Номер был стандартный метров примерно двенадцать площадью. Его почти весь занимали две кровати, у противоположной стены телевизор на тумбочке и стол, под столом минибар. Денис сразу же прошел вглубь и встал у окна, уставившись невидящим взглядом в темноту снаружи. Наташа постояла с полминуты, он так и не повернулся в ее сторону.
Тяжелое, густое, давящее молчание.
Она потупилась и тихо ушла в ванную. Смотреть на себя в зеркало не хотелось. Сняла черные линзы, выбросила в ведро. Все-таки они ей больше не понадобятся, ничего уже не будет в ее жизни прежним. А каким оно будет, думать не хотелось. Выходить из ванной не хотелось. Вот бы остаться там, закрыться от всего мира и подождать. И ждать долго-долго… Пока все не рассосется, а потом…
Потом она уедет домой. Одна. И доживет так до конца своих дней. Одна.
Горькие слезы скопились где-то на дне глаз, но так и не потекли.
Открылась входная дверь, принесли заказанную еду. Потом снова стало тихо.
Нельзя сидеть в ванной бесконечно. Наташа тихо вышла.
Он все также стоял у окна и вглядывался в снежную мглу. После его странной агрессии теперешняя холодность причиняла еще большую боль. Грудь сдавило от тоски.
— Денис… Не молчи. Поговори со мной.
Он обернулся, но не сразу. Мазнул по ней непонятным взглядом. Прошелся вдоль стены, глядя куда-то в угол.
— Хочешь поговорить? Хорошо.
Почему-то Наташе показалось, что разговор ей не понравится. Да что там, она была уверена. Но лучше так, чем это убийственное молчание.
— Хочешь знать, зачем я притащил тебя сюда? — что-то жестокое проскользнуло в его интонациях, во взгляде.
Боже… она знала, что Денис зол, но даже не представляла, чтобы настолько…
Наташа молча кивнула. Он мрачно хмыкнул, подходя ближе, потом сказал:
— Но для начала ответь мне на пару вопросов.
— Хорошо, — прошептала женщина.
— Ответь мне, как это называется, когда ты в слезах умоляешь меня не бросать тебя, — он сделал паузу, словно задохнулся. — А потом бросаешь сама. Без единого слова.
Голова женщины поникла.
— И делаешь это не раз, не два. Делаешь это…
Голос у него сорвался. А может быть, мужчина просто не мог говорить от злости. Она не знала. Денис вновь шагнул вдоль стены, зарываясь пальцами в волосы.
— Ответь мне, это что, такой изощренный садизм? Приманить, приблизить к себе, чтобы потом раз за разом отталкивать? Может быть, ты получаешь удовольствие, оттого что мучаешь мужчину? — он покачал головой. — Не думал, что я так скажу, но я хорошо понимаю твоего бывшего мужа. Его ты тоже держала так же? На привязи. То подтянешь на веревочке, то оттолкнешь подальше? Подумать только, морочила мужику голову тринадцать лет!
Денис в сердцах поднял кверху руки, а потом с силой хлопнул себя по бедрам. Она встрепенулась, чтобы вставить хоть слово, но тот распалился, не желая теперь слышать ее, ему надо было высказаться до конца.
— Скажи, тебе просто нравится власть над мужчиной? — смотрел пронзительно, потом зло выкрикнул. — Скажи мне наконец правду, черт бы тебя побрал! Довольно твоей лжи!
Окрик словно отбросил ее к стене и заставил выбросить руку в защитном жесте. Денис схватил за голову, отвернулся и застонал. Потом внезапно успокоился:
— А теперь шарахаешься от меня, словно я чудовище?! Да! Я. Чудовище. И лучше пусть я сдохну чудовищем, чем буду жить с такой лживой сукой. Которая плачет и умоляет остаться, а в следующий миг готова предать.
Наташа в ужасе застыла. Потому что после той тирады, полной гнева и боли, он опустился на кровать спиной к ней и застыл, обхватив голову руками.
Слезы текли из глаз женщины, но она их не чувствовала. Тихонько подошла, с опаской протянула руку, желая коснуться его, но так и не решилась. Прошептала:
— Денис…
— Что? — спокойно и отрешенно ответил мужчина. — Наверное, ты хочешь, чтобы я вернул тебя туда, откуда взял, или отвез домой? Выбирай. Отвезу, куда скажешь, как только снегопад закончится.
