Ни в чём, быть может, не проявлялись так открыто пресыщенная жестокость рабовладельцев древнего Рима, равнодушное презрение к рабам, их потребностям, интересам и самой жизни, как в организации гладиаторских боёв. Без этого кровавого зрелища не проходило в Риме ни одно общественное празднество, ни одно сколько-нибудь крупное событие: магистраты устраивали их от имени государства по случаю победы над врагом, захвата новой области, подчинения нового племени; частные лица организовывали гладиаторские бои в память о близких и обязывали своих наследников помянуть их подобным же образом.

В настоящее время трудно представить себе, что народ, поднявшийся до столь высокой степени цивилизации, как римляне, мог на протяжении столетий находить едва ли не главное своё общественное развлечение в организованном убийстве ни в чём не повинных людей — убийстве массовом, продуманном и притом издевательски-циничном. Гладиаторские бои — это смертельные поединки специально обученных рабов, происходившие публично, на аренах цирков перед многочисленной публикой, со знанием дела следившей за схваткой обречённых на смерть актёров этого чудовищного спектакля. Но в мире, построенном на рабстве, кровь раба ценилась недорого...

Гладиаторские бои (название их происходит от латинского слова глядиус — меч) — римляне, впрочем, называли их играми — зародились из варварских человеческих жертвоприношений, которые совершали на заре своей истории почти все народы над могилами своих вождей. Но если у других племён рабов, обречённых в жертву, убивали дружинники умершего предводителя, то в древней Италии пленных врагов или просто рабов заставляли убивать друг друга. Постепенно из этого вырос обычай устраивать на похоронах знатных римлян бои, в которых сражались уже не отдельные бойцы, а целые отряды. По мере увеличения числа рабов и роста Римской державы эти кровавые «игры» стали устраивать чаще, и не только на похоронах знати, а и по другим случаям. В конце II в. до н. э. гладиаторские бои были узаконены; отныне организация их стала обязанностью должностных лиц Римской республики, которые, соперничая друг с другом, довели число сражающихся от нескольких пар до нескольких сотен пар. Зрелище пришлось по вкусу привыкшим к войне римлянам. В I в. до н. э. гладиаторские битвы устраивались уже не только в Риме, но и в других городах Италии — разумеется, реже и при меньшем числе участников.

Гладиаторскае шлемы (из Помпей)

Гладиаторские «игры» тщательно подготовлялись. Желая угодить извращённому вкусу ценителей такого рода зрелищ, рабов не просто выводили на арену на убой; их специально обучали, а чтобы продлить и разнообразить борьбу, гладиаторов заставляли сражаться вооружёнными различным оружием. Гладиаторские шлемы, нагрудники, наплечники и щиты были часто недостаточны — они прикрывали обречённых лишь настолько, чтобы им нельзя было нанести с первого удара смертельную рану, но намеренно оставляли незащищёнными большие участки тела: вид крови волновал зрителей и повышал интерес к борьбе... За основу вооружения гладиаторов были приняты доспехи и оружие различных племён, с которыми приходилось сталкиваться римлянам. Чаще всего это был фракиец в шлеме с покрывавшим лицо забралом и сильно выступавшим козырьком, в высоких поножах, с небольшим круглым щитом и кривым мечом, против которого выступал самнит с большим щитом и с прямым коротким мечом. Чтобы затянуть борьбу, в шлеме первого делали иногда слишком узкие смотровые щели, а его поножи были непомерно высоки и стесняли движения. Самниту в свою очередь давали специально утяжелённый щит и укороченный меч. Другую излюбленную пару бойцов составляли галл в шлеме с длинным мечом и ретиарий, вооружённый лишь прочной сетью (по-латыни рете, откуда и его название) и лёгким трезубцем: он должен был опутать и свалить своего неповоротливого противника, прежде чем мог надеяться нанести ему смертельную рану. Таким образом, чтобы разнообразить ощущения зрителей, рабы ставились в неодинаковые условия.

Амфитеатр для гладиаторских сражений в Помпеях (на горизонте — гора Везувий)

Сражение гладиаторов (роспись из Помпей)

Выходя на арену, гладиатор становился центром внимания жадно глазевшей толпы. Ещё до начала поединка рассматривали его фигуру, осанку, вооружение, манеру держать себя перед противником. Гладиатор должен был не просто отдать свою жизнь, он был обязан сражаться со знанием дела, смело, увлекательно, красиво. Это создавало некоторую видимость надежды сохранить жизнь даже в случае поражения. По обычаю, победитель обращался к зрителям, и они решали судьбу побеждённого; заслужив их внимание, бравый, отважный и хладнокровный боец мог рассчитывать на пощаду, но горе было трусу или неуклюжему увальню — его без жалости добивали тут же на песке арены, уже пропитанном его кровью.

Для того чтобы подготовить гладиатора, который соответствовал бы извращённым вкусам зрителей, требовалось немалое время. Но за хорошо обученного гладиатора можно было дорого взять; поэтому подготовкой гладиаторов занимались многие. В Риме и других городах Италии существовали специальные школы-казармы, в которых содержались и обучались гладиаторы. Главную их часть составляли рабы, но среди гладиаторов находим и осуждённых преступников, и даже отчаявшихся, опустившихся свободных людей, в силу нужды продавших самих себя хозяину гладиаторской школы.

Во время пребывания в школе гладиаторов кормили досыта, но все их дни проходили в постоянных упражнениях, гимнастике, фехтовании и т. д. В школах существовала исключительно строгая палочная дисциплина, и находившиеся в них гладиаторы постоянно были под бдительным надзором. Археологи раскопали здание гладиаторской школы в одном из небольших городов Италии — Помпеях; во всех семидесяти одиночных каморках, где помещались гладиаторы, нет окон; там же был обнаружен карцер и специальная колодка, в которую забивали провинившихся...

Не случайно в гладиаторской школе, раскопанной археологами в Помпеях, каждому из обучавшихся предоставлялось отдельное помещение: гладиаторов нужно было не только обучить владеть оружием, но и разобщить, не допустить, чтобы между ними сложились дружба и товарищеская солидарность. Ведь в любой день каждый из них мог стать противником своего соседа, а организаторы зрелищ требовали боя не показного, а подлинного, жестокого, смертельного... Да и кроме того, кто мог бы дать гарантию, что тесно спаянные между собой люди не обратят оружие, которое им вручат при выходе на арену, против стражи и зрителей? Поэтому в гладиаторских школах свирепствовали не только хозяева и надсмотрщики, но и их жалкие прихвостни, шпионы и наушники, помогавшие пресечь в зародыше всякую попытку организации гладиаторов для общей вооружённой борьбы за свободу.

