Бурные военные события, которые произошли на Угре осенью 1480 г., можно назвать «противоборством» двух огромных ратей — русской и ордынской. Первая, русская, сражалась за будущее, за независимость родной земли, за возможность самостоятельного исторического развития; вторая, ордынская, добивалась исторически нереальной цели — восстановить тяжкое иго над огромной страной, в которой уже складывалось могучее централизованное государство. На осенних берегах Угры спор был окончательно решен.

Ордынская конница появилась на берегах Угры-реки в начале октября 1480 г. Источники по-разному определяли дату подхода Ахмед-хана к Угре. В Разрядной книге [102] отмечалось, что «пришол царь к Угре октября в 2 день», Владимирский летописец называет другую дату: «месяца октября в 6 день, в пятницу». Вологодско-Пермская летопись утверждает, что Ахмед-хан «прииде на Угру октября в 8 день, в неделю, в 1 час дня». А автор «Казанского летописца», явно ошибаясь, называет дату «ноября, в 1 день»: к этому времени Угра уже стала, и бои могли бы развернуться не на бродах и «перелазах», а прямо на льду.

Исследователи считают наиболее вероятной дату 8 октября.

Намерения Ахмед-хана не вызывают сомнений; он хотел сходу форсировать Угру и двинуться дальше на Москву. Об этом дружно свидетельствуют летописцы: «ста царь на брезе на Угре со многою силою на другой стране противу великого князя, хотя прейти реку»; «приступиша к берегу к Угре, хотеша перевоз взяти». Напомним, перевоз находился близ устья Угры, в районе Калуги, и здесь, как уже говорилось, были заблаговременно сосредоточены значительные силы русского войска под командованием князя Ивана Ивановича Меньшего — сына великого князя. На них и обрушился со своими главными силами Ахмед-хан, пытаясь прорваться через русскую оборонительную линию.

О том, что именно на Ивана Ивановича Меньшего шли главные силы, свидетельствует запись Софийской II летописи, хотя военные действия ордынцы развернули в нескольких местах: «иние же приидоша против князя Ондрея, а иыии против великого князя (Ивана Ивановича. — В. К.) мнози (курсив мой. — В. Я.), а овии против воевод вдруг приступиша».

Другие летописцы также подтверждают сосредоточение главных сил Ахмед-хана против Калуги: «искаху дороги, куда бы тайно перешед, да изгоном ити к Москве, и приидоша к Угре-реке, иже близ Калуги (курсив мой. — В. К.), и хотяше пребрести», но против них вышел «сын великого князя, додвинувся с вой своими, ста у реки Угры на березе».

Противники сошлись лицом к лицу. На левом, русском, берегу Угры, против «перелаза», выстроились русские лучники, были расставлены тяжелые пищали и тюфяки, притаились со своими легкими «ручницами» отряды «огненных стрельцов». Русские воеводы постарались максимально использовать превосходство своего войска в [103] огнестрельном оружии и не допустить переправы ордынцев на левый берег, расстреливая их в воде. В них полетели стрелы, ядра, картечь. Грохот пушек устрашающе действовал на степняков, пороховой дым заволакивал берег, на котором позади «наряда» и «огненных стрельцов» выстроились возле угорского устья конные полки дворян и «детей боярских» в доспехах, с саблями и «ручницами». Конница была готова обрушиться на врага, если бы он сумел переправиться через Угру.

Сражение на переправе через Угру, начавшееся в час дня 8 октября, продолжалось четыре дня. Судя по летописным рассказам, ордынцам так и не удалось преодолеть водную преграду и завязать рукопашный бой на левом берегу. Решающую роль сыграли «полевой наряд», пищали и тюфяки, которые на заранее подготовленной позиции, прикрытые широкой и глубокой рекой от быстрых конных атак, оказались весьма эффективным оружием. Медленно плывущие к русскому берегу ордынцы стали удобной мишенью для русских пищальников и «огненных стрельцов». Сами же они не имели возможности использовать свое излюбленное оружие — массированную стрельбу из луков. Барахтающимся в угорской воде врагам стрелять было невозможно, а стрелы с противоположного берега не долетали до русского строя.

