Онхельма проспала эту ночь тяжелым, черным сном без сновидений. Проснулась поздно, солнце было уже высоко. Приподнявшись на локтях, огляделась, темнота в спальне удивила ее. Не сразу, но заметила Вильмора в кресле у стены, тот смотрел на нее внимательно, и по всему видно, что сегодня он спать не ложился. Царица немного смутилась, а потом заметила на столике розовый бокал.
Черт! Черт! Черт!
Догадался?! Или этот щенок разболтал?! Надо было пришибить его!
Но вслух она слабым голоском произнесла:
- Вильмор, ты не спал?
- Нет, милая. Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, мне лучше.
- Ничего не болит?
- Почти.
- Лекарь смотрел тебя, сказал, что опасности для здоровья нет.
- Да... Я знаю.
Вильмор встал, прошелся по комнате, она следила за ним взглядом, надеясь, что тот не станет задавать неприятных вопросов. Вроде, молчит. Тем лучше.
Только хотела улыбнуться и попросить помочь ей встать, как царь повернулся к ней лицом и спросил:
- Ну, если ты себя достаточно хорошо чувствуешь, жена моя, ответь, что это в твоем бокале?
По его виду Онхельма поняла, что царю прекрасно известно, что в бокале. Как узнать, говорил ли он с мальчишкой... Скорее всего, говорил, иначе, почему спрашивает...
Мысль у нее родилась мгновенно, как будто кто-то внутри нее подсказал:
- Вино.
- Вино?
- Да, - она вскинула голову, - А в нем сыворотка страсти.
Говорить правду и только правду! Но не всю!
А теперь удар.
- Я пью ее каждый вечер, перед тем как лечь с тобой, муж мой.
Он обомлел.
- Зачем?
Прекрасная молодая женщина усмехнулась и ответила:
- Ты стар, муж мой... - она пожала плечами, словно это было само собой разумеющимся.
Вильмору стало очень больно.
- Но зачем? Я же не импотент... Мне казалось...
- О, ты тут не причем, просто... Чтобы пробудить в себе страсть...
- К старику, - закончил за нее царь.
Она ничего не ответила, но смотрела так, что ответ напрашивался сам собой.
Вильмору было так больно, что он задохнулся.
- Значит... Чтобы лечь со мной... Тебе приходится... - он не смог договорить.
Ему больно? Что ж поделаешь. Зато не будет задавать глупых вопросов о вчерашней ночи.
- Прости, - проговорила Онхельма, глядя в окно.
- Зачем... Зачем ты вышла за меня, если я так тебе противен... Зачем?
Он не стал слушать, что эта женщина станет говорить, он не мог слушать. Ему было очень больно в груди. Так, словно сердце сейчас разорвется. Вильмор тихо встал и вышел из спальни. А потом ушел к себе и заперся в кабинете.
Через два часа его нашли без сознания.
Царь был жив, но очень плох. Сердце не выдержало.
***
Лучшего развития событий для Онхельмы невозможно было представить. Она забрала больного мужа к себе в покои, окружила заботой. Пичкала его всевозможными лекарствами собственного изготовления (в основном позволявшими и дальше держать его в беспамятстве), причитала. При этом вид у нее был такой трагический, что вина гнусного насильника-царевича Алексиора теперь уже ни у кого не вызывала сомнений. А если и вызывала, то никто не решался эти сомнения озвучить.
Напрасно к ней приходили молить за друга Семнорф, Маврил, Эфрот и Голен. Напрасно в ногах у царицы валялась Ириада. Государыня Онхельма была непреклонна.
Наследник Алексиор, насильник и убийца, повинен в том, что нанес смертельное оскорбление царю и царице, в том, что погиб их будущий ребенок, и, наконец, в том, что государь Вильмор, любивший его как отец, сейчас тяжело болен и находится без сознания.
Царица Онхельма велела созвать Совет и обратилась к мудрейшим с обвинительной речью. В завершение она сказала:
- Я не прошу о наказании недостойного. Я могу быть несправедливой и пристрастной. Пусть это будет вашим и только вашим решением.