Потом снова отвернулся и отдернулся, когда она попыталась к нему притронуться. Замер без движения. Каменная статуя, холодная, безучастная.
Вот теперь оно на нее обрушилось по-настоящему. Горе и отчаяние. Он… от нее отказался… Отказался…!
Хотелось что-то сказать… Слезы душили, текли из глаз, текли. А слова никак не получались, не выходили слова… Она тихо встала, вздрагивая и задыхаясь от безысходности, и побрела.
Чтобы спрятаться и умереть от горя.
Чтобы мгновенно очутиться переброшенной на кровать и подмятой напряженным телом мужчины.
— Куда собралась? Я еще не услышал ни одного слова в ответ! И где спрашивается, твои извинения?! А?! Где??! — рычал он, заводя ей руки за голову и несильно, но убедительно придавливая своим весом.
Теперь она разрыдалась в голос, с визгом и соплями. С трудом пытаясь выдавить сквозь икоту:
— Я… думала… думала ты от… от… от меня отказаааалсяяяя…
— Молчи, дура! — он еще рычал, но в глазах уже проскальзывала знакомая теплота.
— Я… я… я… — тряслась она, икая пуще прежнего.
— Ты, — проговорил Денис и неожиданно нежно поцеловал ее в мокрый хлюпающий нос.
Чем вызвал новый взрыв рыданий, но теперь он уже не давил, обнимал ее. А в его руках было так тепло, хорошо и надежно. Единственное место в мире, где она может укрыться в безопасности.
— Все, все, — шептал он, бережно покачивая ее в объятия, давая успокоиться.
— Ты… заставил поверить, что хочешь бросить меня, — сказала Наташа, когда способность говорить вернулась.
— А ты разве не бросила меня? Три раза, — ответил мужчина, откатываясь на спину и закрывая глаза.
— Нет! Не уходи, не отдаляйся! Прошу! — неподдельный страх в глазах и дрожь в голосе.
Она потянулась за ним и счастливо вздохнула, оказавшись вновь в его объятиях.
— Ну, услышу я наконец, почему вдруг решила меня бросить?
Хорошо было бы больше никогда не вспоминать об этом. Денис понимал, но чтобы переступить через прошлое и забыть, надо сперва проговорить все обиды. Чтобы они потом не гноились занозами в душе. Похоже, и Наташа поняла это, опять вздохнула, только на этот раз тяжко, и все-таки стала говорить:
— Я не бросала тебя.
Он строго посмотрел ей в глаза и вытащил из кармана ту ее злосчастную записку.
— А это что?
— Это…
— Что означало: кольцо у Жоры? И это после того, как мы при всех объявили, что женимся?!
— Денис, ты не понимаешь…
— Так объясни, черт побери, чтобы я мог понять!
Произнесено это было резко. Мужчина присел, потянув ее за собой, похоже, он опять начал злиться. Наташа вскинула руки и быстро заговорила:
— Ты не понимаешь, я боялась за тебя! Я думала, нет, я знала, что Арсен так просто не отступится. Он будет тебе мстить. Он говорил! Потому я подумала… уйду, и он тебя не тронет, — голос ее понизился до шепота.
А потом она осмелилась взглянуть в его глаза. Денис смотрел строго:
— Ты считаешь, я не могу за себя постоять? Или не в состоянии защитить тебя? Так ты считаешь?
Обидно было это слышать, мужчина встал, отцепляя от себя ее руки.
— Нет…! — вскрикнула она, защищаясь.
Но по голосу, по тону, мужчина понял, что именно так она и считает. Он покачал головой, закатывая глаза. Потом повернулся к ней со словами:
— Посмотри на меня, Наташа. Считаешь меня слабаком?
Она отчаянно затрясла головой:
— Нет, не считаю!
— Тогда в чем же дело?
— Я боялась за тебя! Как же ты не понимаешь?!
Теперь уже она кричала, пытаясь заставить понять, что двигало ею, а потом вдруг сморщилась и сказала таки правду:
— Я думала, ты не любишь меня… что пожалел просто. Не хотела, чтобы ты пострадал из-за своего благородства.
После этого ей оставалось только спрятать голову в подушку. А он оторопело на нее уставился, пробормотал:
— Я? Не люблю?