Летописные рассказы о непрерывном четырехдневном сражении кратки, но очень выразительны. Более подробен рассказ Вологодско-Пермской летописи: «князь великий Иван Иванович, сын великого князя, да князь Ондрей Васильевич Меншой, брат великого князя, сташа крепко противу безбожного царя и начата стрелы пущати и пищали и тюфяки и бишася 4 дни. Царь же не возможе берег взяти и отступи от реки от Угры за две версты, и ста в Лузе». Софийская II летопись специально подчеркивала полное превосходство русского войска в дальнем бою, что предопределило неудачу Ахмед-хана: «наши стрелами и пищалми многих побита, а их стрелы меж наших падаху и никого же не уезвляху». Попытки ордынцев переправиться через Угру были отбиты, несмотря на то что они продолжались и после отступления самого Ахмед-хана от устья. Ордынцы «по многи дни приступаху бьющеся и не възмогоша». Составители «Степенной книги» тоже представляли оборону «берега» как многодневное непрерывное сражение: «по многы дни бьехуся с погаными». Так же представляет «стояние на [104] Угре» и «Казанский летописец». Ордынцы сражались «против воевод», которые повсюду «сташа на Угре и броды и перевозы отняша», потому что «Ахмед-хан покушашеся многажды перелести реку во многих местех (курсив мой. — В. К.), а не могоша воспрещением от русских вой. И много иаде срацын его ту, и без числа претопоша в реце».

Так и не удалось ордынцам прорваться через Угру. Наступление Ахмед-хана было повсеместно отражено русскими воеводами. Понеся серьезные потери, он вынужден был отойти от берега и отложить на время попытки форсировать Угру.

Между тем военные события начали развиваться в направлении, заранее не предусмотренном Ахмед-ханом, но, безусловно, желанном для русских. Повернув свои конные отряды на юг и запад, Ахмед-хан начал опустошать близлежащие литовские владения. По словам летописца, «царь же не возможе берегу взяти и отступи от реки от Угры за две версты, и ста в Лузе, и распусти вой по всей земли Литовской», и «всего в Литовьскои земли стоял 6 недель, а градов Литовских пленил: Мченеск, Белев, Одоев, Перемышль, два Воротинска, старой да новой, два Залидова, старой и новой, Опаков, Сере-неск, Мезыск, Козелеск. А всех градов плени 12... а волости все плени и полон вывел».

Чем был вызван внезапный поворот Ахмед-хана от Угры, форсирование которой по-прежнему оставалось его основной целью, и его нападение на владения своего литовского союзника?

К. В. Базилевич объясняет этот поворот так: «Разорение Ахмед-ханом перечисленных выше городов, находящихся во владении русских князей — вассалов Казимира, вызывает вопрос: не было ли оно обусловлено выступлением русского населения в тылу Ахмед-хана или отказом русских князей выступить на соединение с татарами? Такое предположение кажется нам вполне вероятным... Разорив долину верховьев Оки -на протяжении около 100 км от Опакова городища до Мценска, Ахмед-хан мог быть спокоен за свой ближайший тыл». Это предположение кажется нам обоснованным и вот по каким соображениям.

«Верховские княжества» образовались в XIV — XV вв. в верховьях Оки в процессе феодального раздробления Черниговского княжества. Удельными князьями здесь [105] стали размножившиеся потомки бывших черниговских удельных князей (Одоевские, Воротынские, Мосальские, Мезецкие, Новосильские, Трубчевские и другие). В начале XV в. эти русские княжества попали в вассальную зависимость от Великого княжества Литовского, платили ему годовую дань — «полетнее», однако, по наблюдениям И. В. Грекова, «верховные права последнего в отношении этих земель были ограниченны... По договору 1449 г. великий князь литовский не имел права произвольно увеличить размер дани и пошлин с этих земель. В отношении «верховских» князей установился «двойной вассалитет», в силу которого сюзеренные права великого князя литовского сталкивались с такими же правами великого князя московского. По утверждению Ивана III, эти князья служили «на обе стороны». Русское население «верховских княжеств» больше тянуло к Москве. Недовольны были литовским владычеством даже князья и боярство. В самой Литве развернулось в это время широкое движение русско-литовских феодалов за воссоединение с Москвой, получившее в исторической литературе название «заговора князей». Эти князья намеревались со своими владениями «отсести» от великого князя литовского и перейти «под руку» московского князя,

К. В. Базилевич писал: «есть основания полагать, что движение против Казимира е 1480 г. охватило и территорию, непосредственно граничившую с Московскими землями в верховьях Оки», потому что «в системе Литовского государства православные "верховские княжества" занимали особое положение, являясь не столько подданными, сколько вассалами литовского князя, взаимоотношения с которыми устанавливались на договорных началах. Московское влияние здесь было сильным еще в первой половине XV в. В экономическом и национально-культурном отношениях население бассейна верхней Оки тяготело к русским землям».

