Глава 1

В горном районе великой страны Ши-Зинг деревни встречаются еще реже, чем на плоскогорьях или в долинах. Как правило, это отдельные хутора, разбросанные довольно далеко друг от друга. Зато тех маленьких клочков земли, пригодной для земледелия, бывает достаточно, чтобы прожить, если прилежно трудиться. И в семьях, живущих на таких хуторах, мужчины, как правило, трудятся на земле и охотятся, а женщины работают по дому, занимаются рукоделием, гончарным ремеслом, ткачеством. Конечно, денег этим не заработаешь, но на жизнь хватает.

Однако, для мужчины есть еще одно занятие — стать воином императора, или наемником, и податься в дальние страны. Жизнь воина не сахар, полна опасностей, но так можно заработать довольно много денег, а это позволит купить себе жену и ни с кем не делиться.

На хуторе у юго-западного склона отрогов Великой Горной страны Ши-Зинг-Гва, что ограничивает земли государства Ши-Зинг, жил отставной воин императора Вайон. Один из лучших, великий мастер меча. Вайон за свою верную службу накопил немало серебра, купил себе этот участок земли, жену — девушку из хорошего рода, красивую. И что очень редко встречалось — прекрасно образованную. Он мог бы жить в долине, но Вайон любил уединение и не любил людей. Слишком хорошо их знал. Потому и жил со своей Манкури на хуторе в горах, подальше от неприятных соседей. Торговать своей женой, как это делали многие, он не собирался. От этих предложений Вайон приходил в ярость, настолько ему неприятны были подобных мысли.

Даже купив женщину за деньги, можно обрести с ней любовь и счастье, если будет на то Божья воля, а также, если любить ее и добиться ответной любви. Увы, семья Вайона и Манкури была редким исключением. Но наш рассказ мы поведем именно отсюда.

* * *

У Вайона и его молодой жены родилась первая дочь, желанный ребенок, они назвали ее Лайлин. А потом, словно отрезало, четырнадцать лет не было детей. Это, в общем-то, и объясняет, почему опытный воин, великий мастер меча Вайон стал обучать свою дочь боевым искусствам. Разумеется, и мать тоже учила ее всему, что знала сама. И девушка к четырнадцати годам, ко времени первого расцвета, виртуозно владела всеми видами оружия, а также рисовала, декламировала, могла сама писать стихи, не говоря уже о ее талантах к рукоделию и кулинарии. К тому же Лайлин была красива, а в будущем обещала стать еще красивее.

И вот, как раз в это время у Вайона с Манкури родились сыновья — двойня. Он на радостях не поленился обойти соседей и позвать их в гости на праздник. С того праздника спокойная жизнь закончилась.

Уединенное расположение их хутора позволяло долгое время скрывать красавицу дочь от алчных взглядов похотливых женихов и хищного интереса императорских чиновников. Дело в том, что девушки, если их до определенного возраста не продавали замуж, поступали в собственность императора и пополняли публичные дома. А чиновник, которому удавалось привести в один из императорских борделей новую «работницу», получал единовременное вознаграждение и, так сказать, процент с продаж. И уж поверьте, продаж было много. Естественно, девицам в стране велся строй учет, каждая была записана в особую книгу, в которую впоследствии вносилась запись о том, кому она была продана, за сколько, скольких детей родила и т. д. и т. п.

Счастье от того, что он наконец-то обрел долгожданных сыновей, помутило разум старого бойца Вайона. Он понял это в тот же вечер. Но было уже поздно. Девушку не оставили без внимания.

С того дня к нему на хутор потянулся ручеек женихов. Обычно они приходили группами. То по нескольку братьев, то товарищи, решившие, поделить между собой одну жену, то отец и сыновья. А бывало еще лучше, пару раз свататься пришли сразу поколении: дед, отец и сыновья. Вайон готов был собак спускать на этих гостей, настолько они были ему отвратительны. Но приходилось терпеть, таков закон, таков обычай. Некоторые даже смели предлагать деньги за то, чтобы переспать с его женой, с Манкури. Но то были легкомысленные смертники, потому что меч Вайона обнажался быстро, а улепетывать им приходилось еще быстрее.

Так прошло почти шесть лет. Два раза в год их дом навещал императорский чиновник, справляться о том, не сговорились ли продать девушку замуж. Каждый раз убеждаясь, что Лайлин все еще в доме отца, он радовался все больше и больше. Неудивительно, девушка расцвела, стала яркой красавицей, а от постоянных упражнений с оружием, которые она вместе с отцом продолжала до последнего, была сильной, рослой, крепкой на вид.

— Не то что обычные заморенные, дохлые девицы. Прижмешь посильнее — переломятся. Потому и умирают так часто, что дохлые, — говорил сам себе чиновник Зюнь, плотоядно поглядывая на Лайлин и прикидывая в уме, сколько можно за нее получить.

К сожалению, женщины действительно часто умирали в молодом возрасте, и никто не желал признавать, что умирали они от хищнической эксплуатации и постоянных родов.

Как бы то ни было, а критический возраст — 21 год, после которого девушка будет передана в руки чиновника, приближался. Вайон сильно переживал. Он просто не мог отдать свою любимую девочку этим отродьям, которые приходили по пять, по шесть гнусных рож, чтобы они угробили ее, но поделать ничего против закона тоже не мог. Старый воин все чаще задумывался над тем, что закон, предписывающий продавать своих дочерей, отвратителен, а устоявшийся порядок надо менять. Но и выступить с мечом против тоже не мог, его самого убьют, а его женщины останутся без защиты, потому что сыновьям всего шесть лет. Наверное, потому отец и не прекращал с ней тренировки, инстинктивно чувствуя, что это может хоть в чем-то помочь его девочке.

И вот, когда надежд на чудо у Вайона оставалось все меньше, а время неумолимо подталкивало дочку прямо в руки чиновника Зюня, на хуторе появился молодой человек. Один. Вайон даже не поверил своим глазам. Молодой человек был опрятно одет, вежлив и даже красив. Назвался он Хангом. Росту был среднего, худощав, и не выглядел сильным. Но он пришел один! Старый воин согласился продать ему Лайлин.

Услышав от Вайона слова согласия, веками отработанную формулу, Ханг как-то суетливо обрадовался, но в тот момент этой мелочи никто не придал значения. В общем, Ханг помчался к чиновнику Зюню, чтобы тот провел обряд бракосочетания, выдал ему на руки свидетельство о браке и внес запись о замужестве Лайлин в ту самую книгу. Надо сказать, что брачное свидетельство было достаточно своеобразным — медальон для ношения на шее, выдавался мужу, чиновник вписывал в свободном поле, что обладатель медальона является старшим мужем такой-то женщины. Если появлялись еще мужья, их вписывали тоже, но младшими мужьями. Строгий учет должен быть во всем. Дешевле всего был маленький медальончик, куда помещалось только имя старшего мужа и женщины. Люди победнее брали именно его, а потом уже сами договаривались между собой, как будут пользоваться совместным имуществом, за что платить, как и сколько.

Через четыре дня Ханг вернулся вместе чиновником Зюнем. Чиновник смотрел сердито, он уже привык считать девушку своей добычей, и теперь потеря такого перспективного товара выводила его из себя. Потому церемонию императорский чиновник провел быстро, неприязненно выплевывая священные слова сквозь зубы и прожигая всех присутствующих злобными взглядами. В самом конце церемонии Зюня несколько удивило, что новоиспеченный муж — владелец прекрасной Лайлин, а девушка действительно была прекрасна, захотел приобрести не дешевый маленький медальон, а довольно дорогой и крупный по размеру. Ханг, очаровательно улыбаясь Зюню и тестю, объяснил это тем, что женится он всего раз и не хочет на этом экономить.

После церемонии было угощение для мужчин. Чиновник Зюнь проявил просто волчий аппетит, и к концу застолья даже выглядел доброжелательным. А Вайон становился все грустнее и грустнее, особенно после того, как Ханг, не переставая все так же очаровательно улыбаться, рассказал, что его дом находится по ту сторону хребта, а это значит, что пути до него больше недели. Далеко. Женщины проводили время угощения отдельно, это была их последняя возможность спокойно попрощаться, им надо было успеть наговориться и наплакаться. Откровенно говоря, всех удивило желание Ханга сразу после того, как обед закончится, отправиться в путь. Вайон предложил молодоженам пожить у них неделю, все-таки путь неблизкий. Однако Ханг вежливо, но твердо отказался. Он спешит. Дом и так надолго остался без присмотра.

Отец Лайлин стал совсем мрачен. Видеться с дочкой практически не придется. Да и позволит ли им видеться этот ее новый муж? Старый воин уже не был ни в чем уверен. Слишком сладко улыбался парень, слишком у него были странные манеры. Даааа… если бы не безвыходная ситуация и спешка, никогда бы Вайон не отдал ему свою девочку.

— Разве такой муж ей нужен? — рассуждал про себя отставной воин императора, великий мастер меча, — Хватит у него душевных сил, чтобы быть добрым к девочке? Она ведь редкая драгоценность, образована, сильна и умна как мужчина, а прекрасна и нежна как цветок. Ей нужен был такой человек как я, который берег бы ее и ценил.

Старый воин вздохнул, наливая себе еще один стаканчик. Дело сделано. Оставалось только уповать на судьбу.

Настало время покидать родительский дом. Чиновник Зюнь уже удалился, втихомолку проклиная длинную дорогу, которую ему предстояло пройти на переполненный желудок. Он бы предпочел остаться, однако, увы, ему никто не предлагал.

Лайлин не плакала. Отец научил ее этому. Твердости духа, мужеству, терпению, умению правильно оценить ситуацию и главное, умению выжидать. Не зря он тренировал ее и обучал бою с любым воинским оружием с самого детства. Будь она мужчиной, была бы великим воином. Но ей не повезло — она женщина. Плохой расклад, но не смертельный.

Поэтому девушка кротко взглянула на своего мужа и скромно улыбнулась. Они совершенно не знают друг друга, но вежливость еще никому не вредила, а в остальном будет то, что должно было быть. Отец нередко говорил ей, шлепая мечом плашмя по мягкому месту:

— Наблюдай за противником, не спеши нападать первой, тебе надо сперва узнать его слабости.

Значит, она будет наблюдать. Девушка склонилась перед своим мужем в почтительном поклоне. Ее новый господин-муж тоже был вежлив, деловит и явно торопился. Мать Лайлин Манкури вынесла собранные заранее в узлы вещи девушки, приданное невесты: одежду, белье, драгоценную подушку из гусиных перьев, принадлежности для письма и рисования, мешочек для рукоделия, небольшую шкатулку с украшениями. Приданное Лайлин было впечатляющим для обычного бедняка, и Ханг впечатлился. Настолько, что забрал все ее узлы себе, оставив жене нести только подушку, и то, потому что рук уже не хватило.

В общем, прощание было ускоренным, и напоминало некий непонятный танец с объятиями и поцелуями, который с воодушевлением исполняли родственники. Наконец все слова были сказаны, все объятия отданы, и молодая пара двинулась в свой первый совместный путь горной дороге, скоро скрывшись за поворотом. Мать невесты еще долго стояла и смотрела вслед. Вайон подошел, встал рядом и обнял свою жену. Она подняла к нему озабоченное лицо:

— Вайон, муж мой, меня не оставляет странное предчувствие.

Вайон напрягся.

— Дурное предчувствие?

— Ты знаешь… Скорее нет. Я просто не могу понять. Но есть ожидание чего-то нового и неизведанного…

Что оставалось старому воину? Только вздохнуть.

 

Глава 2

Ханг торопился. Супруги двигались до темноты и, если бы не хорошая физическая подготовка, Лайлин уже давно бы высунула язык от усталости. Наконец они остановились на привал, Ханг выбрал укромное место, защищенное от ветра и от нескромных глаз возможных путников, костер разжигать не стал — не холодно. Он с удовольствием констатировал, что после такого ускоренного перехода Лайлин прекрасно держится, на что девушка изобразила улыбку. Честно говоря, она бы вдвое больше прошла, лишь бы избежать того, что ей сейчас предстоит. Но надо держать лицо. Этому ее тоже учил отец.

Среди ее узлов была корзинка с едой, оба успели проголодаться. Ханг порылся в корзинке, бросив пару раз оценивающий взгляд на жену, потом вытащил оттуда по кусочку запеканки себе и ей, а остальное припрятал. Лайлин отметила бережливость и некоторую скупость в этом жесте. Она с трудом жевала свою любимую запеканку. Кусок застревал в горле, девушка не чувствовала вкуса, настолько была поглощена внимательным наблюдением за мужем. Вот он доел, стряхнул крошки, встал, отошел отлить. Минут через пять Ханг вернулся, расстелил верхнюю одежду… Лайлин зажмурила глаза. Сейчас начнется самое страшное…

Он с невозмутимым видом лег, потянулся и приготовился спать.

Лайлин так и осталась сидеть напротив, вид у нее был потрясенный и крайне глупый. Она пробормотала писклявым голоском:

— А я?

Ханг открыл один глаз, посмотрел на нее слегка сочувственно, как на слабоумную, и сказал:

— А ты что, справить свою нужду не хочешь? И вообще, спать не собираешься?

Собирается ли она спать?! О да! Она собирается! А он? Неужели он не собирается… По всему выходит, что не собирается… Во всяком случае, сегодня. А это значит… Уффффф…!!!

Она мгновенно сбегала в кусты, потом расстелила на земле верхнюю одежду, и юркнула под плащ. Упрашивать дважды ее не пришлось. Уже засыпая, девушка порадовалась полученной отсрочке.

— А может, он и не так плох?

* * *

Когда на следующий день повторилось то же самое, Лайлин слегка удивилась. А когда такое поведение стало повторяться всю оставшуюся дорогу, девушка поняла: во всем этом что-то не так, что-то сильно не так. Дурой она не была, а потому самые различные подозрения вертелись в ее мозгу, однако реальность превзошла их все.

* * *

Стояла теплая солнечная погода, начало июня. Это был девятый день с того момента, как Лайлин покинула отчий дом вместе со своим мужем и господином. Еда у них закончилась уже на третий день, так что пришлось охотиться и собирать в лесу все, что условно можно было назвать съедобным. В первый раз охотиться пошел Ханг, но по возвращении он притащил всего одну тощую облезлую перепелку, оглохшую и ослепшую от старости. Очевидно, ей лень было улетать, а потому она решила погибнуть смертью героев. Вместе с теми корешками и недозрелыми сливами, что смогла набрать девушка, обед вышел скудным и опасным для пищеварения. Так что на следующий день Ханг не протестовал против того, чтобы на охоту отправлялась Лайлин. А когда та принесла трех жирных кроликов, проявил просто неприличный восторг и даже похвалил жену. Кроликов они пожарили, сливы больше есть не стали, хватило вчерашнего. Ханг выдал себе и жене скромную порцию, остальное припрятал. На слова Лайлин, что, мол, завтра она еще поймает кроликов, муж ответил:

— Вот завтра и будем объедаться. А вдруг не поймаешь? Да и на переполненный желудок тяжело ходить, а мы и так опаздываем.

Лайлин промолчала. Но мысли у нее были, очень много разных мыслей.

— Он более чем странный тип, и он фанатичный жмот, но очень рассудительный. И не дурак. Но пока все идет неплохо.

Она наблюдала, делала свои выводы из того, что увидела, однако Лайлин понимала, что многое ей еще только предстоит узнать.

И, кажется, прямо сейчас она и начнет узнавать…

Наконец-то из-за очередного поворота горной дороги, которых было немыслимое множество за эти девять дней пути, показался хутор ее мужа, дом, окруженный довольно высоким забором из бамбуковых жердей. Ханг радостно засуетился, Лайлин удивленно посмотрела на него и отметила про себя странный алчный блеск в его глазах. Залаяла собака. Тут ворота распахнулись, и на пороге появились два здоровенных, не в пример худощавому, небольшому и чистенькому Хангу, амбала, обросших волосами и неопрятных. Если у девушки и оставались какие-то иллюзии, то стоило им отрыть рты, как они рассеялись. Отвратные громилы встречали их животными ухмылками:

— Да это наш братец Ханг пожаловал!

— Гляди! Он все-таки сделал это!

— Привет Харанг, привет Ган, — Ханг кивнул обоим.

— А ты молодец, Ханг, какую куколку отхватил!

— Давай сюда нашу маленькую женушку!

— Надеюсь, ты ее уже попробовал?

— Ну, как она…!

— Да отстань ты от него, зачем ему женщина?

— Ах да, он же не любит женщин… Хи-хи-хи…

— Заткнитесь уроды! Не ваше дело, что я люблю и чего не люблю, — Ханг внимательно оглядел дом, — Хорошо, хоть дом не развалили. Братцы.

Лайлин приготовилась к худшему. Все-таки она ожидала чего-то подобного. Если происходящее до этого момента укладывалось в одно из ее подозрений, касательно своего странного мужа, но то, что случилось потом, уже ни в какие рамки не укладывалось.

Ханг остановил своих скотских братцев на дальних подступах к драгоценной собственности и выдал речь:

— Итак, ребята, моя жена до сих пор девственна. И ее девственность стоит денег, — он многозначительно оглядел застывших в замешательстве братцев.

— Ханг, мы же дали тебе нашу долю, когда ты шел покупать жену. Каждый!

— Денег оказалось мало, мне пришлось добавить своих, и теперь вы мне должны.

— Что мы тебе должны! Урод! Вписывай нас в свидетельство! Мы за свое право ее трахать уже заплатили!

Братья распалялись все больше. А Ханг был совершенно невозмутим. Он старший муж, закон на его стороне, хочет — впишет их в свидетельство, хочет — не впишет. Он послушал их пару минут, потом зевнул и сказал:

— Платить вам все равно придется. А кто хочет быть первым, должен заплатить больше.

Ненавистные взгляды, доставшиеся ему от братьев, могли бы испепелить его на месте, но Ханг был тверд и спокоен:

— Мне нужен новый дом, не эта развалина, — он наградил их жилище неприязненным взглядом, — А моя чудесная женушка поможет мне заработать на него денег.

Лайлин, все это время стоявшая во дворе без единого звука, наблюдала. Наблюдала за врагом, как ее учил отец. Честно говоря, не будь она главным действующим лицом в этом фарсе, она бы давно уже покатывалась с хохоту. Даааа… Ее муж беспринципный, целеустремленный, фанатичный жмот, но нельзя ему отказать в оригинальности мышления. При других обстоятельствах они могли бы стать друзьями.

А тем временем аукцион шел полным ходом. Лайлин в очередной раз могла убедиться в том, что Ханг просто гениальный манипулятор. За право сорвать первым цветок ее девственности братья чуть не дрались, и к концу торгов остались безо всякого имущества, можно сказать, почти без штанов. При этом, у них совершенно не хватило ума понять простую истину: если первый платит высокую цену за реальную ценность, то второй уже, увы, за несуществующую. Будь они поумнее, могли бы просто договориться, кто будет первым, а так… Да, некоторое удовольствие Лайлин от происходящего получила, правда осталось самое неприятное — ее все-таки поимеют.

Ханг довольно потирал руки. Все полученное от братцев отправилось в его кубышку, после он милостиво разрешил:

— По одному разу.

Кажется, в глазах братцев зажглась жажда убийства, потому что он миролюбиво улыбнулся и продолжил:

— Ладно, я пошутил. По два раза. Но не больше! За остальное будете платить отдельно.

— Да ты…!!!

— Мне передумать?

Харанг и Ган плюнули на землю и приняли его условия, понимая, что допустили ошибку с самого начала, поверив своему хитрозадому братцу.

Действо переместилось в комнату, которую ей отвели в доме, если это можно было назвать комнатой. Но топчан там имелся. На этот самый топчан и было велено лечь жене. Лайлин молчала, свое презрение и неприязнь она запрятала подальше, все равно придется подчиниться, какая разница, когда это произойдет. Дальше все было просто, обыденно и неприятно для Лайлин. Но слава небесам, по крайней мере, быстро.

А вот для мужчин, пользовавших ее в соответствии со своей очередью, это был просто чувственный фейерверк. Братцы так долго сидели на голодном пайке, что их хватило ненадолго. Возможно, прекрасная Лайлин была очень хороша, а ее дивный цветок просто лишал мужчину разума, терпения и самообладания? Возможно, в этом и был весь секрет. В тот момент ей это было не важно.

После того, как Харанг и Ган, получившие свою порцию блаженства, щедро оплаченную ими упырю — старшему мужу, осмыслили, что просадили все деньги, им оставалось только чесать в затылках. Мало! А где же теперь денег достать? Они пытались просить у Ханга в долг, но тот был холоден. Денег нет — секса нет. Значит, придется эти деньги зарабатывать…

Когда бестолковые братья старшего мужа, раздираемые противоречивыми чувствами, основными из которых были сильное желание придушить Ханга и еще более сильное желание продолжить дивные телесные упражнения с Лайлин, удалились в свои каморки, к ней в комнату вошел Ханг. Лайлин еще не вставала с топчана. Она взглянула на своего господина-мужа холодным неприязненным взглядом, как на таракана, которого уже кто-то раздавил, но ни двигаться, ни даже возмущаться ей не хотелось. Во всяком случае, от этих скотов, его братцев она на некоторое время будет избавлена, и то хорошо. Ханг как-то смущенно глянул на нее и пробормотал:

— Теперь моя очередь.

Лайлин промолчала.

Ее старший муж улегся, провозился на ней некоторое время, потом издал подозрительный шумный вздох, всхлипнул, потом затих, встал:

— Не понимаю, что они в этом находят?

— Да уж, совершенно не понимаю, — подумала Лайлин, — Но прибить вас всех хочется.

Ханг застегнул штаны, направился к своей кубышке, которую хранил как зеницу ока и опустил в нее монетку, потом подумал и опустил еще одну. Если бы Лайнин не была так зла на него и его братьев, она не смогла бы сдержать истерического хохота: он платил себе за пользование своей женой сам! А Ханг повернулся к ней и сказал:

— Ты была хорошей девочкой и неплохо заработала мне денег сегодня. Тебя надо хорошо кормить.

Лайлин снова промолчала и отвернулась. Ханг постоял еще, потом сказал:

— Спи, Лайлин, — и вышел.

Наконец-то она осталась одна. Лайлин поерзала на своем топчане, ощущения в теле были отвратительные, но терпимые. Конечно, побаливает, однако, это не смертельно. Надо бы встать помыться. Сейчас встанет, только полежит чуть-чуть.

Женщина в очередной раз возблагодарила Бога за то, что отец постоянно тренировал ее и научил терпеть боль, отключать эмоции и уметь выжидать, терпеливо выжидать своего шанса, и главное, чему учил ее отец — размышлять. Вот она и размышляла. Первая ночь ей совершенно не понравилась, Лайлин знала, что в первый раз бывает больно, мать говорила об этом, но мать также рассказывала, что ее муж Вайон сумел доставить ей удовольствие. Даааа, ей повезло куда меньше. Нет, может быть потом ей и понравится… Лайлин передернулась. Как ей может что-нибудь понравиться с этими уродами! Пришлось несколько раз вздохнуть глубоко, чтобы унялась волна ярости. Она приказала себе продолжить размышления.

— Если трезво взглянуть на ситуацию, а в нашем положении это единственный выход, чтобы не впасть в отчаяние, — говорила она себе и своему цветку, — То мы имеем двух озабоченных отвратительных братцев мужа, которые будут нас пользовать. Это большой минус. Но. Мы также имеем интересного типа — старшего мужа, которому не нравится нас иметь. Значит, он не будет нас иметь часто. Это плюс. Еще наш муж не позволит братцам иметь нас часто — у них нет денег. Это тоже плюс. Он не вписал их свидетельство — это тоже плюс. Но он собирается заработать на нас деньги, много денег, значит, он будет нас продавать. Это большой минус.

В этот момент размышления Лайлин были прерваны влетевшим в ее каморку старшим мужем. Вид у Ханга был как у обокраденного ростовщика, она едва сдержалась, чтобы не захохотать, и вежливо спросила:

— Что-то случилось? Пожар?

Вместо ответа он кинулся к ней, влез под одежду ощупывать, приговаривая:

— Как я мог забыть об этом?! Как я мог?!

— О чем? — не поняла Лайлин.

— Ты могла забеременеть… — он схватил миску с водой и губку и стал собственноручно с особой тщательностью мыть ее, бормоча, — Этого нельзя допустить…

Лайлин впечатлилась.

— Почему нельзя?

— Цена упадет… — бормотал он, продолжая вымывать все, что можно и нельзя.

Ей даже стало жаль его. Вы только представьте, ай-ай-ай, товар испортится и цена упадет!

— Успокойся, муж мой, мои лунные дни начинаются послезавтра. Ничего не будет.

Блаженство и вздох дикого облегчения. От радостных новостей Ханг буквально лишился сил и рухнул лицом в то место, которое только что мыл. Потом опомнился, похлопал жену по голому бедру и сказал:

— Лайлин, ты просто золотая девочка. И такая умница… Я буду тебя беречь! Я буду сам о тебе заботиться. А теперь спи.

Когда Ханг наконец ушел, Лайлин смогла продолжить свои размышления.

— На чем мы остановились? А, два больших минуса и три маленьких плюса. Даже четыре — он будет меня беречь и заботиться!

При мысли о том, как он будет ее беречь и заботиться, Лайлин поперхнулась. Однако, невозможно было не признать, что все могло быть намного хуже. Надо отнестись к своему положению философски.

Она старалась отнестись философски, и у нее даже получилось. Но в глубине души Лайлин дала себе клятву, как только подвернется случай… как только…

 

Глава 3

В великой и просвещенной стране Ши-Зинг все происходило в строгом соответствии с законом. И закон этот был одинаков и для последнего нищего, и для императора. И все жители сей дивной древней страны гордились тем, что ни у кого в этом нет привилегий. Кодекс Ши-Зинга был написан в незапамятные времена и жив без изменения до сих пор.

А закон, как вы помните, предписывал секс только за деньги. Но это было не единственное упоминание данной темы в своде законов страны Ши-Зинг. В кодексе сексу, как весьма и весьма важному моменту жизни общества, была посвящен целый раздел. Никто и никогда за всю историю Ши-Зинга не посмел отклониться от буквы этого раздела.

Например, вступать в вышеуказанные отношения мужчина может только с женщиной. Вступая в вышеозначенные отношения, он должен помнить, что допускается только один вид использования, и только одна поза, при которой женщина располагается лежа на спине. Дабы ей (женщине) было удобно. Никто не скажет, что закон не проявляет заботу о женщинах! Количество не оговаривается законом, ибо здесь вступает в силу право старшего мужа. А право старшего мужа оговаривает особая глава.

Итак. Старший муж, тот чье имя вписывается в брачное свидетельство при проведении обряда. Он отныне целиком и полностью распоряжается женщиной, как своей собственностью, и вправе решать кто, сколько и т. д. Он также вправе решать, будут ли у женщины дети, опять же, от кого, сколько и т. д. В случае, если старший муж умирает, его право переходит младшему мужу, чье имя записано в свидетельстве следующим и так далее. Если же младших мужей нет, женщина переходит в собственность императора.

* * *

Именно об этом усиленно думал Ханг. Потому что вписывать своих бездельников братьев в свидетельство он не собирался. Зачем, если это право можно продать за очень и очень хорошие деньги. Правда есть риск, что он вдруг умрет. Но тут губы Ханга растянулись в довольной ехидной усмешке: его братьям в этом случае совсем ничего не достанется. Значит, Харанг и Ган будут беречь его драгоценную жизнь и пылинки с него сдувать. Ханг пришел в прекрасное настроение. Утро было солнечное, его новая жена готовила что-то вкусное, запах щекотал ноздри. Хорошо.

Он заходил к ней с утра, проверил, как она себя чувствует, еще раз осмотрел цветок своей Лайлин при свете дня, не повредили ли его эти два увальня. С них станется. Старший муж вышел в кухню. Там уже сидели злобные рожи, жаждущие удовлетворения — его братья. Только он вошел, как они пооткрывали пасти:

— Ханг! Ты рехнулся!

— Негодяй, ты нас надул!

— Ты должен вписать нас в свидетельство!

— Если ты умрешь, мы вообще потеряем свои деньги!

Ханг мило улыбнулся, повел рукой, успокаивая эту бурю в стакане, и промолвил:

— Вот и следите, чтобы я не умер вдруг…

— Вписывай нас, ты, чертов жмот! — вопль вырвался из двух глоток одновременно.

— Заткнитесь, безмозглые, похотливые кабаны! — рассвирепел старший муж, — права младших мужей можно очень выгодно продать! Теперь понимаете? Уроды.

Уроды, кажется, начали понимать размеры того повидла, в которое они вляпались поверив братцу на слово.

— И как же нам теперь быть?

— А в чем дело?

— А в том! Трахаться как будем?!

— За деньги, как еще? — он сел за стол, взял из рук Лайлин тарелку с едой, улыбнулся ей и принялся кушать.

— Ханг, ты гад. Где мы возьмем деньги? Что нам теперь целый месяц ждать, пока накопим на один раз?

— Это ваши проблемы, — Ханг жевал и жмурился от удовольствия, — Лайлин, девочка моя, очень вкусно. Ты просто золотце.

Он погладил ее по руке и вдруг обнаружил синяк на запястье. Преображение мирного расслабленного мужа произошло мгновенно. Теперь на притихших братцев смотрел грозный дракон.

— Кто?

— Что… — промямлил Ган.

— Кто поставил синяк?

— Ээээ… этоо-о… — бормотал Харанг, мечтая, чтобы это злобное чудовище не догадалось залезть ей под юбку и взглянуть на ее задницу.

Догадался.

Рык разъяренного дракона, вздымающего ветер и изрыгающего пламя.

Братьев ветром сдуло из-за стола, они решили исчезнуть от греха подальше, и планы мести строили уже сидя за забором. А Ханг причитал над синими пятнами, которые оставили на дивной коже нежных персиков грязными лапами эти свинячие отродья.

Лайлин молчала. Она предпочитала наблюдать молча.

