнёс Хасан. – Значит, война.      

- Выходит так.      

- Давай всех сюда. Будем начинать немедленно, пока они не очнулись.     

- Хорошо, хозяин. Ребята уже выехали. Я буду минут через тридцать.        

- Хорошо, - Хасан отключился.      

- Закончите с этими, - сказал Акула Вазгену с Ашотом, имея в виду трупы, - и быстро к хозяину. Сейчас каждый мужчина на счету.       

Вазген по-армянски ответил, что они приедут, как только справятся.    

Акула попрощался с Ахмедовым, к которому нормальный цвет лица всё ещё упорно не хотел возвращаться.          

- Живи как жил, брат, - сказал он. – Никого не бойся. Если что-то опять произойдёт, обращайся к нам. Поможем.            

- Ага, - сказал Нурсултан. Пока он был способен лишь на фразы, состоящие из немногосложных слов.       

Спустя несколько минут тёмно-серый «Мерседес» Акулы, набирая скорость, плавно заскользил по улицам ночного города. Через четверть часа он уже был у Хасана.     

А ещё через пятьдесят минут оттуда стали разъезжаться автомобили с вооружёнными людьми.           

 

62.

В первую секунду Матвей не понял, что произошло. Прогремел выстрел, Бита выгнулся дугой, запрокинув лицо к небу, и страшно закричал. Раздался второй выстрел, но пуля, по-видимому, ни в кого не попала. Матвей бросил портфель и попытался выхватить свою пушку, но, навалившийся на него, Бита сковывал движения.        

- Три, - сказал Желток и выстрелил. Обойма была неполной, всего шесть патронов, поэтому приходилось считать, чтобы не оказаться безоружным, выпустив все заряды сразу.       

Пуля ударила Биту в затылок и вышла через левый глаз, усеяв лицо Матвея сгустками крови. Он машинально отступил назад и тело, замолчавшего навеки, Биты грузно ударилось о землю.       

- Четыре, - сказал Женя.    

Матвей, поднявший пистолет и уже почти нажавший на спусковой крючок, ощутил сильный удар в живот и внезапную резкую непереносимую боль. Пуля вошла в мягкие ткани, пробила желудок и застряла возле позвоночника. Матвей взмахнул руками, как дирижёр перед началом увертюры, и рухнул на спину.     

Женя выстрелил ещё раз, не зная, насколько серьёзно задет его противник, но опять промазал.         

Матвей утробно замычал и попытался сесть. Левой рукой он обхватил себя за живот, правой, с пистолетом, опёрся о землю. Глаза его, налитые кровью и ненавистью, уставились на Женю.

- Сука, - прохрипел он, скользя ногами по пробивающейся траве и отталкиваясь правой рукой. Позади Матвея росла высокая сосна с гладким стволом, к которому он и привалился спиной.          

- Сука, тебе же, всё равно, кранты. Тебя завтра найдут и кончат так, что чертям в аду жарко станет. И Зойку-шалаву вместе с тобой …      

- Кто? – спокойно спросил Женя, подходя поближе с пистолетом в руке.     

Матвей пошевелился, и волна боли захлестнула его с головой. Жениного вопроса он не услышал и продолжал бормотать:   

- …бляди, ещё узнаете. Вот, когда вам глаза вырезать начнут и внутренности через жопу вытаскивать …       

- Не начнут, - сказал, остановившись перед ним, Женя.          

Матвей посмотрел на него снизу вверх. Ему уже приходилось бороться с подступающей чернотой, которая раскрывает свои объятия и зовёт отдохнуть в них, забыв обо всём. Поэтому взгляд его временами утрачивал ясность, как бы обращаясь внутрь, к тому, что там сейчас происходит.        

- Некому начинать, - пояснил Женя в ответ на этот ускользающий взгляд. – Никто не знает обо мне. Вы здесь, а Гоша с Рыжим уже должны быть мертвы. Если всё прошло как надо, - тихо добавил он.         

