Нужна небольшая передышка, чтобы успеть выстроить правдообразную цепь. И он ее получил. Прежде всего, удалить лишних свидетелей. Эта троица вежливых людоедов под бокам и за спиной заставляла Селима трястись, постоянно ожидая, что вот сейчас ему свернут шею. А наедине с тем страшным русским он хотя бы мог видеть его постоянно, это хоть как-то успокаивало.
Однако передышка подошла к концу. По знаку русского все трое вышли. И…
И вот теперь надо было что-то говорить, потому что русский ждал.
— Господин…
— Я уже это слышал.
— Да-да… я могу сказать, кто посоветовал той женщине этих конкурентов, — тут он даже приободрился, потому что в глазах русского зажглось внимание.
И снова разлился жалобами, как ужасно бессовестно перебивают клиентов эти конкуренты. По лицу русского понял, что у того терпение на исходе. Пришлось выдать маленький кусочек правды.
Но русский отреагировал странно. Стоило услышать имя Софии Степановны, как он ощерился тигром. Селим и дернуться не успел, как тот одной рукой схватил его за горло, резко притиснув к столу, а второй приставил к затылку револьвер.
— Это я уже знаю. Говори то, чего я не знаю.
Селим чуть не умер на месте, разом вспомнив маму и всех святых. Холодное дуло больно вдавливалось в его жирный загривок, и рука у русского не дрожала. Было очень страшно сказать правду, но и не сказать еще хуже.
— Господин! Не надо! Не надо! Я скажу! Скажу! Только отпусти! — завизжал он подергиваясь в жестких руках.
Пистолет убрали.
— Слушаю.
— Господин… — Селим не сдержался, заплакал от жалости к себя, постанывая и подвывая. — Господин… Женщина мертва…
* * *
… Женщина мертва…
В первый момент Вадим думал, что ослышался.
Потом мысль просочилась в сознание, как сквозь воду.
Вернее, это он вдруг почувствовал, что из него выдавили воздух и обрушили тонны воды, словно он на дне океана и не может вздохнуть. И вода постепенно замерзала, вмораживая его в гигантскую ледяную глыбу.
Откуда-то со стороны услышал свой голос:
— Как, мертва?
— Да господин… — жирный слизняк кивал как болванчик и трясся, размазывая пот по физиономии.
Вадим на автопилоте вытащил телефон и набрал номер Гершина. Спросил мертвым голосом:
— Маяк работает?
Тот ответил, что работает, так же, без изменений. Вадим ничего не понимал. Как она могла умереть… Как она… Мирочка…
Маяк работает…
Ледяная глыба не знала, о чем думает сейчас, о том, что со смертью женщины заблокируются счета, или о том, что женщина ускользнула от него.
Ледяная глыба была им. Мужчине по имени Вадим было все равно, даже если сейчас обрушится мир, ему нужно было просто найти ее. Живую. Или мертвую.
Мыслительный аппарат продолжал работать, пробиваясь сквозь бездну отчаяния.
— Когда она умерла?
Селим назвал примерное время. Получалось, тогда…
— Где тело?
Селим честно хотел сказать, что не знает. Но ледяной взгляд чудовища давил, под таким взглядом невозможно утаить правду.
— Я покажу, господин… — обреченно проговорил он, и, понимая, что надо хоть как-то подстраховаться, уточнил. — Но только тебе. Больше никого.
Вадиму в его теперешнем состоянии было все равно, один он поедет с этим слизняком, или с сотней людей. Миру не вернешь.
Через несколько минут они с Селимом выехали на место. Добираться туда было несколько часов. Русский гнал, как сумасшедший, Селим иногда взглядывал на него, преодолевая страх, но видел только каменный профиль с застывшим на нем непонятным выражением. За все время этот кошмарный человек не издал ни звука и не пошевелился. Только пальцы на руле время от времени сжимались, до предела натягивая кожу на костяшках.
Постепенно наступила ночь. Тайник, где хранился его драгоценный саркофаг был в уединенном месте среди пустыни. Ориентиры к нему никогда не сказали бы стороннему наблюдателю, что тут может быть подземное сооружение. Но Селим все равно переживал, что его главный секрет может быть раскрыт.