Гладиаторская школа в Помпеях (современный вид)

Но всё-таки подобные организации время от времени возникали и не могли не возникать. Никакой террор, никакие посулы, никакое изощрённое подглядывание и подслушивание, никакое намеренное разобщение рабов, никакая рознь, специально создаваемая между ними, не могли окончательно подавить любовь к свободе, уничтожить без остатка чувство человеческого достоинства и полностью истребить волю к борьбе во имя этой свободы и этого достоинства. Именно в мрачных казармах одной из гладиаторских школ зародилась искра того великого пожара, который охватил в 70-х годах I в. до н. э. вею Италию и на фоне которого вырисовывается величественная фигура Спартака.

Случилось это в школе гладиаторов в Капуе, которую держал некий Лентулл Батиат. В её стенах обучался гладиаторскому искусству Спартак, «несправедливо брошенный, — по словам одного древнего писателя, — в гладиаторы». О прошлом Спартака известно мало. Родом он был из Фракии и сражался с римлянами за свободу своего племени. Лет за десять до восстания Спартак попал в плен к римлянам, попытался бежать, но был схвачен и продан в гладиаторскую школу. Но и здесь Спартак не пал духом. По свидетельству самих римлян, он обладал не только большой физической силой, но и смелостью, ясным умом, замечательными организаторскими способностями. В школе он стал подготовлять своих товарищей по заключению к мысли о том, что не всё ещё погибло, что им остаётся ещё одна последняя надежда — завоевать себе свободу в совместной вооружённой борьбе. «Лучше пойти даже на крайний риск ради свободы, — призывал Спартак, — чем отдавать свою жизнь на арене для потехи врагов».

Большинство содержавшихся в школе Батиата гладиаторов были галлы и соотечественники Спартака — фракийцы. Все они попали в неволю уже взрослыми людьми, помнили о благах потерянной свободы и готовы были на всё, чтобы вырваться из рабства. У многих были дома семьи, и первоначальный план их был, насколько можно судить, несложен: они надеялись оружием проложить себе путь к родным очагам. Все они горячо откликнулись на призывы Спартака, верили ему и готовы были идти за ним. Некоторые передавали даже, что Спартак якобы самими богами был избран для славной роли вождя угнетённых. Ещё когда его впервые привели в Рим на продажу, утверждали они, ему приснилась змея, обвившаяся вокруг его лица, а это, по мнению доверчивых и страстно мечтавших о свободе /людей, явный знак грядущих успехов и великого могущества их товарища и предводителя...

Неизвестно, сколько гладиаторов находилось в Капуанской школе, но около двухсот готовы были принять участие в героической попытке освободиться. Среди них отыскался, однако, предатель, и только счастливая случайность позволила гладиаторам узнать, что их намерения раскрыты. Теперь участников могла спасти лишь отвага и быстрота действий. Прежний план освобождения пришлось оставить, и около семидесяти гладиаторов во главе со Спартаком, вооружившись кухонными ножами и вертелами, напали на стражу, взломали двери своей тюрьмы и вырвались на волю. Это было в 74 г. до н. э.

Железная колодка, найденная в гладиаторской школе в Помпеях

Высвободившись из своего заключения, рабы должны были решить, что делать дальше. Предательство сорвало их первоначальные планы. Спасшихся из школы было слишком немного, настоящего боевого оружия у них не было; захваченные беглецами телеги с гладиаторским снаряжением, которые везли в одну из соседних школ, да отобранные у случайно встретившихся путников дубины или кинжалы не шли в счёт. Наконец, неизвестно было, какие меры успел предпринять против них и оставшихся в заточении их товарищей предупреждённый своими доносчиками о предстоящем побеге Батиат. В таких условиях естественным убежищем представлялись поросшие лесом горы, и Спартак со своими товарищами укрылся на горе Везувий, которая господствовала над всей местностью. Здесь бывшие гладиаторы заняли сильную и укреплённую самой природой позицию. Теперь пора было подумать о более прочной организации; восставшие выбрали трёх предводителей — помощниками Спартака стали его товарищи по школе Крикс и Эномай.

Лагерь на Везувии, который в ту пору ещё не был действующим вулканом (первое известное его извержение случилось через полтора столетия после описываемых событий), вскоре стал привлекать к себе других обездоленных. К гладиаторам присоединялись беглые рабы, даже свободные бедняки «с полей», т. е. разорённые крестьяне. Вскоре им удалось разбить небольшой отряд, присланный из Капуи, и захватить порядочное количество настоящего боевого оружия. Повстанцы с радостью заменили этим оружием гладиаторские доспехи, непригодные в серьёзном бою и служившие к тому же постоянным напоминанием о тяжёлом и унизительном прошлом. Это было тем более важно, что средства для пропитания воинам Спартака приходилось добывать набегами на ближайшие окрестности. Захватываемую при этом добычу делили поровну между всеми, что увеличивало славу их предводителя, и вскоре у Спартака собрался уже значительный отряд.

Бегство нескольких десятков гладиаторов, к тому же из провинциальной школы, не вызвало первоначально в Риме, занятом междоусобной борьбой, особенного беспокойства. Побеги рабов были обычным делом в рабовладельческом мире; рабовладельцы стремились их предупреждать, а беглецов вылавливать и подвергать наказанию, не допуская образования крупных «разбойничьих шаек»; но никто не мог уже при первом известии о бегстве «низких гладиаторов», предназначенных для арены, подумать, что это — начало восстания, ещё более грозного, чем мощные выступления сицилийских рабов, случившиеся дважды за последние полстолетия.

В течение ряда месяцев против беглецов, укрепившихся на Везувии, не предпринималось никаких решительных военных действий.Силы повстанцев за это время значительно возросли. В их рядах окрепли дисциплина и воинский порядок, было налажено снабжение. В отличие от руководителей сицилийских восстаний Спартак не принял царского титула; рабы не стремились в этот период к созданию своего государства в Италии; большинство их мечтало о возвращении на родину. Но для этого нужно было думать о распространении восстания, о вовлечении в него всё новых участников, о продвижении к границам страны, которую вчерашние гладиаторы и беглые рабы рассматривали как одну огромную тюрьму. Только там, за Альпами, можно было вздохнуть свободно. Только оттуда шли пути к давно оставленным домам и семьям: на восток — к берегам Дуная и во Фракию, на запад — в Галлию.

