Забрать ту злополучную бандероль надоумила Петровну Валя – соседская девчонка, работавшая на почте. Петровна шла в магазин, а та, увидев ее в окошко, не поленилась, выскочила.

– Теть Кать, тут Анисим Палычу посылочка из Москвы. Может, заберешь?

– Да кто прислал-то? Никого у нас в Москве нету.

– Наложенным платежом. На тридцать тысяч. Видно, что-нибудь выписал.

– Разве что так. Тогда заберу.

Вот егоза. Не сиделось ей. С утра на почте народу! Все больше пенсионеры. Дождались денег. Спозаранку собрались. Рядком постоять, посудачить. Обслуживала бы их. Так нет ведь.

Петровна свою пенсию вчера успела перед самым закрытием почты получить. Она же, Валя, по-соседски уведомила раньше других. На том бы и спасибо. А тут опять уважила, да без очереди. В другой раз, может, хоть людей не было бы. Получили б пенсию, разошлись. А бандеролька полежала бы.

Петровна отсчитала новенькими бумажками требуемую сумму, тихо, больше сама себе, пробормотала незлобиво:

– Что ему приспичило? Почитай, полпенсии оставила.

Тут же, не отходя от стойки, стала надрывать бумажную упаковку, и лишь обнажилась стопка книг, не видя еще близорукими глазами, что там изображено на обложке верхней, услышала, как фыркнула стоявшая ближе всех Кривенчиха.

– Еротикой интересуется Анисим Палыч? – спросила она ехидно. А из-за ее плеча уже тянулась посмотреть Клавка Кошкина.

– Батюшки! Да что же это, Петровна? С такими сиськами-то, куда ж ты эти книжки поставишь?

Очередь, и без того шумная на радостях от предвкушения денег, оживилась еще больше.

– Это ж как, я забыла, они прозываются? Сегодняшняя молодежь-то? Друг на дружку они как-то говорят, – обращалась к очереди Кривенчиха.

– Крутой, крутой, – подсказал кто-то.

– Да-да, крутой. Анисим Палыч у нас крутой, – продолжала насмешница. – Ты на евонные тапочки на ногах да на шапчонку на голове посмотри. Совсем как вьюноша. Что ж, Кать, чай, эти книжки вместе будете читать? – обратилась она к Петровне.

Петровна так и не дошла до магазина. Не ходить же с этим стыдом по улице. Да и не терпелось разобраться с пробудившимися читательскими пристрастиями мужа. Она явилась к нему. Всегда уравновешенная, негромкая, и тут обратилась с вопросом не в лоб, так сказать, а больше как бы посочувствовала случившемуся.

Дед Анисим, хоть и имел в своем жизненном активе семь десятков лет, слава богу, еще не жаловался на ущерб ни от рассеянности, ни от недостатка сообразительности. Он точно помнил, что никаких книг из Москвы не выписывал. Хотя бы потому, что слишком дорогим удовольствием обернется пересылка такой тяжести по почте. А вот семена заказывал, как раз по тому адресу, который значится на упаковке, года два тому назад посылал заявку. И вот тебе на!

Он молча перебирал книги, но-таки не выдержал, стал демонстративно громко читать названия: «Как свести с ума друг друга», «Радость секса», «У страсти в плену». Под обложкой одной из книг, обнаружив сопроводительную записку, тоже прочитал: «Уважаемый! Не спешите возмущаться, получив вместо семян эти книги. Вы не заказывали их, но прочитайте. Не сомневаемся, что они помогут сделать вашу жизнь полнокровнее и богаче».

– Да, уважили они меня, – рассуждал дед. – Вместо семян книжки со срамными рисунками. Это ж как называется-то? Пере-про-фи-лировались. Перепрофилировались. Не семенами, а книжками стали торговать, и меня решили привлечь: не сажай, Анисим Палыч, огород. Лежи читай, как свести с ума соседку, должно быть.

– И сколько, говоришь, отдала за все эти страсти? – спросил он жену.

– Тридцать тыщ. Без малого половину пенсии. Да еще помножь на тот позор, который обрела на почте. Там сегодня за пенсией толпятся. Маруська Кривенчиха прямо возрадовалась: на пару, мол, теперь будете читать.

– Она б над собой посмеялась. Над дочкой своей.