Она кивнула, не отрывая лица от подушки. Ей не видно было его невообразимую улыбку.
— А ты, значит, меня любишь?
Тут она не сразу, но все же посмотрела на него, прямо в глаза, и сказала просто:
— Да.
Молчал он в ответ, только потому, что от избытка чувств слов не стало. Потом крякнул, прочистил горло и проговорил, оттягивая воротничок свитера:
— Тебе придется очень долго доказывать, чтобы я поверил, — и сурово свел брови. — Может быть даже все жизнь.
Старательно удерживая серьезную мину, добавил:
— И можешь начинать прямо сейчас.
И тут Наташа поняла, что он просто…
— Так ты меня не бросишь? — спросила недоверчиво.
Денис тяжело вздохнул:
— Хотел бы тебя бросить, стал бы таким образом тащить сюда?
— Кстати, — женщина-то уже пришла в себя и перехватила инициативу. — А зачем ты притащил меня сюда?
Кажется, разговоры кое-кому изрядно надоели. Потому что он вдруг зарычал:
— За этим вот и притащил! — и внезапно набросился, крепко, до боли сминая в объятиях.
Сначала в поцелуях были отголоски обиды и злости, но блаженная, дурманящая страсть их быстро смыла, оставив им только счастье обладания. И этот маленький номер в мотеле вдруг вырос до размеров вселенной, в которой были только двое, мужчина и женщина.
Не сразу, потом, она тихонько прошептала, смеясь и обнимая его:
— Я так есть хочу…
Ему вдруг тоже ужасно захотелось есть. Коробки с пиццей и судочки тут же перекочевали в постель. Наташа спросила, жуя с набитым ртом:
— И зачем ты притащил меня сюда?
— Как зачем? — отвечал Денис, запихивая в себя целиком очередной кусок пиццы. — Как следует наказать без свидетелей. Чтобы неповадно было.
— Ах ты…!!! Ты!!!
Она аж подавилась от возмущения и попыталась кинуться а в атаку. Но из борцовского поединок очень скоро перетек в страстную прелюдию. И даже еда в постели не помешала.
А после сытая и счастливая наказанная женщина спала, а мужчина думал, что мамин совет-пожелание оказался на удивление прозорливым. Он все-таки женился на Жориной двоюродной сестре.
Правда, за ней надо глаз да глаз, чтобы в целости довести до ЗАГСа. Привязать ее что ли? Привязать ее к постели казалось соблазнительно, нет, лучше приковать за ногу. Но мысль экстренно обвенчаться все же была гораздо конструктивнее.
Потом Денис с легким ужасом осознал, что теперь до конца своих дней станет частью дикого, шумного и любвеобильного Манасовского семейства.
И если б не боялся разбудить спящую Наташу, громко расхохотался.
Все-таки встал. Не спалось, хоть усталость и сказывалась, эмоциональный подъем, дикая встряска и обретение, не давали сомкнуть глаза. На душе не было тяжести, было ощущение, что он, будто боксер, отыграл невероятно тяжелый бой и выиграл приз. Самое дорогое, что может быть для него в жизни.
С того дня, когда они расстались еще в школе, прошло больше пятнадцати лет. Все это время Денис жил, стараясь не вспоминать девчонку, разбившую ему сердце. Но она всегда там жила, в его сердце, и кроме нее, никому там не было места.
Монахом он, конечно же, не был, но не то это, не то…
Мужчина еще раз ревнивым глазом собственника взглянул на спящую женщину, его драгоценный приз. Кому-то может и просто баба, а для него смысл жизни. И понял он это, как только снова увидел. Потому что с ней все совершенно иначе.
При мысли о том, насколько иначе, блаженные мурашки побежали по коже, но Денис не хотел сейчас тревожить Наташу своим неуемным желанием. Понимал, каково ей пришлось. Сплошное нервное напряжение последних дней, да еще и шоковая терапия, которую он устроил. А иначе никак. Иначе не выбралась бы она из своего ущербного душевного состояния.
Но теперь главное не упустить, дать ей нормально расцвести, стать счастливой женщиной. Он сможет.
Простонав что-то сквозь сон, Наташа повернулась в его сторону, раскрылась. В номере было тепло, но Денис поправил сбившееся покрывало, укрыл теплее. Протянул руку, бережно отвел тяжелую прядь черных волос, любуясь расслабленным лицом спящей.
