Настоящая Миа Сандерс
Ты еще не родилась, а я уже люблю тебя. Надеюсь, что однажды, когда ты вырастешь, моя дорогая подруга Сара поделится с тобой этой историей. Желаю тебе любить и быть любимой, жить полной жизнью и всегда уметь терпеливо довериться пути…
Глава первая
Выбраться из-под кучи одеял, когда тебя за талию крепко обнимает рука твоего жениха, не так уж и просто. Мы ни свет ни заря прилетели в Аспен в Колорадо – еще затемно. Уэс показал мне дом своей семьи, и это всем домам дом. Та небольшая часть, которую я успела увидеть, была больше, чем весь наш дом в Малибу. Мы вошли в его спальню и, обнявшись, рухнули в кровать. Спорю на что угодно, отключились мы еще до того, как голова коснулась подушки.
Но сейчас я окончательно проснулась. Судя по свету, просачивающемуся сквозь занавески, была уже середина дня. Я потихоньку высвобождалась из объятий Уэса, пытаясь не разбудить его. Встала с кровати и тут же замерзла. Майка и трусики не спасали. В комнате был дубак. На цыпочках подойдя к кондиционеру, я поставила температуру на двадцать четыре градуса тепла. Проверим, на что годится эта грелка!
Я прошлась по комнате, обнаружила дверь в ванную и сделала свои дела тихо, как мышка. Потом нашла чемодан, достала штаны для йоги, толстовку Уэса и уютные теплые тапочки. Миссис Крофт заверила, что они мне пригодятся, и оказалась права. Надо поблагодарить ее за предусмотрительность.
Утеплившись, я вышла из комнаты и спустилась по лестнице. На полпути остановилась. Противоположная от меня стена представляла собой сплошное окно, за которым раскинулись бесконечные горы. Белоснежные, с черными и зелеными точками там, где камни и деревья. Дух захватывает, иначе и не скажешь. Я завороженно подошла к французскому окну и раздвинула стекла, впуская в душу и тело порыв ледяного воздуха. Уставилась на то, что явно было божьим творением, и у меня изо рта вырывались облачка пара.
Переведя взгляд в сторону пляжа и Тихого океана, я почувствовала умиротворение и безмятежность. Горы спокойствия не внушали. Величественные, нереальные, они казались фотографией.
Ой!
Из ниоткуда вокруг меня сомкнулись две руки и утащили в тепло.
Подбородок Уэса уткнулся мне в ямочку между шеей и плечом.
– Красотища, да?
Я медленно выдохнула:
– Не просто красотища.
Уэс поцеловал меня в шею, согревая меня теплом своего тела.
– Рад, что тебе понравилось, поскольку это наш дом на ближайшие две с половиной недели, – пробормотал он мне в шею, и от звука его голоса по спине пробежала дрожь.
– Не стану жаловаться, – отозвалась я, продолжая восхищаться матерью-природой.
Он хмыкнул.
– Это ты сейчас говоришь. Посмотрим, как ты запоешь через пару дней, когда нам придется выкапывать машину из-под снега.
Я поджала губы и сморщила нос. Уэсу ужасно нравилось, когда я так делала. Он взглянул на меня, заулыбался и поцеловал в щеку.
– Как насчет завтрака? – спросил он.
При упоминании завтрака мой желудок заурчал.
– Придется согласиться на этот раз, – попыталась сострить я.
Он ухмыльнулся и оставил меня созерцать окрестности.
– Не стой тут слишком долго. Отморозишь попу.
– Надеюсь, только обвисшие части. – Я хлопнула его по заднице.
Уэс оказался прав, через несколько минут я промерзла до костей и вернулась в дом помочь ему с завтраком.
По пути я обнаружила теплую шаль на мягком кресле и набросила ее на плечи.
Уэс суетился у плиты, поджаривая бекон. Сказал, что заранее заказал доставку продуктов. Нам придется выезжать в магазин, но основное уже есть: яйца, бекон, молоко, масло и кофе, за что я была особенно благодарна.
Я занялась приготовлением кофе, пока Уэс жарил бекон и нагревал вторую сковородку для яичницы.
– Чем ты хочешь сегодня заняться? – спросил он, выгибая брови.
Я закатила глаза.
– Не этим самым.
Он застыл.
– Ладно, этим, но не прямо сейчас. Я ужасно хочу осмотреть окрестности. Съездить в город, купить продукты, узнать, где местные выставляют свои шедевры. Мне нужно понять, как все подать. Через несколько дней приедет съемочная группа, надо подготовиться.
Уилл кивнул и продолжил готовить завтрак. Мы поели, приняли душ, в процессе он напомнил мне, что я вовсе не против этого самого, а потом мы сели в машину и поехали в город.
* * *
Центр города поразил меня своей красотой. Я выпрыгнула из машины и закружилась, умирая от восторга. Город был словно в чаше величественных гор. Вокруг сновали люди, приехавшие за покупками. Яркие цвета их одежды контрастировали с заснеженными склонами на заднем плане.
– Теперь я понимаю, – прошептала я, рассматривая всю эту красоту.
– Что понимаешь? – спросил Уэс, беря меня за руку. Даже сквозь кожу и шерсть перчатки я чувствовала тепло его ладони.
– Почему люди так сюда стремятся. Тут чудесно. Я бывала на озере Тахо, видела горы, каталась на лыжах, но это ни в какое сравнение не идет. – Я медленно выдохнула, пытаясь рассмотреть все и сразу и зная, что это невозможно. Слишком много всего. Надеюсь, что в ближайшие две недели я постепенно изучу это великолепие, чтобы потом мысленно возвращаться сюда, когда я буду умирать от теплового удара в Южной Калифорнии.
Мы смотрели на величественные горы.
– Ах, вот что ты имеешь в виду. Я был здесь много раз. Любопытно будет посмотреть на эти края твоими глазами.
Я улыбнулась и сжала его ладонь.
– Куда сначала? – спросила я, полагаясь на его вкус.
Он притянул меня к себе, обнимая за плечи.
– Выпьем что-нибудь горячее вот тут, – он указал на кафе «Колорадо», – а потом прогуляемся. Как тебе?
Я прижалась к нему.
– С тобой – куда угодно. – И я потерлась подбородком о его шею.
Уэс широко улыбнулся, его зеленые глаза радостно засияли. Я растаяла на месте. Видеть, как ему хорошо и спокойно, – больше мне ничего не надо для счастья.
Уж не знаю почему, но меня непреодолимо тянуло к Уэсу. Он проник мне в самое сердце. От этого мне одновременно было очень хорошо и ужасно страшно. Но счастье перевешивало, и так должно было быть всегда, ведь скоро мы собирались пожениться.
Трудно было поверить, что через три недели я стану миссис Уэс Ченнинг. Я никак не могла это осознать.
По дороге Уэс показывал мне разные ресторанчики и бары, куда можно заходить под настроение. Мы дошли до Мейн-стрит, и я сразу же обратила внимание на необычное розовое здание на углу с простой вывеской «Кафе-кондитерская на Мейн-стрит».
Я спросила Уэса:
– Ты был в этом славном местечке?
Он начал отвечать, и тут из кафе вышла женщина примерно моего роста. Стройная, в тонком кожаном пальто до колен с поясом на талии. Ярко-розовый шарф, развевавшийся на ветру, подчеркивал ее длинную шею. До боли знакомые иссиня-черные локоны падали на плечи. Я прищурилась, пытаясь рассмотреть ее лицо, но она опустила голову, копаясь в сумке.
– А еще у них лучшие яйца-бенедикт… – краем уха я слышала голос Уэса, но я не могла оторвать взгляд от этой женщины. У меня мурашки побежали по коже.
Ее фигура и волосы казались мне очень знакомыми. В глубинах памяти что-то мучительно шевелилось, и я сделала несколько шагов в сторону кондитерской. Женщина достала из сумки темные очки и, перед тем как надеть их, взглянула мне в глаза. Я выдохнула и дернулась назад, с размаху налетев на Уэса.
– Это же… – У меня перехватило дыхание, охваченная эмоциями, я не могла выдавить ни слова.
Злость.
Гнев.
Отчаяние.
Беспомощность.
Эти чувства сшибли меня с ног, словно поезд на полном ходу.
– Что, Миа? Что такое? Милая, ты бледна как привидение.
Я несколько раз моргнула и взглянула на Уэса. Он крепко держал меня за предплечья.
– Неужели это она? – Я покачала головой и посмотрела в ту сторону, но женщина уже ушла. Исчезла, словно ее и не было. – Она же стояла прямо здесь! – Я посмотрела вправо и влево. Никого. Исчезла.
– Кто это? Кого ты видела? – обеспокоенно спросил Уэс.
Я проглотила удушающий комок в горле и со слезами на глазах посмотрела на мужчину, который собирался навеки связать со мной свою жизнь. Он никогда меня не покинет. Почувствовав покой и защищенность, я вдохнула холодный воздух и произнесла ее имя:
– Мерил Колгров.
Уэс нахмурился, сдвинув брови.
– Детка, ничего не понимаю. Кто такая Мерил Колгров?
– Моя мать.
* * *
Мы с Уэсом бродили по окрестным улицам минут десять, изучая витрины и заглядывая в кафе и магазины. Ее не было. Испарилась.
Уэс торопливо повел меня к машине, и мы вернулась домой. Всю дорогу я молчала. Меня слишком сильно захлестнули эмоции, чтобы разговаривать.
Это не могла быть она. Выскочила как черт из табакерки. Не могло быть, чтобы судьба была ко мне так жестока. Шансы, что Мерил Колгров окажется в том же маленьком городке в то же время, что и я, примерно равнялись нулю.
Что, если она здесь живет?
Невозможно. Наверное, мне померещилось. Кроме того, я не видела мать пятнадцать лет. И с какой стати мы могли бы оказаться в Аспене одновременно? Эта женщина просто была похожа на нее.
В моей душе бушевала буря. Дикая. Неукротимая. Разрушительная.
К тому времени как мы вернулись в дом, я убедила себя, что эта женщина совершенно точно не моя мать. Она просто очень похожа, вот и все. Конец истории. Не о чем беспокоиться. Но мой бойфренд считал иначе.
Когда мы вошли, он первым делом направился к барной стойке, достал два стакана и плеснул в каждый на два пальца янтарной жидкости из хрустального графина.
– Выпьем? – Это было первое слово, которое он произнес с того момента, когда я сказала, что, кажется, видела мать.
– Конечно. – Я села на шикарный крутящийся барный стул с подлокотниками. Не какую-то дешевую фигню из гипермаркета. Я провела пальцами по искусно состаренному дереву в стиле деревенский шик.
Мы сделали по глотку виски. Я увидела, как дернулся его кадык, и во мне шевельнулось волнение.
Он наклонился вперед, оперся локтями о барную стойку и тихо спросил:
– Что ты думаешь? Это она?
Напряжение в его теле и неуверенность в глазах дали мне понять, что он не знает, как лучше подступиться к разговору о женщине, о которой я при нем почти не упоминала. И по моей реакции явно понял, что я чувствую по отношению к той, что произвела меня на свет.
– Не знаю. – Я пожала плечами. – Сходство поразительное.
Уэс кивнул.
– Зачем мы сюда приехали, Миа?
Начиная напрягаться, я приподняла плечи.
– Не знаю, милый. Все это странно. Шенди, помощница доктора Хоффмана, сказала, что мы должны быть здесь. Она все уладила с командой и организовала мою командировку.
– Когда мы должны встретиться с этим горцем? Который сделал «щедрый взнос»? – Уэс только что кавычки пальцами не изображал. – «Финансировал шоу от лица местных производителей, в числе которых его жена».
Я не могла отрицать, что вся эта история выглядит странно. Но я привыкла к странностям. Весь последний год состоял из цепочки случайных событий, которые вели меня туда, где я была нужна. До сих пор это работало. Я встретила мужчину, за которого собиралась замуж. Обзавелась кучей друзей. Нашла своего брата Максвелла. Спасла отца. Начала заниматься любимым делом. По пути меня подстерегали ямы и ухабы, но в результате все сложилось в мою пользу. Лично я не хотела долго обдумывать эту тему.
Соскользнув со стула, я обошла стойку, подошла к своему мужчине и обняла его за талию.
– Его зовут Кент Бэнкс. Веришь или нет, мне тоже показалось, что это все странно. Так что я позвонила Максу, рассказала ему все, и ты знаешь, что было дальше?
Мой брат до нелепости опекал меня и Мэдди. Когда он услышал, что какой-то неизвестный мужик с гор заплатил кучу денег за то, чтобы я сделала простую работу, с которой могли бы справиться местные художники, он встал на дыбы. Более того, его стремление опекать меня достигло крайней точки.
Уэс улыбнулся и прижал меня к груди.
– Он спустил всех собак?
– Ага, нанял детектива. Ты же знаешь, Макс сущий параноик.
Мой дорогой обнял меня еще крепче.
– Я тебе говорил, что мне ужасно нравится твой брат? Такой клевый мужик. – Он устремил безмятежный взор вдаль, явно переигрывая.
Я хихикнула, ткнувшись носом в грудь Уэса. Вдыхая аромат его одеколона, смешанный с запахом холодной кожи, я начала возбуждаться. У меня заныло местечко между ногами при одной мысли о том, что я могу сделать с ним прямо сейчас.
– Он такой.
– Что он выяснил? – Он прижал меня к себе еще сильнее и начал массировать поясницу, прогоняя прочь остатки усталости после путешествия и прогулки по центру Аспена.
Я застонала, когда он нащупал самую болезненную точку.
– М-м, сказал, что этот мужик – отставной ветеран. Получил образование в области архитектурного дизайна. Зарабатывает кучу денег, проектируя дома в горах по всему миру. Производит впечатление нормального человека. Макс продолжает копать, но не сильно переживает. Особенно когда я сказала ему, что ты все время будешь со мной.
Руки Уэса скользнули по моей спине и зарылись в волосы. Он положи мне ладонь на затылок и повернул мою голову лицом к лицу.
– Я никогда никому не позволю причинить тебе боль. Ты моя жизнь. Ты все для меня. Я не хочу жить в мире, где тебя нет.
– Я тоже, – прошептала я.
Наклонившись, он коснулся губами моих губ. Легко, как перышком. Не отрываясь, чтобы я чувствовала каждое движение, он продолжил говорить, и его слова глубоко отзывались в моем сердце.
– Я всегда буду защищать тебя. От всего и всех. – Он отодвинул лицо на дюйм, скользнув носом по моему лицу. – Неважно, что это – твоя работа, семья или призраки из ниоткуда. Отныне и навеки мы вместе, Миа.
Я кивнула.
– Да. Мы вместе, – подтвердила я и прижалась лбом к его лбу. Это прикосновение избавило меня от всех тревог, сомнений, беспокойств и мыслей о том, моя это мать или нет и что я должна чувствовать по этому поводу.
– Можно я тебя поцелую? – хрипло спросил он, и по его голосу чувствовалось, что он теряет контроль. Именно так, как я хотела. Как мне было нужно.
Я улыбнулась.
– Пожалуйста, поцелуй меня прямо сейчас.
Глава вторая
Е сли верить описанию на сайте, «Таверна Зейна» представляла собой местечко, куда местные ходят поболтать, расслабиться, выпить пива и перекусить жареными куриными крылышками. Уэс согласился с этим утверждением. Учась в колледже, он ходил в этот паб вместе с однокурсниками после целого дня на склоне и цеплял здесь цыпочек в уггах, карауливших богатеньких парней. Раньше Уэс частенько здесь бывал. Он помог мне спуститься по крутым ступенькам к дверям с зеленой окантовкой. Большая прямоугольная вывеска во всю стену золотыми выпуклыми буквами на черном фоне гласила: «Таверна Зейна».
Я удивилась, почему постоянным клиентам приходится спускаться по лестнице, чтобы войти в заведение, тем более что в этой части страны сильные снегопады. Логичнее было бы поднять вход над землей, чтобы его не заносило снегом. Ну может быть, это был единственный способ удержать посетителей внутри и заставить их потратить все деньги.
Уэс придержал дверь. Помещение оказалось уютным и напомнило мне о заведении Деклана в Чикаго, где мы с Гектором и Тони отмечали День святого Патрика. Этот день стал решающим в наших отношениях с Уэсом. Он явился из ниоткуда, и я провела с ним незабываемую ночь, а потом он ушел, оставив за собой только запах мужчины и секса. Я знала, что этим дело не кончится, хотя очень старалась, чтобы этого не произошло. Так старалась, что снова переспала с Алеком в апреле. Как только я узнала, что Уэс трахает Джину де Лука, звезду его тогдашнего фильма, я решила держаться от него как можно дальше. Черт побери, да я провела месяц, наслаждаясь членом одного самоанца, чтобы забыть этого горячего серфера. Не сработало. Наоборот, я лишь с полной отчетливостью поняла, что мне нужно в этой жизни.
Его теплая рука лежала у меня на спине, пока он вел меня по залу. В разных местах стояли телевизоры, на которых транслировали футбол. Я не могла рассмотреть, кто на экране, но судя по количеству клиентов в свитерах цветов разных команд, не отрывающих глаз от экранов, шла большая игра.
Мы подошли к бару, Уэс помог мне выбраться из толстой куртки и сесть на стул.
– И когда мы с ним встретимся? – Уэс взглянул на часы, устраиваясь поудобнее и опираясь о барную стойку. Во времена, когда время можно узнать по мобильнику, мужчина с наручными часами производит впечатление. Уэс был более традиционный и старомодный человек, чем хотел показать.
– В семь.
Он кивнул.
– Давай выпьем по пиву. Сейчас без пятнадцати семь, у нас есть время.
– Не помешает, это точно. – Я вздохнула и поставила локоть на блестящую барную стойку.
Уэс сжал мое плечо.
– Любовь моя, все будет хорошо. Ты в безопасности. Если этот мужик окажется мудаком, я выгоню его в шею. И конец истории. Не беспокойся, просто отдыхай со мной. Ясно?
– Да. Спасибо. – Я положила ладонь на его руку и наклонилась поцеловать выглядывающее из-под термобелья запястье.
– Что тебе заказать?
Я поджала губы и уставилась на богатый ассортимент разливного пива.
– Я бы лучше выпила сидра, если он у них есть.
Подошел бармен.
– О, Уэстон Ченнинг! Как ты, братишка? – Мужчина с длинными рыжеватыми усами и бородой широко ухмылялся, демонстрируя идеальные зубы. Глаза его были почти такого же оттенка, как и усы с бородой, – рыжевато-карие. Белая футболка, поверх накинута клетчатая красно-черная рубашка. Повидавшие виды джинсы, грязные грубые ботинки. Он явно не из тех, кто сидит целыми днями за столом. Скорее он смастерит этот стол из дерева, которое срубил своими собственными руками. Крупный мужик, похожий на лесоруба.
Уэс пожал его здоровенную ладонь. Мой парень и сам был крепкого сложения и выше среднего роста. Но этот тип производил впечатление человека, способного гнуть подковы голыми руками. Он был даже крупнее, чем мой братец Макс.
– Алекс Корвин! Какими судьбами? – воскликнул Уэс, пожимая ему обе руки. Я любила, когда мужчины это делают, мне казалось, это демонстрация настоящей мужской дружбы.
Бородатый парень покачал головой, и выглядело это забавно, потому что борода качнулась вместе с ним. Никогда не видела мужчину, которому бы так шла растительность на лице. Приходилось признать, что он сексуальный. Но у меня вообще была слабость к лесорубам. Черт, да у любой женщины слабость к таким большим парням. При мысли об этом я ухмыльнулась. Захотелось сфотографировать его и отправить Джин. Я представляла, что с ней будет.
Уэс обнял меня.
– Алекс, это моя невеста Миа Сандерс. Миа, познакомься с Алексом. Мы вместе учились.
Я протянула руку, которая целиком утонула в его огромной лапище. Фигасе!
– Приятно познакомиться, Миа. Черт возьми, Уэс. – Алекс ухмыльнулся и закусил нижнюю губу. – Какую хорошую девочку ты себе отхватил!
– На самом деле он предпочитает плохих, – сострила я, не в состоянии держать язык за зубами.
Они захохотали.
Алекс поглаживал бороду, как делает Санта-Клаус в торговом центре, решая, хорошо или плохо вел себя ребенок в этом году.
Уэс ухмыльнулся и поцеловал меня в висок.
– Я определенно сделал правильный выбор.
Алекс оперся локтями о стойку бара и заговорщицки уставился на меня. Кивнул головой в сторону Уэса.
– Если этот парень будет плохо с тобой обращаться и ты захочешь настоящего мужчину, ты знаешь, к кому идти, да? – В его голосе слышалась сексуальная хрипотца.
Уэс толкнул его.
– Иди отсюда!
Они оба захихикали.
– Ну правда, Алекс, когда я последний раз тебя видел, ты вкалывал на Уолл-стрит. А теперь ты выглядишь так, будто только что спустился с гор и в нашем местном притоне подаешь пиво и бургеры, – удивился Уэс.
Алекс протер стойку.
– Давай я вам что-нибудь налью, а потом все расскажу.
Мы сделали заказ. Он налил мне грушевый сидр, а Уэсу – «Гиннесс», и обслужил еще парочку клиентов, перед тем как вернуться к нам.
– Ну так вот. – Он скрестил мощные руки на груди, потом поиграл с бородой и наконец продолжил: – Я же зарабатывал кучу денег на Уолл-стрит, верно?
Уэс кивнул и слизнул пену с пива. Капля пены осталась у него на верхней губе, и я уставилась на нее так, словно в ней содержатся ответы на все вопросы бытия. Не в состоянии сопротивляться, я подалась вперед, вытерла ее большим пальцем и облизала. Брови Уэса поднялись, глаза потемнели.
– Даже не начинай, – предупредил он, читая желание в моих глазах.
Я тряхнула головой и перевела взгляд на замолчавшего Алекса.
– Продолжай.
– Ты уверен? Кажется, она кое-чего хочет. У меня сзади есть хорошенький прочный стол, можете им воспользоваться. – Он усмехнулся.
– Нет уж, дружище. Все нормально. Она свое получит, когда мы вернемся домой. – Уэс подмигнул мне. Подмигнул. Мне. Ах он поросенок. Сделал вид, что он тут совершенно ни при чем.
Я приложила стакан с сидром к пылающим щекам, наслаждаясь прохладой. Тем временем Алекс продолжил:
– Оказалось, я ненавижу работать с цифрами, которые просто увеличивают чье-то состояние. Мне нравится работать с людьми, общаться, знакомиться, создавать место, куда люди хотят приходить. Стресс, напряжение, все это меня убивало. Так что я уволился.
Уэс чуть не подавился пивом.
– Просто уволился? Ты же получал там кучу денег?
Алекс ухмыльнулся.
– А как же. Достаточно, чтобы купить этот бар, отремонтировать себе квартирку наверху и наслаждаться свежим воздухом. Каждый день. Мне нравится моя жизнь.
– Как насчет подружки? – поинтересовался Уэс.
В ответ на этот вопрос плечи Алекса поникли, и с учетом его комплекции это выглядело так, как будто два мешка с песком упали на пол.
– Когда-нибудь, – сказал он, и по его голосу я поняла, что это случится, потому что он этого ждет.
Уэс успокаивающе положил ладонь на предплечье Алекса.
– Рад за тебя.
Алекс взглянул на меня, улыбнулся и покачал головой.
– А я за тебя.
– Не на что жаловаться. – Уэс обнял меня и прижал к груди.
* * *
Мы прикончили напитки, и Уэс заказал еще. В этот момент меня кто-то похлопал по плечу.
– Эм-м, вы Миа Сандерс? – поинтересовался низкий голос за моей спиной.
Я развернулась на стуле. Подняла голову. Выше. Еще выше. И увидела лицо с резкими чертами и густые темные волосы, падавшие на глаза. Квадратный подбородок незнакомца был гладко выбрит, и на нем имелась ямочка, вызывающая у женщины желание прикоснуться и поцеловать. То бишь мне бы захотелось, если бы я была старше лет на тридцать и искала себе привлекательного мужчину. Он был одет в клетчатую рубашку и флисовую куртку. Видимо, это считается местным шиком, потому что Алекс был одет примерно так же, хотя он был и моложе лет на двадцать пять.
– Разумеется, вы Миа. – Он внимательно меня рассматривал. Волосы, лицо, тело. Посмотрел в глаза, и я вздрогнула.
Уэс встал со стула и воткнулся между нами, опекая меня, как обычно. Только на этот раз я была благодарна, потому что незнакомец смотрел на меня так, как будто мы были знакомы, и это меня тревожило.
– Вы Кент? – спросил Уэс.
Кент протянул руку.
– Кент Бэнкс. Это из-за меня вы здесь, – сказал он.
Уэс обменялся с ним рукопожатием и представился. Я тоже.
Кент показал в сторону закутка в углу и предложил:
– Переместимся туда?
– Да, конечно, – согласилась я, забирая стакан с сидром. Уэс взял свой «Гиннесс», который он едва пригубил.
Кент выбрал столик в закутке, где было не так шумно. Матч близился к концу, публика пришла в азарт. Непонятно было, какой команде принадлежат симпатии, потому что любой удар встречался хлопками и подбадривающими возгласами. Я была к этому привычна, я ведь выросла в Вегасе и всю жизнь работала в барах. Шум меня не беспокоил, я легко отключалась от него.
Мы сели, и я сразу перешла к делу.