Вообще, всех клиентов, оплативших ему увлекательную экскурсию в иные миры, он привозил сюда поодиночке. Тайно, под покровом ночи и как обязательное условие — с завязанными глазами. И увозил также с завязанными глазами. Слишком велика вероятность, что кто-нибудь из богатых извращенцев захочет его древнюю чудо-машину забрать в личное пользование.
Сейчас он здорово опасался, что русский может именно так и поступить, ему-то он не осмелился предложить завязать глаза. Потому молился, что тот ничего не заметил и ничем не заинтересовался. А заодно и проклинал себя. И дернул же его черт, закопать эту мертвую проблему недалеко от тайника!
Но русский, казалось, не реагировал ни на что. Селим немного успокоился.
Предстояло еще разыскать в темноте место, где он закопал труп, что само по себе было задачей не из легких. Суетясь и причитая, он сначала искал место, потом пошел к машине за лопатой. Русский все это время сидел за рулем, вперившись взглядом в одну точку.
Селим хотел сказать, что неплохо бы помочь, но до того страшным он ему показался, челюсти сжаты, в глазах смерть и какая-то тоска, жуткая демоническая статуя, а не человек. Счел за благо промолчать и пошел копать сам.
* * *
А что Вадим? Вадим сейчас ничего не видел и не слышал. Ледяная глыба, придавившая его, заморозила все чувства и мысли. Он не знал, что чувствовал. Лед жег в груди, отравляя дыхание, отравляя мысли.
Он даже не мог позвать ее по имени. Даже мысленно.
Хотел. И не мог. Медленно-медленно оттаивало отмороженное сердце, давясь болью, мучительным ощущением, что это он убил ее. Он, своими руками.
Тот араб все копался в песке, причитая, как баба, и пыхтя какие-то ругательства. Фары высвечивали, как постепенно растет горка песка, летящего из-под лопаты. Скоро.
Скоро он увидит ее. И…
И что будет? Что с ним будет? Как он жить после этого будет…
Вадим молился нечасто. Он и в Бога-то особо не верил. В силу, в деньги, во власть. А теперь, когда оставалось чуть-чуть до того момента, когда араб откопает тело Мирославы, взмолился.
Господи, пусть это будет неправдой! Все это будет неправдой! Пусть…
Все.
Селим наконец дорылся до тела, завернутого в серое армейское одеяло, и позвал его, помочь вытащить.
Вот он момент, когда наступает конец. Отказываться верить, закрывать глаза, молить, чтобы это оказалось сном, бесполезно. Мужчина должен отвечать за свои дела. И все же он закрыл глаза, отдалить этот миг хоть на минуту. Вдохнул глубоко-глубоко, чтобы судорожные спазмы не сдавливали грудь.
Вспомнить ее живую. Увидеть живой в последний раз, перед тем, как он увидит ее мертвой. Перед глазами встала картина. Отец тогда познакомил их, совместный ужин в ресторане. Все прошло отвратительно, как впрочем, и всегда после.
Была поздняя весна, середина мая. Мирослава в облегающем платье сливового цвета. Без рукавов, вырез щель только подчеркивал аккуратную грудь, небольшой разрез впереди. Другая в таком платье смотрелась бы вульгарно и вызывающе, а она выглядела удивительно элегантно. И скромно.
Его тогда что-то в ней безумно взбесило. Он не знал что, наверное, это не сочетаемое сочетание. Но при первом взгляде на Мирославу сразу всплыли в памяти слышанные когда-то слова песни из одного вампирского фильма:
Когда ты вошла, стало нечем дышать.
И каждая тень сомненьем полна.
Я не знаю, кем ты считаешь себя,
Но пока не закончится ночь,
Я хочу заняться с тобой кое-чем плохим.
Именно о плохом он тогда подумал. И это было ужасно, потому что она была женщиной отца. Тогда было ужасно. Но все еще ужаснее сейчас.
Сейчас Вадим, закрывая глаза, снова видел ее в том сливовом платье, оттенявшем гладкую молочную кожу. На правой руке выше локтя темнела бархатная родинка, пальцы так и тянулись коснуться…
— Господин! — голос разорвал нить.
