Что я знал об Америке до поездки? Всего-то, что прививалось в школе ещё советской пропагандой да и теперешней: Америка — это плохо. Я хорошо запомнил куплетик из новейших времён:
Это Штаты виноваты,
Что леса у нас горят,
Что не платят нам зарплаты,
В том, что фабрики стоят.
Еще Алексей Максимыч рассказывал нам про город жёлтого дьявола. Из школьных лет ещё припоминается, Хрущёв первым из наших правителей открывал Америку. После этой поездки мы стали засевать безмерные площади кукурузой. Селяне упирались: зачем она нам? Их упрашивали: ну хоть пяток гектаров на весь колхоз засейте. А сегодня попробуй предложи им, засевающим не пять, а пятьсот гектаров, отказаться от кукурузы, – высмеют: ты что – дурак? Без этого сочного корма не видать нам молока. И не поверят в то, что эта благодать пошла по примеру заморской державы.
Тогда же нам внушали: Америка — это империалисты, которые только и знают, что обманывать и грабить рабочих; там безработица. Помню, какая-то газета дала снимок американского безработного, а внизу слова его, поругивающего власть. Только весь облик того «обездоленного» был уж очень благополучный, и разговаривал он с корреспондентом, сидя за рулём красивого авто, каковых мы в те времена и в глаза не видывали. О безработице мы тогда только и знали из газет. У нас такой беды не водилось. А когда, повернувши салазки от коммунистического завтра назад к капитализму, познали на своей шкуре, что это такое, а всё больше ругаемый сегодня Борис Николаевич дал нам попробовать на вкус настоящую свободу слова, то обнаружилось, что пособие по безработице там в логове империализма позволяет жить безбедно, а не влачить нищенское существование. Власти экономически развитой страны направляют деньги, кроме как на вооружение, ещё и на поддержание благополучия простого народа, и уж вовсе не как у нас – на содержание всякой дармоеди типа депутатов, чинуш, присосавшихся к полным обилия корытам.
И всё равно в сознании так и зарубцевалось недоверие.
Но вот избран маршрут туристической поездки – я в Москве в посольстве США, надо получить визу. Янки за окошечком, серьёзное лицо, расспрашивает: чего так вдруг засобирался? обеспечен ли материально? а почему один, без супружницы? (Чудик. Я хоть и вроде б не бедного десятка, но по той цене, какую положила турфирма «Холидей М», накладненько получится, если вдвоём.) Получив визу, всё удивлялся, когда безуспешно потолкавшиеся в той большущей очереди возле американского посольства, а потом и дома знакомые поздравляли меня с удачей. Оказывается, не всякий россиянин долетит и до середины Атлантики.
И вот самолет компании «DELTA» уже приземляется в Нью-Йорке. Большинство пассажиров то американские туристы, то обамериканившие советские товарищи, погостившие на бывшей родине, то деловые люди, а ещё ватага студентов, подрядившихся на заработки во время каникул. Меня встречает на своем авто бывший соотечественник Леонид, выехавший в Америку в начале 90-х годов. У него договоренность с турфирмой. Со мной в микротургруппке ещё двое, муж с женой из Калуги. И вот, миновав развязку, мы уже на автостраде, по-американски highway, как мне объяснили, дорога без светофоров. Не сосчитал, сколько в ней полос, но точно отметил: то, что встречное, – где-то далеко слева; то, что поперек, – или над, или под нами. Я вспомню этот хайвэй по возвращении, в пробках добираясь из Шереметьево до ближайшего метро часа три, а то и больше. Вспоминаю, когда еду на автобусе в Уфу по старейшему нашему тракту. На 538-м километре между Кандры и Тюпкильды менты в засаде поджидают идущих на запрещённый обгон водителей. Это для них ягодное место. Водитель обычно и не спрашивает, за что его оштрафовали, потому что гаишник может подумать, что оштрафовал не за всё. За поборы в течение лет пяти здесь можно бы выложить упоминавшийся хайвэй, но, говорят, пока не делают этого, берегут участок для одного из этапов ралли Дакар — Париж.