– Итак, мистер Бэнкс, просветите меня, пожалуйста, зачем вы заплатили кучу денег, чтобы нанять меня для съемки передачи про местных артистов, в числе которых ваша жена?
Кент нахмурился.
– Я и цента не заплатил за ваш приезд.
Он хмыкнул и откинулся на диване, скрестив руки на груди.
Я взглянула на Уэса. Он был в таком же замешательстве, как я.
– Помощница моего босса сказала, что вы сделали пожертвование, чтобы я сняла ту часть шоу, в которой задействована ваша жена.
Кент покачал головой.
– Это не так.
– Эм-м, тогда, полагаю, между нами возникло недопонимание. Вы не просили, чтобы я приехала? – неуверенно уточнила я. Если нет, почему я здесь и зачем он назначил встречу в местном пабе, чтобы обсудить рабочие моменты перед интервью?
– Я действительно просил, чтобы вы приехали, но все было не так, как вы говорите.
Уэс протянул ко мне руку, заставляя меня умолкнуть, когда я собралась было начать спорить. Чушь какая-то, а он ходит вокруг да около. Ненавижу, когда люди так себя ведут. Чувствую себя идиоткой.
– Мистер Бэнкс, моя невеста просто пытается понять, зачем вы пригласили ее сюда. Именно ее.
Кент поиграл с подставкой под салфетки, стоявшей на столе.
– Я подумал, что это хорошая возможность для моей жены. У нее и правда хорошие работы, а вы творите чудеса с людьми, которые создают искусство. Может быть, это потому, что вы так красивы, поэтому у вас так легко получается. Моя жена увидела ваше шоу и… очень взволновалась. – Он обвел взглядом зал.
Что-то он недоговаривал. В Вегасе учишься читать людей по лицам. Кент Бэнкс явно о чем-то умалчивал.
– Взволновалась? – переспросила я.
– Да. Она не из тех женщин, которых легко поразить. Когда она увидела вас на экране, я… м-м… я понял, что мне надо пригласить вас.
Я покачала головой.
– Почему меня?
Его глаза снова сосредоточились на мне. Я почувствовала дискомфорт и неуверенность, мне хотелось узнать, видит ли он что-то, чего мне не хватает. Обычно я уверена в себе, но под его внимательным взглядом я как будто уменьшилась.
– Дело не в вас. Это мог быть кто угодно.
Он пытался сохранять беззаботность, но я видела его насквозь. В свое время я наслушалась вранья от мужчин вроде моего отца, Блейна и прочих. Этот парень специально наводил тень, и я не понимала, в чем дело.
– Расскажите о себе. – Надо было узнать побольше о человеке, который заставил меня проделать весь этот путь, перед тем как позвонить Шенди и оторвать ей голову.
Я склонялась к мысли, что эта свинья меня подставила. Может быть, просто хотела освободить сцену на некоторое время и заполучить доктора Хоффмана в безраздельное владение. Ну и дура. Он был по уши влюблен в свою голливудскую старлетку-жену, и при этом его помощница делала все, чтобы не подпускать меня к нему. Она знала, что я безумно люблю Уэса, но все равно старалась держать меня как можно дальше от студии.
А теперь этот горец и его странная история. Концы с концами не сходились. Вообще не сходились. А в таких случаях папа учил меня всегда копать глубже. Поскольку я здесь из-за Кента, за этим что-то крылось. Я что-то упускала.
Кент махнул официантке и заказал стакан «Корса». Как только она отошла, он вздохнул.
– Ветеран в отставке. Отслужил в армии четыре срока. Потом получил диплом архитектора и воспользовался контактами в правительстве, чтобы получить кое-какую неплохую работу. Занимаюсь этим уже пятнадцать лет и живу той жизнью, которой хочу. У меня хорошая женщина, деньги в банке, большой дом и земля, которая меня радует. Воплощенная американская мечта. Все, чего я когда-либо хотел.
– Дети? – спросила я.
Его глаза сузились.
– Нет. Всегда хотел, но у меня их нет.
– Почему?
– Не сложилось. До тридцати пяти лет я служил. Встретил жену, когда мне было сорок. Она детей не хотела.
Я сделала большой глоток сидра.
– Ваша жена художница?
Он кивнул.
– Да. У нее галерея на Мейн-стрит, «4М».
– «4М» – цифра и буква? – уточнила я, чтобы знать, куда завтра идти.
– Да.
– Что это значит? Четверка и буква М?
Он покачал головой и помрачнел.
– Точно не помню. Она как-то говорила, это что-то важное, что она оставила в прошлой жизни.
Уэс допил остатки «Гиннесса» и поставил стакан на стол.
– Мда, невесело. Послушайте, мистер Бэнкс. Я уверен, что вы хороший человек. Вы производите благоприятное впечатление. Но Миа не должна находиться в двусмысленных обстоятельствах.
– Что вы имеете в виду? – Голос Кента резко изменился.
– Я не позволю, чтобы мою будущую жену куда-то посылала неопытная секретарша ее начальника. Миа, дорогая, я уверен, что если ты позвонишь доктору Хоффману, мы все быстро выясним и вернемся в Малибу до Рождества.
– Малибу. Вы оттуда? – Он выглядел удивленным, как будто считал, что я из других мест.
– Да, – ответила я, думая, что упускаю возможность провести Рождество в снегах. Я не хотела уезжать.
– Вы проделали долгий путь, чтобы так легко отказываться от своей работы. Моя жена талантлива, и я уверен, что если вы посетите ее галерею и посмотрите на других местных художников, то найдете то, что вам нужно. Часть себя, – загадочно произнес он. – Искусство – оно это делает. Открывает душу, впускает свет туда, где раньше был только мрак.
Я вскинула голову.
– Вы намекаете, что у меня темная душа?
Он медленно моргнул.
– Вовсе нет. Как вы пришли к такому выводу? – возразил он.
– Я думаю, сейчас нам самое время попрощаться. Благодарю за встречу, мистер Бэнкс. Все это просто… мне кажется… не знаю… – Я покачала головой и отбросила волосы назад. – Ну как-то странно.
Он встал, сунул руки в карманы и уставился на меня. Его глаза снова пробежали по моему телу, и меня снова охватила дрожь. Он смотрел на меня так, словно видел кого-то очень похожего на человека, которого он знает, двойника. Мэдди как-то сказала мне, что где-то узнала, будто у каждого человека есть двойник.
– Надеюсь, вы решите остаться, Миа. У меня предчувствие, что вы найдете то, что даже не искали.
Я рассмеялась.
– Вы предсказатель судьбы или кто?
Он хмыкнул.
– Просто старый умный человек.
– Старый? Вам не больше пятидесяти лет.
– Пятьдесят пять.
– Это не старость. Сердцем вы еще молоды.
– Я думаю, что все люди руководствуются сердцем, так или иначе. – Он опять понес бессмыслицу, которую, честно говоря, странно слышать от ветерана в отставке и по совместительству архитектора. – Надеюсь, вы подумаете и останетесь. Для меня было бы благословением, если бы вы посетили галерею.
Благословение. Любопытный выбор слов.
Уэс помог мне надеть пуховик.
– Посмотрим.
– Да, полагаю, в ближайшие день-два у многих откроются глаза.
Я поджала губы.
– Ладно.
Уэс взял меня под руку. Я повернулась и помахала хозяину-великану.
Он поднял руку и медленно шевельнул пальцами, будто не хотел прощаться.
Мы поспешили к машине, сели, и Уэс уставился на меня.
– Не уверен насчет этого человека.
– Он безвреден. Но я удавлю Шенди за то, что она отправила нас сюда непонятно зачем. Это нехорошо.
– Да уж. И что ты хочешь делать? Съемочная группа приезжает завтра вечером. В конце недели к нам на Рождество приедет семья. Ты хочешь все отменить и поехать домой? Рождество на пляже? – Он вопросительно поднял брови.
Я поджала губы и смотрела на него, медленно моргая.
Его плечи опустились.
– Снежное Рождество?
Я широко улыбнулась.
– Снежное Рождество.
– Ладно, детка. Значит, будет Рождество в снегу! Ты хочешь сделать эту работу? – спросил он.
Я поразмыслила, могу ли я отказаться. Обычно я воплощаю собственные идеи, но сделать интервью с местными художниками – мысль неплохая. Фанатам это понравится.
– Думаю, нам стоит согласиться, – продолжил Уэс. – Дело простое. Сходить в пару галерей, взять интервью у нескольких художников и показать прекрасные места, где создается искусство. Вполне в духе сезона.
– Это правда. К тому же теперь мне хочется посмотреть на его жену. А тебе?
Уэс покачал головой.
– Не особенно. Мне кажется, нас может ждать какой-нибудь шлеп.
Я фыркнула.
– Шлеп?
– Ну да. Знаешь, вроде такого. – Он шлепнул рукой по торпеде и завопил: – Шлеп!
– Ты куку! – я хихикнула.
– Я спец по этой части.
– Уже нет. Я тебя переплюнула.
Он поднял руки с таким видом, словно держит золотой кубок.
– Я посвящаю эту награду моей прекрасной жене Миа, абсолютно чокнутой женщине!
Я протянула ладонь.
– Отдай мне мой кубок!
Остаток дороги мы провели, хихикая на тему того, кто из нас больше куку.
Глава третья
Уэс лежал рядом со мной и никак не мог угомониться. Вертелся под одеялом и бормотал что-то неразборчивое. Я положила руку ему на грудь. Он тут же успокоился. От одного прикосновения. Вот какая между нами связь.
– Миа, моя Миа, – вздохнул он.
Уэс продолжал время от времени бормотать какую-то чушь. В окно я видела, что над горизонтом поднимается солнце. Я оставила щель между занавесками, чтобы, открыв глаза, первым делом увидеть белоснежные горы. Это зрелище настолько отличалось от пестрого Вегаса и от океана в Малибу! Мне ужасно нравилось. Какое счастье, что Бог подарил нам столько удивительных пейзажей! И этот был особенно красив. Я задумалась, каково здесь весной. Кругом сочная зелень, наверное, тут здорово кататься на велосипеде и гулять. Надо попросить Уэса приехать сюда в теплое время года.
– Миа… пожалуйста… пожалуйста…
Его шепот был едва слышен, но на этот раз я расслышала каждое слово.
Пожалуйста что? Я села и окинула взглядом своего любимого мужчину. Обнаженная грудь, твердые четко очерченные мышцы. Он набрал вес, потерянный за время плена. Мой парень занимался в домашнем спортзале и плавал в океане, чтобы поддерживать себя в великолепной форме. Разглядывая его, я начала возбуждаться. Я наслаждалась этим зрелищем и чувствовала, как становлюсь влажной. Не в состоянии сдерживаться, я провела пальцем по его груди.
Уэс застонал и повернул голову набок, как будто стремясь оказаться поближе ко мне даже во сне. Я сдвинула одеяло и обнаружила, что его член отвердел, и у меня слюнки потекли. Этот член мой. Все это – мое. Ни одна женщина в мире, кроме меня, не будет ласкать, сосать и насаживаться на этот член. Это моя собственность. А я собственность Уэса, и все, что у меня есть, принадлежит ему. Нечестная сделка. Вряд ли я такой уж подарок, но сейчас я могу делать с ним все, что захочу. Он мой целиком и полностью.
Знание о том, что у меня есть власть над желаниями другого человека, кружило голову и волновало.
Сдвинув одеяло полностью, я устроилась верхом на Уэсе и наклонилась. Прижалась лицом прямо к его голому члену и вдохнула. Его мускусный запах возбудил меня еще сильнее, и я стиснула кулаки. Уэс. О, этот запах, его помнит каждая клеточка моего тела, оно интуитивно чувствует, что это его пара.
Языком я легко провела по его головке. Солоноватый вкус взорвался у меня во рту, и по моему телу словно пронесся огонь, сосредоточившись между ног. Я изогнулась, чувствуя спазмы в промежности, мне так хотелось, чтобы эта часть Уэса оказалась у меня внутри, глубоко внутри… но не сейчас.
Я выдохнула сжигающее меня пламя на его член. Он чуть шевельнулся и начал твердеть у меня на глазах. Как это чудесно – наблюдать за волшебством, которое творится с мужским телом. Как возбуждение наполняет самую удивительную его часть – неподражаемо. Я зачарованно смотрела, как член Уэса увеличивается. Раньше мне никогда не казалось, что член может быть красив, но с Уэсом все иначе. В спокойном состоянии он был несколько дюймов в длину – немаленький размер. Аккуратно подстриженные волосы на лобке. Но когда он вставал, у меня слюнки текли. Я была уверена, что этот член был создан для моего удовольствия. Длинный, толстый, он мгновенно становился твердым как камень. Это мне нравилось больше всего. Иногда мужчинам требуется время, чтобы возбудиться. Но не Уэсу. Один намек на сексуальное приключение – и он был готов прижать меня к ближайшей стене. Его сексуальные аппетиты всегда оказывались под стать моим. Мы были идеально совпадающие половинки.
Я провела языком по всей длине от основания до самого кончика. Тело Уэса напряглось, на животе четко обозначились кубики, его руки погладили мои волосы. Я не остановилась. Спал он или нет, но мой мужчина любил чувствовать мой рот на себе, а я хотела его больше всего на свете.
Посасывая кончик, я посмотрела вверх. Уэс сонно моргал, глядя на меня. Я описала круг языком и слизнула выступившую прозрачную каплю. И застонала, чувствуя во рту этот солоноватый вкус.
– Ты богиня. Просто невероятно, – простонал он сквозь стиснутые зубы, пока я продолжала его ублажать.
Я замычала с его членом во рту, а потом вобрала его как можно глубже. То, что не уместилось в рот, я обхватила ладонью. Он откинул голову, но не выпустил мои волосы из рук. Я знала, он хочет двигаться, но сдерживается. Это самообладание я тоже в нем ужасно любила. Если бы мяч был на его стороне, я бы уже насаживалась на него. Я обнаружила, что ему это очень нравится.
Лежа на нем, я потерлась о его бедро. Клитор ныл. Почувствовав мою влажную промежность на своей ноге, Уэс выдохнул сквозь зубы.
– Милая, повернись и подставь мне свою киску. Давай же.
Я покачала головой и снова лизнула его член.
– Это для тебя. Не для меня.
Он вцепился в мои волосы и заставил поднять голову.
– Если это для меня, повернись и дай мне ее. Я хочу почувствовать твою сладость на языке, когда я кончу. Давай же. Немедленно! – прорычал он.
Сходя с ума, я оседлала его голову, поставив колени на подушку. Пальцы Уэса медленно заскользили по промежности.
– О господи. Ты что, уже кончила?
Я покачала головой, не в состоянии говорить, пока его пальцы играли со мной.
– Черт, Миа, ты вся мокрая. Когда ты меня так хочешь, ты должна получить свое. Скажи мне, что ты хочешь? – спросил он. Его рот был в нескольких дюймах от моей промежности.
Я резко выдохнула и бесстыдно призналась:
– Я хочу кончить.
– Ты кончишь. – Он провел рукой по моей спине к голове. – С моим членом во рту.
Я прижалась губами к его члену и начала целовать его снизу вверх. Добравшись до головки, я почувствовала обильно выделившуюся смазку и вскрикнула. Именно в этот момент он втянул клитор в рот и начал его посасывать. Вскрик сменился задушенным всхлипом, когда он потянул мою голову вниз и двинул бедрами. Его член вошел глубоко мне в рот, а пальцы – во влагалище.
Я тут же взорвалась в мощном оргазме. Чувствовала себя как рыба на крючке. От прикосновения его рта меня пронзали вспышки удовольствия, его пальцы держали меня на весу, член сдавливал горло. Чувствуя, что я задыхаюсь, Уэс дернул меня за волосы, отодвигая от члена. Меня снова пронзило острое наслаждение, смешанное с болью: он одновременно сосал мой клитор, трахал меня пальцем и тянул за волосы.
– Миа, любимая, верни рот на место. Отсоси мне, и я снова позволю тебе кончить.
Я встряхнула головой, избавляясь от остатков оцепенения, и снова принялась за дело. Каждый раз, когда я проводила языком по члену, он проводил языком по моей промежности. Каждый раз, когда я брала его в рот, он сосал мой клитор. Я втянула его поглубже, и он сделал то же самое языком у меня во влагалище. В какой-то момент его пальцы сдавили мои ягодицы и развели их пошире. Он описал круг языком по запретному отверстию, потом вернулся к влажной промежности. Я потерлась о его лицо, требуя еще больше удовольствия. И он дал мне то, чего я хотела.
Я крепко сжимала основание его члена, оттягивая его подступающий оргазм.
– Что за черт! – зарычал он, и я вырвалась из его рук. Не успел он помешать мне, как я дернулась вперед и насадила себя на его член до самого основания. Мы оба вскрикнули. Он схватил меня за бедра, поддерживая, а я поскакала на нем, как всадница, только задом наперед. Каждое движение чувствовалось очень остро. Каждый толчок пронзал меня насквозь, но это было блаженство. Я оперлась руками о его голени, чтобы не упасть.
– Господи боже мой, – выдохнул он.
Его пальцы сильнее сжались на моих бедрах. Когда я наклонилась вперед, его член вошел еще глубже, и я едва могла дышать.
– Черт возьми, – проскрежетал он сквозь стиснутые зубы.
Насколько секунд я не шевелилась, привыкая к новым ощущениям. Я оказалась совершенно не готова к тому, как он глубоко вошел в меня под этим углом. Мне казалось, он вот-вот достанет до желудка. Я начала скользить вверх-вниз по члену, изучая эти ощущения. Каждый нерв вибрировал, а он, казалось, становится во мне еще больше, ритмично двигаясь во мне.
– Уэс, – выдохнула я. – Еще хочу.
– Да, детка, насаживайся на меня. Глубже. Сильнее. Еще сильнее, – простонал он, поджав пальцы.
Не успела я привыкнуть к этим ощущениям, как он убрал одну руку с моего бедра. Я почувствовала влагу на своем анусе. Уэс описывал пальцем круги. Подчиняясь его ритму, я тоже начала двигаться на его члене кругами. Когда я в следующий раз приподнялась, его большой палец начал углубляться в меня. Я села ниже, и он вошел еще глубже.
– О боже… Не уверена, что я могу… – Я попыталась отстраниться, но Уэс не позволил.
– Ты возьмешь все, что я тебе дам, Миа.
Уэс продолжал двигать пальцем, пока я в полном беспамятстве скакала на нем.
– Однажды ты будешь принадлежать мне полностью. Вся и без остатка. И я буду защищать тебя всегда. – Его голос переполняли чувства, или желание, а может быть, то и другое. Не знаю. Я могла только ощущать, как он наполняет меня, дополняет меня, переворачивает мой мир.
– О боже, я люблю тебя, – сказала я, приподнимаясь, с размаху опускаясь, откидывая голову и кончая. Его палец продолжал двигаться, пронзая меня, вознося меня на такие вершины наслаждения, что я задохнулась.
– Ох, твоя щелка такая сладкая и тесная, – сказал он, убирая палец и хватая меня за бедра. Он совершил несколько яростных толчков, вонзился на всю длину и излился в меня с длинным блаженным стоном. О, это чересчур. Слишком острое удовольствие. Слишком много любви. Просто… слишком. Я отключилась.
* * *
Я пришла в себя, лежа на груди у Уэса. Он гладил мои волосы. Я потянулась и почувствовала, что у меня болят мышцы живота, спины и кое-где еще. Я как будто скакала на дикой лошади и упала. Но знала, что победила.
– Моя девочка. Ты отключилась ненадолго.
– На сколько? – пробормотала я ему в грудь, не желая больше шевелиться.
Он хмыкнул.
– Я успел снять тебя с члена, уложить и прижать к себе. Поверить не могу, что ты вырубилась.
– Ну, это было круто, – сказал я, целуя его в грудь.
Уэс продолжал гладить мои волосы и спину.
– О да. Что заставило тебя попробовать эту позу?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Никогда так раньше не делала. Ты свел меня с ума, и я просто хотела почувствовать тебя внутри. Так было быстрее, чем переворачиваться.
Уэс хмыкнул.
– Да уж. Это сработало. Мне понравилось смотреть, как твоя попа двигается надо мной. И я видел, как мой член входит в тебя. Это классно, детка.
– Похотливая душонка! – Я улыбнулась, куснула его за сосок, потом поцеловала.
– Эй, полегче! Еще немного, и я сделаю так, что ты не сможешь ходить, – предупредил он.
Я приподняла голову, и он выгнул брови.
– Неужели? – хмыкнула я и продолжила наслаждаться его телом. Провела руками по груди. Кожа Уэса была гладкой, если не считать полоску светлых волос, идущую к лобку. Потом спросила: – Как ты думаешь, нам всегда будет так хорошо?
За всю свою жизнь у меня никогда не было мужчины, от секса с которым я сходила бы с ума. Но с Уэсом все иначе. Я все время была готова. Днем и ночью. Вспотевшая после спортзала, вся в песке и соли после купания в океане. Я была готова отдаваться ему в любое время. Вряд ли это было нормально.
Уэс поднял мой подбородок и заглянул в глаза.
– Я думаю, что когда любишь, всегда хорошо. Это же проявление наших чувств. Быть вместе, соединяться физически и духовно в единое целое – вот что важно.
Я улыбнулась, подвинулась и завладела его губами в медленном глубоком поцелуе.
– Я хочу, чтобы так было всегда. – Я сказала это как обещание, ведь я была готова на что угодно, чтобы сохранить то, что между нами.
Руки Уэса перебирали мои волосы.
– Детка, мы всегда будем любить друг друга. Через год, через десять лет, даже через пятьдесят. Ты моя вторая половинка. Нас ничто не разлучит. Через несколько недель ты станешь моей официально, но ничто не изменится. Ты уже моя. – Он указал на сердце.
Я слушала его тихие признания, его слова о любви и нашем будущем, и у меня на глазах выступили слезы.
– Да, не изменит. Я твоя. Навсегда, – пробормотала я в его грудь и подумала о будущем. Мы мало что обсуждали, если не считать переезд в его дом в Малибу и мою работу у доктора Хоффмана. Я взволнованно спросила: – Каким ты видишь наше будущее, Уэс?
Совместная жизнь – это то, что пары обсуждают, перед тем как решают пожениться. А через две недели пути назад не будет. Не то чтобы я струсила или что-то в этом роде. Я знала, что моя судьба – быть рядом с ним, но в каком качестве? Жены, понятное дело. Наверное, друга, а что еще он видит на горизонте?
Уэс хмыкнул.
– Ты спрашиваешь, какой я вижу нашу жизнь через пять лет? Как в университете, когда ты составляешь планы на пятилетку?
Я нахмурилась.
– Я не училась в университете, так что не знаю. Но да, что-то вроде того. Чего ты ждешь от нашего будущего и от меня?
Его руки сомкнулись вокруг меня еще крепче, и он прижал меня к себе еще сильнее, окутывая своим теплом. Просто сказка. Его грудь – самое прекрасное место на Земле.
– Ну, я бы сказал, что в следующем году тебя ждет большой успех у доктора Хоффмана. Больше, чем ты думаешь. – Я подняла голову и увидела по его лицу, что он действительно так считает. – Я серьезно. Думаю, публике ты пришлась по душе, и топ-менеджмент в «Сенчури» уже понимает, какой бриллиант им достался. Они захотят использовать тебя по полной. И нам придется принимать это во внимание.
Я снова легла на его грудь.
– Я с нетерпением жду, когда мы начнем вести обычную жизнь супружеской пары. Устраивать барбекю летом, приглашать друзей, вместе готовить еду, кататься на серфе… – Он широко улыбнулся, а я провела губами по его твердому соску. – Ты будешь работать, а я… пока не знаю, чем займусь. – Он вздохнул.
Не глядя на него, я задала вопрос на миллион, вернее, на много миллионов, который висел между нами с момента его возвращения из Индонезии.
– А как насчет фильма?
Его пальцы напряглись, но не причинили мне боль. Я поняла, что это мучительный вопрос.
Я почувствовала, как он шевелится, и услышала, как он вертит головой на подушке.
– Сложное дело. С одной стороны, это вопрос уважения к погибшим. Люди лишились жизней, создавая это кино. Не выпустить его в прокат – это неуважение. На деньги, которые можно заработать на этом фильме, их семьи могут жить долго, очень долго. Я знаю, что у многих из них были дети. Конечно, все они имели страховку, и в договоре есть пункты, предусматривающие выплаты в случае гибели во время выполнения работы, но деньги не заменят любимого человека. – Уэс втянул воздух сквозь зубы, и его голос дрогнул. – Мы их не забудем. Я их не забуду.
Я взглянула вверх и увидела слезу на щеке. Подвинулась, перекинула ногу через него и легла сверху, взяла его лицо в руки. Поцелуями осушила щеки, надеясь, что могу облегчить его боль и тяжелую ношу.
– Хочешь знать мое мнение? – спросила я. Человек вроде Уэса не нуждается в непрошеных советах. Если он хочет, я скажу, но я не стану навешивать на него дополнительную тяжесть.
Он прочистил горло.
– Да.
– Закончи фильм, если можешь. Прибыль, и свою в том числе, пожертвуй семьям или организуй фонд, помогающий людям. Я думаю, что часть проблемы заключается в том, что ты не хочешь заработать на том, что стало причиной их гибели, верно?
Уэс закрыл глаза, и в уголках проступили слезы. Он торопливо кивнул.
– Ну тогда сделай так, чтобы их смерть была не напрасной.
