А был ли удовлетворен положением дел князь Ларнака?

Если так посмотреть…

Договор с наместником Перкиссы остался в силе. Ларнак свои преференции в виде беспошлинной торговли на черном берегу получил. И даже защиту кораблей от пиратов.

Увы, не оправдала его надежды дочь… Зато очень удачно все вышло с сестрой!

* * *

Перед официальным представлением будущему мужу Гелис безумно волновалась, понимая, что в свои тридцать три года не может соперничать с красотой юной племянницы. Говорить о гаремных красотках вообще не хотелось. Когда Гелис представляла себе все эти притирания, ванны и массажи, у нее глаза закатывались от восторга.

И вот на фоне всего этого великолепия она. Неухоженная старая дева. В ее возрасте при удачном стечении обстоятельств можно было бы стать бабушкой.

Короче говоря, переживала Гелис ужасно. Ведь если она не понравится принцу, ее сошлют куда-нибудь в дальний угол и никогда больше не вспомнят. И чем тогда ее жизнь будет отличаться от той, что она вела в Ларнаке? А тут в Перкиссе гарем, полный интриг, красивых соперниц, жизни!

Нет, леди была готова бороться за свой шанс.

Принятое ею решение было смелым, можно сказать, рискованным. В другое время брат, узрев свою набожную и чопорную сестрицу в таком виде, просто приказал бы выпороть, но не сейчас. Сейчас он и сам понимал, игра идет ва-банк. А потому, увидев Гелис без покрывала, князь сначала поперхнулся от изумления. Но потом прошелся по ее внешнему виду придирчивым мужским взглядом и удовлетворенно крякнул. Однако велел накинуть наглухо зарытую мантилью.

Наряд леди Гелис состоял из черного кружевного корсета Анхелики, и тонкой нижней шелковой юбки на кринолине. Юбка тоже была черного цвета, ее украшали кружевные вставки и крохотные бантики, такие же как и на корсете. То есть, фактически, леди появилась в нижнем белье. Но в каком белье!

Корсет делал осиную талию и высоко поднимал грудь, оставляя руки и плечи открытыми. Оказалось, что у Гелис вполне аппетитная грудь и гладкие плечи. А под юбкой угадывались не менее аппетитные округлости.

К тому же, у леди были густые длинные каштановые волосы и белая кожа. За волосами она всегда ухаживала, умащивая и расчесывая их перед сном. Они блестели как шелк и были мягкими как пух на голове младенца. Но раньше ее волос никто, кроме нее самой не видел. Теперь же леди с гордостью выставила их на обозрение. Если учесть, что с точки зрения любого магриба, женщина с такими волосами должна была считаться красавицей, это уже было половиной победы.

Лицо конечно выдавало возраст… Но и тут нашелся выход. Смелая косметика. Гелис напудрила лицо и грудь, густо подвела черным глаза. Кроваво красная помада, мушка на левой груди, мушка в углу рта.

Принц Валид был обречен.

Увидев ее, он прошептал одно слово:

— Лилит…

— Эээ… Ангелис, — решился поправить князь.

Но принц его и не слышал. Что сия прекрасная дама не была той юной девицей, обещанной ему, Валид понял сразу. У него был миниатюрный портрет невесты. Откуда он его добыл, не надо спрашивать, но принц легковерным не был, предпочитал всегда заранее ознакомиться с товаром. Однако портретное, вернее, родовое сходство было несомненным. И то, что невеста была не совсем молодой, только добавляло ей прелести в его глазах. Потому что главным было отнюдь не это.

Глядя на красавицу, принц видел перед собой легендарного демона секса. Предания о них, способных подарить мужчине невиданное наслаждение, передавались в Магрибахарте из уст в уста. Правда, согласно легенде, у этих демониц были острые зубы, и они пили кровь мужчин. Но все равно нашлось бы немало желающих рискнуть жизнью за райское наслаждение. А тут живое воплощение!

