«О светло-светлая и прекрасно украшенная земля Русская и многими красотами преисполненная: озерами многими, реками и источниками, месточестными горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверями различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, садами обильными, домами церковными и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всем ты наполнена, земля Русская!.. Отсюда до венгров и до поляков, и до чехов, от чехов до ятвягов и от ятвягов до литвы, от немцев до корел, от корел до Устюга, где были тоймичи язычники, и за дышущее море (Ледовитый океан), от моря до болгар (камских), от болгар до буртас, от буртас до черемис, от черемис до мордвы, — то все покорено было христианскому языку, великому князю Всеволоду, отцу его Юрью, князю Киевскому, деду его Владимиру Мономаху, которым половцы детей своих пугали в колыбели. А литва из болот на свет не вылезала, и венгры укрепляли каменные города железными воротами, чтобы на них великий Владимир не наехал, а немцы радовались, будучи далече за синим морем…» — с гордостью писал неизвестный автор «Слова о погибели Русской земли» о Руси накануне монголо-татарского нашествия.

Но не все в порядке было на Руси. Приключилась «в эти дни болезнь христианам». Этой болезнью, беспокоившей автора «Слова о погибели Русской земли», была феодальная раздробленность.

Могучее древнерусское государство — Киевская Русь, в течение нескольких столетий отражавшее наступление кочевых орд, окончательно распалось в 30-х гг. XII столетия на отдельные феодальные княжества. По образным словам академика Б. А. Рыбакова, «для молодого русского феодализма IX–XI вв. единая Киевская Русь была как бы нянькой, воспитавшей и охранившей от всяких бед и напастей целую семью русских княжеств. Они пережили и двухвековой натиск печенегов, и вторжение варяжских отрядов, и неурядицу княжеских распрей, и несколько войн с половецкими ханами и к XII веку выросли настолько, что могли начать самостоятельную жизнь».

Феодальная раздробленность не была периодом упадка страны и каким-то шагом назад в историческом развитии Руси. Она обеспечила дальнейшее политическое, экономическое и культурное развитие русских земель.

Утверждение в местных феодальных центрах своих княжеских династий, которое прекратило бесконечные перемещения князей с их дружинами из города в город, из княжества в княжество, было положительным явлением. Ведь даже простые «отъезды» князей, не говоря уже о феодальных войнах, создавали в стране обстановку общей неустойчивости, нарушали нормальную жизнь, вызывали обострение классовых противоречий. В период же феодальной раздробленности князья, прочно осевшие в своих «отчинах», старались в какой-то мере регулировать приборы, чтобы оставить наследникам свои владения в приличном состоянии. Успешнее развивалось и боярское хозяйство, избавленное от разорительных наездов представителей великокняжеской администрации — данщиков и вирников.

Внутри больших земель-княжений во второй половине XII — начале XIII века уже наблюдалась тенденция к усилению великокняжеской власти, подготавливавшая объединение страны на новой, более прочной основе. Эту тенденцию нелегко проследить в неразберихе княжеских междоусобных войн, боярских заговоров и кровавых столкновений князей с собственным боярством, периодических «отпочкований» мелких и мельчайших уделов, где сидела строптивая «меньшая братия» владимирских, черниговских, смоленских, полоцких, галицко-волынских князей, но условия, способствовавшие политическому объединению страны, уже складывались. Постепенно создавались крупные экономические районы (примерно соответствовавшие по своей территории отдельным землям-княжениям), нарушалась замкнутость натурального хозяйства и устанавливались экономические связи города с деревней, усиливались социальные элементы, поддерживавшие великокняжескую власть (служилые феодалы и торгово-ремесленная верхушка городов).

Успешно развивалось сельское хозяйство, составлявшее основу экономики феодальной Руси. Повсеместное распространение получило пашенное земледелие, вытеснявшее подсечное даже в отдаленных северо-восточных районах. Осваивались новые земли в Поволжье и на Русском Севере. С введением трехполья и удобрения почвы навозом повысилась урожайность. В сельском хозяйстве стало массовым применение железных орудий, которые в большом количестве изготавливали городские ремесленники. По археологическим данным известно более 40 видов железного сельскохозяйственного инвентаря того времени. С применением более совершенных орудий росла производительность труда в земледелии. Этому способствовало и распространение натуральной ренты, которая давала крестьянскому хозяйству большую самостоятельность и повышала заинтересованность крестьян в результатах своего труда.