Матвей расслышал не всё из сказанного, но, главное он понял, вернее почувствовал. Его кинули. По всем статьям. Его наколол вот этот лох! Как он это сделал, Матвею было непонятно, но лоху удалось его уничтожить. Его, Матвея! А сам он уйдёт невредимым. Козёл отпущения превратился в тигра! Подсадная утка расправила крылья и, раскрыв загнувшийся книзу клюв, издала воинственный орлиный клёкот. Кошмар! И позор. В конце концов, лохом он оказался сам, потому, что поимели именно его.         

И широко раскрыв мало что видящие глаза, Матвей закричал от бессилия и злобы. Последним невероятным усилием, оттолкнувшись от дерева, он сел прямо и, выбросив вперёд руку с пистолетом, открыл огонь по смутно виднеющемуся впереди силуэту.         

- Шесть, - прозвучал над ухом тихий голос, и мир взорвался перед его глазами.     

Женя опустил свой «Макаров», и молча посмотрел на мёртвого Матвея. Затем он вздохнул, встряхнул головой, спрятал пистолет в карман и принялся за работу. Яму следовало расширить и углубить. Теперь, вместо одного портфеля она должна была вмещать в себя два трупа. Желток сосредоточенно орудовал лопатой, не останавливаясь и не отдыхая. Когда яма приняла нужные размеры, он вылез наружу, и перетащил к ней тела Матвея и Биты. Из кармана матвеевского пальто Женя достал ключ с синим медвежонком, и переложил его к себе. Затем, поочерёдно столкнул мертвецов вниз.

Он сравнял могилу с землёй, присыпал сверху опавшей хвоей и забросал это место ветками. Кусочек дёрна, где лежал его пистолет, вернул на место, предварительно убрав оттуда полиэтилен. Окончив работу, он осмотрел поляну. Уже почти рассвело, ночь превратилась в сереющий рассвет. Поляна выглядела нетронутой, как и за два дня до этого.      

Желток подобрал лопату с фонарём и отправился к машине. Он открыл багажник, завернул лопату в тряпку и положил её внутрь. Фонарь Женя примостил рядом в специальное отделение. Затем, захлопнул крышку, обошёл машину и сел на водительское сидение. Ключи были на месте. Женя завёл двигатель и, неловко развернувшись, двинулся в обратный путь.         

Уже на выезде из леса он свернул налево, к реке. Через пять минут Женя подъехал к мосту, соединяющему оба берега. Желток вышел из машины, достал из багажника лопату и, выйдя на средину моста, зашвырнул её в реку. Затем вынул из кармана «Макаров». Он не знал, сохраняются ли в воде отпечатки пальцев, поэтому на всякий случай протёр его полой рубашки. Размахнувшись, он бросил пистолет как можно дальше. Пистолет описал широкую дугу и с тихим бульканьем ушёл в воду.      

Оставалось последнее. Он достал из кармана брелок с голубым медвежонком. Несколько секунд Женя держал его на ладони, грустно рассматривая черноглазого зверька. Затем разжал пальцы. Медвежонок медленно полетел вниз.    

Всё кончилось.       

Желток вернулся назад, сел в машину и отправился дальше. Вскоре начался пригород. Проехав несколько кварталов, он остановил «БМВ» у тротуара, протёр руль и всё, к чему он мог прикасаться. Оставив ключи в замке зажигания, он вылез из машины и, не спеша, пошёл по просыпающемуся городу.     

 

63.

Красавчика расстреляли прямо у подъезда, когда он выходил из своего дома.   

Та же участь постигла Ворону, Майдана, Бычу и других бригадиров из группировки Матвея. Сопротивления не успел оказать никто. Их встречали и молча деловито кончали на месте. Единственным, кто выбился из общей картины, был Больман. Встреченный на выезде из своего дома и находящийся в постоянном напряжении после недавних событий, он рванул назад и начал отстреливаться. Достали его уже внутри, но, перед этим он успел положить одного из людей Хасана и ранить другого. Нашпигованный свинцом труп Больмана по иронии судьбы свалился в том самом месте, где тридцать шесть часов назад он стоял на коленях под прицелом неизвестных грабителей и прощался с жизнью.       