Он тяжело задышал, грудь вздымалась и опускалась. Я видела, что ему трудно. Тем не менее он не оттолкнул меня и не попытался сразу же заняться сексом, чтобы отвлечься, – это хороший знак. Он на пути к выздоровлению.
– Мне нравится эта мысль. Организовать фонд или пожертвовать деньги на благотворительность, на что-то важное. Я поговорю с режиссером и спонсорами. Посмотрим, что они думают. Никто не ждет, что я подниму эту тему, и, откровенно говоря, я даже не знаю, как начать.
Я улыбнулась и провела кончиками пальцев по его губам.
– Спрятаться и пережить все это внутри себя – не ошибка. Но прятаться вечно и не ценить утраченное – вот ошибка. Думаю, ты знаешь, что делать.
Уэс кивнул и положил ладонь мне на щеку.
– Ты мой свет во мраке. Ты же это знаешь, да?
Я положила ладонь поверх его руки.
– Я буду светить тебе всегда, каждый день.
– Этот свет ведет обратно к тебе, Миа, – тихо и нежно произнес он.
– Всегда. А теперь скажи мне вот что. Чем ты хочешь заняться, после того как закончишь с фильмом? Ты вернешься к работе?
Он покачал головой.
– Нет. Во всяком случае, не сразу. Я собираюсь заняться тем, что мне знакомо и что приносит мне удовольствие.
– Будешь писать? – с надеждой улыбнулась я.
Его зеленые глаза засияли.
– Писать. У меня есть кое-какие идеи. Не связанные с войной и раздором.
Я уткнулась головой ему под подбородок.
– Правда? Какие же?
– История о девушке. – Он провел руками по моей спине и положил ладони на попу.
– Что за девушка?
– Красивая. У нее тело, о котором мужчины могут только мечтать. И золотое сердце.
– Гм-м. И?
Пальцы Уэса скользили по моему позвоночнику вверх и вниз легко, как перышко.
– Она начинает работать в эскорте.
Я ухмыльнулась.
– И что дальше?
– Встречается с кучей мужчин, – хрипло сказал он. Эта часть истории ему явно не нравилась.
Я рассмеялась ему в шею.
– Встречается?
– М-м… Но нравится ей только один. Видишь ли, это была любовь с первого взгляда.
– Правда? Скорее, с первого раза, – предположила я, но он не согласился. Сжал ягодицы. Я почувствовала, как он твердеет подо мной.
– Нет. Видишь ли, это особенная женщина. Не только красивая, волнующая, с золотым сердцем. У нее есть дар.
– Какой дар? – с любопытством спросила я.
– Дар любви. Если она отдаст его мужчине, с которым встречается, он будет счастлив до конца дней своих.
Я начала покрывать поцелуями его подбородок.
– И кому же она отдаст этот дар?
– А ты еще не поняла?
Поскольку он перевел стрелки на меня, я немного смутилась.
– Ну, наверное.
Уэс рассмеялся, поцеловал меня в висок и закончил историю:
– Она делится им по чуть-чуть со всеми, к кому она неравнодушна, и они в нее влюбляются.
Я хихикнула.
– А как насчет настоящей любви? Как же любовь с первого взгляда, если она раздает себя по чуть-чуть?
– Есть только один мужчина, который отдает ей дар своей любви целиком и полностью. Он хочет получить как можно больше. В конце концов частицы ее дара любви делают мир вокруг лучше. Люди, получившее частицы ее дара, распространяют ее любовь и радость вокруг себя.
Его идея выглядела законченной и немного печальной. Может быть, я люблю многих людей, и их явно больше, чем год назад, когда я начала этот путь, но я точно не соглашусь, что ты отдаешь только то, что получаешь.
– Красивая история, – сказала я, ощущая некоторый дискомфорт.
– Что? Тебе кажется, что это неправда?
Я покачала головой.
– В некоторой степени. Мысль о том, что все мы имеем определенное количество любви в себе, которую можем отдавать другим, интригует, но я не думаю, что это так устроено. Я верю, что любовь растет с каждым человеком, которому ты ее даришь. Это как семечко. Чем больше ты поливаешь и подкармливаешь его, тем лучше оно растет и превращается в красивое дерево. Ветки и листья могут падать, но когда время года сменится, вырастут новые.
– Может, мне назвать эту истории «Древо любви»?
Я улыбнулась, повернула его лицо к себе и поцеловала.
– В эту историю я верю.
Глава четвертая
Уэс затормозил перед двухэтажным зданием из коричневого кирпича. Ступеньки вели на крыльцо галереи «Аспенская роща. Изобразительное искусство». Он и мы с Кэти вышли из машины. Съемочная группа припарковала фургон рядом с нами и начала разгружаться.
– Это первая из четырех предстоящих остановок. Я договорилась о встрече с местным скульптором и управляющим галереей. Они с радостью дадут интервью, – сказала Кэти, пока мы поднимались ко входу.
Нам приветствовал мужчина в костюме, назвавшийся Брайсом. Он устроил нам экскурсию по галерее и показал произведения искусства, созданные местными талантами. Потом явилась женщина. Высокая и стройная, с пышными рыжими кудрями, выбивавшимися из-под ярко-зеленого берета. У нее были пронзительные голубые глаза цвета калифорнийского неба. Образ довершали толстый бежевый свитер в косичку, объемный пестрый шарф, легинсы с узором пейсли и ботфорты.
Когда она протянула мне руку, на ее бледном запястье нежно звякнули браслеты в количестве чуть ли не пятидесяти штук.
– Привет! Я Эсмеральда Маккинни, скульптор. Очень рада вас приветствовать здесь! – Она широко улыбнулась. Эта женщина могла бы осветить хмурый мрачный день.
– Мы тоже очень рады. Может быть, начнем с ваших скульптур? Парни будут снимать, а я – задавать вопросы. Годится? – спросила я.
Лицо Эсмеральды просияло так, словно на него упали лучи солнца.
– Конечно!
Она подвела меня к постаменту, на котором стояла женская фигура, целиком сделанная из крошечных полосок металла. Ни на что не похожая и очень любопытная.
– Вот. Она называется «Унесенная». – Эсмеральда тронула краешки полосок, выгибавшиеся так, что казалось, будто ветер раздувает волосы женщины.
Камеры снимали, но было сложно не отдаться очарованию этой статуи. Глаза, губы и нос были удивительно аккуратными, учитывая, из чего они сделаны.
– Поразительно изящная работа. Как вы это делаете? – спросила я.
– Я беру плоские листы металла, режу на мелкие кусочки. Это дополнительное развлечение – брать их наугад и создавать из них нечто законченное. Когда я нагреваю и двигаю металл, он начинает обретать форму.
Я прикоснулась к краю постамента, не решаясь дотронуться до скульптуры.
– Вы хотите сказать, что когда вы начинаете работать над проектом, вы еще не знаете, что получится?
Она покачала головой.
– Да. Я думаю, примерно так же писатель сидит перед пустой страницей и ждет, когда родится история. Я просто позволяю материалу подсказать мне, что создать. Когда я начинаю складывать кусочки металла, форма проявляется сама, и я просто подчиняюсь ей. – Она сложила руки перед грудью. – Получается то, что должно получиться. Это как жизнь. Нельзя спланировать красоту. Иногда она сама обретает форму на ваших глазах.
Эсмеральда оказалась права. Вскоре я узнала, что красота проявляется путями, которые невозможно предположить.
* * *
Следующей остановкой была галерея «Болдуин». Она принадлежала Джоналин Болдуин, местному фотографу. Это длинный белый прямоугольник, вписанный в кирпичное здание и расположенный в стороне от туристических троп.
По всему открытому пространству висели фотографии самых разных размеров. В центре стояли колонны с экспонатами, и клиенты могли ходить вокруг них и рассматривать снимки.
У входа в галерею нас встретила маленькая черноглазая азиатка с длинными черными шелковистыми волосами, собранными в тугой хвост.
– Здравствуйте! Должно быть, вы мисс Сандерс. Я Джоналин Болдуин. Добро пожаловать в мою галерею!
Ее смуглая кожа была безупречно гладкой, и только нос и щеки украшала россыпь веснушек. Бледно-розовая помада на губах в сочетании с теплым оттенком кожи как будто светилась. Одета она была в бордовую тунику и легинсы тон в тон. Толстая золотая цепь на шее поблескивала, отражая свет ламп. Просто и шикарно.
– Спасибо, что согласились нас принять, Джоналин. Мы с удовольствием посмотрим на ваши шедевры.
– Пожалуйста, проходите.
Джоналин подвела нас к огромной фотографии, на которой была изображена половина женского лица, щека прикрыта рукой. Только в фотографии была какая-то неправильность, как будто ее снимали сквозь разбитое стекло.
– Расскажите мне об этой работе, – зачарованно попросила я.
Джоналин указала на фото.
– Видите линии? Вот на этом месте я фокусировала линзу.
Я прищурилась и заметила трещины в снимке.
– Я снимала сквозь витрину. С той стороны стояла красивая, нарядно одетая женщина. Я попросила ее опереться о прилавок. Потом поставила в линзу треснувшее стекло и сфотографировала эту красоту под особым углом. Можно видеть, что женщина в таком искаженном ракурсе прекрасна, хотя мы не знаем о ней ничего. Может, ее красота – это просто маска. – Пока Джоналин рассказывала, что она видела и почему фотографировала именно так, у меня было время подумать.
Я сфокусировалась на изображении, пытаясь взглянуть на нее глазами Джоналин. Наклонила голову, посмотрела под другим углом. Невооруженным взглядом было видно, что у женщины идеальные алые губы, красный лак на ногтях, хорошая кожа. Но сквозь треснувшее стекло я видела несовершенства, которые не могла бы заметить в другом ракурсе.
– Я назвала эту фотографию «Открытая красота», – закончила Джоналин, явно гордившаяся своей работой.
Очарованная, я последовала за Джоналин. Ее подход к фотографии был совершенно гениален. Одна серия работ пробрала меня до печенок. На первой – бездомная женщина прислонилась к зданию, согнув одну ногу в колене. Рядом с ней лежит белый мусорный пакет, судя по всему, там все ее вещи. Длинные неряшливые волосы, кажется, не мыты годами. Женщина смотрит куда-то вбок. На лице глубокие морщины, в глазах – неизгладимая печаль. Она явно одинока и, видимо, беспомощна.
Рядом висела фотография, сделанная сквозь искаженную линзу. Та же самая женщина, но совершенно другое впечатление. Черты лица мягче, волосы темные и вьющиеся. Мусорный пакет превратился в белый сияющий шар, придающий ей здоровое свечение.
– Когда стираешь грубость реальной жизни, находишь нечто… особенное. – Джоналин скрестила руки на груди, любуясь своей работой – и правда достойной восхищения.
Я протянула руку к фотографии, притягивающей меня словно магнит.
– Это невероятно, этот ваш взгляд на вещи.
Она мягко улыбнулась.
– Мы все должны смотреть на вещи именно так. Красивая женщина может казаться идеальной, но если взглянуть на нее другими глазами, видишь несовершенства. Они есть у всех. Потом, – она указала на второе фото, – посмотрите на грязную, бездомную, очерствевшую от трудностей женщину и обратите внимание на сохранившуюся в ней нежность. Жизненный опыт меняет нас снаружи, но что-то внутри сохраняется.
Я проговорила с Джоналин намного дольше, чем следовало. Когда мы болтали, устроившись на креслах, подошел Уэс, положил мне руки на плечи и наклонился к моему уху.
– Миа, если ты хочешь побывать сегодня во всех четырех галереях, надо ехать. Начинается снег.
Я взглянула на Уэса и заулыбалась. Он поцеловал меня в лоб. Нашу идиллию нарушил отчетливый щелчок. Джоналин покраснела и опустила камеру на колени. Я видела камеру на столе, но не думала, что Джоналин воспользуется ею.
– Простите, это инстинкт. Включается, как только я вижу то, что нужно запечатлеть на фото.
Я улыбнулась, не огорчившись.
– Но у вас нет искажающей линзы.
Художница фыркнула.
– Она не обязательна. Каким бы образом я ни поймала этот момент, он был бы честным. Я отправлю фотографии вам на почту, сами увидите.
Уэс взял меня за руку и помог подняться.
– Мы будем рады. Мне очень понравилось разговаривать с вами, рассматривать фотографии и знакомиться с вашим видением. Обещаю, ваше интервью займет достойное место в моей передаче.
– Не сомневаюсь, вы окажете мне большую честь. Благодарю вас, Миа. – Она взяла меня за руки.
Высший класс.
* * *
Вместо того чтобы переместиться в следующую галерею, Уэс отвез нас в «Красную луковицу» пообедать.
– Эта закусочная основана в 1892 году, и здесь готовят лучший в мире луковый суп и маисовые лепешки с крабом! – воскликнул Уэс, впуская меня внутрь и чуть не выпрыгивая из сапог от нетерпения.
В закусочной было полно народу. Глубокий красный цвет стен создавал впечатление уюта и намекал на неторопливый долгий обед. Я сразу же почувствовала себя как дома. По огромным трубам в помещение поступал теплый воздух, и у меня начало пощипывать замерзший нос.
Уэс заранее заказал нам столик на шестерых. Свет, звук и камера – неполная команда, но я работала с этими ребятами в Нью-Йорке. Все было нормально, боссы в «Сенчури Продакшенс» приняли нашу работу хорошо. Мне не хватало только помощника, и в этом качестве я хотела заполучить Кэти.
Как только мы уселись и заказали лепешки с крабом, горячий соус из шпината с артишоками и питой на гриле и первые блюда, я набралась смелости и заговорила с помощницей.
– Так что, Кэти, как все идет, по-твоему? – с сомнением спросила я, играя с соломинкой.
Кэти поправила очки в стиле Вуди Аллена на переносице.
– Очень хорошо. Ты явно увлеклась искусством мисс Болдуин. Твой энтузиазм будет заметен на экране. – Она опустила взгляд и слегка покраснела.
Я кивнула.
– Согласна. Ее искусство уникально, и она демонстрирует важные аспекты красоты таким образом, который, по моему мнению, будет понятен широкой аудитории. Но я спрашивала тебя не о Джоналин.
Кэти сдвинула брови.
– Не уверена, что я понимаю ход ваших мыслей, мисс Сандерс.
– Скоро она будет миссис Ченнинг! – вмешался Уэс, с видом собственника обнимая меня за плечи.
Кэти широко улыбнулась и засияла.
– Вы женитесь?
Я радостно кивнула.
– Да. После возвращения в Малибу. Первого января.
Она прижала руки к сердцу и вздохнула.
– Чудесно. Вы созданы друг для друга.
Уэс расцвел в ответ на ее слова. Обнял меня крепче и поцеловал в подбородок.
– Ты совершенно права, Кэти, – пробормотал он, скользя губами по щеке, уху, шее.
Я хихикнула и оттолкнула его голову, желая вернуться к теме разговора, с которой он нас сбил.
– Кэти, я просто скажу как есть, потому что я должна, и тебе придется принимать решение быстро.
Она напряглась и забеспокоилась.
– Хорошо. Я слушаю.
– Я хочу, чтобы ты стала моей ассистенткой, – выпалила я.
Она отвела взгляд в сторону, потом посмотрела на меня.
– Я думала, я уже.
Я вздохнула и сделала большой глоток чая со льдом, перед тем как продолжить.
– Да. Но я имела в виду вообще. – Я сразу же поняла, что попала в точку. Она просияла, и губы начали раздвигаться в легкой улыбке. – То есть насовсем. Пока я работаю в шоу доктора Хоффмана, я хочу, чтобы ты была помощником режиссера. Помогала мне с планированием выпусков и тому подобное. Ты знаешь все ходы и выходы, а я знаю лишь то, что я хочу сделать и как выразить это перед камерой. Мне нужен кто-то, кому я могу доверять, кто поможет мне выжать максимум из этих программ, поможет рассказывать аудитории правильные истории.
Я не успела договорить, как Кэти кивнула.
– О боже, какая прекрасная возможность. – Вдруг она нахмурилась. – Но я ведь живу в Нью-Йорке.
– Я знаю. Сначала мы можем работать удаленно, как мы это делаем сейчас, но недолго. Шоу предоставит тебе подъемные. Ты можешь приехать ненадолго в начале января и осмотреться, но в конце января ты будешь нужна мне в Калифорнии.
Кэти покачала головой.
– Не понимаю. Почему я? Я никто.
Я фыркнула.
– Никто? У тебя все под контролем. Ты понимаешь меня, понимаешь, чего я хочу достичь. Ты легко сходишься с людьми, у которых мы хотим взять интервью. По-моему, ты идеальный кандидат.
– Но помощница доктора Хоффмана терпеть меня не может…
Я перебила ее:
– Я разберусь с Шенди, и в любом случае решения принимает не она, а ее босс и Леона. Я с ними уже поговорила. Они разрешили мне взять сотрудника по моему усмотрению, и я выбрала тебя. Если тебе нужно подумать, я пойму…
– Нет. Я хочу эту работу, – решительно и твердо сказала она.
Я улыбнулась.
– Несмотря на то, что тебе придется переехать?
– В Нью-Йорке холодные зимы, а моя семья разбросана по всей стране. Кроме того, для меня это шанс стать частью постоянного шоу, принимать самостоятельные решения и работать с тем, кто мне нравится. Терпеть не могу скакать с места на место. Хочу уже найти то, что мне нужно, и строить свою жизнь. Работа с вами и мистером Ченнингом – самое лучшее, что было в моей карьере, – взволнованно сказала она. Никогда не видела ее такой воодушевленной.
Я прокашлялась ровно в тот момент, когда официантка принесла закуски. Уэс проглотил первую лепешку с такой скоростью, что я испугалась, что он подавится.
– Что? – спросил он с набитым ртом.
Я рассмеялась.
– Есть одно условие. – Я выгнула брови, наблюдая, как она морально готовится.
Она расправила плечи, подняла подбородок и устремила взгляд на меня. Было трудно не расхохотаться, но я сосредоточилась и изрекла:
– Ты должна называть меня Миа. Ни к чему эти старомодные обращения вроде мисс Сандерс.
К тому времени, как мы достигли окончательной договоренности, весь столик рыдал. Я проинформировала остальных членов команды, что в дальнейшем тоже рассчитываю на их услуги, и все они обрадовались, что мы и дальше будем работать вместе.
* * *
После обеда мы отправились в третью галерею, где нас встретил мужчина, представившийся Бобом Столяром. Он строгал деревяшку, сидя в кресле-качалке собственного изготовления, расположенном в углу галереи у окна. Бобу было семьдесят лет, и он с удовольствием знакомился с новыми людьми и наслаждался искусством.
Эта галерея притягивала туристов как магнит, и с тех пор как Бобу Столяру выделили отдельное место, продажи здесь выросли на тридцать процентов. Он создавал маленькие уникальные вещицы, которые туристы могли купить с пылу с жару и которые выставлялись в галерее рядом с самыми разными произведениями искусства от скульптур до картин.
Во время интервью с Бобом я выяснила, что он отслужил два срока во Вьетнаме начиная с 1965 года. Во время долгих часов ожидания он вырезал куски из стволов деревьев, выстругивал из них значки и статуэтки, а потом дарил сослуживцам, которые отправляли их своим семьям в качестве подарков на память. В начале семидесятых его демобилизовали по причине трех ранений: два раза в ногу и один в бедро. Нога так и не зажила окончательно.
Чувствуя себя намного уютнее в кресле-качалке, Боб Столяр превратил хобби в полноценную работу. Он любил общаться с семьей, друзьями, другими людьми, а работать в офисе с девяти до пяти с его ранением было нелегко, но он нашел дело себе по вкусу.
На фоне историй людей, которые преодолевали военную травму и хотели только покоя, его история вдохновляла и воодушевляла. В истории Боба была надежда для нашей нации раненых ветеранов, которым не повредит капля оптимизма. Слушать его было нелегко. Он был ранен, защищая свободу, и теперь, сидя у окна в галерее в центре Аспена, штат Колорадо, он не жалел о своей военной службе.
Герой, создающий маленькие шедевры, – это потрясающе, но Боб был особенным не только поэтому. Люди, которые с ним общались, уносили с собой частицы его опыта.
Пока мы болтали, он вырезал маленькое сердечко, окруженное океанскими волнами.
– Свадебный подарок, – сказал Боб, протягивая мне изображение размером четыре на четыре дюйма. Плоское дно позволяло поставить статуэтку вертикально.
– Откуда вы знаете? – выдохнула я.
Боб отмахнулся.
– Старик видит, когда женщина влюблена. Кроме того, меня чуть не ослепил свет, отражающийся от этого кольца! – Он хихикнул.
Мы рассмеялись. Владелец галереи упаковал сердце и передал пакет Уэсу.
Перед уходом я обняла Боба.
– Спасибо, что поделились со мной своей историей. Я и все наши зрители всегда будем помнить об этой статуэтке.
– Люди вроде тебя стоят риска, – улыбнулся он, махнув Уэсу, притянувшему меня себе под мышку, и мы вышли на мороз.
* * *
Стоят риска.
Мы ушли от Боба Столяра и уже добрались до художественной галереи «4М», а меня продолжало потряхивать. Боб сказал, что я стою риска. Я знала, он имел в виду войну. Солдаты сражались и жертвовали собой, и гражданскому человеку никогда до конца не постичь этого. Надо быть особенным человеком, чтобы каждый день рисковать жизнью ради трехсот миллионов незнакомых людей. Гордость. Служение. Для Боба эти понятия и человеческая жизнь стоили риска.
Его слова заставили меня задуматься о том, что все по-настоящему важные вещи в жизни тоже стоят риска. Но не каждый готов рисковать, чтобы получить то, что хочет. Грустно, если задуматься.
Когда мы вошли в галерею «4М», меня атаковали запахи лимона, мяты и жасмина. Я остановилась в дверях, позволяя знакомому аромату окутать меня. Я не вдыхала именно эту комбинацию много лет. Пятнадцать, если быть точной.
Сердце заколотилось у меня в груди, рот пересох. В противоположной части помещения стояла высокая женщина с черными кудрями до плеч, с головы до пят одетая в черное. Она поправляла картину на стене. Я застыла на месте. Женщина была повернута ко мне спиной, но очертания тела, ее текучие танцующие движения… Она была не просто похожа, это все равно что встретить привидение.
Женщина обернулась, сжала руки и подошла ближе. Бледно-зеленые глаза сузились, она потянулась за очками в тонкой серебристой оправе, спрятанными в карман блузки. Надела их и замерла, как статуя. Я тоже прилипла к полу, уставившись на эту женщину. Она сильно изменилась за прошедшие пятнадцать лет, но недостаточно, чтобы я не могла ее узнать.
– Миа, – выдохнула она.
Теплая рука Уэса обняла меня. Единственное, что я могла сделать, – мертвой хваткой вцепиться в его ладонь.
– Здравствуйте, мисс… – заговорил Уэс.
– Бэнкс, – представилась она.
Я съежилась, стискивая руку Уэса.
Он не стал отнимать у меня руку, за что я была ему чрезвычайно благодарна. Если бы у меня не было этой единственной связи с чем-то настоящим, я бы, наверное, упала в обморок или выбежала прочь с воплями, или то и другое сразу.
– Мисс Бэнкс, меня зовут Уэс Ченнинг, и мы приехали, чтобы поговорить с вами о вашей галерее и ваших работах. Я вижу, вы с Миа уже знакомы. Как видите, она несколько ошеломлена, поэтому если бы вы могли объяснить, что происходит, я был бы весьма признателен.
Мой Уэс. Миротворец. Чего он не знал, так это того, что здесь нечего умиротворять. Пятнадцать лет, прошедшие с тех пор, как меня бросили, не стереть ластиком. Я это знаю. Я годами пыталась понять причину, почему женщина, давшая мне жизнь, уничтожила мой мир, когда мне было десять лет.
– Миа, я бы узнала тебя где угодно. – Ее голос дрогнул. Он изменился, стал спокойнее. Она облизнула губы, и я с ужасом наблюдала, как женщина, которую я считала утраченной навеки, стоит передо мной и выглядит лучше, чем когда-либо. Лучше, чем она заслуживает.
– Моя девочка, столько лет прошло. – Ее мягкие слова резали, как кинжал, задевая самые чувствительные части. Сдержанные эмоции казались более искренними, чем все, что я могла вспомнить, но ей не пробиться сквозь мраморную стену, которую я построила вокруг своего сердца, отрезав от себя воспоминания об этой женщине.
Не зная, что делать, я сказала то единственное, что пришло мне на ум:
– Здравствуй, мама.
Глава пятая
Уэс сжал мою руку так сильно, что мне стало больно. Я вырвала ладонь. Он тут же схватил меня и прижал к своему боку.
Наконец вошла Кэти, стряхивая снег с куртки и протягивая руку моей матери:
– Здравствуйте, меня зовут Кэти, а это Миа Сандерс и ее жених Уэстон Ченнинг. Спасибо, что согласились нас принять. Извините за опоздание…
– Жених? – выдохнула мать, уставившись на будущего зятя. – М-м, поздравляю. – Ее попытка завязать вежливый разговор и фальшивые поздравления ударили меня в самое сердце.
– Каковы были шансы на то, что я приду в эту галерею взять интервью у женщины, которая погубила меня пятнадцать лет назад? – Злоба в моем голосе могла бы резать стекло. Я надеялась, что она пронзит ее черное сердце.
Она резко выдохнула, и Кэти тоже. В комнате повисло молчание.
Кэти переступила с ноги на ногу, поочередно посмотрела на меня, потом на мать и Уэса.
