– Э-э, Кадыргулла, халлер ничек? Здравствуешь ли, дорогой? Как поживаешь? – говорил, вскинув руку, невысокий, моложавой внешности татарин средних лет, остановившись перед встречным прохожим, который уже хотел обойти его стороной.

Тот, кто был назван Кадыргуллой, остановился как вкопанный, но улыбка тут же озарила его лицо. Правая рука потянулась встреч пухленькой ладошке знакомца.

– Халилулла, ты ли это? Как же я не узнал тебя!

– Не захотел, вот и не узнал. Ишь какой озабоченный идешь. С такой большой сумкой.  Чем это ты так загрузился? Какой-то дефицит достал?

– Типун тебе на язык, Халилулла! Как мог ты вспомнить это слово — воспротивился, вдруг посерьёзнев лицом, Кадыргулла. – Про какой такой дефицит ты говоришь? Зайди в любой магазин: птичье молоко надо — только посмотри получше на полки, где оно стоит. Как говорит один мой знакомый, сегодня, если захочешь, можно купить даже маленькую атомную бомбу.

– То-то я гляжу, – возразил уже Халилулла, – ты, наверно, теперь одним птичьим молоком питаешься. Отощал что-то, смотрю. Иль жареный петух, тот, от которого молоко, клюнул?

– Обижаешь, дорогой. Никакой не петух, а рациональное питание. Все жалуются, зарплату не дают, голод приступает. А я — как это у Вольтера: всё, что ни случается, – всё к лучшему. У меня не голод, а голодание. Понимаешь? По Бреггу. Могу даже не только без денег — без воды жить могу. Приспособился мочу пить. То есть не мочу, а урину. Понятно тебе? А ты говоришь, отощал. Не отощал, а помолодел.

– Понятно с тобой, – задумчиво смотрит на приятеля Халилулла. – То, что словно бы помолодел, – это точно. Ну а в сумке-то что у тебя? Иль маленькая атомная бомба?

– Э-эх, дорогой, всё смеёшься. Зачем мне бомба?

– Правильно, тут и без бомбы, как с бомбой. Но, как говорится, нам татарам всё равно. Так, что ты несёшь?

– Да на ярмарке я был.

– На какой ярмарке? – удивился Халилулла.

– Как на какой? Ты что, не проснулся? Возле спорткомплекса ярмарка. Талонная, за талоны дают товары, продукты. С десяти часов утра. В газетке про неё предупреждали.

– Возле спорткомплекса? А я только что мимо проходил, думал, там какой митинг собрался. Вот дураки, думаю, на холоде затеяли митинговать.

Халилулла, сдвинув шапку на лоб, скребёт затылок.

– Так подожди, – вновь продолжил он, – что-то я ни прилавков, ни машин с торговлей не заметил. Одни люди.

– Не ври, – перебил его Кадыргулла. – Я сам в пол-десятого пошёл, уже две палатки торговали. Правда там только трусы и всякий шурум-бурум был. А мне, как видишь, скоро и трусов не надо будет.

– Так чего ж ты накупил, – посмотрел на сумку приятеля Халилулла, – если трусов не надо?

– Не торопись. Всё по порядку расскажу. Меня ни трусы, ни это, – Кадыргулла кивнул на сумку, – больно-то не интересуют. Это жена всучила мне талон. Непременно, мол, отоварь. Но главное ведь – средь народа потолкался. Ой потолкался. Посмотрел на людей и себя показал. Ведь городская газетка напишет про ярмарку: прошла успешно, на столько-то  тысяч наторговали. А тут своими глазами всё видел, покипел в самом котле. О-ох, сколько народу! Всё б им кучей побыть. Но много некультурных средь них. Ой много, – качал головой рассказчик. – Я-то, пока все возле двух палаток мёрзли да Ельцина всё обласкивали, я – в спорткомплекс. Там телевизор. Часок послушал Киркорова, дуэт «Академию». И тут, вижу через окно, как девятый вал, все ломанулись в одну сторону; машина из одиннадцатого гастронома подъехала. Выскочил — и туда же. Меня, как в клещи, сдавили со всех сторон. Бескультурье форменное! Но с другой стороны, – Кадыргулла хитро улыбается, – справа ко мне прижалась одна, груди у неё – как астраханские арбузы; слева — другая, будто подушкой прижалась. А та, что впереди, – так себе, худосочная. Она всё голосила: «Скажите, сколько стоит торт?» Торт уже распродали, а она всё: «Сколько стоит?» И мать чью-то вспоминать начала. Бескультурье! Продавщица — ноль внимания. А которая при астраханской конфигурации, вначале молчала. И мне-то приятно возле неё. А тут она тоже завелась вдруг: мол, повесьте перечень товаров с указанием цен, чтоб издали видно было. Ну я-то ей: «Вам, может, и витрину привезти?» Она только рот раскрыла, чтоб пакость какую сказать, но не успела. Тут один мужик, который уже на подходе к весам с толпой покачивался, как заорёт: «Не держитесь за яйца!» Это ж надо додуматься. Я ему: «Ты куда ж, дурак, с яйцами полез в такую давку? Не мог что ли жене отдать?» Жена-то, я видел, со стороны командовала: «Давай, давай! Хоть сушек да пакмай возьми!»