Когда первое ошеломление прошло, принц вполголоса обратился к князю:

— Пусть леди ээээ… покажет зубы.

О, вот зубы тоже были предметом гордости Гелис, ровные белые. Острые.

Валид смотрел на них секунду… И решил, была не была. Наслаждение стоит риска. Брачный договор был подписан незамедлительно, а новое имя госпожи второй жены наместника теперь звучало Лилит.

Правда, в первую ночь любви принц слегка опасался, что острые зубы Лилит вопьются в его шею, но потом ему стало так хорошо, что ни зубы, ни страхи уже не имели значения.

И теперь в гареме наместника Перкиссы уже который день была единственная тема усиленного обсуждения — вторая жена принца. Сказать, что она вызывала у дам зависть, значит, ничего не сказать. Потому что наместник проводил с ней все ночи. А наутро выглядел помолодевшим и счастливым. Говорили, он даже стал мягче в государственных делах, мог простить долг, не всех преступников казнил, кое-кого и миловал.

Если так дальше продлится, полагали в гареме, то скоро их ждут большие перемены.

Что за перемены их ждут, никто не знал. Но супруга одного из властителей Магрибахарта была родом из страны великой и просвещенной восточной Ши-Зинг, так вот она принесла из своей страны занятное выражение. Звучало оно: «Чтоб вам жить во время перемен», и не сулило ничего хорошего.

Однако некоторые процессы невозможно остановить.

Сама леди Гелис к своему новому положению относилась как к некоему чуду.

И все же, постоянно находясь среди множества женщин, с которыми спал, спит или будет спать ее муж, поневоле задумывалась, что чудо рано или поздно может закончиться. И что тогда?

Ревность пришлось подавить на корню. Во-первых, принцу вряд ли понравятся сцены и разборки, а во-вторых, ревность мешает мыслить логично. И вот, помыслив логично, Гелис обратила пристальное внимание на женский коллектив. Опыт выживания в монастыре и в доме брата, развил у леди аналитические способности.

Она с успехом могла ориентироваться в хитросплетениях дамского коварства. Ведь все сводилось к одному — как заполучить господина в свою постель, а вместе с ним и милости.

А то, что в настоящий момент она была у наместника пусть второй, зато любимой женой, давало прекрасную возможность выбирать, с кем дружить и против кого дружить. А также наблюдать за гаремом и дирижировать интригами на расстоянии.

Гелис пришла к выводу, что весь этот неорганизованный женский мирок отчаянно нуждался в хорошем руководстве, и, скрепя сердце, решила взять эту тяжкую ношу на себя.

Но на фоне наступившего личного благополучия, тетка просто не могла не беспокоиться о судьбе племянницы. Пропавшая Анхелика не выходила у нее из головы. Не удивительно, что однажды ночью она заговорила о ней с принцем. А разговор вышел интересный.

— Мой повелитель, — мурлыкнула Гелис, вырисовывая пальчиком узор на его груди. — У меня есть малолетняя племянница… Совсем глупенькая девчонка…

— Угуу, — промычал блаженно засыпавший Валид. — И что?

— Ну… Она сбежала из дома… — Гелис решила касаться этой темы осторожно. — Точнее, ее похитили пираты… Ты не мог бы послать корабль, чтобы девочку нашли и вернули в Ларнак?

— Угу. Я знаю, я все могу, можешь не беспокоиться… — пробормотал повелитель и уснул.

А Гелис уставилась на спящего и впервые задумалась. О чем он знает?

И о чем можно не беспокоиться?

* * *

Наблюдая за господином, Ариф просто не мог понять, в чем дело. Прошло уже два дня. А между девушкой и Эджубом ничего не происходило. И это было очень странно.

Ведь в тот вечер он ясно видел мужскую заинтересованность принца. На следующий день с утра зашел к девочке, поговорить, понять, как ей пришелся молодой господин. Выглядела она встревоженной, говорила односложно. Напряжена, как натянутая струна. Он не стал донимать ее вопросами, заходил каждый день, приносил ее любимые сладости. Пытался развеселить.