Период экономического подъема переживали и города. В XIII в. их насчитывалось около 300. Археологические раскопки древнерусских городов свидетельствуют о высоком искусстве русских ремесленников, о наличии многочисленных ремесленных специальностей (их было около 60), о значительных масштабах ремесленного производства. Изделия русских ремесленников — кузнецов, оружейников, ювелиров — славились далеко за пределами Руси и вывозились в страны Центральной и Западной Европы. В городах появлялись корпоративные организации купцов и ремесленников, характерные для средневековья. Они выступали за свои сословные права, отстаивали городские «вольности» от притязаний феодалов. Могучие в экономическом и политическом отношении города Древней Руси (Новгород, Полоцк, Смоленск и некоторые другие) уже стояли на пути превращения в свободные города-коммуны, сыгравшие такую большую роль в истории западноевропейского средневековья.

Развивалась и русская культура. Кроме Киева возникали новые культурные центры в различных областях страны. Во Владимире, Галиче, Чернигове, Новгороде и многих других городах Руси развивалась культура, отличавшаяся местными особенностями и своеобразием. В условиях феодальной раздробленности русская культура в своей основе оставалась единой: культуры различных княжеств выросли из богатейшего культурного наследия Киевской Руси, были объединены общностью исторических судеб и социально-экономической структуры русских княжеств, единством материальной основы феодального общества. Широко развернулось каменное строительство: местные князья, обособившись от Киева, старались украсить свои столицы роскошными постройками. Многие шедевры древнерусской архитектуры, до наших дней вызывающие восхищение, созданы в это время: строгие церкви Великого Новгорода, белокаменные соборы Владимиро-Суздальского княжества, украшенные искусной резьбой, роскошные дворцы Галицко-Волынской земли… Распространялась грамотность. Для городского населения: Древней Руси грамотный человек не был редкостью. О том свидетельствуют найденные археологами многочисленные берестяные грамоты, а также надписи на ремесленных изделиях и граффити (резные надписи) на стенах храмов.

Автор «Слова о погибели Русской земли» имел все основания воскликнуть с гордостью: «Всем ты наполнена, земля Русская!»

Тем не менее феодальная раздробленность имела и отрицательные черты. Что касается ее связи с будущим поражением Руси от монголо-татарских завоевателей, то трагедия Руси заключалась в том, что прогрессивные процессы, проходившие во второй половине XII — первой половине XIII века, еще не завершились ко времени нашествия Батыя. Перед лицом внешнего врага решающую роль сыграла военная слабость страны, обусловленная феодальной раздробленностью: монголо-татарские полчища встретило не объединенное русское войско, а дружины и ополчения отдельных городов и княжеств. Монгольское же раннефеодальное государство еще не дошло до этапа феодальной раздробленности, сохраняло единую военную организацию, обеспечивавшую ему перевес над феодальными военными силами соседних стран.

Русские княжества имели первоклассное по тем временам войско. Городские ремесленники производили много разнообразного оружия. Как и в годы войны с половцами и печенегами, основным оружием русского дружинника XIII столетия оставался прямой обоюдоострый меч, однако форма его несколько изменилась: меч стал короче, легче, удобнее в бою, а заостренный конец давал возможность не только рубить, но и колоть врага. Известна была на Руси и изогнутая сабля, но широкого распространения в русском войске она не получила. Саблями были в основном вооружены отряды вспомогательной легкой конницы из «служебных» кочевников — торков, берендеев, печенегов. Как и в предыдущие столетия, основным оружием русского дружинника оставалось копье с железным наконечником на длинном прочном древке. Удар конницы, вооруженной такими копьями и на полном скаку врезавшейся во вражеский строй, был сокрушительным. Русские воины использовали в бою и метательные копья — короткие и легкие сулицы, которые бросали во врагов непосредственно перед рукопашной схваткой. У многих воинов были также луки: бой обычно начинался с перестрелки. По словам летописца, воины «пускали множество стрел, так что и неба не было видно», стрелы «шли, как дождь».

Защитное вооружение русского дружинника состояло из высокого, плавно вытянутого кверху шлема и кольчужных доспехов — брони. Применение тяжелых боевых доспехов — брони — было массовым. Даже такой, далеко не перворазрядный князь, как Юрий Владимирович Белозерский, мог, по словам летописца, выставить «тысячу бронников», то есть дружинников, одетых в кольчуги. Защитное вооружение дополнялось овальными или миндалевидными щитами с металлическими бляхами. Щиты были обычно красного цвета, «червлеными».

