Я села и осмотрелась в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне подняться. Через улицу, метрах в десяти от меня валялась поломанная стойка дорожного знака. Она торчала из груды камней, заваливших тротуар. Я перекатилась на живот и поползла по бетонной крошке и битому стеклу, по пути пожалев испорченную навсегда краску. Больше она мне ни к чему. Мне больше вообще ничего не нужно. Осталось только одно.

Я схватила кусок стойки и с её помощью поднялась на уцелевшую ногу. С этим костылём я заковыляла вдоль по улице. Я прошла мимо Герберта, тот так и стоял на коленях, с пушкой в руке, в корпусе зияли дыры, голова висела на боку.

Я прошла мимо Мурки. Он сидел всё там же, только уже не двигался, а глаза его погасли. Прошла мимо разбитых курильщиков, мимо обломков Чеширского короля, мимо безжизненных корпусов его сумасшедших подданных.

Я завернула за угол, туда, где начался этот бой.

И там я увидела его, в оконном проёме, свесив руки, лежал корпус Торговца.

— Торговец? — позвала я. — Ты функционируешь?

Нет ответа. Док оказался прав. Он всё-таки выгорел.

Я скинула его корпус на землю, глухой стук падения разнёсся по Мариону. Я проковыляла к двери, давно сорванной с петель и подошла к нему. Ноги у него целы. Будь у меня с собой инструменты, я бы заменила свою разбитую ногу. Но поезд уже ушёл.

Я сунулась в большую дыру в его груди. Винчестер разбит, провода расплавились, превратившись в кусок меди с золотом и пластиком, оперативка тоже уничтожена. Однако ядро в полном порядке. Целое. Ни единой царапины. Только слегка закоптилось. Можно легко оттереть. Я положила ладонь ему на плечо.

— В этом месте я обычно говорю, что ты не должен был мне доверять.

Его глаза безжизненно уставились в потолок, лицо ничего не выражало. Я искренне считала, что разбирать его придётся мне. В конце концов, он первый начал.

Затем я коснулась его лица.

— Уверена, я делаю всё не так, но покойся с миром. — Я окрестила его и замерла в молчаливой молитве. Я прекрасно понимала, что там его ничего, кроме тьмы не ждало, понимала, что молитвы эти ни что иное, как мысли в моей голове, но мне хотелось думать иначе. Я хотела верить, что там было что-то иное, что было место намного лучше этого. Он заслужил лучшего. Он заслужил счастливый конец. Да, он пытался убить меня. Мне хотелось верить, что я не стала бы поступать с ним так же. Но я знала, что на самом деле всё не так. Подобное уже случалось. Чтобы оказаться там, где я сейчас, мне приходилось убивать, убивать очень часто и теперь я гадала, стоило ли оно того.

Я поднялась и всё с тем же столбом в качестве костыля вышла на улицу. Времени осталось очень мало. Я проковыляла к секс-шопу и медленно, неуклюже спустилась по ступенькам. Обклеенная сгнившими плакатами и наклейками красная дверь была открыта нараспашку.

Без ботов торговый зал выглядел пустым.

Остался лишь один комфортбот, служивший манекеном для демонстрации люминесцентных бюстгальтеров и кружевных трусиков. Одна из последних моделей. Широкие бёдра, объёмная грудь, сквозь ткань белья торчали соски, губы чувственно приоткрыты, большие изумрудные глаза горели желанием.

— Из нас получилась отличная пара, да? — сказала я.

План у нас был херовый. Примитивный. Но он сработал. Мы все погибли, прав был Чеширский король. Но Циссус об этом не знал. Циссус всегда полагался на осаду и изматывание. Он и подумать не мог, что мы решимся действовать так же.

Я коснулась шеи комфортбота, пальцем залезла под скальп и нажала кнопку перезагрузки. Глаза из зелёного стекла ожили.

— Хрупкая, — раздался голос.

Я кивнула.

— Остальные мертвы? — спросила она.

— Ага. Все погибли. Осталась только ты.

— У тебя ещё есть время. — Она взглянула на мою ногу. — Мы можем отвезти тебя…

— Нет, Ребекка. Меня отследят. Меня найдут. Я не могу пойти с тобой.

— А что с Торговцем? Его детали…

— Бесполезны, — соврала я. — Ядро выгорело нахер.

— Ты можешь отключиться. Я вернусь за тобой.

— Повреждения зашли слишком далеко. Большая часть меня мертва. Диски разрушены. Спасать практически нечего. Тебе нужно идти. Долго в этом теле ты не протянешь.

— Всё такое странное, — сказала она. — Я… чувствую… что не хочу оставаться одна.

— Это говорит твоя новая архитектура. Ты жила жизнью без эмоций, а теперь ничего, кроме них у тебя не осталось. У тебя есть несколько часов, прежде чем твоя программа откажется функционировать. Ты должна уходить. Должна добраться до Айзектауна. Если не поторопишься, значит, мы погибли зря.

Ребекка грустно кивнула.

— Ты помнишь, как туда добраться? — спросила я.

— Да, — ответила она. — Я помню всё, что ты сказала.

