Элении было крайне любопытно, чего это Владыка заперся в спальне, и главное, чего туда лазили эти две старухи. Некоторая душевная черствость все-таки не мешала ей испытывать сочувствие к несчастному отцу, она даже собиралась предложить ему утешение. Но ее в покои царя не пустили. Возмутительно! Каких-то наложниц пустили, а ее, будущую любимую жену — нет! Она помаялась, но все же нашла себе применение. Надо опять навестить Янсиль!

* * *

Михель на время забыл и о своей подопечной, и о ее коварных планах, его куда больше интересовали крохотные огоньки жизни, что он укоренил в утробах всех этих женщин. Он их чувствовал, и они отвечали ему. Прекрасно, еще немного, и он сможет пользоваться их силой! Он уже эту силу ощущал, это делало его почти счастливым. Почти, потому он не мог быть счастливым по определению.

Зло несчастно. И от этого оно стремится сделать несчастными других. А еще ему постоянно скучно, потому оно ищет себе новые и новые занятия.

Теперь Михель примеривался к новой роли, к роли Владыки. Он собирался побыстрее расправиться с Зимрудом и жениться на его дочери. Она наследная принцесса, трон останется за ней. Надо будет немного поводить темного за нос, подержать его на грани, а когда тот дойдет до точки, терзаясь чувством вины, разрешить спасти его драгоценного Лея. Но, разумеется, не даром! За это оба навсегда откажутся от своих притязаний на дочку Зимруда.

Вообще-то, злой все-все предусмотрел. Не будет никаких сыновей, гаремные дамочки беременны девчонками, родятся женщины, носительницы зла, И будут плодить зло дальше. А папочка, в смысле он, будет становиться все сильнее.

Ну, а Эления ему неплохо служит, он оставит для разных поручений.

* * *

Эления только собралась наведаться к принцессе, как ее остановили у дверей гарема:

— Приказ Владыки! Покидать гарем запрещено! Вернитесь, госпожа.

— Но эти две старые наложницы, эти, Захария и как ее, Гуль… Гуль…

— Гульшари.

— Да, эта. Они ходили на кухню! На них что, приказ не распространяется?

— Как раз таки на них и распространяется. Им выходить на кухню разрешено.

Госпожа пожала плечами и возмущенно фыркнула, но вернулась.

— Очнулся! Самое время запирать гарем! Когда его девчонка уже успела наблудить, мелкая потаскушка! Ну и черт с ним! — бушевала Эления.

На самом деле, госпоже шестой жене было ужасно скучно сидеть взаперти, словно в клетке. Ее душила вся ленивая атмосфера и растительное существование гаремного мирка. Душила! Какой же гад был покойный дядюшка Баллерд, когда придумал продать ее шестой женой этому придурку Зимруду, чтоб на него понос напал! Чтоб он икал не переставая… Эления даже всплакнула, запершись в своих покоях. Но потом подумала и решила навестить госпожу Джанмил, послушать сплетни, а заодно и сладкого поесть. Хоть какое-то развлечение.

* * *

На дворец опустилась ночь. Все или почти все, кто не нес службу, спали в своих постелях. В царских покоях, на широкой постели Владыки, свернувшись калачиком, спали две женщины, прикрывавшие его отсутствие. А сам он в это время, счастливый как мальчика, укрывшись от всего мира на узкой кровати в маленькой каморке на задворках своего дворца, держал в объятиях юную женщину, принесшую в его жизнь радость и новую судьбу.

Янсиль снились кошмары, снилось ужасное землетрясение, разрушенный дворец и летящие с высоты искореженные стволы деревьев. Невидимые Стор и Фицко клевали носом, дежуря у ее постели. Эления все не могла уснуть, строя планы один коварнее другого. Знать бы ей еще, что планы которые мы так любовно строим, имеют свойство сбываться совсем наоборот…

Под неусыпным вниманием злого быстро росли маленькие частички зла в утробах спящих царских жен и наложниц, постепенно оформляясь в крошечных человеческих зародышей.

Да еще Лей, сидя в камере, в который раз мысленно проигрывал все детали завтрашнего дня. Выспаться светлый успел за вечер, а сейчас одолевали мысли, он прекрасно осознавал, что его сил не хватит справиться со злым в одиночку. Но у него был план. И большие надежды.