До Нью-Йорка от аэропорта, а потом и по городу до отеля мы ехали минут тридцать. Леонид, то ли по вмененной обязанности, то ли из такта коротко рассказывает про страну, про мегаполис. Мы ж, улучив момент, поинтересовались: как тебя занесло сюда?
Заносило в те приснопамятные годы всяко. Но замечательней в случае с нашим водителем совсем другое.
После приземления в в Нью-Йорке Леониду понадобилось разменять крупную купюру, с чем он и обратился к первому попавшему янки. Тот, то ли глядя на внешность просящего, купюру не взял и дал ему денег просто так, при этом извинившись: дал бы больше, да с собой нет. На эту «мелочишку» наш герой, пока ещё ничего не подозревая, перекусил. Но получилось, почти не потратился. Купил сигарет, купил зажигалку... В конце концов купил ещё магнитофон.
Мне самому с подобным довелось сталкиваться, хотя не в таком размере. В том же аэропорту, покупая первый из множества съеденных в дальнейшем сандвичей, так же протянул, что было в кармане. Продавец ещё и не успел среагировать на мою купюру, как стоявшая за мной в короткой очереди женщина оценила ситуацию: не беспокойтесь, я оплачу. Этот случай было удивил, но ко второму я уже был готов. В Лас-Вегасе водитель автобуса, не разменяв такую же купюру, кивнул: иди, мол, садись. Через несколько остановок я напомнил о себе: не имеешь права возить зайцем. Он, удивлённо смерив меня взглядом, буркнул что-то, как почувствовал, угомонись, мол.
Вообще он странным показался мне этот водила. В Лас-Вегасе много приезжих. К нему постоянно подходит кто-нибудь с вопросом: как добраться по нужному адресу? Эдакое справочное бюро. Если, случилось, не знает, – тут же звонит диспетчеру, терпеливо выясняет расположение улиц в данном микрорайоне, а потом разъясняет пассажиру.
И всё-таки, что касается упомянутого денежного вопроса, тут есть одна нестыковочка.
Красавица из мексиканского племени в Эль Пуэбло, что близ Даун Тауна в историческом центре, откуда пошёл Лос-Анджелес, согласившись сфотографироваться с туристом, не скрывая радости, принимает за это деньги. В точности так в поражающем красотой и величием, особенно после езды к нему по пустыне Невада, Гранд Каньоне, жена вождя племени Хуалапай, пока её муж, который, как индюк весь из себя в перьях, с раскрашенным лицом, в наряде героев Гойко Митича, приглашает полюбоваться бездной со стеклянной площадки, она прохаживается, создавая антураж для туристов, возле вигвама; на мою просьбу сфотографироваться с ней удивилась, но в следующий момент с достоинством позировала, безропотно позволив обвить рукой талию. Кто танцует девушку, тот и платит деньги. За отстегнутые ей баксы она так же с достоинством благодарит. Они берут за оказываемые услуги. Это их работа. Но водители, встречающие тебя после очередного перелёта по стране, и гиды, предусмотренные на несколько часов в каждом новом городе, тоже на работе, которую оплачивает турфирма, а от денег не отказываются. Почему ж тогда смуглянка Паолина за стойкой ресепшена в нью-йоркском «Pennsylvania hotel» вызывает тебе по телефону такси, и попробуй предложи ей за услуги. Это что, марка фирмы? Но ведь и водитель и гид, бывшие мои соотечественники, представляют не хилую, правда российскую, фирму. Она слупила с меня за путёвку далеко не тысячу и не пять тысяч баксов.
Валера, подвозивший нас из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас, а потом до Гранд Каньона и обратно, видно, неплохо зарабатывает, о чём говорит его увлечение: он любит путешествовать, побывал на всех континентах, кроме Антарктиды. Когда я назвал ему сумму, которую отстегнул турфирме, и посетовал на то, что для россиянина это дороговато, он вскинул от удивления брови: но это и в американских масштабах дороговато. Кажется, для него оставалась загадкой моя состоятельность, потому что, по его мнению, и зарплата, и пенсия среднего россиянина – как критические дни средней россиянки: ждёшь целый месяц, а кончаются за три дня.