– М-м… Полагаю, мы закончили на сегодня?
– Кэти, иди к съемочной группе и возвращайтесь домой. Я думаю, что трех художников нам достаточно для этого фрагмента шоу. Ужинайте сами. Мы с Миа скоро приедем, – вмешался Уэс, как всегда, спасая ситуацию.
Кэти подошла и взяла меня за руку. Ободряюще сжала, демонстрируя поддержку.
– Если тебе понадобится друг сегодня вечером, я в твоем распоряжении, Миа. – Наконец-то она начала называть меня по имени.
Мы остались втроем. Мать снова облизнула губы и осмотрелась, видимо, проверяя, не придет ли кто-нибудь и не спасет ее от этого кошмара. Потому что это был именно кошмар. Невероятных масштабов. Я смирилась с тем, что никогда больше не увижу эту женщину и не узнаю, как и почему она смогла бросить своих детей.
– М-м, давайте присядем и поговорим? – предложила она дрожащим голосом и неуверенно махнула рукой в сторону уголка с креслами.
Что? Я подошла к ней вплотную, взглянула в лицо и увидела слезы в ее глазах. Поддавшись слабости, я изо всех сил ударила ее по щеке. Слезы, которых я не чувствовала, хлынули у меня по щекам. Она вскрикнула и схватилась за лицо. Я смотрела на ее слезы и не верила ей ни на грош.
Она хрипло сказала:
– Д-думаю, я это заслужила.
– Ты заслуживаешь худшего. Намного худшего, – прорычала я сквозь стиснутые зубы.
Она прокашлялась и откинула волосы.
– Пожалуйста, Миа, я все объясню.
Я недоверчиво фыркнула.
– Объяснишь? Ты хочешь все объяснить. – Мне казалось, что я кричу, но на самом деле я, наверное, едва шептала. – Что объяснишь? Мама! Почему ты бросила десятилетнюю дочь? А может, почему ты бросила пятилетнюю дочь? Нет, постой… – Я сделала шаг к ней и собралась было снова ударить эту отвратительную женщину, но Уэс схватил меня за плечи, прижал к себе и отвел на несколько шагов назад.
Ее лицо сморщилось.
– Ты не понимаешь! – воскликнула она. – Я не хотела уходить!
Я оскорбилась.
– Ты понятия не имеешь, в каком аду оказались мы с Мэдди! После того как ты ушла, папа стал запойным алкоголиком. В десять лет мне пришлось заботиться обо всей семье!
Ее глаза расширились.
– О да. Но ты же этого не хотела. Из-за твоего ухода отец впал в глубокую депрессию. Он забывал даже о том, что у него есть дети. Мы с Мэдди по несколько дней сидели без еды! По несколько дней! – Руки Уэса сжались на моих плечах. Я не понимала, то ли он хочет поддержать меня, то ли помешать мне выцарапать ей глаза. Так или иначе, его прикосновение помогло мне совладать с собой. Я продолжила: – Мне пришлось воровать в казино и копаться в помойках, чтобы не умереть от голода! Ты понятия не имеешь, что наделала!
Мать заплакала и упала на колени. Прижала руки к груди.
– Миа, боже мой! Моя девочка, мне так жаль. Так жаль! Я думала, что поступаю правильно. Я не знала! – Ее тело содрогалось от рыданий. От чувства вины воздух словно стал густым, но это не моя вина.
– Тебе жаль? – Я покачала головой. – Жаль, что ты ушла, или жаль, что ты не сделала этого раньше? – Яд в моем голосе мог бы прожечь лист металла.
– Нет, я не хотела уходить. Мне пришлось. Так надо было. Чтобы ты была в безопасности! – Она продолжала рыдать, закрыв лицо руками.
– В безопасности? – рычала я. – Безопасность значит, что мать заботится о том, чтобы у ее детей каждый день были еда, вода, чистая одежда. – Меня переполняли эмоции.
– Боже мой! Я не думала, что он так тяжело воспримет мой уход. Я любила Майкла. Я хотела, чтобы он двигался дальше…
Я расхохоталась и рванулась к ней. Уэс удержал меня.
– Милая… – Он говорил со мной нежно, но решительно. – Я понимаю, что ты в ярости, но насилие – это не выход. Скажи ей то, что хочешь сказать, и пойдем отсюда. – Его зеленые глаза пылали от возмущения.
Я кивнула и присела, чтобы мы оказались на одном уровне.
– Ты была для моего отца всем. Солнцем, луной, всем миром. А мы – дешевые копии.
Она покачала головой, повторяя:
– Нет, нет, нет, нет. Все должно было быть иначе. – И она снова затряслась от рыданий.
– Ну-ну, и чего ты ожидала? Что он поведет себя как Джексон Каннингем?
Она вскинула голову и выдохнула:
– Ты нашла Джексона?
– Джексон умер, – холодно сказала я.
Ее лицо побелело, и она дернулась, словно от удара в грудь.
– Что?
– Он умер несколько лет назад. Но оставил завещание, где было упомянуто мое имя. Представь себе мое удивление, когда мне позвонил Максвелл Каннингем.
– Макс… – прошептала она с неприкрытой болью.
Я кивнула.
– Да, я знаю о Максвелле… о моем брате. И мы знаем, что Мэдди – дочь Джексона.
Она сузила глаза и отрезала:
– Это неправда!
– Ты думаешь, мы не проверили? Мэдисон не является биологическим ребенком Майкла Сандерса. Она – дочь Джексона. Мы сделали тест ДНК. – Я стиснула зубы. – Полагаю, ты удивлена? Ты не раз обманывала моего отца. Я отчетливо помню, что в детстве я встречалась с Максвеллом.
Она покачала головой и прижала ладони к вискам.
– Нет-нет-нет-нет. Я не понимаю! Я ничего из этого не помню! – закричала она.
– Что за дерьмо! – завопила я в ответ, и она съежилась.
Уэс схватил меня под мышки и поставил на ноги.
Сзади послышался громкий хлопок дверью. Влетел Кент Бэнкс. Увидев мою мать на полу, он бросился к ней и обнял.
– Что здесь происходит, черт возьми? – прорычал он.
– Это вы мне скажите. Вы заставили меня приехать сюда! Вы должны были знать, что она моя мать!
Он вскинул голову и посмотрел мне в глаза. Его ноздри раздувались, рот изогнулся в гримасе.
– Да, я знал. Она призналась мне, когда увидела тебя по телевизору. Рассказала о тебе, о сестре, о твоем брате. Я думал, что делаю что-то хорошее. Помогаю семье воссоединиться…
Я фыркнула.
– Вы в своем уме? Эта женщина бросила всех своих детей! Черт возьми, да мы узнали о том, что у нас есть брат, лишь несколько месяцев назад. Было бы неплохо узнать такую новость от моей матери! – завопила я.
– Убирайтесь! – прорычал Кент.
В ответ на агрессию Кента Уэс закрыл меня собой.
– Я не уверен, что моя невеста сказала своей матери все, что собиралась.
Мать бормотала что-то неразборчивое, прижавшись к Кенту. Он помог ей подняться.
– Думаю, вы достаточно наговорили. Вы многого не знаете. Я позвоню позже.
Тяжело дыша, я ответила:
– Не утруждайтесь. Мне больше нечего сказать этой жалкой пародии на человека.
С этими словами я развернулась и вылетела из галереи. Уэс поспешил за мной.
Я понеслась по улице, кипя от возмущения. Я прерывисто дышала, и на морозе у меня изо рта вырывались облачка.
Через какое-то время я остановилась, не понимая, где я и зачем. Мне было холодно и одиноко. Я подавила рыдание, чувствуя, что теряю равновесие, когда меня подхватила пара сильных рук.
– Я здесь, детка. Я здесь. Пойдем домой.
– Я не хочу никого видеть, – заплакала я, уткнувшись ему в грудь. Мое сердце так болело, что, казалось, вот-вот разорвется на части.
– И не надо. Я обо всем позабочусь, – прошептал он и повел меня к машине.
А потом все было как в тумане. Меня на руках отнесли на второй этаж, раздели и положили в теплое облако. Спиной я почувствовала горячее тело, которое я узнаю всегда и везде. Я прижалась к Уэсу Ченнингу и почувствовала себя в безопасности. В его крепких объятиях, окутанная его любовью, я сомкнула глаза.
* * *
На следующий день я проснулась все так же в объятиях Уэса. Он прижимал меня ко мне всю ночь, не отпуская ни на миг. Я несколько раз моргнула и увидела его сонное лицо. Подняв руку, провела пальцем по переносице. Он завозился и распахнул глаза. Глаза Уэса не похожи ни на чьи другие. Они зеленые, как свежескошенная трава. Он нежно улыбнулся и поцеловал меня в нос.
– Как ты?
От его низкого голоса меня пробрала дрожь от макушки до пальцев ног.
Можно было солгать и сказать ему, что я в порядке, но он все понял бы. Но ничего не сказал бы. Такой он человек. Но я перестала скрывать чувства и воздвигать высокие стены вокруг своего сердца. Единственный человек, который заслуживал такого отношения с моей стороны, – мать. И пусть мне хотелось, чтобы все было иначе. До боли хотелось.
Взрослея, девочка нуждается в матери. В ком-то, кто поцелует ее раны, исцелит сердце, разбитое мальчиком, научит, как стать женщиной, и самое важное, научит, как быть матерью, как заботиться о другом человеке больше, чем о себе.
– Так себе, Уэс, – призналась я. Мне потребовалось много времени, чтобы научиться раскрывать душу, но ради него я это делала, для него – единственного человека во всем мире, который любил меня больше, чем себя. Я знала это всем сердцем.
– Я так и думал. Что здесь творится? – он прижал палец к моему лбу.
Я закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением. Для меня это было больше чем жест. Это была связь. Что-то различимое, что я могла уловить и за что я могла держаться, когда все остальное вокруг рушилось.
– Я думаю о том, как увидела ее в этой галерее. Она прекрасно выглядит. Здоровая… – Я покачала головой и прижала его ладонь к своим губам.
– Тяжело видеть, что она продолжает жить дальше. У нее все было хорошо, в то время как дети страдали от утраты. Особенно ты и Мэдисон. Я понимаю, детка, – мягко сказал он.
Я перевернула его руку и поцеловала каждый палец.
– Почему так больно? – Слезы потекли у меня по щекам.
– Потому что она твоя мать, и неважно, что она сделала и какую боль причинила. Ты любишь ее.
Я резко втянула воздух.
– Невозможно любить привидение.
– Ох, детка, возможно. И ты это делаешь. Я читаю это по твоему лицу, и знаешь что?
– Что? – фыркнула я. Я не хотела проливать больше ни одной слезинки из-за этой женщины.
– Это нормально. Пусть даже она причинила тебе такую боль.
Я заплакала еще сильнее. Не могла удержаться, не могла быть сильной Миа, которую видят все остальные.
– Разве? Женщину, которая бросила меня и мою сестру, когда мне было десять лет?
– Твой отец тоже имеет к этому отношение, милая. Если хочешь кого-то винить, вини и его тоже.
Я оскорбилась и покачала головой.
– Она уничтожила его. Ты бы видел его до ее ухода. Заботливый отец, преданный муж. Он целовал землю, по которой она ходила. И что? Она выбросила его, как мусорный пакет. Уничтожила нашу семью. И не только… семью Макса тоже. – Я подавила всхлип.
– Не думаю, что это так. Макс – один из самых любящих людей, кого я знаю. Это правда. Он принял вас с Мэдисон в семью, как только узнал о вашем родстве. Это многое говорит о том, каким человеком был Джексон Каннингем. Он дал своему сыну все, хотя у того не было матери. Любил его. Научил его любить. Макс сохранил это умение. Он любит жену, детей и сестер. Может, у него не было матери, но его жизнь не была разрушена.
Я задумалась над словами Уэса. Конечно, он прав. Может быть, Джексон Каннингем страстно любил мою мать и страдал от ее ухода, но он продолжал жить. Заботился о сыне, учил его быть мужчиной. Хорошим человеком. Показал ему важность семьи.
– Мне надо поговорить с Максом и Мэдди.
Уэс повернулся на спину и притянул меня себе на грудь.
– Они приедут через два дня. Ты уверена, что хочешь позвонить сейчас и заставить их беспокоиться?
– Макс расстроится, если я этого не сделаю, – заметила я.
Уэс улыбнулся.
– Да, пожалуй. Он очень чувствителен ко всему, что касается тебя и Мэдди. Что ты ему скажешь?
Я положила на него голову.
– Не знаю. Правду. Он этого заслуживает. Он сам решит, что ему делать.
– А как насчет твоей матери?
Я поморщилась.
– В смысле?
– Ты собираешься снова поговорить с ней? Вчера вечером что-то было не так. Она удивилась твоему появлению, извинялась и твердила, что ты не все знаешь.
– Наверное, она просто не хочет сталкиваться лицом к лицу с тем, что натворила.
Уэс вздохнул.
– Возможно. Не знаю. Она выглядела совершенно сломленной, такое видишь нечасто, даже когда человек оказывается в трудных обстоятельствах.
– Кто знает? Может, она внушила себе, что имела веские причины оставить нас. Всех нас. И вот что я тебе скажу – я на это не куплюсь. Она не может сказать мне ничего такого, что заставит меня простить ее. Ничего.
* * *
Я слушала гудки в телефоне, уже четвертый – непохоже на Макса. Он всегда держит телефон под рукой, и я знала, что он сейчас не на работе.
Наконец после пятого гудка он ответил. На заднем фоне слышались детские крики.
– Подожди чуть-чуть, тут твой племянник орет на весь дом. Испачкал попу, сестра. Обкакался с ног до головы. И как им это удается? – прокричал Макс.
Я сразу поняла, что телефон на громкой связи, и ждала, пока не услышала, что Макс передает ребенка Синди. Боже, как трогательно. Я улыбнулась первый раз со вчерашнего вечера.
– Он перепачкался с ног до головы! – повторил Макс.
– Ну и что мне делать? Подмой своего сына! – ответила Синди, и я засмеялась.
– Синди, любовь всей моей жизни, я заплачу тебе миллион долларов, если ты это сделаешь сама, – взмолился Макс.
– Твои деньги – это мои деньги, ты забыл? – проворчала она раздраженно.
Судя по всему, я позвонила в самый неподходящий момент.
– Ребята, давайте вы мне попозже перезвоните.
– Миа, золотко, это ты? – спросила Синди.
– Да, привет! Извини, что помешала. Мне надо поговорить с Максом кое о чем… важном, но пусть он мне позвонит, после того как позаботится о малыше Джеке.
Я услышала, как она вздыхает.
– Нет-нет. Ладно. Макс. Я займусь нашим сыном, но ближайшие две ночи менять подгузники будешь ты, – выпалила она.
Послышался шум и треск, и наконец Макс остался в одиночестве. Должно быть, он выключил громкую связь.
– Детка, надеюсь, у тебя важное дело. Менять подгузники парню вроде Джексона – жуть жуткая. Мне кажется, в него кто-то вселяется каждый раз, когда я пытаюсь это сделать. Ужас.
Не желая заставлять его ждать, а кроме того, поскольку нервы мои были на пределе, я выпалила без подготовки:
– Я видела нашу мать.
Он целую минуту молчал.
– Ты с ней говорила?
– Если под разговором ты подразумеваешь оскорбления и пощечины, то да, думаю, можно так выразиться.
– Где ты ее нашла? – спросил он.
Я рассмеялась, хотя это было не смешно.
– Ты только подумай. Она в числе здешних художников, у которых я должна взять интервью.
– Она в Колорадо?
– В этом самом городе. Да.
– Господи боже мой, – прошептал он.
– Именно, – выдохнула я.
– Ты в порядке? – забеспокоился он, и мне стало приятно от его внимания.
Я хотела было солгать ему, сказать, что я в порядке, – точно как этим утром с Уэсом, но не смогла. Он заслуживает большего. Он заслуживает честности.
– Нет, не особенно. Не знаю, что делать. Пятнадцать лет прошло.
– Для меня вообще тридцать, – мрачно сказал он.
– Ох, Макс, прости. Вместе мы что-нибудь придумаем. Приедешь на выходных, поговорим и решим, что нам делать с этой информацией.
– Ты думаешь, я оставлю тебя одну в центре этого цунами? Я буду у вас самое позднее завтра. Соберу семью и приеду на пару дней пораньше.
– Макс, ну правда, это ждет. – Я попыталась быть разумной, хотя больше всего на свете мне хотелось его увидеть.
– Тебе плохо? – спросил он.
Я вздохнула.
– Макс, ты же знаешь, что да. Такой удар.
– Значит, я приеду. И не спорь. А теперь отпусти меня, пойду поговорю с женой. Надо собрать вещи. Наши комнаты готовы или нам забронировать номер в отеле?
Меня охватило облегчение.
– Люблю тебя, Макс. Правда, очень люблю.
– И я тебя, детка. Это семейное дело, и если у кого-то из нас трудности, мы приходим на помощь. Ну что, готовы наши комнаты или нет?
Я сглотнула, расслабляясь.
– Все готово. Уэс заказал кроватку для Джека. Есть даже раскладушка для Изабеллы.
– Прекрасно. Миа, не волнуйся больше ни о чем. Завтра я буду у вас. Семейные вопросы будем решать вместе, ладно, сестренка?
– Семейные вопросы решаем вместе. Поняла, Макс, – повторила я, веря каждому слову.
Он хмыкнул.
– Ладно. Позвони Мэдди и узнай, не хочет ли она приехать пораньше. Если да, я совершу посадку в Лас-Вегасе, чтобы забрать ее.
Разумеется, Макс всегда остается голосом здравого смысла. Следуя его указаниям, я позвонила Мэдди и все ей рассказала. Она пришла в такой же шок, как и я. Они с Мэттом решили тоже приехать пораньше, тем более что сейчас все равно каникулы и учебы нет. Я сказала Мэдди, чтобы она позвонила Максу и договорилась, во сколько он подберет ее в аэропорту.
Потом я отправилась на поиски источника моего здравомыслия – серфера, который снимает кино, а сейчас превратился в обитателя горной хижины. Он готовил завтрак на кухне.
– Чем ты хочешь сегодня заняться? – спросил Уэс, перекладывая оладьи со сковородки на тарелку.
– Давай покатаемся на лыжах, – предложила я. Мне нужно было почувствовать ветер в волосах, холод на щеках и скорость, которые напомнили бы, что я жива. Что это пройдет.
Моя семья собиралась сюда, и вместе мы готовы были справиться с женщиной, которая разбила наши жизни и которую нельзя было простить или забыть.
Глава шестая
– Т ы не хочешь сказать мне, зачем мы бродим в снегах посреди леса? – поинтересовалась я, натягивая шапку поглубже. Волосы я завязала в низкий хвост и перекинула через плечо, иначе шапка давно бы уже слетела. Шевелюра вроде моей не любит, когда ее пытаются усмирить.
Уэс ухмыльнулся, взял меня за руку и поволок по хрустящему снегу. Во второй руке он держал веревку от санок, на которых лежал длинный коричневый мешок на молнии.
– Во сколько, говоришь, приедут Макс и Мэдисон? – сказал он, уходя от вопроса.
Следом за ним я перешагнула через давно валяющееся на земле бревно.
– Сегодня около шести вечера. А что?
– Ну, если они едут праздновать Рождество, тебе не кажется, что нам понадобится елка? – Он выпустил мою руку и веревку и взбежал на холм.
Елка. Настоящая рождественская елка. Не помню, когда в моей жизни она была последний раз. У Мэдди, кажется, ее не было вовсе. Для семьи, которая испытывает трудности с деньгами, это не приоритет. Мы никогда даже не думали о елке. Нас больше волновал вопрос еды. Черт, да мне пришлось рассказать пятилетней Мэдди, что Санта-Клаус – это выдумка. Не стоит ждать подарков под несуществующим деревом от придуманного волшебного толстяка. Мы с Мэдди делали друг другу подарки своими руками. Когда мы подросли, то начали покупать подарки, но никакого расточительства.
– Почему ты на меня так смотришь? – озабоченно спросил Уэс, склонив голову.
Я пожала плечами.
– У меня никогда не было рождественской елки.
– У тебя никогда не было рождественской елки? – Он был в в таком шоке, что у него челюсть отвисла. Потом кивнул. – Напомни мне, чтобы я врезал твоему отцу, когда он появится на горизонте.
Он спустился с холма, взял меня за руку и помог мне подняться.
– Видишь? – Он махнул рукой. – Они идеально подойдут.
На той стороне лужайки была рощица невысоких деревьев. Можно подумать, у них тут питомник для разведения рождественских елок.
– И что мы будем делать?
Уэс хмыкнул.
– Срубим ее, милая. Пошли.
Он подхватил веревку от саней, и мы пошли вниз к рощице. Каждая ель была примерно семи футов высоту и очень пышная.
– Ну не знаю. Губить дерево ради украшения – это не очень хорошо. Может, купить искусственное?
Уэс презрительно фыркнул.
– Чепуха. Это наше первое совместное Рождество. И первое в кругу семьи твоего брата и моей семьи. И мы сделаем его особенным. И для это нам нужно подходящее дерево. Так что выбирай. – Он раскинул руки.
Уэс прав. У меня никогда раньше не было елки, по крайней мере я этого не помню. Мы создадим чудесные воспоминания и традиции для нашей пары и для семьи. Волнение при мысли о новых традициях завладело мной, уничтожив беспокойство об окружающей среде и утрате одного дерева в лесу, где их тысячи.
Несколько минут я бродила среди деревьев. Забраковав с десяток, я нашла идеальное. Зеленое, разлапистое и пахнущее землей. С аккуратными ветками, на которых можно будет красиво развесить украшения. Я представила, как оно будет выглядеть с разноцветными шариками и гирляндами.
Уэс подошел и обнял меня за плечи.
– Это?
Я улыбнулась и кивнула.
– Да.
Уэс наклонился ко мне и поцеловал в щеку. Не успел он выпрямиться, как я взяла его лицо в ладони и страстно поцеловала. Это был долгий, глубокий и влажный поцелуй. Наши языки сплетались. Он лизнул меня в губы, и я почувствовала растущее возбуждение, покинувшее меня после столкновения с матерью. Оно вернулось в полной мере, и все благодаря любви этого мужчины.
– Я люблю тебя, – сказала я, не отрывая губы от его рта.
Он улыбнулся. Я почувствовала его зубы, когда он произнес:
– Я тебя люблю сильнее. А теперь давай срубим дерево.
– Сейчас? – Я взглянула на сани.
Уэс расстегнул мешок и вытащил топор. Снял пластиковый протектор с лезвия.
– Ты и правда собираешься это сделать.
Он нахмурился.
– Что? Ты сомневалась, что у меня получится?
– Нет. Но придется потрудиться.
– Миа, любовь моя, чтобы получить что-то важное, всегда приходится потрудиться.
С этими словами он взмахнул топором и вонзил лезвие в основание дерева. Ель вздрогнула, с каждым новым ударом теряя иголки и снежный покров.
Пока Уэс рубил елку, я вытащила телефон и сфотографировала его. Потом отправила фото Джинель.
От: Миа Сандерс
Кому: Шлюшке-потаскушке
Какой глубины дупло может выдолбить дятел?
Через несколько секунд мой телефон звякнул.
От: Шлюшки-потаскушки
Кому: Миа Сандерс
Точно не знаю. Если речь о самоанском дереве, то восемь.
От: Миа Сандерс
Кому: Шлюшке-потаскушке
Восемь чего?
От: Шлюшки-потаскушки
Кому: Миа Сандерс
Дюймов, тупица. У тебя что, мозги смерзлись из-за снега?
От: Миа Сандерс
Кому: Шлюшке-потаскушке
Ах ты сучка.
От: Шлюшки-потаскушки
Кому: Миа Сандерс
Сама такая. Кроме того, ты первая прислала мне фото мужчины, который рубит дерево:)
Я хихикнула. Ох уж эта Джинель. Покачала головой. Вспомнила, что еще не рассказала ей о встрече с матерью. Она будет в шоке и выразит свои чувства богатым арсеналом ругательств. Может, поэтому я и не позвонила ей до сих пор. Но я собиралась позвонить. Просто потом. После чего? Не знаю. Потом решу. Джин возмутится, но простит меня, поймет и все равно будет любить. Так всегда бывает между лучшими друзьями. Она знает меня всякой и продолжает любить. И я ее.
– Над чем ты смеешься? – поинтересовался Уэс.
Он тяжело дышал. На лбу и висках выступил пот. Мужчина во время тяжелой работы. Старается для меня. Хочет сделать праздник незабываемым.
Я покачала головой.
– Переписываюсь с Джин.
– У нее все хорошо?
Я улыбнулась, точно зная, что, вернее, кто сейчас делает Джин хорошо. Интересно, что будет, когда Тао вернется на Гавайи. Она поедет с ним? Зная Джинель, можно предположить, что она не уедет из Малибу сразу после того, как мы дали ей работу и дом, но это не значит, что ей не будет хотеться. Надо поговорить с ней об этом… помимо прочего.
– Все нормально. Она же с Тао, помнишь?
– Что за Тао? – нахмурился он.
– Брат моего друга Тая. Она познакомилась с ним на Гавайях.
Уэс снова замахнулся топором и вонзил его точно в центр расселины, которую уже выдолбил в дереве.
– То есть клиента номер пять, – невыразительно сказал он.
У меня волоски на затылке встали дыбом.
– Да, Тая Нико. Моего друга, – я сделала ударение на последнем слове, чтобы он понял суть наших теперешних взаимоотношений.