Никто не знал, что им сулит завтрашний день.

* * *

Гульшари растолкала Захарию затемно.

— Иди, надо успеть, пока дворец еще спит.

Та согласно кивнула и, прихватив собой все заранее припасенное, выскользнула из спальни Владыки. Страже оставалось только гадать и удивляться, чего это они курсируют в кухню и обратно, и что же такое умеют в постели эти две, скажем так, немолодые и не блещущие стройностью и красотой наложницы, раз Владыка приглашает их на целую ночь?

Захария предупредила Зимруда о своем появлении громким стуком в дверь, но входить не стала.

— Владыка, пора.

Зимруд понял, что краткий миг беззаботного счастья, отведенный ему, закончился. Придется вновь окунуться в отвратительную реальность. Но за свое счастье он теперь будет зубами и когтями драться!

— Надин, ты останешься здесь. Не выходи никуда, умоляю. Я вернусь ближе к ночи. Снаружи опасно.

— Зачем тогда ты привел меня сюда? — спросила пораженная Надин.

— Ты помнишь, что обещала мне не задавать вопросов два дня? Я прошу у тебя два дня? — Зимруд жадно вглядывался в ее лицо, умоляя верить.

— Хорошо, — она снова согласилась.

— Спасибо тебе, что веришь. Верь мне, все будет хорошо.

И он ушел. Быстро переоделся в укромном месте, снова завернувшись в женский плащ. Обувь, конечно, доставляла ужасные мучения, но Зимруд сейчас не обращал на это внимания. Ему надо было еще придумать, как поскорее распустить свой гарем. Развестись с женами будет не таким простым и быстрым делом, как хотелось бы. Они же запросят с него такую неустойку, что мама не горюй… И вообще, какой ор поднимется! И как преподнести Надин новость, что у него кроме нее имеется еще шесть жен и 296 наложниц…

Зимруд невольно сгорбился, вздохнул и поежился — как любой мужчина, он терпеть не мог объясняться с женщинами.

Но это все меркло перед тем, что таило в себе присутствие во дворце зла. Вот где опасность так опасность! План Лейона вчера показался ему идеальным, но сейчас Владыка снова сомневался, ведь всегда выплывает столько непредвиденных обстоятельств, все может сорваться из-за какой-нибудь глупой крохотной накладки.

К покоям царским они подошли на рассвете, Захария велела их впустить, и стража, помня приказ Владыки, пропустила.

— Боже мой… успели, успели, — плакала от волнения Гульшари, вглядываясь в сияющее лицо счастливого мужчины.

— Еще не все успели. Быстро, одеваемся и идем в свои комнаты. Никто не должен ничего заподозрить.

— Верно, надо спешить.

— Я прошу вас провести сегодняшний день с Надин, — царь смущался, прося женщин выполнить еще одно деликатное дело, — Только ничего ей говорите…

— Конечно, Государь, тебе не о чем волноваться. Мы рады будем позаботиться о твоей жене. Помнишь, Захария… Все почти как в старые времена! — подмигнула подруге Гульшари.

— Да… Только мы были гораздо моложе, — рассмеялась Захария.

— Не знаю, как буду благодарить вас…

— Постарайся быть счастливым царь, и сделай счастливыми всех нас.

Зимруд, услышав эти слова, растрогался от благодарности за доверие. Но женщины не упускали контроля над ситуацией.

— Так, так, что мы расслабились! Время!

Через пять минут Владыка, одетый в расшитый ночной халат открывал дверь, а женщины, закутанные в плащи, выходили из его покоев.

— Пока девочки, все было замечательно, когда еще понадобитесь, я за вами пошлю.

— Мы рады угодить, Владыка, — раскланялись наложницы.

Стража только глаза таращила, но удивление и предположения свои держала при себе, никто и не пикнул. Проводив женщин, Зимруд наконец-то забрался в свою постель, вздремнуть немного перед трудным днем.

Однако долго спать ему не дали. Часа через полтора его посетила Эления со своим утренним кофе. Ненавистным кофе! Она сладко улыбалась, вкрадчиво шептала, намекала на то, что скучает, надувала губки… Но Владыка холодно встретил и шестую жену, и ее кофе.

— Поставь на столик и можешь уходить.

— Что? — поразилась Эления.