Месть братьев состоялась этой же ночью, когда Ханг мирно спал в своей каморке. У них в хозяйстве имелась длинная, около двух метров, очень широкая бамбучина. Они потихоньку распилили ее вдоль, получились две довольно широкие вогнутые лыжи. В снежное время ими можно пользоваться. Наверное. Но они не стали ждать до зимы, чтобы проверить гипотезу, и привязали спящего сном праведника Ханга к одной из этих лыж, а потом пол дня таскали его по двору, сопровождая чудесную прогулку ехидными подколками. Вот когда Ханг орал дурным голосом и матерился. Потом они его, конечно, отвязали. Отряхнули пыль, поправили одежду, сказали:

— Видишь братец, как мы тебя бережем, на руках носим, пылинки сдуваем.

Ханг на их речи не ответил, но надулся страшно.

Лайлин наблюдала за всем этим молча.

Потом подошла к нему, осмотрела потертости от веревки, смазала мазью. Муж смотрел на нее с нескрываемой благодарностью. В основном за ее молчание. Под уверенными сильными руками жены старший муж разнежился и проникся жалостью к себе. А уж как стонал и причитал…

Лайлин закончила обрабатывать его «кровавые раны», спрятала в сундучок с целебными лечебными снадобьями мазь и вернулась к своему рукоделию. Это помогало ей отвлечься от угнетающей обстановки и, в конце концов, просто обязано было принести пользу. Она умела ткать прекрасные узорные холсты, если их продать, можно было неплохо заработать. Может, Ханг меньше ее тело продавать будет… Она, конечно, понимала, что тешит себя напрасными надеждами, но лучше уж заняться работой, чем сидеть у себя в каморке, трясясь от отвращения к похотливым братцам ее мужа. Как ни странно, сам Ханг вызывал у нее смешанные чувства, главными из которых были чисто научный интерес и некая разновидность презрения. Покровительственное презрение.

На следующий день обнаружилось, что из-за нервного перенапряжения лунные дни начались раньше, и Лайлин была им рада как никогда. Ханг отправился к целителю за специальной смазкой, убивающей мужское семя, он собирался беречь свое сокровище от случайных беременностей. Жена осталась дома с его братьями.

Ткацкий станок Лайлин стоял в углу помещения, которое в их затрапезном доме громко именовалось гостиной. А Харанг и Ган, устроившись напротив, буквально ползали по ней сальными взглядами и капали слюной. Время от времени они открывали свои поганые пасти, стараясь вызвать ее на разговор.

— Эй, маленькая жена, тебе понравилось, как мы тебя имели?

Харанг толкнул Гана в бок, и растянул жирные губы в улыбке.

— А кто понравился больше Харанг или я? — это уже любопытствовал Ган, заглядывая ей в лицо. Харанг не унимался:

— А у кого из нас орудие больше? Как думаешь? Чего молчишь?

— Ха-Ха-ха! Ей так понравилось, что просто нет слов!

Лайлин ненавидела и презирала их молча.

Но этим двум скотам было скучно, они подобрались ближе и стали протягивать к ней свои лапы, чтобы хоть потрогать, хоть поглазеть, раз уж больше ничего им перепадает. Еще они хотели получить ответы на свои дурацкие вопросы. Братьев почему-то ужасно волновало, смогли ли они впечатлить женщину эротическими подвигами. О, какого труда ей стоило не шевелиться. Не выказывать гнева и отвращения. Но, хвала небесам, вернулся Ханг.

— Заткнитесь уроды! И не вздумайте протягивать к ней свои грязные лапы! Сами знаете, какие у вас отростки! Нечего приставать к моей жене.

— А чего она молчит? Немая что ли?

— А зачем ей с вами разговаривать? Меня самого от вас тошнит!

— Но-но! Тошнит его! А от денег наших не тошнит?!

— Кстати о деньгах. Долго собираетесь так сидеть? Не пора ли вам подумать о том, чтобы подзаработать денег? Или уже все перехотелось?

Тут братья взревели в один голос:

— Где мы здесь найдем работу?! А даже если и найдем, нам что придется месяц ишачить, чтобы потом тебе все отдать? Упырь!

Дальше из них полезли самые невероятные ругательства и обещания того, что они с Хангом сделают. Тот слушал, слушал, а потом как бы невзначай сказал:

— Можно найти человека с деньгами. С хорошими деньгами, — он многозначительно взглянул на братьев, поиграв бровями, — Получите процент с продажи.

Ган и Харанг, которые секунду назад поливали его потоками дерьма, тут же смолкли, суетливо засобирались и через десять минут духу их не было. Помчались воплощать в жизнь совет Ханга. А Лайлин в очередной раз убедилась в том, что ее предположения относительно алчности и изворотливости мышления старшего мужа оправдываются с завидным постоянством. Но она была рада этой передышке.

На несколько дней они с Хангом остались одни. Он все время старался подсесть к ней поближе, разглядывал ее рукоделие, цокал языком, хвалил. Гладил ее руки и бедра, но слава Всевышнему, не шел в своих притязаниях дальше. Вообще, ее старший муж вел себя по отношению к ней странно. Он не пользовался ею сам, однако, совершенно определенно был в восторге от ее внешности в целом и от отдельных частей тела в частности. Его восхищала и ее сила, но, похоже, особенное удовольствие ему доставляло именно мыть и всячески обихаживать ее.

— Словно евнух в гареме, — думала про себя Лайлин.

Однако, евнухом ее старший муж не был. И что удивительно, чем холоднее и резче она к нему была, тем более довольным он казался.

* * *

Ханг как в воду глядел. Уже к вечеру пятого дня два мерзавца-братца смогли выцепить на постоялом дворе довольно богатого старого купца. Надо отдать им должное, они хорошо усвоили науку, и взяли с купца часть денег заранее. Всю дорогу они расписывали страждущему плотских удовольствий старикашке невероятную красоту и сладость своей жены, так что бедняга чуть слюнями не давился, и распален был до крайности. А уж когда увидел Лайлин…

Господин старший муж быстро привел его в чувство, назвав цену. У купца челюсть отвалилась, он залепетал, что уже отдал часть суммы младшим мужьям и указал пальцем на ухмыляющихся Харанга и Гана.

— Кому? Им? Они на эту женщину никаких прав не имеют. Так что, если хотите с ней переспать, гоните денежки, уважаемый.

Лайлин еще не приходилось слышать таких изощренных проклятий, как те, которыми купец награждал братцев ее мужа, хитрые громилы в суеверном ужасе даже схватились обеими руками за свои главные «богатства». Она уже понадеялась, что купец откажется. Но это она зря. Купец выложил требуемую сумму, продолжая проклинаться, а потом наконец добрался до нее. Он смог купить аж целых три захода, но, видимо, забыл о почтенном возрасте и переоценил свои возможности, потому как сил его с трудом хватило на два.

Перед началом процедуры Ханг лично смазал Лайлин изнутри специальной смазкой, препятствующей зачатию. Значит, она точно не понесет, что ж, это хорошо. Лежа на топчане в своей каморке, Лайлин слышала, как яростно ругались Ханг с купцом. Купец кричал, требовал, чтобы ему вернули деньги за тот неиспользованный раз, а Ханг настаивал, что услуги были предоставлены, и не его вина, что тот не смог воспользоваться. Кончилось тем, что купец ушел, так и не добившись, чтобы ему вернули деньги, но пообещал еще вернуться, ибо цветок Лайлин произвел на него неизгладимое впечатление. Хорошо, что купец не видел выражения лица Лайлин.

Когда престарелый герой-любовник скрылся, к Хангу подступили его братья. Лайлин поняла, что им с цветком сегодня придется еще поработать, обогащая господина старшего мужа. Оставалась только вспомнить все отцовские наставления и не позволять эмоциям выйти из-под контроля. Ну вот, предчувствия ее нисколько не обманывают.

— Ханг, ты нам должен процент.

— Мы тебе привели такого хорошего покупателя, ты обещал!

— А еще ты должен нам сделать скидку.

Ган и Харанг наседали на него, но Ханг был непреклонен, он изобразил профессиональный оскал ростовщика и покачал головой.

— Ханг, не будь таким жмотом!

— Ты обещал!

Поняв, что легче песок в пустыне заставить расстаться с пролитой на него водой, чем разжалобить господина старшего мужа, братья начали канючить:

— Ну хоть дай нам по одному разу!

— В конце концов, у нас есть чуть-чуть денег…

Это они сейчас легкомысленно пытались скрыть от него, сколько денег слупили с купца? Это они плохо о нем думают, Ханг узнал у купца все. И сколько денег с него взяли, и что по дороге болтали. Господин старший муж улыбнулся, как мог бы улыбаться крокодил.

— Значит так, вы сейчас отдаете мне все, что удалось выманить у этого старого сластолюбца, а я дам вам по одному разу.

— По одному мало!

— Мало будет по одному разу!

— Да, действительно, что-то я мало с вас запросил… Надо бы поднять ставку…

Больше братья с ним не пререкались. Деньги были отданы ему молча, что те при этом думали, осталось тайной, но, очевидно, ничего лестного. На этот раз не стали доплачивать за то, кто будет первым, а просто бросили жребий, пока Ханг мыл свою жену после купца и смазывал ее заново.

Когда все закончилось, Ханг с особым вниманием обследовал тело своей жены, цокал над потертостями, тщательно мыл, снова смазывал, теперь уже снаружи, причитал, грозил уродам братьям карами небесными за неаккуратное пользование. В общем, заботился. А Харанг и Ган, отодвинув занавеску, закрывающую вход в ее каморку, пускали слюни, подглядывая.

Лайлин молчала. Сегодня ей уже не было больно, а просто тошно, потому она расслабилась и предоставила свое тело в распоряжение старшего мужа, который определенно получал извращенное удовольствие, обслуживая ее после секса. Рабское поклонение ее телу, сравнимое по фанатичности разве что с его жмотовством, Это был интересный момент, на него стоило обратить особое внимание. И вообще, было над чем поразмыслить. Какая-то мысль, не желавшая пока что оформляться, вертелась в ее мозгу.

 

Глава 4

Вот, примерно, так и прошло почти полгода.

Братья притаскивали по три-четыре богатеньких любителя дорогих удовольствий в месяц. Они бы тащили в постель к Лайлин всех, кого удавалось встретить, лишь бы получить потом свой «процент с продаж», но господин старший муж назначил цену, какую далеко не каждый мужчина даже среднего достатка мог себе позволить. Лайлин оставалось только философски находить в этом повод для гордости. Еще бы, за те деньги, которые платят, чтобы раз переспать с ней, можно было купить целую корову. Вы только представьте! Кубышка Ханга после каждого визита изрядно пополнялась, еще пара лет — и можно будет покупать большой дом в городе. Трезво оценив размеры прибыли, он даже кое-что выделял на хозяйство. Надо отдать ему должное, в первую очередь Ханг благоустроил каморку Лайлин.

Харанг и Ган постоянно вертелись вокруг жены и облизывались, услаждая слух женщины сальными комплиментами и обсуждением ее достоинств. Нахваливали ее стряпню, а жрали ею приготовленное с каким аппетитом, поросятам в загоне оставалось только позавидовать. Они даже иногда приносили ей цветы и маленькие подарки.

У Ханга были свои удовольствия. Ханг лелеял свое сокровище, одевал красиво, собственноручно, кстати, одевал, расчесывал волосы, переплетал косы. Из домашних дел позволял только готовить и заниматься рукоделием. Никакой тяжелой работы! Регулярно просил спеть. Когда она пела, все трое усаживались слушать и млели от восторга. Скорее всего, эта троица мужиков по-своему любила ее, но поверьте, Лайлин вряд ли была способна ответить взаимностью на их любовь.

Неизвестно, сколько бы продлилась эта идиллия, если бы не стечение обстоятельств.

* * *

Братья старшего мужа Лайлин уже больше недели паслись во всех постоялых дворах округи. Народец прибывал все нищий да малоимущий. День опять прошел безрезультатно, никаких перспектив на «процент с продаж», а уже вечер. Они даже подвыпили от тоски. И тут в помещение вошел крупный, видный мужчина. Судя по одежде — наемник. Вооружен до зубов, шрамы на лице и на руках. И, что просто несказанно обрадовало братьев, по всему заметно — при деньгах. Мужик заказал себе хорошей еды и выпивку, и присел за столик.

— Ган, сейчас подойдем, или подождем, пока он поест и выпьет?

— Подождем, выпьет, станет добрее. Видишь, какая хмурая физиономия? Кто его знает, что у него на уме.

— Главное, чтобы у него достаточно монет было.

— Смотри, смотри, уже два стаканчика хлопнул, — Ган проглотил слюну.

— Ух, какой у него сочный кусок мяса! У меня аж челюсти сводит…

— Уймись, Харанг. Смотри, он на спинку стула откинулся, шарит глазами по залу.

Ган, поймав на себе взгляд наемника, тут же принялся усиленно кивать ему в знак приветствия. Харанг не замедлил присоединиться, бормоча сквозь зубы:

— Как думаешь, можно уже подходить? Может он угостит нас?

— Давай попробуем.

Харанг и Ган с некоторой опаской и большой долей почтения к клинкам неизвестного наемника приблизились и даже осмелились поздороваться. Наемник смотрел на них сначала с подозрением, но постепенно их разговор стал более и более оживленным. Было выпито еще по паре стаканчиков, общение перешло на дружескую ногу, выяснилось, что наемника зовут Мун. На вопрос, где приходилось воевать Муну, тот ответил, что все время провел на службе у вельможного князя Баллерда, в той северной стране Фивер, что за хребтами горной страны Ши-Зинг-Гва. А после того, как эти трое приговорили еще один кувшинчик гнусного самогона, который хозяин постоялого двора выдавал за чистейшую огненную воду, все барьеры рухнули.

— Завидую тебе, Мун, — рявкнул Харанг, блестя глазами, — Ты столько повидал, разбогател! А мы тут… Эх…!!!

— Хе-хе, — покровительственно усмехнулся наемник, — А кровь проливать, а раны получать, а под смертью ходить? Это тебе как?

— Ээээ… Я как-то об этом не подумал…

— То-то же.

— А скажи, Мун, ты вроде был у этого… вельможного князя… этого Баллерда в личной охране?

Мун гордо кивнул.

— Ээээ… так вернулся чего, надоело что ли?

— Пфффф, скажешь тоже. Просто наш князь стал королем, а потом вдруг скоропостижно скончался, — Мун склонился к братьям и понизил голос, — При очень странных обстоятельствах. Вот я и решил, что лучше быть от всего этого подальше. А то, не ровен час…

И он провел пальцем по горлу. Братья дружно сглотнули, представив, что могло бы быть, не ровен час. За удачное избавление от опасности решили выпить еще, а потом еще. Они хохотали, хлопали друг друга по плечам, травили соленые анекдоты, и тут, братья, видя, что мужик наелся, напился, расслабился и полностью раскрепостился, заговорили о своей прекрасной жене.

Естественно, подвыпивший наемник Мун клюнул, его не смутила огромная цена, он даже дал им небольшой задаток. И обещал добавить, если женщина вправду так хороша, как они рассказывают. На дворе уже стемнело, но когда это темнота была помехой для любителей приключений. Троица закупила еще пару бутылей самогона, одну для упыря Ханга, чтобы не мешался и не ворчал, вторую себе, и они отправились домой, всю дорогу громко и с воодушевлением обсуждая прелести Лайлин.

Когда эти трое заявились, была уже ночь. Однако Ханг, понимая, что гость при деньгах, не стал устраивать сцен, а просто посчитал в уме возможные барыши. Лайлин уже легла спать, но еще не спала. Она слышала голоса, слышала, как торгуется и смеется Ханг. Отвращение к своему положению бесправного товара и ненависть ко всем мужчинам поднималась в ней густой волной, заставляя сжимать зубы и сдерживать дыхание. Через некоторое время к ней вошел Ханг.

— Лайлин, девочка моя, эти уроды привели такого замечательного покупателя! Хочет купить три раза. Надо тебя приодеть и причесать, чтобы ты ему понравилась.

Он суетился вокруг нее, делая десять дел одновременно, мыл, вытирал, мазал, причесывал, одевал, подводил ей черной краской глаза. Лайлин молчала, ее душили ненависть и презрение. Когда все, наконец, было готово, Ханг отодвинулся, взглянул на нее и умиленно сложил руки.

— Никогда еще ты не была так прекрасна. Ах… — потом встрепенулся, словно пришел в себя, — Пойдем, он хочет посмотреть на товар.

Ханг прошел вперед, хорошо, что он не видел глаз своей жены.

А наемник Мун вместе с его братьями продолжали братание за бутылью самогона. При виде потрясающей красавицы, представшей их взорам, все трое застыли и лишились голоса. Лайлин постояла перед ними с минуту, потом Ханг увел ее в комнату и велел ждать, а сам вернулся в гостиную. За эту минуту она успела оценить того воина, что собирался ее купить. Ножны у клинков потертые, но оружие, видимо в полном порядке. Крупнее чем ее отец, жестокая складка губ, тяжелый взгляд, пальцы при виде женщины непроизвольно скрючились, словно уже сжимали ее плоть. Неприятный противник, жестокий к врагу, алчный. Какое-то странное предчувствие шевельнулось в ее душе. Враг. Что говорил отец? Затаись и жди, когда он обнаружит свою слабость. Лайлин кротко улыбнулась.

Наемник тут же без колебаний выложил деньги, потом они с Хангом накатили по паре стаканчиков за удачную сделку. Ханг был не из тех, кто может пить и не пьянеть, его малость развезло, он подобрел и даже разрешил братьям смотреть на то, что будет происходить в спальне Лайлин. Сам же он решил заняться ревизией своей кубышки, там уже места почти не осталось.

В общем, эти трое направились к Лайлин, а Ханг в это время попивал самогон в своей каморке и увлеченно пересчитывал деньги.

* * *

Очевидно, то была неправильная ночь. Потому что последствия ее коснулись всей страны Ши-Зинг.

* * *

Трое мужчин, одержимых похотью влезло в ее каморку. Лайлин лежала на своем топчане, глядя на них снизу, и кротко улыбалась. Женщина была напряжена как струна, сегодняшний раз будет не таким как было до этого. Внутренний голос просто вопил об опасности, но она невозмутимо ожидала начала тошной процедуры. На вид она была совершенно бесстрастна, как обычно.

Мужчины застыли на входе, разглядывая ее и потирая себя. И тут наемник обернулся к братьям, сказав:

— У нас здесь странный и дурацкий обычай. В той стране, где я служил у князя Баллерда, девок драли во все дыры по двое, а то и по трое сразу. Мне, например, больше всего сзади нравится. А еще наш князь обожал сечь своих девок плетью, ему это больше всего удовольствие доставляло. Всегда мечтал попробовать… Что значит — только по очереди и только на спине? Бред!

Харанг и Ган выпучили глаза.

— Это как? Во все дыры?

— Не врешь? Можно втроем?

Наемник Мун заржал, глядя на их потрясенные рожи.

— А я вам сейчас покажу, даже дам поучаствовать, если хотите, — Мун хищно осклабился.

Конечно же, они хотели! У них руки тряслись и слюни текли, так они хотели попробовать запретного. Вяло прозвучавший вопрос Гана:

— А как же закон?

Потонул в энтузиазме тех двоих.

— Ты чего, так у каждого из нас будет по три раза!

Братья переглянулись, быстро высунулись из комнаты, проверить, что делает Ханг. Тот был полностью отключен от внешнего мира и общался со своей кубышкой.

Женщина понимала, что ее ждет мало сказать, не самое приятное, но главное, нечто из ряда вон выходящее. В этот момент она была собрана и внимательна как никогда. Ее охватило ледяное спокойствие. Дальнейшее воспринималось так, словно происходило не с ней.

Мун сказал:

— Ее надо поднять. Кто-нибудь ложитесь на топчан.

Лайлин не издала ни звука, она интуитивно поняла, что возможно, именно сейчас получит шанс, который изменит всю ее жизнь.

Поскольку, только наемник знал, что надо делать, ему подчинились быстро и без слов. Харанг улегся на топчан, Ее с помощью Гана наемник усадил на Харанга сверху, попутно шепотом объясняя Гану, что должен делать тот, велел Лайлин не закрывать рот, а сам пристроился сзади. И меньше чем через минуту они уже вовсю имели ее с трех сторон. Они так спешили, что Мун не стал даже снимать клинки, закрепленные на поясе, только снял и отложил в сторону меч да штаны расстегнул. Для них и так все было просто замечательно.

Нельзя недооценивать противника! Самое время поблагодарить отца за те тренировочные бои. Правда, со времени последней тренировки прошло уже больше полугода, но руки сами помнили, что надо делать. Главный враг сзади, еще двое снизу и сбоку. Она сделала несколько движений руками, словно гладит наемника по бедрам, на самом деле проверяя, дотянется ли до клинков. Потом попробовала достать до горла Гана, и провела по плечам Харанга. Мужчины уже вошли в раж и мало на что обращали внимание, им казалось, что Лайлин их поощряет.

— Они нарушили закон. Так почему бы и мне не нарушить закон? — пока действо двигалось к кульминации, сознание Лайлин было кристально чисто и холодно, и работало с невероятной скоростью, — А я ничего и не нарушу, закон не запрещает женщине владеть оружием. Потому что те идиоты, что его писали, и мысли не допускали, что мы можем владеть оружием наравне с ними. Еще немного потерпеть, еще… Надо дождаться, когда они потеряют контроль…

Ждать пришлось недолго. Все трое быстро дошли до кондиции и уже собирались взлететь на небеса от удовольствия. Лайлин поняла — пора.

Все было сделано невероятно быстро, никто не успел опомниться.

Вдох. Резко выбросить руки назад, вытащить клинки наемника из ножен, одной рукой полоснуть клинком по горлу Харанга, вторым — Гана под коленями, перерезая сухожилия. Выдох. Не оборачиваясь воткнуть оба клинка в живот рычащего от удовольствия наемника Муна. Упавшему на пол, вопящему Гану отрезать его поганый отросток вместе со всем хозяйством. Вдох. Обернуться, воткнуть пытающемуся дотянуться до меча наемнику клинок в горло. Оттолкнуть от себя, отрезать гениталии. И, наконец, отрезать хозяйство хрипящему в агонии Харангу и воткнуть второй клинок в горло Гану. Выдох. Все. Девять секунд. На полу корчилось в агонии то, что осталось от трех мужчин, только что имевших ее. Лайлин была вся в крови, но руки у нее не дрожали.

Она спокойно поправила одежду и волосы.

* * *

Ханг заталкивал денежки в кубышку, а те почему-то упирались, никак не желая влезать. Старший муж уже изрядно приложился к бутылке, почти отполовинил ее в одиночку. Этим видимо и объясняется, что он не обращал должного внимания на странные звуки, несущиеся из спальни его жены. Однако, когда у его горла вдруг возник окровавленный клинок, а на столик перед ним твердой рукой его прекрасной супруги были брошены три комплекта окровавленных гениталий, бедный старший муж протрезвел мгновенно. Он застыл как цыпленок перед удавом, дрожа от страха и не смея пошевелиться.

Лайлин понимала, что Ханга придется оставить в живых, ей не обойтись совсем без мужа — попадет в бордель. А потому слегка надавила лезвием на его шею и сказала, протянув руку:

— Давай.

— Ччч-т-т-т-т-т-оо-о-о? — штаны он все-таки чуть-чуть обмочил, и с удивлением, и совершенно ни к месту обнаружил, что ужасно возбудился.

— Медальон давай.

Трясущимися руками Ханг снял с шеи медальон — брачное свидетельство, отдал его жене. Та повесила свидетельство себе на шею и велела:

— Быстро собери все ценное, мы сейчас же уходим. А этот дом надо сжечь.

Он закивал и залепетал:

— Да, госпожа! Как прикажет госпожа! Сейчас! Да! Да!

У Ханга даже мысли не возникло взглянуть в лица тому, что осталось от его братьев и наемника, но это не помешало ему пойти в ее спальню, пошарить там у них в карманах. И вообще, как-то перечить своей грозной жене, страшной в этот момент как древнее кровавое божество, господин старший муж не посмел бы ни за какие блага жизни.

Не прошло и получаса, а они уже покинули хутор, полыхающий огнем в ночи, оставляя за спиной прошлую жизнь.

 

Глава 5

Лайлин и Ханг были в пути уже часа два и довольно далеко ушли от дома. Одежду они сменили и наскоро обтерлись от крови, но отвращение от грязи на теле оставалось. Ледяное спокойствие, сковавшее эмоции, стало отпускать, и женщину накрыл откат. Иные в таких ситуациях падают в обморок или впадают в апатию, но к Лайлин наоборот вернулось все то, что она тогда усилием воли подавила. К ней вернулась ненависть, презрение, жажда мести, желание мучить и терзать своих обидчиков. Вроде бы, она со всеми ними расправилась, а удовлетворения не было, ярость бродила в крови, вызывая темные желания.

Но самым странным было сексуальное возбуждение, которого она никогда не испытывала раньше. Очевидно, выброс адреналина и то запретное, произошедшее с ней сегодня, взбудоражило и перевернуло ее психику. Однако, отыграться, кроме Ханга, было не на ком. Так что взгляды, которые она бросала на испуганного и притихшего Ханга, иначе как людоедскими трудно было назвать.

— Разбивай лагерь, заночуем здесь. Надо еще помыться, а тут ручей рядом. Костер разожги, пока я помоюсь.

— Да госпожа, сейчас, — засуетился Ханг, — А может быть мне помыть тебя?

— Костер. Разожги. И не зли меня.

— Да, госпожа, я все сделаю.

О, нет-нет, злить ее не входило в его планы! Господин старший муж был сама кротость, особенно, когда вспоминал, как его жена мастерски управляется с колющим и режущим оружием. Она подошла к нему вплотную и внимательно оглядела, думая о чем-то своем. Бедняга затрепетал. Лайлин была почти одного роста с ним, и ее прекрасное лицо было совсем рядом. Сейчас она вызывала у него смешанные чувства, от ужаса до страстного обожания.

Пока Ханг хлопотал, разжигая огонь на полянке, Лайлин мылась холодной водой из ручья, но бродившее в ней возбуждение не успокаивалось, она взглянула в сторону своего старшего мужа, оделась и вернулась к костру. Видимо, выражение лица ее не сулило ничего хорошего, потому что Ханг смотрелся испуганным, хоть и крепился.

— Успокойся, я не убью тебя, ты нужен мне.

Старший муж испустил вздох дикого облегчения.

— Не спеши радоваться, — улыбка Лайлин была зловещей, — Ты будешь слушаться меня во всем.

— Да! Эээээ…. Да! Да, Гостожа! — Ханг закивал и склонился.

Конечно, он будет слушаться, ему еще жить не надоело.

— Ты хоть представляешь себе, урод, что со мной делали эти скоты? А? — ей хотелось выместить злость хоть на ком-нибудь.

— Нет, нет, Госпожа. Нет, откуда мне знать.

— Конечно, откуда? Ты же, как привязанный, сидел у своей кубышки.

— Я-а-а-а… ээээ…

— За это я тебя накажу, — Лайлин прошлась мимо него, — Снимай одежду.

— З-з-зачем?

— Снимай. Я сказала, — она вытащила клинок, один из тех, что позаимствовала у мертвого наемника.

При виде обнаженного клинка, бедный Ханг страшно перетрусил, а потом, что интересно, возбудился. Одежду он стащил немедленно, и теперь жался, стоя в одних штанах.

— К дереву. Быстро.

Она указала рукой, куда ему идти, Ханг тут же метнулся исполнять, а Лайлин привязала его руки к нижней ветке, так что он полусидел, опершись на ствол. Страшно ему было до дрожи и сладко, очень сладко. А потом она уселась ему на ноги и стала ножом взрезать штаны, приговаривая:

— Знаешь, что я чувствовала? Знаешь? Хочешь все узнать?

Когда Лайлин нажала на лезвие чуть сильнее и на животе Ханга появилась кровавая полоса, он не выдержал остроты ощущений и позорно забился в сладких конвульсиях.

— Как ты посмел! Кто разрешал тебе делать это раньше времени?!

— Аааа… Госпожа! Прости меня, прости! Это больше не повторится! Аааа…

— Негодный! — с него сильной бестрепетной рукой сдернули штаны, перевернули и показали все, что делал наемник.

— Ай-ай-ай! Госпожа! Что ты делаешь? Мне больно! Ай! Слишком много пальцев! Ай… Ахххх… Аххх… Сделай так еще… Аххх… Госпожа….

Видя, что старший муж нагло позволяет себе получать от наказания удовольствие, Лайлин стала лупить его со всей силы по мягкому месту, приговаривая:

— Мерзавец, как ты смеешь?! Я смотрю, тебе нравится? Да?!

Ханг снова забился в ее руках от счастья.

Да. Ему нравилось, ему никогда не было так хорошо. Ему очень нравилось.

— Тогда вот тебе!

Она снова перевернула его, схватила за ноги, стянула пониже и уселась ему на лицо.

— Почувствуй, то, что чувствовала я!

О, да! Он чувствовал, он блаженствовал! И как это он раньше не догадался попробовать это?! Мммммм…

И ведь что странно, Лайлин все понравилось тоже. В первый раз.

После этой ночи, Ханг стал преданнейшим рабом своей жены на всю оставшуюся жизнь.

* * *

Через пару дней они кружными дорогами пришли в город. Столица провинции встретила их шумом и сутолокой. Лайлин была довольна, здесь проще затеряться. Надо было купить дом. Денег, имевшихся у Ханга, хватило на небольшой домик в предместье. Но для начала сойдет. Главное влиться в общество, не привлекая излишнего внимания властей. Надо было обезопасить себя от императорских чиновников, ради такой красивой женщины как Лайлин, чтобы продать ее в бордель, Ханга могли и убить. Значит, придется обзаводиться младшими мужьями. Поэтому старший муж старался, как мог, выбирая лучших из лучших, по одному ему известным критериям, чтобы его Госпожа была довольна.