Дед Анисим не злорадствовал. Просто отмечал, что мало кого не коснулись сегодняшние превратности той жизни, которую мнящие себя умными головами именовали рыночной экономикой. Кривенчиху эта экономика тоже не обошла стороной.

Дочка ее, Ирина, после окончания школы устроилась на работу контролером в клуб. Заведующий взял ее, статную, умеренно легкомысленную девицу, с умыслом, думая вечерами привлечь молодежь. А то совсем перестали люди ходить в кино. Он же, заведующий, осуществил еще одну задумку, сообразную со временем всеобщего безденежья, когда люди не получали ни зарплат, ни пенсий. Согласовал инициативу с вышестоящим начальством в киносети, развесил объявления по деревне о том, что за вход в кино для тех, кто не имеет наличности, теперь устанавливается натурплата, яйцами куриными – две штуки с посетителя. Самую красочную афишу прилепил на заборе возле клуба. На ней, кроме словесного разъяснения, были изображены еще курица с петухом, под ручку входящие в дверь с вывеской «Кинотеатр».

Первый же день претворения в жизнь рыночных отношений в системе культпросвета дал поначалу неожиданный результат. Вечером в клуб пришли человек двадцать домоседов, не меньше. Контролер, мило улыбаясь посетителям, принимала от них яйца и складывала в коробку. А когда наступило время выключать свет в зале, поставила коробку на крайнее сиденье в ряду недалеко от входа. Луч из будки, в которой застрекотал аппарат, разрезал темноту, экран отозвался титрами индийского фильма, а Ирина пошла к входу, в надежде приветить еще других пожелавших приучаститься к культурной жизни деревни.

Дед Анисим был свидетелем дебюта девчонки в ее первой должности. Он, словно и на нем была ответственность, время от времени посматривал в сторону коробки: как бы не сел на нее в темноте кто-нибудь из вновь прибывших зрителей. Но желающих получить взамен гастрономического наслаждение эстетическое больше не оказалось, и Ирина заперла дверь. Теперь ее уже не было видно в темноте. Она прокрадывалась к рядам. Дед Анисим в предчувствии сжался в комок и в этот короткий промежуток времени, казалось, перестал дышать. Предчувствие не обмануло деда. В темноте от края ряда со стороны входа послышался хруст мнущейся под контролером коробки с яйцами. Ирина ойкнула. «Эх, растяпа! Сама же села», – выругался дед. В полумраке было видно, как девчонка встала, отведя в стороны руки с растопыренными пальцами, а потом, не обращая внимания на упавшую с шумом коробку, пошла к двери, оттягивая рукой подол.

Но событие на том не было исчерпано. Не прошло и минуты, как по залу распространился дух того редкого, легко узнаваемого из-за своей специфичности, свойства.

– Что такое? – взроптал кто-то из зрителей. – Ну и запашок. Прямо не клуб, а инкубатор.

– Признавайтесь, кто подсунул под Иришу тухлых яиц, – послышалось из задних рядов.

Раздался хохот. Зал зашевелился.

– Это не кино, а спектакль.

– Уберите коробку, – просил кто-то.

– Пойди сам убери, – отвечали ему.

Никто, видно, не смотрел на экран.

– Ирин, что, мы два часа будем вдыхать этот аромат? – спросил кто-то уже серьезно.

Но Ирины в клубе уже не было. Она пришла домой вся зареванная. Мать, увидев запачканное платье дочери, рассмеялась, на что дочь заявила категорически:

– Не пойду я больше. Пусть сам собирает. Превратил клуб в курятник.

Так что не Кривенчихе бы хихикать.

Но дед шибко и не переживал из-за случившейся прорухи. А его спокойствию поддалась и Петровна, и они уже скоро сидели за чашкой чая, ведя тихую беседу о жизни, о всяческих превратностях, которые поджидали сегодня любого человека, пусть самого предусмотрительного и расчетливого. За чашкой чая и вспомнилось деду Анисиму, что тот адрес торговцев семенами он когда-то дал и дочери своей, проживающей в городе.

– Помнишь ли ты, а я ведь адресочек этот в позапрошлом годе и Насте дал.

– Как же, помню, давал. На пачке чая своеручно тогда записал.

Петровна вскинула брови, в задумчивости глядя на мужа.

– Иль предвещаешь, ей тоже книжонок прислали? – опередила она ход его мыслей.