Все снова обрушилось на него кошмарной реальностью, в которой он должен вытаскивать ее мертвое тело из ямы. Вадим сделал над собой усилие и вышел из машины.
Несколько шагов до могилы. Потом они вместе втащили сверток на осыпавшийся песком край. Он невольно подумал — маленькая, какая же она маленькая…
— Вот, господин, — пробубнил Селим и стал разворачивать армейское одеяло.
И тут Вадим чуть не сошел с ума.
— Почему она голая?! Ее насиловали?!! Отвечай!
Селим обмер, потому что пистолет снова ткнулся в его физиономию.
— Не-е-еее… нет! Нет! Господин, нет! Ничего не было!
Но Вадим уже не слышал, он смотрел на женщину, сползая на колени. Потянул одеяло, бормоча что-то нечленораздельное, повел пальцами по руке, туда, где должна быть родинка. Почему-то там, где он помнил, ее не было.
Мыслительный аппарат работал отдельно от эмоций, мыслительный аппарат знал, что надо найти браслет. Развернул дальше, стал осматривать, не обращая внимания на то, что труп уже начал пахнуть. Кое-что казалось странным. Женщина зрительно была меньше ростом, чем он помнил. И у нее волосы намного длиннее…
Браслета не было!
И тут он понял невероятное. Это была другая женщина. Другая. Не Мирослава. Похожая, но другая. Потому маяк и работал!
Но где браслет?!
И где Мирослава?!!!
До того Селим был уверен, что это худший момент в его жизни?
Худший момент начался с того мгновения, как русский понял, что с женщиной что-то не так, и взялся за него по-настоящему.
* * *
Человек странно устроен, а уж до чего противоречиво и странно звучат его тайные молитвы, просто удивительно, как они могут быть услышаны. И все же чудеса случаются. Сейчас, вытрясая из Селима душу, Вадим как безумный твердил про себя только одно:
— Господи! Пусть это окажется правдой!
Пусть араб говорил невероятные, бредовые вещи. Пусть! Это означало, что шанс есть, и он намеревался им воспользоваться. Но прежде все надо обставить по уму, хватит, один раз прокололся, больше ошибок не будет.
* * *
Под утро королеве снился сон, такой необычный. После кошмаров, преследовавших ее всю ночь, после тех мучительных попыток подсознания прояснить мутную мешанину памяти, вдруг это. Ей приснилась кошка.
Она видела себя в той самой постели, как наяву.
Неожиданно на постель вспрыгнула пушистая дымчатая кошка, потопталась на одеяле и устроилась у нее под боком. Кошка бурчала, от нее исходило такое уютное тепло, что королева согрелась этим ощущением дома и безопасности. Так, будто она не одна теперь.
Сон принес покой и почему-то надежду.
Пробуждение не стерло это чувство, будто она обрела неожиданного друга. Но, разумеется, никакой кошки в покоях не было. Уже давно проснувшаяся к тому времени Одри, на вопрос нет тут в замке дымчатой кошки, уж слишком реалистичным был сон, нахмурилась и ответила, что кошки, подходящей под описание, в замке нет.
О мучивших ее кошмарах королева упоминать не стала, к чему нагружать другого человека своими проблемами. Одри и без того носилась с ней как с ребенком. Принимать ее чистосердечную заботу и внимание было как-то по-человечески неудобно. По ситуации понятно, что ей нечем отплатить взамен. Кроме разве что дружбы. Но много ли стоит дружба королевы без роду и племени, которую содержат под стражей?
Однако девушку казалось, ничего не смущало, она бодро занялась туалетом королевы. Опять было это варварское белье, от которого королеву брала оторопь, шерстяные чулки с подвязками и тяжелые многослойные платья. Хотя, конечно, все имело определенный смысл, в этой одежде она не мерзла, потому что в замке было не слишком тепло, а ее покои, похоже, вовсе не отапливались.
Прежде, чем уложить волосы, камеристка поинтересовалась, понизив голос:
— Миледи, вам ничего не показалось подозрительным ночью?
Подозрительным? Кроме того, что она помнит то, чего не должна и не помнит того, что нужно?