Акула, который со своей группой отправился к Матвею, обнаружил там пустой дом, оставил в нём засаду, безрезультатно просидевшую сутки и отпущенную, когда стало ясно, что дальше ждать, смысла нет, и Матвей сюда уже не вернётся.        

С рядовыми быками из группировки была проведена разъяснительная работа по поводу того, кто теперь их новый хозяин. Рыпаться никто не стал, все восприняли это как должное.           

Яцек, узнавший обо всём, когда события уже развивались полным ходом, попытался урвать свой кусок пирога, но наткнулся на людей Хасана и отступил, не желая начинать военных действий.       

Таким образом, менее чем за сутки вся территория перешла к Хасану.       

 

 64.

- Привет! Как дела?          

На лестничной площадке маячила улыбающаяся физиономия Витьки Зыкова, который, несмотря на ранний час, явно находился под градусом.      

- Здорово. Заходи, - сказал Женя.      

- Я, в общем-то … У-у-у, бля! Кто это тебя так? – поразился Витька, заходя в прихожую и разглядев, наконец, внешность Желтка.      

- Кто-кто, они. Кто ж ещё?     

- Чего это?    

- Говорят: «Деньги давай».        

Витька прошёл в комнату и уселся на свой привычный расшатанный табурет.        

- Ни хера себе! Так ты ж на них пашешь.     

- Сказали, не подхожу. Толку от меня никакого.      

- Эт-точно. Бандит из тебя, брат, как из говна пуля. Не годишься ты для их дел. Слишком ты, Женя, мягкий.            

Желток застенчиво улыбнулся. Губы у него болели.       

- Что делать думаешь? – спросил Витька, покачиваясь на стуле и распространяя вокруг себя амбре несвойственного ему благородного происхождения.         

- Уеду я, Вить. Сегодня же и уеду. Достанут они меня.       

- Да ну, брось ты. Куда тебе ехать?       

Женя пожал плечами.    

- Не знаю ещё. Куда-нибудь. Всё равно, лишь бы от них подальше.       

Витька принял таинственный вид и гордо выпрямился на табурете, забыв про осторожность и чуть не звезданувшись при этом на пол.      

- Слушай, что я тебе скажу. Я был сегодня у Светкиного Нурика …         

- Она ещё не приехала? – перебил его Женя.   

- Не, он сказал, ещё дня три пробудет у матери. Так что, если надумаешь уезжать, то получится, зря ты меня гонял к ним эти дни. Так ты её и не застанешь.       

- Да ладно, - махнул рукой Женя. – Уже надобность отпала.

- Чудак ты, Жёлтый, - удивился Витька. – То срачку порол: «Узнай, где Светка, узнай, где Светка», а теперь и надобность отпала.       

- Так говорю же, уезжаю я. Передавай ей привет, когда вернётся.    

- Ладно, передам. Но, ты меня с мысли не сбивай! Я тебе что хочу рассказать? Забегаю я, значит, сегодня к Нурику, узнать насчёт Светки, так он, поверишь, впервые на человека стал похож.    

- Да ну? – с непритворным изумлением воскликнул Женя. Его очень интересовало то, что сейчас происходит со Светкиным мужем, Нурсултаном Ахмедовым.       

- Бля буду, - клятвенно заверил Витька. – За стол усадил, выпили мы с ним, причём как следует. Виски. «Чивас Регал», между прочим …        

- Ничего себе, - поддакнул Женя.          

- Вот. Дозу взяли немалую. Султанчик говорил, ему нужно стресс снять. Наверное, на работе опять с налоговой поцапался. Сняли хорошо. Он там у себя прямо под стол и свалился. Я его потом на диван перетащил.      

