На самом деле, решение не идти на 'Изамбире' прямым ходом в порт Версантиума, было самым верным. Это стало ясно с наступлением темноты.

Ширас, который уже давно изводился от нетерпения, вместе с Джулиусом и еще несколькими парнями отправился тайной тропой вдоль берега в город. Оборону фиордов оставили на юного колдуна, который уже вполне уверенно 'держался в седле', как он выразился сам. Голен за время, прошедшее с последней атаки, полностью восстановился, к тому же он теперь много экспериментировал с водой, пока она не стала ему полностью послушна, так что теперь он при случае мог бы сдержать удар колдуньи, не растрачивая своего резерва.

Они были уже где-то на полпути к городу, когда началось ЭТО.

С берега поднялась волна пламени и, стелясь над водой, направилась в сторону стоявших на рейде пиратских кораблей. Первыми запылали мелкие суденышки, стоявшие ближе всего к берегу. Их было множество, и как ни странно, они, приняв на себя огненный вал, задержали пламя на какое-то время, дав остальным возможность уйти в море, за пределы досягаемости.

- Колдунья, - сплюнул сквозь зубы Джулиус, однако он не мог не признать, что пиратов, как реальную угрозу с моря, надо было разогнать.

Получалось, что сейчас они некоторым образом сражались на одной стороне. Однако, по непонятной причине, ему было безумно жаль людей, горевших заживо на этих суденышках, потому что колдовской огонь нельзя потушить обычной водой. И они, прыгая в воду в поисках спасения, продолжали гореть и там. Они же не успели принести никакого вреда. Да, возможно, у них были планы напасть на город. Но за те преступления, что еще не совершены, а может, и не будут совершены, обречь их всех на ужасную смерть...

- Наверное, все дело в жестокости, - подумал старый контрабандист, а потом прикрикнул на остальных, что застыв, вглядывались в картину пожара, - Чего встали, вперед!

И они двинулись дальше в полном молчании, еще быстрее, чем раньше. А Джулиус по дороге не мог отделаться от мыслей про того мужчину, что явился среди бела дня к нему в фиорды с просьбой отвести его к шаману морского народа. Среди бела обычно просители не приходят. Ночью. Они приходят ночью, прячась в темноте.

Но, раз уж фиорды пропустили его, Джулиус не мог отказать. Он отвез его к скале, и да, шаман ждал его. Значит...

А черт его знает, что это значит...

***

Несколько переходов порталом - и от вражеских отрядов, вторгшихся на территорию Страны морского берега, остались лишь паленые кости. Разумеется, вместе с этими людьми сгорели и лошади, и окрестные поля, и сады, и вся живность. А кое-где и местные жители. Потому что Онхельма не желала тратить время на то, чтобы отделять 'зерно от плевел'. И отряды, вставшие на постой в приграничных деревнях, были уничтожены вместе с деревнями.

Мариэс был в ужасе. Когда он выразил свое возмущение, что они уничтожили своих же людей, Онхельма только фыркнула:

- Ерунда, народятся новые. Зато теперь эти орочьи отродья и прочая шушера к нам больше не посмеют соваться.

- Боже мой, - подумалось колдуну, - Мы уничтожили гораздо больше своих людей, чем могли бы эти захватчики! Такой ущерб...

К тому же он заметил, в одной из деревень играли свадьбу. Не важно, что это был орк! Захватчик он или нет, а местная девушка пожелала выйти за него замуж! А они сожгли и их, и всю деревню! А потом эта кошмарная сцена с горящими кораблями. Когда люди продолжали заживо гореть в воде. Их крики до сих пор стояли у него в ушах.

А ведь эта женщина, царица, явно испытывала наслаждение! Его уверенность в том, что он собирался сделать, только окрепла.

Когда все закончилось, царица Онхельма пожелала отправиться к себе, милостиво отпустив Мариэса спать. Спать! Да как можно спать после такого?! Он отправился прямо к одному из старейших советников, надо было созвать Совет прямо с утра. И пригласить на него государыню.

***

До старого причала в порту команда Джулиуса добралась без приключений, да и береговая стража в этот момент была занята, вылавливала тех, кому все-таки удалось спастись с тех пиратских суденышек, и прямым ходом отправляла в застенок.

Добравшись до старого причала, команда разделилась, чтобы не привлекать внимания. Дальше лучше по одному. Ширас, двигаясь быстро и незаметно, пробрался к таверне и вошел в нее со двора. Он запомнил этот второй выход еще с прошлого раза. Но входить в зал не стал. Притаился за дверью и заглянул через щелку внутрь. Народу было немного, среди тех, кто там сидел Ширас безошибочно смог определить двоих стражников, остальные казались просто посетителями.