Русские дружинники являлись профессиональными воинами, опытными и умелыми, привычными к нелегкой, полной опасностей военной жизни, всегда готовыми к походам и битвам, прекрасно вооруженными. Однако княжеские дружины были немногочисленными. Они состояли из нескольких сот или, в редких случаях, тысяч воинов. Уже прошло то время, когда великие киевские князья могли выводить в походы на Византию или собирать для обороны степной границы войско в десятки тысяч воинов. Для периода феодальной раздробленности было характерно уменьшение численности войска. Походы, для участия в которых удавалось собрать объединенные рати многих княжеств численностью 40–50 тысяч воинов, были редкостью, происходили при особо благоприятных условиях. Собрать такое объединенное войско накануне нашествия Батыя князья не сумели.

При оценке военных сил Руси следует помнить, что даже княжеские дружины, отличавшиеся превосходными боевыми качествами, в силу феодального характера войска были мало пригодны к действию большими массами, под единым командованием и по единому плану. Князь считался главой войска своего княжества, но отдельные полки, состоявшие обычно из дружин подручных князей и бояр, знали в первую очередь своего предводителя и не всегда считались с распоряжениями князя. Действовал обычный для средневековья принцип: «Вассал моего вассала — не мой вассал!» Еще большие трудности встречало руководство объединенными силами нескольких княжеств, не говоря уже о том, что такое войско было чрезвычайно трудно собрать из-за междоусобных распрей. Даже во время совместных походов между князьями нередко возникали разногласия, полная несогласованность действий, нежелание прийти на помощь соседу, попавшему в трудное положение, и все это несмотря на обычные перед походами клятвы быть «сердцем единым»! В результате феодальный характер войска даже в случае концентрации значительных по численности военных сил мешал одержать возможную победу. Так было, например, в битве на реке Калке, когда русские дружины не могли добиться успеха, хотя и не уступали в численности противнику.

При недостаточной численности княжеских и боярских дружин только привлечение еще и народного ополчения могло остановить продвижение крупных сил внешнего врага. Но если княжеские дружины по боевой выучке и вооружению превосходили монгольскую конницу, то об основной, наиболее многочисленной части русского войска — городских и сельских ополчениях — этого сказать нельзя. Прежде всего ополченцы уступали кочевникам в качестве вооружения. Самым распространенным оружием смердов-ополченцев были простые хозяйственные топоры, охотничьи рогатины, реже копья. Случалось, смерды выходили на битву с кольями и палками — киями. Мечи и доспехи у ополченцев встречались чрезвычайно редко. Спешно набранное из крестьян и горожан ополчение, безусловно, уступало воинам-кочевникам, для которых война была привычным бытом, и в уменье владеть оружием, особенно луками.

Феодальная раздробленность наложила определенный отпечаток и на характер оборонительных мероприятий Руси. В условиях единого Древнерусского государства основные усилия были направлены на организацию обороны степной границы в масштабах всей страны. По единому плану тогда строились вдоль пограничных рек укрепленные линии, возводились цепи пограничных крепостей с сильными гарнизонами. В случае опасности к степной границе в стратегически выгодном пункте собирались рати многих городов, чтобы нанести удар кочевникам. Вся эта веками складывавшаяся система обороны страны ко времени нашествия монголо-татар оказалась нарушенной: общегосударственные мероприятия по обороне южной границы были уже не под силу отдельным князьям.

В условиях «войны всех против всех», свойственной феодальной раздробленности, на смену единой системе обороны страны пришла оборона каждого княжества в отдельности, причем задачи отпора внешнему врагу были далеко не главными. Соответственно строились и укрепления в княжествах. Так, со стороны степей Рязанское княжество прикрывали только укрепления Пронска и выдвинутого далеко на юг Воронежа. А вот с севера, со стороны Владимиро-Суздальского княжества, рязанские земли имели целую цепь сильных крепостей. Выход из Москвы-реки в Оку прикрывала Коломна, несколько выше по Оке стояла рязанская крепость Ростиславль, ниже по течению Оки — Борисов-Глебов, Переяславль-Рязанский, Ожск. Западнее, на реке Осетре, был воздвигнут Зарайск, восточнее и северо-восточнее Рязани — Ижеславец и Исады.