***
Просто удивительно, как быстро всеобщая народная любовь может смениться столь же всеобъемлющей ненавистью и презрением.
Совет вынес вердикт. 'Повинен смерти'.
Он будет повешен через три дня на дворцовой площади.
Даже не обезглавлен, нет, повешен, как собака.
Так и сообщили заключенному.
***
Вечером четверо его друзей подкупили стражу и проникли к Алексиору в застенок. Стражник согласился впустить их на полчаса, но не дольше. Все пятеро были молчаливы и мрачны. Наконец Алексиор спросил:
- Вы тоже думаете, что я это сделал.
- Никто из нас так не думает, - ответил Эфрот, - Не будь дураком.
- А что же вы тогда думаете?
- Что случилась какая-то чертовщина! - рявкнул Семнорф.
- А прекрасная царица лжет... - отрешенно прошептал Эфрот.
Когда до ребят дошла эта ужасная новость, никто из них в его виновность не поверил. Однако мнение каких-то мальчишек ничего не значило.
Алексиор обхватил ладонями прутья решетки, отделявшей его камеру от общего коридора, и спросил:
- Евтихия, как она... Что думает обо мне...
Маврил не выдержал, большой, сильный воин, непробиваемый Маврил заплакал:
- Нету Евтихии...
- Что? - вскрикнул царевич, - Как?
- Мы перерыли весь город, она как в воду канула. Потом в саду... - ответил Голен, сделав паузу и успокаивая дыхание, - Там... Кусок скалы откололся и ушел в море, как раз в том месте, где была ее любимая беседка.
Он не стал продолжать. Маврил договорил вместо него:
- Наверное, Евтихия была в той беседке, когда... когда она... - голос сорвался, слезы стали душить его, - Сестричка... Маленькая моя...
- Замолчи! - взорвался Алексиор, - Прекрати хоронить ее! Я ни за что не поверю, что она мертва, пока не увижу ее тела! Ни за что! Ни за что!
Он умолк на минуту, ушел в себя, никто не стал говорить ничего, понимая, парень переживает, однако, все понимали и то, что девушка, скорее всего, мертва. Но царевич вдруг выкрикнул, потрясая кулаком:
- Она обещала, что выйдет за меня! Через год, сказала... - потом задрал голову к потолку и снова с жаром заговорил, - Ты! Ты слышишь меня! Ты мне обещала, слышишь? Ты должна исполнить свое обещание!
- Хорошо, парень, хорошо, успокойся, - Голен постарался его утихомирить, - Завтра мы снова будем искать и найдем ее. Может, она куда-то забрела и заблудилась, может, не нашла дорогу домой.
- Да, - взгляд Алексиора был устремлен в никуда, он повторил, - Да. Пока я не увижу ее тела, не поверю...
- Ты и не увидишь, друг, - глухо произнес Семнорф, - Тебя послезавтра повесят.
Эфрот отвернулся, чтобы Алексиору не было видно, что он плачет.
- Да... Я все забываю об этом...
Голен прошептал, оглядываясь:
- Нам надо устроить тебе побег. Времени мало, но если контрабандисты помогут...
В это время послышались шаги стражника и Голен умолк.
- До встречи, - сказал за всех Семнорф.
Они ушли, оставив Алексиора одного.
Бежать...
Бежать - это выход. Для всех он и так уже хуже, чем мертв. Никогда его жизнь не будет прежней. Но это ничего, это не страшно...
Евтихия... Непонятная, иррациональная надежда поселилась в его сердце. Раз тела не нашли, значит, Евтихия жива.
Пусть будет жива! Господи, пусть!
Всякие мысли полезли в голову, может, потерялась, угодила к нехорошим людям, может, ее украли и продали в рабство? Или еще что-то подобное... Все может быть.
Ему надо выйти отсюда.
Алексиор знал, что найдет любимую, непременно, где бы она ни была, сколько бы времени для этого не потребовалось. Только пусть она будет жива.