— Нет, — ответила королева. — Я крепко спала. А в чем дело?
— Не знаю, миледи, мне почему-то показалось, что в вашей спальне кто-то был, — озабоченно проговорила Одри, подкалывая волосы госпожи в высокий тугой узел.
Кто-то был?
— Но ведь покои под стражей? — неуверенно спросила та, кого называли Линеврой.
Одри ничего не ответила, но ее нахмуренные брови весьма красноречиво говорили, что она на самом деле думает.
Вдовье покрывало полностью скрыло аккуратную прическу, а вместе с ней и пол лица, а густая вуаль остальное. Камеристка не могла не заметить, что волосы у королевы раньше были до пояса, а стали вдруг до лопаток и поменяли оттенок. Да и выглядела она теперь старше. Нет, кожа оставалась такой же гладкой, но выражение влажных серых глаз изменилось. Так, будто за этими глазами хранилась какая-то иномирная мудрость. Но потерянная память не позволяла до той мудрости добраться.
Номер заказа 521615, куплено на сайте Lit-Era
Все это казалось странным, и объяснений у пряхи не было. Впрочем, что бы там, у священного источника с леди Линеврой не произошло, королева выглядела и вела себя безупречно.
После завтрака Одри отправила Эрвига, сообщить лорду Балфору, что королева готова проследовать в часовню к телу супруга, и просит выслать сопровождение. Эрвиг вернулся ворча. Лорд Балфор велел ждать, пока он не освободится. Из-за двери королева слышала, как он возмущался:
— Вот был бы жив государь Гордиан, не посмели бы они запереть госпожу в этих покоях! Недели еще не прошло с его смерти…
— Тише, Эрвиг, — шикнула камеристка.
Но телохранитель еще ворчал, упирая свое возмущение почему-то на покоях. Камеристка вернулась, а у королевы возникли вопросы, и раз уж они все равно ждут, можно поговорить.
Хотелось спросить, почему это Эрвиг не мужчина, но она не рискнула, посчитав такой вопрос бестактным. Спросила другое:
— Одри, а что не так с моими покоями?
Та замялась, но ответила:
— Миледи Линевра, это… гостевые покои.
Ну, вообще-то да, судя по убранству, и не для почетных гостей даже, а так, средней руки. Понятно, для королевы с постоялого двора сойдет. Но это вызвало и другие вопросы, которые возникли еще вчера, да как-то времени не было их задать:
— Скажи, а когда выяснится, беременна я или нет, что будет дальше? — спросила она камеристку.
— Дальше… Если миледи в тягости, — ответила Одри. — То до рождения ребенка вам, ваше величество предстоит жить в замке под надзором регента.
Одри так недовольно поморщилась, что королеве стало ясно, ничего хорошего ее под этим самым надзором не ожидает, разновидность заточения. Но камеристка не закончила рассказывать:
— Если родится сын, наследник, вас объявят королевой-матерью, и… — тут она вздохнула, подняв брови. — И время до совершеннолетия наследника вы проживете здесь под надзором регента, а дольше по воле короля. Если девочка, то вас вместе с принцессой отселят в отдельный флигель, где вы опять-таки проведете всю жизнь под надзором регента.
Как-то это очень мрачно получалось, всю жизнь под надзором, да в заточении…
— А если выяснится, что я не беременна?
Быстрый взгляд из-под бровей, а потом Одри продолжила, чуть поморщившись.
— В этом случае, вдовствующая королева может остаться в замке, если будет на то дозволение регента, в противном случае, вам надлежит отправиться во вдовий замок. Где вы и останетесь до конца своих дней.
Небогат выбор, подумалось королеве.
— Во вдовьем замке тоже под надзором регента? — переспросила она.
— Нет, — ответила Одри. — Но вдовствующим королевам запрещено покидать замок до самой смерти.
Потому его и называют еще Замок Смерти. Но об этом Одри королеве говорить не стала, она просто сказала, желая ободрить:
— Но как бы то ни было, я всегда буду рядом с вами, миледи Линевра, — и улыбнулась.
— Не знаю, как смогу отблагодарить тебя… — прошептала королева.