Еще больше его поразил Эджуб. Тот был мрачен, словно в доме покойник. Две ночи провел у наложниц, так, словно новой рабыни и не существовало. И ведь не спросишь, что там между ними не так. Ариф терялся в догадках.

Однако на третий день ближе к вечеру Эджуб зашел к нему и велел подать ему ужин в покоях новой рабыни. Судя по тому, что настроен господин был решительно, евнух сделал вывод, что должно произойти нечто важное.

* * *

Ее снова тщательно одевали, красиво причесывали, пудрили и подкрашивали. Анхелика мрачно смотрела в зеркало, видя, как там постепенно исчезает она и появляется совершенно другая девушка. Прекрасная, дорогая кукла для удовольствия господина. Хотелось закричать, заплакать, но она сидела, каменея, отрешаясь от себя изнутри.

Прислужницы принесли два подноса с изысканными кушаньями. Сладости, фрукты, вино. А потом бесшумно исчезли.

Как и два дня назад, Анхелика опять сидела в своей комнате, томясь ожиданием. Но на сей раз к ее чувствам примешивалось отчаяние безысходности. Так глупо. Так глупо все в ее жизни. Пытается бороться, избежать неизбежного, а оно настигает ее снова и снова, отнимая каждый раз кусок души. Пусть с момента, когда она выпрыгнула из окна Ларнакского замка, прошло меньше двух месяцев, чувствовала себя Анхелика так, словно прошло двадцать лет.

Девушка не сожалела, что сбежала тогда из родительского дома. Если вспомнить свое существование там, могла бы сказать, что все время как будто жила в долг, собственно, потом ее и поставили перед необходимостью этот долг оплачивать. Но только душа противилась!

А дальше был маленький кусочек несказанного везения. Ее свет. Кусок счастья в ее жизни. Конрад.

Но судьбе не было угодно ее счастье. В такие моменты хотелось проклясть свою юность и красоту, и то, что ей не повезло вызвать интерес лорда Абдорна. Будь она уродливой, возможно… Она не знала, что возможно или невозможно.

Это не имело значения. Все уже случилось.

И теперь она здесь. Ждет неизбежного.

Из груди поднялась жгучая тоска. Вот она какая, судьба не хуже смерти.

Это когда вокруг тебя все прекрасно, все сулит наслаждение, а тебе оно горше смерти, потому что ты не хочешь этого. А чего хочешь, получить не можешь. И винить некого.

Она приказала себе прекратить упиваться отчаянием. Надо уметь принять неизбежное, не важно, будет это смерть, или судьба, что не хуже смерти. Мрачно усмехнувшись, подумала, что при иных обстоятельствах влюбилась бы в того человека, что стал ее новым хозяином, не задумываясь.

А еще раньше влюбилась бы в Арифа. Мысль о евнухе, ставшем ее настоящим другом, вызвала у Анхелики добрую грустную улыбку. Ариф о ней заботился как родная мать, которую она не помнила. Искренне желал счастья. Только не будет ей счастья. Потому что ее сердце навеки принадлежит другому. Тому, кого она больше никогда не увидит…

Словно почувствовав что-то неладное, подняла взгляд.

Мужчина, ее хозяин, стоял на пороге и смотрел на нее. Анхелика смутилась и отвела глаза. Сердце гулко стукнуло, а потом словно упало куда-то. Стало досадно, снова она, задумавшись о своем, пропустила его появление. Интересно, сколько времени этот мужчина стоит здесь и наблюдает за ней? Отчего-то почувствовала себя уязвленной, словно он мог видеть ее боль и тайные мысли. Этого девушка не хотела. Пусть она рабыня, то, что скрыто в душе, принадлежит только ей.

Поэтому, собрав все свое достоинство, взглянула на него снова, отстраненно отметив про себя, что мужчина тоже выглядит сумрачным. Стараясь не вникать, отвела глаза, встала и поклонилась. Да так и осталась стоять с опущенной головой.