Вылазки восставших из лагеря на Везувии становились всё более опасными для Рима, число участников движения росло, слухи о восстании волновали рабов по всей Италии, усиливали недовольство свободных. Римский сенат решил, наконец, уничтожить опасный очаг мятежа. Против «беглых гладиаторов» был отправлен с трёхтысячным отрядом бывший претор Гай Клодий.

Клодий, не отличавшийся военными дарованиями и к тому же не рассчитывавший ни на богатую добычу, ни на славу (римляне всё ещё продолжали относиться к восстанию с пренебрежением), прибыл со своим войском к подошве Везувия и, ознакомившись с местностью, решил не утруждать своих воинов — большей частью случайно навербованных и ещё недостаточно обученных новобранцев — штурмом хорошо укреплённых позиций. Видя, что лагерь Спартака окружён со всех сторон, кроме одной, отвесными обрывами, он расположился у единственной тропинки, которая вела на гору, и преградил путь рабам. Он рассчитывал изморить осаждённых голодом и жаждой, посеять среди них страх и уныние и легко добиться победы.

Но отважные воины Спартака не растерялись. Ещё раньше они использовали дикий виноград, густыми зарослями покрывавший склоны Везувия, для изготовления щитов, которые плели из самых крепких лоз и обтягивали затем шкурами животных, пополняя этими самодельными изделиями недостаток настоящего оружия. Теперь этот опыт нашёл себе неожиданное применение: воины Спартака сплели из прочных лоз длинные лестницы, и, пользуясь тем, что под самым крутым и высоким местом окружавшего их лагерь обрыва римляне не считали нужным выставить охранение, они по одному тайно спустились с крутизны. Скрытно обойдя лагерь Клодия, они неожиданно напали на римлян, разбили их и овладели лагерем. Весть об этой победе быстро распространилась по окрестностям, и к восставшим стали присоединяться местные жители, как рабы-пастухи, так и свободные бедняки. Благодаря сочувствию населения прилегающих округов Спартак смог наладить хорошую разведку и заранее знать о всяком передвижении римских отрядов. Рабы получили также надёжных проводников.

В Риме, наконец, оценили опасность. Против Спартака был спешно послан претор Публий Вариний, которому сенат вручил командование над двумя легионами, что составляло примерно 12 тысяч солдат. Но так как лучшие войска республики именно в этот период сражались в Испании против Сертория или на Востоке против Митридата, то и легионы Вариния были набраны наспех, не из римских граждан, а из всяких случайных людей. Трудности похода — дело было уже осенью 73 г. до н. э. — вызывали среди неподготовленных воинов болезни; дисциплина слабела, росло дезертирство.

Если до сих пор военные действия спартаковцев не выходили за рамки чисто оборонительных операций, то теперь положение изменилось. Численность повстанцев возросла, победа над Клодием укрепила у них веру в свои силы, и Спартак смог перейти к активным действиям. Именно в столкновении с войсками Вариния Спартак показал уже не только умение пользоваться военными уловками и действовать, применяясь к условиям местности, но и впервые проявил подлинное военное мастерство, заслужив этим высокую оценку К. Маркса, справедливо назвавшего его крупным полководцем.

Сравнительно многочисленный отряд Вариния, где было немало больных и отставших, продвигался медленно, разделившись на несколько частей. Спартак сумел полностью использовать это обстоятельство: сначала он разбил двухтысячный отряд помощника претора Фурия. Затем настал черёд крупного отряда Кассиния. Первый раз Кассиний потерпел поражение у Салин, причём сам Кассиний чуть было не попал в руки повстанцев. Спустя некоторое время Спартак овладел его обозом, лагерем и обратил римлян в бегство. Кассиний же был убит в ожесточённой схватке. Всё это привело остатки легионов Вариния в состояние полной деморализации. От потерь в боях, от болезней и дезертирства силы его уменьшились до 4 тысяч воинов, дисциплина пришла в упадок. Однако претор упрямо продолжал войну и в конце концов добился некоторого успеха. Ему удалось оттеснить рабов в опустошённую и трудно проходимую местность; путь рабам преграждал укреплённый по римскому обыкновению рвом и валами лагерь, расположенный в непосредственной близости от лагеря врагов. Хотя Спартак и распорядился снимать доспехи с убитых римлян, у его воинов всё ещё не хватало оружия, многие сражались обожжёнными на огне кольями. Они также страдали от осенней непогоды; наконец, у рабов истощился провиант, и им угрожал голод.

Но даже в таких условиях люди, поднявшиеся на справедливую, священную борьбу за свободу, сохранили мужество и единство. Спартак призывал их к решительной схватке. «Каково бы ни было сопротивление римлян, засевших в сильном лагере, — говорил Спартак, — то всё-таки лучше погибнуть от железа, чем от голода!» Но Спартак не хотел вести ослабевших от недоедания бойцов просто на штурм глубоких римских рвов и земляных валов, укреплённых частоколом. Восставшие и на этот раз сумели обмануть бдительность римлян: в лагере повстанцев вместо издали заметных часовых были поставлены трупы павших, подпёртые вколоченными в землю кольями; так как дело шло к вечеру, было разложено обычное количество костров, даже был оставлен трубач, который подавал время от времени привычные сигналы. Создав, таким образом, у римлян впечатление того, что войска рабов по-прежнему сосредоточены в лагере, Спартак неприметно вывел своих воинов по дорогам, которые считались непроходимыми. Наутро римляне обнаружили, что враг уже далеко. Разведка римлян не обнаружила засады, тем не менее наученный печальным опытом своих предшественников Вариний построил свои легионы в боевой порядок и отступил, ожидая подкреплений из Рима.