Русское население; «верховских княжеств», таким образом, внесло свой вклад в общерусскую борьбу за свержение ордынского ига. Не сумев с ходу прорваться через Угру, Ахмед-хан вынужден был повернуть свои конные отряды для усмирения «верховских княжеств», в которых, как предполагают историки, начались антиордынские выступления. В результате Иван III получил передышку, которую и использовал максимально. Активные военные [106] действия на Угре ордынцы смогли возобновить только после разорения «верховских княжеств».

Наиболее серьезной после сражения на угорском устье попыткой форсировать Угру было, по-видимому, сражение «под Опаковым городищем», на крайнем западном фланге «противостояния». Весь расчет Ахмед-хана строился на внезапности нападения из глубины литовских владений. Для нападения был выделен сильный отряд ордынского войска, но сам хан оставался в своем стане неподалеку от устья Угры.

Рассказ о сражении «под Опаковым городищем» сохранился только в составе Вологодско-Пермской летописи. Приведем его полностью: «Царь же хоте искрасти великого князя под Опаковым городищем, хотя перелести Угру, а не чая туто силы великого князя. И посла князей своих... Прилучи же ся туто множество князей и бояр великого князя, не дадяше перелести Угру». Остается предположить, что русские воеводы внимательно следили за действиями ордынцев и по мере их передвижения за Угрой на запад передвигали вдоль русского берега Угры свои войска. В результате «под Опаковым городищем» ордынцев встретила не малочисленная застава, а изготовившиеся к бою великокняжеские полки, которые успешно отразили последнюю отчаянную попытку Ахмед-хана прорвать неприступную для него оборону. «Послании князи» возвратились к Ахмед-хану без успеха.

Видимо, после сражения при устье Угры, когда выявилась вся сложность прорыва в глубь русских земель, между Ахматом и Иваном III происходили какие-то переговоры. Сам факт этих переговоров в дальнейшем послужил поводом для обвинений в адрес Ивана III в нерешительности, брошенных его политическими противниками. Наиболее подробный рассказ о русско-ордынских переговорах имеется в Вологодско-Пермской летописи. С него мы и начнем. Как видно по летописным известиям, первыми начали переговоры сами ордынцы. Когда их отбили от берега, они «приежжати начата к реце и глаголюще Руси: "дайте берег царю Ахмату, царь бо не на бо прииде, что ему великого князя не дойти!"».

Иван III охотно откликнулся на попытку Ахмед-хана завязать переговоры — это соответствовало его общей стратегической линии на отсрочку вторжения ордынского войска в пределы России и на выигрыш времени. Но Ахмед-хан вынужден был начать переговоры, потерпев неудачу [107] в наступательной операции по форсированию Угры, а для Ивана III переговоры являлись логическим продолжением его прежней стратегической линии.

К Ахмед-хану отправилось русское посольство во главе с Иваном Федоровичем Товарковым «с челобитьем и с дары». Летописец сообщает, что Иван III «послал тешь великую», но Ахмед-хаи подарки не принял, обвинив великого князя в неповиновении: «мне челом не бьет, а выхода мне не дает де пятый год, придет ко мне Иван сам, почнутся ми о нем мои рядци и князи печаловати, ино как будет пригоже, так его пожалую».

Переговоры зашли в тупик, да иного исхода и не могло быть: на сколько-нибудь серьезные уступки ордынцам Иван III идти не собирался. Об этом свидетельствует и сам состав посольства, и отсутствие с русской стороны каких-нибудь конкретных предложений. П. Н. Павлов писал по этому поводу: «Переговоры, безусловно, играли вспомогательную роль, о чем свидетельствует тот факт, что к хану был отправлен не боярин или князь, как это было принято в отношениях с Ордой, а сын боярский Иван Товарков», причем и он «никаких конкретных предложений о переговорах не сделал».