— Можешь уходить. Я занят.

Та склонилась перед Владыкой и ушла, гордо задрав нос, мысленно вопя при этом:

— Да чтоб ты сдох! Занят он! Нахал! Выставить меня из спальни! Да нужен ты мне сто лет! Идиот!

Самое смешное, что сегодня утром Элении почему-то хотелось нежности Зимруда. Может же иногда даже самой бессердечной женщине хотеться нежности, видимо внезапная беременность так подействовала. А вместо нежности ее выставили вон. Знала бы Эления, что скоро весь гарем вообще попросят из дворца! Впрочем, развод бы ее только обрадовал, она готова была даже такой ценой выбраться на свободу.

А Владыка снова убедился в том, что его ждет крайне неприятное дело — объявить своим женщинам, что в их обществе более не нуждаются. Он с ужасом предвидел возмущение оскорбленных внезапной отставкой дам и грандиозные скандалы, которые разразятся незамедлительно.

Кто бы дал ему возможность исчезнуть на это время, чтобы все проблемы разрешились сами собой, без его участия?! Он даже малодушно и наивно возмечтал, что гарем соберется полным составом и произнесет прочувствованную речь:

— Вдадыка, — скажут его жены и наложницы, — Дорогой Зимруд! Ты служил нам верой и правдой. Честно и старательно исполнял супружеский долг и никогда не отлынивал. Ты дарил нам дорогие подарки и платил огромное жалование, ты был щедр, этого нельзя не отметить. Ты закрывал глаза на наши отвратительные привычки и сварливый характер, ты даже пытался полюбить нас, но не смог. Это, пожалуй, твой единственный недостаток. Да… Но! Мы в честь твоей последней женитьбы и снятия с твоего дома проклятия, совершенно добровольно отпускаем тебя на свободу. Да. И мы желаем тебе счастья с твоей новой любимой женой, долголетия и много детишек.

На лице Владыки расцвела глупейшая улыбка, он уже практически слышал эти слова, как его взгляд упал на чашечку ненавистного кофе, принесенного Эленией, и вернул из мечтаний в действительность. Зимруд чертыхнулся, убрал улыбку с лица и пошел в ванную выплеснуть мерзкий кофе прочь. Заляпал все коричневой жижей, вздохнул с досады.

А вообще-то, все происходящее к лучшему!

Но…

Но сделает он это завтра с утра. В смысле, завтра с утра объявит, что… Черт… Это будет непросто… Завтра! Да, завтра! Сегодня и так слишком много важных дел! Он аккуратно поставил фарфоровую чашечку на край ванны и вышел.

* * *

Мрачный и издерганный Дагон как тень бродил по дворцу с раннего утра. Он старался никому особо не попадаться на глаза, и жадно прислушивался к разговорам. Именно за этим занятием его и застал Михель.

— Привет тебе, принц Дагон, — церемонный поклон.

— Издевается, гад ползучий, — подумал Дагон, и ответил таким же церемонным поклоном, — Приветствую, мастер Михель.

— Готовы к вечернему развлечению?

Дагон промолчал, только глаза вспыхнули, да дыхание стало тяжелым. Михель наблюдал за ним и упивался его страданием, но можно дожать темного еще:

— Вчера я видел Янсиль, — зашептал он.

— Что? Как…? — вскинулся темный.

— Оооо, не надо шуметь. Эления видела ее.

— Угу, — промычал Дагон, понимая что имел в виду злой и холодея при мысли о том, насколько девочка уязвима и беспомощна перед кознями злого.

— Знаешь, она сказала, что умрет, но не выйдет за тебя замуж.

Дагон, конечно, почувствовал болезненный укол в сердце, но все равно, в этот момент его гораздо больше занимал Лей. А потому он снова начал разговор о том, чтобы спасти светлого. Михель притворился разозленным, пусть темный мальчишка помучается:

— Я сказал нет! Я хочу увидеть, как покатится его голова.

Темный закрыл глаза, Боже, это видение и так преследовало его полночи.

Рассчитывать было не на кого, только на свои силы, да еще злой будет всячески препятствовать… Вот когда темный выучился скрывать свои мысли и лицемерить. Он принял равнодушный вид и проговорил:

— Что ж, посмотрим.

Злой пристально взглянул на него, однако тот был непроницаем.