* * *

Чего стоили эти два дня Эджубу? Два дня непрерывных раздумий и борьбы с собой. То, что он не будет касаться девушки, мужчина принял сразу, потому что честь не позволит ему, совесть потом сожрет. Но думать-то он себе запретить не мог!

Эджуб помнил, как выглядел Конрад, когда в первый раз приезжал к нему на Раноччо. Тогда он светился от тайного счастья. И в каком состоянии был, когда выяснилось, что девушка потеряна. Друг стал похож на безумца.

И было во всей этой истории нечто малопонятное. Сама девушка. Почему она покинула его? Ведь она покинула его сама. Было ли чувство Конрада взаимным?

Эджуб был далек от мысли, что друг стал бы насильничать девушку, в это он не верил. Но любила ли она его? А если любила, то почему ушла?

Потому что если не любила…

Тут начиналась зыбкая почва, на которую принц и хотел, и боялся ступить. Могло статься, что девушка не хотела быть с Конрадом. Могло статься, что он ошибся, и это просто другая девушка. В обоих случаях оставался пусть маленький, но шанс.

Опасной и горячей была эта мысль, что у него есть шанс. Она заставляла Эджуба задыхаться страстью. Он гасил страсть в объятиях наложниц, но, закрывая глаза и лаская их, он ласкал ее. Это ее тело, ее губы и руки дарили ему острое и одновременно горькое наслаждение.

В итоге, промучившись сомнениями два дня, он решил попытаться выяснить все в откровенном разговоре. Вот только как вызвать девушку на откровенность…

Ее настороженность очевидна, и все же принц сделал шаг.

* * *

— Добрый вечер, Лейс, — проговорил он, медленно подходя к накрытом столу.

— Добрый вечер, господин, — заставила себя ответить Анхелика.

Красиво сервированный низкий стол стоял между двумя диванами. Эджубу хотелось присесть рядом, но он указал рукой на противоположный.

— Позволишь? — спросил учтиво.

— Конечно, господин, — Анхелика покраснела.

Эта игра в галантное поведение выбивала почву у нее из-под ног. Они уселись друг против друга за накрытым столом. Анхелика уперлась взглядом в тарелку, а Эджуб не отрываясь смотрел на нее. Какая-то работа мысли отражалась на лице девушки, потом в ней словно выпрямился какой-то стержень, а душа, которую он видел в задумчивом и растерянном лице, куда-то отдалилась.

— Что вам передать, господин? — нейтральная, мертвая улыбка.

Нет, чего бы принц не хотел от девушки, вот этого ему от нее не нужно точно!

— Спасибо, Лейс, но сегодня вечером я поухаживаю за тобой. И зови меня по имени. Эджуб. Хорошо?

— Хорошо. Эджуб, — с видимым усилием произнесла она.

Он наполнил обе тарелки, положив по маленькому кусочку от каждого блюда. С минуту царило молчание. Разговор не клеился, да и аппетита у обоих не было. Эджуб налил немного вина в кубки и произнес, странно и жадно вглядываясь в ее лицо:

— Я рад знакомству, Лейс, хотел бы выпить за это.

— Да, конечно, я тоже рада, — безжизненно прошептала она, опуская ресницы, словно отгораживаясь от него, поднесла кубок к губам и отпила крошечный глоточек.

Ему невозможно было дальше видеть эту мертвую пелену, которой она себя окутала. Чувства противились этому, Эджуб не выдержал:

— В таком случае, не назовешь ли ты мне свое настоящее имя?

Быстрый взгляд как удар.

— Зачем вам это, господин? У меня нет имени, — ответ прозвучал неожиданно резко, понимая это, девушка добавила, понизив голос. — Простите.

— Мне не за что прощать тебя, — ответил задетый принц. — Но я хочу помочь…

Анхелике хотелось расхохотаться и разрыдаться одновременно, хотелось крикнуть:

— Тогда отпусти меня! Или еще лучше, отвези меня к Конраду!