Валера столько рассказывает о разных странах, о традициях, обычаях! Он очень наблюдательный, и что ещё значительнее — аналитик. Он приезжал несколько раз к оставленному когда-то родному пепелищу, с самого начала видел, что означают названные реформами российские новеллы, из которых, как чёрт из табакерки, выскочили чубайсы, ходорковские, абрамовичи. Но не только они. Десятки, сотни тысяч челноков — мелких родственников тех чубайсов, ударились в мелкий бизнес, суть которого заключалась в тысячепроцентных (и ладно, если только в тысяче-) накрутках на приобретенную за копейки турецкую, китайскую туфту. Бизнес и грабеж средь бела дня — не одно и то же, считает Валера. Бизнес это, когда капитал приращивается за счет оборота. Чем быстрее оборачивается копейка, тем успешливее бизнес. А не так: отдав копейку, получить стольник. В России есть предприимчивые люди, но основной принцип большинства: при случае хватай, что подвернулось под руку, не раздумывай; семь раз отмерить, прежде чем отрезать, – архаизм; пока ты семь раз отмеришь, другие — оттяпают.
Я пожалел, что Валера не встретился нам в самом начале. И тогда не случилась бы со мной первая в Штатах неудача, когда наша первая из гидов, тоже бывшая соотечественница, повозив по Нью-Йорку, по Пятой авеню, Бродвею, дав полюбоваться Гудзоном, Бруклинским мостом через него, на просьбу доехать до главной достопримечательности Америки — Statue of Liberty, к Статуе Свободы, лишь пожала плечами: это далеко, а время экскурсии вышло. Она, правда, научила, откуда с пристани на Гудзоне отходят прогулочные катера в направлении той статуи, но последний катер к тому времени уже отчалил, а на следующий день мне уже предстоял перелет в Лос-Анжелес. Побывать в Штатах и не увидеть её символа — это то же самое, что Париж без Эйфелевой башни, Египет без пирамид, Москва без Красной площади. Я сфотографируюсь возле этой знаменитой, с факелом в руке, женщины, но возле копии, в Лас-Вегасе, где представлены многие мировые достопримечательности. Но до этого были ещё дни в Лос-Анжелесе, где я уже и не имел претензий к очередной нашей кураторше, лишь робко поинтересовавшись: нельзя ли поближе подобраться к известной эмблеме «HOLLYWOOD»? Нет. Но на её фоне за несколько верст сфотографироваться довелось, и на том спасибо. Помимо, я сфотографировался возле увековеченных отпечатков пальчиков Мерелин Монро, знаменитостей Голливуда, на голливудской улице Rodeo driw, где эти знаменитости покупают свои наряды, видел раскошную виллу Мадонны.
Вообще в Лос-Анджелесе после шумного Нью-Йорка чувствовалась какая-то размеренность. Это уже другой край нового света: и перелета от прибрежных песков Атлантики до несущего прохладные волны Тихого океана – несколько часов. Здесь, как и во всех городах Штатов, свой Бродвей, может, не такой бурлящий, но с приветливыми лицами прохожих, готовыми всегда объяснить, показать, как тот паренёк, который, научив, как пройти до перекрестка, где мне отворачивать в направлении отеля, ещё и проследил, правильно ли я понял его. Чернокожая, стройная как кипарис, женщина катит коляску с малышом. Негретёныш только еще научился сидеть, но издали, приветствуя, качает ладошкой: хай! Его мама приветливо раскланивается. Состарившийся, но не отставивший своих обычаев хиппи, обросший, как леший, разместившийся в тенечке на тротуаре тихой улочки, видно, приняв, меня за француза, хрипит: comment allez-vous? – как дела?
В Лос Анджелесе, зная, что ещё предстоит вернуться на атлантическое побережье в Маями, я не стал испытывать ласку волн Тихого океана, потратив больше времени на самостийные экскурсии, а также, как это теперь уже принято выражаться и в России, на shoping. Удивило засилье китайского товара, будто попал не в Америку, а куда-то на наш Дальний Восток. Только цены на весь этот ширпотреб почему-то копеечные. Да и купленные мной джинсы местного производства стоили всего 10 $, это в древесном эквиваленте около 230 рублей; у нас они стоили бы уж никак не меньше 1500. По той же цене и кроссовки.