- Вот это да! – протянул Женя, знавший по Витькиным рассказам, что Ахмедов почти не употребляет алкоголя. Он испытывал угрызения совести, что причинил Светкиному мужу столько волнений.    

- То-то и оно. Ну, так когда мы там базарили с ним, в ходе процесса, то Нурик обмолвился, что у Матвея начинаются серьёзные неприятности. Понял?     

Витька выразительно посмотрел на Женю.      

- Так что, ему будет не до тебя. Может, как-то замнётся это дело?       

- Может, - сказал Желток. – А может, и не замнётся. Так что, я,         всё-таки, уеду.     

- Надолго? – спросил Витька.         

- Не знаю. Как получится, - ответил Женя, покривив душой. Возвращаться сюда он не собирался. Когда речь идёт о собственной жизни, нет такого понятия, как излишняя осторожность.      

- Эх, - сокрушённо сказал Витька, - хорошие люди разъезжаются, а кто остаётся? Ну что за жизнь, а?       

- Дерьмо, - сказал Женя.       

- Это точно, - подтвердил Витька.            

Женя протянул ему ключ от своей квартиры:   

- Возьми. Мало ли что. Пусть будет у тебя.        

- Ладно, - сказал Зыков, пряча ключ в карман.       

- И ещё. Зайди завтра к нам в отдел, найди Палыча, скажи, что я рассчитываюсь. Вот, отдашь ему …    

Женя протянул листок с заявлением об уходе.   

- Ну, это ты зря, - сказал Витька. – Сейчас с работой туго. Какие-никакие, а деньги там платят. Или думаешь на фирму где-то устроиться? Ты учти, сейчас левых фирм много, кинуть могут.         

- Так, как родное государство, никто не кинет. Что-нибудь придумаю, - ответил Женя.    

- Тоже правда, - Витька в очередной раз качнулся влево. – Оп-па, что-то меня водит. Пойду я, наверное, прилягу, больно заморский продукт меня расслабил.       

Он встал с табурета и подошёл к Жене.           

- Ну, давай, Жека. Надолго не исчезай.           

Он протянул Желтку широкую ладонь.       

- Ещё увидимся. Обязательно когда-нибудь увидимся, - сказал Женя и крепко сжал его руку.            

Зыков махнул на прощание и ушёл неуверенной походкой сапёра на минном поле.    

Женя осмотрелся по сторонам. До прихода Витьки он успел переодеться и выбросить одежду и обувь в стоящий во дворе мусорный бак. Из вещей он решил ничего не брать, только документы и имеющиеся деньги. Если уходить, решил Женя, то налегке, и сразу.     

Он подошёл к зеркалу и в который уже раз за сегодня осмотрел своё отражение. Зрелище было, честно говоря, не очень. Редкие прохожие, встретившиеся ему сегодня утром по дороге, на миг сбивались с шага, увидев его лицо. Женя покачал головой и взял пудреницу, оставшуюся от жены и пролежавшую все эти годы, почему-то, на кухне. Морщась, он начал припудривать места, утратившие первоначальный телесный цвет. Затем полез в кладовку и вернулся назад со старой тёмно-синей бейсболкой. Надев её на голову, он опустил козырёк пониже, закрывая лицо. Затем нацепил тёмные очки и осмотрел себя в зеркале ещё раз. Не идеал, но уже намного лучше. По крайней мере, внимания он привлекать не будет.      

Женя ещё раз медленно прошёлся по квартире, проверяя, не оставил где чего-нибудь нужного. Застегнул доверху куртку, похлопал себя по карманам, всё ли на месте, и открыл дверь.      

Язычок английского замка звонко щёлкнул за его спиной. Внезапно появилось чувство, будто вся его жизнь остаётся сейчас здесь за закрытой дверью. А то, что будет дальше, произойдёт уже не с ним, а с другим человеком, несмотря на то, что его тоже будут звать Евгением Викторовичем Желтицким.        