Как только появились первые два младших мужа, а вместе с ними и деньги, Лайлин решила привести себя в порядок, чтобы показаться народу во всей красе. Ханг обожал украшать ее, он уж расстарался, о красоте его жены стали слагать городские легенды. Они всем семейством перебрались в дом побольше в относительно приличном квартале, стали принимать гостей. Лайлин, получившая в родительском доме прекрасное образование, привлекала их как пламя привлекает мотыльков.

Ей по-прежнему приходилось иногда спать с мужчинами за деньги, но этих любовников она выбирала сама, и теперь она полностью контролировала все средства Ханга, а также средства, которые они с цветком зарабатывали на ниве секса, Хангу же было поручено хранение и вложение. Кстати, в его лице мир приобрел финансового гения. Он мог делать деньги буквально из воздуха, а уж планы какие имел… Ханг был готов на все: делать что угодно, терпеть что угодно, лишь бы она хоть иногда наказывала его как тогда. И он по-прежнему не доверял никому важнейшие процедуры по обслуживанию «священного» тела Госпожи.

В общем, можно сказать, что жизнь начала налаживаться.

Правда, обнаружился интересный момент: теперь ей одного мужика в постели было мало. А имеющееся трио из мужей тоже быстро утомлялось, пришлось расширить круг мужей. На сей раз, Ханг не торопился, он уже изучил ее вкус, и подбирал мужей с учетом новых потребностей своей владычицы. Так они собрали ей маленький гарем, в котором вместе со старшим мужем было шесть человек. Мужчины в гареме подобрались разнообразные, молодые и не очень, красивые и некрасивые, был даже один огромный толстяк. Объединяло их одно: они все обожали Лайлин. Прекрасная жена наказывала их и ублажала, и они ублажали свою Госпожу всем гаремом, а Ханг был в этом гареме смотрителем.

Со временем сменили дом на шикарный особняк в центре, завели прислугу, Лайлин стала хозяйкой модного салона. Она рисовала на шелке, вышивала и ткала дивные узорные холсты. Ханг, разумеется, открыл небольшой магазинчик, где продавал все это по баснословным ценам, он, кстати, впервые в истории страны Ши-Зинг использовал на ее изделиях лейбл. Выяснилось также, что один из мужей поэт, а другой музыкант, в общем, им удалось создать маленький процветающий богемный мирок.

Власти к ним, конечно, приглядывались, чересчур уж сияющий вид был у ее мужей. Чужое счастье всегда вызывает нездоровый интерес. И хотя Ханг, как старший муж, подбирал прислугу лично, и принимал людей, только уверившись, что никто не проболтается, некоторые слушки про их дом все-таки поползли. Вот это было крайне нежелательно, подобные отношения следовало держать в строжайшей тайне, ибо это есть нарушение закона. А потому Лайлин приняла решение, пока власти к ним не начали приставать с расспросами и допросами, перебраться в столицу империи Ши-Зинг, императорский город Кай-Ма-Ранд.

Весть о том, что ему придется оставить столь дорогие сердцу Ханга магазинчик и несколько меняльных столов, которыми он успел обзавестись в этом чудесном мирном городе Там-Бине, конечно, резанула по сребролюбивой душе господина старшего мужа, но он воспринял ее безропотно. Потому что, выплыви вдруг на поверхность его тайное сексуальное пристрастие, самое малое, что ждет его мягкое место — это пожизненное заключение в колодки.

Остальные мужья Пай, Минг, Гаран, Тиймун и Шенг тоже имели в этом плане «пушистое рыльце», и позволяли себе всяческие нарушения закона о сексуальных отношениях. Так, например, торговец антиквариатом Пай любил, чтобы в процессе получения эээ… удовольствия его привязывали и стегали плетьми. А поэту Мингу нравилось, когда ему наносили порезы или прижигали свечкой. Толстяк Гаран — мясник, того надо было хорошенько щипать и шлепать, и щипали и шлепали его необъятные телеса всем гаремом. Музыканту Тиймуну милее всего было наказание бамбуковой тростью, а отставной военный Шенг обожал колодки и хорошую порку кнутом. Казалось бы, совершенно невинные удовольствия, но нет же, закон запрещал их все! А уж то, что они ублажали свою Госпожу не поодиночке и не в позе, строго предписанной законом, а так, как бы это сказать… по-разному — это было ПРЕСТУПЛЕНИЕ.

А потому дружному богемному семейству госпожи Лайлин пришлось по возможности незаметно, но в срочном порядке распродавать свое недвижимое имущество и перебираться в большой императорский город, где их скромные персоны уж точно смогут затеряться среди огромного количества разношерстного народа, населяющего столицу.

* * *

После провинциального, пусть и не маленького города Там-Бина, столица страны Ши-Зинг подавляла своими размерами и поражала воображение. Это в Там-Бине им казалось, что там царит суета? Там была тишь да гладь. Суета царила в столице. И семейству Лайнин, въезжавшему в городские ворота, оставалось только вертеть головами по сторонам и уворачиваться от проносившихся мимо всадников императорских служб.

Великий стольный город Кай-Ма-Ранд, в который они приехали, заслуживал восторгов и подробного описания.

Итак, Кай-Ма-Ранд состоял из нижнего и верхнего города, садов и императорского дворца, и равнялся по площади среднего размера княжеству. Город был построен на широком холме с плоской вершиной, впрочем, это был даже не холм, а скорее овальной формы плоскогорье, вокруг которого петлей извивалась река Ранд. Защищали город от внешних врагов семь мощных стен, отделявших уровни города друг от друга. Чтобы добраться до императорского дворца, надо было преодолеть их все, что делало дворцовый комплекс практически неприступным.

По берегу реки широкой полосой шли сельскохозяйственные угодья, обеспечивавшие продукцией почти все население. У самой подошвы под защитой первой стены стоял нижний город. Снаружи у стены лепились хижины, как ласточкины гнезда. Там и у самой нижней стены жила в основном беднота. Верхний город от нижнего отделяла двойная стена, в верхнем городе жили люди среднего сословия, имеющие хороший достаток, и дворянство. Он тоже имел две стены, разделявшие его на два уровня. Сады, расположенные на террасах и опоясанные еще двумя стенами, отделяли верхний город от дворцового комплекса, в котором жил император. Только представителям всего нескольких семей высшей аристократии было позволено иметь дома в садах. А на плоской вершине холма находился огромный императорский дворцовый комплекс.

Жилье в столице стоило намного дороже, чем в провинции, и на первых порах Хангу удалось купить по сходной цене довольно большой дом с садом на нижнем уровне верхнего города. Но зато у самой стены, и получалось, что сад был изолирован и находился на довольно большой высоте. Кстати, и в нижнем городе, и в верхнем, садов было немало, конечно, они уступали по красоте и величию тем садам, что у императорского дворца, но ведь у простых людей и запросы пониже.

Здесь пока что и поселилась Лайлин со своими шестью мужьями. В стране Ши-Зинг к имени замужней женщины добавлялось имя старшего мужа, а если были еще мужья, то и их имена, так что теперь официально ее имя звучало: госпожа Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг. Именно так и зарегистрировал ее императорский чиновник Сандар в книге, которую он получил от чиновника Фена из Там-Бина, которому в свою очередь пришлось добывать сведения из провинции по сторону хребта, от чиновника Зюня. Государственный аппарат работал четко.

Так как перед отъездом из Там-Бина Ханг превратил в деньги почти все их совместное достояние, и теперь после покупки дома у них еще оставались средства. Лайлин велела ему открыть серьезное дело и начать откладывать деньги.

Откладывать деньги! Это он любил так же, как и наказания своей Госпожи.

* * *

Поскольку на новом месте все оказались в равных условиях и, можно сказать, на пустом месте, Ханг принял оптимально решение, одобренное на семейном совете, возглавляемом госпожой Лайлин. Для начала они откроют ресторан, а при нем художественный салон, так каждый получит привычное для себя поле деятельности и возможности для самовыражения.

Сказано — сделано. Нашли подходящий участок с садом, правда на нем уже было довольно неуклюжее строение, но это не проблема, все можно облагородить. К сожалению, денег хватило только на покупку участка, земля в столице стоила дорого. Оставалось только одно испытанное средство. Лайлин и сама знала, что быстрее, чем с ее помощью, им никак не заработать достаточно денег, чтобы развить дело. Значит, надо снова открывать салон. Что ж, украсили дом, показались народу, дали возможность оценить несравненную красоту жены, и стали принимать гостей.

Гости потянулись. Сперва по одному, но теперь Лайлин каждый вечер пела, а голос у нее был изумительный, сильный, звонкий, и когда она исполняла стихи Минга или собственные, положенные на музыку Тиймуна, слушатели забывали дышать. Она казалась им нечеловечески прекрасной. Да и гости в ее доме значительно отличались от тех отвратительных созданий, что посещали когда-то хижину Ханга. Это были в основном люди образованные, военные чины, по большей части младшие офицеры, чиновники, богатые торговцы, были и дворяне. А уж за право провести ночь с волшебной дивой готовы были выложить целое состояние. Она выбирала себе любовника на ночь очень придирчиво, спать с кем попало ей давно уже было незачем. Ханг держался важно и недоступно, словно у него и в мыслях не было позволить кому-нибудь переспать с его супругой за деньги, и только после долгих уговоров и, что скрывать, подношений, скрепя сердце соглашался продать ночь с госпожой. И их обращение с ней было весьма почтительным.

В общем, за месяц слава о прекрасной Лайлин, чей голос подобен звону храмовых колокольчиков и дарует душе блаженство, не говоря уже о той тайной славе, что снискал ее дивный цветок, разнеслась по верхнему и нижнему городу. Так что средства на обустройство ресторана мечты были собраны в течение двух месяцев. Здание, что они купили под ресторан, было реконструировано и стало радовать глаз, в нем появились удобные гостиные в пристроенных верандах, салоны живописи и антиквариата, великолепная кухня, особенно хороши были разнообразные мясные блюда. Сад тоже был облагорожен, в нем появились новые клумбы, небольшие водоемчики с золотыми рыбками и уединенные беседки, где можно было сидеть отдельной компанией. Кроме всего перечисленного, в ресторане по вечерам пела сама красавица Лайлин!

Когда весь этот организм заработал, деньги потекли рекой. Причем, постарайтесь не смеяться, но самый большой доход приносили отхожие места, которые по революционному замыслу Ханга теперь работали и на ресторан, и на верхний город.

Все мужья госпожи Лайлин были пристроены к делу: Пай занимался торговлей антикварными безделушками, Минг писал стихи для песен Тиймуна, Гаран царил в кухне, Шенгу была поручена охрана всего семейного достояния, а Ханг был казначеем, кассиром, смотрителем отхожих мест и генератором великих идей. А их прекрасная госпожа была лицом и душой этого райского места.

Жизнь снова начала налаживаться, только, к сожалению, времени на чудесные постельные игры почти не оставалось. Но ведь в жизни всегда чем-то приходится жертвовать, тем более, что это временные трудности.

 

Глава 6

Прошло около семи месяцев.

Однажды, когда Лайлин была ранним утром в саду своего дома, случилось нечто непредвиденное.

Утренние часы обычно были свободными, она любила в это время принимать солнечные ванны. Ханг постарался ради своей прекрасной госпожи жены превратить этот заросший сорняками дикий сад в дивный цветник. Растения были подобраны с таким вкусом и тщанием, сочетались по цвету и времени цветения, словно их насадил сам Господь. У самой стены была беседка, увитая глициниями, в ней и сидела Лайлин, подставив лицо утреннему солнцу. Вдруг на стену со стороны нижнего города влез мужчина. Лайлин вмиг насторожилась и была наготове отразить возможное нападение. Небольшой клинок она имела при себе всегда. Впрочем, приглядевшись, она сказала себе, что влез — это громко сказано. Мужчина был ранен и с трудом смог перевалиться со стены в сад. Он дышал тяжело, держался за окровавленный бок и, глядя в глаза Лайлин, прерывающимся голосом попросил:

— За мной гонятся… Спрячь меня, прекрасная госпожа…

А потом глаза его закатились, и он потерял сознание.

Мужчина был молодой, росту среднего, сухой, поджарый и жилистый, такие обманчиво хрупкие бывают очень сильными. Больше всего ее поразило лицо незнакомца. Скорее некрасивое, но породистое и властное, на щеках складки великой силы. Длинные густые брови сурово сведены, нос с горбинкой, придающий сходство с хищной птицей, твердый и красивый рот сейчас был перекошен судорогой боли. Сильные, красивые кисти рук с длинными гибкими пальцами. Его глаза… она вспомнила, что его глаза были янтарного цвета. Весь его облик, лицо, все было каким-то благородно-властным, и, как это ни странно звучит, едва дыша, он дышал силой. И да, он был поразительно красив.

У Лайлин на размышление было несколько секунд. Она приняла решение. Женщина выглянула со стены вниз, там не было видно никого, это хорошо, но надо спешить, тем более, что он умудрился испачкать кровью верх стены и посыпанную измельченным мрамором садовую дорожку. Срочно вычистить! Но сначала его надо побыстрее занести в дом, не поднимая шума. В очередной раз поблагодарив отца за проведенную в постоянных тренировках юность, она взвалила мужчину на плечо, благо он был не крупный, и занесла в дом. На встречу ей попался Ханг.

— Лайлин?! Ты что?! Ты же надорвешься! Кто это? Что… Откуда?

На этот град вопросов она ответила коротко:

— Срочно убери кровь в саду и на стене, и приходи в мою спальню.

— Да, госпожа, — он не собирался оспаривать ее приказ, — Позволь помочь…

— Нет, надо спешить. Крикни Шенга.

Шенг и сам пришел на шум, увидев Лайлин с раненым на плече, он подошел без слов и принял у нее бесчувственного мужчину.

— Куда?

— В мою спальню. Как думаешь, он не умрет?

— Не знаю, надо его раздеть, там видно будет.

Отставной воин видел на своем веку много ран, мог и лечить, если это требовалось. Пока Ханг с остальными четырьмя мужьями наводил образцовый порядок в саду, убирая следы крови со стены и садовых дорожек, внизу перед стеной началась беготня и крики. Стражники, всадники, куча народу, все носились туда-сюда, явно кого-то разыскивая. Ханг прекрасно понял, кого там внизу разыскивают, и чем они все рискуют, прикрывая беглеца. Но Лайлин… она велела. И он не смел ослушаться.

* * *

Шенг раздел мужчину, тот так и не пришел в себя. Осмотрел рану на левом боку, покачал головой, поцокал.

— Счастливчик. Чуть в сторону и была порвана селезенка, а этот дурачок умер бы от внутреннего кровотечения. Но все равно, он потерял много крови. Дважды счастливчик, что залез в твой сад, добрая Госпожа.

— Он будет жить? — спросила Лайлин.

Ей почему-то было очень важно, чтобы этот красивый мужчина выжил. Почему? Она сама не знала. В комнате собрались остальные. Мужчины переговаривались, спрашивали, чем помочь, слуг к этому привлекать было слишком опасно. Глядя, как Шенг обмывает кровь и обрабатывает его рану, Лайлин вдруг поняла, как они могут обезопасить и раненого, и себя. Она отозвала Ханга в сторону, поговорить.

— Ханг, иди сейчас к чиновнику Сандару, пусть захватит свою книгу. Впишем его седьмым мужем. Церемонию проведешь сегодня же.

— Но как? Он лежит без чувств?

— Скажешь, что он со мной в моей спальне. Что ты позволил.

— Но вдруг чиновник Сандар заартачится?

— Дашь ему денег, а если этот старый взяточник почему либо не возьмет… — она наморщила лоб и задумалась, — Продашь ему ночь. С очень большой скидкой. Понял?

— Понял. А…

— Деньги возьмешь у меня.

— Хорошо.

Ханг сник, но впервые в жизни он жалел не денег, которые придется отдать, он жалел, что не на него сейчас смотрят с такой заботой глаза Госпожи, и что на него, на Ханга, они, скорее всего, никогда так не посмотрят.

Однако, действовать надо было быстро.

— Лайлин, как его зовут?

— Черт… Он без сознания. Тогда, пусть его зовут… Вэй. Да! Вэй. Все, иди.

Чуть больше часа прошло, а чиновник Сандар уже вписывал в свою книгу имя нового младшего мужа госпожи Лайлин. А умильно улыбающийся старший муж, господин Ханг подмигивал, говоря чиновнику на ушко:

— Этот мальчик, купец из Там-Бина, приехал покупать узорные ткани, которые ткет моя жена, ну, чтобы продавать там. И тут увидел мою красавицу! Ох, вы представляете, совсем сошел с ума, выложил мне все свои деньги, только чтобы я позволил… — Ханг захихикал, — Ну я и позволил. Очень выгодная была сделка… Хи-хи-хи…

— Хи-хи-хи… — вторил ему поганеньким голоском Сандар, — Но мы хоть увидим сегодня этого Вэя?

— Это врядли, хи-хи… — Ханг зашептал, оглядываясь, — Он дополнительно заплатил за неделю!

— Ооооо… — даже у чиновника слова иссякли.

Они выпили по стаканчику в ознаменование удачного завершения столь выгодной сделки, Ханг приобрел новое свидетельство, на старом уже не оставалось места, чтобы вписать еще одного мужа. Зато новый медальон был размером с блюдце, уж на нем-то еще столько народу можно записать… О чем в основном и были шутки чиновника Сандара. Впрочем, как только Ханг любезно преподнес ему небольшой, но очень туго набитый кошелек с золотом, довольный чиновник счел все свои дела тут законченными и удалился.

Когда он ушел, господин старший муж облегченно выдохнул и вытер пот. Он здорово переволновался, могло ведь и не выгореть… Ханг пошел в спальню к Лайлин и застал ее сидящей у постели раненого. Мужчина был бледен, и лежал без чувств, вытянувшись на постели. Лайлин вопросительно взглянула на Ханга. Тот кивнул в ответ. Она вновь повернулась к раненому и стала обтирать его влажной тряпкой.

— Как он? — негромко спросил Ханг.

— Шенг сказал, что скоро у него начнется жар, и надо будет дежурить при нем постоянно.

Ханг кинул. Она все также обтирала лицо раненого, убирая со лба волосы. У Ханга защемило сердце.

— Спасибо тебе, — ее голос был тих.

— За что? — Ханг вдруг смутился.

— За то, что сделал это для меня.

— Ах, Госпожа… глупости, — старший муж решил прикрыть свое смущение шуткой, — Я еще придумаю, как нам выкачать из нашего гостя денежки.

Лайлин рассмеялась, а старший муж поймал себя на том, что завидует раненому, которого гладят сейчас руки Госпожи. Потом он встряхнулся, сказав себе мысленно, что продырявленный бок — это вовсе не повод для зависти, даже если тебя гладят прекрасные руки любимой Госпожи. Но грусть осталась.

За дверью столпились остальные мужья, не решаясь войти и наблюдая снаружи. Немного позже пришел Шенг сменить Лайлин. Наступил вечер, надо было отправляться в ресторан, но Ханг сказал, что ей лучше не показываться там неделю, чтобы не портить легенду, не зря же он столько лапши навешал чиновнику Сандару на его заросшие редкой седой шерстью уши. Лайлин была благодарна Хангу, потому что петь ей сейчас точно не хотелось. Так и договорились. Она и Шенг остались дома, присматривать за раненым.

Ночью у него поднялся жар. Мужчина метался и что-то неразборчиво бредил, порывался куда-то бежать, кричал что-то про законное право. Лайлин с Шенгом дежурили у его постели по часам. Утром их сменили Минг и Пай, а потом дежурили Гаран и Тиймун. Ночью снова Шенг и Лайлин. Все домашние дела и вся коммерция легли на плечи Ханга.

Однако, его хрупкие плечи могли выдержать и не такое, прибыли даже увеличились.

* * *

Так прошло три дня. На четвертый день раненый пришел в себя. Открыв глаза и увидев перед собой прекрасное лицо Лайлин, он некоторое время соображал, а потом спросил:

— Я что, умер?

— Нет. Ты жив, только был без сознания три дня.

— Да…Так ты не гурия? Ты живая?

— Ты был ранен, помнишь?

Мужчина наморщился, лицо его потемнело, он глухо проговорил:

— Помню.

Теперь он смотрел напряженно. Лайлин усмехнулась про себя и сказала:

— Я не стану спрашивать тебя ни о чем, мне это не интересно. Захочешь, расскажешь сам.

На лице мужчины отразилось видимое облегчение.

— Вот что тебе следует запомнить. Теперь ты мой седьмой муж, тебя зовут Вэй…

Тут раненый странно дернулся и, смутившись, пробормотал:

— Откуда….

— Что? — не поняла Лайлин.

— Ничего.

— Так я продолжу?

— Продолжай.

— Так вот, наш старший муж, господин Ханг вписал тебя в брачное свидетельство седьмым мужем. Итак, запомни, ты Вэй, купец из Там-Бина. Приехал сюда купить узорные ткани, которые я, — она приложила руку к груди, — Тку. Собирался продавать их в Там-Бине. Но увидев меня, сразу же решил пополнить число моих мужей, о чем и просил господина старшего мужа Ханга. И отдал ему за это все свои деньги.

Мужчина впечатлился.

— В этой легенде есть доля правды. Я действительно умею ткать узорные ткани, которые раньше продавались в Там-Бине, когда мы там жили.

Лайлин улыбнулась. Мужчина улыбнулся в ответ и хмыкнул.

— Седьмым мужем… Поздравляю, госпожа. Мне позволено будет узнать имя моей жены?

— Позволено. Меня зовут Лайлин.

— Лайлин… — он словно пробовал ее имя на вкус.

Женщина не стала ждать его дальнейших вопросов, он почему-то смущал ее. Взгляд. Странный взгляд. Властный, но без жестокости, ему хотелось подчиниться.

— Если тебе лучше, господин Вэй, я передам тебя заботам нашего шестого мужа Шенга, собственно, он и лечил тебя.

Она встала, собираясь уйти, мужчина протянул руку, желая ее задержать, но Лайлин предпочла сделать вид, что не заметила этого жеста, и вышла. Раненый откинулся на подушки, глядя ей вслед, на его губах обозначилась очень мужская, кривая предвкушающая улыбка.

Шенг, пришедший на смену прекрасному райскому видению не стал пускаться в разговоры, а просто напоил его настойкой опия, сказав при этом:

— Спать. Утомляться нельзя. Все остальное потом, когда поправишься.

— Но я хотел бы узнать…

— Спать! Не болтать!

Очевидно, раненый имел представление о воинской дисциплине, потому что после этих слов закрыл глаза и уснул до вечера.

Проснувшись вечером, он увидел перед собой необъятного толстяка. Тот сидел у его ложа, скрестив пухлые руки на огромном круглом животе, и смотрел в окно. Мужчина пошевелился и попытался встать, толстяк сразу же повернулся к нему.

— Нет, нет, нет. Нельзя вставать, господин Вэй. Лежите. А не то вам снова станет плохо, и наша Госпожа Лайлин рассердится на меня.

Господин Вэй не сразу сориентировался, но потом вспомнил слова женщины и успокоился. Однако мужчину мучили вопросы, а толстяк выглядел миролюбиво и доброжелательно, не то, что это жесткий, как старая подметка, военный, которого звали Шенг. Потому он решил разговорить его.

— Уважаемый, позвольте спросить, кто вы и как вас зовут?

Уважаемый улыбнулся, отчего глазки на его лице превратились в щелочки, и сказал:

— Меня зовут Гаран, я четвертый муж нашей Госпожи.

— А этот… военный, который меня лечил?

— Это Шенг, ее шестой муж. Надо бы вам знать нас всех, раз уж вы теперь… кхммм… Старшего мужа зовут Ханг, второй муж Пай, третий Минг, четвертый — это я, — толстяк умудрился при всех своих габаритах изящно поклониться, — И пятый — Тиймун. Вот.

Тот, кого назвали Вэй, притих, размышляя, потом задал вопрос:

— Скажите, разве у каждого из вас шестерых недостаточно денег, что вы имеете одну жену?

На эти слова четвертый муж Гаран загадочно улыбнулся и ответствовал:

— Достаточно. Каждый из нас может позволить себе иметь гарем. Но наша Госпожа стоит всех денег этого мира, — он легко повел рукой, указывая на пейзаж в окне.

— Не понимаю… Да, она очень красива… Но красавиц великое множество, и если купить их сколько душе угодно вовсе не проблема…

— Я вижу, что вы не понимаете, — сказал Гаран, снисходительно кивая, — Просто она делает нас счастливыми.

— Счастливыми?

— Да. И если Вам повезет, Вэй, может быть, и вы это узнаете.

Вэй замолчал надолго. После такого он просто обязан был все узнать.

* * *

Этот постоялый двор был самым презентабельным в округе и господин Кан направился прямо туда. Он хорошо знал своего брата-близнеца, они были похожи во всем, тот тоже всегда выбирал самое лучшее. Лучшую еду, вино, женщин, клинки. Его брат Мун был наемником, пять лет прослужил у иноземного князя в северной стране, вернулся больше года назад с большими деньгами. Немного повертелся дома, купил землю, а потом отправился в Там-Бин, и пропал без вести. Его след потерялся где-то в этих местах.

Кан не позволил себе погрузиться в воспоминания, он должен был найти хотя бы какие-то зацепки. Взглянув на гостя, хозяин постоялого двора вспомнил похожего на него высокого мужчину со шрамами в одежде наемника, вспомнил, что тот был вооружен до зубов, особо отметил короткие парные клинки на его поясе. Господин Кан выложил перед хозяином монету и просил:

— Что ты еще знаешь?

— Ээээ…

Еще одна монета появилась на столе.

— Ээээ, к нему тогда подсели братья Ган и Харанг…

— И что?

— Ну, что… Они пили весь вечер. А потом… Да! У Ханга, их брата, была жена красавица, на всю округу… да… И переспать с ней он разрешал только за очень большие деньги… да… Мне так и не удалось… да… эххх…

Хозяин постоялого двора надолго погрузился в ностальгическую грусть, непроизвольно размазывая по столу тряпкой винное пятно.

— Уважаемый, очнитесь. Подсели, говорите братья, и…

— А… Да. Так вот, они ему про эту Лайлин рассказали…

— Про какую Лайлин? — Кан потихоньку начал тихо закипать.

— Как про какую? Я же говорю, про жену Ханга. Что, мол, можно переспать с ней за деньги. За большие деньги… Эххх… — вздохнул хозяин, вспоминая о своем, — Только этому наемнику, Муну этому, все нипочем было. Настоящий мужик!

Кан не поддался на лесть, он и так порядочно устал вытягивать клещами из этого старого сребролюбца крупицы информации.

— И что?

— Как что? Уже ночь была на дворе, а они все равно пошли. Уж очень ваш Мун хотел с ней переспать… да… Больше мы их не видели.

— А где живет этот Ханг?

— Вот в этом все и дело. Ханг здесь больше не живет. У них в ту ночь на хуторе случился пожар, сгорели все.

— А мой брат?!

— Какой брат?

— Мун!!!

— Эээээ… Не сердитесь, господин… Я же говорю, больше мы их не видели. Не сердитесь.

— Где был дом этого Ханга?

— Ээээ…

Взбешенный Кан бросил на стол еще одну монетку.

— Спасибо господин, мальчик вас проводит.

Хозяин постоялого двора щелкнул пальцами, и мальчишка разносчик тут же подошел, чтобы отвести господина к сгоревшему хутору Ханга.

Там действительно было пепелище. Кан долго ходил, пытаясь найти хоть какие-то следы. И нашел. Обгорелые кости, черепа. Всего три. А еще он нашел меч, арбалет и колчан с болтами, но нигде не нашел те самые парные клинки. Кан хорошо помнил и меч, и клинки работы знаменитого оружейника Майона, он сам подарил их брату.

— Мальчик, кто раньше жил на хуторе?

— Здесь жил Ханг с братьями Харангом и Ганном. И еще их жена Лайлин.

А черепа-то всего три. Нечисто здесь, нечисто!

— Клянусь, я узнаю, что здесь произошло, и всем отомщу, — думал Канн.

В том, что один из трупов его брат, сомнения отпали, когда он увидел кольцо на руке одного из скелетов. Большая кисть со скрюченным мизинцем, точно так же как и у Кана. И кольцо простое серебряное, такое же, только у Кана внутри выгравировано «Мун». Он снял с руки мертвого брата кольцо, посмотрел на гравировку. Там была, как он и ожидал, короткая надпись «Кан». И тогда Кан понял, что не успокоится, пока не отыщет виновных в смерти брата.

 

Глава 7

На пятый день седьмой муж господин Вэй уже сидел в постели, опершись на подушки. Лайлин собственноручно кормила его крепким бульоном, а он послушно ел, и при этом беззастенчиво разглядывал ее. Ей хотелось поежиться, его взгляды ощущались словно прикосновения, она даже слегка разозлилась на себя, что так странно реагирует. Бульон в пиале закончился, и она уже собиралась встать, как Вэй быстрым движением схватил ее за руку. Женщина в первый момент хотела было резко дать отпор, но потом вспомнила, что мужчина ранен и просто стала мягко отнимать руку. Но не тут-то было. Вэй удержал ее, а когда Лайлин хотела возмутиться, улыбнулся ей и сказал:

— Прошу, не заставляй меня делать резкие движения.

Она замерла, оставив свою руку в его ладони.

— Куда ты спешишь, Лайлин? — пальцы нежно поглаживали ее запястье, — Побудь со мной еще. Расскажи мне, что творится в мире.

— Черт с тобой, — подумала Лайлин, а вслух сказал, — Хорошо. Что желает узнать мой седьмой муж?

— О, много чего желает… — он смерил ее раздевающим взглядом, от которого Лайлин вдруг стало жарко, потом продолжил, как ни в чем не бывало, — Ну, во-первых, что нового в городе?

— Хммм, хитрец, — подумала женщина, мягко пытаясь отнять свою руку, но тот не отпускал, а причинять ему боль не хотелось.