В Нью-Йорке, побывав в антикварной лавке (грешен: падок на старинные безделушки), довелось купить, и тоже за бесценок, телефон, каковыми пользовались еще в позапрошлом веке, самобытную чеканку и пр. Там же вдруг обнаружившиеся знакомые вручили плотненький рюкзачок для российских родственников (нашли оказию), так что в Лос– Анджелесе, чувствуя изрядный перегруз, решил приобрести тару, чтоб разместить в ней скопившиеся узелки.
Супермаркеты здесь чаще всего смешанные: огромная площадь под одеждой, галантереей, хоз – и промтоварами и отдельный угол под гастрономию. Первое, что бросается в глаза, – нет охраны. Тут я не обойдусь без сравнения. У нас в Туймазах открыли супермаркет «Апельсин». Так, ещё штат продавцов не был укомплектован полностью, а в торговом зале слонялось человек десять в черной униформе, поначалу эдак с подозрением присматривавшихся к покупателям, по мобильникам с деловым видом переговаривавшихся меж собой, но скоро уже изнывающих от безделья, всё больше перекуривающих на крыльце. И некому подсказать: не дороговато ли обходятся эти бездельники и эти не копеечные мобильники, бьющие по карману покупателя? Правда, рассказывают, однажды они задержали подростка, утаившего от кассира жвачку. О! Это было событие! Всё упомянутое воинство ходило, выпятив груди, словно скрутило медвежатника.
А в Лос-Анджелесе, когда мне понадобилась помощь, потому что сумочка на колесиках, которую я присмотрел, висела высоковато, продавец крикнула куда-то за ширму, откуда явился мулат, на спине у которого, кажется, было написано «securiti». Почему «кажется» – потому что мне было уже не до эмблемы. Мулат был на две головы выше меня, крепко скроенный, и лицом – один в один – Мохаммед Али. Добродушно улыбнувшись на мою отвисшую от удивления челюсть, он поинтересовался: какие-то проблемы? Привстав на цыпочки, он достал сумку, и, так же добродушно что-то пробормотав, видно, пожелав удачи, ушёл к себе.
Ещё до поездки я читал, что средь американцев очень много слишком полных людей. Действительно, их немало, особенно средь чернокожих. Иной, иная, чтобы шагать, переносит центр тяжести туши, что не меньше пудов пятнадцати, поочерёдно на каждую ногу. Перекормленные, они словно демонстрируют тем самым благополучие нации. Некоторые, правда, благополучны до безобразной фигуры, но большинство толстушек, толстяков совершенно интересные внешне. Они не обременяют особо окружающую среду.
В Маями-Бич Casablanca hotel прижался без малого к кромке Атлантического океана. В нескольких сотнях миль отсюда – мятежная Куба. Рассказывают, кто-то из американских президентов опрометчиво бросил клич: всех, кто сможет сбежать от кастровского режима, примем. Фидель сообразительный. Он выпустил из тюрем тысячи преступников. Они добирались с острова Свободы в Маями вплавь, кто на баллоне, кто на бревне, кто на бочке. Некогда благополучный город-курорт превратился в притон. За несколько лет, тем не менее, власти утихомирили прибылых. И та мулатка, за которой я, нежась на желтом песочке пляжа, с интересом наблюдал, была, вполне возможно, отпрыском беженцев, только уже очень благополучная. Ее комплекцию волны терпеливо баюкали в своей гривастой пене , а когда она, почти как Афродита, вышла из воды, Атлантический океан словно вздохнул облегчённо, осев в своём уровне.
Её сверстница, чернокожая Лизета, однако, по комплекции значительно превосходила купальщицу. Средь многолюдья в сквере, праздновавшего Memorial dey, общегосударственный День памяти, с широкой улыбкой на лице увлекши и меня в круг своих танцующих подруг, она тихо покачивала передо мной своим раскошнейшим бюстом, каждая составляющая которого была уж никак не меньше, чем литров на восемь-десять. Запомнился ее голос, мягкий, доверительный. Наверно, он такой у всех полных, даже у мужчин.