В этот момент среди восставших рабов стали появляться первые разногласия. Крикс, выражая мнение галлов и германцев, предлагал немедленно напасть на Вариния. Спартак не советовал предпринимать нападение. Он и его сторонники, имевшие в виду конечную цель движения — увод возможно большего количества рабов на родину, — полагали, что настало время двинуться к границам Италии, присоединяя к себе по пути новые отряды рабов. Но те из рабов, кто успел забыть о своей родине или вырос в неволе, мечтали о другом — о немедленной мести угнетателям, о разграблении богатых поместий, о захвате богатой добычи. Измученные долгими лишениями, издевательствами и непосильным подневольным трудом, рабы не хотели уходить, не отплатив угнетателям. После ряда побед над римскими войсками некоторым казалось, что у них хватит сил и для похода на ненавистный Рим. Но Спартак, который хорошо понимал, что силы восставших недостаточны для этого похода, убедил в конце концов принять его план: спуститься с гор в равнины, богатые скотом, чтобы там, прежде чем явится Вариний, успеть реорганизовать войско, увеличить его численность и подготовиться к дальнейшей борьбе. Действительно, при возобновлении военных действий войска Вариния были вскоре разбиты и рассеяны, в руки спартаковцев попал его конь и даже его личная почётная стража — ликторы.

После победы над Варинием Спартак стал, по выражению одного древнего писателя, «велик и грозен». К нему стекалось всё большее количество народа, и войско его достигло 70 тысяч. Спартак свободно двигался теперь по Кампании, опустошая и уничтожая латифундии, а рабов присоединяя к своим силам. Когда в его руки попадали мастерские, их использовали для изготовления оружия, в котором ощущалась острая нехватка. Наконец, захватив несколько табунов, повстанцы сформировали конницу. Спартак старался водворить в рядах своих сотоварищей строгую воинскую дисциплину. Рабы несли караульную службу; в их легионах, организованных по римскому образцу, появились знамёна и военные значки. Перед самим Спартаком несли знаки власти римских полководцев, захваченные в числе прочей добычи. Но не все беглецы, стекавшиеся к Спартаку, понимали необходимость соблюдения строгой дисциплины. Несмотря на противодействие Спартака, во время движения повстанческого войска по Южной Италии участились случаи грабежей, поджогов, насилий. Поэтому, по мере того как восстание распространялось на новые области, многие жители мелких населённых пунктов, узнавая от бегущих соседей о приближении «беглых рабов», торопились укрыться со всем своим скарбом в соседних горах.

В этот период войско восставших рабов, опустошив города Нолу и Нуцерию в Кампании, двинулось дальше на юг. Вскоре оно уже чувствовало себя, как дома, и в соседних областях — в Лукании и в Апулии. Вплоть до стен городов Консенции, Турий и Метапонта господствовали вчерашние рабы, и Римская республика оказалась в серьёзной опасности, тем более что и против Сертория и против Митридата военные действия всё ещё продолжались и требовали новых усилий, армий и средств. В Риме было неспокойно. В напряжённой обстановке войн обнаружился недостаток хлеба, и оба консула 73 г. до н. э. вынуждены были, отложив все остальные дела, срочно заняться снабжением столицы. Одновременно подняла голову и римская демократия. Трибун Лициний призывал не давать столь необходимых республике рекрутов, если не будут отменены реакционные законы Суллы и восстановлена прежняя конституция.

Римские метательные машины (реконструкция)

В этот период перед рабами с неизбежностью вставал всё тот же вопрос: что делать дальше? Спартак выдвинул прежний план — пробиться к границам Италии, перевалить Альпы, за которыми откроется путь к далёкой родине и оставленным семьям. Успехи не вскружили голову Спартаку, он понимал, что силы рабов даже после всех их побед недостаточны для того, чтобы опрокинуть всё здание рабовладельческого Рима. При таких условиях дальнейшее продолжение войны было не в пользу повстанцев: рано или поздно отборные легионы и лучшие полководцы республики вернутся в Италию, и тогда самая героическая борьба окажется бесполезной. Разбив римское войско ещё раз или даже несколько раз, рабы будут так же далеки от полной победы, как и сейчас. Поэтому Спартак считал вполне разумным двинуть свои отряды на север, к Альпам, к желанной свободе.

Но при всей убедительности этих рассуждений они не могли быть одинаково близки и понятны всем рабам. Не каждый отдавал себе отчёт в том, что уничтожены отнюдь не лучшие, кадровые, закалённые в битвах римские легионы, а случайно навербованные отряды. Далеко не каждый из вчерашних рабов, распрямивших изнурённое трудом тело, расправивших исполосованные бичами плечи, задумывался о далёких перспективах движения, о его задачах. Опьянев от сознания своей свободы и силы, многие не хотели смотреть в будущее и стремились лишь к тому, чтобы отомстить угнетателям и пожить свободно, не зная принудительного труда и плети надсмотрщика. Поэтому все древние писатели упоминают о безуспешных попытках Спартака остановить убийства, пожары, грабежи и насилия, неизбежность которых он не мог в глубине души не понимать. Удовлетворением накопившейся ненависти к угнетателям было кровавое зрелище, когда на похоронах одной пленной женщины, наложившей на себя руки после насилия, рабы устроили гладиаторские игры, заставив 400 пленных римлян впервые ощутить на себе остроту переживаний, которые те привыкли оценивать с безопасных сидений римского цирка...

Итак, далеко не все рабы, привезённые в Рим из далёких стран, стремились на родину. Что же должны были предпринять те, кто родился и вырос в неволе? Куда им было идти, и кто мог поручиться, что за Альпами они не стали бы в конце концов всё теми же бесправными рабами? Некуда было уходить и тем свободным, кто в разное время присоединился к движению. Поэтому нет ничего удивительного, что в Южной Италии силы восставших разделились. Тех, кто хотел остаться и продолжать борьбу, а в случае крайней опасности встретить неизбежную смерть с оружием в руках, возглавил Крикс. Остальные, которых было большинство, последовали на север под знамёнами Спартака; Эномай к этому времени погиб в одном из сражений.

Если в первые месяцы восстания римское правительство не уделило ему внимания, а в дальнейшем пыталось подавить «мятеж гладиаторов» сравнительно небольшими отрядами, то теперь республика приняла меры, которые, как казалось сенаторам, должны, наконец, вырвать с корнем «позор вооружённого восстания рабов». В самом деле; против них были направлены оба консула 72 г. до н. э., Люций Геллий и Гней Лентулл. Сенат,по словам древнего историка, отправил против Спартака обоих консулов, «как если бы дело шло об одной из самых трудных и больших войн». Но, так как войска по-прежнему были нужны и за Пиренеями и в горах Армении, консулам могли выделить только два легиона.