— В городе… — она помедлила, — Ищут какого-то беглого преступника. Говорят, важная птица, мятежник.

— Да? Как интересно?

— Да. Говорят, что он подстрекал народ к бунту…

— Хммм… И что?

— Ну, говорят еще, что он был ранен, но успел скрыться, и теперь за его голову назначена награда.

— Что ты говоришь? И большая награда?

— Большая.

Лайлин назвала цифру, Вэй поморщился:

— Да, черт побери, большая. Не повезло бедняге.

— Не знаю, господин седьмой муж. Возможно, ему повезло против ожидания? Что-нибудь еще желаешь знать?

— Да, — его пальцы поползли вверх по руке женщины, — Ты придешь еще сегодня?

Лайлин прищурилась.

— Если ты будешь вести себя хорошо. Пусти меня, мне пора.

Он разжал пальцы, но перед тем как совсем отпустить, приложился к ее ладони губами. Лайлин вздрогнула, непонятные новые ощущения пронизывали ее от его взглядов и прикосновений. Женщина смутилась и постаралась уйти поскорее, вслед ей несся негромкий чувственный смех наглого седьмого мужа.

А за дверью стояли Тиймун, Шенг и Пай, и тихо завидовали этому счастливчику Вэю. И как никто из них раньше не догадался заболеть?

* * *

Уже у себя в комнате Лайлин задумалась, непрост, ох непрост этот ее седьмой муж. Невольно в памяти всплыло его красивое волевое лицо, наглое лицо, поправила себя женщина. Наглый взгляд! Наглый! Но что-то в нем ее притягивало. Когда он сегодня поцеловал ей ладонь, Лайлин захотелось превратиться в кошку и ластиться к нему, выпрашивая ласку.

Этого. Еще. Не хватало.

Чтобы мужчина имел над ней такую власть. Никогда.

Поэтому, проанализировав свои собственные реакции на этого, как она его назвала Вэя, Лайлин решила, что ем незачем больше к нему ходить. И так поправится. А потому сегодня с ним пусть посидит Ханг. Она криво усмехнулась:

— Вот пусть теперь Хангу глазки строит. Хангу как раз положен день отдыха.

* * *

Но планы наши кажутся нам хорошими, пока мы не начнем приводить их в исполнение.

* * *

Дело в том, что Лайлин недооценила способности своего седьмого мужа к экономике и дипломатии, а также алчность финансового гения Ханга. Не говоря уже о том, что ее весь день тянуло в комнату Вэя как магнитом, и приходилось прикладывать все свои душевные силы, чтобы не поддаться искушению.

А со старшим мужем они спелись практически мгновенно. После того, как Вэй порекомендовал Хангу не баловаться с меняльными столами, попросту открыть банк, Ханг был его со всеми потрохами. Он и сам не заметил, как выложил Вэю все свои коммерческие проекты, тот кое-что одобрил, сделал некоторые замечания и рекомендации. В общем, через несколько часов это уже был тандем единомышленников, в котором руководящая и направляющая роль принадлежала Вэю.

Господин седьмой муж удовлетворенно откинулся на подушки, искоса поглядывая на Ханга, а тот светился внутренним светом, и мыслями весь был уже там, в мечтах, открывая филиалы своего банка во всех провинциях. Самое время, решил Вэй.

— Ханг, ты старший муж, так что я должен, чтобы купить у тебя право… — начал он, но слова почему-то вылезали с трудом.

Вэй увидел, как мгновенно потухли глаза старшего мужа, и он вернулся из мечты на землю. А когда попытался продолжить:

— Я ведь до сих пор не поблагодарил тебя…

Ханг вскинул руку и сказал:

— Нет.

— Что нет? — не понял Вэй.

— Ты не меня должен благодарить, а Лайлин.

— Странно, — подумал Вэй, качнул головой и приподнял брови, вся эта ситуация казалась ему странной и непривычной.

Старший муж прекрасно понимал, что этот человек, очевидно, богат и знатен, слишком уж него был властный и, несмотря на все перенесенные им невзгоды, все равно ухоженный вид. Надо полагать и женщин у него было много, а значит, он не привык с ними считаться.

— Ничего, это поправимо, — сказал про себя старший муж.

А Вэй между тем снял с шеи довольно толстую золотую цепь и протянул Хангу со словами:

— И все-таки, по закону я должен купить у тебя ночь, чтобы вступить в права седьмого мужа, — он двусмысленно улыбнулся.

Ханг внимательно посмотрел на мужчину и очень серьезно проговорил:

— Только если Лайлин сама этого захочет.

У Вэя аж рот приоткрылся от изумления, а Ханг, видя его не совсем адекватное состояние, ловко выхватил из пальцев мужчины цепь и встал, собираясь выйти. Уже в дверях он обернулся и с несколько ядовитой улыбкой сказал:

— Я пришлю Шенга.

— Тьфуууу! — мысленно прокричал ему вслед Вэй, — Какие-то вы все тут чересчур таинственные и странные! Не мешало бы с вами со всеми разобраться! Терпеть не могу Шенга, из него слова не вытянешь!

Он, конечно, забыл о том, что в этом доме он и есть самая таинственная и странная персона, скрывающаяся от императорского правосудия.

* * *

Вечером прекрасная Лайлин пела в ресторане, и все время твердила про себя:

— Не пойду к нему. Не пойду!

То же продолжалось и по дороге домой. Уже дома, поняв, что уснуть она все равно не сможет, Лайлин сказала себе:

— В чем дело, черт побери!? В чем дело? Я просто пойду и проверю состояние раненого. Вдруг ему стало хуже, вдруг жар, вдруг рана открылась? Я просто обязана проверить.

Внутренний голос на эти речи только скептически улыбался.

Было уже поздно, когда она, наконец, решила пойти проведать Вэя.

— Наверное, он уже спит. Да, конечно, спит, должен спать. Ведь уже поздно. Я только проверю и все…

Лайлин тихонько открыла дверь. В комнате было довольно темно, на тумбочке у кровати горел маленький светильник. Мужчина лежал, прикрытый до пояса простыней. Через грудь и плечо шла повязка, закрывающая раненый бок. Повязка чистая, без пятен крови, но все-таки надо подойти проверить. Она сейчас, тихонько проверит и сразу уйдет…

Мужчина открыл глаза. Черт бы его побрал, он не спал!

Застигнутая его взглядом врасплох, Лайлин замерла посреди комнаты.

— Я ждал тебя.

— …

— Я ждал тебя весь день… и вечер…

И почему у него такой голос… как будто гладит ее мехом изнутри…

— Я, — Лайлин откашлялась, потом бодрым тоном продолжила, — пришла проверить, не сбилась ли повязка, и нет ли у тебя жара.

— Так подойди, проверь…

Черт бы его побрал! Почему она трясется как заячий хвост?!

— Просто подойди, проверь повязку и уходи! — твердила она себе.

Но сделать это было не так-то просто, пока женщина добралась до постели раненого, у нее сбилось дыхание и пересохло в горле, а ладони взмокли от непонятного волнения. Надо просто не показывать своего волнения, просто не показывать…

Ну вот, повязка в порядке, жара нет, можно уходить. Но он снова завладел ее руками.

— Посиди со мной.

— Зачем? Тебе уже лучше и сиделка не нужна.

— Зато мне нужна жена… — низкий рокочущий шепот, теплые губы прикасаются к пальцам.

У Лайлин закружилась голова, стало вдруг страшно и сладко. А он продолжал шептать, целуя пальцы:

— Лайлин, почему ты дрожишь? Ты меня боишься?

— Я… не боюсь тебя… — голос ее прерывался.

— Вот и хорошо. Побудь со мной…

Между тем губы потихоньку продолжали свое путешествие по рукам Лайлин, вызывая сладкую дрожь и непрошенное томление.

— Довольно, Вэй. Перестань…

— Перестать что? — промурлыкал он, продолжая свое дело, — Разве тебе не нравится?

— В том-то и дело, что слишком нравится, — думала она, но вслух сказала, — Перестань делать так.

— Делать так? — спросил Вэй, целуя ее руку в сгибе локтя, — Или вот так? — пальцы коснулись шеи, погладили за ушком, зарылись в волосы на затылке.

— Нет… — встрепенулась женщина.

— Нет? — внезапно он притянул ее к себе и прижался губами к губам.

Лайлин еще никогда никто не целовал. Она застыла на мгновение от новых, неизведанных ранее ощущений. Таких… таких… Но тут она услышала свой стон и действительно испугалась. Вырвалась из его рук и метнулась к двери. Он опять смеялся ей вслед своим проклятым колдовским смехом.

— Ты придешь ко мне сама.

— Нет!

— Ты придешь.

Черт бы его побрал, этого наглого, самоуверенного типа!

— Потому что никто не даст тебе того, что могу дать я.

Она не стала дослушивать, а просто выбежала за дверь, желая скрыться от этого голоса, который переворачивал все внутри. Потом она заперлась в своей комнате, пытаясь осмыслить все и взять себя в руки, а еще лучше — заснуть.

Все шестеро собрались за дверью ее спальни, не решаясь побеспокоить свою Госпожу. Им было грустно и одиноко, мужья чувствовали себя брошенными, как забытые дети. Ханг, как самый уравновешенный из них, постарался как-то овладеть ситуацией и, сделав бодрое лицо, зашептал:

— Так, всем спать! Завтра дел полно. Спать-спать. Видите, наша девочка устала, чего столпились, дышите тут громко, как буйволы, сопите, спать ей мешаете. Быстро, чтоб вашего духу здесь не было, быстро, быстро!

Те потоптались и разошлись, никто не стал возражать. Но Ханг понимал, как впрочем, и каждый из них, что в их жизни что-то изменилось.

* * *

Вэй оказался прав. Она пришла к нему сама, на седьмой день, ночью.

Все это время Лайлин боролась с собой, а потом вдруг поняла, что должна. Должна узнать, как это бывает у женщины с мужчиной. Она помнила, как нежно относились друг к другу ее отец и мать. Так может…

Если она не попробует, то никогда не узнает. А еще она чувствовала, что Вэй скоро уйдет. Об этом он никогда не заговаривал, но и не было нужды, и так понятно, что ему просто надо переждать момент. Не будет же он всю жизнь сидеть у нее в спальне, не смея высунуть носа на улицу. А значит, не стоит терять время.

* * *

Оказывается, мужчина может доставить женщине столько наслаждения…

Она никогда и не подозревала, что может так чувствовать, так переживать снова и снова эту прекрасную смерть и новое рождение…

Лайлин проснулась утром совершенно счастливой. Солнце пробивалось сквозь легкие шелковые занавески, уже день, сколько же она спала? Женщина сладко потянулась и повернула голову, взглянуть на своего седьмого мужа, ставшего в эту ночь ее настоящим мужем и главным мужчиной. Она была в постели одна. Его не было, а на подушке лежало соцветие глицинии и небольшая записка, аккуратно свернутая и вложенная в кольцо, что было на указательном пальце у Вэя.

Ушел.

Все правильно. Получил, что хотел и ушел. Так глупо. Смешно, на что она надеялась? Лайлин даже нашла в себе силы, чтобы рассмеяться. Села, развернула записку, отложив кольцо на прикроватную тумбочку.

«Лайлин, благодарю тебя за все. Обстоятельства вынуждают меня уйти, но однажды я вернусь. Прости меня, если сможешь. Вэй»

Она снова свернула записку, вложила ее в кольцо, спрятала в карман, оделась и вышла из спальни.

* * *

В этот день все было как всегда, она ходила, улыбалась, пела. А в голове метались мысли. Боже, как хорошо, что она никогда не забывала, да и Ханг не дал бы ей забыть про смазку. Не хватало только забеременеть от этого урода! Боль, как от тупого ножа, терзала сердце и не давала нормально дышать. Если бы она умела плакать, как все женщины… Непрошенными возвращались ощущения, тело не желало слушаться хозяйку, оно сладко сокращалось при воспоминаниях о наслаждении. Разве она могла бы в это поверить? Ее столько раз имели так, как предписывал Закон, в лучшем случае было просто неприятно, а тут…!!! Почему с ним, за что? За что ей это? Впрочем, пошел он к черту! На нем свет клином не сошелся! У нее будут другие, еще лучше, чем этот… седьмой муж. Будет лучше, если она отключит эмоции.

Улыбка на лице, голос ровный, все идет, как надо.

Но только ведь тех ее шестерых, которые дышали ею, не обманешь. Они поняли, что, уйдя, седьмой муж унес с собой ее сердце. И что делать им теперь, как утешить свою Госпожу, никто не знал, они молча страдали вместе с ней.

Это неопределенное состояние тянулось еще два дня.

На третье утро Лайлин опять сидела в своей беседке, подставляя лицо утреннему ветерку и размышляя о том, как много чего может произойти за десять дней, вдруг на садовую дорожку, как раз в том месте, где тогда перелез через стену Вэй, упал тяжелый кожаный мешочек. В первый момент Лайлин остолбенела, потом кинулась к стене, в надежде увидеть того, кто его сюда подбросил, она, разумеется, догадалась, чьих это рук дело. Но внизу никого уже не было.

Лайлин вернулась, подобрала мешочек и пошла к себе в комнату. Там она его открыла, в мешочке было золото. Много. Плата за ночь.

Так больно ей еще никогда не было.

Слезы сами брызнули из глаз, дыхание вдруг стало судорожным. Лайлин рыдала и не могла остановиться. На необычный шум примчались ее мужчины и потрясенно застыли в дверях. Никто из них еще никогда не видел ее такой. Ханг не мог смотреть, как она плачет, у него сердце кровью обливалось. Но что делать? Что? Он бросился перед ней на колени, заглядывая в лицо:

— Лайлин, девочка моя золотая, Госпожа моего сердца, не плачь. Не плачь! Не надо! Хочешь, мы найдем и вернем его?!

— Да, Госпожа, ты только скажи, мы его из-под земли достанем, — шумел Шенг.

— Мы всю страну перевернем! — поддакивал Пай.

— Только не плачь! — умолял трясущийся от переживаний всем своим огромным телом Гаран.

Они обступили ее со всех сторон, стараясь утешить. Но она продолжала рыдать.

Поэт Минг прошептал:

— Ты любишь его…

Руки Ханга опустились, он попытался встать и отойти, остальные тоже стали отодвигаться. Но Лайлин не отпустила их, она утерла слезы:

— Вас я тоже люблю.

Тиймун грустно улыбнулся и сказал:

— Не так, как его, моя Госпожа.

Тогда она подняла к ним руки, притягивая всех в свои объятия:

— Нет. Я люблю вас всех. Я люблю вас, потому что вы моя семья. И каждый из вас дорог мне. И вас я ни на кого не променяю, вы лучшее, что есть в моей жизни.

Они обняли ее со всех сторон, а всех их обнял Гаран, и так просидели еще долго. Может, кто-то и плакал, может нет, это не важно. Важно другое.

То, что когда-то начиналось просто как секс, купленный за деньги, переросло в глубокую сердечную привязанность, объединившую этих людей в такую необычную, странную, но очень крепкую семью. Семью, в которой у людей нет тайн друг от друга.

Наконец Ханг спросил:

— А что же будем делать с ним?

— Ничего, — ответила Лайлин, — Просто будем жить дальше, как будто ничего не происходило.

— Но…

— Для меня его больше нет, — тихо сказала женщина, — Он сам выбрал свой путь, а нам надо идти своей дорогой.

Хангу и остальным стало от этих слов легче на душе. Старший муж решил разрядить обстановку шуткой:

— Кстати, если вдруг спросят, где наш седьмой муж, надо всем говорить, что по окончании своей недели он вернулся в Там-Бин. Потому что деньги кончились!

И все засмеялись, даже Лайлин. Постепенно мужья разошлись по делам, сегодня ее оставили дома, обойдутся своими силами, а ей надо отдохнуть. Она не стала отдавать мешочек с золотом Хангу, а спрятала его в шкатулку, где уже хранились подсохшая кисть глицинии, записка и кольцо. Потом она заперла шкатулку на ключ.

* * *

Странно, но именно в тот день Лайлин впервые почувствовала себя женщиной. Известное дело, женщина становится женщиной по-настоящему только после того, как ей разобьют сердце.

* * *

У Вэя тоже было тяжело на душе, и уйти тогда было совсем не просто. Он сразу понял, что Лайлин женщина необыкновенная, и даже не красота тому виной, а внутренняя сила и вольный дух. Ночь, проведенная в ее объятиях, навсегда останется с ним, как главная драгоценность его мужских воспоминаний. Но у него выбора не было. Какой может быть выбор, когда тебя ждет полная опасностей жизнь государственного преступника, посмевшего открыто выступить против императора? Тщательная конспирация и тайная борьба, теперь его удел. На все имущество наложили арест, друзей трясли на допросах, кое-кто пострадал за причастность к его побегу. Хвала небесам, ему посчастливилось влезть тогда в сад к Лайлин, а не к кому-нибудь другому. Вспоминая ее мужей, он не мог не улыбнуться и, что греха таить, вздохнуть от легкой зависти, что он вынужден уйти, а все они могут остаться с ней рядом.

А потому тот, кого Лайлин назвала именем Вэй, дал себе слово, найти ее после всего. Если останется в живых.

 

Глава 8

Жизнь шла своим чередом, но не все было так просто. Чиновник Сандар не забыл наведаться к Хангу в надежде познакомиться, наконец, с седьмым мужем, которого он вписал в брачное свидетельство. Ханг отшучивался и переводил разговор на другие темы как мог, но императорскими чиновниками не становятся просто так. Их подбирают из людей, обладающих просто собачьим нюхом. А потому, когда Ханг веселым голосом сказал:

— Ой, этот Вэй через неделю, когда слез, наконец, с моей девочки и пришел в себя, за голову схватился. Ха-ха! Он же все деньги просадил! Ха-ха… Стал просить у меня в долг, но я же не сумасшедший! Вот еще, давать ему в долг, а он их вернуть не сможет! Я ему сказал, чтобы он шел зарабатывать. Ну, он и вернулся в Там-Бин. Зарабатывать. Ага.

Чиновник только покивал, изображая радостную улыбку, а сам решил проверить, что там за купец Вэй из Там-Бина. Да и Ханга тоже, и его семейку тоже не мешало бы проверить. Для этого он пошел к начальнику городской стражи, господину Ун-По и рассказал ему все. Тот как услышал, что речь идет о знаменитой певице, красавице Лайлин, решил заняться этим делом сам. Он не раз бывал в ресторане семьи Ханг, послушать ее дивное пение, и еда там была отменная, и сад, и гостиные, в которых народ собирался покурить и обсудить последние новости ему тоже нравились. Но больше всего — красавица Лайлин. Потому чиновнику Сандару было предложено взять отпуск и отправляться в Там-Бин, а он, Ун-По, займется наблюдением за семьей Ханг здесь. Уйдя от начальника городской стражи, чиновник Сандар долго плевался и проклинался. Подумать только! Обвести его, старого лиса, вокруг пальца как мальчишку! Этот Ун-По хитер, ничего не скажешь.

* * *

Ун-По не стал откладывать это дело в долгий ящик. Он полдня провел, всячески приводя в порядок свою внешность, и к вечеру являл собой образчик столичного щеголя и благоухал, как цветущий сад. Сначала он решил незаметно понаблюдать за ними в ресторане. И как всегда, заслушался пением и засмотрелся на красоту. Но, надо сказать, что тушеные куропатки тоже заслуживали внимания. Ун-По даже на некоторое время забыл, зачем пришел. Однако, он был слишком дисциплинированным, чтобы окончательно раствориться в удовольствиях. А потому, когда Ханг появился в зале, он подозвал его и пригласил за свой столик.

Ханг узнал начальника стражи и напрягся, но виду не подал.

— Господин Ун-По, мы рады Вас приветствовать в нашем скромном заведении.

— Ах, не скромничайте, Ханг, ваше заведение лучшее в городе.

— О, я польщен.

Ханг поклонился, изобразив скромный румянец, лихорадочно раздумывая, что понадобилось начальнику стражи, было у него нехорошее предчувствие. Когда начальник стражи начал задавать свои вопросы, Ханг понял, что тот чувствительный орган, которым он чуял неприятности, никогда не ошибается. Выхода другого нет, придется задействовать Лайлин. А потому он рассыпался мелким бесом, и в конце концов, пригласил начальника городской стражи к ним домой. Предупредил Лайлин, та только взглянула на своего старшего мужа и выразила глазами согласие. Они уже понимали друг друга без слов. Какие могут быть слова и вопросы, когда им грозит опасность?

Сегодня программу в ресторане свернули пораньше, недогулявшие гости возражали, но Ханг был непреклонен. Потом он вернулся к Уну-По, которого и проводил в парадную гостиную своего дома. Там его ждала Лайлин.

Ун-По был воином из простых, не титулованных дворян. Честным и умным. Всего в жизни он добился сам. Но личная честность не мешала ему отслеживать и отлавливать разнообразных преступников и разбираться в хитросплетениях заговоров. Но, повторимся, он был честен и ценил это качество в других. В остальном же, Ун-По был здоровый неженатый мужчина лет тридцати пяти, худощавый и сильный, таких как он, шрамы, полученные в различных боях, только украшают. Росту выше среднего, волосы и глаза имел темные. Лицо умное, суровое. Оружием владел виртуозно.

Надо сказать, что этот мужчина нервничал весь вечер, волновался, ведь ему предстояло, наконец, приблизиться к женщине, на которую он давно уже в тайне любовался. И теперь, входя в комнату, он испытывал совершенно юношеское волнение. А когда красавица подняла на него глаза, вдруг потерял голос, и так и не смог ответить на ее приветствие. Лайлин негромко засмеялась, пригласив гостя присесть за столик напротив нее. За дверью гостиной бесшумно столпились ее мужья, все волновались, какого черта надо у них начальнику стражи.

Постепенно, подкрепив свою решимость стаканчиком вина, которое Лайлин ему предложила, Ун-По обрел дар речи:

— Госпожа Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй, я верно назвал?

— Верно, господин Ун-По, — она улыбнулась.

Когда она так улыбалась, Ун терял нить разговора. Ему надо было собраться, придется выпить еще стаканчик.

— Я видел ваших шестерых мужей, а где же седьмой?

Он вглядывался в ее лицо очень пристально, ища в нем признаки страха или смущения, но нашел лишь грусть.

— Мой седьмой муж господин Вэй решил, что деньги важнее жены, и отправился зарабатывать деньги.

Она горько рассмеялась, а у Уна-По сжалось сердце, он был готов своими руками удавить того, кто расстроил эту прекрасную госпожу. Дальше разговор ушел на городские новости, погоду, моду, знакомых и родственников. Каково же было изумление Уна-По, когда он узнал, что Лайлин дочь знаменитого мастера меча Вайона. Он знал Вайона. Правда Ун-По был молодым воином, когда они встречались, но он прекрасно помнил того, кто был в свое время для него непререкаемым авторитетом и учителем.

Однако, еще больше он был поражен, когда Лайлин рассказала, что отец учил ее владеть оружием. Ун-По не поверил. Тогда она вызвала его на бой. Конечно, он мог отказаться под тем предлогом, что не может сражаться с прекрасной женщиной, но ни за какие блага он бы не отказался, его уже трясло от предвкушения.

— Что получит победитель? — низким голосом спросил он.

— Все, что захочет, — дерзко ответила Лайлин.

Узнав о готовящемся поединке, Шенг и остальные занервничали, Шенг пытался даже биться вместо Госпожи, но Ханг, которому были известны в полной мере ее таланты, успокоил всех:

— Не надо волноваться, наш гость великий мастер меча, и он ни в коем случае не поранит нашу жену.

На что Ун-По клятвенно обещал, что не нанесет прекрасной Лайлин ни одной царапины.

Они сошлись с мечами в саду. Никогда в жизни воин Ун-По не видел ничего прекраснее этой женщины-воина. Она двигалась легко, нападала мгновенно, словно разом со всех сторон. Он не ожидал, что придется рубиться с ней в полную силу, и только благодаря тому, что был старше, опытнее и сильнее, он смог выбить у нее из рук меч. Впрочем, и тут его не оставляло подозрение, что она ему поддалась.

На ее вопрос, чего он хочет за победу, он ответил без колебаний:

— Я хочу стать твоим мужем.

Лайлин могла бы улыбнуться, но она не стала этого делать, она изобразила досаду и отправила его разбираться с этим к старшему мужу Хангу. Ханг был поражен. Да, поражен, впечатлен и слегка озадачен. Попросил десять минут на размышление и выскочил в коридор, там его уже поджидали остальные. Все они отправились в спальню к Лайлин, куда она ушла, чтобы помыться после боя.

— Лайлин, как быть?

— А как ты считаешь, Ханг?

— Я думаю, он нам нужен. Защита, статус… Но если он узнает…

— Ханг, я думаю, — прищурилась Лайлин, — Я правда думаю, что и у него есть свои тайны…

— Так я соглашаюсь?

Остальные тоже приблизились и зашумели.

— Да. Соглашайся.

— Что ж. Нас теперь будет на одного больше. Надо будет содрать с него побольше денег. Мммм… Он поможет мне с открытием банка… Лайлин, я сейчас! Не мойся без меня!

Дальше Ханг был уже в своей стихии.

В общем, чиновника Сандара подняли среди ночи, чтобы торжественно вписать господина начальника городской стражи Уна-По в брачное свидетельство и в книгу записей о Лайлин. Сандар был зол, как сто чертей, и только обильные подношения со стороны Уна-По, а также вино и прекрасная еда, которой его потчевали Гаран и Пай, помогли ему переварить степень коварства господина начальника городской стражи.

* * *

Ханг сегодня мыл, умащивал благовониями и смазывал свою Госпожу с особой тщательностью, при этом его явно что-то беспокоило. Наконец старший муж не выдержал:

— Лайлин, девочка моя, с тобой правда все будет хорошо? — прошептал он и воровато оглянулся на дверь, — Он ведь не такой как мы…

— Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Знаешь, он мне даже понравился.

— Ну, если так, — выдохнул с облегчением Ханг.

Он ведь совершенно искренне переживал за жену. Лайлин и так еще душой не отошла после исчезновения Вэя, а тут новый муж. Но раз она спокойна…

Ханг вышел, пригласив в ее комнату восьмого мужа.

А Ун-По, добившись права войти как муж в спальню своей нежданно обретенной жены, стоял на пороге, не решаясь войти, смущенный как мальчишка.

— Войди, господин восьмой муж.

— Приветствую тебя госпожа Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По.

Голос его был хриплым от волнения и желания. Женщина поманила его к себе, и он вошел к ней, словно погрузился в омут, заперев за собой дверь.

* * *

Сандар наконец ушел. К Гарану и Паю, развлекавшим его беседой присоединились остальные. Ханг пошел послушать под дверями жениной спальни, все ли в порядке. Убедившись, что все идет как надо, он вернулся, присел к остальным и глубокомысленно заметил, потягивая вино:

— Этот Вэй, он как будто дверь нашей Госпожи открыл. Теперь, попомните мое слово, у нас скоро мужей еще прибавится.

Возразить на эти слова было нечего, хотя, все они с ностальгической грустью вспоминали свою тихую жизнь в Там-Бине.

* * *

А в своей спальне довольная Лайлин, глядя на уснувшего после трудов праведных восьмого мужа, думала, что жизнь хоть и переменчивая, но неплохая штука. И иногда перемены бывают к лучшему. У них все получилось очень хорошо, оказывается, Закон тоже неплохая штука. Она взглянула на суровое лицо Уна-По, морщинки разгладились во сне, уголки губ слегка приподняты в легкую улыбку, волосы растрепались, закрыли лоб. Во сне он выглядел моложе и счастливее. Он чем-то напоминал Лайлин отца. Пожалуй, это дар Божий, что она смогла заполучить его в мужья.

Лайлин подумала, что было бы, если вместо Ханга ее купил бы Ун-По? Она не могла себе ответить. Кроме того, и Ханг, и остальные мужья были дороги ее сердцу. Сейчас она даже не представляла, как жила бы без них. А потому, все происходящее к лучшему, хорошо, что все случилось именно так, как оно случилось. Она погладила своего нового мужа по щеке и постаралась уснуть. Правда перед глазами, когда она их закрывала, почему-то все равно вставал ее сбежавший седьмой муж Вэй.

* * *

Обосновавшись в доме Лайлин, новый восьмой муж, господин начальник городской стражи, немедленно начал наводить порядок в этом богемном мирке гаремных бездельников. Подумать только, трое их шести балуются курением опиума! Разумеется, им было высказано, что они изнежены и бесполезны, как бабы, и в случае нападения на госпожу, от них не будет никакого толку, ну может, кроме Шенга (Шенг на эти слова смачно сплюнул). А потому, он лично займется их физической подготовкой. А также спаррингами с Лайлин, но это было уже чистое удовольствие.

Ханг не мог не согласиться со словами восьмого мужа, как-то незаметно занявшего пост негласного главного мужа. То есть у него, у Ханга спрашивали разрешение, но командовать изволили сами. Впрочем, немного тренировок этим лентяям не повредит, а он, Ханг, за всем понаблюдает. Да.

Первая же тренировка мужей во дворе окончилась довольно печально. Ун-По появился во дворе со связкой бамбуковых шестов, Шенг ухмылялся, остальные кривились и морщились, в итоге начальник городской стражи отлупил всех. Но с особым, можно сказать, циничным удовольствием он шлепал по необъятной заднице неповоротливого Гарана. Ханг порадовался тому, что был как всегда прав, выбрав себе роль наблюдателя и руководителя. Все-таки хорошо быть старшим мужем.

Ун-По закончил тренировку побитых мужей и ушел проводить спарринг с Лайлин, а те остались, им он велел прибираться. Вот они и прибирались, строя планы мести. И чего Хангу пришла на память история, как его братья отомстили ему тогда, таская его по двору, привязанного к лыже, кто знает, но глаза у коварных доморощенных курильщиков опиума Минга и Пая и Тиймуна так и засверкали зловредным огнем, а Гаран тихо затрясся от предвкушения.

