Все случилось внезапно.

* * *

Она предложила сходить вечером в ресторан. Он согласился, среди людей будет легче вытерпеть эту пытку, страшно тяжело все время отказывать себе в том, чего хочется больше всего на свете.

Модный светский ресторан прямо рядом с домом, даже машину не стали брать. В зале было порядочно народа, какая-то компания гуляла. Молодые, много симпатичных мужчин и женщин. Миша с Аней сели за столик, недалеко от той веселой компании, заказали шампанского, закуски, и, в общем-то, хорошо проводили время.

До тех пор, пока Аню не пригласил танцевать парень из этих веселых соседей. Михаил хотел было отказать, но мужик улыбался так обезоруживающе безобидно, что он, стиснув зубы, с улыбкой разрешил. А теперь смотрел со стороны, как этот тип прижимает к себе ЕГО женщину, как наклоняется и шепчет что-то ей на ушко, а она смеется. Смеется она. Убить ее мало! Но когда этот… тип коснулся ее щеки и убрал ей за ушко выбившийся локон, вот тогда крышу у Кольцова и сорвало.

Припадок берсерка, совсем как тогда. Картинки замелькали перед глазами, битые в кровь морды… Михаил встряхнулся, приходя в себя, он понял, что все, что дальше он себя контролировать не сможет, надо забирать ее отсюда. Поднялся и подошел за своей женой, разбить эту танцующую парочку. Мужик пытался было в шутку воспротивиться, а Аня, увидев эту страшную ледяную мглу, клубящуюся в глазах мужа, вцепилась в его плечо.

И запустила в него ногти. В этот миг Михаил почувствовал себя как многовековой дуб, который, наконец, свалили последним ударом топора, он даже слышал тот скрип и скрежет с которым рухнуло его самообладание. Ее ногти, впивающиеся в его плечо…

Словно пошла неуправляемая цепная реакция. Как они добрались до дома, яростно целуясь и цепляясь за какие-то углы, оба не помнили. Каким-то чудом оказались в постели, а дальше была борьба за жизнь, и каждый был жизнью для другого. Была ночь непрерывного безумия, болезненно-нежно-страстно-мучительно-сладкого бесконечного наслаждения. И все-таки эта ночь прошла.

А потом настало утро. Утро, которого боялись и ждали оба.

Поцеловав его в последний раз, Аня встала, вытащила свои экземпляры разводных документов, подписала их и протянула ему.

Он видел, что она делает, и не верил своим глазам. Когда Аня подошла к нему, протягивая ручку и бумаги, он смотрел на нее так, словно она ударила его ножом в спину, а теперь вырезает его еще живое сердце. В ее глазах тоже плескалась боль и стояли слезы.

— Зачем? — только и смог сказать он.

— Я должна, — голос дрожал от сдерживаемых слез.

Он оттолкнул те документы, что она ему протягивала, вынул свой вариант, подписал его без слов, протянул ей и отвернулся, сел на кровати, опершись локтями в колени и обхватив голову руками. Мужчина был раздавлен. Оба не сказали ни слова больше друг другу. Она быстро оделась, взяла бумаги и ушла.

* * *

Он был раздавлен.

* * *

Щелкнул замок входной двери. Ушла.

Мир сузился в крохотную точку, и эта точка наливалась болью. Значит, вот как бывает, когда случается самое страшное…

Мужчина сжал голову руками. Ушла. Вырвала его сердце и ушла. Сделала его.

Нет.

— И как же ты после этого будешь жить? — спрашивать у самого себя было куда легче, чем придумывать ответы на собственные вопросы, — А? Скажи мне, как ты будешь жить? Мужик?

Нет. Это было совершенно неправильно.

А внутри все никак не унимался тот Михаил Кольцов, кем он и был на самом деле, все терзал своими вопросами, от которых хотелось на стенку лезть и огрызаться:

— Ты вообще мужик? Ты что, вот так ее отпустишь? Ты что, позволишь ей вот так уйти из твоей жизни? Ты же видел ее глаза… Она же чертова царевна-лягушка безмозглая, все думает, что в игрушки играет… не соображает, что делает… Ты же знаешь, что она тебя любит!