– От сушек и я бы не отказался. Или хоть горох. Он под Брегга пошёл бы. Но безнадёжно далековат был от машины. Так и пробуксовал возле астраханки. И то ладно хоть, приятно так. Но, гляжу, ещё одна машина катит. Ломанулся я к ней. Только кто-то, уж не астраханка ли, в отместку за витрину, дала мне подножку. Так что опять припозднился. И, когда возле самого борта стиснули меня, понял я, наконец, о чём кричал тот, просивший  не держаться. Однако тут уж до цели добрался. Шлепнул своим талоном на 67 руб. 21 коп. по прилавку, и вот, пожалуйста: очпочмак, сырники, школьное пирожное пацану. Жаль вот только, горох не купил. Под Брегга бы. Но всё своими глазами видел, покипел в самом котле. О-ох, сколько народу!

– Значит, говоришь, талон отоварил? – прервал монолог Халилулла.

– Отоварил. Перед женой вот сейчас отчитаюсь, – кивнул на сумку Кадыргулла. – а то всё ворчит: зарплаты нет. Нам денег не надо, талоны давай! – продекламировал он выразительно.

– Да-а, значит, понравилась тебе ярмарка, говоришь?

– Почему бы и нет? И очпочмак, – снова кивнул на сумку Кадыргулла, – и...

– Так-то оно так, – перебил его Халилулла. – Только вот, какая это ярмарка — две машины?

– А ты что ж хотел, чтоб тебе супермаркеты приехали?

– Разве нельзя?

– Нельзя. Супермаркеты – понимаешь? – это наше будущее. Как писала городская газетка, нас ждёт прекрасное будущее!

– А как же. Ждёт. Ждёт не дождётся, – вставил собеседник.

– Вон в девятиэтажке, – продолжал цветастить Кадыргулла, – в гастрономе какой евроремонт сделали. Зайдёшь — душа радуется. И есть не хочется.

– И ты ходишь туда? – посерьёзнел в лице Халилулла. – Значит, шибко ждёшь будущее.

– А почему б не пойти? Когда деньгами обзаведусь. Сдам вот бутылки. Привезу из сада. Много у меня там когда-то в старые времена скопилось. Сдам и пойду в супермаркет. Бутылки — это наше сегодняшнее подспорье. Посмотри, иные старушки только и ходят по городу, ищут бутылки. Раньше сколько стеклотары валялось. А теперь — чистота и порядок. Опять польза. Всё к лучшему! С одной стороны Брэгг, с другой — порядок. Только вот найти бы, где эту посуду принимают. Чтоб за деньги. На одном киоске видел объявление: меняем деньги на бутылки. В нашей девятиэтажке-то не меняют. Тут бартер. Как-то неделю проходил с сумкой, продавец всё отправляла меня, мол, ящиков для бутылок нет, а однажды напал, появились ящики, так она мне: денег не дам, возьми чупа-чупс. Я ей посоветовал этот чупа-чупс воткнуть себе в... Обиделась. Теперь нет у неё ящиков для меня. Даже к бартеру не подпускает

– А бутылки пока есть. Да и Брэггу спасибо! Так что, живы будем — не помрём! – закончил свои рассуждения Кадыргулла.