Женя грустно вздохнул. Встряхнул головой.  

И начал спускаться вниз по лестнице.    

 

65.

Площадь, расположенная перед зданием железнодорожного вокзала была заполнена народом. Люди шли по своим делам, одни торопясь, другие неспешно. Одни направлялись к зданию, другие выходили из него, третьи просто проходили мимо. В людском потоке выделялись отдельные островки неподвижности: лоточники, таксисты, базарящие у своих тачек, люди, стоящие на остановке. Всё остальное было наглядным примером броуновского движения.          

Одним из идущих в этой толпе был довольно молодой мужчина в чёрной, застёгнутой доверху куртке и тёмно-синей бейсболке с надписью «California», низко надвинутой на лоб. Он шёл медленно, прихрамывая, стараясь избегать резких движений. Идущие навстречу сторонились, пропуская его, но он этого не замечал.         

Мужчина пересёк привокзальную площадь и, обойдя здание, направился к камерам хранения. Спустившись вниз по широкой лестнице, он протянул чек женщине за окошком. Та взяла чек и молча кивнула. Мужчина прошёл между рядами ячеек, отыскал нужную, и набрал код. Раздалось короткое гудение, щелчок, и дверка открылась. Он достал оттуда обычную дорожную сумку, перебросил ремень через плечо и отправился назад. Сумка казалась нетяжёлой с виду. Как, например, если бы она была наполнена бумагой. Или купюрами.      

Человек поднялся по лестнице и вошёл в здание вокзала. Пройдя через один из залов, он очутился возле отделения междугородной телефонной связи. Он нашёл свободный автомат, вставил карточку и набрал код города. Дождавшись сигнала, набрал номер, и стал ожидать вызова. Трубку сняли после второго гудка.      

- Алё, - раздался женский голос.        

- Это я, - медленно произнёс он.      

В трубке послышался вздох, как будто у женщины на том конце перехватило дыхание.   

- Ты … ты как? – наконец выговорила она.     

- Всё в порядке, - ответил он.      

- Они … приходили?         

- Да. С медвежонком вышло как нужно.    

-  А теперь?      

- Я же говорю – всё в порядке. Нас никто не будет искать.     

- Тебе было страшно?      

- А тебе?    

- Очень. Я чуть не умерла здесь. Я … ты знаешь, я еле заставила себя позвонить им. Как дура просидела целый час на почтамте, раз пять подходила к автомату и садилась на место. Я даже хотела уйти, думала, может, они так ни о чём и не догадаются. Если бы ты не сказал, что без этого звонка у нас ничего не получится, я бы так и не смогла заставить себя …       

- Ты всё сделала правильно. Ты - молодец.            

- Женя, - голос задрожал, - мне очень плохо без тебя. Приезжай быстрее, пожалуйста, хороший мой. Слышишь?        

- Да, - сказал он.    

- Женечка, - в трубке уже были слышны еле сдерживаемые рыдания, - родной. Я … я люблю тебя. Я не могу без тебя! Женечка, приезжай ко мне. Ты приедешь?       

- Всё будет хорошо, - сказал он и повесил трубку.       

Затем взял сумку и вышел из зала.    

Он шёл мимо скамеек с ожидающими, мимо буфета с непременной очередью, мимо киосков с прессой, лекарствами и ширпотребом. Он шёл медленно, осторожно ступая на больную ногу. Шёл, помахивая обычной коричневой дорожной сумкой, о содержимом которой не догадывался никто из окружающих. Шёл туда, где виднелась надпись «Кассы», сделанная большими буквами.       

Он шёл и думал, как ему поступить. Взять билет до города, в который он только что звонил, или, наоборот, взять билет на поезд, идущий в противоположном направлении. Погружённый в эти размышления, он продолжал свой путь.        

В конце концов, ведь зеленоглазые женщины, рано или поздно, приносили ему несчастье.

Конец первой книги.