К. В. Базилевич пишет о том, что нельзя считать, будто попытка переговоров с Ахмед-ханом вызывалась нерешительностью и даже трусостью: «Такой взгляд на поведение Ивана III, сложившийся под влиянием враждебной ему литературной повести о приходе Ахмед-хана, нам представляется совершенно несправедливым», «Иван III старался выиграть время», и «лучше всего он мог достигнуть этого путем переговоров». Вместе с тем исследователь допускает, что «переговоры с Ахмед-ханом расценивались в Москве как проявление слабости и нерешительности со стороны великого князя» и «вызвали гневное послание архиепископа Вассиана». Это «послание», по мнению К. В. Базилевича, было написано между 15 и 20 октября.

Вассиан требовал от великого князя активных действий в тот период, когда Ахмед-хан был отбит возле устья Угры и лихорадочно искал слабые места «берега», чтобы все-таки навязать Ивану III полевое сражение. Наступательные действия со стороны русского войска не соответствовали сложившейся обстановке. В этот период реальной опасности наступления со стороны Ахмед-хана (в середине октября) не было: ордынцы были заняты разорением [108] «верховских княжеств». Поэтому Иван III несмотря на гневную проповедь Васеиана и упреки своих политических противников, все же продолжал проводить заранее намеченную стратегическую линию. Вскоре общая обстановка, быстро изменившаяся в пользу России, подтвердила правильность его действий.

Ахмед-хану удалось в результате похода на «верховские княжества» обеспечить свой тыл, но изменить в свою пользу общую стратегическую обстановку он так и не сумел. Главным для него было получить «литовскую помощь», но этого-то как раз он и не добился. Не сумел он воспрепятствовать и прекращению «мятежа» братьев великого князя. А без этих двух благоприятных условий надеяться на победу было трудно.

В исторической литературе стало традиционным мнение, что выжидательная позиция Казимира IV была вызвана прежде всего нападением на его владения союзника Ивана III крымского хана Мепгли-Гирея. Действительно, военный союз Москвы и Крыма был реальностью, оказавшей значительное влияние на общую обстановку. Московский летописец подчеркивал: «Тогда бо воева Минли Гирей царь Крымский королеву землю Подольскую, служа великому князю». Но тот же летописец обращал внимание и на другую причину пассивности короля: «понеже бо быша ему свои усобици».

Итак, нападение Мепгли-Гирея на королевские владения или внутренние затруднения в Литве предотвратили соединение ордынских и литовских сил в 1480 г.?

О соотношении этих двух факторов писал в свое время А. Е. Пресняков: «Набег на южные области литовских владений не был сколько-нибудь значителен, не вызвал Казимира на выступление в поход с силами великого княжества; оборона осталась, видимо, местной, и 20 октября хан, также лично не выступавший в поход, уже возобновил мирный договор с великим князем литовским». Решающим для позиции Литвы было другое — «внутренние обстоятельства литовско-польского государства», напряженные отношения короля «с крупнейшими представителями местного княжья», что «связывает энергию Казимира, особенно в отношении к Москве, у которой обруселые и русские недовольные элементы Великого княжества Литовского искони искали опоры».

Примерно также считал и К. В. Базилевич. Он соглашался с мнением польского историка Ф. Папэ о незначительном [109] влиянии крымского набега на Подолию на общую ситуацию и добавлял: «остается, следовательно, предположить, что Казимир был задержан внутренними затруднениями». Еще более определенно писал об этом И. Б. Греков. «"Заговор князей" действительно имел место, в 1480 г. для его осуществления не хватало только одного звена: начала военных действий между Литвой и Московским государством», и Казимир, который «располагал информацией об общих настроениях», «решил отказаться от совместных с Ордой выступлений против Москвы в октябре-ноябре 1480 г.». По мнению исследователя, «заговор князей» был очень опасным, потому что «превратить польского короля в пассивного наблюдателя мог только действительно широкий размах подготавливавшегося движения, а в этом большую роль сыграла политическая и дипломатическая деятельность московского государя Ивана III».

К причинам, заставившим короля Казимира отказаться от совместного с Большой Ордой похода на Россию, на наш взгляд, можно было бы прибавить еще одну чисто военного характера. Под Кременцом в это время находился стратегический резерв Ивана III, подкрепленный с 20 октября сильными полками его братьев Андрея Большого и Бориса. Этот резерв надежно заслонял Москву с запада. Ахмед-хан, прочно застрявший перед угорским порогом, не смог бы прийти на помощь своему союзнику в случае литовского похода на Москву. А идти на соединение с ордынцами южнее Угры было с военной точки зрения бессмысленным. Угра, как показали предыдущие сражения, была надежно защищена русскими полками. Поэтому можно сказать, что не только внешнеполитическая и внутриполитическая обстановка не благоприятствовала вступлению Казимира в войну на стороне Ахмед-хана, но и обстановка стратегическая.