Так вот. Ун-По нравились тренировки с шестами? Отлично! Пока он спал, эта троица привязала его к трем соединенным вместе шестам, и потом тренировалась, таская его по двору и развлекая самыми сладкими речами. Но это еще не все. Они обнаружили его позорную слабость — Ун-По боялся щекотки. Сами понимаете, когда Ханг, незаметно наблюдавший за этим баловством из-за угла, насмеявшись вдоволь, объявился и грозным голосом велел прекратить щекотать и освободить Уна-По, освобожденный накинулся на обидчиков, как разъяренный тигр. Ханг тут же скрылся у себя в комнате, а те трое в свою очередь спрятались за широкой спиной улыбающегося Гарана. Гаран подбоченился, закрывая проход, и Уну-По оставалось только рычать, пытаясь пролезть щелку, которая оставалась между телесами Гарана и стеной. Гаран вроде поддался и позволил, а потом слегка притиснул господина восьмого мужа к стенке. В общем, все они дружной кучей повалились на пол, кого там придавили, и кто орал благим матом, неизвестно, но Ханг понял, что пора прекращать забаву. Он вылез из своего убежища и завопил:

— Сейчас же прекратить! А то я все расскажу Лайлин!

И ведь подействовало.

С того дня, как ни странно, мужчины стали лучше ладить друг с другом, стараясь по возможности проявить все свои способности. Ун-По больше никого не третировал, а остальные отнеслись к ежедневным тренировкам всерьез, и слушались его безоговорочно. Так что в их мирке теперь головой был Ханг, а крепкой, надежной рукой — Ун-По.

Что касается тщательно охраняемых семейных постельных тайн, то, поучаствовав в них однажды, господин начальник городской стражи, он же восьмой муж, решил, что его священный долг — охранять сей великий секрет блаженства как зеницу ока.

 

Глава 9

Ханг оказался прав в своих прогнозах.

Они за три месяца потихоньку обросли еще двумя мужьями, дом пришлось сменить на гораздо более просторный, теперь уже у нижней стены императорских садов. Разумеется, в новом доме тоже был сад, красивый, ухоженный, но все равно, все тут же дружно кинулись благоустраивать жилище своей любимой Госпожи.

Интересен был тот момент, что новыми мужьями Лайлин становились люди не только далеко не бедные, но занимающие значительное положение в обществе и даже дворяне. Однако, она умудрилась так их всех объединить и обласкать, что никто не чувствовал себя обделенным, не кичился своим положением (особенно после того, как каждому вновь прибывшему рассказывали знаменитую историю с бамбуковой лыжей), и никого не пытались презирать или третировать. Очевидно, на огонек ее красоты слетались все-таки достойные люди, способные видеть хорошее друг в друге. Кроме того, у каждого были свои тайные пристрастия, а ничто так не объединяет, как общая тайна и общее наслаждение. Конечно, можно долго недоумевать, как это нектара ее цветка хватало на такое количество шмелей, но дело в том, все они своими тайными пристрастиями так гармонично дополняли друг друга, что сладкого хватало абсолютно всем.

Любила ли она их? Нет, но она их всех очень любила. Понимайте, как хотите, это было именно так. Вспоминала ли она своего седьмого мужа? Нет, но она никогда его не забывала. И шкатулку ту больше никогда не открывала.

Теперь мужей у Лайлин было десять, и это дошло до императора. Тот подивился, так как среди бедноты несколько мужей у одной женщины никого не удивляет, но чтобы вот так, в богатом районе, богатые люди согласились делить одну женщину… Он не понимал. А раз не понимал, решил не обращать внимания на сплетни. Император был уже в преклонных годах, да и своих жен и наложниц у него было столько, что он и половины из них никогда не видел. Чего еще проявлять интерес к какой-то чужой жене?

Однако к ней стали проявлять нездоровый и даже враждебный интерес достойные матери и жены города. Особенно с тех пор, как молодой дворянин Пинар-Заг-Ван, наслушавшись речей своей матушки о том, что эта Лайлин аморально себя ведет, живя напоказ со столькими мужчинами, что подошел к ней во время вечернего выступления с обвинительной речью. Бедный мальчик, она просто взглянула на него и улыбнулась, когда он стал высказывать ей свои обвинения в безнравственности. В тот же вечер молодой человек входил в ее спальню, как новый одиннадцатый муж.

Ханг пришел к выводу, что ему нужно открыть при ресторане небольшой тотализатор и принимать ставки, кто станет следующим. Так он и сделал. Вы не представляете, какой высоты достигали ставки. Еще Ханга беспокоили размеры брачного свидетельства, они становились уже неприличными, этак, ему скоро придется блюдо на шее таскать. Причина была в том, что в отличие от простолюдинов, имевших одно имя, у дворян было два имени, у титулованных дворян — три, а у аристократов — четыре. И каждое имя надо было вписывать в свидетельство. Он стал подумывать о том, чтобы сделать мраморную стелу перед входом в его дом и там высечь на мраморе имена мужей. Так еще никто никогда не делал, Ханг расплылся от гордости, он станет первооткрывателем новой моды!

* * *

Надо сказать, что чиновник Сандар не успокоился, он все-таки съездил в Там-Бин. Но никакого купца Вэя там не нашел. Говорили, что тот подался на север, в страну Фивер. Зато ему встретился господин Кан, который очень заинтересовался семьей господина Ханга, имеющего красавицу жену Лайлин. Кан долго не мог простить себе, что не догадался сразу искать их в Кай-Ма-Ранде. Где лучше всего затеряться, как не в столице?! Он выехал немедленно.

* * *

В тот вечер ничего не предвещало беды. Лайлин пела, ее мужья занимались своими делами, кто-то из них работал, кто-то отдыхал. Шенг как всегда патрулировал заведение, следя за порядком. Он был несколько удивлен, когда только что вошедший гость вдруг застыл, а потом резко подошел к нему и спросил, указывая на парные клинки у него на поясе:

— Откуда это у тебя?

— А тебе зачем знать? И вообще, кто ты?

— Меня зовут Кан, и я интересуюсь клинками работы этого мастера. Это же клинки Майона?

— Да. Мне их подарил Ханг.

— Ханг? Это тот, у которого жену зовут Лайлин? Ты не мог бы проводить меня к нему?

— Отчего же, пошли.

Кан сдерживал свою ярость и улыбался. Он, наконец, нашел убийцу брата, и теперь ничто его не остановит. Они проходили через зал, когда Кана увидела Лайлин, ей показалось, что она увидела привидение. Что тот наемник, Мун восстал из мертвых. Она побледнела как смерть и, видя, как они направляются в кабинет ее старшего мужа, тут же пошла следом. Это не укрылось от Уна-По, он еще никогда не видел Лайлин в таком волнении, а потому поспешил вслед за ней. Когда они вошли в кабинет, Кан держал меч у горла дрожащего Ханга и, едва сдерживаясь, чтобы не зарезать его раньше времени, шипел сквозь зубы:

— Ты, как тебя! Шенг, брось меч, если не хочешь, чтобы я зарезал его тут же.

Шенг предпочел не злить лишний раз этого сумасшедшего, положил меч и отодвинулся. Ему совсем не хотелось, чтобы Хангу по его милости пустили кровь. Как глупо вышло… А незнакомец между тем продолжал:

— Ты ведь узнал меня, Ханг?

— Я тебя никогда не видел… — пискнул Ханг.

— Но ты видел моего брата, не так ли, — прошипел Канн, указывая на клинки на поясе Шенга и обращаясь к нему, — Снимай!

Шенг не сразу понял, тогда Кан посильнее прижал меч к шее Ханга. Ханг уже догадался, что жуткое прошлое настигло его, он только замахал на Шенга руками и умоляюще наморщился.

— Снимай!!!

— Да, да, сейчас… — забормотал тот, снимая ремень и мучительно соображая, как бы исправить положение.

— А теперь ты, — он обратил свое внимание на трепещущего за свою жизнь Ханга, — Ты расскажешь мне, как тебе удалось убить моего брата.

— Нннн-н-н…

Ханг в ужасе застыл, не зная, что сказать, а начавший звереть Кан с удовольствием пустил ему кровь. Лайлин не выдержала:

— Это я убила твоего брата.

— Что? — не понял Кан.

— Это я убила твоего брата, — повторила она.

Канн отбросил Ханга, как кучу тряпья, и двинулся к ней.

— Что ты мелешь, женщина?

Ун-По, до этого момента внимательно наблюдавший за происходящим, понял, что Лайлин не лжет, и поспешил вмешаться. Прежде всего, он дал знак Шенгу, чтобы тот прикрыл старшего мужа госпожи, а сам заговорил с Канном как представитель закона, показав символ власти:

— Господин Кан, я начальник городской стражи. Этот случай необычный и должен быть вынесен на суд императора. Вам лучше убрать оружие, иначе будете объявлены вне закона.

Начальник городской стражи поднес к губам серебряный рожок, и через несколько секунд в помещение стали сбегаться стражники. Бешенство клубилось в глазах Кана, но он вложил меч в ножны.

* * *

Кан был препровожден в одну из камер в крепости городской стражи и оставлен под строгим присмотром до суда. В ту ночь Ун-По забрал в крепость и Лайлин, он опасался за ее жизнь, а так обеспечить безопасность драгоценной женщины ему было легче. Кроме того, его интересовало, что же произошло на самом деле. Он зашел к ней в камеру поговорить.

— Лайлин, расскажи мне, как все было.

Она какое-то время смотрела в угол, потом заговорила бесцветным голосом:

— Не всегда наша жизнь была такой, как сейчас. Раньше мой старший муж продавал мой цветок за деньги.

Ун-По не совсем понял, что она имела в виду, потому что и теперь Ханг брал за это деньги, но предпочел дослушать.

— У моего мужа было два брата, редкостные скоты. Они находили и приводили желающих купить меня. Как-то раз ночью, — она помедлила, — Эти животные привели того наемника. Все они были пьяны и еще пили, и Ханга напоили. Если бы он был трезв, он бы не позволил… Может, ничего бы и не случилось… А впрочем, все происходящее к лучшему. Хорошо, что так случилось.

— Но что же случилось?

Лайлин подняла на него глаза и сказала:

— Этот наемник купил три раза, и предложил братьям поучаствовать. Похотливые твари тут же согласились! Иметь меня втроем. Три раза.

— Но мы… ты…

Сейчас Ун-По чуть не выболтал их преступные семейные тайны. Тайны, о которых ни одна душа не должна была знать. Он спохватился, метнулся к двери, проверить, не подслушивают ли их. И только удостоверившись, что в коридоре никого нет, он вернулся к разговору.

— Лайлин, но тебе же это нравится, — зашептал он, оглядываясь, — Почему же ты его убила? Надо было рассказать все чиновнику, и их бы наказали по закону.

— Если бы его нашли, если бы чиновник не был взяточником… Много если, — она перевела дыхание, — Я убила не только его, я убила и братьев Ханга, перерезала им глотки и отрезала их поганые гениталии.

Ун-По был поражен.

— Как тебе это удалось?

— Не спрашивай. Просто дождалась, когда они совсем потеряют себя от удовольствия.

— Но почему? — так и понял Ун-По.

— Потому, что они сделали это насильно! — крикнула Лайлин, — Насильно! Как ты не понимаешь?! Представь, что тебе насильно засовывают…! Представил? Чтобы ты сделал?

— Лайлин, я мужчина, меня нельзя изнасиловать.

— Да? — она выразительно взглянула на него.

И мужчина вынужден был признать, что теоретически можно, и даже в разных вариантах. А на практике… Ун-По не хотел даже думать, каково это на практике. Потому нерешительно забормотал:

— Закон…

— Закон?! В тот момент эти скоты не помнили про закон! Разве закон запрещает женщине владеть оружием?

— Нет, такого в законе нет…

— А разве закон запрещает ей защищать себя и свою честь с оружием в руках?

— Нет, женщина не может защитить себя, — Ун-По снисходительно улыбнулся, — Это дело мужчин…

Она пристально смотрела ему в глаза, и начальник городской стражи осекся.

— Закон не запрещает женщине защищать себя с оружием в руках. Ты права…

Женщина отвернулась. Потом встала и отошла к стене, повернувшись к нему спиной. Ее голос звучал устало:

— Оставь меня. У меня завтра будет трудный день, я устала.

— Лайлин…

— Ты такой же. Вы мужчины, не видите в нас людей, не хотите видеть…

— Лайлин…

— Уходи, Ун-По. Я устала.

Он подчинился и вышел.

В кабинете его ждали остальные мужья Лайлин. Он велел всем успокоиться и идти домой. Завтра все они пойдут на суд к императору. Они не хотели расходиться, нервничали, но Ун-По применил власть. Наконец, все разошлись, он остался один.

Начальник городской стражи, честный воин Ун-По, думал над словами жены всю ночь. Он не мог не признать ее правоты и правды. Но вот признает ли император… Хватит ли его авторитета, его сил, чтобы защитить ее… Ун-По не знал.

* * *

Рано утром следующего дня к ней пробился Ханг. Его трясло от волнения и страха за свою Госпожу. Он обнял ее ноги, проговорив:

— Лайлин, девочка моя золотая, ты спасла мне жизнь. Если тебя осудят, я умру вместе с тобой.

Лайлин ласково улыбнулась и погладила Ханга по щеке:

— Не рано ли ты собрался на тот свет, господин старший муж?

От ее шутки Ханг просто разрыдался.

— Ну-ну, — успокаивала она его, — Перестань, лучше приведи меня в порядок. Меня нужно помыть, причесать, одеть. Я должна быть сегодня очень красивой. Сделай это для меня.

— Да, да, моя Госпожа…

Он всхлипывал, но руки уже сами делали привычную для них, любимую работу. Когда Ун-По вошел в камеру, чтобы забрать ее на суд императора, он в очередной раз поразился ее красоте, спокойствию и уверенности. Она явно что-то задумала. Внезапно у него стало так задорно на душе, начальник городской стражи даже почувствовал себя моложе. Он уважительно склонился перед ней и пригласил ее на выход.

Все мужья Лайлин, за исключением седьмого мужа, господина Вэя, ждали ее снаружи и нервничали. Лайлин удовлетворенно улыбнулась, глядя на своих мужчин. Их, конечно, было многовато для одной женщины, даже слишком, если верить правилам приличия. Но кто придумал эти правила? И почему много?

Она действительно кое-что придумала, и если ее задумка выгорит… Сегодня госпожа Лайлин собиралась победить. Видя свою жену улыбающейся и спокойной, мужчины тоже немного успокоились. Процессия двинулась в императорский дворец.

Ун-По счел своим долгом сказать то, о чем он думал всю ночь:

— Ты как?

Она пожала плечами.

— Может быть, все-таки устроим тебе побег? — зашептал он ей на ухо, Я уже все подготовил, по дороге расставлены верные люди, мы…

— Ты готов на это ради меня? — также шепотом спросила его Лайлин.

— На все. Я готов на все, чтобы спасти тебя. Также как и они все, — он показал на ее мужей.

Лайлин легко вздохнула полной грудью, хорошо, когда тебя любят.

— Спасибо вам, что любите меня. Спасибо. Но со мной все будет хорошо. Не бойтесь.

 

Глава 10

Поскольку Госпожа Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван была достаточно скандально известная особа в верхнем и нижнем городе, на судилище собралась масса народа. Кан ждал ее на месте. Он смотрел на Лайлин так, словно уже нанизывал ее печень на вертел, чтобы поджарить и съесть. Собрались и уважаемые матери семейств и почтенные жены славного города Кай-Ма-Ранда, чтобы насладиться зрелищем, как эту недостойную осудят на казнь. Однако было много народу, сочувствующего знаменитой певице Лайлин. В общем, можно сказать, это было зрелище века.

Затрубили трубы, объявляя появление императора. Лайлин встрепенулась, поддалась волнению в последний раз, а потом отключила эмоции. Сейчас ей предстоит серьезный поединок, для нервов будет другое время. После. Лицо ее озарила кроткая улыбка.

На судилище появился в сопровождении личной охраны и двух жен Император Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг. Лайлин очень внимательно смотрела на человека, которого ей сегодня предстоит убедить в своей правоте. Пожилой мужчина, лет шестидесяти пяти — семидесяти, рыхлый, на вид слабосильный и болезненный. Одутловатая морщинистая кожа, выражение легкой брезгливости и хронического переутомления на лице. Но. При этом всем очень живой и умный взгляд. Взгляд человека, всю жизнь лишенного возможности делать то, чего ему хотелось бы.

— Мы с вами поладим, Ваше Императорское Величество, — подумала про себя Лайлин, склоняясь в глубоком поклоне.

Императору было скучно. Он выслушал несколько дел, предшествовавших их делу с Каном, Лайлин обратила внимание на то, что приговоры император выносил быстро и справедливо. Наконец настал их черед, глашатай объявил дело:

— Господин Кан обвиняет госпожу Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван в убийстве его брата Муна.

Народ на судилище разом вздохнул и напрягся в предвкушении незабываемого удовольствия. Кан, как истец выступал первым. Пока он говорил, император во все глаза разглядывал эту женщину, о которой в его городе столько сплетничали. И, надо сказать, был впечатлен.

Он видел женщину высокого роста, стройнуюи гибкую, крепкую, сильную на вид. Император невольно глянул на своих изнеженных и обморочных жен и испытал некоторое недовольство своей хилой собственностью. Но больше всего его поразило ее прекрасное лицо с изящными чертами, а точнее — глаза. Горящие спокойной силой и уверенностью необычные серые глаза с янтарными прожилками. Красавиц император видел великое множество, и глаза у них были и черные, и зеленые, и голубые, и серые. Да, разные у них были глаза. Но эти глаза… в них светился свободный ум, сила, огромная сила…

Так… Что там мелет этот Канн? Придется прислушаться. Он оборвал эмоциональное выступление разгневанного мужчины, горящего жаждой мести:

— Кан, в чем ты обвиняешь эту женщину? В двух словах.

— Она посмела убить мужчину. Моего брата. Это преступление, за это ее надо казнить!

— Разумеется, это преступление, но мы на суде, Кан, и потому мы выслушаем, что она может сказать в свое оправдание.

Кан злобно сопел, но императору не возразишь.

— Итак, женщина, Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван, ты слышала, в чем тебя обвиняют?

— Да, Ваше Императорское Величество, — Лайлин низко поклонилась.

— Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Лайлин кротко улыбнулась, это начало напоминать игру, от которой император получал удовольствие.

— Ваше Императорское Величество, он нарушил закон.

— Какой закон он нарушил?

Народ на судилище зашептался.

— Это не желательно обсуждать во всеуслышание… — Лайлин специально напустила туману, чтобы разжечь интерес.

— Говори.

— Что записано в законе о сексе?

Это знали все сидящие здесь люди, потому что закон был одинаков для всех и никогда не нарушался. А закон, как вы помните, предписывал секс только за деньги. И начиная сексуальные отношения с женщиной, мужчина должен помнить, что допускается только один вид использования, и только одна поза, при которой женщина располагается лежа на спине. Дабы ей (женщине) было удобно. Если женщина замужем, то здесь вступает в силу право старшего мужа.

— Мы все знаем, что гласит закон. Ответь, он не заплатил денег?

— Заплатил.

— Тогда может, он не заручился согласием старшего мужа?

— Заручился.

— Тогда в чем дело? Где же он нарушил закон?

— Ваше Императорское Величество… Ах… Мне придется рассказать все… — Лайлин изображала краснеющую скромность, а у всех сплетников аж слюни текли от предчувствия грязного скандала.

— Рассказывай, женщина, — императору самому не терпелось услышать, он даже непроизвольно оглянулся, а потом подался вперед.

— Это было так. Мы тогда жили на горном хуторе в одном дне пути к востоку от Там-Бина. У моего мужа было два брата, недостойных брата… Они приводили покупателей на мой цветок… В общем, однажды ночью они привели наемника Муна, брата господина Кана. Все трое были сильно пьяны, но пили еще, и напоили моего господина старшего мужа Ханга. Ханг по праву старшего мужа позволил наемнику Муну переспать со мною за деньги…

— Но пока что все в пределах закона. За что же ты его убила?

— Все начинается отсюда. Воспользовавшись тем, что мой муж был пьян и не мог контролировать ситуацию, Мун предложил недостойным братьям моего мужа в нарушение закона иметь меня втроем одновременно.

— Это как?! — поразился император.

Народ на судилище просто зашелся от любопытства. Все шумели и галдели, ломая мозги в попытке представить, как это можно сделать. Пока стража восстанавливала тишину, Лайлин кротко улыбалась.

— Продолжай, — у императора глаза горели от любопытства, был на все готов, лишь бы дослушать эту пикантную историю до конца.

— Ваше Императорское Величество, эти недостойные так и поступили, обманув моего мужа, и нанесли ему тем самым страшное оскорбление. И сделали это насильно, совершенно не считаясь с моей волей.

Эта женщина так и не рассказала, как именно было нанесено оскорбление! Император, желавший знать все грязные подробности, почувствовал досаду, словно ребенок, лишенный сладкого. Но, тем не менее, не мог не признать:

— Да, ты права. Это было страшное оскорбление и преступление, достойное смертной казни. Но ты должна была сказать старшему мужу, он бы все рассказал чиновнику и эти недостойные были бы казнены. Закон был бы восстановлен.

— Да, Ваше Императорское Величество. Закон был бы восстановлен. Но как быть с оскорблением чести и достоинства моего старшего мужа, а значит, и моей чести и достоинства? Наемник Мун вместе с братьями моего мужа могли скрыться, даже покинуть страну.

— Их бы искали.

— Да, может быть полгода, а может десять лет, но непременно нашли бы. Наши чиновники неуклонно исполняют свои обязанности, — поклон в сторону чиновников, — Но что делать с оскорблением чести и достоинства? Как должно поступать в этом случае?

— В таких случаях все решает поединок, — ответил главный военноначальник Уман-Тхе-Вар-Санг, впервые вмешавшийся в этот разговор.

— Благодарю, господин Уман-Тхе-Вар-Санг, — Лайлин поклонилась ему, — Ответьте, запрещает ли закон жене, в случае, если муж не в состоянии выступить на поединке, защитить его честь?

— Нет, — неохотно пожевав губами, ответил военноначальник, — Не запрещает. Потому что такого еще никогда не бывало!

— Все бывает когда-нибудь впервые, — она кротко улыбнулась.

— Ты хочешь сказать, что убила Муна на поединке?

— Да, — скромно потупилась Лайлин, — Я убила на поединке наемника Муна, а также двух братьев моего мужа, посмевших нанести ему такое неслыханное оскорбление.

На судилище стояла мертвая тишина, а Лайлин добавила:

— Я перерезала им глотки и отрезала те органы, которыми это страшное оскорбление было нанесено.

Шум и вопли, которые в этот момент поднялись, оглушили всех. Кто-то кричал, что Лайлин надо убить, кто-то наоборот, что ее надо помиловать и признать правой, и таких было намного больше. Но самое громкое высказывание, вызвавшее всеобщую реакцию, принадлежало одной из немолодых уже женщин, из тех, что натерпелись достаточно на своем веку:

— Молодец, женщина! Так надо поступать с каждым, кто наносит нам и нашим мужьям оскорбление и действует насильно! Отрезать их мерзкие отростки!

При этих словах все присутствующие женщины дружно зашумели, грозно сверкая глазами. А мужчины, и первый из них император, незаметно схватились за свои ээээ… в общем, за то, что надо беречь.

Когда шум улегся, император спросил, прочистив горло:

— Но как же ты смогла убить на поединке воина, наемника?

— Мой отец, Вайон, был воином, великим мастером меча. Он тренировал меня и научил пользоваться всеми видами оружия. Очевидно, предчувствовал, что это поможет мне защитить честь своего мужа.

— Ты дочь Вайона? — император помнил великого мастера меча и преданного воина.

— Ваше Императорское Величество, — попросил слова Ун-По, — Я могу подтвердить, что госпожа Лайлин прекрасно владеет оружием, мне с огромным трудом удалось победить ее на поединке.

Надо сказать, что присутствующие дружно челюсти отвесили, а император промолвил неожиданно тоненьким голоском:

— Так вот чем вы в супружеской спальне занимаетесь…

— Ээээ… Нет. Но после того поединка я на госпоже Лайлин женился, — Ун-По приосанился и принял гордый вид.

— После этого я бы тоже на ней женился… — пробормотал император.

Он некоторое время молчал, опустив голову, потом выпрямился на троне и огласил приговор:

— Женщина Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван признана полностью оправданной от всех обвинений.

Громкие вопли и неприличные прыжки ее мужей вызвали кое у кого удивленные взгляды, но общего веселья не испортили. Император поднял руку, прекращая крики и шум:

— Кану назначается принести ей извинения и штраф, в том размере, в каком она посчитает нужным. Раз уж она защищала честь мужа, так пусть и решает сама, чего эта честь стоит.

— Ваше Императорское Величество, я благодарю за неслыханную милость, оказанную мне, и по своей воле передаю свои права в этом деле своему старшему мужу, — женщина снова низко поклонилась.

— Суд окончен, — объявил император, — А госпожа Лайлин будет моей гостьей.

Видя, как заволновались ее мужья, он добавил:

— Разумеется, вместе со всеми мужьями.

* * *

Кан, проигравший процесс, готов был лезть на стенку с досады, подумать только, эта мерзкая, скользкая и хитрая баба сумела так повернуть все в свою пользу, что стала чуть ли не национальной героиней! Бесстыжая, императору глазки все время строила! Что ж тут удивляться, что она теперь в фаворе, а ему штраф платить, да еще и перед этой ядовитой гадиной извиняться! Да он лучше свой язык отгрызет! Да он скорее сдохнет! Да он…

А ноги сами несли Кана к тому месту, где находилась Лайлин.

Но ему не удалось даже приблизиться к ней. Его встретила стена из разнокалиберных, но одинаково воинственно настроенных мужей. Впереди стоял старший муж Ханг. По его хищной улыбке Кан заподозрил, что ничего хорошего его не ожидает.

— Моя Госпожа жена, Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван, передала мне все права в этом деле. Так что извинения будешь приносить мне, — Ханг осклабился, как крокодил, — И размеры штрафа буду определять тоже я.

Вот когда господин Кан, попавший в цепкие лапы старшего мужа госпожи Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван, проклял тот день, в который он вздумал искать мести. Ибо мстительный Ханг припомнил ему все те неприятные минуты, что он провел по его милости с мечом у горла. А потому, помимо извинений, размер штрафа был таким, что на эти деньги можно было выстроить еще одну защитную стену вокруг города Кай-Ма-Ранда. И теперь, раз у него не было достаточной суммы денег, еще десять поколений семьи Кана должны были выплачивать проценты. Такова цена, которую он заплатит по слову императора…

Господин Кан был в полуобморочном состоянии. Народ на судилище еще не весь разошелся, кое-кому удалось насладиться этой сценой.

* * *

Наказания, как известно, бывают разные. И все они признаны возыметь эффект. Самым страшным наказанием, как ни странно, является наказание стыдом. Но вот самым действенным… Самое действенное наказание, после которого все быстро усваивают свою неправоту и стремятся впредь не совершать подобных ошибок, является наказание деньгами.

* * *

Но несчастному несказанно повезло, ибо госпожа Лайлин была так любезна, что скосила долг до одной десятой. В результате он был так рад и счастлив сбежать куда глаза глядят, что благословлял эту добрую женщину всю оставшуюся дорогу до дома.

 

Глава 11

Обед у императора происходил в роскошной зале, украшенной роскошной мебелью, роскошными тканями и роскошными цветами, и вообще, был просто роскошен. Но Лайлин все равно было неуютно и хотелось домой. Команде ее мужей тоже. Как впрочем, и женам императора, глядевшим на гостью злыми глазками. А Его Императорское Величество Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг блаженствовал, он просто умирал от любопытства, и ему ужасно нравилось беседовать с этой женщиной. Давно он так не веселился, в его скучной жизни это был просто светлый день. Он задавал разные каверзные вопросы и лучился от удовольствия, слушая ее не менее каверзные ответы. Наконец он спросил прямо:

— Скажи мне, женщина. Ты ведь убила этих троих именно потому, что они не посчитались с твоей волей?

Лайлин промолчала в ответ, но ее прекрасные серые с янтарными прожилками глаза сказали «ДА». Император покивал в ответ, а потом снова спросил, как будто разговаривал сам с собой:

— Что же это такое воля женщины? Разве у женщин бывает своя воля? Я с этим никогда не сталкивался.

— Но Государь, Вы же сами только что говорили…

— Ты просто одна такая, исключение, неправильная женщина, — император Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг радостно захихикал, найдя верное на его взгляд определение.

— Нет, Ваше Императорское Величество, у каждой женщины есть своя воля.

— Я в это не верю.

— Хотите пари?

Вот сейчас император впечатлился. Пари. Она предлагала ему пари! Конечно, он хотел. Император потер руки:

— На что мы будем спорить?

— На что… — хитрая Лайлин сделала вид, что задумалась, — Если я докажу, что у каждой женщины есть своя воля, вы позволите нам проявлять эту волю. И закрепите это право законом.

— Кхмммм… Законом. Допустим. А если ты проиграешь?

— Тогда Вы накажете меня по своему усмотрению, мой Император.

Ооооо! Он ее накажет! Он ее еще как накажет! Он будет наказывать ее каждый день! Они будут каждый день беседовать.

— Согласен!

— Хорошо. Тогда завтра утром соберите на большой площади перед дворцом своих лучших воинов. А рядом с Вашим троном пусть соберутся Ваши… нет… жен не будем подвергать испытанию. Наложницы.

— А твои мужья?

— О, они тоже будут присутствовать.

— Ладно. Уговорила.

— Мне будет позволено удалиться, чтобы подготовиться к испытанию?

— Будет. Спокойной ночи, госпожа Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван. Приятных сновидений.

Госпожа Лайлин со своими мужьями удалилась в те покои, что им были отведены во дворце, а император смотрел ей вслед. Великие небеса, ему еще никогда не было так весело и интересно, он был взбудоражен, как шкодливый мальчишка. Император подозвал своего советника и тихо сказал:

— Ты должен сделать все, чтобы я выиграл это пари.