Несмотря на немногочисленность своих сил, консулы перешли к решительным действиям. Прежде всего один из них, Геллий, командовавший в начале похода обоими легионами, уничтожил в Апулии, у горы Гаргана, отделившуюся часть повстанцев во главе с Криксом. Германцы и другие рабы, находившиеся в этом отряде, сопротивлялись отчаянно и мужественно, но были разбиты. Сам Крикс и две трети его воинов нашли смерть в этом сражении. Однако в остальном война велась неудачно для римлян. Спартак с основными силами отходил по отрогам Апеннинских гор на север, прокладывая себе путь в долину реки По и дальше к снежным вершинам Альп. Геллий и Лентулл решили окружить его войско. Для этого Лентулл двинулся быстрым маршем вслед за Спартаком, обогнал его и преградил дальнейший путь. С юга в это время приближался Геллий.

Не в первый раз было Спартаку принимать ответственные решения. Он понимал, что в случае осуществления римских планов его отрядам придётся биться на два фронта. Чтобы избежать этого, Спартак оторвался от преследующих его войск и где-то в Апеннинских горах обрушился на преградившего ему дорогу Лентулла, который укрепился на возвышенности. В жестокой битве римляне окружили воинов Спартака, но он сумел направить всю силу удара в одно место и разбил отряды помощников консула. В руки восставших попал весь римский обоз. Для отдыха не было времени — уже приближалась армия Геллия. Спартак повернулся против него, разгромил его легионы в открытом сражении и, почтив память погибшего Крикса гладиаторским сражением, в котором принуждены были биться 300 пленных римлян, снова двинул свои победоносные войска на север.

Но на пути к свободе было ещё одно препятствие. Наместник Цизальпийской Галлии (так называлась у римлян Северная Италия — долина реки По, населённая галльскими племенами) Кассий встретил армию Спартака у города Мутины. У римского полководца было около 10 тысяч свежих солдат, но он не выдержал натиска спартаковцев и, потерпев поражение и потеряв много людей, с трудом спасся от гибели.

Умирающий галл (статуя)

Уничтожение обоих консульских легионов и захват укреплённого лагеря Кассия были крупными победами. Они открывали, наконец, свободный путь за Альпы. Но вместе с тем они настолько укрепили уверенность рабов в своих силах,что сторонников ухода из Италии становилось всё меньше. Тем настойчивее раздавались голоса тех, кто требовал похода на Рим. Разве не настал час, чтобы гордая столица стала добычей вчерашних рабов? Разве не переполнена кровью и слезами всякая мера терпения? И, кроме того, как оставить в неволе тысячи других, кому ещё не посчастливилось найти себе место в рядах восставших? В рабах заговорило великое чувство классовой солидарности. Нет, они не согласны покинуть в тюрьмах и застенках, на полях и в рудниках тысячи своих братьев! И зачем теперь, после побед над обоими консулами, подобно жалким беглецам, уходить из страны, обильно политой их потом и кровью? И неизвестно ещё, что ждёт их дома. А ведь предстоят огромные опасности и лишения долгого пути... Кто может поручиться, что живы родители, что дети, оставленные в колыбели, счастливо избежали смерти или плена и узнают своих отцов, что жёны не погибли в нужде или не отыскали себе новых мужей? Нет, пусть Спартак ведёт их на Рим; и горе Риму!

Римский форум (современный вид)

При таком настроении большинства войска можно было принять лишь одно решение, и Спартак повернул на юг. Для успеха задуманного дела важны были внезапность и стремительность нападения. Спартак приказал сжечь всё лишнее, уничтожить ненужный скот, пожертвовать пленными. Стодвадцатитысячное войско быстро двигалось на юг. Воинов было достаточно, и Спартак не брал тех, кто не влился в ряды восставших рабов в то время, когда против них действовали оба консула, а теперь, прослышав о цели похода, готовы были присоединиться к повстанцам в надежде на добычу.

Римские консулы ещё не были уничтожены. Они соединили остатки своих легионов и пытались остановить грозный поход в Пиценуме. Но что могло противостоять энтузиазму и натиску тысяч людей, воодушевлённых мыслью о возмездии, ставшем целью их стремлений? Римские войска потерпели тяжёлое поражение и обратились в бегство. Сенат приказал консулам прекратить военные действия. В Риме не на шутку опасались, что вся эта масса окрылённых победами над прославленными легионами, закалённых в боях, ожесточённых перенесёнными страданиями, неукротимых в своей ненависти людей устремится к столице. При выборах должностных лиц на следующий год многие боялись выставлять свои кандидатуры. В конце концов претором был избран Марк Красс, видный сулланец, один из самых богатых рабовладельцев Рима. К этому времени спартаковцы, отбросив по пути отряд претора Манлия, уже прошли через Самний и вышли к границам Лукания. Было неясно, собирается ли Спартак идти на Рим, и Красс двинул свои легионы в Пицентийскую область, прикрыв путь к столице.

Но Спартак обманул ожидания врагов; он не пошёл на Рим. Несмотря на победы над консулами, он не верил в возможность захвата Рима: ни один город Италии не перешёл на сторону рабов. Да и что было делать даже стотысячному войску рабов с Римом, число жителей которого приближалось, быть может, к миллиону? Трезвый ум Спартака не допускал бессмысленного риска тысячами жизней, тысячами людей, которые выдвинули его, верили ему, шли за ним на смерть. И у него уже сложился новый, ещё более глубокий и величественный план дальнейших действий. Ключ к победе над Римом не находится в здании сената, и сила римлян не в том, что они владеют семью холмами над Тибром. Если уж речь идёт не о том, чтобы вернуть рабов к их давно утраченным очагам, если принять к сердцу интересы не только фракийцев и галлов, товарищей по школе Батиата, но всех тысяч рабов, если вести борьбу со всем Римом, со всем рабовладельческим миром, построенным на крови и слезах, на угнетении и эксплуатации, то выход может быть только в одном, и только одно даёт право мужественно смотреть в будущее и надеяться на победу своего справедливого дела: надо, не ограничиваясь Италией, распространить восстание на провинции, освободить и присоединить к борьбе всех рабов, где бы они ни томились — в рудниках Испании или на полях Африки, в мастерских Греции или в сицилийских каменоломнях. И начинать надо с ближайшего, с наиболее достижимого. Поэтому путь ведёт отныне не к стенам Рима и не к северным хребтам, отделяющим Италию от остального мира, а к неширокому проливу, за которым лежит Сицилия. Именно там, где ещё живы в сердцах невольников воспоминания о славном царстве восставших рабов, можно будет найти поддержку, укрепиться и подготовить силы для новых боёв, которые будут упорнее и значительнее прежних.