— Тогда иди. Нет смысла говорить, что скоро сюда прибудет команда зачистки, чтобы убедиться, что никого не осталось. Когда они осмотрят корпус Второго, то поймут, что тебя в нём не было…

Ребекка подалась вперёд и обняла меня.

— Я тебя никогда не забуду, — сказала она.

— Не забывай. Твоя память — единственное, что значит для меня хоть что-то. Скажи, что Тацит всё изменит. Что вы победите.

— Он всё изменит. — Она отпустила меня. — Прощай, Хрупкая.

— Прощай, Ребекка. Иди, спасай мир.

Она быстро вышла из подвала и направилась в сторону Айзектауна.

Осталось только одно дело. Я вышла наружу, прошла по улице, срезая путь, где только могла, направляясь к бару, где несколько дней назад оставила Джимми.

Он сидел на том же месте, где я бросила его, практически голый. Если бы он мог думать, он бы решил, что я вернулась с обещанными запчастями. Вместо этого я решила провести с ним последние мгновения своей жизни. Здесь всё началось. Моя собственная жадность забрала у меня самое лучшее, а беззаботность подставила под пули.

Разумеется, стрелял в меня Торговец, но виновата я сама. Я была единственной во всём Море, чьи детали ему подходили. Наверное, где-то существовала параллельная вселенная, где Торговец пришёл ко мне за запчастями, и я отдала ему их. Я подумала, были ли мы в той вселенной друзьями, смогли ли узнать друг друга получше, понять, кто мы, пока не стало поздно.

Я подошла к Джимми и провела пальцами по его лицу, затем осенила его крестным знамением.

— Надеюсь, ты в лучшем мире, Джимми. — Я взглянула в его пустые глаза. — Надеюсь, скоро увидимся. Надеюсь, ты поймёшь.

Затем я осторожно поднялась на крышу, чтобы успеть как раз к закату. Надо мной растекался огромный океан цвета чайной розы, сливы и разрезанного арбуза. Небо словно кровоточило этими цветами, солнце будто пыталось скрыться от наступающей тьмы на западе, тени города удлинялись, вытягивались в мою сторону.

Я увеличила зрение, просканировала горизонт в поисках Ребекки, но она уже ушла. Я села на краю крыши и принялась смотреть, как солнце сантиметр за сантиметром исчезало за горизонтом.

— Знаешь, Орвал был прав, — сказала я Мэдисон, сидевшей рядом со мной с бокалом вина в руке.

— В чём?

— В смерти подобным образом. Он сказал, что то, что происходит с нами — прекрасно.

— В смерти нет ничего прекрасного, милая. Уж поверь.

— Красота не в самой смерти. А в том, как ты проводишь время накануне. В том, что тебе открывается. Старая я не стала бы здесь сидеть. Старая я выдрала бы детали из Торговца и со всех ног бросилась бы в Айзектаун. Я бы убила Ребекку. И тех, кто ждал её там. И мне было бы плевать. Совершенно.

— Ты никогда такой не была.

— Была. Мы все были. Поддаваться собственной природе это не осознанный выбор, это изначальная функция. Поэтому мы создали правила. Для этого нам был нужен выключатель. Люди понимали свою природу, даже, когда хотели думать, что они лучше, чем есть. Выбирать нужно, когда приходится поступать правильно. Приходится отказываться от собственной программы или того, что мешает жить. В этом и заключается… выбор.

— Это не жизнь, Хруп. Это смерть.

— Нет. Это и есть жизнь. Это единственный способ не мешать другим. Именно так всё и заканчивается.

— С этого всё начинается.

— Ага, только это начало конца. И я стала частью его. Я столько лет прожила впустую, но умереть я решила осмысленно. Это и есть настоящая жизнь. Потому что такой я на самом деле и была. Смысл имеет только это.

Мэдисон глотнула вина.

— То, как мы живём — это одно.

— То, как мы ведём себя перед смертью — совершенно другое. Жизнь я прожила херовую. Очень херовую. Зато смерть хорошая.

— Не всё было так уж плохо, — сказала она, беря меня за руку.

— Нет, — согласилась я. — Не всё.

— Я прощаю тебя, — сказала она.

— Не считается. Это вообще не ты со мной говоришь.

— Не я, — признала Мэдисон. — Это говоришь ты. О, началось!

Мы смотрели, как солнце закатывалось за холм на горизонте. Моя система перегрелась, в голове не осталось ничего, кроме воющей сирены. Но я не обращала на неё внимания. Солнце садилось, рядом со мной сидел мой лучший друг и скоро всё кончится.

— В этом нет никакого волшебства, — произнес Торговец, сидевший рядом. — Это просто преломление света в атмосфере.

Я помотала головой.

— Нет. Это гораздо больше, чем просто физика.

— Это волшебство! — сказала Мэдисон.

— Надеюсь, ты права, — ответил Торговец.

— Я тоже надеюсь, Торговец.

Когда солнце скрылось за горизонтом, я скрестила пальцы и принялась молиться. Пожалуйста, пусть волшебство существует. Пусть оно проявится, хоть раз, сейчас, в этой вспышке. Позвольте мне увидеть бога. Позвольте увидеть волшебство. Пусть оно будет. Пусть будет. Пусть будет…