Тот понятливо кивнул и удалился действовать.

* * *

Император был коварен, его советники хитры, но у Лайлин были неглупые мужья. Первое, что сделал Ун-По, когда они вошли в отведенные им покои, это высказал свои опасения:

— Бдительности не терять, будем стоять на страже. Ночью на нас могут напасть и вообще, надо быть готовыми ко всему. Я видел их перекошенные злобой лица, там на судилище. Да и здесь, — он сделал знак глазами, — Тоже не все так просто.

При тщательном осмотре обнаружилось три потайных двери и большой люк в полу. Все потайные двери открывались вовнутрь помещения, а потому их забаррикадировали креслами, в которых должны были устроиться на ночь мужья. На люке в полу устроился спать необъятный Гаран, посмеиваясь, пусть, мол, его поднимут, если смогут. У входа встали на часах Шенг и сам Ун-По. Остальные улеглись на полу вокруг постели Лайлин.

Скажете, у господина Ун-По была паранойя? Если бы. Во все двери ломилась масса народу. Начиная от обозленных народных мстителей и подкупленной дворцовой стражи, и заканчивая императорскими советниками. Но больше всего поразил ночной визит самой любимой жены императора, госпожи Финь и трех ее служанок. Она просто свалилась с кинжалом наперевес на Лайлин сверху из замаскированного отверстия над пологом кровати, а следом за ней вывалились пытавшиеся удержать госпожу на весу прислужницы. Хорошо, что Лайлин не спала и была готова отразить атаку. В итоге, злющая и плюющаяся Финь с растрепанной прической была вежливо препровождена за дверь вместе с ее свитой. Кровать отодвинули, а под хитрым отверстием установили столик с одиночным подсвечником, в который вместо свечи пристроили кинжал любимой жены императора. Если кто-то на него рухнет, мало не покажется.

Как говорится на войне — ночь простояли. Оставалось еще день продержаться.

* * *

А день начинался замечательно. Солнечно. Императорские знамена развеваются, строй лучших воинов на дворцовой площади. Сам император Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг на троне, окруженный советниками. За троном толпится армия наложниц. Жен не пригласили, они смотрели из окон своего этажа и дышали злобой. Телохранители, слуги, масса народу и сиротливая группка из Лайлин и ее мужей. Каждый из них понимал, что все по лезвию ходят, и любой миг их жизни сейчас может стать последним. Лайлин кротко улыбалась и молчала. Хмуро молчали и ее мужья.

Император велел принести почетное кресло и поманил Лайлин сесть рядом с ним. Когда она устроилась, он с видимым удовольствием оглядел ее и нашел безупречно красивой и со вкусом одетой, сделал комплимент. Женщина скромно потупилась и поблагодарила. Лайлин умела себя вести.

— Ну, начинай свое пари, женщина, — императору не терпелось.

Та кивнула и негромко сказала что-то, так, что ее слышал только император.

— Ну хорошо.

Он подозвал по очереди каждого из ее мужей и шепотом задал им один и тот же вопрос:

— Согласен ли ты оставить Лайлин, если тебе вернут выплаченные за нее деньги?

Согласных не нашлось.

— Ну, что ты этим хотела сказать?

— Позвольте продолжить испытание?

— Продолжай.

— Ваше Императорское Величество, — тихо сказала она, — обратитесь к присутствующим здесь женщинам и предложите им выбрать себе мужчин по своему усмотрению за… пусть это будет минимальная плата, 10 серебряных монет, чтобы никого не разорить.

— Пфффф! Десять серебряных монет? Как будто я не знаю, кого выберут мои наложницы?!

— Их здесь не меньше трех тысяч… Что ж… В случае вашего выигрыша заплатить самому себе тридцать тысяч Вас не разорит? — улыбалась плутовка.

— Готовься к наказанию, женщина.

Император встал и объявил свою волю, он даже кое-что добавил от себя:

— Всем присутствующим здесь женщинам позволяется самим выбрать себе мужчину. Плата 10 серебряных монет! Выбранный мужчина будет считаться их мужем.

Махнул рукой, объявляя начало испытания, и сел на трон.

Те, кто был в тот день во дворце и на дворцовой площади никогда не забудут увиденного зрелища.

Армия наряженных в яркие платья наложниц с визгом и воплями понеслась в сторону стоящих строем воинов, словно какое-то невероятное нашествие диковинных хищных бабочек. Они бесцеремонно хватали бравых солдат, вертели их в разные стороны, за некоторых даже дрались. Писк, визг и гвалт стоял такой, какого отродясь не слышали древние стены этого дворцового комплекса. Император сначала был озадачен и открыл рот от удивления, а потом стал хохотать, как сумасшедший, подбадривая криками наиболее активных дамочек.

Когда, наконец, испытание было окончено, за троном императора стояло двадцать пять наложниц, легион остальных наложниц, торжественно и победно улыбаясь, держал в цепких лапках свою добычу — лучших императорских воинов. Причем один одноглазый, довольно страшной наружности, немолодой вояка побил все рекорды, вокруг него собралась целая толпа из десяти довольных красоток. В чем был секрет его обаяния? Кто знает…

Они во все глаза смотрели на императора, ожидая его слова. Тот крякнул, почесал затылок и взглянул на коварную Лайлин, которая в это время кротко улыбалась. Отступать было некуда. Его слово слышала все, потому Его Императорское Величество Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг нехотя встал и объявил:

— Да будет так.

И потонули его слова в криках радости и благословениях. Еще бы. Забытые престарелым императором, скучающие наложницы приобрели молодых, здоровых мужей по своему вкусу, а мужчины получили жен-красавиц за символическую плату. Просто всенародный праздник!

Император Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг сел, воззрился на Лайлин и сказал, смеясь:

— Ты меня потешила, я уже не помню, когда испытывал столько удовольствия. Правда я лишился почти всех своих наложниц… Зато я избавился от них и заработал почти тридцать тысяч серебром! Ха-ха-ха! Теперь можно начать покупать новых, старые мне все равно надоели!

Произведя этот подсчет, император радостно хихикал, как ростовщик, содравший с клиента особенно высокие проценты.

— Ты выиграла пари. Но.

— Но?

— Прежде чем я внесу изменения в закон, я хотел бы узнать, почему никто из твоих мужей не пожелал от тебя отказаться. Ты их предупредила заранее?

— Нет, в этом не было нужды.

— Так почему?

— Потому, что ласки женщины, отданные по доброй воле…

— Я понял. Я сделаю это. Внесу изменения в закон, что не менялся веками. Ты меня убедила. Но… Я могу рассчитывать на твои ласки, отданные по твоей воле? Одну ночь… Лайлин…

Он просил. Просил, как влюбленный мужчина.

Что ж. Влюбленным многое прощается.

— Обратитесь к моему старшему мужу… — она улыбнулась.

Император вопросительно взглянул на притихшего Ханга, и тот понял, что сейчас его звездный выход:

— Ээээ… Раз наша Госпожа Лайлин не возражает… С Вас, Ваше Императорское Величество… ээээ… Вам, как участнику пари… полагается выплатить 10 серебряных монет!

— Хммм… Да у тебя просто коммерческий талант, — сказал император, глядя на скромно потупившегося Ханга.

Потом он повернулся к Лайлин, склонился поближе и, заговорщически оглядываясь, зашептал:

— Ты же мне расскажешь, как именно тебя… эээ… эти трое… расскажешь? Я никому не скажу!

Лайлин незаметно кивнула и тихонько рассмеялась, глядя, как этот старый сплетник расцвел в предвкушении горячих грязных подробностей.

* * *

Как провел эту ночь император, что за подробности узнал, что за ласки получил от Лайлин, никому не известно. Но на утро он сиял ярче, чем его золотые штандарты на солнце, и выглядел моложаво и бодро, как никогда. На созванном утром Совете в свод Законов великой и просвещенной страны Ши-Зинг в раздел, регулирующий сексуальные отношения, была добавлена в преамбулу всего одна, но очень емкая фраза:

«По доброй воле женщины»

* * *

Изнервничавшееся семейство госпожи Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван наконец получило разрешение удалиться. Император предлагал ей дом в садах, где имели право жить только некоторые представители древних аристократических родов, но она спросила:

— Могут ли со мною жить мои мужья?

— Простолюдинам, и даже титулованным дворянам там жить не полагается.

— Тогда, прошу меня простить. Они моя семья, а я не смогу жить без моей семьи.

— Но ты ведь будешь приходить ко мне в гости? Лайлин…

Император получил ее самую теплую улыбку и ответ:

— Конечно, Ваше Императорское Величество. Вместе с моей семьей.

На что старый хитрец громко расхохотался.

* * *

Так прошло два года. Среди мужей Лайлин появился еще один — двенадцатый муж Деу-Сэй-Хо-Фэн — престарелый философ и замечательный собеседник, с которым она могла беседовать часами. А ему, собственно, больше ничего и не было нужно.

Удивительно, но никто из мужей еще не попросил Лайлин, чтобы она родила ребенка. Пока что все они были счастливы просто находиться рядом.

Их приглашали в гости к императору два-три раза в год. И каждый раз мужья Лайлин изводились от нервов. Известное дело, от императорских милостей лучше держаться подальше — целее будешь.

 

Глава 12

Кошмарное время — Время перемен.

Император Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг умер.

Естественно, тут же началась борьба за власть, претенденты на трон норовили расправиться друг с другом поэффектнее, в результате в городе были постоянные погромы, в разных кварталах полыхали пожары, процветало мародерство, вооруженные нападения, грабежи и остальные прелести периода безвластия.

Пожалуй, именно в это время Лайлин думала о своем седьмом муже больше чем обычно. Она помнила, при каких обстоятельствах появился в их доме раненый красавец Вэй, и всегда догадывалась, почему он исчез так внезапно. Бунтовщик, посмевший открыто выступать против императора, за голову которого была назначена огромная награда. Сумел ли он тогда скрыться, куда направился, что делал эти годы? Лайлин очень внимательно отслеживала все сведения о казненных преступниках, но ведь его могли и не казнить, а запереть в какой-нибудь каменный мешок, каких в просвещенной стране Ши-Зинг великое множество. Все-таки нельзя было не догадаться, что он явно не простолюдин и даже не простой дворянин. Хотя внешне она старалась не этого показывать, но сердце женщины сжималось от тревоги и волнения.

— Зачем, зачем ты думаешь о нем? — говорила она себе, — Зачем ты вспоминаешь его постоянно? Зачем? Ты была незначительным эпизодом в его жизни, он забыл о тебе на следующий же день. Забудь уже эту маленькую шутку, эту шалость. И перестань трястись каждый раз, когда на улице звенят мечи! И перестань уже ждать его каждый день! Если бы он хотел, мог бы послать весточку сто раз. Успокойся. Ты ему никогда не была нужна. Все.

А руки сами тянулись и вытаскивали ту заветную шкатулку, где хранилось главное сокровище сердца, реликвии незабытой любви. Но шкатулку она никогда не открывала, Лайлин преследовало суеверное чувство, что Вэя будет ждать большое несчастье, если она ее откроет.

Ханг видел эти душевные терзания, и старался как мог взять хотя бы часть ее переживаний на себя. Он обнимал ее молча, то были моменты духовной близости и утешения, после которых Лайлин снова могла спокойно улыбаться, как ни в чем не бывало. Но она позволяла себе немного открыться только при нем, потому что остальным дорогим ее сердцу мужьям она нужна была сильной. Она сама была их утешением и надеждой.

Ресторан Ханга сожгли и разграбили, хорошо еще ресторан уже не был основным источником дохода семьи, а уже скорее развлечением. Финансовый гений господина старшего мужа давно перенес основной капитал в банковскую сферу, а банки, они такие скользкие и текучие, их не так просто разграбить, как, скажем, недвижимость. Кроме всего прочего, Ханг некоторым образом тайно ссужал деньгами все политические группировки, так что, кто бы ни пришел к власти, ко всем он был лоялен.

Дом тоже пострадал, но незначительно. Еще в самом начале беспорядков их пытались ограбить и поджечь, но не тут-то было, хорошо обученная стараниями Уна-По команда мужей успешно отбилась от налетчиков, и гнала нарушителей семейного спокойствия еще два квартала. После этого они всегда выставляли двоих дозорных, так что больше неожиданно напасть на дом никому не удавалось.

Прошло почти полгода, потом вся эта грызня за власть как-то упорядочилась, распространился слух, что из-за границы прибыл скрывавшийся там сводный брат императора, и он-то и есть законный наследник престола. Так это было, или не совсем так, возможно просто партия, ставленником которой он являлся, оказалась сильнее, но вскоре в столицу прибыл новый император, и на троне страны Ши-Зинг воцарился Его Императорское Величество Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй. Да продлятся его дни под небесами.

Великий стольный город Кай-Ма-Ранд был приведен в порядок, весь украшен новыми императорскими знаменами и расцвечен яркими полотнищами. Народ вздохнул с облегчением, стараясь снова оживить торговлю и мелкое производство. Все это смутное время господин старший муж Ханг, на плечах которого зиждилось благосостояние семьи (в то время как остальные охраняли ее главный оплот — Госпожу жену), вертелся как белка в колесе и умудрился даже заработать большие деньги, невзирая на разруху и общий упадок в стране.

Жизнь, кажется, опять начала налаживаться.

И вдруг. Срочный приказ императора госпоже Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван Деу-Сэй-Хо-Фэн прибыть во дворец.

Опять.

Только вздохнули свободно, опять треволнения. Но с императором не спорят. Все семейство тут же было сопровождено во дворец.

* * *

Поскольку вызвали к императору именно Лайлин, она шла впереди, за ней следовали ее мужья. Никто не собирался оставлять ее, и если понадобится, защищать ценой жизни.

Их провели в зал приемов и велели ждать. Император выйдет.

Не ожидая ничего хорошего от подобного приглашения, Лайлин опять приготовилась к бою и выключила эмоции. Сейчас надо быстро соображать. На ее лице, как всегда в таких случаях, была кроткая улыбка.

Глашатай объявил:

— Его Императорское Величество Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй.

В зал в сопровождении советников и нескольких весело смеющихся женщин вошел император, направился к трону. Вокруг него расположились советники, женщины присели рядом на подушках. Одна из них устроилась на небольшом тронном кресле рядом с троном императора. Не просто одна из жен — Императрица. Он интимно переговаривался ней, и одновременно жестом подозвал Лайлин подойти поближе.

Император смотрел на шеренгу мужчин позади этой женщины, и его потихоньку охватывало бешенство. Еще только узнав, что ее имя удлинилось до какого-то неприличия, он почувствовал досаду, а уж видеть этих всех… людишек. Да, она явно не скучала, пока его не было! Подумать только! Этих мужей стало вдвое больше! Что, у нее там медом намазано?! Нет, вы посмотрите, к ее коллекции добавилось дворянство! Впрочем, ладно, черт с ними, с изнеженными дворянчиками, и этим старым идиотом философом, но Ун-По! Настоящий мужчина и воин Ун-По, что он потерял в ее конюшне?!

Его и так коробило, что он обязан этим людям жизнью, но чувствовать себя одним из них, седьмым по счету?! Он, император, седьмой по счету после этих простолюдинов! Никто не должен об этом узнать. Он откупится от них, а женщину возьмет себе. Но она должна знать свое место!

В общем, пока Лайлин шла к трону, ясные очи императора, обращенные к ней, все больше и больше наливались холодным равнодушием.

Лайлин узнала его сразу, как только он вошел. Думаю, все уже догадались, император был не кто иной, как ее пропавший седьмой муж. Хорошая привычка выключать эмоции в критических случаях, очень полезная. Она подошла, кротко улыбаясь, и низко поклонилась:

— Рада приветствовать Ваше Императорское Величество Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй. Примите мои искренние поздравления и пожелание долгих лет безоблачного правления и благоденствия. Да будет милостиво к Вам небо.

Женщина выпрямилась и осталась стоять перед троном. Ханг и остальные, кто видел седьмого мужа Госпожи, тоже его узнали, и теперь не могли понять, чего ждать. А молодой император погладил по щеке ту женщину, с которой шутил, императрицу, и обратился к Лайлин:

— Жещина Лайлин Ханг Пай Минг Гаран Тиймун Шенг Вэй Ун-По Танар-Си Ван-Шен Пинар-Заг-Ван Деу-Сэй-Хо-Фэн, хммм… двенадцать мужей… Однако здесь я вижу одиннадцать. Где же твой двенадцатый муж?

Оооо, император делает вид, что не знает нас? Его воля.

— Ах, Ваше Императорское Величество, эта была веселая шутка, — голос не дрогнул, — Маленькое смешное недоразумение. Я просто заключила пари, что мы сможем убедить чиновника Сандара сделать запись без участия мужчины. И нам удалось, он поверил нам на слово. Так и появилась седьмая запись в нашем брачном свидетельстве.

Император следил за ней непонятным взглядом, а Лайлин продолжала свою речь, словно это была ни к чему не обязывающая светская беседа:

— Но пусть этот случай не бросит тень на многолетнюю честную службу чиновника Сандара. Он через десять дней приходил проверить, действительно ли был такой купец по имени Вэй, записанный седьмым мужем, но мы его и тут убедили, что купец Вэй через неделю уехал в Там-Бин, зарабатывать деньги. К чести чиновника Сандара будет сказано, что он искал этого купца даже в Там-Бине, однако трудно найти того, кто не существует в природе.

Раздался смех, густой веселый мужской и прелестный серебристый женский. Улыбаясь в ответ, Лайлин отметила про себя, что женщина прекрасна. Прекрасна и счастлива.

Лайлин с достоинством поклонилась. Ее утомлял этот фарс, хотелось поскорее очутиться дома и как следует вымыться. И это пока ее эмоции отключены. А что будет, когда она сможет чувствовать…

Однако император, закончив смеяться, спросил:

— Ответь женщина, с кем ты заключила то пари?

Действительно, с кем? Кто этот чужой опасный человек, с которым она сейчас говорит? Она его совершенно не знает, да и знала ли когда-нибудь? Знала ли она когда-нибудь того человека, которого она любила все эти годы? Но молчать нельзя, светская беседа должна быть продолжена. Кроткая улыбка:

— Это был гость в нашем доме.

— Гость?

— Да, Ваше Императорское Величество, просто человек, который остановился у нас на несколько дней.

— И что же было предметом спора? — взгляд у императора был тяжелый.

— Ах, Государь, Вы заставляете меня краснеть… Одна мелочь, безделушка. С Вашего позволения, я хотела бы преподнести ее Вам вместе с другими подарками.

— Хорошо. У тебя будет такая возможность. Завтра. Свободны.

Он сделал жест рукой, отпуская Лайлин вместе с ее семейством, а сам снова стал ласкать женщину, сидящую рядом.

 

Глава 13

Обратно добирались в полном молчании. Говорить не хотелось никому, опасность, нависшая над ними, ощущалась кожей. Придя домой, Лайлин сразу ушла в свою комнату, она давно уже мечтала хорошенько помыться, к ней как всегда зашел Ханг.

— Что скажешь, господин старший муж? — спросила женщина, сидя по горло в наполненной горячей водой огромной деревянной лохани.

— Скажу, что за сегодня я раз десять благословил покойного императора Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнга, — еле слышно пробормотал Ханг.

Лайлин накрыла смеховая истерика.

— Я рад, что тебе весело, Госпожа моя. Но что нам всем делать?

— Скажи, Ханг, что ты любишь больше, деньги или меня?

— Зачем ты спрашиваешь такие обидные вещи?

— Э, мой друг, я спрашиваю совершенно серьезно. Потому что в отличие от покойного императора Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнга, любившего нескромные разговорчики, этот… — она не стала уточнять, что имела в виду своего седьмого мужа, — Настроен на куда более жестокие развлечения. Сейчас он будет играть с нами как кот с мышью, то запустит когти, то даст отбежать чуть-чуть. Веселая игра… Только если что-то пойдет не так, нам всем не сносить головы.

Ханг согласно кивнул, продолжая натирать мочалкой любимое тело своей любимой Госпожи и одновременно размышляя, заменят ли ему деньги все это…

— Ханг, скажу тебе честно, после завтрашнего визита во дворец, я собираюсь бежать в горы. Здесь нас все равно не оставят в покое. И потому хочу спросить всех, кто поедет со мной. Я понимаю, о чем говорю, и никого не собираюсь неволить.

— Моя золотая девочка, ты просто гадкая девчонка, которую надо как следует наказать, если думаешь, что, мы разведемся с тобой, и я останусь здесь, сидеть на своих деньгах. Пропади они пропадом…

Она резко обняла его, крепко стиснула и потащила на себя. Ханг не удержал равновесие, смешно замахал руками, валясь вниз головой в лоханку с водой. Только ноги взлетели. Потом были фонтаны брызг, барахтание, смех. Наконец, вынырнув окончательно и отплевавшись, он смог выговорить:

— И ты хочешь, чтобы я от этого отказался?

— Я хочу, чтобы ты и вы все остались живы.

— Лайлин, это надо обсудить со всеми.

Никто от нее не отказался. Тогда Лайлин подчеркнула, что им придется жить в бедности и безвестности, в горах на севере.

— Там холодно, там снега. Работать придется самим. Все придется делать самим!

— Лайлин, там ведь живут люди? — спросил самый молодой из ее мужей Пинар-Заг-Ван, которому недавно исполнился двадцать один год.

— Да, конечно, живут.

— И что? Одиннадцать мужчин не прокормят себя и одну женщину, которая и сама умеет ткать, готовить, охотится, и вообще, владеет оружием лучше многих из нас? Ханг, я думаю, сейчас выражу мысли всех. Быстро собираем самое ценное, а после завтрашнего посещения дворца, исчезаем.

— Я куплю лошадей еще, — сказал Шенг.

— Возьми несколько запасных, Тушу Гарана ни один конь долго не потащит, — подколол Ун-По.

— И побольше бамбуковых шестов — Гаран в долгу не остался.

Ханг тут же вмешался, чтобы важный этап подготовки не перетек в радостную потасовку:

— Все. Быстро собираем самое ценное. Пай, ты проследишь, только, чур, не прятать опиум каждой котомке!

Пай, Минг, Тиймун, Танар-Си и Ван-Шен начали дружно оправдываться, но Ханг отмахнулся от них, обернувшись к начальнику городской стражи:

— Ун-По, ты сможешь прикрыть нас верными людьми?

Тот кинул.

— Наш уход будет, кому прикрывать, есть у меня люди, которые отвлекут внимание на себя.

— Оооо, как я мечтал об этом всю свою жизнь, — блаженно подкатил глаза престарелый философ Деу-Сэй-Хо-Фэн, — Быть в бегах, скрываться, жить в лесу… Какое счастье. Наконец-то я выползу из кабинета и увижу настоящую страну Ши-Зинг, ее народ, горы…

— Да, господин философ, и работать руками будешь по-настоящему! — не удержался Шенг.

— И ключевое слово здесь «по-настоящему», — малопонятно ответил философ.

Лайлин глядела на свих мужчин и слезы гордости наворачивались на ее глаза. Однако, у нее тоже есть дело — собрать подарки для своего седьмого мужа. Бывшего. Или не существовавшего? Не важно. Надо подготовиться и выглядеть так, чтобы он ничего не заподозрил. Главное, ничего не чувствовать.

* * *

Император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй лежал, откинувшись на подушки, его любимая молодая жена Мейди спала рядом. Он утомил ее ласками и насытил блаженством. Он насытился сам.

Так какого же черта он думает о той женщине, имеющей кроме него еще одиннадцать мужей?! Какого?! Зачем он вызвал ее во дворец сразу, как только как сел на трон и чуть-чуть разбросал свои дела? Зачем? У него же полно наложниц. Прекрасных, молодых, жаждущих его. У него, в конце концов, любимая молодая жена.

Он не знал.

Эта женщина сделала вид, что не узнала его. Император зло усмехнулся. Сказала, все, что между ними было — маленькое смешное недоразумение. Что ж, посмотрим, кому будет смешно, и кто будет смеяться последним.

Император закрыл глаза, сделал над собой усилие и заснул. Во сне он увидел искрящиеся счастьем серые глаза с янтарными прожилками, они с любовью смотрели на него, и мужчина Вэй снова был, как тогда, безоблачно счастлив.

* * *

Собирались всю ночь. К утру то необходимое, что семейство Лайлин планировало взять с собой, было компактно упаковано и подготовлено к выезду. Лошадей, которых приобрел Шенг через верного человека Уна-По, оставили в надежном месте.

Ханг (не стоит недооценивать господина старшего мужа, тоже имел своих верных людей), успел за ночь провернуть за ночь несколько комбинаций, в результате которых на счетах некоего провинциального банка, расположенного в одной неприметной дыре, появились средства на предъявителя. И по негласной договоренности между коллегами, средства на этих счетах должны были пополняться тайно, но регулярно.

Оставалось только принять радостный и цветущий вид, и появиться на утреннем приеме у императора с выражениями преданности и подарками. Лайлин еще раз оглядела подарки, что она собиралась преподнести императору, вызвала Ханга и отдалась в его умелые руки. Надо снять следы бессонной ночи, тревог и волнений, и выглядеть ослепительно, как всегда.

* * *

Император с утра был несколько не в духе, но он старался не показывать своего состояния. Но любящую женщину не обманешь, Мейди почувствовала некоторую нервозность в поведении своего царственного мужа и постаралась развлечь господина приятной беседой. Но беседы не вышло, потому что мысли Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэя были в этот момент далеко. Тогда Мейди умолкла и нахмурилась, однако, будучи умной женщиной легкого и необидчивого нрава, она решила просто переждать, когда у мужа настроение улучшится, и он будет более положительно настроен.

Прием начался. В огромном тронном зале скопилось много народу, желающего засвидетельствовать новому императору свою искреннюю преданность, а заодно и получить какие-нибудь бонусы за свои подарки. Он заметил Лайлин вместе с ее мужьями сразу, как только вошел, но теперь делал вид, что абсолютно не интересуется этим одиозным семейством, ставшим столь популярным при покойном императоре. Слушая льстивые речи, он все прокручивал в голове мысли:

— Покойный братец предлагал ей жить в садах. В садах! Он мне этого никогда не предлагал, даже в те времена, когда еще был благосклонен ко мне! И вообще, он терпел этих ее мужей и приглашал всей оравой погостить к нему два-три раза в год. За какие такие заслуги? А эта история с пари! Когда он согласился внести изменения в Закон. В Закон! Не менявшийся веками! Что такое она ему сделала?! Черт бы ее побрал! Что она ему сделала?!

Его Императорское Величество не отдавал себе отчета в том, что малоприятное чувство, разъедающее его изнутри, называется ревность.

Наконец, после трех часов ожидания, глашатай вызвал семейство Ханг. Раз семейство, то в этот раз Ханг шел впереди. Кто бы знал, чего ему стоила эта безоблачная улыбка.

— Приветствуем Вас, сын неба, — Ханг и остальные склонились в глубоком поклоне, — Да продлятся Ваши дни, Ваше Императорское Величество. Позвольте моей семье принести Вам свои скромные дары.

Император слегка кивнул, лицо его было равнодушно и непроницаемо. Сидевшая рядом Мейди с нескрываемым любопытством смотрела на Лайлин, которая заинтересовала ее еще в прошлое посещение. Все стали подходить по очереди и подносить подарки. Лайлин подошла последней. Она поклонилась императору, тепло улыбнулась его молодой прекрасной супруге и обратилась с небольшой речью:

— Ваше Императорское Величество, позвольте преподнести скромные подарки Вам, а также Вашей жене. Я знаю, что ничем не могу удивить Властителя великой и просвещенной страны, но эти вещи сделаны моими руками, а значит, единственные в своем роде. Прошу простить мне мою дерзость.

Она снова поклонилась и преподнесла императору великолепный, действительно достойный императора расшитый цветным шелком костюм с прекрасным поясом, и почти такой же, только женский, его жене Мейди. Императрица Мейди была в восторге. Она даже высказалась:

— Госпожа Лайлин, я буду рада, если придете ко мне в гости. Я слышала, вы чудесно поете, вы ведь порадуете меня?

— Разумеется. Благодарю Вас, я приду, — скромно потупилась Лайлин.

Императора слегка перекосило, увидев это, Лайлин взяла у прислужника небольшую шкатулку и протянула ему со словами:

— Позвольте преподнести Вам приз, что достался мне за выигрыш в том смешном пари.

Император чуть приподнял брови, держа в руке пресловутый приз, и с невозмутимым лицом промолвил:

— Да… Мы слышали, что ты любишь заключать пари. Кстати, женщина, как тебе удалось уговорить моего упрямого братца изменить Закон? А? Наверное, пришлось потрудиться? Впрочем, не важно. Меня это устраивает, потому что наша жизнь стала только счастливее. Да, Мейди?

Вместо ответа Мейди взяла его руку и поцеловала.

Лайлин, видя такое проявление любви и преданности, мягко рассмеялась:

— Тому свидетелей было великое множество. Я заключила с ним пари и выиграла.

— И как тебе удалось выиграть?

— Он просто немного недооценил меня, вот и все, Ваше Императорское Величество.

— Ну, раз ты обыграла самого императора, то у чиновника Сандара вовсе не было шансов.

Он взял ключик, прикрепленный к шкатулке тонкой золой цепью, повертел его в руках и открыл шкатулку. Ключ щелкнул в замочке и глазам императора представились засохшая кисть глицинии, его записка, свернутая в трубочку и вложенная в кольцо, а также туго наполненный кожаный мешочек. Мужчина Вэй втрепенулся и вскинул глаза на Лайлин. Та смотрела в этот момент куда-то в пространство.

Не забыла его! Не забыла! Хранила все это нетронутым.

Он аккуратно коснулся пальцами сухого соцветия, памяти о той единственной ночи, знака, что все, что было тогда, ему не приснилось.

Но она посмела вернуть его кольцо!

Она. Посмела. Вернуть его родовое кольцо!