Признавая большое значение дипломатического искусства Ивана III, на первое место при описании событий осени 1480 г. все-таки следовало бы поставить его деятельность как военачальника и организатора войны. Фактически судьба войны была предрешена в четырехдневном упорном сражении на переправах через Угру, которое остановило продвижение Ахмед-хана. Дальнейшая жесткая оборона Угры и сосредоточение большого резервного войска в Кременце довершили создание той стратегической обстановки, в которой Ахмед-хан вынужден был [110] топтаться на месте, лишенный поддержки своего союзника. Выигранное время позволило Ивану III преодолеть внутриполитический кризис, связанный с мятежом его братьев, и собрать под своим знаменем все военные силы страны. Война была выиграна еще до того, как Ахмед-хан побежал от Угры.

Анализируя положение, в котором оказался Ахмед-хан во второй половине октября 1480 г., Л. В. Черепнин писал: «Теперь общая политическая ситуация изменилась явно не в пользу Ахмед-хана. Прекращение феодальной войны на Руси, активное выступление московского посада... отсутствие обещанной военной помощи со стороны Казимира, начавшиеся морозы — вот комплекс причин, вызвавших отступление Ахмед-хана». А если сюда прибавить «тайную посылку Иваном III в Большую Орду войска», т. е. удар по глубокому тылу ордынцев, то положение Ахмед-хана выглядит действительно безнадежным.

Приближалась зима. По-прежнему впереди была осенняя река, все броды и «перелазы» через которую надежно защищали русские полки. Надежды на форсирование Угры больше не оставалось. Стратегическая инициатива была уже окончательно утрачена Ахмед-ханом, для него началось бессмысленное и изнурительное «стояние». Даже прорыв через Угру, если бы его вдруг удалось совершить, не сулил ордынцам ничего обнадеживающего. Впереди были леса и водные преграды левобережья Угры, а за ними — большое резервное войско Ивана III. На пути к Москве их неминуемо ожидали новые сражения, исход которых трудно было предугадать.

Нетрудно представить себе обстановку уныния, которая царила в ордынском стане. Король Казимир с «литовской помощью» не приходил. Менгли-Гирей угрожающе навис с тыла, со стороны «Дикого Поля». Он еще не перешел к активным действиям против Большой Орды, но мог сделать это в любой момент. Из собственных улусов на Волге к Ахмед-хану приходили вести о страшном разгроме, учиненном русской «судовой ратью». Окрестности Угры были совершенно разорены самими же ордынцами во время похода на «верховские княжества», не хватало продовольствия и корма для коней. Приближались холода, которые несли с собой новые лишения. Зима в 1480 г. наступила раньше, чем обычно, и была очень суровой. Уже «з Дмитриева же дни (26 октября) стала [111] зима, и реки все стали, и мразы великыи, яко же не мощи арети». Сила Большой Орды таяла без боев. Пришло время думать об отступлении, чтобы сохранить остатки войска.

О дальнейших событиях на Угре летописец повествует так: «Егда же ста река, тогда князь велики повело сыну своему великому князю, и брату своему Андрею и всем воеводам со всеми силами принте к себе на Кременец... яко да совокупльшеся брань створят с противными». Потом русское войско отступило еще дальше, к Боровску, тоже с намерением дать ордынцам полевое сражение: «на тех полех бой с ними поставим». На намерение дать сражение под Боровском указывают многие летописцы; именно для этого сражения отзывались все русские полки с берега. «Егда же река ста, тогда князь велики повеле сыну своему и брату своему князю Андрею и всем воеводам со всеми силами отступим от брега и прийти к себе на Кременец», а оттуда «князь же велики с сыном и з братьею и со всеми воеводами поидоша к Боровьску, глаголюще, яко на тех полях с ними бой поставим».

Таким образом, отвод русских войск от Угры начался немедленно после ледостава, т. е. с 26 октября. С военной точки зрения этот маневр вполне объясним. Угра перестала быть преградой для ордынской конницы, и растянутая линия русских полков становилась уязвимой для ордынских ударов. Фактически Ахмед-хан, сосредоточив в одном месте подавляющие силы, мог бы легко прорваться почти на любом участке берега, и русское войско сразу бы оказалось в тяжелом положении. Оттянув полки сначала к Кременцу, а затем к Боровску, великий князь приготовился дать сражение в выгодных для себя условиях.