Новый план действий требовал новой тактики. Неизвестно, в какой мере Спартак посвящал воинов в свои дальнейшие намерения, но во всяком случае о походе на Рим больше не было речи. Быстро и целеустремлённо двигались спартаковцы на юг. В стороне оставались и Рим, с ужасом ожидавший невиданного нашествия, и Капуя, и Везувий, первое убежище беглецов. Теперь они, превратившись в грозную силу, безостановочно двигались вперёд. Нужно было, не теряя времени, вывести из Италии как можно больше дисциплинированных, прошедших через все военные трудности воинов.

Красс по-своему оценил движение рабов. Он и сам готов был не торопиться с решительным сражением. Опытный полководец и прожжённый политический деятель, наживший огромное состояние, скупая за бесценок земли и имущество казнённых Суллой, жадный и осторожный, жестокий и предусмотрительный, Красс не привык торопиться в важном и опасном деле. К тому же он отлично знал, что воины его шести легионов, не говоря уже об остатках разбитых консульских войск, совершенно деморализованы легендарными победами Спартака. Поэтому он разбил лагерь в Пицентийской области и отправил своего помощника Муммия с двумя легионами в обход, приказав ему вести постоянное наблюдение и неотступно следовать за повстанцами, но не ввязываться в серьёзный бой. Однако Муммий решил отличиться, и при первом случае, когда ему показалось, что победа сама даётся в руки, напал на Спартака. Но легионы Муммия не выдержали столкновения и, теряя оружие, обратились в бегство. Отбросив преграждавший ему дорогу отряд, Спартак удалялся в глубь Лукании, двигался к морю. Вскоре перед рабами открылись горы, окружающие Турин, а затем и самый город.

Заняв Турин, сравнительно крупный порт на Тарентском заливе, Спартак стал готовиться к дальнейшему походу. Здесь войско рабов вступило в оживлённые торговые сношения с местными купцами. Продавая добычу, воины по приказу Спартака требовали в уплату не золото и серебро, а медь и железо, необходимые для изготовления оружия Возможно, что в подчёркнутом пренебрежении к драгоценным металлам выразились и смутные мечтания рабов, стремившихся ниспровергнуть мир, построенный на богатстве одних и рабстве сотен тысяч других.

К этому времени Красс также стал двигаться на юг. Муммия с остатками его отряда он встретил сурово и, вручая снова оружие потерявшим его воинам, потребовал, чтобы они нашли поручителей, которые подтвердят, что они будут его беречь. Стремясь любой ценой поднять боеспособность своих легионов, Красс не остановился перед применением самых крутых мер: 500 воинов, которые первыми обратились в бегство, были разделены на десятки, и из каждого десятка один, выбранный по жребию, был подвергнут позорной казни. Возобновляя это старинное, наполовину забытое наказание для трусов, Красс добился того, что стал, как выражается греческий историк, для своих солдат «страшнее побеждавших их врагов». Действительно, римляне теперь с переменным успехом вступали в стычки с мелкими отрядами рабов, выступавших из Турий в поисках продуктов питания и другой добычи.

Военные действия стали затягиваться, но Спартак не терял времени. Для переправы в Сицилию необходимы были корабли. Так как в Туриях их, по-видимому, не удалось захватить, Спартак вступил в переговоры с пиратами. Пираты обещали помочь, и войско рабов двинулось в новый поход — на крайний юг Италии, к Мессинскому проливу.

В самом деле, в Сицилии, ещё недавно дважды пережившей восстания рабов, слухи о победах Спартака не оставались без последствий. Только исключительная строгость и жестокость римских наместников на острове и местных рабовладельцев удерживали до поры до времени рабов в повиновении. После подавления двух рабских восстаний на острове Сицилии рабам воспрещалось, например, в каком бы то ни было случае брать в руки оружие; известен случай, когда раб, убивший дикого кабана и поднёсший его в дар наместнику Сицилии, был казнён, так как нарушил запрет. В годы спартаковского восстания террор усилился. Сицилийский наместник Веррес производил многочисленные аресты среди рабов и свободных и даже казнил какого-то римского гражданина, заподозренного в том, что он шпион, отправленный в Сицилию вождями восставших рабов. Но при всём том невозможно было искоренить то, что современник событий называет «брожением в невольнической среде», даже «неблагонадёжным настроением сицилийских рабов во всей их массе...». Римлянам не приходилось сомневаться, что в случае высадки на острове даже небольшого отряда спартаковцев он сможет «возобновить войну сицилийских рабов».

Римский легионный орёл

Трудно сказать, разгадал ли Красс план Спартака, но римский полководец двигался, не отрываясь, вслед за его войском. Воинам Красса казалось, что Спартак отступает, боясь сражения, и это вселяло в них бодрость. Пользуясь этим, Красс уничтожил сначала стоявший отдельно десятитысячный отряд рабов, а затем ему удалось нанести чувствительный удар и самому Спартаку.

Но Спартак не дал себя задержать, и это было главное. Быстрым маршем двигались его отряды на юг, где в проливе уже ожидали его корабли киликийских пиратов. Сицилии угрожала немалая опасность, и наместник Веррес решил принять свои меры. Не надеясь на проведённое по его приказу укрепление берегов Сицилии и не имея флота, средства на содержание которого были им давно присвоены, Веррес решил, пренебрегая гордостью и достоинством римского наместника, завязать прямые сношения с пиратами. Результат не замедлил сказаться. Когда спартаковцы вышли, наконец, к берегам Сицилийского пролива, пираты, взяв договорённые подарки, обманули Спартака и увели свои корабли.