Лицо императора исказилось, он быстро закрыл шкатулку. Мейди, наблюдавшая за ними обоими, поняла, что этих двоих что-то связывает в прошлом. Что-то очень серьезное.

Между тем, император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй произнес:

— Интересный приз. И как, ты думаешь, можно исправить это маленькое смешное недоразумение? Ответь мне, женщина, сумевшая обыграть императора Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнга, а также убившая на поединке трех мужчин.

Глаза у Мейди округлились от изумления, теперь она взирала на Лайлин как на легендарную небесную деву. А Лайлин спокойно ответила:

— Моему старшему мужу, господину Хангу, во избежание разных кривотолков и досадных сплетен, надо как можно скорее исправить это маленькое недоразумение. Имя седьмого мужа в нашем брачном свидетельстве следует вычеркнуть, как вписанное по ошибке.

Вычеркнуть!

Его имя вы-черк-нуть!

Глаза заволокло красной мутью.

А потом ему вдруг стало больно, как будто вырезали сердце из груди. Он ведь только хотел… Он ведь не хотел… Кто бы сказал императору, чего он хотел? Ведь он на самом деле и сам не знал.

Как-то сами сорвались слова, сказанные нарочито пренебрежительным тоном:

— Женщина Лайлин, ты развлекла меня, ты неглупа, красива. Я могу взять тебя к себе наложницей, — он лениво оглядел ее, — Если, конечно, хочешь Ты же не возражаешь, Мейди?

Мейди если и возражала, то никак этого не выказала. А у Лайлин от этих слов язык отнялся. Но к счастью в этот момент император заговорил снова:

— Женщина Лайлин, если хочешь, можешь остаться во дворце, тебе будут отведены… хорошие покои.

— А мои мужья?

— Развод, — император пожал плечами, изображая скуку, — Они получат назад свои деньги и еще дополнительное вознаграждение.

Тут мужья на заднем плане зароптали, но Лайлин подняла руку, призывая их к тишине, и задала вопрос:

— Ваше Императорское Величество, Вы же не собираетесь менять Закон, который принял Ваш предшественник, император Мин-Кай-Лаон-Сит-Сэнг?

— Нет, не собираюсь.

— Это Ваше слово императора?

— Да, черт побери, женщина… Что ты себе позволяешь?

— В таком случае, по закону в силе право старшего мужа.

— И что? — не понял император.

То, что собиралась сделать Лайлин, было крайне опасно. Но она ведь не боялась рисковать, эта женщина-воин. Ее слова удивили всех.

— Ваше Императорское Величество, Закон гласит «По доброй воле женщины», Так вот, будучи честной замужней женщиной и уже имея собственную семью, — она красивым жестом указала на стоявших сзади мужей, выдержала паузу, а потом совершенно серьезно продолжила:

— Я вынуждена отказаться от предложенной мне высокой чести стать одной из Ваших наложниц, ибо долг жены, а также мои обязательства перед семьей, не позволяют мне насладиться этим счастьем, и стать одной трех тысяч избранных, принадлежащих дому Вашего Величества.

Она была дерзка до предела и в то же время безупречно вежлива.

Бывший седьмой муж, которого несколько минут назад просто вычеркнули, слушал, скривив рот в презрительной ухмылке. А вот на лице Мейди был написан восторг. Она горящими глазами следила за Лайлин, эпическая сверхдерзость которой продолжалась:

— Ваше Императорское Величество, можем я и моя семья просить разрешения откланяться и покинуть Ваш гостеприимный дворец?

— Можете, — прошипел император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй.

Лайлин, да и вся команда ее мужей не заставили себя упрашивать дважды, а быстренько постарались исчезнуть.

Когда все вышли из зала приемов, Мейди звонко расхохоталась, глядя на мрачного императора:

— Вэй, муж мой, эта женщина тебе только что отказала! Я в восторге от нее!

Тот, кого назвали Вэй, взглянул на нее неприязненно, но промолчал.

Потом, когда они уже были в своих покоях, он вдруг сказал:

— Знаешь, кто ее седьмой муж?

— Она же говорила, что этого человека не существовало…

— Да, купца по имени Вэй не существовало, Зато есть некий мужчина по имени Вэй.

Он взглянул на жену очень выразительно, та не поверила своей догадке.

— Не может быть…

— Может, черт побери. Это я.

Тогда Мейди сказала:

— Я такой женщины еще в жизни не видела, и не представляла, что такие бывают. Она прирожденная императрица.

— Думай, что говоришь!

— Муж мой, ты все равно возьмешь еще жен, так?

— При чем здесь это?

— Ах, кто даст гарантию, что они будут в придачу к своей красоте еще и умны? Или не станут изводить меня своими интригами? А эта женщина мне очень и очень нравится, я бы хотела иметь ее подругой.

Он ответил не сразу.

— Не знаю. Я подумаю. Потом.

* * *

Когда Мейди уже спала, император тихонько встал и отправился в кабинет. Там он имел недолгий разговор с человеком таинственной наружности. Тот произнес шепотом несколько слов, получил вознаграждение и бесшумно исчез.

После его ухода император некоторое время стоял неподвижно, тяжело дыша. Потом подошел к столику, на котором стояла та самая шкатулка.

Приз. Она сказала, приз.

Какое-то время он смотрел на шкатулку, сжимая и разжимая кулаки. Странные мысли проносились в голове. Внезапно его волной накрыла ярость, он схватил изящный ящичек и со всей силы швырнул об пол. От удара шкатулка беспомощно развалилась, содержимое вылетело в беспорядке. Кожаный кошелек развязался, насколько золотых монет покатилось по полу, кольцо со звяканьем отскочило, засохшая кисть глицинии рассыпалась. Мужчина Вэй кинулся, пытаясь собрать ломкие сиреневые цветы, но руки у него дрожали, и цветы в его пальцах превращались в прах. Тогда он вскочил, взревел, как раненый зверь, потом схватил с пола откатившееся кольцо и надел его на указательный палец, а записку скомкал, сунув в карман. Растер ногой по полу остатки цветов и быстрым шагом вышел.

Мейди внезапно проснулась среди ночи. Вэя рядом не было. Она озадаченно склонила голову набок, гладя рукой след от его головы на подушке. Потом подошла к окну. По дворцовой площади в сторону внешней стены несся отряд всадников.

 

Глава 14

Когда замышляешь бегство, делать это надо быстро. Пока еще есть силы не чувствовать. Уйти, быть как можно дальше от этого мужчины, у которого есть три тысячи наложниц и жена-императрица. Прекрасная миниатюрная золотоволосая женщина с голубыми как небо глазами. Влюбленная в него, счастливая. Влюбленным прощается многое, влюбленным прощается все. Так пусть же они живут долго и счастливо в мире и согласии, а она исчезнет. Потому что здесь ей нет места.

До того постоялого двора, где были спрятаны лошади, добирались по двое. Лайлин одела мужское платье, спрятала волосы и измазала лицо. Ханг причитал, как всегда, но просто по привычке. Все и так были напряжены до предела. Ун-По договорился, их уход прикроют.

Стоило им отъехать от постоялого двора, как там сразу же началась масштабная драка, а в несколько разных сторон почти одновременно с ними направились группы всадников, отвлечь преследователей. Все было просчитано до мелочей.

Но только император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй сам слишком долго скрывался от преследований, и прекрасно знал все возможные уловки. Слежка за ними была выставлена еще несколько дней назад, и теперь, когда он точно знал, в каком направлении они отправились, не составило труда встретить беглецов в том месте, где они этого меньше всего ожидали.

Да. Император не поленился встретить их в засаде сам. Для этого он с сотней лучших воинов тайно выехал из дворца под прикрытием темноты. Оставалось только ждать. Беглецы не могли передвигаться так быстро, с ними Лайлин, да и другие не обучены так, как его закаленные в боях воины. Уна-По и старого солдата Шенга он в расчет не брал.

Ну вот. Замечательно. Вот и выехали птички прямо на встречу с клеткой. Рот императора искривила нехорошая усмешка. Думали уйти? Ну-ну. Он махнул рукой, подавая своим воинам знак выйти из укрытия и окружить беглецов. Воины императора стали заполнять поляну, а мужчины, поняв, что они попали в засаду, и силы неравны, спешились, окружили Лайлин и приготовились к худшему.

Когда Лайлин увидела, как воины императора берут в кольцо ее семью, ей стало даже не страшно, а очень-очень грустно. Грустно, что она так и не родила детей, что их счастливой жизни, видимо, пришел конец, и теперь их заточат, или еще хуже казнят. Но более всего, стало жаль, что образ любимого мужчины, который она носила в сердце, настолько не соответствовал действительности. Глупо. Женщины вообще глупы.

А император, между тем издевательски спрашивал у Ханга:

— Господин старший муж Ханг, куда это вы направились всем семейством?

— Ээээ… Посетить родных жены. Да! Родных жены!

— А ты быстро соображаешь, Ханг. Молодец. Вот только я думаю, что вы сбежали, потому что за вами есть преступления перед Законом.

— Что вы, Ваше Императорское Величество, как можно?! Мы чисты перед Законом.

— Да? Совсем-совсем? И ничего такого, — император покрутил растопыренными пальцами, — Себе не позволяете?

Ханг понял, что на этот раз ему не отвертеться.

— Государь… — его начало трясти мелкой дрожью.

— Итак. Мне нужна эта женщина.

— Зачем, Государь? У Вас же великое множество прекрасных женщин…

— Просто так. Потому что ее надо наказать за дерзость. И раз она отговаривается, что у нее семья, значит, мы ее от этой семьи сейчас избавим.

— Сейчас начнется самый тяжелый бой в моей жизни, — подумала Лайлин, — И в этом бою мне не победить. Значит, будем сражаться не за свободу и даже не за жизнь, а за честь.

А Вэй, этот страшный человек, бывший когда-то ее возлюбленным, продолжал:

— Ну, старший муж, сейчас мы проведем процедуру развода. Благо, я самый главный чиновник в стране, и сделаю это быстро и с удовольствием.

Ханг дрожал от страха и был весь мокрый от пота, но он проговорил, клацая зубами:

— Нет.

— Нет? Тогда ты сейчас умрешь, как беглый преступник, а право старшего мужа перейдет к следующему.

Лайлин казалось, что ей снится страшный сон. Она стояла молча и не шевелилась. Ханг дернул шеей, затрясся еще сильнее и сказал:

— Да будет так, Государь.

— Хорошо, — император только хмыкнул и дал знак рукой.

Из воинов императора подошли двое, взяли Ханга и поставили его на колени.

— Государь, Ваше Императорское Величество… — вдруг заговорил Ханг.

— Ага. Ты, кажется, передумал? — в голосе Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэя послышались победные нотки.

— Я прошу… Последнее желание…

— Хорошо, — император стал мрачен.

Ханг, слабосильный, да и что греха таить, не слишком мужественный, суетливый человечек, обратился к Лайлин со словами:

— Лайлин, жена моя, Госпожа моего сердца… Моя золотая девочка… Спой мне в последний раз. Чтобы не так страшно было умирать.

Слезы хлынули у нее из глаз, но Ханг каким-то образом смог улыбнуться и сказал:

— Не плачь. Пой, Лайлин, пой.

И тогда она запела. Сначала дрожащим голосом, а потом все звонче и звонче.

— Теперь я готов, Государь.

Лайлин пела, а все мужчины молча смотрели на императора.

Он сам не верил в происходящее.

Он ощущал себя чудовищем. Злобным, страшным, отвратительным чудовищем. Она приготовилась к худшему и даже не смотрела в его сторону.

Императора затрясло. Он не был готов к этому. Он не собирался никого казнить. Он просто собирался намного попугать этих людишек, и поставить эту дерзкую женщину на место, показать ей, что, отказав ему, она остановила свой выбор на недостойных. Всего лишь немного попугать, чтобы они стали умолять, а он явил императорскую милость. А сейчас все вышло из-под контроля, и он видел перед собой мученика, героя. Нет! Все эти ее проклятые мужья смотрели на него так, что он понимал, они все умрут, но не отступят! А она… Она пела! Пела, в знак презрения к смерти и к нему, императору!

Какая-то смесь бешенства, ненависти и глубокого раскаяния клубком перевернулась в груди императора, и он выкрикнул:

— Отставить.

И потом, обращаясь к женщине:

— Что же в тебе такого, что самого отъявленного труса делает героем?!

Поскольку ответом на его вопрос была тишина, император распорядился:

— Всех доставить во дворец и запереть в башне.

Вскочил на коня и умчался, словно за ним гнался сам дьявол.

* * *

Лучше сидеть в заточении в башне, чем быть на том свете.

* * *

Пленники так переутомились и перегорели эмоционально, что тут же уснули вповалку. У Лайлин была отдельная камера. Комнатка на самом верху, в которой все окна были предусмотрительно забраны решетками. Все оружие у нее отобрали сразу, еще там, в лесу. Замечательно, даже убить себя нечем. Остается только ждать своей участи.

* * *

Мейди нашла своего мужа в кабинете, сидящим на полу у стены. Он тупо размазывал сиреневую пыль, оставшуюся от цветов, что когда-то оставил в знак любви у той женщины на подушке.

В знак любви.

Так что же с ним случилось, почему он поступил с ней как со злейшим врагом? За что? За что чуть не убил всех ее близких? За что? Что с ним…

Мужчина Вэй закрыл лицо руками, поняв, что в комнате не один. Мейди молчала.

— Что тебе, Мейди?

— Вэй…

— Что, Вэй? — голос у него был усталый и больной.

— Вэй, кого недавно привез твой отряд? Кого ты приказал заточить в башне? У меня очень нехорошие подозрения.

— Преступников.

— И в чем же их преступление?

Вэй снова закрыл лицо руками и горько засмеялся:

— В том, что они спасли мне жизнь, когда я был ранен и скрывался от ищеек моего братца Сэнга. В том, что рискуя жизнью, смогли прикрыть мой зад и отвели слежку, сделав эту запись в своем брачном свидетельстве. В том…

Его голос подозрительно сорвался. Император несколько раз вдохнул глубоко, возвращая себе способность говорить.

— В том, что она… она…

Говорить он больше не смог.

Мейди некоторое время молчала. Но эта маленькая хрупкая женщина, дочь северного Владыки, обладала острым умом, сильным независимым характером и огромным мужеством, что странным образом сочеталось с полным отсутствием злопамятности и веселым, добрым нравом. К тому же она была откровенна, очень откровенна, и никогда не боялась сказать мужу правду в лицо. Переварив те признания, что ей пришлось услышать, она сделала свои выводы. И для начала высказалась.

— Неужели ты сделал это? Не могу поверить…

Вэй словно пришел в себя и ощетинился. Ему не нравилось, когда кто-то указывал на его ошибки, но Мейди не собиралась молчать.

— Как ты мог? Эти люди спасли тебе жизнь, прятали тебя… Как ты мог?!

И тут он взорвался.

Вскочил и забегал по комнате.

Императору просто необходимо было защитить себя, спрятаться в обиду, в крик. Да, он и сам понимал, что это признак слабости.

— Молчи! Не твое дело! Не смей осуждать меня, женщина! Не смей! Или я не знаю, что сделаю!

Мейди, не говоря ни слова, поклонилась и вышла. Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй остался один. Император запустил в стену старинной вазой, раздался грохот, брызнули черепки. Потом закрыл лицо руками. Мейди права. Тысячу раз права! Он не должен был этого всего делать.

За той вазой в стену полетела следующая, а за ней еще и еще. Слуги, слушая грохот, несущийся из покоев императора, только втягивали головы в плечи. Никому и в голову не пришло соваться под горячую руку. Однако, удивительным образом, битье посуды способствовало прочищению мозгов у императора. И через полчаса он вышел из комнаты и направился прямо к своей любимой жене Мейди. Та, конечно, дулась на мужа, но она была очень умная и незаурядная женщина, к тому же отходчивая, а потому, когда он вошел, встретила его с улыбкой. А у императора значительно полегчало на душе при виде улыбающейся жены.

— Муж мой, чем ты расстроен? — словно ни в чем не бывало, спросила Мейди.

— Мейди, мне нужен твой совет.

— О, я всегда готова помочь тебе, Вэй.

Он присел рядом с ней, взял ее руки в свои и рассеяно поцеловал. Мейди ждала.

— Прости, что накричал.

— Пустое, — она взглянула на него, — Расскажи мне, что тебя гнетет.

Он зарылся лицом в ее руки.

— Мейди. Я не знаю, что мне делать… Как исправить…

— Мой Государь, скажи мне, тебе ведь нужна эта женщина?

Он смотрел в глаза жене долго, потом признался:

— Да.

— Тогда положись на меня, я все устрою. Но тебе придется официально признать ее женой и второй императрицей.

Император попытался возразить, однако Мейди остановила его:

— Вместе со всеми ее мужьями. Без них ты не получишь эту женщину. Или ты не хочешь ее?

— Хочу… Но как?! Где это видано, чтобы император был седьмым мужем?

— По сравнению с тем, что сделал ради нее твой сводный брат Сэнг, будучи императором, это всего лишь детская шалость. Подумай только, он ведь изменил Закон! Закон! А тут всего лишь мужья. Мы найдем, как это обыграть, поверь.

— Мейди, скажи мне…

— Да, что ты хотел знать?

— Почему ты это делаешь?

— Делаю что?

— Ну… помогаешь мне жениться на другой женщине…

— Во-первых, не просто на другой женщине, а на незаурядной, великой женщине, женщине-легенде, которая итак уже давно твоя жена, а во-вторых, я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив.

— Мейди, ты великая женщина…

— О, я это знаю.

И они оба расхохотались весело и беззаботно, как дети.

— Ну, я пошел?

— Иди, мой друг, мне нужно все хорошенько обдумать.

Император чмокнул в щечку свою замечательную императрицу и ушел, дыша свободно, как больной, который уже совсем было приготовился к смерти, и тут вдруг узнал, что диагноз оказался ошибочным. Мейди смотрела ему вслед, лукаво улыбаясь, она его действительно любила.

— А вот теперь, дорогой, ты попал…

 

Глава 15

У госпожи Мейди созрел план, и осуществлять его они с императором начали с утра. Мейди собиралась отправиться проведать узницу башни, а император велел привести к нему Ханга. Пока сбегали в башню, пока приводили узника в надлежащий вид, прошло порядочно времени, в течение которого император мерил шагами кабинет.

Долго. Император Вэй пнул ногой столик и зашагал по кабинету дальше. Столик стоял на траектории движения, и каждый раз оказывался на пути. А потому, где-то через час, столик приказал долго жить, рассыпавшись на составные части. Но выдержать целый час нападок разъяренного мужчины, это прекрасный показатель, говорящий о том, что мебель в великой и просвещенной стране Ши-Зинг делали на совесть.

Наконец помытого и переодетого Ханга привели в кабинет. У бедняги Ханга со вчерашнего дня, полного кошмарных переживаний, весь героический запал закончился, и теперь он просто трясся, икая от страха, и боясь слово произнести, чтобы не вызвать еще больший царственный гнев. Император расхаживал по комнате, время от времени пиная останки столика. Ханг следил за ним взглядом.

— Ханг, если ты посмеешь вычеркнуть меня из брачного свидетельства, тебе не жить.

Бедный Ханг прикинул, что хуже уже не будет, и сказал икая:

— Вы уж определитесь, Ваше Императорское Величество, за что Вы меня убьете.

— Ханг, что мне с ней делать, черт побери?!

Ханг из этого всего понял только одно, его вероятнее всего не убьют, и приободрился, даже икать перестал. А император разорялся:

— Я должен был поставить ее на место! Показать себя как мужчина, чтобы она не смела мне перечить! Я должен был!

— Но Государь, она и мне не перечит…

— Можно подумать, ты не исполняешь любую ее прихоть, подкаблучник!

— Я, между прочим, старший муж! И не надо…! — из трясущегося от страха Хагна странным образом поперла неконтролируемая оскорбленная гордость.

Но император не слушал.

— Подумаешь! Гордячка! Ничего бы с ней не случилось! Сначала развелась бы, потом немного побыла наложницей, а когда все забудется, я бы взял ее в жены! Так нет же!

— А что было бы с нами? — озабоченно спросил Ханг.

— Что-что… Развелись с ней и озолотились бы!

— Но она наша. Она наша жизнь. Мы не сможем без нее, Ваше Императорское Величество… И она без нас тоже. Мы семья. Понимаете…

— А мне что прикажешь делать? А? Где это видано, чтобы император был седьмым мужем? Где? А?!

Тут в мозгу Ханга прокрутилась некая комбинация, и он изрек:

— Седьмой — это очень хорошо, Государь. Семь — священное число. Семь центральная фигура. Так, нас вместе с вами сейчас двенаднадцать… Надо срочно добрать еще одного… Будет по шесть с обоих флангов… Да две императрицы, слева и справа… Абсолютная симметрия! Отлично!

— Что ты бормочешь?!

Ханг сложил губы в трубочку, вычисляя, император вышел из себя:

— Ты будешь отвечать?!

— Ээээ… Да! Ваше Императорское Величество, Вы хотите получить эту женщину?

— Ты же знаешь, что хочу. Иначе о чем бы я сейчас с тобой разговаривал?

— Так вот… Она от мужей, — Ханг гордо прижал руку к груди, — Не откажется. И если согласится, то только вместе с нами.

— И что, — устало выдохнул все еще действующий седьмой муж Вэй.

— А то, Государь, что Вы можете быть ее Главным мужем с расширенными правами.

— А ты?

— Договоримся, — быстро ответил Ханг, он был уже весь в процессе, — Будет, конечно, необычно, но ведь она необычная женщина? Настоящая императрица. Так? А?

У императора создалось стойкое впечатление, что Ханг сейчас торгуется и весьма успешно. Он задал вопрос, мучивший его все эти годы.

— Так. Скажи… Ханг… у нее есть дети?

— Вот это я и имел в виду, когда говорил о расширенных правах. Пусть дети нашей Госпожи будут от тебя, Государь.

— Эээээ… Кхмммм… Ну если так… Тогда пожалуй…

Ханг расплылся в улыбке.

— Но как мне теперь с ней помириться? Она же, небось, злая на меня, как сто чертей…

— Пока не знаю, но детали операции предоставьте мне, Ваше Императорское Величество.

— Господин Ханг, да ты просто гениальный политик, — окинул его оценивающим взглядом император, — Никто из моих советников с тобой не сравнится.

— Кстати, место советника мне бы очень подошло… Я бы даже сказал, место первого министра.

Император Вэй громко и заливисто захохотал, запрокинув голову, а закончив веселиться, велел отвести будущего первого министра к императрице Мейди.

* * *

Лайлин коротала время в своей комнатке на самом верху башни, с тоской глядя в окно, не зная, чего ждать от жизни. Она все время вспоминала тот страшный момент, когда была уверена, что Вэй прикажет казнить Ханга, а вслед за ним и всех остальных ее мужей. Была ли эта глубокая радость, которую она тогда испытала следствием осознания того, что ее мужчины остались живы, или же причина была иная? Честно говоря, она испытывала огромное облегчение, что самого страшного не случилось. Даже не потому, что он не убил Ханга, а потому, что он не убил того Вэя, которого она помнила.

И тут дверь отворилась, пропуская гостью. Царственную гостью, супругу императора, госпожу Мейди. Лайлин сразу встала и низко поклонилась.

— Приветствую Вас, Ваше императорское Величество, госпожа Мейди.

— Добрый день, госпожа Лайлин.

По знаку императрицы в комнату занесли кое-какую мебель, два кресла и столик с лакомствами. Узница смотрела на это, не совсем понимая, что происходит. А жена императора села в кресло и пригласила Лайлин сесть напротив. Прислуга по знаку госпожи Мейди бесшумно удалилась.

— Ну, здравствуй, женщина, седьмым мужем которой является сам император.

— Откуда Вы… — встревожено вскинулась Лайлин.

— Он сам сказал.

Лайлин потупилась.

— Это ничего не значит, Ваше императорское Величество, это просто недоразумение…

— Недоразумение — то, что ты сейчас сидишь взаперти в башне.

— Простите.

— За что?

— Я не хотела, чтобы Вы огорчались из-за этого.

— Ерунда. Скажи, Лайлин, ты ведь его любишь?

Лайлин молчала, но по ее взгляду Мейди поняла правду.

— Мужчины иногда поступают глупо, и делают прямо противоположное тому, чего им больше всего хочется, — Мейди засмеялась серебристым смехом.

Трудно было предположить, чем окончится этот разговор, потому Лайлин молчала. А Мейди продолжила:

— Вэй понимает, что был неправ и совершил много такого, чего не следовало делать вообще. Но он любит тебя. Да. И сейчас хочет помириться, и признать тебя своей женой и второй императрицей.

Сказать, что Лайлин была изумлена — ничего не сказать.

— А мои мужья, — прошептала она.

— Твои мужья останутся при тебе, мы придумаем, как это все обыграть.

Кажется, в этой мрачной безнадежности забрезжил свет спасения, Лайлин даже не верилось.

— Госпожа Мейди, Ваше императорское Величество, — наконец вымолвила она, — Простите, но почему Вы это делаете?

— Ну… Во-первых, он все равно возьмет еще жен. И неизвестно еще, какие дуры попадутся… А ты женщина умная и прекрасно образованная. Во-вторых, я люблю его и хочу, чтобы он был счастлив. И в-третьих, ты мне нравишься, госпожа Лайлин.

— Ээээ… — только и ответила Лайлин.

— Ну так что? Смогут поделить две умные женщины одного мужчину?

— Да, Ваше императорское Величество, смогут. Могут же одиннадцать мужчин делить одну женщину.

— Но какую женщину!

Взгляд, которым окинула ее жена императора, показался Лайлин слишком горячим. Она подумала, что извращенцев в их одиозном семействе, пожалуй, может прибавиться. Вслух же ответила:

— Но я же не могу сдаться просто так, он так сильно меня обидел…

— О, мы его накажем, мммм… — Мейди загадочно хихикнула, — Но для начала мы приведем в порядок эту комнату, чтобы здесь можно было хоть как-то жить.

— Наказать императора?

— Да, — просто ответила императрица, — У меня тут созрела одна мысль…

Она заговорщически поманила Лайлин пальцем, а когда та приблизилась вплотную, что-то зашептала ей на ухо.

 

Глава 16

Мысль, пришедшая в голову Госпоже императрице, удивительным образом перекликалась с идеями первого министра. И сводилось это все к тому, что тайное пленение и последующее освобождение известной на всю страну женщины должно быть обставлено соответствующим образом. Нужна легенда, и они ее сотворят. Императрица наслаждалась, предвкушая, как вытянется лицо у ее царственного мужа, когда он узнает результат их с первым министром совместного мозгового штурма.

Ханг, подбивая итоги, формулировал это так:

— Значит, сначала легенда. Моя, эээ… Наша прекрасная жена Лайлин легкомысленно решила в одиночку навестить родственников. Но тут я пришел в гнев!

Мейди пыталась сохранять серьезность и не улыбаться.

— Ээээ… В страшный гнев! И мы все, все ее мужья, бросились в погоню! Госпожа Мейди, это так замечательно звучит, что я даже сам начинаю верить!

— Не отвлекайся, — она все-таки улыбнулась, — Для восторгов и самолюбования будет другое время.

— Да, Вы правы. Итак. Мы нагнали ее в… короче в лесу. А там как раз охотился император с сотней своих воинов… Узнав о том, что моя… кхммм…. Наша! Жена позволила себе такое неуважение к мужу, он разгневался и приказал заточить ее башню. А мы переночевали, пользуясь его гостеприимством там же… эээ… В башне.

— Ханг! Ты можешь говорить побыстрее!

— Да, Ваше императорское Величество, могу. Так вот, Вы, добрая Госпожа, когда услышали в чем дело, просили императора смилостивиться и пощадить женщину Лайлин. Тем более, что она без злого умысла, а просто по легкомыслию. Но отменить приказ императора нельзя! Зато, можно кое-что добавить… Новую императорскую волю!

— Мы когда-нибудь доберемся до сути? — у Мейди уже зубы сводило, и руки так и чесались хорошенько наказать Ханга.

— А воля императора будет такова. Чтобы женщину Лайлин освободить, я, то есть старший муж, прошу императора разрешения исполнить древний закон! — Ханг поднял указательный палец вверх, обозначая значимость момента, — Даже осужденного на казнь преступника можно освободить, если его кто-то возьмет в мужья… ээээ… в жены! А император этого мужа и будет выбирать! И не важно, что муж будет тринадцатый по счету.

Мейди не удержалась от хохота. Идея найти еще одного мужа для абсолютной симметрии принадлежала Хангу, но вот то, что его будет выбирать сам император, было ее мелкой местью. Шикарной забавой.

— А теперь иди и скажи это все императору.

— Добрая Госпожа… Ваше императорское Величество… Он же опять захочет меня убить… — Ханг явно хорошо изучил императора.

— А ты скажи, что это моя идея. Пусть со мной и разбирается.

Конечно, крупные сомнения у будущего первого министра оставались, но он был тот еще извращенец, и даже стал находить в этом своеобразное удовольствие.

* * *

Император оценил. Оценил степень их изворотливости и коварства. Он и так на стенку лез от ревности, а тут…

Тут у него из ушей потихоньку пошел дым.

Он сам будет выбирать еще одного жеребца в ее конюшню!

Его Императорское Величество Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй только собирался обрушить свой гнев на ни в чем не повинную коллекцию старинного фарфора, уцелевшую в прошлый раз, как в его голову пришла гениальная идея. Он даже развеселился. Его первый министр ему за все ответит! Он будет его пытать, лично. У мужчины Вэя на лице появилось плотоядное выражение.

— Итак, мой гениальный первый министр…

— Так я уже назначен?

— Да, черт бы тебя побрал, назначен.

— Ваше Императорское Величество, у меня есть еще несколько идей по развитию банковского сектора нашей экономики…

— Ммммм…! — у императора вмиг разболелись все зубы, — Сначала закончим это дело! Все остальное потом!

— О, прошу прощения…

— Иди. Объявляй уже мою волю народу страны Ши-Зинг. И скажи, что желающие, если таковые найдутся, должны явиться в зал приемов завтра с утра.