Руан, бармен при Casаblanca hotel, был сколь габаритным, столь и проворным. Очередь перед его стойкой иссякала, как влага на пляжной гальке под палящим тропическим солнцем. Я попросил у него стаканчик чёрного кофе, но только безо льда, который принято у них бросать в горячий напиток. Видно, не поняв, он не внемлил моей просьбе и протянул мне стакан с плавающими прозрачными кусочками. Но когда я возмутился: «Я тебе, бусурман, русским языком сказал, безо льда, without ice, – понимаешь?» – он мило, как девушка, улыбнувшись, выплеснул налитое – non problem! – и налил в новый стаканчик.
Перекормлены здесь не только американцы. В Gatorland я втихаря, пока не видит рабочий секции, просунув ногу через стальную решетку, решил подманить лениво выбиравшегося из омута аллигатора. Он и подплывал к берегу, не отрывая взгляда от меня, так что я был уверен в успехе импровизированного аттракциона. Не замеченный мной в кустах над головой огромнейший, что наш индюк, попугай начал орать на меня благим матом. А гигантская рептилия и не собиралась бросаться на приманку. Быть может, режим соблюдала. Их оберегают, хотя они нередко вероломны. Так, дорога от Орландо в Маями с обеих сторон ограждена от прилегающего тропического ландшафта. Вдоль неё, болота, озера, непроходимые тропики, куда туристам-одиночкам въезд запрещен, разве если только с егерем-проводником, который знает, как вести себя рядом с кишащими тут рычащими, шипящими братьями меньшими. Его услуги предусмотрены для любителей острых ощущений. Заплати, и тебя провезут по 41-й дороге через джунгли — Аллее аллигаторов. Провезут на малой скорости; здесь не разгонишься: в любую минуту поперек маршрута может оказаться зверь.
Да и на той магистрали от Орландо случается, крокодил из водоема каким-то образом пробирается через сетку. Он непременно пристроится в тени под оставленным тобой у придорожного кафе автомобиля, и его инстинкт говорит ему, что теперь это его территория. Так что, выйдя из кафе, будь внимателен, и в случае чего, не занимайся самодеятельностью, а вызывай службу безопасности.
Природу янки оберегают, не на словах и в законах, а на деле. И шутка о том, что у них там из-за промышленных выбросов скоро вымрет даже эхо, – пропагандистские выдумки. При подъезде к Маями мне довелось увидеть огромную гору с торчащими из нее трубками. Оказалось, гора — свалка, укрытые бытовые отходы. А торчащие трубки — система сбора образующегося при гниении газа, который используется снова в быту. Это не краснословие об охране окружающей среды, а конкретные дела. Ильф когда-то нашему брату подсказывал: не надо бороться за чистоту, надо подметать. Вот они и подслушали мудрость нашего соотечественника.
Вообще американцы народ шустрый. Говорят, все наши «мозги» они переманили к себе, у нас в стране остались одни «желудки». Всё, что где-нибудь ни изобрети, обязательно сопрут, внедрят у себя. Помнится, ныне покойный туркменбаши Сапармурад утверждал, что туркмены придумали колесо, а потом и компьютер первыми придумали. Сапар всё знает: это туркмены. А американцы у них переняли, как пользоваться такими благами. Не говоря уж о всяких ракетах, космических кораблях и прочих чудесах, которые они тибрили у нас, россиян. В отелях в твоём номере, как в Туркмении, обязательно стоит компьютер; в ванной, лишь откроешь дверь, не успеет загореться свет, а под потолком, как ишак в хлеву, вздохнёт кондиционер.
В начале прошлого века, говорят, руководство Штатов поставило на государственном уровне задачу — подковать блоху. Тут-то они не смогли, не по зубам. Вообще-то есть версия: на кой... , извините за выражение, подковывать её, блоху.
Теперь там витает идея: внедрить, как это случилось лет пятнадцать назад в России, повсеместно платные туалеты. Но во время поездки мне как-то не довелось обнаружить ни одного такового. Заходишь в туалет (в первый раз, по нашей привычке на ходу расстегивая пуговки, я, оглядевшись, испугался: может, не туда попал) — блеск, чистота. Рукомойник без вентиля. Я ему чуть шею не свернул, пока не допёр, что надо просто подставить руки, а вода сама побежит.