Нет. Нет. Нет! Неправильно!

— Что, так и будешь сидеть здесь, сопли жевать и подыхать от тоски?! Беги!!! Идиот несчастный! — внезапно открывшееся решение было таким простым, а главное правильным.

Он сорвался мгновенно.

Не могла она далеко уйти, он ее вернет.

Потому что она — его! Потому что иначе…

Иначе все.

* * *

Аня только-только отъехала на своей хонде, рядом на переднем сидении лежали разводные бумаги. Каким чудом еще держались на грани истерики ее нервы, кто знает? Слезы все-таки потекли и теперь текли водопадом, а дыхание срывалось. У нее же сейчас просто сердце разорвется… Как больно… Больно-то как…

Вдруг какой-то, она уже плохо видела из-за слез, застилающих глаза, огромный наглый джип подрезал ее и притер к обочине. Она только собиралась выйти из машины и начать ругаться, как дверь открылась, и знакомые руки яростно выдернули ее с сидения и вжали в свою грудь. Миша.

Она приникла к нему, колотя кулачками, куда придется:

— Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу!

А он прижимал ее к себе и все повторял, как в бреду:

— Моя. Мояяяяя…..

— Ненавижу тебя… — ее колени подогнулись, и они вдвоем сползли прямо на проезжую часть, — Ненавижу…

— Я тоже… Безумно тебя люблю… Люблю…

Им сигналили, их объезжали другие машины, они создавали пробку. Но в тот момент весь мир перестал существовать, остались только эти двое.

Сумасшедшие влюбленные.

Миша опомнился первым, подхватил Аню на руки и вынес на тротуар. Там он присел прямо на парапет, держа ее на руках. С утра было пасмурно, наконец, закапал теплый августовский дождик. Они так и сидели, обнявшись, потому что так надо было, им так было надо. Дождик побрызгал и перестал, проезжавший мимо эвакуатор с радостью забрал их тачки, и пусть! Было весело на это смотреть.

Смотреть новыми глазами на новую жизнь.

* * *

Анязавозилась у него на руках, прижалась головой к теплому плечу и, глядя в глаза, протянула ему маленький скрюченный мизинчик:

— Мир? — шепотом.

— Мир, — прошептал он и зацепил ее мизинчик своим.

Поцеловал свою маленькую жену в макушку, как ребенка, а она стала пальчиком вырисовывать на его груди дразнящие узоры. Миша блаженно прикрыл глаза.

— Ты продал мою машину?

— Что? Аааа… Нет, конечно. Это же твоя машина. Ее на дачу перегнали.

Тут ясность мысли вернулась к Кольцову.

— Ах ты, маленькая, жадная сучка, ты все-таки осталась со мной из-за денег?

— Молчи, жмот.

— Я — жмот? — изумлению не было предела.

— Ты, ты!

— Что?! Что я от тебя зажал! Мелкая…

— Молчи, Миша, не отвлекайся.

— !?… — мужчина тихо млел от восторга, видя, что его царевна-лягушка выпускает драконьи коготки, но она, конечно же, не должна об этом знать.

— Слушай, — она устроилась поудобнее в его объятиях, — Яв инете на нее такие шикарные штучки видела…

* * *

Тем же вечером они, торжественно уничтожив свои экземпляры разводных бумаг, сидели на кухне, доедая наспех приготовленный праздничный ужин. Аня поднялась из-за стола и лукаво сказала:

— Миша, я доверяю тебе… помыть посуду.

— Кхммм… Благодарю за оказанное доверие, но ты мне за это… — и Миша что-то горячо зашептал ей на ушко, от чего она залилась краской и стукнула его, а он радостно захохотал.

— Хорош-ш-ш-о-о… А ты потом… — и уже она ему что-то шептала, от чего он почему-то вздрогнул, взвалил ее на плечо и поволок в спальню, как древний варвар свою добычу.

Посуда так и осталась стоять на столе до завтра.

Великая вещь, доверие.