Неширокий пролив, отделяющий Италию от Сицилии, отличается тем не менее сильным течением, а у берегов его разбросаны острые скалы. По древним легендам, этот пролив охранялся сказочными чудовищами Скиллой (в латинском произношении Сциллой) и Харибдой. «Скиллой, — пишет римский историк, — местные жители называют скалу, вдающуюся в море. Сказания же придали ей столь чудовищный вид, будто бы это женщина, у пояса которой торчат собачьи головы, потому что волны, сталкивающиеся у этой скалы, издают шум, напоминающий лай собак». Ещё опаснее расположенная на противоположном берегу Харибда: «Море у Харибды бурливое, оно затягивает невидимым водоворотом случайно занесённые туда корабли, тащит их на протяжении шестидесяти миль к тавроменийским берегам и там выбрасывает из своей глубины их обломки...». Но никакая опасность не могла остановить воинов Спартака. Они решили любой ценой переправиться через узкий пролив. Не имея лодок, рабы пытались переплыть бурные воды на плотах, под брёвна которых подводили бочки, привязывая их лозами или кожаными ремнями. Но быстрое течение сносило сцепившиеся между собой плоты, и не удалось переправить в Сицилию даже двухтысячный отряд, назначенный для этой цели. К тому же и Красс, понимавший размеры опасности, грозившей Риму, если война перебросится в Сицилию, принял меры к тому, чтобы сделать переправу на плотах невозможной.

Убедившись в том, что предательство пиратов погубило столь широко задуманный план, Спартак повернул от моря, обманувшего его надежды. Но за это время и Красс успел сделать многое. Видя, что враги отходят на крайний юг Италии, Красс решил отрезать рабов, запереть их, лишить подвоза продовольствия и уничтожить. Его воины выстроили поперёк Бруттийского полуострова, в самом узком его месте, ров, имевший в ширину и глубину около четырёх с половиной метров, а над рвом возвели земляную насыпь, укрепив её палисадом. Они трудились днём и ночью, торопились, но большое и трудное дело (укрепления были выстроены па протяжении более 50 километров) удалось окончить, как выражается биограф Красса, «против ожидания в короткое время». Спартак попытался пробиться, но потерпел большой урон и отступил. Наконец-то грозный вождь рабов оказался в западне!

Уже приближалась зима, третья зима восстания. Рабы вскоре стали ощущать недостаток продовольствия и фуража. Неудача похода в Сицилию не могла не отразиться и на моральном состоянии войска; сказывалась и усталость. Но Спартак был далёк от мысли, что это уже конец. Только бы вырваться из ловушки, в которую они попали благодаря пиратам! И в ожидании конных отрядов, стекавшихся со всей южной оконечности полуострова к нему, Спартак не пытался идти на штурм укреплений, а постоянно беспокоил осаждавших. Рабы часто совершали мелкие нападения или, выждав, когда ветер повернёт в сторону врага, поджигали хворост, набросанный в ров. Чтобы укрепить решимость своих воинов, Спартак приказал повесить на виду у своего и римского войска пленного римлянина — живой образ той участи, на которую могли бы рассчитывать побеждённые или сложившие оружие. Узнав, что в Риме на смену Крассу готовятся прислать Помпея, и понимая, что Красс не хочет ни с кем разделить славу победителя, Спартак попытался завязать с ним переговоры, но получил отказ.

Дождавшись, наконец, прибытия конных отрядов, осаждённые в одну из ненастных ночей устремились к римским укреплениям. Прежде чем сторожевые отряды римлян успели вызвать подкрепления, ров был засыпан землёй, завален деревьями, сучьями, трупами лошадей и павших в бою. По созданному таким образом мосту значительная часть рабов вышла из ловушки. Вскоре оттуда выбрались и остальные.

При известии о том, что Спартак обманул все его ожидания, Красс вначале растерялся. Он боялся, что отчаяние заставит рабов стремительно двинуться на Рим, и написал в сенат, что для окончания войны следует немедленно отозвать из Испании Помпея, а с Востока — наместника Македонии Лукулла, брата римского полководца, успешно сражавшегося в Малой Азии против Митридата.

К началу 71 г. до н. э. положение Римской республики значительно улучшилось. В Испании Помпей, отчаявшись уничтожить Сертория в открытом бою, стал действовать по-другому. В лагере Сертория возник заговор среди ближайших к нему командиров, и в 72 г. Серторий был убит заговорщиками во время пира. Войска, лишённые полководца, были вскоре рассеяны, и Помпей готов был вести свои легионы в Италию, чтобы вырвать из рук Красса славу победителя Спартака.

Одновременно римские легионы добились успехов и на Востоке. После нескольких поражений Митридат отступил во владения своего союзника, армянского царя. Брат Лукулла, наместник Македонии, отразив в 72 г. до н. э. нападение северных племён, также двигался в Италию, так как срок его полномочий истёк. Письмо сената заставило его торопиться, и, таким образом, только теперь, на третьем году великой освободительной войны, восставшим рабам предстояло столкнуться с основными силами рабовладельческого Рима.

Спасшись от гибели в бруттийской ловушке, войска Спартака двигались на север. Спартак вернулся теперь к первоначальному плану, видоизменив его соответственно обстоятельствам. В самом деле, если не удалось распространить очистительное пламя освободительной войны на другие области, оставалось по крайней мере вывести повстанцев из Италии. Для похода к Альпам не оставалось времени, и Спартак решает пробиться к Брундизию, главному порту Рима на Адриатическом море. Здесь, в гавани, через которую идёт вся торговля и всё сообщение с Востоком, можно надеяться захватить достаточное количество кораблей, и всего несколько десятков миль отделяют рабов от Греции. Оттуда, смотря по обстоятельствам, можно будет проложить путь к родной Фракии, а при удаче — и попытаться поднять на великую борьбу рабов Греции. Но так или иначе сейчас надо спешить, ибо только внезапным нападением можно рассчитывать застигнуть врасплох город и не дать владельцам отвести корабли в открытое море. И Спартак использовал всё своё влияние, весь авторитет командира и друга, чтобы ускорить движение вперёд.

Но не все воины теперь охотно и беспрекословно шли за вождём. Возобновление плана, рассчитанного на увод восставших из Италии, возродило противоречия. Многие не верили в возможность переправы через воды Адриатики — ведь оказалась же непреодолимым препятствием узкая лента Мессинского пролива; многие вообще не хотели уходить. Утомлённые длительными походами, воины стали, говоря словами римского историка, «разделяться во мнениях и перестали совместно совещаться». В конце концов дело дошло до того, что от Спартака отделился значительный отряд восставших. Но ещё не успели недовольные расположиться лагерем у живительных берегов Луканского озера, когда туда же прибыл Красс. Последний попытался было подвести свои войска скрытно, но находившиеся среди рабов женщины случайно заметили блеск римских шлемов. Вскоре Красс обрушился на рабов всеми своими силами.