Укрепления русских городов были в основном предназначены для противодействия соседу во время феодальных войн, которые обычно велись небольшими княжескими дружинами. Городские укрепления состояли из небольшого по площади детинца — места жительства князя, его бояр и дружинников, и обширного посада, опоясанного линией земляных валов с деревянными стенами и башнями. При сооружении крепостей широко использовались высокие обрывистые берега рек, склоны холмов, овраги, болота.

Феодальному характеру войн соответствовала тактика осады и обороны городов. Если неожиданным налетом город взять не удавалось и внутри него не оказывалось сторонников, которые могли бы открыть городские ворота, то начиналась осада, рассчитанная чаще всего на измор осажденных. Нападавшие старались отрезать город от внешнего мира, отнять воду, предупредить возможность вылазок защитников города. Для этого город иногда окружался забором (тыном, острогом), за которым прятались осаждающие. В княжеских войсках обычно не было осадных машин, с помощью которых можно было бы разрушить валы и стены, преодолеть укрепления. Поэтому, если в городе было достаточно воды и продовольствия, осада часто оказывалась безуспешной. Иногда удавалось поджечь деревянные стены или вызвать пожар внутри города. Это делалось руками лазутчиков или тайных сторонников среди осажденных.

Ко времени монголо-татарского нашествия русские города не имели опыта борьбы с активной осадой. Использование большого количества осадных машин — пороков, неизвестных русским воинам, дало еще одно преимущество монголо-татарским завоевателям. К тому же большинство древнерусских городов имело немногочисленное население. Только наиболее крупные из них (Новгород, Владимир, Киев) насчитывали по 20–30 тысяч жителей и могли в случае серьезной опасности выставить по 3–5 тысяч воинов. Ростов, Суздаль, Рязань, Переяславль, Чернигов были еще меньше, а численность населения большинства других русских городов редко превышала тысячу человек. Если вспомнить, как монголы ранее успешно штурмовали крупные азиатские города, обнесенные каменными стенами, имевшие множество метательных машин и гарнизоны, состоявшие из десятков тысяч воинов, то можно представить, насколько тяжелой оказалась героическая борьба русских городов против полчищ Батыя.

Опасность была грозной. Монголо-татарские полчища неотвратимо приближались к русским рубежам. Но на Руси даже накануне нашествия не делалось каких-либо попыток объединить военные силы для отпора врагу. Русских феодалов Калка мало чему научила, они мало сделали для организации обороны, хотя знали о готовящемся вторжении.

Сведения о первом после Калки появлении монгольской конницы на рубежах Юго-Восточной Европы дошли до Руси из Волжской Булгарии. Знали на Руси и о военных действиях у булгарских границ, когда в 1232 г. монголо-татары зимовали в прикаспийских степях, не пробившись к булгарским городам. В 1236 г. все русские летописцы сообщили о разгроме монголо-татарами Волжской Булгарии. Владимирский великий князь Юрий Всеволодович хорошо знал о готовящемся нашествии: именно в его владения направился основной поток беженцев из разгромленного завоевателями Поволжья. Булгары массами приходили тогда во Владимиро-Суздальское княжество и просили убежища. Владимирский князь «вельми рад сему был и повелел их развести по городам около Волги и в другие». О завоевательных планах монгольских ханов Юрию Всеволодовичу было известно от ордынских послов, неоднократно проезжавших через русские земли на запад. Знали на Руси и о месте сосредоточения монголо-татарских орд для похода на Северо-Восточную Русь: о том, где собирались войска Батыя осенью 1237 г., венгерскому монаху Юлиану «передавали словесно сами русские». Даже если допустить, что наступление монголо-татар именно зимой было определенной тактической внезапностью для русских князей, привыкших к осенним набегам половцев, то о стратегической внезапности не могло быть и — речи. После разгрома Волжской Булгарин и появления в русских землях беженцев из Поволжья многие лица советовали князю владимирскому Юрию Всеволодовичу «городы крепить и со всеми князи согласиться к сопротивлению, ежели оные нечестивые татары придут на землю его, но он, надеяся на силу свою, яко и прежде, оное презрил».

В результате каждое русское княжество встретилось с полчищами хана Батыя один на один.