— Миледи, о чем вы говорите, — замахала руками девушка, а потом, спохватившись, строго проговорила. — Вы — моя королева, и не может быть иначе!
В этом было столько уверенности и силы, что королева невольно улыбнулась и вздохнула в ответ, понимая, что силы ей понадобятся.
— Сопровождение королевы прибыло, — буркнул из-за двери телохранитель, он все еще пылал возмущением.
Восьмерка вооруженных стражников ожидала снаружи. С ними недовольный лорд Балфор. Еле взглянув, небрежно поклонился и стал цедить, почти не разжимая губ:
— Ваше величество, пожелание провести весь день в часовне, создало определенные трудности. Но мы изыскали возможность удовлетворить его.
Опять тот же небрежный поклон, и он, даже не поинтересовавшись ее мнением, объявил:
— Можете сопроводить королеву. Докладывать мне каждые полчаса.
Развернулся и ушел. Спина прямая, как будто кол проглотил.
А королеве почему-то подумалось, что у него явные проблемы с позвоночником, присутствует шейной радикулит и остеохондроз, и, скорее всего, имеет место сердечная недостаточность. Поймав себя на этих мыслях, она даже глаза вытаращила. Откуда эти знания, эти термины? Однако сопровождение уже выстроилось коробочкой, Эрвиг занял свое место впереди. Процессия двинулась по коридору.
Когда подошли к тому повороту, за которым вчера встретилась толпа вооруженных людей, королева невольно притормозила и напряглась. Не хотелось снова увидеть того принца Джонаха. На сей раз, коридор был пуст. Выдохнув от облегчения, пошла дальше.
Однако радость оказалась преждевременной.
У последнего поворота перед холлом, ведущим во внутренний двор часовни, их поджидал принц. А с ним несколько щеголей, стоявших у стены в непринужденных позах. Стоило процессии поравняться с ним, принц вскинул руку, останавливая стражу.
— Куда?
— Ее величество следует часовню, к гробу государя, ваше высочество, — ответила Одри, приседая в реверансе.
Королева замерла, глядя прямо перед собой, она не собиралась реагировать на пренебрежительно-беспардонное отношение принца, а тем более, ему кланяться. Джонах презрительно хмыкнул, переглянувшись с друзьями, те негромко загоготали, и бесцеремонно разглядывая, стал обходить ее вокруг.
Не дождется.
Королева стояла, не шелохнувшись. Слишком знакомой эта ситуация ей казалась, воскрешая в памяти похожие моменты. Джонах вдруг остановился и, очевидно, собирался сказать очередную гадость, но в тот момент из-за поворота в коридор вплыла, иначе не назовешь, процессия. Впереди шла молодая леди, а по бокам и сзади нее сопровождение.
Леди была красива и очень богато одета. На королеву она и не посмотрела, надменно поднятая голова чуть склонилась перед принцем. Зато сам принц внезапно отвесил ей галантный поклон, да и свора его друзей тоже очень вежливо раскланялась, провожая молодую леди взглядом. Но стоило леди пройти, Джонах снова впился пристальным взглядом в королеву.
Контраст в отношении был разительным. Что именно он хотел подчеркнуть? Что считает ее пустым местом? Но она это и так поняла.
А впрочем, пусть считает, как ему вздумается, у нее свои дела. Королева сделала шаг вперед.
— Я еще не отпускал тебя, — проговорил принц Джонах, подавшись вперед.
Эрвиг тут же напрягся, стража сопровождения замерла.
— Вы не имеете права меня задерживать, ваше высочество, — холодно произнесла королева, и все-таки взглянула ему в глаза. — Позвольте пройти.
Он, странно хмыкнул, прищурился и отступил, давая дорогу.
С тяжелым сердцем королева двинулась дальше, так и не поняв, зачем Джонаху нужно было это представление.
— Это леди Элвина, дочь лорда Балфора, — тихонько проговорила Одри. — Говорят, ее прочат в невесты принца. Только непонятно, которого.
И флаг ей в руки, подумалось королеве. И снова поймала себя на мысли, что у нее в лексиконе весьма странные выражения. За размышлениями она не заметила, как процессия вышла в холл.