Спартак ещё не успел удалиться на достаточно большое расстояние, когда до него дошли вести о начавшейся битве. Хотя от скорости движения зависело многое, но разве можно было оставить товарищей в беде? Спартаковцы вернулись вовремя, и Красс успел лишь оттеснить рабов от озера, когда появление Спартака остановило панику. Тогда римский полководец изменил тактику. Сумев отвлечь атакой своей конницы самого Спартака, он выманил из укреплённого лагеря отряды галлов и германцев, которыми командовали Каст и Ганник. Притворным отступлением эта часть войска рабов была завлечена в засаду. Когда преследующие отдалились от основных сил, бегущая римская конница внезапно расступилась, и перед рабами оказался боевой строй испытанной римской пехоты. В этом сражении погибло много повстанцев, погиб и их предводитель Ганник. В руки римлян попали также римские легионные орлы и военные значки, захваченные рабами в прежних сражениях.

После поражения Ганника и Каста Спартак продолжал своё движение, отклонившись лишь в силу необходимости к Петелийским горам. Помощники Красса Квинт и Скрофа преследовали его по пятам. Но и после первых поражений Спартак был ещё настолько грозен врагам, что, когда он повернулся против них, римское войско обратилось в паническое бегство, а раненого Скрофу едва успели унести. Путь к Брундизию был свободен, но в Брундизий уже незачем было идти: Спартак узнал, что там находится Лукулл со своими македонскими легионами...

Спартак в бою (роспись из Помпей)

Такая весть могла бы смутить самых сильных духом, но не таков был Спартак. Что же, если враги думают, что для восставших всё кончено, он сумеет доказать, что это далеко не так. Используя подъём, охвативший войско после победы над Скрофой, Спартак объявил, что готов идти на Рим. Если не удастся захватить его, по крайней мере такой поход будет достойным завершением трёхлетней борьбы, и такая цель — единственное, что может ещё вдохнуть мужество и дисциплину в поредевшие ряды соратников.

Со свойственной ему решительностью Спартак вёл теперь свои войска снова на север, через Луканию. Только бы поспеть к столице раньше Помпея! То-то будут удивлены надменные сенаторы, когда беглый гладиатор отважится на то, на что не осмелился посягнуть даже Ганнибал! И неужели в самом городе не найдётся никого, кто окажет поддержку восставшим?.. Впрочем, всё это ещё впереди, пока важно другое: войско утомлено, и ему нужен хоть краткий отдых. И Спартак остановился лагерем на границе Кампании, у верховьев реки Силара. Вот она, земля, откуда начался великий поход; кто знает, где он закончится...

Гибель Спартака (роспись из Помпей)

Поход Спартака через Луканию на север не на шутку озадачил Красса. Кто возьмётся разгадать планы Спартака? Нет, поистине, за победу над таким противником впору получить не миртовый венок — им венчали в Риме полководцев, одержавших верх над врагами, которых римская гордость не признаёт настоящими противниками, вроде беглых рабов или пиратов, — но самые настоящие лавры. И неужели Помпей полагает, что его победа над Серторием была более трудной или более достойной римской славы? Впрочем, не рано ли вообще ещё рассуждать о победе? Спартак всё ещё силен, а Помпей уже близок; пора, наконец, покончить с ним. И Красс в свою очередь вёл свои войска быстрыми переходами вслед за войском рабов. Расположившись недалеко от врага, Красс распорядился копать ров и строить лагерь.

Когда весть о приближении Красса распространилась среди рабов, их трудно было удержать от битвы. Продолжать путь, имея в тылу Красса, а впереди Помпея, было не только опасно, но, пожалуй, и бессмысленно. Спартак решил дать бой.

Сражение началось с того, что небольшие отряды рабов стали нападать на римских воинов, работавших над возведением укреплений вокруг лагеря. С обеих сторон на помощь своим спешили всё новые отряды, и Спартак дал приказ строить всё войско в боевой порядок. Так началась последняя, решительная битва Спартака с римскими легионами.

Борьба была длительной, жестокой и кровопролитной. Спартак сражался в первом ряду, стремясь добраться до самого Красса. Из-за массы дерущихся и раненых Спартаку не удалось пробиться к нему, но он убил двух вступивших с ним в бой римских командиров. Ожесточённая битва всё же стала клониться к поражению; воины Спартака погибали, даже по отзыву врагов, «смертью, достойной отважных людей, сражаясь не на жизнь, а на смерть». Однако силы были неравны, да и Красс понимал, что решается его судьба. Наконец, Спартак попал в окружение врагов; бывшие с ним стали отступать. Но отступать было некуда, и Спартак отказался воспользоваться конём для бегства. Раненный дротиком в бедро, он продолжал сражаться, опустившись на колено и прикрываясь щитом. Окружённые превосходящими силами римлян, Спартак и его сотоварищи мужественно отражали удары врагов, но в конце концов были изрублены в куски. Сами римляне признавали, что предводитель рабов «погиб, как подобало бы великому полководцу».

После смерти Спартака войско его продолжало сопротивление, но, лишённое полководца, пришло под натиском римлян в беспорядок. Воины Красса никому не давали пощады, да и никто о ней не просил. Битва закончилась истреблением большей части спартаковцев. По римским источникам, достоверность которых не следует, впрочем, преувеличивать, из 90 тысяч бойцов 60 тысяч были убиты и только 6 тысяч попали в руки победителей. Тело Спартака не было найдено.

Несмотря на тяжёлое поражение, славное восстание рабов ещё не было подавлено полностью. Повсюду в Италии тлели искры великого пожара. Отдельные отряды ещё продолжали борьбу, другие ушли в горы. Красс преследовал их и жестоко расправлялся с теми немногими, кто попадал живым в его руки. Вдоль всей Аппиевой дороги, от Капуи до самого Рима, были расставлены кресты, на которых было распято несколько тысяч пленных. Пятитысячному отряду удалось всё же пробиться в Этрурию. Но там остатки грозного войска рабов встретились с войсками Помпея и были разбиты. Другие мелкие отряды также были постепенно истреблены при помощи засад многими римскими военачальниками. Последний из таких отрядов упоминается ещё десять лет спустя в Южной Италии, в районе города Турин, некогда бывшего временным местопребыванием Спартака.

Так расправился рабовладельческий Рим с рабами, поднявшими оружие в борьбе за освобождение угнетённых. Так закончилась гражданская война, которая велась во имя интересов трудящихся и была справедливой, освободительной борьбой против угнетателей.