Ахмед-хан не двинулся через оголенную Угру, хотя всего две недели назад просил «дать берег» для битвы. О причинах такой пассивности предводителя Большой Орды, когда перед его войском уже не было водной преграды, хорошо говорил С. М. Соловьев: «Казимир не приходил на помощь, лютые морозы мешали даже смотреть, и в такое-то время надобно идти вперед на север с нагим и босым войском, и прежде всего выдержать битву с многочисленным врагом... наконец, обстоятельства, главным образом побудившего Ахмата напасть на Иоанна, именно усобицы последнего с братьями, теперь более не существовало». [112]

Летописная версия о том, что оба войска, «страхом гонимы», одновременно отошли от Угры, представляется нам недостоверной. Вологодско-Пермская летопись прямо утверждает, что «прочь царь пошол от Угры в четверг, канун Михайлову дни», т. е. накануне 7 ноября. Ту же дату называет и Разрядная книга: «побежал от Угры в ночи ноября в 6 день». С этой датой соглашаются и исследователи (М. Н. Тихомиров, П. Н. Павлов). Сведения же некоторых других летописей (Московский летописный свод конца XV в., Новгородская IV и Владимирская летописи) об отступлении Ахмед-хана 11 ноября относятся, вероятно, не к самому отходу, а ко времени получения известий об этом в великокняжеском стане под Боровском.

Отступление от Угры планировалось Ахмед-ханом заранее, судя по тому, что он «полон отпусти за многи к Орде». Конное же войско ордынцев покинуло район Угры поспешно. Ахмед-хан даже не «поиде», а «побежал от Угры в ночи». В. Н. Татищев добавлял, что ордынцы при бегстве побросали обозы: «хан помета вся тяжкая». Маршрут отступления Ахмед-хана прослеживается по летописям: он «пройде Серенск и Мченеск».

На обратном пути ордынцы пробовали разграбить пограничные русские земли, но неудачно. По словам летописца, Ахмед-хан «московские земли нимало не взял, развее прочь идучи, приходил царев сын Амуртоза на Конин да на Нюхово, пришед в вечере, а князь великий отпустил братию свою, князя Ондрея да князя Бориса да князя Ондрея Меншого со множеством воевод своих». Ордынцы «ночи тое поимаша человека и начата мучити его, а спрашивая про великого князя, он же муки не мога терпети, и сказа им, что князи близко». Поэтому они «не могы зла сотворити месту тому и побеже тое же ночи на ранней зоре, а князи приидоша на станы его на обед».

Действия русской конницы по преследованию ордынцев показывают, как смело Иван III переходил от оборонительных действий к наступательным. Да и стоит ли вообще осуждать великого князя за оборонительный план войны?

В одной яз военных работ Ф. Энгельса есть интересные рассуждения о соотношении оборонительного и наступательного образа действий, о правомерности и даже выгодности при определенных условиях чисто оборонительных [113] операций или даже кампаний: «...Обороняющаяся армия имеет своей задачей, меняя место и театр военных действий, расстраивать расчеты неприятеля, отвлекать его подальше от его операционной базы и принуждать сражаться в такие моменты и в таких местах, которые совершенно не соответствуют тому, что он ожидал и к чему готовился, и которые могут быть для него определенно невыгодны... История величайших сражений мира показывает, как нам кажется, что в тех случаях, когда атакуемая армия обладает стойкостью и выдержкой, достаточными для того, чтобы обеспечить ее непрекращающееся сопротивление до тех пор, пока огонь нападающих не начнет ослабевать и не наступят истощение и упадок их сил, а затем оказывается в состоянии перейти в наступление и в свою очередь атаковать, оборонительный способ действий является самым надежным».

Не так ли действовал Иван III в 1480 г., не предпринимая активных действий, вынуждая ордынцев наступать на заранее- подготовленные позиции на берегу Угры, а затем будто предлагая Ахмед-хану переправиться через замерзшую реку под удар своего объединившегося «на полях» под Борояском войска?

В сложной международной и внутренней обстановке Иван III принял оборонительный, «самый надежный» план войны — в полном соответствии с законами военного искусства. Принял, последовательно провел в жизнь и добился победы с минимальными потерями.