Спроси сегодня у упоминавшегося в начале публикации колхозника посчёт кукурузы, и получится, что у нас научились американцы её выращивать. Правда, не научились правильно убирать. Возле того же упоминавшегося 538-го километра российского тракта я наблюдал: идёт по полю силосный комбайн, рядом грузовик, в кузов которого сыплется скошенная масса. Половина ценнейшего корма летит на землю. Впервые я увидел такое головотяпство несколько десятилетий назад. Удивился. А теперь уже не удивляюсь.
Равно как не удивляюсь, обнаружив в эту поездку, что американцы крадут у нас даже идеи. Коммунистические принципы о благах и благоденствии чьи? Наши. А они их всем своим бездарям втемяшили. Мы-то их раньше провозгласили. Кто скажет, что я с Абрамовичем не брат? Разве тот мужичонка, что, положив фуражку перед собой на землю, стоит на углу перед супермаркетом, не друг мне? Это после нас американцы приказали своим гражданам: человек человеку — друг, товарищ и брат. Этот принцип и осуществляется ими на каждом шагу. Потому что здесь – всё для человека. Этому их обучил опять-таки наш — Алексей Максимыч.
После возвращения, кое-как добравшись-таки из Шереметьевского аэропорта в столицу, я собрался съездить к сестре, проживающей в пригороде. Я помнил о прошлых моих посещениях, когда племянница, например, скрывая свою неприязнь, не допустив и до порога квартиры, отвела меня, не знавшего тогда нового адреса, к своей матери. А здесь сестрин сожитель, уж и не скрывая недовольства (понаехали тут!), разве что только не щёлкал зубами. Прослонявшись до вечера, чтобы не обременять лишнего, поехал-таки. Надо же оставить подарок. Зятёк даже поздороваться не вышел из своей комнаты. А я, извлекая из рюкзачка то, что привёз, пришел в уныние: самый ценный сувенир, купленный в нью-йоркской лавчонке, в надежде, что он украсит в моём кабинете коллекцию подобных памятных вещиц – Статуя Свободы — был с обломленным лучиком в короне.
На досмотре в американском аэропорту янки, помнится, улыбаясь, похлопал меня по плечу: «Memoria!». Рюкзачок при выходе из самолёта пришлось сдать в багаж. Вот шереметьевские рабочие на выгрузке и обошлись с ним: летают тут всякие! Обнаружив случившийся изъян, я невольно подумал о хрупкости этой женщины. В отличие от такой же известной всему миру на Мамаевом кургане. Она тоже стоит у меня на полке, вся устремленная вперед, взметнувши вверх меч. Не только шереметьевские грузчики — кувалдой её, стальную, не сломаешь.
По возвращении из Штатов, все еще под впечатлением от увиденного, я, словно чувствуя, боялся в подробностях делиться впечатлениями со знакомыми. Но сосед, например, лишь узнав о моей поездке, тут же заклеймил: чего ты там забыл; грабят весь мир. А вот бывший однокашник по университету, нынче преподающий историю и пребывающий директором школы, со злой иронией прервал меня, в двух словах описывавшего увиденное: «А сорок тысяч, живущих в коробках, ты там не видел?»
Не видел.
Потихоньку подслушать бы, что он «преподдает» на уроках детям.
Зато мы делаем ракеты,
Перекрываем Енисей,
А также в области балета
Мы впереди планеты всей.
Слушая мои несколько, быть может, пристрастные рассказы о далёкой земле, меня нередко спрашивали в шутку или с иронией: чего ж ты там не остался?
Мой сын, будучи ещё в младших классах, после отъезда приятеля в Штаты заразился идеей, непременно переехать вслед. Он нажимал на иностранный язык, преуспел в английском, что подтвердили туристические поездки, поступил на исторический факультет. Но уже к окончанию школы, не берусь объяснять причины, координально поменял взгляд на этот вопрос: «Никуда я не поеду. Мне и здесь дел хватит».
Правильно, сынок! Не косачёвы и жириновские, не челноки и абрамовичи – мы будем ставить на ноги Россию.
«Праздник, который всегда с тобой» – так назвал книгу о своей жизни в Париже Э.Хемингуэй.
Бон вуайяж! – фр. счастливого пути!
Усень – речка в Башкирии.