– А давай-ка я съезжу к ней. Что тут предвещать.

Дед решительно встал из-за стола.

До города от деревни рукой подать – двадцать минут езды на автобусе. Он стал одеваться, а жена тем временем захлопотала у кухонного шкафа.

– Ты хоть яичек повези им, гостинчик. Не все ж в клуб носить.

Старшая дочь Анисима Павловича и Екатерины Петровны – Настя, выйдя замуж, утвердилась городской жительницей. Работая с мужем на заводе, они получили квартиру, обустроились, растили двоих детей. Но случилось так, что однажды Настя, увидев объявление, убедила мужа обменять жилплощадь в каменных стенах на добротный дом с подворьем, с водопроводом, а главное – газифицированный, что освобождало от топливных проблем, на окраине городка. Женщине трудолюбивой, взросшей в деревне, ей не надо было обретать житейскую сноровку; она охотно копалась в саду, в огородике на задворках небольшой усадьбы, потому семья имела неплохое подспорье к зарплате. А в приступившие времена, когда то цены росли не по дням, а по часам, то заработанные деньги люди не могли получать месяцами, свое хозяйство заметно облегчало усложнившуюся жизнь.

К ней и держал путь дед Анисим, выйдя из автобуса на первой же остановке в черте города. Он шел, ворча про себя по поводу случившегося утром на почте, и не заметил, как дошел до знакомой колонки, а там оставалось пройти поворот, за которым третий дом – Настин. Но что это? Ему показалось, что он ушел не той дорогой: дома не те, а перед третьим какая-то копна сена. Дед вернулся на улицу, по которой шел от автобусной остановки. Должно быть, надо дальше пройти, не сворачивая в проулок. Но нет, как раз возле этой колонки всегда сворачивал. Знакомая канава с торчащей трубой, запомнившиеся резные наличники на втором доме. Откуда же тогда здесь копна возле Настиного дома? И в мыслях у них не было живностью обзаводиться. Михаил – муж Насти, тот и за версту не переносит дух навоза. И тут из калитки появился сам Михаил. В руках у него лопата. Он, увидав деда Анисима, приветливо протянул ему руку.

– Здравствуй, отец. Давненько не появлялся. Уж не приболел ли?

– Да нет. Я на прошлой неделе наведывался, тебя не было.

– А мы, видишь, хозяйство свое укрепляем. Ты осторожней, отец, на коровью лепешку не наступи.

– Да я вижу. А сено-то к чему? Никак скотину завели?

– Пошли, отец, в избу. Там все и расскажу. Это ж целая история. Так сказать, история государства Российского.

...В тот день бригада слесарей, руководимая Михаилом, должна была выехать в один из колхозов, с которым у предприятия было что-то вроде договора о взаимопомощи. Рабочим предстояло задержаться в деревне на несколько дней, отремонтировать котельную. Но по какой-то причине выезд отложили; Михаил в конце рабочего дня вернулся домой и был немало удивлен, когда, зайдя в прихожую, услышал мужской голос, а в приоткрытую дверь на кухню увидел картину, которая и вовсе привела его в смятение. За столом сидел молодой мужчина. Перед ним стояли бутылка водки, стакан, сковорода. Гость тихо о чем-то говорил, а напротив, подперев рукой подбородок, улыбаясь сидела Настя.

И невольно вспомнилась Михаилу та заметка в местной газетенке, которую он прочитал накануне. В ней сообщалось о случившемся беспрецедентном противостоянии планет, в результате чего, по утверждению астрологов, люди оказывались под воздействием эротических импульсов из космоса. Чувственность должна была буквально распирать землян, потому что Венера несла им любовь и счастье, Юпитер – удачу в сексе, а Марс устранял все препятствия на пути к этой удаче. Сам Михаил изменений в своей чувственности не отметил, а вот жена, видно, оказалась восприимчивой к тем импульсам. Значит, неспроста она прятала легкомысленные книжки, которые Михаил обнаружил сегодня утром перед уходом на работу. «Психогигиена половой жизни», «Радость секса» – названия-то какие! Значит, Марс явно решил потрафить ей, отправив мужа в командировку. Но не тут-то было. Муж предстал перед жертвами планет-разрушителей семейного согласия и прервал воздействие эротических импульсов.

– Приятного аппетита, – поприветствовал он ворковавших. – Не помешал ли?