— А ты растешь, мальчик. Мы с тобой будем творить великие дела, — и похлопал его по плечу.

Дагон чуть не сорвался, но все же смог взять себя в руки и криво улыбнуться в ответ. А сам твердил про себя:

— Никогда больше! Никогда! Никогда!

Михель счел, что достаточно подпитался чувствами темного и пошел слоняться по дворцу дальше, а Дагон метнулся на воздух. Ему надо было отдышаться. Но вид строящегося в центре дворцового двора эшафота чуть не добил его окончательно.

* * *

Янсиль с утра упросила Фицко пойти послушать, что говорят во дворце. Когда тот на ее глазах превратился в тощего пестрого кота, принцесса присела на диванчик и задохнулась от хохота.

— И что смешного? — спросил кот человеческим голосом.

— Уффф! Ничего, — проговорила сквозь смех девушка, — Просто не представляла себе, что можно, будучи котом, так походить на человека!

— Вот еще, Когда я жил на кухне в царском дворце Фивера, никто меня с человеком не путал!

— Они просто не замечали, какой у тебя умный вид!

— Да… Что ты говоришь… — кот расцвел несмелой улыбкой.

Но тут Стор почувствовал себя незаслуженно обойденным любовью и лаской, и тоже решил порадовать принцессу превращением. На диване вместо него вдруг возникла огромная серо-бурая бородавчатая жаба. Жаба проквакала:

— А я обычно принимал этот образ, когда жил под дворцовой башней. Правда же, я красивый?

Не то, чтобы принцесса Янсиль совсем уж не любила земноводных, или не считала их красивыми. Просто сработал эффект неожиданности. Она истошно завизжала и в секунду забралась на кровать. Кот ржал, катаясь по полу, а жаба Стор, задетый до глубины души, обиженно отвернулся. Янсиль стало стыдно.

— Ээээ… Стор, послушай, не обижайся. Ты очень симпатичный. Даже красивый, я еще никогда не видела таких красивых жаб!

— Что, правда? — Стору очень хотелось верить.

— Правда, — сказала Янсиль, беря жабу на руки, — Я даже тебя поцелую, чтобы ты поверил.

Все. Отныне сердце Стора принадлежало принцессе навеки.

— Спасибо… — благоговейно прошептал он, когда девушка прикоснулась губами к его бородавчатой голове, — Я твой слуга на всю жизнь.

Настала очередь кота страдать. Но, видя его унылую, опущенную долу несчастную физиономию, эти поникшие усы и ушки, принцесса не выдержала:

— Фицко, котик мой, иди, я и тебя поцелую!

Кот примчался тут же, громко мурча и выпрашивая ласку:

— Девочка, ты так добра, мы твои оба. На веки вечные.

— Ах, — засмеялась Янсиль, — Кто будет жить веки вечные?! Это же так скучно!

Наконец, веселая возня закончилась, и кот Фицко выбрался через вентиляционный канал, чтобы сделать вылазку на кухню. Вернулся он взволнованный, кот исчез, как не бывало, присел на диван, ероша волосы на макушке. Принцесса долго допытывалась, что случилось, в конце концов, тот выдавил:

— Во дворе эшафот ставят.

Девушка сползла на пол.

— Эшафот… Для кого? Впрочем, молчи. Я знаю для кого…

Она смертельно побледнела и стала оглядываться по сторонам, словно ища что-то. Игры закончились. Стор, снова превратившийся в человека, готов был удавить болтливого Фицко.

— Успокойся, принцесса! Успокойся! Мало ли для чего ставят эшафот. Ставят, значит так надо! Отец же сказал тебе никому и ничему не верить, и ждать ночи, что бы ты ни услышала или увидела! Вот и жди! И нечего здесь панику разводить. Не казнят твоего Лея. Не казнят! Я знаю…

Но слезы текли из глаз девушки не переставая, старые духи присели рядом с ней на пол, стараясь успокоить ее, рассказывая разные невинные глупости и бородатые анекдоты тех времен, когда дедушка Зимруда был еще молоденьким духом. Постепенно она перестала плакать и даже стала улыбаться. Но та нехорошая решимость, что была написана на лице девушки, ужасно Стору не понравилась, а потому он предусмотрительно и незаметно спрятал все колющие и режущие предметы. На всякий случай.