Он узнал того, кто работал сегодня разносчиком, это был Тимотэ, сын кухарки. Подождав, пока тот подойдет близко к двери, Ширас его шепотом окликнул. Тот даже не дернулся, но через секунду взглянул в сторону двери. Потом незаметно огляделся и сделал знак, ждать его на улице. Ширас вышел.

Несколько минут спустя из двери, выходящей во двор появился Тимотэ. Вопросительно уставился на него:

- Чего тебе, чужестранец?

- Я хочу видеть твою сестру.

Тимотэ хмыкнул и присвистнул.

- Да что ты?

- Тимотэ... - видимо в голосе Шираса, а может, в его глазах появилось нечто такое...

Дюжий парень рассмеялся:

- Ладно, сейчас скажу матери. Жди здесь.

Ожидание далось мужчине нелегко, но кухарка Дениза появилась довольно быстро. Она взглянула на него подбоченившись:

- Чего приперся?

- Хочу жениться твоей дочери, на Фелиде, - выдал несколько угрожающе Ширас, уже понимая, что тетка будет всячески упираться, а потому отступать он был не намерен.

- Да? - она прищурила один глаз.

- Да. Я готов жениться даже в вашем храме, - тетка молчала, а он замер в ожидании ответа.

- А как же твой гарем?

- Нет у меня гарема! - в сердцах выкрикнул Ширас.

- Не ори, - выдала Дениза, - Не на базаре. Поклянись.

- Клянусь чем угодно! Нет у меня гарема, - ответил Ширас.

- Ладно, - она еще раз просканировала его подозрительным взглядом, потом позвала, - Фелида, выходи! Твой черномазый явился.

Из коридорчика появилась прекраснейшая в мире девушка, яркие волосы которой, казалось, светились в темноте. Так, во всяком случае, этот момент всегда потом вспоминался Ширасу. Шагнула ему навстречу и, глядя в его глаза, прошептала:

- Ты вернулся. Не солгал...

Он взял ее руки в свои и только собрался ответить, как во двор таверны стали вбегать стражники.

Ширас среагировал мгновенно. Толкнул девушку за спину, одновременно выхватывая саблю, и шепнул Денизе:

- У старого причала меня будут ждать, уходите с ними. Уходите быстро! Поняла!

Денизе не надо было повторять дважды, она схватила Фелиду, которая все порывалась метнуться к Ширасу, юркнула куда-то между мелких дворовых построек, крича во все горло:

- Тимоте, уходим!

А сам Ширас в это время ожесточенно рубился со стражниками, которых становилось все больше и больше. И, в конце концов, они его взяли, но, слава Богу, он дал время женщинам спастись. Узнав в нем того самого чужестранца, за которым велела следить государыня, стража тут же отправила его в одиночную камеру в застенке. Надо сказать, это была честь, потому что застенок был переполнен.

Ночью старая кухарка портовой таверны Дениза вместе с Фелидой и Тимотэ были уже в фиордах. Фелида крепилась, но слезы текли у нее из глаз от страха за судьбу чужестранца, который каким-то образом успел врасти в ее сердце. Дениза смотрела на это, смотрела, а потом со вздохом сказала:

- Не плачь, дочка. Мы его вытащим. Раз уж этот черномазый так тебе дорог. Ну, будут у меня черномазенькие внучатки... Э-хе-хе... Что ж поделаешь.

Фелида улыбнулась сквозь слезы, а у старухи созрел план. Она помяла пухлой рукой щеку, прикидывая, все ли верно придумала, а потом пошла к Джулиусу.

***

Когда проситель, тот колдун, ушел, Алексиор еще долго стоял в расселине, прижавшись спиной к скале. Не хотелось открывать глаза.

- Что мне теперь делать с тем, что я узнал?

Вопрос был к собственной совести, но ответил на него голос из глубины сознания. Голос Астериона.

- Это как тайна исповеди. Ты должен помолиться и забыть об этом. Потому что дальше воля Создателя.

- Но как?! Как?! Тебе хорошо говорить! Ты дракон! А я же человек, как я смогу все забыть и просто жить дальше?! Это ведь касается моей страны! Моей!

В ответ пришла грустная усмешка.

- В эту страну я вложил часть своей души. Думаешь, мне безразлично? И столько лет выслушивал просителей просто от нечего делать?

- Прости. Прости. Мне просто тяжело справиться...

- Это ничего, это пройдет. Ты сможешь принять верное решение.