– Того, с которым ты трахалась целый месяц, пока я чах по тебе? – Он снова засадил топор в дерево. Удар был такой сильный, что щепки полетели.
Я вздохнула.
– Это нечестно, и ты это знаешь. Тогда ты был с Джиной, если я правильно припоминаю.
Он кивнул и проворчал:
– Да. Худшее решение в моей жизни.
Я не была с ним согласна. Джина была и остается для меня больной темой, но я примирилась с их отношениями. Ладно… я вру. Я приняла их теперешние отношения, и Уэсу придется примириться с Таем, потому что мы стали большими друзьями.
– Это ты сейчас так говоришь. Тем не менее я не ревную тебя к Джине, а тебе надо перестать злиться из-за Тая. Он приедет на нашу свадьбу.
Уэс еще раз ударил по дереву и отступил, вскинув голову.
– Что? Ты мне не говорила. – Он так сильно стиснул рукоятку топора, что костяшки пальцев побелели.
– Он и его невеста Эми в числе моих двадцати пяти гостей. А летом мы едем на их свадьбу на Гавайи.
– Так вот кто собирается жениться этим летом.
Я вздохнула.
– Да, Уэс. Вот кто. Мой друг Тай. Тот самый человек, который в июне сел на самолет и вернул меня к жизни после нападения. Если не считать Мейсона.
– На его месте должен был быть я! – Он повернулся и принялся рубить дерево с такой яростью, что ствол наконец подался и ель упала вперед. От звука тяжелого падения воздух, казалось, завибрировал.
– Ты все? – спросила я, поставив руки на бедра и расстроенно наклонив голову. Он хорошо знал, что это значит.
Его плечи поникли.
– Мне не нравится, когда о тебе заботятся другие мужчины. Понимаешь?
– Я знаю. Понимаю. Мне тоже не нравится, что ты был с Джиной. Но это в прошлом. Эти люди все равно будут что-то значить для меня, не то, что в прошлом, но тем не менее, и ты это знаешь.
– Ты говоришь, он приедет с невестой? – спокойно уточнил Уэс.
Я подошла и положила руку ему на плечо.
– Да, дорогой, его невеста Эми, она очень милая. Она тоже в курсе наших прежних отношений, но относится к этому спокойно. Мы с Таем были вместе всего один месяц из целой жизни. С тех пор как я села на самолет в конце мая, все закончилось. Через пару недель я выхожу за тебя замуж. Через шесть месяцев она выходит за Тая. Мы друзья. Мы беспокоимся друг о друге. Вот и все.
Я постаралась объяснить свои чувства к Таю как смогла. Последнее, что мне нужно, – это чтобы Уэс ревновал к другому мужчине. Хватит с меня этого.
– Прости. Просто… мысль о том, что ты была с кем-то, кроме меня, сводит с ума. Нечестно, и ты права. У нас обоих было прошлое, и ты вела себя очень великодушно, пока я помогал Джине справиться с ее травмой. Извини. Ты меня прощаешь? – Он обнял меня за талию.
– Конечно, как всегда. И покажу тебе, как только мы дотащим ель до дома и отмерзнем в горячей воде. – Я с намеком выгнула брови. – Как тебе эта мысль?
Он тут же подхватил меня на руки, мои ноги повисли в воздухе. Мы слились в поцелуе. Его объятия – лучшее место в мире. Он с чмоком оторвался от меня и поставил на землю.
– Ты предлагаешь заняться примирительным сексом?
– М-м, да! – Я захихикала, и он снова меня поцеловал.
– Согласен! А теперь придерживай сани, пока я буду затаскивать на них нашу с тобой первую рождественскую елку.
* * *
Мы с Уэсом провозились целый час, пока вези елку к дому, а потом втаскивали ее по лестнице в патио. Потом Уэс долго тряс дерево. Видимо, надо было избавиться от возможных лесных друзей, лишних иголок и остатков снега. Потом, и я не шучу, он достал воздуходувку, поставил на самый слабый режим и просушил дерево. Как волосы феном. Невероятное зрелище.
Дальше мы целый час мирились в душе. Это было куда веселее, чем вся эпопея с деревом, но я оставила свое мнение при себе.
А потом я сидела на диване и распаковывала коробки с украшениями, гирляндами и прочими рождественскими штуками, доставая их не из одной, двух или трех, а из четырех сундуков. Для семьи, которая нечасто наведывалась в этот дом, они привезли сюда на удивление много всего. Я уже украсила камин, а Уэс разжег огонь. Горшки с искусственной пуансеттией были стратегически расставлены вперемешку с серебряными подсвечниками, которые, как сказал мне Уэс, были свадебным подарком от бабушки с дедушкой его родителям. Я бережно поставила эти драгоценности повыше и зажгла темно-красные свечи, от чего помещение стало еще более уютным.
Вместе с Уэсом мы украсили елку шариками и гирляндами. Кроме магазинных украшений я нашла ящик со сделанными вручную. На них были написаны имена Уэса и Джинанны.
Уэс заулыбался, когда я вытащила гипсовую руку. Пальцы были выкрашены в разные цвета и посыпаны золотыми блестками. На ладони аккуратным почерком матери были написаны имя и возраст Уэса – пять лет.
– Когда мы были маленькими, мама просила нас с Джинанной делать рождественские украшения. А потом оставляла их тут до следующего Рождества в Аспене. Это была целая традиция. – Он взял маленькую руку и улыбнулся.
– Мы можем сделать то же самое с Изабеллой. Попросить ее сделать украшение и положить его в коробку.
Уэс плюхнулся на диван рядом со мной.
– А потом это будут делать наши дети.
Дети. Мы уже говорили об этом, но немного. Просто согласились, что оба хотим их в будущем.
– Когда ты хочешь ребенка, Уэс? – нервничая, спросила я.
Он взял меня за руку и перецеловал все пальцы.
– Зависит от того, когда ты захочешь сделать перерыв. Если бы это зависело от меня, мы бы начали прямо сейчас. В этом году мне исполнится тридцать один. Но тебе только двадцать пять, вся карьера впереди. Не то чтобы тебе надо было работать, – напомнил он.
– Давай проведем год вдвоем и потом вернемся к обсуждению этого вопроса, в это же время?
– Звучит так, как будто ты назначаешь мне свидание, любимая, – согласился Уэс. Потрясающий мужчина.
– А ты покладистый.
– Почему нет? Брак не означает, что человек получает все, что он хочет. Мои родители всегда находили компромисс. Думаю, в этом секрет. И в честности. Если я буду очень хотеть ребенка, я скажу тебе об этом. И мы поговорим, выясним, оба ли мы готовы к этому. Я думаю, это самый лучший способ решать вопросы. А ты? – спросил он.
Я поразмыслила, накручивая на руку гирлянду.
– Да, думаю, ты прав. Если мы будем честны друг с другом и согласны на компромиссы, все будет хорошо.
Он улыбнулся и поцеловал меня в щеку.
– Не просто хорошо. Пока мы вместе, женщина моей мечты, перед нами не возникнут такие проблемы, которые мы не сможем решить.
От его слов у меня сладко сжалась сердце. Я повернулась к своему любимому мужчине и поцеловала его. Потом мы решили на некоторое время отвлечься от украшения елки. В тот самый момент, когда Уэс усадил меня верхом себе на колени и поднял свитер, положив ладони мне на грудь, послышался резкий звонок.
– Кто это? – Я замерла, не убирая руки из-под его свитера.
Он поцеловал меня в шею.
– Дверной звонок. Твои приехали.
– Мои приехали, – повторила я, еще плохо соображая. Потом до меня дошло. Мои приехали! – Ура! Моя семья! Они приехали! – Я вскочила и бросилась к выходу в одних носках.
Распахнула двери и увидела улыбающееся лицо Макса.
– Господи, детка! Тут так холодно! Ты не могла выбрать еще более заснеженное место для нашего первого Рождества? Ну еще бы! – Я бросилась ему на шею и поцеловала в щеку. – Ладно, я тебя прощаю.
Его щеки начали розоветь, когда я впустила его в дом.
– Мэдс, – прошептала я, радуясь приезду сестры.
– Миа! – Она обняла меня длинными руками и прижала к себе с такой силой, что я не могла дышать. – Я так соскучилась по тебе! – взволнованно добавила она. – Поверить не могу, что мы в Колорадо! Такой мороз!
– Мороз – это здесь самое популярное слово, – заметил Мэтт, тоже обнимая меня одной рукой. – Спасибо за приглашение, Миа.
– Спасибо, что приехал, Мэтт.
Макс вышел наружу и вернулся с автомобильным детским креслом, укрытым голубым одеяльцем. Протянул его мне. Кресло весило тонну. Чем они кормят моего племянника? Одеяльце шевельнулось, и я заглянула внутрь. Джексон улыбался и грыз кулачок. Я унесла малыша в тепло гостиной и поставила кресло рядом с елкой. Отодвинула одеяло, чтобы ему было удобно рассматривать все вокруг, а потом вернулась к семье.
Когда все разместились и собрались в гостиной с напитками в руках, мы закончили украшать елку. Как я и думала, Мэдди была в восторге от этой идеи. Широко распахнутыми глазами она рассматривала нарядную елку. Я обняла ее за талию и положила голову ей на плечо.
– Красиво, правда?
– Да, Миа. Очень. Спасибо тебе. За это, за то, что собрала нас вместе. Большое спасибо.
– Мы прекрасно проведем время, – пообещала я.
Подошел Макс и пристроился между нами таким образом, что мы обе положили головы на его широкие плечи. Все как он любит. В окружении семьи. Он обнял нас обеих.
– Завтра поговорим о ней, – сказала я им. – Но не сегодня. Сегодня мы празднуем наш семейный праздник, ужинаем и радуемся зиме.
– Договорились, – отозвалась Мэдди.
– Все, чего пожелают мои девочки. Семья заботится о семье. – Макс прижал нас еще крепче.
Я вздохнула и с удовольствием посмотрела на мою первую рождественскую елку в обществе брата и сестры. Несмотря на то, что где-то рядом маячила тень матери, у нас оставалось все это. Настоящая семья. А остальное было неважно. И мы только становились сильнее, больше ценили то, что у нас есть. Дни вроде такого – это новые и бесценные воспоминания, которые останутся со мной навечно.
Глава седьмая
М ы закончили завтракать, и Уэс с Синди прибирались на кухне. Мэтт развлекал Изабеллу, которая уже привыкла называть его дядей. Мэдди сказала мне, что он от этого в восторге. Мэтт – единственный ребенок в семье, и он очень радовался появлению племянника и племянницы. От этого я полюбила его еще сильнее. Он знал, как важна семья. Однако лучше ему было не торопиться делать мою сестру беременной.
Макс, Мэдди и я устроились на диване лицом к камину. Мэдди поджала под себя длинные ноги, я сидела нога на ногу. Макс был задумчив. Опирался локтями на колени и сцепил ладони.
– Итак, девочки, нужно решить, что мы будем делать с нашей матерью. Хватит ходить вокруг да около. Миа, расскажи нам, что было в галерее.
Я пересказала все, что помнила, включая пощечину, которой я совершенно не гордилась, и ее патетическое заявление, что Мэдди не дочь Джексона. Как она могла этого не помнить, в том числе свои походы в казино вместе со мной, когда она продолжала свой долгий роман с отцом Макса? Она заявила, будто сделала это, чтобы обезопасить нас, и, мол, я не все знаю. Словно было что-то такое, из-за чего мы простим ее поступок. Не в этой жизни.
Макс прижал кулак к губам.
– Я все равно хочу ее увидеть. Сказать, что я думаю. Мне кажется, нам стоит сходить к ней всем вместе. Выслушать ее и убедиться, что она услышала нас. Ваши соображения?
Я не смогла сдержать гримасу.
– Ты правда думаешь, ей не наплевать?
Макс пожал плечами.
– Не знаю, и это неважно. Дело не в ней. Дело в нас, в наших жизнях, и мы имеем право сказать ей в лицо, как она нас обидела. Мэдди?
Рука Мэдди потянулась к моей, и я переплела наши пальцы, поддерживая ее. Сестринская солидарность. Это у нас всегда было. Но теперь у нас есть брат и мы должны распахнуть дверь еще шире, впустить его. Дело касалось не только меня и сестры, но и Макса и его семьи, Уэса, Мэтта… у них у всех есть право голоса, потому что это дело влияло на тех, кого они любят больше всего. То есть на нас.
Мэдди тяжело вздохнула.
– Я боюсь. Не знаю, что сказать человеку, которого даже не помнишь. – Ее голос был еле слышен.
– Это понятно, – кивнул Мэт. – Миа, ты думаешь, ты сказала все, что хотела?
Я скривилась.
– Не знаю.
– Давайте сделаем так. Вы пойдете со мной, поддержите меня, а я скажу нашей матери то, что считаю нужным. – Он произнес это с утвердительной интонацией, но в голосе звучала неуверенность.
Макс не любил просить о помощи. В нормальных обстоятельствах он никогда бы этого не сделал. Его просьба переехала меня, как грузовик.
– Макс. – У меня перехватило горло.
Он покачал головой.
– Послушайте, знаю, что вас обеих бросили и что вам больно. Она поступила со мной точно так же. Она даже не дождалась, пока у меня прорежется первый зуб. Она исчезла еще до моей первой стрижки. Я хочу увидеть ее. Посмотреть, как выглядит мать, которую я никогда не видел. Поддержка сестер мне бы не помешала.
Я встала, пересела к Максу и обняла его.
– Извини, я такая эгоистка. Это не только мое дело. Это наше общее дело. Тебе тоже причинили боль. И ты прав. Мы пойдем к ней все вместе. Потому что мы одна семья. Да?
– Черт возьми, да! – Его голос резал как стекло.
Мэдди перебралась к Максу и прижалась к его боку.
– Я хочу быть рядом с тобой. Ты со мной, а я с тобой. Да? – В ее глазах читалась печаль. В глубине этих бледно-зеленых озер вспыхивали искры.
– Решено. Я позвоню Кенту Бэнксу и договорюсь, – сказала я.
Макс кивнул, и мы втроем еще долго сидели, погруженный каждый в свои мысли, и смотрели на огонь.
* * *
Кент Бэнкс горел желанием предварительно переговорить с нами. Он сказал, что мы должны кое-что узнать, перед тем как он разрешит нам увидеть мать. В итоге мы встретились в «Таверне Зейна». Уэс и Мэтт устроились в баре, обмениваясь шуточками со своим другом Алексом. Достаточно близко, чтобы присматривать за нами, но достаточно далеко, чтобы создать иллюзию приватности. Я уже встречалась с Кентом. Он производил впечатление человека немолодого и безвредного, и очень преданного жене. Фактически он даже не был на ней женат. Но вряд ли он знал об этом. Она же не потрудилась развестись с моим отцом.
Отец. Я медленно выдохнула. Очередное разочарование. Он игнорировал мои звонки с тех пор, как я уехала из Вегаса, и оставался дома вместе с парой сиделок. Врачи говорили, что он хорошо реагирует на лечение, но умственно он снова впал в прежнюю депрессию. Я верила, что он будет сильным, вырвется из бесконечной спирали самобичевания, но оказалось, что мои надежды были напрасны. На этой стадии оставалось только молиться, чтобы он держался подальше от выпивки и принимал лекарства. За последний год я сделала больше, чем должна была, и больше, чем он того заслуживал. Теперь все находилось в его руках.
Я вынесла из этой ситуации очень ценный урок. Любовь не всегда добра. Она может быть беспощадна, жестока и безвольна, но все это не значит, что она отсутствует. Уэс помог мне преодолеть эмоциональную травму, нанесенную этой женщиной, которая бросила меня.
Я почувствовала дуновение холодного воздуха на лице, когда вошел Кент. Он сел на свободный стул, который мы оставили для него в торце стола. Никто из нас не хотел сидеть рядом с ним, так что мы с Мэдди устроились на диванчике с одной стороны, а Макс позаботился о том, чтобы занять все сиденье напротив нас. Если Кент и заметил наши маневры, он не подал виду.
Кент потер ладони, пытаясь согреться.
– Спасибо, что пришли.
Макс, вожак нашей стаи и человек, который хотел увидеть мать больше всех из нас, заговорил первым. Он протянул руку.
– Я Максвелл Каннингем. С моей сестрой Миа вы знакомы. Это наша младшая Мэдисон Сандерс.
Мы с Мэдди изобразили легкие улыбки, не не подали руки.
– Уверен, вы хотите, чтобы я сразу перешел к делу. Мне придется начать с самого начала, – тихо и твердо произнес Кент.
Макс кивнул и жестом побудил его продолжать. Мы с Мэдди сидели молча.
Кент медленно вдохнул.
– Когда я встретил Мэрил, она была совершенно одна и путешествовала по стране на велосипеде. Грязная, не мывшаяся уже несколько дней, а то и недель. Потом я выяснил, что у нее почти не было вещей. Я решил, что она сбежала от агрессивного мужчины, и поскольку в то время она не стала опровергать мои выводы, я предположил самое худшее.
Я фыркнула и закатила глаза. Кент коротко взглянул на меня, но продолжил:
– Я увидел ее в местной библиотеке. Я делал исследование для школы и приехал за нужной книгой. Она зашла погреться.
Мэдди сжала мою ладонь под столом. Моей младшей сестренке было больно слышать о том, как другой человек страдает так же, как и мы когда-то. Вот только это безосновательно. У матери был теплый дом, куда она могла вернуться. Она решила бросить его навсегда. Так что сочувствия она не дождется.
– В последующие дни я начал регулярно встречать ее в этой библиотеке. Неделю спустя я понял, что все это время она не меняла одежду, не мыла голову, и вообще, откровенно говоря, плохо пахла. Но в ее глазах было нечто. Искорка, которая пленила меня. Я пригласил ее к себе и предложил помощь и убежище от того, от чего она бежала. Она не опровергла мои предположения. В общем, я дал ей крышу над головой и пищу. Дни складывались в недели, и я радовался ее обществу. Она помогала мне с уроками, убирала дом, готовила, и оказалось, что у нее есть тяга к искусству.
– К чему вы клоните, мистер Бэнкс? Мы видим, что она лгала вам, точно так же как она лгала нам. Она не была бездомной в силу обстоятельств. Это ее собственный выбор. Ее муж, мой отец, никогда и пальцем ее не трогал. Никогда. Она погубила его и погубит вас, – сказала я. Из меня просто сочилась злоба.
Кент решительно покачал головой.
– Нет, пожалуйста. Просто выслушайте меня. Вы не все знаете.
Макс наклонился вперед и резко ответил:
– Тогда переходите к делу.
Кент умоляюще поднял руки.
– Через несколько месяцев я начал замечать за ней странности. Необъяснимые поступки. Я приходил домой, и весь кухонный пол был засыпан мукой, а она танцевала как балерина. Нормальные люди так не ведут себя. А за Мерил такое водилось часто. Однажды она налила жидкое мыло на пол и каталась по нему.
– Да, это на нее похоже. Она все время такое делала. Кормила нас мороженым на ужин. Водила нас гулять в жуткий холод и под дождем. В те времена папа много работал, чтобы дать ей все, что она хотела, и проводил с ней мало времени. Когда он возвращался домой, она зачастую уходила в казино выступать в шоу. Годами они ходили мимо друг друга, словно корабли.
Кент кивнул.
– Значит, вы это видели. Странные поступки. Даже не просто странные, безумные. Как будто у нее шарики за ролики заехали. То она так веселилась, что я начинал думать, будто она на наркотиках, то впадала в уныние и ее невозможно было поднять с кровати.
– Мягко выражаясь, мистер Бэнкс. – Я вспомнила миллион случаев, когда моя мать вела себя как капризный ребенок, а не как мать, которой она должна была быть. Но все это не имело никакого значения, потому что мы любили ее.
– Какое это имеет значение? – вмешался Макс.
– Самое прямое. Потребовалось много уговоров, но наконец она согласилась показаться врачу. Вы знаете, что она страдает от тяжелого биполярного расстройства? – спросил Кент. Воцарилась такая тишина, что мы слышали собственное дыхание.
– Биполярное расстройство? Это что-то вроде депрессии? – спросил Макс.
Кент медленно покачал головой.
– Она страдает от депрессии, да, но это не все. У нее случаются перепады настроения. Такие быстрые и сильные, что ей необходимо пить таблетки, чтобы справляться с ними. Она очень хорошо себя чувствует на фоне лечения. Может работать. Со временем мы обнаружили, что она талантливая художница и что она может вести спокойную счастливую жизнь. Здесь в Аспене, со мной. У нее все еще случаются перепады настроения, бывает депрессия, но поскольку она принимает таблетки, все это сглаживается. С помощью лекарств мы держим ее болезнь под контролем. – Кент сделал глубокий вдох, по-видимому, собираясь с мыслями, и понимая, что мы плохо воспримем то, что он хочет нам сказать. – Я не знал, что с ней такое бывало и раньше. Женщина, которой она была тогда, женщина, с которой я познакомился, не смогла бы воспитать ребенка без лечения. Ее состояние было очень тяжелым, и она явно никогда не ходила к врачу, а самолечение в таких случаях невозможно. Так что меня не удивляет ее поведение.
Я сузила глаза, глядя на него.
Он снова умоляюще поднял руки.
– Я не хочу сказать, что она вела себя хорошо по отношению к вам. Я имею в виду, что без лечения, в маниакальной фазе для нее было совершенно логичным вывести детей на мороз или танцевать под дождем. У мании своя логика, свои понятия того, что надо и что нет. Больным кажется, что все так и должно быть. Все эти годы она, скорее всего, чувствовала, что все ее поступки оправданы, а когда маниакальная фраза заканчивалась и наступала депрессия, она понимала, что ее дети мокрые, голодные, холодные, а она сама – плохая мать или даже угроза своим детям. Она несет свой крест каждый день. – Он покачал головой, а мы все молчали.
Лично я понятия не имела, что сказать. Столько мыслей, чувств и переживаний, что я не могла мыслить здраво. Надо подумать. Переварить информацию.
– Сейчас, несмотря на то что последние события плохо повлияли на нее, она все равно хочет вас видеть, Миа. Она не знает, что здесь все ее дети, но думаю, что она захочет увидеть вас тоже. Объясниться. Извиниться. Но вы уже взрослые люди с взрослыми мыслями. Вы не можете забыть то, что было, но, надеюсь, вы можете понять. Она моя жена. Уже почти четырнадцать лет…
Я едко перебила его:
– Вы должны понимать, что официально вы не женаты. Она так и не развелась с мои отцом.
Кент кивнул.
– Я понимаю, что наш брак не по закону, но формальности ничего для меня не значат. Я оберегаю эту женщину уже много лет и продолжу делать это до последнего вздоха. Так что если вы хотите погубить ее, нам лучше разойтись своими путями. – Он положил руки на стол, давая понять, что все сказал.
Макс встал и протянул ему руку.
– Позвольте мне поговорить с сестрами. Мы все обсудим, и я перезвоню.
Кент поднялся, пожал руку Макса и застегнул куртку.
– Буду ждать с нетерпением. Я знаю, что вам больно и что все это для вас – шок. Для меня тоже, но в жизни такое случается. Именно то, как вы справляетесь с болью, определяет ваш характер. – С этими словами Кент ушел, не оглядываясь.
Макс сел, тяжело вздохнув.
– И что вы думаете?
Я выгнула брови и предложила:
– Может, по текиле?
– Хорошо, – сказал он и сделал заказ.
Мэдди ухмыльнулась.
– Прошлый раз ты выпила столько текилы, что уединилась в соседней комнате с одним татуированным дикарем с Самоа и даже не заметила, что я там тоже была. – Мэдди напомнила мне о пьяной ночи с Таем на Гавайях. Только моя малышка сестра может так культурно поименовать то, что было непристойным, грязным, достойным порновидео перепихоном.
Я сжала ее руку.
– Не вспоминай об этом, когда Уэс в поле слышимости, – прошептала я в ее волосы, пахнущие вишней и ванилью.
Макс ухмыльнулся и прикрыл глаза.
– Это не та картина, которую я хотел бы представлять сейчас в своем воображении. Ценю попытку отвлечь меня, но все-таки что вы думаете о рассказе этого придурка?
Я вздохнула и крепче обняла Мэдди, нуждаясь в ее поддержке и думая, что ей она тоже нужна.
– Честно говоря, не знаю. Все это вполне разумно. Его рассказы о странностях ее поведения – это правда. Когда у мамы было хорошее настроение, мы были на небесах, а когда нет, с ней бывало очень трудно. Мы никогда не знали, что ей взбредет в голову. Когда она не находилась в состоянии, которое он назвал маниакальным, она меняла работу, набирала долги, забывала все на свете, например забрать нас из школы и садика, сжигала еду в духовке, потому что не помнила, что ставила что-то готовиться. То, что я помню, соответствует его рассказу.
– И это меняет твое мнение о ней? – Вопрос на миллион долларов.
Я пожала плечами.
– Может быть. Совсем чуть-чуть. Это определенно позволяет мне понять, почему она так себя вела. Но не объясняет, почему она нас бросила. Почему не пошла к врачу. Не попросила о помощи. Когда она нас оставила, ей было хорошо за тридцать. Как ее болезнь могла оставаться незамеченной так долго? Ненавижу себя за эти слова, но это все звучит очень удобно.
В этот момент в разговор вступила Мэдди:
– Если она была не в своем уме, Миа, может быть, поэтому она и ушла. Может, она считала, что спасает нас? Знала, что с ней что-то не так?