И подумал, что надо ковать железо, пока горячо.
* * *
Звонок разбудил Жору Манасова в половине третьего ночи. Увидев, что звонит Денис, тот выбрался из-под рук и ног Инги, отошел в ванную и только потом ответил сонным шепотом:
— Да.
— Спишь, брат? — невинно поинтересовался Денис.
— Ну… как бы да, — не без подозрения ответил Жора, поплотнее прикрывая за собой дверь.
— Брат, нужна твоя помощь, — начал Денис.
Жора мгновенно посерьезнел:
— Что случилось? Что с моей сестрой? Вы где?
— С твоей сестрой все в полном порядке, — Денис тут же сообщил название того ресторанного комплекса, где они остановились на ночевку.
— Хмммм, далеко забрались. Ты собираешься говорить, что случилось?
— Ээээ… Да. Нам нужно срочно обвенчаться. Желательно завтра. Сможешь устроить?
С минуту Жора беззвучно ругался, потом с усилием прокашлялся, после чего смог наконец ответить:
— Трудно все теперь…
— Брат…
— Ой, заткнись уже! Привози, давай мою сестру, пока по старой доброй традиции вся семья с берданками не кинулась в погоню!
— Жора…!
— Молчи. Должен будешь, родственник.
Не мог он удержаться. От ехидства, прозвучавшего в голосе друга, Денис понял, хана ему, хана… И выдал на радостях:
— Спасибо, брат!
— Ладно, давай спать.
Жора отбился и отрыл дверь ванной, собираясь пойти в постель и продолжить прерванный сон. За дверью стояла Инга, левая бровь ее подозрительно поползла вверх. Мужик предпочел не тянуть интригу:
— Денис просил устроить им венчание, — потом многозначительно добавил. — Завтра.
— Завтра? — она аж присвистнула, но прониклась мгновенно. — Их же без свидетельства о браке не обвенчают.
— Вот и я о том же, — проговорил Жора.
Инга уже не слушала, в ее глазах отразилась усиленная работа мысли.
— Так! Сын зав отдела ЗАГС лечит зубы у меня, — тут она прищурилась. — А мама отца Гавриила у Наташки… Подожди, сейчас мы сделаем пару звоночков…
Дальше Жора просто отправился в постель, понимая, если женщина присела на телефон, пусть даже среди ночи, пытаться встревать бесполезно. И только он собрался заснуть, как на него обрушился растрепанный и ужасно довольный рыжий вихрь с победным воплем:
— Я все устроила! Я молодец?
Даже не стал спрашивать, как ей это удалось. Разбудить людей среди ночи и решить за пять минут то, что нормальные люди делают несколько месяцев. Он просто прижал ее к себе и прошептал на ушко:
— Мммм… моя врачиха! Иди к папочке…
Хорошо, когда в городе все друг друга знают, или родственники. Или хотя бы лечат зубы у правильных людей.
А еще надо выспаться, потому что завтрашний день тоже будет богат событиями. Перед тем как заснуть, Инга спросила:
— Слушай, Жор, как думаешь, Гамовы не устроят очередную подлянку?
— Не знаю, — проворчал Жора. — Они же твои родственники, тебе лучше знать.
— Ну… Я не думаю… Вчера вечером Арсен с женой приходили к моим. Извинились за поведение матери.
— Да? А мне чего не сказала? — оживился Жора.
— А ты был занят, с парнями анекдоты травил. Папа сказал, завтра днем они собираются сюда.
— О-о… — выдавил Жора.
Потом философски махнул на это рукой, понимая, всего предвидеть невозможно.
* * *
Всего предусмотреть действительно невозможно.
После малоприятного визита к родственникам Арсен чувствовал себя как выжатый лимон. Пришлось краснеть, не зная, как сказать то, чего нельзя говорить. Одно несомненно, родственники вполне справедливо разговаривали с ним «через нос». И вряд ли такое забудется, даже со временем.
Его подавленное состояние не располагало к беседам, да Дина и не привыкла к беседам. Разговаривать как люди, они начали практически только вчера. Потому она предпочитала молчать, не доставать его лишними вопросами или выражением сочувствия. Детей на ночь решили оставить у ее родителей. В пустом доме было тихо, пусто и… спокойно. Впервые за долгое время.