Но ничего этого она не стала говорить, однако Эджуб и так все прочитал в ее глазах.

— Лейс, это важно. Скажи мне, кто ты.

Было в словах мужчины что-то, заставившее ее довериться, даже не в словах, а в том, как он это произнес. Девушка потерла лоб, беспомощно шевельнув плечом, и тихо проговорила:

— Я Анхелика, дочь князя Ларнакского.

Одна надежда умерла. Эджуб слушал, а в груди словно рвались струны. В воцарившейся тишине странным тревожащим звуком звякнула переложенная ею вилка. Эджуб прокашлялся, заставил себя говорить спокойно.

— Расскажи мне с самого начала. Я должен знать, чтобы помочь.

Недоверие, глубоко скрытые искры внезапной радости и облегчения во взгляде девушки сказали больше любых слов. Ее скупой рассказ не оставлял ему никаких надежд. Чем дальше мужчина слушал, тем больше в этом убеждался. Хоть и готовился морально эти два дня, удар был болезненным. Это всегда болезненно, ощущать, как умирает надежда.

Однако, подавив в себе все мужские чувства, Эджуб заставил себя собраться.

Был важный момент, который следовало выяснить как можно более детально. Лорд Абдорн, первый советник Валида. Пожалуй, он все еще мог причинить вред, как понял принц, тот представлял для девушки реальную опасность.

Что касается ее чувств к Конраду, то увы, тут сомнений никаких не оставалось…

Разговор отнял много сил у обоих, Эджуб чувствовал себя опустошенным. Но мужчина должен уметь принимать и победы и поражения. У него не оставалось выбора. Собственно, с самой первой минуты мужчина знал, что именно так и поступит.

Правда, оставался еще один, крошечный шанс. Но об этом он узнает, только увидев друга.

А пока…

— Анхелика, — проговорил он, делая над собой усилие и возвращаясь в реальность. — Я постараюсь помочь.

Он встал, понимая, что разговор окончен. Девушка поднялась, глядя на него все еще с недоверием, но с и надеждой. И с невероятной, огромной, несказанной благодарностью.

Эджуб был мужчиной. Влюбленным мужчиной, который сейчас приносил свои чувства в жертву. Но все же…

Момент истины.

— Анхелика, — проговорил он, сглотнув. — Я прошу всего один поцелуй. Только один. И больше никогда не потревожу вас.

Чтобы узнать, как это могло бы быть. Узнать, чего он лишается. Вся гамма переживаний от недоумения и страха до доверия промелькнула в ее глазах, девушка покраснела и кивнула.

Тишина эхом отдалась в его ушах. Мужчина подошел, оказавшись совсем близко, меньше одного шага разделяло их теперь. Странное ощущение наступившего на миг безвременья и безмирья вокруг. Странное ощущение, когда тебе дается лишь один единственный глоток. Вот сейчас ты получишь его и… И все. Это все, что тебе дано.

Каким будет этот глоток?

Как во сне Эджуб поднял руку, коснувшись ее щеки, а потом губы невесомо прикоснулись к губам и замерли. Один глоток.

Прошел его миг.

Мужчина отстранился, сжав руку в кулак, унося с собой то мимолетное ощущение кожи на кончиках пальцев. Поклонился. Произнес, не гладя на нее:

— Жди.

И ушел.

Что уносил он в своем сердце? Анхелика не знала. Просто слезы текли по щекам, смывая странное щемящее чувство, оставленное чужой любовью, давая место надежде.

Переполненная благодарностью, девушка стояла у окна, с надеждой глядя на море. Из гавани вместе с отливом уходил корабль. Залитый серебристым лунным светом, парусник Эджуба казался нереальным.

Анхелика молилась за него. Чтобы достиг цели, и чтобы никакая злая воля не вмешалась этот раз. О многом еще молилась девушка, думая, как странно складывается жизнь, нежданно сталкивая между собой различных людей, тасуя судьбы. Кому-то достается счастливый жребий, а кому-то — смотреть на чужое счастье.