Макс стиснул зубы.
– Но это не объясняет, почему она бросила меня совсем ребенком, но прожила с вашим отцом десять лет.
– Нет, не объясняет. Разве что твой отец заметил то, что не видел мой. Заставлял ее обратиться за помощью, а она не захотела.
– Думаю, мы не узнаем, пока не поговорим с ней. Ну что, давайте я позвоню Кенту и назначу встречу? Я бы хотел покончить с этим делом до Рождества, до приезда семьи. А семья Мэтта? Они тоже приезжают? – спросил Макс у Мэдди.
Она покачала головой.
– Нет. С тех пор как мы с Мэттом начали жить вместе, они отправились в круиз, о котором давно мечтали. Они не хотели оставлять Мэтта одного, но когда появилась я, они спросили, не возражаем ли мы, если они уедут. Я сказала, что он могут наслаждаться жизнью, а мы проведем это Рождество с вами. Но на следующий год мы хотим собраться всей семьей. Если получится. – Она склонила голову и по очереди глянула исподлобья на Макса и на меня.
Я улыбнулась и взяла ее за подбородок.
– Эй, твоя с Мэттом семья так же важна, как и Синди, и Уэса. Понятно? Мы будем стараться собираться на праздники все вместе. Это же огромный дом. А с учетом планов Уэса и Макса насчет двух ранчо в Техасе – там тоже будет полно места.
Ее глаза расширились.
– Что за планы?
Макс ухмыльнулся и сцепил ладони под подбородком.
– Уэс хочет купить дом и землю рядом с нами.
– Вы переезжаете в Техас? – Мэдди заерзала на сиденье, словно ее кусали муравьи.
– Эм-м… Нет. Да. Вроде того. Макс, чтоб тебя! – Я обвиняюще ткнула в него пальцем. Он лишь фыркнул в ответ. – Уэс хочет иметь дом вдали от дома. А что может быть лучше места, где живут Макс и его семья? А поскольку вы с Мэттом тоже собираетесь через пару лет перебраться в Техас, то почему нет?
– О боже! Зашибись! Мы все будем жить рядом! – Она так заулыбалась, что все помещение словно осветило солнцем.
Вернулся Уэс с подносом, заставленным стопками с текилой. Не тремя порциями. Поднос. С текилой. Он поставил его на стол, подтащил стул и уселся. Мэтт скользнул на диван рядом с Максом.
– Я слышал, здесь кое-кто хочет выпить. Ну что, поехали? – заулыбался Уэс. Как я люблю эту улыбку. Она говорит о веселье, легкости, о предстоящих нам ленивых утрах в постели и воскресеньях. Бесконечных днях любви. Вот какой станет моя жизнь, когда мы с Уэсом поженимся. Не могу дождаться.
Мы взяли по стопке.
– За будущее, – сказала я.
– За бесконечные возможности, – засияла Мэдди.
– За семью, – подытожил Макс.
Мы пили и поглощали пищу в неимоверных количествах, пока Мэтт не решился принести себя в жертву и отказался от выпивки, чтобы потом отвезти нас домой. Мы же вчетвером продолжали развлекаться, пытаясь справиться со стрессом, который испытали, узнав о матери. Что нам остается, кроме как жить сегодняшним днем? Это мы и делали. До самого утра.
* * *
Кент назначил встречу с нашей матерью за два дня до Рождества. У каждого из нас было тяжело на душе, когда Макс вез нас по гравийной дорожке к деревянному дому, очень похожему на дом семьи Уэса. Он даже находился недалеко от нас. Чтобы доехать до жилища Кента и Мерил Бэнкс (теперь она жила под его фамилией), нам потребовалось пять минут.
Кент открыл дверь и проводил нас в огромную гостиную. Из окон открывался потрясающий вид, но здесь не было стекла во всю стену, как в доме Уэса. Здесь окна были идеально круглыми, как иллюминаторы, только намного больше – футов пять в диаметре. Вдалеке я заметила стеклянные створчатые двери рядом с современной кухней, они, судя по всему, вели во внутренний дворик. Кухня была вся белая, и эту белизну нарушали только ярко-синие подвесные светильники и керамика на гранитных плитах на рабочих поверхностях. Все такое современное и одновременно уютное и обжитое. Там и сям яркая ткань выделялась на общем светлом фоне.
Самой удивительной вещью в комнате и одновременно точкой притяжения была картина над огромным камином. Это было очень правдоподобное изображение пейзажа позади дома, только весной, когда все вокруг зеленеет. Картина принадлежала кисти художника явно талантливого и внимательного к деталям.
В дальнем конце помещения сидела мать, одетая в черные легинсы и объемный белый свитер. Ее черные волосы выделялись на фоне шерсти и на расстоянии даже отдавали глубокой синевой.
– Пожалуйста, садитесь, – Кент указал на диваны и кресла.
Мы подошли к дивану и сели единым фронтом напротив Мерил. Кент устроился рядом с ней. Она тут же схватила его за руку так сильно, что я увидела, как его пальцы побелели. Она цеплялась за него, как за последнюю соломинку здравого смысла. Может, так и было. Ведь теперь мы знали о ее болезни.
– Миа, спасибо, что пришла. Максвелл… Мэдисон… – Она осеклась и заплакала. – Я так рада вас видеть. Никогда даже не надеялась. – Она подавила всхлип.
Кент протянул ей носовой платок, и она высморкалась.
– Вы такие… вы все такие красивые, – с благоговением сказала она.
Я бросила взгляд на Мэдди, волнуясь. Ее щеки пошли пятнами, нос шмыгал. Она утерлась рукавом. Я? У меня слез больше не осталось. Я много лет плакала из-за этой женщины, более того, последний раз это было несколько дней назад. Теперь я чувствовала себя пустой.
– Хорошо наконец увидеть женщину, которая тебя родила, – сказал Макс, обнимая мою сестру. – Для нас с Мэдди это как в первый раз.
Мать кивнула, слезы текли по ее лицу. Прокашлялась.
– Я знаю, что не могу сказать ничего такого, что смягчит эту боль…
Я стиснула зубы, не желая перетягивать одеяло на себя. Это не только моя боль. Она бросила всех нас.
– Но сейчас мне лучше, и я понимаю, какой вред я причинила вам. Я знаю, Миа, ты сердишься на меня, и если бы я знала, что от моего ухода вам будет хуже, чем от моего присутствия, я бы никогда вас не оставила.
– Почему ты ушла? – задала я один-единственный вопрос, которые меня волновал эти пятнадцать лет.
Она облизнула губы и выпрямилась.
– В то время мысли мои путались. Временами я обнаруживала себя посреди кухни, не понимая, что я здесь делаю. То и дело звонили из школы, потому что я опять не забрала тебя. Я пропускала работу, не осознавая этого. Однажды я открыла глаза и обнаружила, что иду босиком по середине шоссе в сторону пустыни. В ночной сорочке. В то время ваш отец работал по ночам, а я уволилась из одного казино и еще не перешла в другое. Вы, девочки, были дома одни. Я понятия не имела, где оказалась.
– Звучит ужасно, – сказала Мэдди. Она всегда делает первый шаг, стараясь залечить раны людей и всего мира.
Мерил кивнула.
– Да. Потерянное время, провалы в памяти, все это приводило к опасным ситуациям, и я не понимала, как прекратить это. Последней каплей стало то, что я в состоянии крайней депрессии выпила бутылку отцовского виски. Я была уверена, что он мне изменяет.
Я фыркнула. Она взглянула на меня и покраснела.
– Я знаю, что если кто и изменял, это была я. То есть я точно не знаю. Большую часть времени я не соображала, где я и что я. Тем не менее… в тот вечер я выпила виски. Посадила вас в машину, девочки, и села за руль.
Макс заскрежетал зубами, слушая ее рассказ.
– Каким-то образом я смогла выехать на шоссе и свернуть в пустыню. Один человек увидел мою машину, позвонил в полицию и последовал за мной. Наконец машина остановилась. Я отключилась прямо за рулем. Приехали полицейские, забрали вас, а меня отвезли в вытрезвитель. Ваш отец вызволил меня, и я осознала, что меня ждет наказание за то, что я подвергла детей опасности, и может быть, даже тюрьма. И…
– …ты ушла, – договорила я, с намеренной злобой проворачивая нож в ее сердце.
– Тогда я не знала, что больна. Никто не знал.
Глава восьмая
– А как насчет меня? – спросил Макс.
Я тоже об этом подумала.
Макс продолжил:
– Ты бросила меня за пять дет до того, как встретила Майкла Сандерса.
Мерил медленно вдохнула и вытерла нос.
– Да, ты прав. Джексон был хорошим человеком. Он хотел заботиться обо мне, иметь семью. В то время я еще думала, что стану знаменитой танцовщицей. Тогда моя болезнь носила приступообразный характер. Мысли путались. Я думала, Джексон хочет посадить меня в золотую клетку. Привязать ребенком.
Он тяжело задышал.
– Привязать?
– Ты не понимаешь. – Она заплакала еще громче. – Я забеременела тобой вскоре после знакомства с Джексоном. Моя болезнь была не под контролем. Я никому не доверяла. Я любила Джексона, но не была влюблена в него. Не так, как любят на всю жизнь. Каждый следующий день я запутывалась все сильнее и сильнее. Не понимала, что происходит. Мой здешний врач сказал, что это, по всей видимости, была послеродовая депрессия, осложненная тяжелым психическим состоянием. Когда у женщины скачут гормоны и при этом она страдает биполярным расстройством, последствия могут быть катастрофическими.
– Катастрофическими, да, я бы сказал, это самое подходящее слово, – откровенно сказал Макс.
– Это не значит, что я не беспокоилась за тебя, не любила тебя, Максвелл. Любила. И люблю! Очень! Но я не знала, как о тебе заботиться. Все эти ужасные мысли насчет Джексона, о самоубийстве… Я сделала единственное, что мне оставалось… – Она плакала.
– Уйти, – просто сказал он. Эти слова ударили меня в самое сердце.
Она кивнула.
– Я знала, что у Джексона есть деньги, власть и поддержка. И что он позаботится о тебе, пока я разберусь со своей жизнью. Но этого так и не произошло. А потом я встретила Майкла, и он был таким добрым, так любил меня. Заботился. Обожал меня. – Она приглушенно всхлипнула. – Сначала мы были не такими, как все, и мне это нравилось. Мы одни против всего мира. А потом в один из моих маниакальных приступов мы поженились в Лас-Вегасе. Вскоре я забеременела Миа. А… остальное вы знаете. – Она чихнула и утерла слезы.
– Почему ты ни разу с нами не связалась? – тихо и грустно спросила Мэдди.
– Ох, детка, я так хотела. Думала об этом каждый день. Но я боялась. Боялась того, что вы скажете. Боялась, что скажет Майкл. Боялась оказаться в тюрьме. А потом я начала бояться потерять Кента. Единственного человека, который заметил, что я не в порядке, и помог мне.
– Так ты не знал о нас? – спросила я у Кента.
Он покачал головой.
– Нет. Мерил призналась, когда увидела тебя в шоу доктора Хоффмана. И тут из нее полилось. Вся правда. В конце концов я позвонил в шоу. Сказал, что я ваш отчим и что я знаю, где ваша давно потерянная мать. И что она хочет воссоединения семьи.
Я вздохнула, выпуская весь воздух из легких. Черт бы побрал Шенди. Мы могли знать об этой бомбе заранее. Не могу дождаться, когда я схвачу ее за тощенькую шейку.
– На что ты рассчитываешь? – холодно спросила я, уставившись на сломленную женщину, сидевшую напротив меня. К сожалению, зверю в моей душе было наплевать на то, что ей больно. Мы, все трое, страдали много лет, пока она счастливо жила на природе и рисовала пейзажи, ведя жизнь ни за что не отвечающей художницы и домохозяйки. Но у нее были обязательства. От которых она уклонялась с самого начала.
Она провела рукой вверх и вниз по бедру.
– М-м… так наперед я не думала. Больше всего мне хотелось снять камень с души, давивший на меня пятнадцать лет. И я клянусь, Мэдисон, я не знала, что ты дочь Джексона. В то время я много пила. Чтобы заглушить боль. Джексон приезжал в город по делам и частенько уговаривал меня вернуться с ним в Техас, но я отказывалась. Я сказала, что вышла замуж за другого. Что у меня есть Миа. Миа ему нравилась. – Она нежно улыбнулась мне. – Его приезды были периодами алкогольных взлетов и падений. Я мало что помню.
Мэдди кивнула и начала вертеть на пальце свое помолвочное кольцо.
– Хотя, думаю, мне следовало догадаться. Видя вас рядом… Невероятно, как ты похожа на Джексона. Он бы так гордился тобой, Мэдисон.
Мэдди опять кивнула, и ее плечи задрожали. Макс обнял ее, она уткнулась ему лицом в плечо и заплакала.
Я ткнула большим пальцем в их сторону.
– Видишь?
Испуганные глаза Мерил широко распахнулись.
– Вот что осталось после тебя. Не знаю, как нам справиться с тем, что ты наделала. Всем троим.
Мерил провела языком по губам, потом прикусила нижнюю.
– Я вижу. Думаю, моя самая большая надежда – что мы сможем начать все сначала. Я знаю, что никогда не буду такой матерью, какую вы хотели или какую вы заслуживаете, но я ваша мать и я бы хотела постараться, хотела бы узнать вас. Если вы мне позволите.
Я пожала плечами, не зная, что ответить. Я так долго ее ненавидела, так долго лелеяла обиду из-за того, что она нас бросила, что мне трудно было принять новую информацию и начать с чистого листа. Я поняла, что она была психически нездорова. И что нельзя винить ее за то, что она делала в таком состоянии. Но тем не менее это не отменяло пятнадцати лет боли, которые надо было преодолеть, чтобы найти в себе сочувствие и желание общаться с ней снова.
Макс хрипло сказал:
– Что касается меня, я бы хотел попытаться.
Мерил моргнула и улыбнулась.
Конечно, он хотел. Макс – воплощение семейственности. Семья – все для него, и он легко прощает и легко начинает любить. Это его величайший дар и самое слабое место. Жаль, что я совсем не такая, как он.
– У меня есть жена Синди и двое детей. Изабелле – пять лет, а Джексону – два месяца. Было бы хорошо, если бы они познакомились со своей бабушкой.
Мерил поднесла ладони к губам и снова зарыдала.
– Внуки. О боже мой, Кент, у нас есть внуки! – взволнованно сказала она, и из каждого слова сочилась радость. От гордости Макс выпятил грудь.
Я закрыла глаза и ждала. Мэдди дрожащим голосом подхватила разговор:
– Я тоже. Я бы хотела попробовать. Но это непросто. Я совсем тебя не знаю. И, да, мы с моим женихом живем в Лас-Вегасе. Миа – в Малибу, Макс – в Техасе.
Голос Мерил задрожал от надежды.
– Это ничего. Мы можем начать со звонков и писем. А потом мы с Кентом могли бы приехать. Дела в галерее идут хорошо. У меня есть деньги, которые я могу потратить на поездки.
Кент погладил ее по плечам.
– Ты хочешь увидеть детей и внуков, Мерил. Я без проблем отправлю тебя куда надо; у нас вся жизнь впереди, чтобы исправить ошибки, милая.
Гм-м. Мне бы хотелось, чтобы они оба мне не нравились. Кент оказался добрым, терпеливым человеком, настоящей опорой. Он будет отличным дедушкой для детей Макса.
В этот момент все взгляды сосредоточились на мне. Я зажмурилась, не желая, чтобы мои чувства были угаданы. У меня было много лет, чтобы любить ее, скучать по ней… и в конце концов возненавидеть ее.
– Миа? – спросила мать. – А ты? Есть ли в глубине твоей души какая-то часть, которая скучает по мне и хочет, чтобы все было иначе?
Ее голос оборвался, и она всхлипнула.
Я сжала кулаки, вознив ногти в ладони.
– Я тосковала по тебе годами. Каждый день, когда меня обижал какой-нибудь мальчик, я тосковала по матери. Каждый день, когда папа забывал накормить нас, я тосковала по матери. Каждый раз, когда он напивался до беспамятства, я тосковала по матери. Все эти трудные годы. Мне приходилось заботиться об отце и быть для Мэдди и сестрой, и матерью. Из-за тебя я воровала и голодала бессчетное количество раз, я врала учителям и врачам.
У Мерил перехватило дыхание.
– О! Мне так жаль, так жаль…
– Не сомневаюсь. Мне тоже жаль, что пришлось воровать в подростковом возрасте. Жаль, что приходилось стирать мылом в тазике, когда мне было двенадцать. Жаль, что у нас с сестрой никогда не было настоящего Рождества, настоящих дней рождения, когда мамы балуют своих дочерей, как это было у всех наших подруг. Но больше всего, мама, – я выплюнула это слово сквозь стиснутые зубы, – мне жаль, что нас оказалось недостаточно для того, чтобы ты обратилась за помощью. Что папа оказался недостаточно сильным, чтобы взять на себя ответственность и позаботиться о тебе. Не только ради себя и тебя, но и ради нас, Мэдди и меня. Я даже не могу выразить, каким шоком для нас стало известие о том, что у нас есть брат на пять лет старше меня! Двадцать пять лет, мама! – Я заскрежетала зубами. – Макс мог быть у меня на двадцать пять лет дольше! Ты хоть представляешь, насколько более радостной была бы наша жизнь, если бы мы знали о его существовании? Он для нас – целый мир! А ты… ты не подпускала нас к нему. Пусть ты была больна. Но ты знала, что у тебя есть сын, и не обмолвилась ни словом. Только за это я тебя вряд ли когда-нибудь прощу. Вряд ли у меня в сердце найдется хоть что-то. Может, в будущем, но точно не сегодня.
С этими словами я встала, дрожа всем телом.
– Подожду вас в машине, – сказала я Максу и Мэдди, которые тоже поднялись. Макс, похоже, готовился помешать мне, если я захочу снова ее ударить. Я хотела это сделать. Еще как. Но это не облегчит мою боль. Не залечит рану, которую она нанесла мне много лет назад. Только время мне поможет.
– Прости меня! – зарыдала Мерил у меня за спиной.
Я не обернулась. Нет, я мысленно законопатила трещины в моем сердце, которые появились из-за нее, зашпаклевала их и обняла себя, защищаясь. Она не сломает эту стену. Не сейчас.
Пусть она была нездорова, но я нуждалась в том, чтобы она заботилась обо мне больше, чем о себе. С таким серьезным заболеванием, как у нее, это могло быть непросто, но мне нужны были люди с сильной волей, люди, которые могут постоять друг за друга. Сейчас у меня не было внутренних ресурсов, чтобы собирать обломки прошлого с женщиной, которая ничего не сделала для меня, просто бросила, и все.
* * *
Возвращаясь домой, я не могла унять дрожь. Войдя в комнату, я разделась до футболки и трусов и забралась под одеяло. Уткнулась лицом в подушку Уэса и вдохнула его запах. В этот момент я почувствовала, как ко мне прижимается горячее тело и меня обнимают сильные руки.
– Хочешь поговорить? – спросил Уэс.
Я взяла его ладонь, поднесла к губам и перецеловала все пальцы.
– Не очень.
– Хочешь потрахаться? – шутливо предложил он. Прежний Уэс возвращался с каждым днем. Это меня так радовало.
Я выдохнула.
– Не очень.
Он уткнулся носом мне в шею.
– Не очень. Ты сегодня на все будешь так отвечать?
Я пожала плечами.
– Может быть.
– Любовь моя, ты должна поговорить со мной. Расскажи мне, что творится в этой хорошенькой головке. – Он начал массировать мне затылок.
Божественный массаж, то, что надо, чтобы избавиться от стресса, накопившегося во время встречи с Мерил.
– Я плохой человек, – наконец созналась я.
Его пальцы замерли, но потом продолжили свое дело.
– Ну нет. Кто внушил тебе эту идею, скажи мне? Я его прибью.
Я хихикнула. Он все время стремится защищать меня.
– Тебе не придется долго искать этого человека, это я.
Он провел пальцами по моим волосам и перекинул их мне через плечо.
– Ладно, тогда объясни, почему женщина, которую я люблю, которую обожаю, которую боготворю, так плохо думает о себе?
Боже, как я его люблю. Даже в такие моменты, когда мне хочется спрятаться, отрезать все связи, он может пробиться ко мне. Пока мы ехали домой, Макс и Мэдди пытались поговорить со мной, понять, что я чувствую, но я отмахнулась от них. Точнее, нагрубила им, послав куда подальше. Совсем не тот момент, которым я могла бы гордиться.
Я опять перецеловала пальцы Уэса, долго прижимаясь губами к его коже.
– Макс и Мэдди хотят общаться с Мерил.
– И ты плохой человек, потому что… – Он умолк, давая мне возможность закончить предложение.
– Потому что я не хочу с ней общаться. Я до сих пор чертовски зла на нее. Сейчас даже сильнее, чем раньше. Я понимаю, что она не всегда может контролировать себя, но ведь были же моменты, когда она могла? Были же времена, когда она была в своем уме? Она могла связаться с нами, позвонить, узнать, как там ее дети? Развестись с отцом, чтобы он мог строить свою жизнь дальше. Ее уход оставил такую дыру в доме Сандерсов, которую невозможно было заделать. И что хуже всего, я не знаю, волнует ли ее это вообще. Нам же не просто пришлось заботиться о себе, это еще не все.
– Злиться – это нормально. Черт, детка, да я сам злюсь за тебя. Но со временем злость уляжется, а там… кто знает?
– А как насчет того, что она умолчала о Максвелле? Это непростительно. Если бы Джексон Каннингем не включил меня в завещание, мы никогда бы не узнали о Максе. Не было бы ни счастливого воссоединения семьи, ни племянницы, ни племянника. Никакого дома вдали от дома на ранчо в Техасе.
Уэс застонал мне в шею и поцеловал.
– Я понимаю, и ты права. Я думаю, что она могла бы найти способ сказать вам. Если живя с Кентом, большую часть времени она принимала таблетки, это значит, что большую часть времени вдали от вас она была в здравом уме. Почему она не связалась с вами?
Я рассказала Уэсу о том, что она водила машину в пьяном виде и боялась, что ее посадят в тюрьму за то, что она подвергла нас опасности, но что за чепуха? Вероятность того, что штат Невада посадит за решетку женщину с биполярным расстройством, стремилась к нулю. Кроме того, я знала кучу народа, попадавшегося на вождении в нетрезвом виде или под наркотиками, и никто из них не сидел в тюрьме. Разумеется, то, что она подвергла детей опасности, могло привести к тому, что мы бы провели некоторое время отдельно, но мы бы знали, что с ней и где она. Мы бы знали о Максе. Может быть, папа не превратился бы в алкоголика. По крайней мере, на это можно было бы надеяться.
– Послушай, Миа, ты не можешь винить себя за эти чувства. Все, что ты пережила, – результат ее ухода из семьи. Теперь тебе требуется время, чтобы эта черепушка переварила то, что ты узнала. – Он снова помассировал мой затылок, и я застонала. – Возьми паузу, ладно? На тебя так много всего свалилось. Да и на всех нас в последние месяцы.
Я кивнула, повернулась и уткнулась в его обтянутую футболкой грудь. Он пах клеем и картоном. Я сделала глубокий вдох.
– Почему ты пахнешь, как пятилетний малыш в детском саду?
Он улыбнулся.
– Синди, Мэтт и я делаем украшения вместе с Изабеллой. Хочешь тоже сделать украшение для нашей елки? – Он заулыбался еще шире, и я придвинулась ближе, чтобы стереть эту улыбку с его лица поцелуем. Он мгновенно отреагировал, а потом я отстранилась.
– Создаем воспоминания? – Я выгнула бровь.
Он кивнул.
– Да. Хорошие.
– Сваришь мне какао? – попросила я с милой гримаской. Уэс не может устоять, когда я надуваю губы.
Недавно он обнаружил, что у меня зависимость от горячего какао с маршмеллоу. Я нашла коробку в шкафу, когда сегодня утром готовила кофе.
– Я сделаю что угодно, если это вернет улыбку на твое лицо и ощущение праздника в сердце.
– Я тебя люблю. Ты знаешь, да?
Он дернул меня за прядь волос.
– Не уверена, что я бы справилась без твоей поддержки. С тобой все намного легче. Я все могу, когда ты рядом.
Он поцеловал меня в кончик носа.
– Так и должно быть. Разве не ты спасла мою задницу, когда я вернулся домой из Индонезии? – Его глаза потемнели и сузились. – Миа, господи. Я бы рехнулся, если бы не ты. То, что я творил тогда… Что ты мне позволяла… это сводит меня с ума. Ты смогла вернуть меня к жизни. Я тебе всем обязан.
– Ты ничем мне не обязан. Помнишь, я отдаю, ты отдаешь. Пока мы вместе, у нас всегда будет то, что нам нужно. – Я улыбнулась и потерлась носом о его нос. – А теперь все, что мне нужно, это огромная чашка дымящегося какао, рождественские носки, рождественская музыка, детский смех и моя семья. Ты готов дать мне все это?
Уэс быстро вылез из постели, поднял меня и усадил на край кровати. Подошел к шкафу, достал спортивные штаны и бросил их мне. Потом открыл ящик с носками и выудил пару теплых зеленых гольфов в красный и белый горошек с коричневыми носками. В верхней части была парочка черных глаз, а в районе щиколотки – большой ярко-красный шарик. Не те носки, которые можно надеть с туфлями, но прикольные. Мне их подарила Джинель.