– Ой, Миша, ты не уехал? Вот и хорошо. Компанию поддержишь и приобретение обмоешь.

Настя встала навстречу.

– Здравия желаю, – протянул руку, привставая из-за стола, фаворит Марса. – Меня Николаем звать.

И тут сзади раздался незнакомый голос.

– О, хозяин пришел!

Михаил обернулся на голос. В дверях стоял еще один фаворит, который, видно было, сходил во двор.

– Да тут у вас, я посмотрел, не только корову, целое крестьянское хозяйство можно держать, – продолжил тот.

Михаил вопросительно посмотрел на жену.

– Помой руки, Мишенька, да садись поужинай, а там и узнаешь, что к чему, – успокаивала Настя мужа, чувствуя, что он по-своему понял присутствие в доме незнакомых мужчин.

– Да нет, хозяюшка, нам пора и меру знать. А то хозяин черт знает что подумает, – говорил тот, кого Михаил прихватил за столом. – Давай, Серега, где наш бартер?

Тот, кто был назван Серегой, нагнувшись, вытянул из-под стола ящик водки. Михаил остолбенел от увиденного. Долгим же предполагалось застолье. И пока он приходил в себя, те двое, после короткого прощанья, слегка покачиваясь, вышли со двора, припадая один на правую, другой на левую ногу, бережно понесли ящик с позвякивающими бутылками в направлении автобусной остановки.

– Ну, рассказывай, оправдывайся, – добродушно обратился Михаил к жене. Он уже догадывался, что предвещания астрологов к данному событию не имеют отношения.

– Пошли, посмотрим вначале мое приобретение, а потом уж расскажу.

Два друга, Николай и Сергей, работали на машиностроительном заводе. Сварщик и токарь. В дни одолевшей-таки безработицы они, как и большинство заводчан, пребывали в так называемом административном отпуске. В просторечии это означало, что завод стоял, затоваренный своей продукцией. Рабочие кто копался в саду за городом, кто уехал на озеро рыбачить, а кто просто валялся на диване напротив телевизора. Вот и подрядились друзья в одном из близлежащих колхозов оборудовать в боксе при гараже кранбалку. Работу выполнили быстро и ладно, но вот уже несколько недель обивали порог правления и не могли получить заработанное. Бухгалтер разводил руками: должников у колхоза много, но никто не перечисляет деньги. Вскоре председателю стало досадно за людей, которых колхоз, получалось, обманул. Он предложил:

– Возьмите, ребята, корову. Хоть зарежете на мясо осенью, хоть продадите. По стоимости это значительно больше, чем мы должны вам.

Переглянулись тогда друзья.

– Ну что, Никола, может и вправду возьмем?

– До города отсюда три км. Ладно, до вечера мы ее доведем. А потом куда на ночь? – стал размышлять вслух Николай.

– На ночь ко мне в гараж, а утром пристроим куда-нибудь.

До города корова шла спокойно. Николай вел ее на веревке. Сергей шел сзади, лишь для порядка иногда взмахивая рукой. Друзья весело переговаривались, прикидывая, как обойтись с приобретением и какой навар будут иметь после продажи.

Ночь корова провела в гараже. Утром же ее словно подменили. Она охотно попила воды из ведерка, из рук поела хлеба. Но когда ее довели до асфальтовой дорожки, ведущей по направлению к мясокомбинату, стала упираться, то ли не приемля ходьбы по искусственному покрытию, то ли предчувствуя, куда ведет оно, недоброе, черной лентой протянувшееся к дымящим вдали высоким трубам. Она, опустив голову, шумно сопела и не шла вперед. Деваться было некуда, пришлось прибегнуть к применению силы. Николай, перекинув веревку через плечо, пригибаясь, тянул так, словно изображал бурлака с картины Репина, а Сергей, забыв о брезгливости, толкал корову сзади, упершись обеими руками о крупные мослы по обе стороны от выпачканного хвоста. До мясокомбината было пути минут на десять, но друзья одолели его не меньше чем за час и при этом взмокли, словно им пришлось выгрузить вагон пиломатериалов на подъездной железнодорожной ветке родного завода.

Заместитель директора мясокомбината выслушал посетителей внимательно, но в итоге выразил лишь сожаление.