- Ну хоть подскажи! Как мне его принять?

- Вспомни, что он отдал, чем готов пожертвовать?

- Да... Да... Хорошо. Я, кажется, понял.

Алексиор несколько раз глубоко вздохнул, потом открыл глаза и... Нет. Это даже не облеклось в слова, это было нечто неизреченное, но имевшее смысл. Такое, что может услышать только Создатель.

Из глубины души пришло одобрение и странная фраза:

- Никогда не думал, что это так закончится.

- Что закончится?

- Ничего, нам пора обратно на корабль.

В следующее мгновение они были уже на палубе 'Евтихии'. Будто ничего и не было. Однако же произошедшее изменило Алексиора навсегда. Вот так, решать чью-то судьбу, решать кто чего достоин...

Маятник его судьбы качнулся в очередной раз.

Он стал кем-то, кого не существовало раньше. Теперь уже не был ни царевичем Алексиорм, ни изгнанником Ароисом, он сам еще не знал, кто он и что он. Но у этого нового 'Я' были серьезные обязанности, а впереди лежал совсем непростой жизненный путь. И будущее, которое хоть и казалось столь же 'привлекательным', как морская бездна, но все же таило в себе надежду.

До берегов родного Версантиума оставалось плыть сутки с небольшим, если не изменится попутный ветер.

***

Эта мысль пришла Евтихии еще ночью, она еле дотерпела до утра, а рано-рано на рассвете отправилась на поиски.

- Нириель, - в этот раз она даже вылетела из того ущелья, в котором упорно сидела почти весь год, - Нириель!

- Чего, пернатая сестричка, - молодой водный дух вынырнул на зов голубки.

- Нириель, - она уселась на острую вершинку обломка скалы, вокруг которой пенились волны, и вид у нее был довольно загадочный, - Какой сегодня день?

- Евтихия, неужели голуби интересуются календарями? - водный изобразил лукавое удивление.

На самом деле он был рад, что она перестала тоскливо тялиться в одну точку на горизонте и решила как-то начать жить заново.

- Некоторые интересуются, - с нажимом проговорила девушка-птица, - Так ты мне скажешь? Или спросить у Фаэта?

- У этого воздушного? Пфффф!

- Я здесь, - раздался веселый голос воздушного.

Водный Нириель аж перевернулся в волнах:

- Тебя никто не звал! Проваливай, давай!

- Даааа, - протянул молодой дух воздуха, - А мне казалось, я слышал свое имя?

Дух воздуха Фаэт успел подружиться голубкой, с подопечной Морфоса. Вообще-то, сначала он просто выполнял распоряжение древнейшего из чистого уважения и субординации, но общаться с ней было так интересно, что он и не заметил, как втянулся. Птиц Фаэт знал очень хорошо, естественно, он ведь был ветром в их крыльях, а вот людей... А тем более, девушек... Можно даже сказать, что воздушный дух испытывал к девушке-птице легкую влюбленность, и не прочь был произвести на нее впечатление. Даже завязать отношения, если она захочет...

А Нириель, который ощущал себя ее старшим братом, не желал, чтобы этот 'ветреник' вертелся около его сестры. Нечего девочке мозги пудрить! Тем более, что у нее уже есть жених.

Это он и высказывал воздушному, а Евтихия, на глазах которой вся сцена и происходила, только головой покачала, потом выдала со смехом:

- Вы прямо как мальчишки. Кто дальше плюнет. Кто-нибудь мне скажет, какой сегодня день?

Оба духа насупились и ответили ей одновременно.

- И все-таки, зачем тебе? - спросил Фаэт.

- Хочу сделать своему жениху подарок, - мечтательно ответила девушка-птица.

- Какой еще подарок?

- На день рождения. Алексиору через неделю исполнится 19 лет.

- Ээээ... Ууу... эээ!... Да... - промямлил Нириель.

Он-то знал много чего про ее жениха, но клятву давал Морфосу, что ни словом не обмолвится, пока подходящий момент не настанет. А когда он настанет? Этого молодой водный не знал.

- Простите, у меня дела, - внезапно засуетился он и рванул к древнейшему духу земли посоветоваться.

- Чего это с ним? - удивилась голубка.

Воздушный посмотрел водному вслед, пожал плечами и предложил:

- Ну что? Полетаем?

- А давай! Полетаем!

Только страшен был вид, открывшийся взору Евтихии, когда увидела усеянное обгорелыми останками суденышек море перед лазурной бухтой. Когда-то лазурной, сейчас она была скорее грязно-серой.