Уэс помог мне натянуть носки и надел на меня термобелье с длинными рукавами.
– Хорошенькая, так бы и съел, – пробормотал он.
Я хихикнула, рассматривая себя. Как ему могло нравиться такое чучело – загадка, но я была счастлива. Он взял меня за руку, и мы пошли в гостиную.
Мэдди и Мэтт сидели в обнимку на диване и наблюдали за огнем. Синди играла с сыном. Изабелла в поте лица трудилась над очередной игрушкой с помощью Макса. Когда мы вошли, все взгляды обратились на меня.
Время пришло. Надо было взять себя в руки ради людей, которые меня любили, и надеяться, что я справлюсь с этим ударом.
– Все в порядке, я перестала страдать. Я продолжаю злиться на мать и не готова к ее ежедневному присутствию в моей жизни, но вы все мне очень нужны. Так что если вы простите мое нытье и раздражительность, я извинюсь и буду надеяться, что мы это преодолеем.
Макс улыбнулся.
– Эй, сестрица, хочешь сделать украшение? Белл смастерила одно для тети Миа.
Я взглянула на Мэдди, она тоже улыбалась.
– Ты самая хорошенькая девушка на свете, – пробормотала я, задыхаясь от гордости и от любви к ней и Максу. Они так быстро переключились, словно ничего и не произошло.
– Но только если она будет улыбаться! – завопила Изабелла. – Надо улыбаться, так папа говорит!
Я подошла к Изабелле, наклонилась и чмокнула ее в макушку.
– Правда? – уточнила я, пытаясь поймать взгляд Макса.
– Да. Позаимствовал у одной умной женщины, – сознался он.
Мысль о том, что мой брат что-то заимствует у меня и делится этим с дочерью, окончательно отогрела мое сердце.
Заиграли рождественские гимны, и мы начали подпевать. Через несколько минут передо мной появилась дымящаяся кружка с какао.
– Для моей королевы, – подмигнул Уэс.
– О, королевы! – воскликнула Изабелла. – У меня есть для тебя корона, тетя. Укрась ее! Вот эта для тебя, это для Мэдди, а эта – для мамы. Мы все будем принцессами и королевами на Рождество!
Я улыбнулась и взяла маленькую корону из пенопласта. Вокруг были рассыпаны глиттер, клей, стразы и все такое. Все, что нужно маленькой рукодельнице, чтобы создать рождественский шедевр. Малышка явно была в раю. А я понятия не имела, что делать. Так что я уселась рядом с племянницей и позволила пятилетней девочке учить меня, как делать украшения.
Несмотря на возникшую проблему с матерью, меня ожидало лучшее в моей жизни Рождество, и мысль о том, что завтра, в канун Рождества, приедет семья Уэса, делала его еще лучше. Мы планировали праздничный ужин. Синди собиралась зажарить индейку, а мы с Мэдди готовились печь. Я любила индейку, но сам процесс приготовления меня не вдохновлял. Вот печь – это было мое.
Может быть, этот дар мы получили от балерины, танцующей на усыпанном мукой полу.
Наверное, это единственное, что мы унаследовали от этой женщины. Возможно, внешне я и похожа на мать, но больше между нами не было ничего общего. На меня всегда можно было положиться.
Глава девятая
– Динь-динь-дон! Динь-динь-дон! Бэтмобиль летит, эй! – во всю силу легких вопила Изабелла, колотя в дверь.
Я застонала, повернулась в постели и села.
– Мы никогда не будем заводить детей.
Уэс хмыкнул, подхватил меня за талию и прижался сзади. Боже, какой он теплый. Он прижал меня еще ближе к себе, давая почувствовать мощную утреннюю эрекцию.
Злорадно улыбаясь, я высвободилась и встала с кровати.
– Ни за что! Неа! Прибережем это для ночи. Я приготовила особенный наряд, чтобы поразить тебя до глубины души на Рождество.
– И почему это мешает мне трахнуть тебя прямо сейчас? – Он сдвинул брови.
Прыгая на одной ноге, я начала одеваться. Темные джинсы-скинни, пушистые угги и свободный кремовый свитер с V-образным вырезом. Просто, но достаточно нарядно, чтобы встретить будущих свекра и свекровь и отпраздновать с ними Рождество.
Я вздохнула.
– Потому что я хочу растянуть удовольствие. А теперь вылезай из постели. Прими душ, и пойдем помогать на кухне. Через несколько часов приедут твои родные, и я хочу, чтобы к этому времени дом выглядел идеально.
Уэс выскочил из-под одеяла. На нем были только темно-бордовые боксеры, не скрывающие его стояк. Боже мой, это просто ходячий секс!
Увидев, что я уставилась на него и облизываюсь, он сжал рукой свой мощный член и яйца. Кажется, у меня закапала слюна.
– Может, в душе по-быстрому? – спросил он, стягивая с меня свитер.
Я сглотнула.
– О да. В душе по-быстрому, – сдалась я.
Он хмыкнул и подтолкнул меня в сторону ванной.
* * *
Праздничная музыка. Есть.
Украшения. Есть.
Всякие вкусности на столе. Есть.
Выпечка. Есть.
– Как там индейка и остальное? – спросила я у Синди, размазывающей соус по огромной тушке.
– Будет точно в срок. Еще пара часов. Картошку, зеленые бобы и булочки поставим готовиться ближе к делу.
Я окинула взглядом елку и поправила кое-какие украшения, желая, чтобы все было идеально.
– Расслабься, крошка. Маме наверняка понравится, – сказал Уэс, застав меня в процессе маниакального наведения порядка. Черта, которая раньше была мне не свойственна.
Да уж надеюсь. Клэр Ченнинг была богата и известна в светских кругах, но в первую очередь она была настоящая мать. Она прививала своим детям моральные ценности и любовь к труду. И еще Клэр классно готовила мясо, и именно поэтому индейкой сейчас занималась Синди, а не я. Хотя я собиралась превзойти ее своими шикарными десертами.
– Я просто хочу, чтобы все было идеально, – тихо сказала я.
Уэс обнял меня сзади и положил голову мне на плечо. Мы смотрели на елку. Надо отдать мне должное. Дерево сияло и искрилось, как будто сошло со страниц модных журналов по дизайну. По крайней мере, мне так казалось. Идеальное сочетание самодельных и прекрасных традиционных украшений, много лет хранимых кланом Ченнингов.
– Миа, все и так идеально. Единственное, чего хочет мама, – провести Рождество вместе с семьей. Все остальное, – он обвел рукой елку, украшения, вкусности, которые я так старательно раскладывала на столе, – это просто дополнение.
Я медленно вдохнула и выдохнула.
– Как скажешь. Мне просто хочется, чтобы она знала, что я сделаю твою жизнь хорошей. Что наши праздники будут проходить в кругу семьи и в окружении красоты.
Он засмеялся и поцеловал меня в шею.
– Так и будет. Ты прекрасно потрудилась. – Я взяла его за руки и крепко сжала, когда услышала звук открывающейся двери, за которым последовал топот ног. – Вот и они. – Он опять поцеловал меня в шею, перед тем как броситься на перехват маленькой светловолосой ракеты, несущейся в прихожую.
Несколько минут я ждала и нервничала, переставляя украшения на столике, и тут они вошли.
Первым вошел Чарльз с распростертыми объятиями.
– Миа, с Рождеством! Где выпивка? Нам срочно нужно выпить. Богом клянусь, наш пилот первый раз за штурвалом, судя по тому, как он управлял самолетом. Ужасно.
Макс взял бутылку вина и пиво.
– Сейчас все будет, мистер Ченнинг, – сказал он.
– Прекрасно, – сказал Чарльз, целуя меня в обе щеки и направляясь к моему брату. Мне не надо было их знакомить. Макс и сам мог справиться.
Вошла Клэр, откидывая назад светлые волосы.
– Миа, рада тебя видеть. – Она крепко обняла меня. Ее прохладные волосы пахли знакомой смесью персика, абрикоса, розы и мускуса. Позже я выяснила, что это духи «Трезор». Она отодвинулась, осмотрелась и начала обходить комнату, трогая то сверкающий бант, то гирлянду на каминной полке, а потом резко остановилась перед елкой.
– Невероятно. Здесь много лет не было такой шикарной елки. Как тебе это удалось? – поинтересовалась она.
Нервное напряжение наконец отпустило меня. Я рассказала, как мы с Уэсом ходили за елкой.
– Это твоя первая елка? Не может быть.
Я закусила губу и отвела взгляд, не зная, что рассказать о моем трудном детстве. Подошла Мэдди, обняла меня одной рукой и протянула ей вторую.
– Наши родители не следили за сменой времен года, в отличие от нас. Я Мэдисон Сандерс, сестра Миа. Я о вас так много слышала, миссис Ченнинг.
Моя спасительница! Я обняла сестру за талию, молча благодаря за перемену темы. Мне не хотелось говорить о том, чего нам недоставало в детстве, особенно с человеком, у которого было все. Я начинала комплексовать, хоть и не стоило бы. У меня же не было выбора.
Клэр и Мэдди обменялись парой слов, потом Клэр присмотрелась к каминной доске. Провела пальцем по серебряным подсвечникам.
– Боже мой, так вот они где! – выдохнула она и позвала мужа. – Чарльз, помнишь?
Он подошел к жене и обнял ее за талию.
– Свадебный подарок моих родителей. А я-то думал, куда они подевались. Теперь вспомнил, мы привезли их сюда, когда нас стало четверо и мы праздновали наше первое Рождество в таком составе.
– Я нашла их в коробке из-под тостера с другими украшениями, – улыбнулась я.
– Теперь все ясно. – Она закатила глаза, бросив взгляд на мужа. – Кто бы мог подумать, что бесценные подсвечники могли оказаться в коробке из-под старого тостера? – Она фыркнула и стукнула его кулаком в плечо, явно обвиняя в этой оплошности.
– Ты думаешь, это я? – Он рассмеялся, но в его голосе слышались виноватые нотки.
– А кто? Дети тогда были совсем маленькими. – Она покачала головой и посмотрела на подсвечники. – Как бы там ни было, мы очень рады, что ты их нашла.
– Я бы держала на их на видном месте постоянно. Если у вас есть такая важная вещь, напоминающая о важных людях и важном событии, пусть она радует вас каждый день. – Я пожала плечами, и у меня тут же по телу побежали мурашки, когда я осознала, что говорю. Вот дерьмо. Не умеющая держать язык за зубами Миа в вашем распоряжении. – Ну… если хотите.
Я закрыла глаза и почувствовала, как жар понимается по груди, шее и растекается по щекам.
– Разумно. Мы заберем их с собой, когда будем уезжать, и поставим дома на каминной полке, Чарли, – сказала она мужу.
– Как пожелаешь, дорогая. – Он поцеловал ее в висок.
Ура! Пуля пролетела мимо.
Клэр взяла меня за руку.
– Ты очень умна, детка. А теперь может ли эта умная детка раздобыть пожилой женщине бокал вина? Этот полет был сущим кошмаром. – Она скривилась. Но даже ее гримаска выглядела очаровательной. Может, потому что она была шутливой и непродолжительной.
Уэс оказался прав. Я волновалась, желая произвести хорошее впечатление, и у меня получилось, но они сюда приехали на за этим. Они хотели познакомиться с нами поближе, а мы хотели стать частью их семьи.
* * *
Несколько часов и пару бокалов спустя подали ужин. Синди и Макс превзошли самих себя. Каждое следующее блюдо было лучше предыдущего. Индейка сочная, соус изысканный. Мне кажется, я съела столько же, сколько вешу сама.
За столом было шумно и весело. Здорово. По одну руку от меня сидела Мэдди, по другую – Уэс. Мы купались в любви.
– Теперь у нас есть семья, Мэдс, – прошептала я.
Она наклонилась ко мне и тихо прошептала:
– Никогда не думала, что у нас будет что-то настолько прекрасное. Никогда не буду принимать это как должное.
Я сжала ее руку.
– Я тоже.
– Эй, о чем вы там шепчетесь? – игриво спросил Уэс.
Я покачала головой.
– Ни о чем. Просто наслаждаемся вечером.
Уэс придвинулся ко мне и прикоснулся губами к моим губам в легком поцелуе. Каждый поцелуй Уэса что-то значил. Этот был лучшим из всех. Потому что он подарил мне его во время рождественского ужина, когда наши семьи соединились в одну.
Питер, муж Джинанны, громко прокашлялся и встал с бокалом в руке. Легонько постучал ножом по стеклу.
Все глаза уставились на него. Он поставил бокал на стол и положил руку на плечо Джинанны.
– У нас новости.
Глаза Клэр немедленно оказались на мокром месте. Джиннана так широко улыбалась, что я почти могла увидеть ее гланды.
– Давай же, – сказала она мужу дрогнувшим голосом, и по ее лицу потекли слезы.
– Мы ждем ребенка! – объявил Питер.
Не успел он договорить, как Уэс и Клэр вскочили и бросились к ним.
– Круто! – Мэдди подняла бокал шампанского. Мы чокнулись и выпили до дна.
– Поздравляем вас, ребята. Это чудесно, – сказала я.
Уэс крепко обнял сестру.
– Мы с Миа так рады за вас!
И в этот миг я осознала, что значит «мы с Миа». Мы не просто вместе. Мы – это теперь «мы», одно целое. На следующей неделе мы поженимся и станем «Ченнингами». И должна признаться, наблюдая, как Уэс обнимается с членами семьи, гладит все еще плоский живот сестры, я осознала, что быть частью чего-то большего, частью любящей семьи, – это прекрасно. Наконец-то я это поняла.
Поняла сегодня, когда мы все собрались – Макс и его клан, Мэдди и ее парень, семья Уэса. Я больше не плавала в маленьком пруду, где до меня могли добраться лишь пару человек. Теперь вокруг меня расстилался океан возможностей, где каждый готов был протянуть руку помощи и бросить спасательный круг, если воды жизни окажутся слишком бурными.
Я ощутила счастье. Настоящее, подлинное, искреннее, прекрасное.
* * *
Мы, двенадцать человек, сидели вокруг рождественской елки и смотрели, как Изабелла сходит с ума перед горой подарков, принесенных Санта-Клаусом. Не только мы с Мэдди купили ей подарки. Клэр и Джинанна тоже. И когда они отправлялись за покупками для малышки, они делали это по-крупному.
– Какое счастье, что у тебя есть самолет, Макс, – хихикнула я, наблюдая, как Изабелла срывает упаковку и обнаруживает очередные прибамбасы для Барби. Распаковывая каждый подарок, она счастливо взвизгивала.
Макс выдохнул.
– А ты права, сестра. Ее подарки займут весь багажный отсек.
Потом нас чуть не оглушил дикий вопль.
– Папочка! У меня есть настоящая корона, как у принцессы! – Изабелла продемонстрировала нам свое новое приобретение.
– Выглядит круто, Белл. – Макс прищурил глаза. – Погоди-ка, дай посмотреть. – Он взял тиару, которая на самом деле не была короной, но пятилетней девочке было все равно. Внимательно рассмотрел ее. – Кто тебе это подарил, малышка?
Я отрицательно покачала головой, потому что я ей подарила причиндалы для Барби. Мэдди показала на дорожный мольберт и акварельные краски. Клэр и Джинанна махнули на еще не распечатанные подарки.
– Дай посмотреть, детка, – попросила я, и она протянула мне тиару, подпрыгивая в своей розовой пижамке.
Тиара была инкрустирована кристаллами. Я глянула внутрь и увидела, что это Сваровски. Ни хрена себе. Настоящая хрустальная тиара. Богатые женщины надевают такое на свадьбы и балы. Вовсе не подделка из «Таргет». Я спросила:
– Чье имя на коробке?
Изабелла пожала плечами и водрузила тиару на голову. Маленькие зубчики аккуратно вписались в ее кудряшки. Девочка прижала ладони к груди и закружилась. Если бы на ней было бальное платье, я бы поверила, что она и правда принцесса.
Уэс сел на подлокотник дивана и протянул мне чашку свежесваренного кофе. Одетый во фланелевые штаны и белую футболку, он выглядел так, что его хотелось съесть. Если бы я не полакомилась им накануне, у меня бы слюни потекли. Легкая боль между ногами напомнила, что именно мы делали совсем недавно, но мои планы на ночь не изменились. Пусть утром он помешал мне подвергнуть его сексуальному отлучению, но сегодня вечером я одержу победу.
– Вижу, ты уже распаковала корону, – сказал Уэс нашей племяннице. – Она тебе очень идет, Белл.
Мы с Максом уставились на него. Мэдди фыркнула и покачала головой. Клэр ласково заулыбалась.
– Что? – Уэс не понял, почему нас так поразил его неприлично дорогой подарок.
– Ты купил пятилетней девочке настоящую тиару Сваровски? – уточнила я.
Он взглянул на нас. Все молчали.
– Ну да. Она хочет быть принцессой. Принцессе нужна подходящая корона, а те, что продаются в магазинах игрушек, просто чудовищны. В них виден клей. А эта, – он показал на тиару, – не развалится, и ювелир сказал мне, что она сделана настоящим мастером.
– Ты безнадежен. – Рассмеявшись, я покачала головой. Готова поспорить, что эта тиара стоит дороже, чем билет в Европу и обратно.
Он пожал плечами, не понимая, в чем дело.
– Посмотри на нее. Ей нравится. Ты просто ревнуешь, потому что мой подарок лучше, чем твой.
Я успокаивающе похлопала его по бедру.
– Ты прав, милый, ревную.
Уэс ухмыльнулся, опустился на колени и начал копаться в горе подарков. Нашел все, что он приготовил, и раздал членам семьи. Я думала, что мои подарки будут подарками от нас обоих, но нет. Уэс самостоятельно ходил за покупками. Надо взять на заметку: перед следующим Рождеством надо поговорить с мужем, чтобы не дублировать подарки.
– Не ревнуй. Я купил тебе тоже кое-что блестящее.
Я вытянула левую руку, любуясь кольцом, которое он подарил на помолвку.
– У меня уже есть кое-что блестящее.
– Это же не рождественский подарок. Давай открывай.
Маленькая коробочка была завернута в красно-золотую бумагу. Я сорвала упаковку и обнаружила футляр для драгоценностей. Посмотрела на Уэса и нахмурилась. Он же знает, что я не из тех, кто любит украшения.
– Доверься мне. – Он провел пальцем по моей щеке и убрал волосы за ухо, как часто делал.
Я открыла коробку и увидела платиновое сердечко на цепочке. Оно было не сплошное, сквозь отверстие в середине будет видна кожа или блузка. Потрясающая подвеска.
– Переверни и прочитай надпись. – У него подергивалось колено, то ли от волнения, то ли от тревоги. Полагаю, скорее второе.
Мое сердце принадлежит тебе.
Простая надпись шла по краю сердечка. Простая, но исполненная глубокого смысла. Я сглотнула, и у меня сжалось сердце.
– Тебе нравится? – спросил он.
Я закрыла глаза и постаралась сдержать слезы. Не хотела, чтобы вся семья видела меня плачущей. Я встала, положила ладони ему на щеки и страстно поцеловала. Несколько минут мы не могли оторваться друг от друга в комнате, полной людьми. И не просто людьми. Членами нашей семьи. Но им пора было привыкать, потому что в будущем мы с Уэсом собирались часто демонстрировать нашу привязанность на людях. В такие моменты я просто не могла удержаться.
– Прибереги это для свадьбы! – простонал Макс, напоминая мне, где я нахожусь.
Я отодвинулась. Глаза Уэса ярко сияли.
– Ей это нравится, – прошептал он.
Пытаясь совладать с чувствами, я попросила Изабеллу помочь мне найти в горе подарков коробку для Уэса.
Я протянула ему мой подарок. Он улыбнулся, увидев, что моя коробка не намного больше его. Сорвал упаковку с таким же энтузиазмом, как Изабелла. Я поняла, что он любит подарки. И взяла это себе на заметку, собираясь завалить его подарками на день рождения, если они его так радуют.
Он открыл коробку. Внутри лежали часы из белого золота на широком коричневом ремешке.
– Миа, потрясающе! Я определенно буду их носить, – выдохнул он.
– Переверни, – попросила я.
С другой стороны были выгравированы две строчки:
Потому что ты не забывал меня…
Я твоя. Миа.
Он медленно сглотнул, и я не сразу поняла его реакцию.
– Есть только один подарок, который может быть лучше этого. – Он вдохнул и поднял голову. В глазах светились нежность и радость. – Твоя любовь.
Я улыбнулась и опять его поцеловала.
* * *
Поздно вечером я открыла дверь ванной, одетая в последний подарок Уэсу на Рождество. Красный бархатный лифчик с белой пушистой окантовкой и крошечную юбку в тон, не прикрывающую ягодицы. На ногах были красные чулки и черные лаковые туфли на головокружительных шпильках. В таких туфлях не походишь. Они для того, чтобы в них трахаться. Волосы черными кудрями спускались до поясницы. Картину довершал колпачок Санта-Клауса на голове.
Я прислонилась к дверному проему, из ванной на кровать падал луч света. Уэс лежал абсолютно голый со стоящим членом. Боже мой! Мне захотелось облизать его сверху донизу. Принять его в себя и показать, как много значил для меня сегодняшний день. Как он изменил мою жизнь к лучшему. Заставить его почувствовать каждый толчок, каждый поцелуй, каждое прикосновение так, как я их ощущаю до мозга костей.
Сохраняя остатки самообладания, я оперлась рукой о дверной косяк над головой и призывно выгнула спину.
– Ты был хорошим мальчиком в этом году, малыш? Или плохим? – Каждое мое слово сочилось вожделением.
Увидев меня, он выдохнул.
– О черт!
– Значит… плохим? – Я хихикнула.
Он протянул ко мне руки.
– То и другое! А теперь иди сюда, я хочу распаковать свой подарок! – прорычал он и одной рукой начал двигать по члену вверх-вниз. Мне захотелось встать на колени и поползти к нему, что я и сделала. Он сошел с ума… а следом за ним и я.
Когда мой мальчик был возбужден, он определенно вел себя плохо. А так он был очень даже хороший.
Глава десятая
Дорогая Миа,Твой папа
Извини, что не отвечал на твои звонки целый месяц. Я не хочу, чтобы мои проблемы и дальше влияли на твою жизнь.
Миа, я сломленный человек. Я и раньше знал, что у меня проблемы с алкоголем. Понимал, что иду по нездоровому пути и что это может меня убить. В прошлом году мне было на это наплевать. Я потерял твою мать. Отталкивал вас, девочки, и тоже потерял. Покончить с этим будет просто. Теперь я знаю, что есть простой способ.
Нельзя было допустить, чтобы тебе и Мэдисон пришлось пройти через то, что вам досталось. При мысли о том, что ты работала на Милли, чтобы спасти меня, оплатить мои долги, мурашки по коже бегут. Я больше не хочу быть ношей для тебя и твоей сестры. Так что с сегодняшнего дня я беру паузу, чтобы понять, что мне нужно. Как я могу измениться и могу ли вообще.
Я свяжусь с тобой, когда пойму. Живи своей жизнью. Не беспокойся обо мне. Я бы попросил тебя присматривать за сестрой, но это глупая просьба. Ты стала для нее лучшим родителем, чем когда-либо были твоя мать и я.
Миа, я надеюсь, что этот человек и новая жизнь в Калифорнии сделают тебя счастливой. Желаю тебе это. Счастья. Ты заслуживаешь счастливого финала больше, чем кто-либо другой.
Люблю тебя больше всех на свете.
Я читала и перечитывала письмо, полученное пару дней назад, и слезы текли по лицу. В голове была полная сумятица. Как мне собраться с мыслями? Столько лет заботиться о папе и теперь перестать? Забыть, что у меня есть отец?
Может, это хорошая идея. Так он написал в своем письме. Жить своей жизнью. Перестать беспокоиться о нем. Последний раз, когда я волновалась за него, он влез в долги размером в миллион долларов, а я пришла в офис тетушки Милли, чтобы продавать свои услуги в качестве эскорта тому, кто заплатит больше. Теперь я совсем другая. Больше я не буду прежней.
Завтра я выхожу замуж за Уэстона Чарльза Ченнинга Третьего. Миа Сандерс больше не будет. Ее место займет замужняя женщина. Лучшая женщина, потому что у меня будет вся сила любви Уэса. И когда придет время заниматься делами отца, Уэс тоже будет рядом.
И чем больше я об этом думала, тем сильнее сердилась. Как он посмел прогнать меня! Очень комичное письмо, ведь именно в таких формулировках я прощалась с большинством из своих клиентов. Думаю, я унаследовала эту склонность от дорогого папочки.
Я продолжала злиться. Завтра я выхожу замуж. Я знала, что путешествие трудное, но надеялась, что он сделает над собой усилие. Уэс собирался отправить за ним свой самолет и оплатить сиделок, которые сопровождали бы его в дороге, только ради того, чтобы я увидела отца на свадьбе. Это тот самый день в моей жизни, когда он должен быть рядом. Мне нужно было, чтобы он позаботился обо мне. Хотя бы один день в целой жизни прожил ради меня. И он не смог это сделать. Он знал, что у меня свадьба первого января. Мы поговорили, какие сложности могут возникнуть в поездке так скоро после пребывания в больнице. Он поклялся, что ничто не помешает ему увидеть, как его дочь выходит замуж. А потом я получаю это письмо.