Дина готовила ужин, пока муж сидел, уставившись в телевизор. Смотрел, не видя, но картинка и тихо журчащий звук умиротворяли. Спокойствие ощущалось нереальным, казалось, вот-вот случится еще что-то. Оно не заставило себя ждать.
Внезапный звонок из больницы, матери стало хуже, хочет их видеть.
Конечно же, они сорвались тут же.
Оказалось, за это время, к ней приходил отец. О чем-то говорили при закрытых дверях, потом Георгий Гамов ушел. А у нее началась истерика. Успокоительное вкололи, поставили капельницы. Сейчас относительно нормально. Хочет поговорить.
Первым к матери зашел взволнованный Арсен.
— Мама, как ты?
— Хорошо, — сухо ответила она и отвернулась.
— Ты в чем-нибудь нуждаешься? Может, отвезем тебя в Москву?
— Нет.
Арсену показалось, что она разговаривает с ним, однако мысли ее далеко. Выглядела женщина неважно, и все-таки прямая спина и надменное выражение остались при ней. Видеть ее такой было больно, но он устал от всего. Чувства как-то притупились, для сына стало откровением, что мать она даже не хочет с ним разговаривать.
Неожиданно она сказала:
— Сегодня приходил твой отец.
Арсен кивнул, ему это было известно. Мать вдруг повернулась к нему всем корпусом и уставилась пронзительным взглядом, потом ее губы искривились, обвиняя:
— Ты знаешь. Ты все знаешь, и ты его оправдываешь.
— Не вмешивай меня в ваши дела, мама.
Но она будто не слышала:
— Ты оправдываешь его, потому что сам такой же!
— Мама, он мой отец! — попытался возразить Арсен.
Но она не желала слушать, странный огонь горел в глазах женщины.
— Можешь идти. Пусть зайдет твоя жена.
Этого он теперь не мог. Пренебрежительного отношения. Но мать была больна, не в себе. Он молча встал и вышел, отправив к ней Дину.
— А, пришла, — процедила старуха, смерив невестку презрительным взглядом.
Дина ничего не сказала, просто присела на стул рядом с постелью больной.
— Скажи мне, как ты терпишь, что твой муж сохнет по другой женщине? — слова были жестокие и неожиданные.
— Он мой муж, — спустя короткое время ответила Дина.
Старуха покивала головой:
— Я всегда презирала тебя за это. За то, что ты знала и терпела. Терпела эту грязь, — лицо старухи скривилось от отвращения. — Я так не могла! Когда узнала, что Георгий путался с другой, я выгнала его из своей постели. Навсегда! Несмотря на то, что я его любила! Потому что это грязь! А ты, терпишь, сидишь рядом с ним как жалкая мышь.
Дина на секунду зажмурилась, а потом открыла глаза и ответила:
— Я сижу рядом со своим мужем как мышь, потому что люблю его. И я всегда буду стараться помочь ему. Потому что он мой муж, и я люблю его Вы говорите грязь… Надо было развестись. Зачем было мучить себя и его?
— Молчи! Как ты смеешь такое говорить? Чтобы мое имя трепали все, кому не лень? Это позор! — старуха сжала похудевшую руку в кулак.
Дина многое могла бы сказать, но сказала только одно:
— Вы знаете, любовь не бывает грязной. Любовь или есть, или ее нет. И любить человека не грязь. Грязь — это то, что вы со своим мужем и сыном сделали. Вы исковеркали им обоим жизнь.
— Ничего, у моего мужа есть, кому его утешить. И у твоего мужа тоже найдется, — ядовито заметила старая женщина.
— Найдется, у него есть я, — в тон ей ответила невестка.
Дина поняла, что яд предназначался для нее, но свекрови не удалось ее уязвить. Пусть муж и не любил ее, в его честности Дина никогда не сомневалась. Он мог быть каким угодно, мог все это время любить другую, но спал он каждую ночь в ее постели.
— Уходи, — проговорила старуха.
— С вами все будет в порядке? — спросила Дина.
Та резко проговорила:
— Уходи, я устала, — отвернулась и махнула рукой.
— Хорошо. Я приду завтра.
Дина покинула палату не сразу. Минуту еще вглядывалась, потом вышла. Ей почему-то показалось, что старуха опять что-то нехорошее задумала. Это чувство не оставляло женщину всю дорогу домой. И потом тоже, нет-нет да и сожмется сердце от непонятного беспокойства.