– Если соответствующие документы в порядке, дней через десять приходите, – говорил он. – А пока нет. Затоварились мы. Холодильники полны, и в загоне еще тонн шесть живого веса ждут своей очереди. Рад бы, но помочь ничем не могу.

И тут он словно спохватился.

– Да, а устроит ли вас форма расчета?

– Безнал что ли? – спросил Николай.

– Не только. Деньги получите по реализации продукции. Знаете это как? Корову вашу мы в форме колбасы отправим в магазин. Магазин распродаст колбасу и перечислит нам деньги. А мы уж тогда вам.

Когда друзья невесело пошли из кабинета, он посоветовал им вдогонку:

– А вы забейте сами да в магазины попробуйте. Может, примут при наличии соответствующих документов. Там могут и сразу рассчитать.

Но кто мог подумать тогда, что означало выражение «соответствующие документы».

В пути до ближайшего магазина корова, казалось, упрямилась меньше, но все равно она вызывала живой интерес у прохожих, которые провожали ее взглядами. Друзья же, не обращая внимания на эти взгляды, тащили свое приобретение вперед и вперед, словно непременным условием при заключении договора о сдаче мяса было присутствие несчастного животного.

Директор первого же магазина не уделила потенциальным поставщикам и минуты времени, сказав, что холодильники полны продукцией мясокомбината. В двух следующих разговор завершился не так быстро, но так же безрезультатно. И лишь в четвертом удача готова была улыбнуться ее соискателям.

К этому времени у друзей уже выработался свой определенный порядок ведения переговоров. Николай объяснял суть дела. Сергей при этом поддакивал да показывал, если окно кабинета выходило в нужную сторону, на привязанную где-нибудь поблизости скотину.

– Мы поставим вам продукцию по цене ниже рыночной, – поспешил сообщить о важнейшем пункте договора Николай и солидно прихлопнул ладонью по крышке стола, за которым сидела директор.

– И в этом наш основной козырь, – ткнув указательным пальцем в тот же стол, поддакнул Сергей.

– Ну что ж, – согласилась директор, – давайте везите, – и поинтересовалась, – с документами у вас все в порядке?

Только тут обнаружилось, что так называемые соответствующие документы обозначали справки из сельсовета и от ветеринара. Когда друзья услышали еще об этой специфике предприятия, в котором они погрязли, директор с сочувствием увидела, как опустились уголки губ у ее собеседников. Это было последней каплей, порушившей то терпение, которое еще поддерживала зыбкая надежда на конечный успех – воплотить в денежную форму свой законный заработок. Выйдя из магазина, друзья прикинули, чем обернется добыча этих справок, понуро присели на корточках возле коровы.

– Дешевле новую кранбалку отладить, – заключил Николай. – Давай оставим ее здесь, и пошли домой.

– Да ты что, люди видели нас. Ты слышал, какие штрафы берут с хозяев за бродячий скот? А мы, хочешь или нет, хозяева ее, – возразил Сергей.

– Ну тогда за город ее отведем.

– Одичает ведь. А одичавшие домашние животные, читал я, становятся жестокими и мстительными.

– В любом случае пошли. Не сидеть же здесь.

Их голоса и услышала Настя со двора в тот день.

– Да толкай, толкай! Чего идешь наблюдателем? – ругался кто-то.

– Нет, хватит, я не бульдозер. Бросай ее к чертовой бабке. Одичает так одичает, – отвечал другой.

– Да ты что – дурак? Хоть за ящик водки кому-нибудь отдадим.

– Я б спасибо сказал и за литр.

Настя выглянула в калитку. Те, кому принадлежали раздраженные голоса, раскрасневшиеся стояли возле палисадника.

Один держал в руках веревку, привязанную к рогам опущенной головы коровы, другой рукавом вытирал пот со лба.

– Вы чего, мужики, расшумелись? Иль со скотиной не можете справиться? Куда вы ее ведете?

Она, улыбаясь, подошла к ним.

– Ты б, хозяйка, не поленилась, водички вынесла б попить, а потом-то мы тебе и поведали бы о наших похождениях. Может, ты б и помогла нам.

– Да чем же я вам помогу? Если подоить надо ее, так я умею, – отвечала Настя, направляясь назад к калитке.

Тут раскрасневшиеся владельцы коровы переглянулись.

– Слушай, Серега, – присев на корточки, рассматривая вымя, проговорил Николай.– А ведь и правда. Второй день мы ходим с ней, она артачится. Отчего, думаешь? Недоенная.