Ханг суетливо закивал и заторопился, а император спросил его вдогонку:

— Кстати, а где императрица?

Ему хотелось задать ей тоже пару вопросов, очень хотелось.

— Она в башне, в гостях у Лайлин.

— Что, опять?

— Ээээ… они хорошо проводят время вместе. Оттуда доносится пение и смех.

Ханг убежал выполнять императорскую волю, много чего надо успеть сделать. Император уставился в окно, бормоча:

— Спелись.

А мужчина Вэй хищно улыбнулся.

Уже вечером, укладывая свою любимую жену Мейди в супружескую постель, чтобы наказать ее утроенной дозой нежнейших ласк, Вэй спросил, как бы невзначай:

— Это была твоя идея, заставить меня самого выбирать?

— Ммммм, дорогой, мы не могли поговорить об этом позже?

— Нет, моя милая, сейчас. И пока я не получу ответ, ты не получишь то, что хочешь.

— Вэй, какой ты скучный! — фыркнула Мейди.

Но Вэй был непреклонен.

— Ладно. Во-первых, тебе надо научиться терпению и избавиться от ревности.

Трудно было не согласиться.

— А во-вторых… Ты только представь… Она же будет с нами!

От этих слов своей маленькой золотоволосой женушки у мужчины Вэя чуть не случился передоз эротических эмоций, когда он представил себя в одной постели с этими двумя красотками. Он затряс головой, отгоняя крамольное видение, и честно спросил у себя:

— А как же Закон?

Внутренний голос в ответ выразительно промолчал.

* * *

На следующее утро император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй входил в зал приемов в прекрасном настроении. Но стоило ему бросить взгляд в помещение, как он тут же остановился как вкопанный и напрягся всем телом, напоминая тигра изготовившегося к прыжку.

Зал был переполнен. Молодые, старые, красивые и некрасивые, простолюдины, дворяне, аристократы, философы, купцы, военные и т. д. и т. п. Ханг шепнул:

— Эти пока только из Кай-Ма-Ранда, а завтра начнет прибывать провинция.

Император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй скрипнул зубами и прошипел:

— Ты мне за это лично ответишь! Я буду убивать тебя долго и мучительно!

— Ээээ… Я уже понял, Ваше Императорское Величество. Позвольте совет…

— Говори, — прошипел сквозь зубы мужчина Вэй.

— Выбирайте такого, у которого нет шансов понравиться Лайлин. И сделайте это сегодня.

Мужчина Вэй испытал облегчение, смешанное с восхищением, он смерил взглядом первого министра и выдал:

— Ты начинаешь мне нравиться, господин старший муж.

Господин старший муж скромно улыбнулся и подумал не без ехидства:

— Но ты не знаешь, кто может понравиться нашей Лайлин, господин седьмой муж.

Император с каменным лицом устроился на троне, соискатели стали подходить по одному и представляться. Через час этого действа Его Императорское Величество Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй вполне созрел для крупномасштабных кровавых репрессий. Взглянув в очередной раз на своего повелителя и поняв, что тот на пределе, хитропродуманный первый министр объявил перерыв.

* * *

Надо сказать, что у Ханга с самого начала имелись некие домашние заготовки, просто следовало подготовить почву для их внедрения. На семейном совете мужей их приняли еще с вечера и даже утвердили у Лайлин. Однако это только звучит относительно мирно, а на деле все выглядело так.

Как только семейство Ханга, включая его супругу Лайлин, а также остальных мужей, выпустили из заточения в башне и поместили в покоях почетных гостей, вся команда тут же собралась в ее спальне. Мужья столпились вокруг Лайлин, на все лады расписывая прелести нового положения, которое озвучил на семейном совете Ханг. Она, конечно, негодовала.

— Нет! Вы только их послушайте, всех все устраивает! Им все понравилось!

Они даже успели подыскать ей еще одного мужа! Мерзкий старикашка философ Деу-Сэй-Хо-Фэн притащил своего Университетского друга, хранителя Императорской библиотеки Ляо-Ван-Го-Мина. Умытый и наспех причесанный счастливый женишок сиял лысиной и широкой улыбкой.

Это было слишком. Слишком! Это уже заговор против нее. Лайлин решила, что она все-таки слабая женщина, и красиво упала в обморок. Пока мужья, бывшие в тот момент рядом, квохтали у ее постели, она, разумеется, внимательно слушала все, что между ними говорилось.

— Ах, они предатели! Извращенцы! Хитрозадые продажные мерзавцы! Всех накажу! — вопил внутренний голос, но мысль быть второй императрицей с тринадцатью мужами, Главный из которых сам император, ему очень нравилась.

Лайлин злорадно усмехалась в душе:

— Он еще не знает, что за кошку в мешке приобретает! Да если бы не Мейди, я бы черта с два подписалась на это дело! Да лучше удавиться!.. Ой, ну когда он уже придет, чтобы я могла высказать ему все, что я о нем думаю! Он вообще, собирается приходить, этот чертов седьмой муж?! Вэй…

* * *

Но это было вчера, а сегодня надо еще убедить императора. Впрочем, после того разнообразия справных молодых красавцев, что он видел в зале приемов, это оказалось легко. Достаточно было просто привести своего кандидата пред ясные монаршие очи во время объявленного перерыва.

Хранитель императорской библиотеки Ляо-Ван-Го-Мин в глазах мужчины Вэя выглядел просто идеально: Он был лыс, немощен, трясся от старости и прижимал руку к сердцу. Вот его-то после выплаты астрономической суммы, назначенной Хангом, торжественно и вписали тринадцатым мужем в брачное свидетельство. Во время церемонии бедняжка хранитель, с трудом мог шептать, чтобы выразить свою волю и пару раз изобразил обморок. Вэй был просто в восторге. Однако, когда все формальности были закончены, умирающий вдруг ожил, пригладил пару волосинок на лысине и бодро выдал:

— Я счастлив, что мог быть полезным Вам, Государь.

Ханг, конечно, если бы он посмел, умер бы в судорогах от смеха. Но ему было не до смеха, потому что Его Императорское Величество смотрел на него взглядом голодного дракона и разве что не изрыгал пламя. А потом вообще как-то подозрительно увеличился в размерах и навис над несчастным первым министром. Однако через минуту Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй овладел собой и даже произнес каламбур, правда, в его голосе было многовато шипящих:

— Иногда чудесное исцеление чудесным образом может укоротить жизнь исцеленного.

— Вы правы, Государь, но я знаю много такого, что может помочь в трудную минуту и облегчить некоторым достижение их заветных целей.

— И откуда ты это знаешь?

— Книги, Государь. В них бывает много интересного.

Император подкатил глаза и воздел к небу руки:

— Меня окружают одни интриганы… Этак ты скоро и права мужа захочешь?

Тринадцатый муж скромно промолчал, но по его виду можно было понять, что захочет. Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй устало произнес:

— Всем уйти кроме первого министра.

Оставшись с Хангом наедине, Вэй какое-то время хмуро молчал, потом спросил:

— Ханг, она хоть спрашивала про меня?

— Ээээ….

— Понятно, — он хлопнул себя по коленям, — Ну вот, теперь мужей столько, сколько надо. Но, черт меня побери, я же не приблизился к ней ни на шаг.

— Ваше Императорское Величество, Государь… Думаю, Вам надо поговорить с ней.

Вэй вскинулся, слегка задохнувшись.

— А она станет… говорить со мной?

— Станет, Вы же император.

Император… Ндааа… Нерадостно…

— Государь, — Ханг решил немного помочь коллеге — седьмому мужу, — Пойдемте, послушаете, как тринадцатого принимают в семью. Вам это пригодится, поверьте.

Разумеется, без старшего мужа неофициальная церемония приема новенького в семью не могла начаться. Сначала все смешались при виде императора, но Ханг сказал:

— Теперь все в сборе. Можно начинать. Ун-По, тебе слово.

Ун-По скользнул взглядом по императору, подбоченился и начал:

— Ляо-Ван-Го-Мин, приветствуем тебя в нашей семье. Нас много, мы все разные и возрасту, и по положению, и по богатству. Но это все там, за пределами. Здесь, внутри семьи, мы все одинаковые и имеем равные права, те права, что дает нам Лайлин. И все мы довольны тем, что имеем, и счастливы, потому что все любимы. Если ты будешь помнить об этом, у тебя не возникнет проблем. Я понятно излагаю?

— Вполне, — хранитель библиотеки менее всего был настроен иметь проблемы.

— Вот и отлично, а что касается наших внутренних отношений и субординации, то тебе все популярно расскажут остальные.

И тут наперебой начались рассказы о лыжах, о шестах, о вреде курения опиума, о потасовках и прочая, и прочая. Вэй понимал, что это все говорится и для него, а возможно, именно для него. Но к этому было тяжело привыкнуть. Привыкнуть к тому, что он один из них. Вдруг мужчина почувствовал, как его тянут за рукав и обернулся. Ханг приложил палец к губам, призывая к тишине, и поманил его в коридор. Уже там он сказал шепотом:

— Ваше Императорское Величество, пока они тут галдят, сходите к Лайлин. А завтра мы подумаем, что сказать народу страны Ши-Зинг.

Вэй сглотнул, понимая, что ему страшно, но пошел. Ханг остановился перед входом, повернулся к императору, поклонился и заговорил:

— Государь, поговорите с ней, а после я войду, приготовить ее для нашего новобранца.

Императору, а еще больше мужчине Вэю, было неприятно слышать о том, что кто-то сегодня будет по праву в спальне женщины, которую он желал сам. Но его поразило отношение к этому Ханга.

— Скажи мне, старший муж, у нее что, нет служанок, что ты сам делаешь это? И как ты вообще терпишь…

— Терплю? Служанок? Государь, я никому другому не доверю уход за телом моей золотой девочки. В этом мое счастье…

Вэй поразился тому обожанию, что светилось в глазах мужчины, а Ханг продолжал:

— Вас, наверное, удивляет, как мы можем уживаться без ревности? Не удивляйтесь, просто каждому из нас безраздельно принадлежит какая-то часть ее жизни, и, поверьте, этого достаточно для счастья.

Император помрачнел, спросив:

— А мне? Мне что-нибудь принадлежит?

Ханг вздохнул и ответил:

— Вам принадлежит ее сердце. С самого первого дня.

Мужчина Вэй почувствовал себя взволнованным и растроганным, а старший муж выбрал именно этот момент, чтобы открыть двери, пропуская его в спальню своей Госпожи, и оставил их вдвоем.

 

Глава 17

Лайлин не спала. Увидев в дверях императора, она тотчас поднялась и низко склонилась.

— Приветствую Вас Ваше Императорское Величество.

Он молчал, жадно вглядываясь в ее холодное отстраненное лицо. А Лайлин все говорила и говорила слова благодарности пустым мертвым голосом. Наконец он спросил:

— Ты сердишься на меня?

— Что… Нет, конечно, Ваше Императорское Величество. Такого просто не может быть.

— Ты сердишься на меня.

— Нет, — она была непроницаема.

— Ты сердишься на меня.

Лайлин не ответила. Тогда он спросил:

— Скажи… Почему ты вернула кольцо императора? Почему сбежала?

— Потому что он хотел уничтожить мою семью.

— Тогда скажи, почему ты хранила кольцо Вэя?

Она отвернулась.

— Ответь, прошу.

Просит…

— Потому что…

— Почему?!

— Потому что любила его.

— А императора… его ты не любишь?

— К нему я испытываю почтение.

— Лайлин… а это почтение может перерасти во что-то большее?

Она снова молчала, не глядя на него.

— Ты сможешь меня простить?

Тут женщина взглянула императору прямо в глаза и сказала:

— Ты не любил меня, ты воспользовался мной и потом сразу бросил. Ты издевался надо мной. Ты хотел убить моих близких.

— Я не хотел их убивать, хотел только напугать.

— Ты заставил меня в это поверить. Ты знаешь, что я пережила тогда?

— Ты боялась за них?

— Да! Я боялась! Но знаешь… Нет, черт бы тебя побрал! Я боялась, что ты… что ты… ты…

И тут она зарыдала, выкрикивая слова:

— Я больше всего боялась, что мой Вэй превратился в чудовище!

Он вдруг оказался рядом, обнимая ее:

— Ну прости меня, прости, прости… Я так ревновал! Я сошел с ума, когда узнал, что ты сбежала. Я был ужасно оскорблен тем, что ты вернула кольцо. Ты хоть вообще знаешь, что это за кольцо?

— Нет. Когда ты ушел в то утро, оставив записку… мне… В общем, я положила его в ту шкатулку и никогда не смотрела…

— Так вот, если бы ты посмотрела, то увидела бы, что это венчальное кольцо моего рода. Я еще тогда признал тебя своей женой. А когда узнал, что у тебя мужей стало в два раза больше, я взбесился. Думал, что ты меня забыла. Как я тогда разозлился!

— Но почему? Ты ведь сам женился по любви на прекраснейшей женщине, и она тоже любит тебя, я знаю. К тому же у тебя три тысячи наложниц, как и положено императору.

— Это не одно и то же. Не одно и то же, Лайлин.

— Тебе не нужно было ревновать. Я ждала тебя все эти годы.

Император почувствовал, что может не сдержать слезы, а потому решил отвлечься.

— А как же твои мужья?

— Они моя семья, я люблю их.

— А как же я?

— А ты — Вэй, — она улыбнулась сквозь слезы, и император вдруг почувствовал себя совершенно счастливым.

Он отодвинулся, почтительно поцеловал ее руку, охватив ее каким-то странным взглядом, и сказал:

— Завтра.

А потом вышел и отправился прямо в покои Мейди.

* * *

Очаровательная золотоволосая императрица ждала его и с порога спросила:

— Ну, что?

— Все хорошо, Мейди.

— Хвала небесам! Но Вэй, ты что-то чересчур серьезен. Что-то не так?

— Все хорошо, Мейди. Просто мне понадобится завтра твоя поддержка.

— Разумеется, муж мой. Ты всегда можешь на меня рассчитывать, — императрица улыбалась, — Что ты задумал?

— Я сделаю то, что должен был сделать с самого начала.

Мейди смотрела на своего мужа и господина и проникалась гордостью за него. А тот, сбросив с себя задумчивость, улегся на огромную постель своей маленькой жены и, похлопав по матрацу, шутливо приказал:

— А теперь иди сюда, моя милая, и покажи мне, как ты скучала. Ты ведь скучала?

— Иди к черту! И совсем я не скучала! — но она уже лежала рядом, поглаживая его пальчиком по груди и отвечая на поцелуи.

* * *

Этот день первая императрица Мейди запомнила на всю жизнь.

Вэй был напряжен и собран с утра. Таким она не видела его еще никогда. Она ведь вышла за него замуж, когда он еще находился в изгнании. Северная принцесса, веселая, блестящая, привыкшая к обществу галантных кавалеров. И тут появился он, непонятный, загадочный, со своим странным Законом и правами на престол великой страны. Красивый, страстный, властный до безобразия. Могла ли она остаться равнодушной?

Возможно, она не всегда понимала его специфических национальных заморочек, его Закона, это и не важно, зато она всегда понимала его, это было главное.

Сегодня он просил ее поддержки. Он всегда получит от нее поддержку и понимание.

Зал приемов был полон до отказа. Император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй вошел со своей свитой и устроился на троне, Мейди как всегда, рядом с ним. Она чувствовала его волнение и решимость. Перед тем, как приказать ввести в зал семейство Ханг, он крепко сжал ее руку, а потом…

Потом, отбросив все вековые предрассудки, ложную гордость и самолюбие, сделал то, за что Мейди бесконечно уважала императора Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэя всю жизнь. Он перед всей страной Ши-Зинг объявил, что обязан жизнью этим людям, а также и то, что он, император, является седьмым мужем в семье простолюдина. И теперь он признал женщину, седьмым мужем которой является, второй императрицей.

С точки зрения первой императрицы Мейди, это был его величайший поступок, никакие победы, ни до, ни после не могли сравниться с этой победой над самим собой. Но и награда за это была велика! Счастье мужчины Вэя стоило ущемленной гордыни императора.

Народ, конечно, сперва надолго замолчал, переваривая речь своего правителя, а затем разразился бурными пожеланиями благоденствия и процветания. Естественно, народ ведь есть народ. Правда вся эта масса людей еле дотерпела до выхода из зала, чтобы начать выдумывать самые невероятные сплетни и обмусоливать немыслимые подробности. Но стоит ли обращать на сплетни внимание? У императора были дела поважнее.

Когда, наконец, все непонятное, теперь уже императорское семейство осталось в узком кругу, Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй был сильно напряжен и немного растерян. Действительно, как вести себя в подобной ситуации… Как теперь с этим жить…

Но, оказывается, для того, чтобы помочь человеку пережить тяжелые моменты, существует семья. Мейди подсела поближе к Лайлин, им было о чем поговорить, а мужчины остались, предоставленные сами себе. Вездесущий пронырливый первый министр, он же старший муж, выступил от лица всех остальных:

— Ээээ… Ваше Императорское Величество… не сочтите за дерзость… Но я назначаю вас Главным мужем, дабы дети нашей Госпожи были только от Вас.

Император Вэй сдержанно кивнул, он все еще был очень напряжен.

— И еще, Государь, мы все, — Ханг обвел рукой остальных мужей, — Хотели бы поднести свадебный подарок Вам, господин Главный муж.

У Главного мужа поползли вверх брови от удивления.

— Дело в том, что за три года отсутствия у некоего седьмого мужа накопилось много неиспользованных ночей…

Вэй громко расхохотался, понимая, к чему клонит этот хитрец.

— К тому же, мы готовы уступить Вам и свои ночи на эти три года.

А вот теперь он действительно был потрясен.

— Три года?

— Да, Государь.

— Но как же Вы?

Команда мужей замялась, не зная, что ответить.

— Почему вы делаете это?

Ответил ему Ун-По:

— Потому, что Вы не убили нас, хотя и могли. Потому, что не обидели нашу Лайлин, хотя и могли. Потому, что Вы этого достойны. Достойны нашего уважения и ее любви.

Император вдруг смутился, и неожиданно для себя выдал:

— В таком случае мои наложницы к вашим услугам.

Обе императрицы впали в смеховую истерику, наблюдая сначала вопли восторга и небывалый энтузиазм на лицах «верных» мужей Лайлин, а потом их массовое смущение. Мейди подвела итог:

— Мужчины везде одинаковы.

Но это было еще не все.

Господин старший муж должен был еще получить плату по Закону. Так вот, когда император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй услышал сумму, которую он должен выплатить как Главный муж с расширенными правами, он все-таки не выдержал и набросился на первого министра с кулаками. Но тот благополучно спасся бегством, скрывшись под взрывы хохота за юбками императриц. На что тринадцатый муж второй императрицы счел нужным предложить:

— Ээээ… Не посвятить ли нашего нового Главного мужа в историю с бамбуковой лыжей?

Хохот, разумеется усилился, но как-то сразу стих, ибо разъяренный новый Главный муж наконец вытащил Ханга из-под кресла Мейди и уже собирался воплотить в жизнь свои кровожадные планы, как вдруг преобразился. Даже расцвел улыбкой:

— О, мой первый министр, что вы там говорили о развитии банковского сектора нашей экономики? Пусть эти деньги пойдут на основание первого государственного банка в нашей великой и просвещенной стране.

Ханг слегка сник, однако мысль, что он станет первым директором первого в истории страны государственного банка, быстро согрела его душу. А дальше он и вовсе ушел в нирвану, когда представил, как эта сеть разрастается на весь мир…

* * *

В свою первую ночь Вэй пришел к ней один. И никого не было в ее покоях. Все ушли, оставшись снаружи, чтобы не тревожить их, даже Ханг. Странной была история у этих двух влюбленных. Казалось бы, о какой чистоте чувств могут они говорить, когда у Лайлин тринадцать мужей и черти сколько еще мужчин, а у него любимая жена и великое множество других женщин. Но они были, эти чувства, были и никуда не исчезли. И когда он надел ей на палец то самое, отвергнутое однажды, родовое кольцо, оба ощутили себя единственными людьми на всем белом свете.

Но ненадолго.

С утра навещать молодоженов сначалапришла смеющаясяМейди с легким завтраком, а вслед за ней, воспользовавшись тем, что доступ в покои Лайлин уже открыт при посредстве «тяжелой артиллерии», незаметно просочились мужья, прятавшие свои расплывающиеся в улыбке физиономии за огромными букетами цветов. Вэю, счастливому мужу и императору, оставалось только благосклонно принимать поздравления. А Лайлин… она просто была счастлива, оттого что и любимый мужчина, и вся ее большая семья рядом.

* * *

Ханг воплотил в жизнь еще одну свою мечту и увековечил брачное свидетельство. Во внутреннем дворе императорского дворца династии Кай-Лаон-Сит поставили двойную мраморную стелу, соединенную ажурной мраморной перетяжкой. На стеле императрицы Мейди Была одна запись в центре — имя императора Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэя, а на стеле Лайлин — тринадцать записей и имя императора тоже в центре, но седьмым по счету.

Брачное свидетельство вызывало множественные толки и давало пищу для размышлений. Надо сказать, что всей великой и просвещенной стране Ши-Зинг было безумно интересно, что происходит в семейной постели императора. Все-таки две императрицы, у одной к тому же еще двенадцать мужей… Обычному императору бывало и одной императрицы более, чем достаточно. Это была тщательно охраняемая тайна, но все мужья и жены выглядели счастливыми и довольными жизнью.

Что касается мужей второй императрицы Лайлин, то каждый из них был талантлив в какой-то своей области, и их поддержка императору была просто неоценимой. Они стеной располагались за троном, по шесть человек с каждой стороны и были сильнейшей командой единомышленников, скрепляла которую их общая жена.

Две императрицы, Мейди и Лайлин на удивление хорошо ладили между собой и с императором, так что он даже больше не стал брать жен. Как он выразился, чтобы не нарушать абсолютную симметрию. Они сидели на всех приемах по левую и по правую руку от него. Великолепная высокая, стройная брюнетка с серыми глазами и восхитительная небольшая голубоглазая блондинка. Императору тайно завидовала вся страна Ши-Зинг.

* * *

Все тайное рано или поздно становится явным. В таком свете неудивительно, что и семейные тайны (не без помощи мужей Лайлин), потихоньку расползлись под великим секретом сначала в императорский гарем. Разумеется, императорские наложницы тут же оценили их и взяли на вооружение. Стали даже кое-что зарисовывать и записывать. Но, поскольку дамы были не столь искусны в написании научных, а также философских трудов, снабженных иллюстрациями, к этому делу подключились второй, третий, пятый, двенадцатый и тринадцатый мужья второй императрицы. А сама вторая императрица тайно изготовила иллюстрации к каждому тексту, разумеется, комментарии к ним были сделаны первой императрицей. И тоже тайно. Таким образом, маленькие семейные секреты превратились в глубоко философское тайное знание. Так сказать, наследие потомкам.

А уже из императорского гарема великое тайное знание распространилось в гаремы доверенных и близких людей, и далее, во все семьи великой и просвещенной. За пределами страны, куда тоже со временем попали те тайные свитки, они считались величайшей драгоценностью и получили разные названия, но суть их была едина — просвещение. Просто потрясающе, как много толкований приобрела та невинная фраза в Законе: «По доброй воле женщины»!

Прошло не больше десяти лет, а народ уже роптал и хотел, чтобы в Закон добавили еще и фразу: «По доброй воле мужчины».

Старики, конечно, вздыхали и, поднимая глаза к небу, трагически произносили:

— Куда катится этот мир?

Но прогрессивная молодежь императора только поддерживала.

В общем, мнений было множество, советники думали над этим вопросом долго и всерьез. И вот, после всенародного обсуждения, устроенного императором, (ему уже терять было нечего, его и так считали самой эксцентричной фигурой во всей династии Кай-Лаон-Сит, почему бы не пойти вразрез заплесневелым традициям и не спросить, наконец, народ, чего же он хочет), от всей главы Закона, той самой, где значилось в преамбуле: «По доброй воле женщины» осталась просто короткая запись «По доброй воле».

Представляете себе народную благодарность?

На этом фоне реформы, которые удалось провести первой императрице Мейди по внедрению в замкнутую культуру великой и просвещенной страны Ши-Зинг культурных ценностей севера и запада, прошли как по маслу. Народ и не заметил, как сменил моду в одежде, литературе и музыке. Появились печатные издания, фортепиано, виолончели и скрипки, одежда из хлопка, наконец. И многое другое.

* * *

Жизнь продолжалась дальше.

Госпожа Мейди, уже имевшая до описанных событий крошку-дочь, родила императору еще двух мальчиков, а госпожа Лайлин — двух сыновей и одну дочь. Всех детей своего императора они любили одинаково. Уже после этого, по совету госпожи Мейди и с разрешения Главного и старшего мужей, императрица Лайлин родила еще троих сыновей для тех трех мужей, которые этого хотели. Остальные мужья госпожи Лайлин считали ее детей своими.

 

Глава 18

В один прекрасный день на хуторе у юго-западного склона отрогов Великой Горной страны Ши-Зинг-Гва, что ограничивает земли государства Ши-Зинг, где жил отставной воин императора Вайон появился отряд из пятидесяти воинов. Старому солдату стало нехорошо.

Личная охрана императора. Командующий полусотней объявил:

— Отставному императорскому воину Вайону срочно прибыть во дворец вместе со всей семьей. Приказ императора Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэя.

Вайон судорожно вспоминал, когда и чем мог разгневать нового императора, но не мог вспомнить ничего. Страшно стало за сыновей, которым исполнилось по шестнадцать лет, за жену. Он не сможет их защитить. Силы неравны, и им не убежать. Остается принять свою судьбу такой, какая она есть.

Собрались и выехали быстро. Ехали почти без остановок, но для женщины была заранее приготовлена повозка. Вайон терялся в догадках. Одно утешало, если их собирались убить, то сделали бы это на месте, зачем было тащить через всю страну в императорский дворец. И все равно было неспокойно.

До тех пор, пока на крыльце дворца он не увидел своего зятя, мужа его дочери Лайлин. Ханг был в придворной одежде и улыбался во весь рот. Вайон откровенно поразился, неужели этот мошенник впрямь живет во дворце. А тот с воплями радости кинулся расцеловывать все семейство родителей жены. Но еще больше поразился Вайон, когда этот мерзавец-зять принялся знакомить его с остальными мужьями дочери Лайлин. Кое-кого Вайон знал, но от такого обилия мужчин настроение только еще больше испортилось. Жена Вайона Манкури и вовсе испуганно молчала. Вайон умел себя вести, он, разумеется, уважительно поздоровался со всеми, потом не преминул спросить:

— А где же моя дочь, сумевшая за это время обзавестись столькими мужьями? Почему она не вышла встречать отца?

Ханг тут же сказал:

— Мы сейчас к ней и идем.

— Она что, не может выйти к нам сама? Вы что, так уработали ее, что она ходить не может?

— Ну что вы, папа, как можно? С Лайлин все в порядке. Сейчас вы ее увидите.

Мало что понимающий Вайон с женой и детьми прошли вслед за мужьями дочери во внутренние покои. Ханг остановился перед дверью и со словами:

— Она здесь, — впустил Вайона, его жену и сыновей внутрь.

Роскошная комната, прекрасная женщина в богатой одежде, вернее две прекрасные женщины. Одна маленькая блондинка с голубыми глазами и другая высокая брюнетка, а глаза серые с янтарными прожилками. Да это… Это же Лайлин…

— Лайлин… дочка…

Она кинулась обнимать и целовать своих родных. Можно простить им слезы радости, они ведь не виделись десять лет. Вдруг из глубины комнаты к ним направился молодой мужчина, сидевший ранее в кресле. Вайон не выдержал:

— А вы кто такой, черт вас побери, и что делаете здесь, в комнате моей дочери, простите меня прекрасная госпожа, — обратился он к Мейди.

Властный и красивый мужчина подошел к Лайлин, обнял ее и сказал:

— А я ее седьмой муж, Главный муж, император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй. Прошу любить и жаловать. А эта прекрасная госпожа, как вы изволили сказать, моя первая императрица, госпожа Мейди.

— Что? — не понял императорский тесть, — Лайлин кто?

— А Лайлин моя вторая императрица.

Тут братья близнецы — сыновья Вайона потрясенно присвистнули, сам старый воин только крякнул, выпучив глаза, а императорская теща упала в обморок.

Когда первый шок прошел, император таки смог объявить, зачем вызывал в столицу старого солдата. Тренировать его дочерей.

Тренировать внучек? О да!

Дедушка ужасно развеселился, увидев императорских детишек. Дочери Вэя, что от Мейди, что от Лайлин, были как две капли воды похожи на папашу. А вот карапузы мальчишки — на мамочек. Дед с удовольствием взялся их тренировать, но сказал, что во дворце они не останутся. Жить надо на природе, а не в этом… Не стал он добавлять «в гнездилище разврата», хотя именно так и подумал.

Они остались погостить. А после двух недель, старый солдат Вайон поблагодарил своего зятя-императора, и вместе с семьей отправился к себе в горы, сказав на прощание императору кое-что на ухо. Тот сначала опешил, но потом согласился. Когда к нему пристали с расспросами женщины, он не стал скрывать:

— Вайон прав, Закон надо снова менять. Мужья не должны продавать своих жен за деньги.

Вот последняя поправка к Закону была в народе непопулярна, даже вызвала волну возмущений. Но, со временем все улеглось, просто теперь желающие торговать телом своих жен назывались иностранным словом «сутенер», и делали это подпольно.

* * *

Император Джан-Кай-Лаон-Сит-Вэй прожил до семидесяти двух, из них успешно правил страной больше тридцати пяти лет. Обе императрицы пережили императора и оставались очень близкими подругами всю жизнь, а на старости лет вдвоем написали три книги мемуаров, которые назвали «Переспать за деньги», «По доброй воле женщины» и «Большая семья».

Они также участвовали в написании еще несколько книг, но это уже отдельная история.