Сергей тоже присел, потрогал кончиками пальцев сосок, словно это был патрон крепления сверла в токарном станке.

– Точно, Никола! Как мы не догадались?! – согласился он. – Сам попробуй походить денек не отливая. А мы с ней со вчерашнего дня.

Настя тем временем вернулась с ковшиком воды, увидела, что друзья рассматривают что-то под брюхом коровы, протянула ковшик Сергею, а сама, нагнувшись, посмотрела вымя, потрогала рукой, ткнула кулаком.

– Нет, мужики, не доится она, – проговорила, выпрямляясь.

– Как это не доится? Какая же корова не доится? – возразил Николай. Он, вроде бы, даже обиделся: почему это вдруг их корова не доится?

– Долго придется растолковывать. По твоему разумению, и булки, видно, должны на колосьях расти. Ну ладно. Куда вы ее ведете и откуда?

Друзья рассказали ей всю историю своих злоключений.

– Мы теперь согласны отдать ее за ящик водки, – завершил притчу Николай. – Как кость поперек горла стоит она.

– Вот хотели было выволочь за город и оставить в лесочке, да жалко – одичает, – дополнил Сергей.

– Помогла бы реализовать. За ящик водки отдадим, – повторил Николай.

Тут Настя и подсуетилась. Пробежалась по соседям, по знакомым, собрала требуемую сумму. И к описанному выше возвращению мужа сидела на кухне с незнакомыми людьми, которые решили тут же обмыть сделку. Корову загнали в сарай, пустовавший долгие годы, поставили перед ней ведро воды, чашку с картофельными очистками, кусочками зачерствевшего хлеба.

Михаил после ухода друзей, удовлетворившихся завершением незадачливого предприятия, вышел с Настей в сарай, стал ходить вокруг коровы с видом понимающего человека. Настя знала, что он, выросший в городе, разбирается в животноводстве столько же, сколько она смыслит в его железках. Она тихо улыбалась его поведению. А он осмелел, взяв руками морду коровы, посмотрел ей в зубы, хмыкнул, обошел еще раз, придумывая, как бы еще раз показать свою осведомленность, наклонился и схватил грязную коровью ногу, с силой оторвал ее от пола, якобы посмотреть копыто. Но корова, быть может, устав от излишнего внимания к себе, дернулась и наступила копытом прямо на ногу нового хозяина. Михаил, взвыв, выскочил из сарая на одной ноге. А Настя не выдержала, прыснула.

– Да зачем тебе копыто? Ты что, запрягать корову собрался? Мы ж ее так и так с холодами зарежем на мясо. Иного прока от нее не будет.

Дед Анисим, выслушав рассказ зятя и дочери, которые, смеясь, перебивая друг друга, словно еще раз переживали случившееся, погладил концами пальцев раскустившиеся брови.

– Вот жизнь пошла. Не одно, так другое. Каждый божий день только и слышишь о каких-нибудь приключениях, – проговорил он и, помолчав, добавил. – А я ведь и сам попал в переплет. Ты, Настя, помнишь, в позапрошлом годе я тебе адресок давал, выписать...

– Прислали мне неделю назад, – перебила отца Настя. – А что, ты тоже получил бандероль?

– Получил.

– С книжками?

– Книжки, – кивнул дед с таким выражением лица и с такой интонацией в голосе, словно то, что он получил по почте, было крайне необходимо в его повседневной жизни.

Настя в хохоте откинулась на спинку дивана.

– А мама-то видела? – спросила она.

– Мама их получила на почте и на людях распечатала.

Настя схватилась за живот, упала на подушку лицом. Отсмеявшись, стала вытирать слезы на глазах.

– А я вот от Миши утаила.

Михаил не стал объяснять, что книжки он видел, а у тестя спросил:

– Так каких книг тебе прислали? По огородничеству что ли?

– Ага, по огородничеству, – ответил тот вполне серьезно, но не выдержал, махнул рукой. – Да ты не спрашивай. Язык не повернется назвать их.

А с коровой-то, я вижу, все благополучно завершилось, – продолжил дед. – Главное – никто в накладе не остался. Колхоз долг отдал, те двое худо-бедно заработок получили, а вы теперь при корове. Весь дебет-кредет сходится. Вот так и живем.