С балкона спальни я смотрела на бескрайний океан. На плоском отрезке пляже суетились люди, готовящиеся к завтрашнему событию. Установили деревянную платформу и беседку. Эта часть пляжа принадлежала Уэсу, и мы сделали там каменную дорожку. Завтра все это место наполнится цветами, и здесь пройдет наша маленькая церемония. А в будущем мы установим здесь скамейку, откуда будем любоваться видами океана.
– Эй, детка! Как настроение?
Я подскочила с места.
– Господи! Может, в следующий раз ты не будешь так подкрадываться, а?
Джинель плюхнулась на сиденье напротив меня. Положила ноги на решетку балкона.
– Ты чего такая нервная? – Она опустила солнечные очки и посмотрела на меня поверх стекол. – Ноги замерзли?
Я фыркнула и расслабилась.
– Крошка, моим ногам тепло, как в уггах.
Джинель поморщилась.
– Жуть жуткая. Неужели никто не говорил тебе, что угги – это уродство? Кто захочет ходить в таком виде, как будто ему светит вот-вот брести по колено в снегу? – Она откинула свои светлые волосы назад. – Не понимаю, в чем прикол.
– Как кто, я! – Я поставила ногу на перекладину и начала рассматривать сапог. Ну да, уродство. Если бы угги не были такими удобными, я бы в жизни не стала их носить. Увы, стоило мне один раз их примерить, и я поняла, в чем счастье. Это все равно что ходить по пушистым облакам.
– И что же означает это твое выражение лица? Когда я вошла, у тебя был такой вид, словно ты унюхала собачье дерьмо, но не можешь найти источник запаха.
Вздохнув, я протянула ей письмо.
Она внимательно прочитала. Присвистнула.
– Эгоистичный ублюдок. – Ее голос поднялся на октаву. – Не могу поверить, что он так поступил с тобой прямо перед свадьбой. После всего… – Она покачала головой. – Убью его. Так обойтись с моей лучшей подругой, после того чем она пожертвовала… – Она встала и уперла руки в бока. – Знаешь что? Я ему позвоню. Скажу, что он мягкотелый ублюдок…
Я взмахнула рукой, заставив ее умолкнуть.
– Это не поможет. Ему только станет хуже, и он опять начнет пить. Хотя он все равно собирается. Я поняла это по тону его письма. Но знаешь что, Джин?
Она фыркнула и села.
– Мне наплевать. Все кончено. Я всегда буду любить папу. Что бы он ни делал плохого или хорошего, это не изменится. Но у меня не осталось душевных сил, чтобы расстраиваться по этому поводу, как у меня нет больше сил на мать. Больно ли мне? Черт, да, больно. Но завтра будет новый день. – Я вспомнила улыбку Уэса, его прикосновения, влюбленный взгляд. – Уэс делает все вокруг прекрасным. Даже меня. Я буду думать о нем и о том, как мы будем счастливо жить вместе.
Джин кивнула.
– Первое и самое главное, ты всегда была прекрасна. Просто великолепна. А второе, я понимаю. То есть не понимаю, потому что мне хочется двинуть твоему старику по яйцам, но я вижу, что тебе это нужно, чтобы двигаться дальше. Пришло время. Мы все двигаемся дальше. – Она бросила взгляд вдаль, где морские волны одна за другой накатывались на девственно чистый берег.
Я собиралась любоваться этим видом каждый день. Мне чертовски повезло, так что надо было уже прекратить жалеть себя и начать ценить то, что у меня есть. Тем не менее в словах Джинель было что-то, за что я зацепилась.
– Я правильно поняла, что ты переезжаешь… например, на Гавайи?
Она грустно улыбнулась.
– Нет-нет, вовсе нет. Какое-то время побуду здесь. Если вы, ребята, готовы потерпеть меня в гостевом домике.
– Конечно. Оставайся сколько хочешь. Хоть навсегда. Я уже говорила, что мне хочется, чтобы ты жила здесь. Если я собираюсь остепениться, мне нужна моя лучшая подруга. Хотя должна признаться, я удивлена. Вы с Тао разошлись, да?
Она кивнула.
– Да. Он – это все, что я ищу в мужчине. Только он меня не хочет. Что ж… – Она улыбнулась одними губами. – Он хочет отдельные части меня.
Я похлопала ее по руке.
– Шутки в сторону. Что ты имеешь в виду?
Джинель пожала плечами и скрестила руки в защитном жесте.
– Ему нравится проводить со мной время, шутить, мы классно трахались…
– Звучит прекрасно, – перебила я, не желая, чтобы она начала вдаваться в детали. Когда дело касается секса, моя лучшая подружка вовсе не стеснялась. Ни капли. Она любила делиться всеми подробностями, и иногда мне нравилось это слушать, но перед свадьбой был не тот случай. Должно же быть что-то святое.
Она откинула голову и уставилась в небо.
– Он хочет жену и будущую мать для своих детей. Женщину, о которой он будет заботиться, а не женщину, которая хочет работать. Я много лет оттачивала свое мастерство. Перед тем как мне придется бросить танцевать, у меня еще много прекрасных лет. А потом я подумывала открыть танцевальную студию для детей. А если мне захочется детей, то я могу завести их сама. Я могу иметь и студию, и детей. Так было у моей учительницы танцев. Ее дети играли в манеже, пока она вела урок. Может, она брала за уроки меньше, чем могла бы, потому что в любой момент могла прервать занятие, но это было круто. Я росла вместе с этими детьми, танцевала с ними на репетициях. Неужели сейчас я многого хочу?
Она прищурилась, уперлась локтями в колени и положила подбородок на сплетенные ладони.
– Нет, не так уж и много. Если это твоя мечта, борись за нее, если только ты не захочешь чего-то другого. Ты говорила об этом с Тао?
Она вздохнула.
– Да, и он сказал мне, что его женщина не будет работать, разве что в их семейном бизнесе.
– Ну, они же танцовщики, ты тоже можешь…
Она закатила глаза и уставилась на меня так, как будто я объявила, что Брэд Питт стоит в дверях и собирается предложить свои услуги бэби-ситтера.
– Да, – медленно выдохнула я. – Не совсем твой стиль танца.
Джинель поморщилась.
– Да уж.
– Но… Тао – мужчина твоей мечты. Разве не стоит отказаться от одной мечты ради другой?
Она закрыла глаза и втянула воздух.
– Это ужасно, если я скажу нет, не стоит? Во всяком случае, не сейчас, когда мне всего лишь двадцать пять лет. Может, через пару лет я поменяю мнение. Но пока что…
– Он решил двигаться дальше. Теперь ясно. Так это было тихое расставание?
Она фыркнула и выпрямилась.
– Ничего подобного. Хотя надеюсь, он поймет мою мысль.
Я рассмеялась.
– Имеешь в виду, до того, как прилетит сюда и схватит тебя за задницу?
Она взмахнула рукой, целясь мне в нос.
– Бинго! Победитель готовит ужин!
– Эй, я не виновата в том, что это ему так понравилось, что он захотел надеть тебе кольцо на палец. А теперь вставай, женщина, иди на кухню и приготовь мне сэндвич.
Она дернула меня вверх, демонстрируя недюжинную силу.
– И нечего беспокоиться насчет этого. Следующие двадцать четыре часа станут самыми счастливыми в твоей жизни, а я как подружка невесты проконтролирую, чтобы все так и было. – Она смяла письмо моего отца в комок и выбросила его с балкона. Я даже не посмотрела, куда оно упало.
– Ты же знаешь, что моя подружка невесты – Мэдди? – ответила я.
Она заткнула уши и запела:
– Ла-ла-ла-ла-а-а-а-а, ла-ла-ла-ла-а-а-а-а!
Кажется, Мэдди придется подвинуться.
* * *
Одеяло чуть шевельнулось, но я бы ничего не заметила, если бы из-под него не показалось колено. Я медленно дышала, стараясь, чтобы он не заметил, что я проснулась. Мне в нос ударили запахи океана и моего мужчины, и меня охватило возбуждение. Тем не менее я продолжала притворяться спящей. Мне было интересно, что он собирается делать, так что я не хотела выдавать себя.
К моей шее прикоснулось что-то прохладное, но не холодное. Медленно заскользило вниз по спине. Я задрожала.
– Я знаю, что ты проснулась, любовь моя, – сказал Уэс и куснул меня за попу через трусы. Я не ожидала увидеть своего жениха в ночь накануне свадьбы, потому что мы договорились не встречаться – традиция для жениха и невесты. Вообще я не очень увлекалась традициями, но когда Клэр Ченнинг предложила мне это, идея показалась мне очень милой.
И вот он здесь вопреки традициям.
– Мы еще не женаты, а ты уже нарушаешь обычай?
Его пальцы скользнули под резинку моих штанов и стащили их. Я лежала на животе, прижимаясь щекой к подушке, и ждала, что он будет делать дальше. Если он хочет нарушать правила, ему придется сделать все самому от и до. Тогда я смогу заявить, что была беспомощной жертвой, а не соучастницей.
– Как будто тебе не наплевать, – хмыкнул он, проводя прохладным предметом по моим обнаженным ягодицам, а потом между ног.
– Ой! – я подпрыгнула. Предмет исчез, я осталась с ощущением жжения в промежности. Уэс шумно вздохнул.
– Розы и твой мед. Детка, у меня от тебя слюнки текут, – простонал он.
Я повернулась набок. Уэс водил носом по лепесткам кроваво-красной розы. Когда наши глаза встретились, он высунул язык и лизнул краешек лепестка. Я открыла рот, представив, что он чувствует на вкус.
– Вкусно, но мало. – Его глаза горели огнем.
Я наблюдала, как он устраивается на мне верхом. На мне была только белая майка в рубчик, потому что штаны он с меня снял.
– Уэс, ты не должен здесь быть, – неискренне сказала я. Внизу живота и по бедрам разливалось желание.
Судя по тому, как Уэс смотрел на меня, – как будто я живительный фонтан, а он умирает от жажды, – он собирается засунуть в меня свой толстый член как можно глубже и оставаться там как можно дольше. Я это знала, и он это знал. Зачем я сопротивлялась?
Ну да. Его мать. Она сказала, что секрет хорошего брака – воздерживаться в ночь перед свадьбой. Увидеть невесту, только когда она пойдет к алтарю. Она вывалила на меня кучу суеверий, которые в тот момент показались мне разумными. Однако при виде Уэса, желающего сделать со мной то, от чего я начну возносить ему хвалу и благодарить Всевышнего… эти суеверия начали казаться мне полной чепухой.
Он навис надо мной, одетый только в трусы-боксеры и футболку. Начал стягивать с себя футболку, обнажая железную грудь. И не только грудь. Я не могла устоять при виде этой кожи, бугорков и впадин, это просто невозможно. Я уже путешествовала по этому пути. Как только я прикоснусь губами в его груди или к кубикам на его животе… тут игра и закончится.
«У тебя стальная воля», – напомнила я себе. Услышала эту фразу в какой-то рекламе или где-то еще по телевизору и повторяла ее снова и снова.
– Ты собираешься отказать мне в том, что мне принадлежит? – поинтересовался Уэс, взявшись обеими руками за край моей майки у горла. Сжал ткань и одним движением разорвал ее сверху донизу по центру.
Господи боже мой. «У тебя стальная воля».
Он наклонился, и я отрицательно качнула головой. Но ничего не сказала. Его теплые губы сомкнулись вокруг напряженного соска, и он втянул его глубоко в рот.
«У тебя стальная воля».
– Уэс… – услышала я свой шепот.
– Скажи мне, что ты этого не хочешь, и я уйду. – Он по очереди облизывал и покусывал то один, то другой сосок, помогая себе рукой, пока мои бедра не начали двигаться против моей воли. Они дергались, тянулись, стремились найти облегчение от невероятного напряжения, которое он вызвал во мне.
– М-м, не могу, – вздохнула я, обнимая его голову и выгибаясь навстречу его губам.
– Хорошая девочка, – простонал он, вбирая одну грудь в рот как можно глубже. Я стонала, держа его за голову. Хотела, чтобы он ни за что не останавливался.
Уэс раздвинул коленом мои ноги, устраиваясь между бедрами. Движение, к которому я привыкла за многие месяцы занятий любовью с моим мужчиной. Сегодня он хочет быть близко, как можно ближе. Он прижался ко мне всем телом. Без промедления приподнял мои бедра и вошел в меня своим толстым членом на всю длину. Я задохнулась, сжимаясь вокруг него, и вскрикнула:
– О боже!
Он отстранился и потом вонзился в меня мощным толчком.
– Я буду любить тебя целую вечность, Миа.
Отступление, затем мощный рывок.
– Всегда буду любить, – пообещал Уэс, входя в ритм.
Я цеплялась за Уэса, шепча слова любви и клятвы верности ему в шею, в губы, в грудь – везде, куда могла дотянуться, пока напряжение не стало невыносимым. От низа позвоночника во все стороны начала распространяться пульсация, мне стало жарко, я остро чувствовала каждое движение. Его толстый член вонзался в меня снова и снова, еще раз, другой, третий, пока зажженная им искра не превратилась в ослепляющее пламя.
Нависшее надо мной тело Уэса было прекрасной машиной из плоти и крови, нацеленной на удовлетворение желания и доставляющей мне столько удовольствия, сколько я в состоянии перенести. И я принимала, принимала, а потом снова провалилась в бездну. Его рот заглушил мои крики, чувствуя на вкус мое желание. Я укусила его губу, он напрягся всем телом, сжимая меня так, будто улетит в космос, если отпустит. Еще несколько быстрых мощных толчков, и он рухнул на меня. Мое тело превратилось в комок нервов, и меня еще раз пронзило удовольствие, когда он кончил в меня.
Мы лежали и тяжело дышали, уткнувшись друг в друга. Я вдруг подумала, как же я была ему нужна. Когда его мать выступила со своей идеей, он почти не сопротивлялся. Может быть, с самого начала не собирался следовать ее правилам.
Я подняла голову Уэса за подбородок. Он взглянул мне в глаза.
– Тебе хорошо? – хрипло спросила я.
– Я же с тобой. Конечно, мне хорошо, – ответил он.
«Хороший ответ», – подумала я, отодвигаясь чуть вбок, чтобы поцеловать его, и потом возвращаясь обратно.
– Почему ты решил нарушить традицию?
Он хмыкнул, помолчал, потом ответил с хитрым блеском в глазах:
– На самом деле я придерживаюсь традиции.
Я нахмурилась.
– Не поняла?
– Ну, есть традиция, согласно которой, если ты хочешь быть с любимым человеком весь год, надо поцеловаться в новогоднюю ночь ровно в полночь.
Я бросила взгляд на часы. Было пятнадцать минут первого.
– Но уже за полночь.
Он ухмыльнулся.
– О, я целовал тебя в двенадцать. Ровно в это время ты кричала мне прямо в рот во время не первого, нет, второго оргазма. Я впитал его весь.
– Ты извращенец. – Я игриво толкнула его, и он лег рядом со мной. Провел руками по моему телу, словно стараясь запомнить каждую секунду.
– Ты готова к завтрашнему дню?
– Более чем.
Он широко улыбнулся.
– Вот почему ты здесь? Убедиться, что я не собираюсь играть в сбежавшую невесту? – спросила я, прижимаясь к нему.
– Нет, я уверен в нашей любви. Я просто не чувствовал необходимости провести эту ночь порознь. У нас и так было достаточно ночей в разлуке, тебе не кажется?
Я поцеловала его в области сердца.
– Ты прав. Слишком много. Это будет наша традиция – целоваться в двенадцать часов на Новый год и проводить ночь перед свадьбой в объятиях друг друга.
– Это лучшее место на земле. А теперь спи. Завтра напряженный день. – Он подмигнул и поцеловал меня в лоб.
Эпилог
Уэстон
Когда ты смотришь в глаза человеку, с которым собираешься провести остаток жизни, это сшибает с ног. Это последняя женщина, которую я буду целовать в жизни. Последняя женщина, с которой я буду лежать на прохладных простынях. Единственная женщина, с которой я проведу все отпущенные мне дни. Ощущение удивительной окончательности, и при этом это не чувствуешь конец. Чувствуешь облегчение. Как будто ты трудился много дней и наконец достиг цели. Вот она, цель. Этот миг – счастливый финал. Для нас обоих.
Миа. Когда она ступила на крыльцо под руку с братом, все ускользнуло.
Звук океанских волн утих.
Гости, наблюдающие, как босоногое видение в белом спускается по ступеням и идет по каменной дорожке… исчезли.
Сестра, стоящая рядом со мной… исчезла.
Священник… исчез.
Осталась только Миа. В моей жизни всегда будет только Миа. Я живу ради нее. Если бы не она, меня бы здесь не было.
Она ступала в такт музыке, которую я больше не слышал. Одна длинная нога, за ней вторая. Простое элегантное платье. Подходящее ей. Тонкие лямки, глубокий вырез, россыпь кристаллов по краю. Мне нравится ее фигура. Песочные часы с роскошными формами. Платье сужается к талии и, расширяясь книзу, колышется на январском ветру. Прекрасная погода в Малибу подарила нам плюс двадцать пять градусов в самый важный день в нашей жизни.
Голые плечи, руки, ноги, босые ступни. Единственные яркие пятна – ее иссиня-черные волосы, розовые ногти на ногах и красные губы. И, конечно, глаза. Светло-зеленые, как зеленые аметисты, если сравнивать их с драгоценными камнями.
Эти глаза преследовали меня с самого первого дня, когда она сдернула мотоциклетный шлем и я увидел, как в них отражается солнце. Я сразу понял, что это конец. Чего я не знал, что она – еще и начало и середина. Мне не нужен мир, в котором нет Миа. Она превращает темные дни в светлые, печаль в радость, а хорошие дни делает прекрасными. Я сделаю все на свете ради женщины, которая идет ко мне, чтобы стать моей женой. Могу только надеяться, что я – все, что ей нужно. Отныне и навсегда.
– Уэстон Ченнинг Третий, берешь ли ты…
Миа повторила: «Третий» – одними губами, и я скрыл смешок за кашлем, пока священник продолжал говорить речь.
– Веди себя прилично, – прошептал я.
Она подмигнула, и тут пришла моя очередь говорить.
Я посмотрел в глаза моей любимой и искренне ответил:
– Да.
Она подарила мне одну из своих широких улыбок. Спонтанных и от всего сердца. Как я люблю эти прекрасные улыбки.
– Миа Сандерс, берешь ли ты… – Священник проговорил ее клятвы, но я ничего не слышал. Пока не шевельнулись ее губы.
– Да, – сказала она, облизнула губы и закусила нижнюю.
Мне хотелось поторопить священника. Чтобы он уже наконец объявил ее моей. Официально.
Мы обменялись простыми платиновыми кольцами. Миа не из тех женщин, которые хотят купаться в бриллиантах. Нет, моя девочка хочет жить с ветром в волосах и спидометром на максимуме. А я – человек, который хочет дать ей то, что ей нужно, и больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы она была счастлива, поэтому настоящий свадебный подарок ждал ее на дороге.
Я изрядно потратился на MV Agusta FCC, на который она пускала слюни. Да, я посмотрел историю поиска на ее компьютере. Забавная штука. Ожидаешь увидеть ссылки на что-то вроде «Виктории Сикрет» и «Блумингдейлс», но с моей девочкой все иначе. Нет, она искала места для свадебного путешествия и мотоциклы.
Я улыбнулся, пока священник продолжал вещать. Пальцы покалывало от нетерпения, я держал ее ладони и ждал, когда мы наконец станем одним целым.
– А теперь поцелуйте невесту.
Едва он произнес эти слова, как я взял ее щеки в ладони и прильнул к ее губам. На вкус – мята и шампанское. Чистый восторг. Я склонил голову набок и лизнул ее в рот, наши языки сплелись. Она тихо простонала, охотно отвечая на поцелуй, вцепившись в мои плечи и притягивая меня ближе. Я наслаждался этим моментом. Каждый поцелуй значит для нее так же много, как для меня.
Никогда не отпущу ее. Самое замечательное в женитьбе на любимой женщине – это знать, что тебе не придется ее отпускать.
За последний год рядом с Миа и под ее влиянием я научился доверяться пути. Но если говорить по правде, путешествия по-настоящему никогда не заканчиваются. Каждый день – это начало нового пути. Новой жизни. С Миа, нашей семьей и друзьями, которых мы обрели… наше путешествие только началось.
КОНЕЦ
М-м… перелистните страницу, вас ждет специальный бонус – «А что дальше?»
А что дальше?
Алек Дюбуа. Француз, всемирно известный художник и любитель пошлых разговоров, живет во Франции, где его картины все так же высоко ценятся. Одновременно встречается с двумя роковыми женщинами, и они обе заявляют, что ждут от него ребенка.
Гектор и Тони Фазано. У них все хорошо – воплощенная американская мечта. Они поженились вскоре после свадьбы Миа и Уэса и наняли молодую студентку, которая согласилась стать для них суррогатной матерью. Она стала донором двух яйцеклеток, чтобы каждый из них мог иметь биологического ребенка. Они помогли ей получить образование, а сейчас она работает в центральном офисе их компании. Бренд «Фазано» завоевал рынок замороженных продуктов под слоганом «По-настоящему вкусная замороженная еда». Все Фазано теперь мультимиллионеры, включая маму Фазано.
Мейсон и Рейчел Мёрфи. Они поженились, и журнал «Пипл» объявил их свадьбу «свадьбой века». Миа была в числе друзей жениха и в смокинге выглядела потрясающе. Сейчас у Мейса и Рейч трое детей, которые поглощают все время Рейчел, пока ее муж ставит бейсбольные рекорды для себя и «Бостон Ред Сокс». Они собираются когда-нибудь купить собственную команду.
Тай и Эми Нико. Устроили роскошную свадьбу на Гавайях: танцы с огнем, танец хула и традиционное самоанское огненное шоу. С тех пор Эми штампует мини-Таев. После четырех мальчиков Эми наконец родила светловолосую и голубоглазую богиню, которую они назвали Натия – самоанское имя, означающее «тайное сокровище».
Уоррен и Кэтлин Шипли. Проводят время в путешествиях по всему миру. Специальный проект Уоррена с годами получил большое признание и теперь обеспечивает ресурсами страны третьего мира и страны, раздираемые войнами. Он получил награду американского Красного Креста за благотворительность.
Аарон Шипли. Вскоре после проблем с Миа был отстранен от должности Палатой представителей Конгресса США, и Сенат признал его виновным. Оказавшись отрезанным от денег отца, Аарон начал проматывать крупные средства, которые предназначались для предвыборной кампании, и обещать корпорациям покровительство Сената. Сейчас он отбывает срок в федеральной тюрьме в Бейкерсфилде, Калифорния.
Антон Сантьяго и Хизер Рени. Последние десять лет они возглавляют все мыслимые и немыслимые музыкальные чарты. Управляют «Лав-аз Продакшенс» – самой популярной звукозаписывающей компанией поп – и хип-хоп-музыки. Работают сутками напролет и воспитывают дочь, которую они назвали Фейт. Они – лучшие друзья и останутся ими навсегда, так что они решили родить общего ребенка, пока возраст позволяет. Их дочь появилась на свет в результате экстракорпорального оплодотворения. Они оба по очереди с удовольствием занимаются и Фейт, и работой.
Максвелл и Синди Каннингем. Они живут на ранчо в Техасе со своими пятью детьми. К несчастью для Макса, Джексон – единственный мальчик, и Синди отказалась рожать еще детей. Одна из их дочек носит имя Миа, еще одна – Мэдисон. Пятого ребенка они назвали в честь матери Синди. Макс управляет компанией «Каннингем Ойл» вместе с младшей сестрой.
Блейн Пинтеро. Он и члены его веселой банды отбывают десять пожизненных сроков в строго охраняемой тюрьме в Неваде за то, что взорвали бомбу, убившую десять человек. Все эти десять жертв были торговцами наркотиками, торговцами секс-услугами, отмывальщиками денег и убийцами. Так что оно того стоило.
Майкл Сандерс. Так и не оправился после ухода жены и развода, последовавшего через пятнадцать лет после этого. Он продолжает жить в Вегасе и работает сторожем в боулинге. Хотя он больше не делает ставки и не берет взаймы, он продолжает постоянно посещать встречи анонимных алкоголиков. Миа и Мэдисон почти не общаются с отцом.
Доктор Дрю Хоффман. Доктор для звезд в Голливуде. Успел жениться и развестись шесть раз.
Кэти Роулински. Поднялась по корпоративной лестнице и стала генеральным директором «Сенчури Продакшенс». У нее есть огромный особняк в Беверли-Хиллз, и она вышла замуж за своего сексапильного секретаря.
Кент и Мерил Бэнкс. Ведут такой же образ жизни, как и раньше. Кент строит загородные дома по всему миру, а Мерил стала его законной женой. Она рисует и управляет галереей. Они регулярно ездят в Техас и с удовольствием нянчатся с внуками.
Милли Колгров (мисс Милан). Продолжает управлять своей эскорт-компанией. Ее клиенты – исключительно высокопоставленные люди, и ее девочки славятся красотой и скромностью. Милли встречается с известным джентльменом, который сначала пришел к ней как клиент в поисках зрелой женщины. Но вместо того чтобы обратить внимание на девочек из эскорта, он увлекся ею. У них серьезные отношения уже несколько лет. Однако Милли отказывается называть его как-то иначе, чем «моя половина», считая, что любые ярлыки плохо скажутся на их отношениях.
Джинель. Руководит элитной школой танцев в центре Лос-Анджелеса, где учатся знаменитости и перспективные актеры, которым нужно освоить искусство танца. У нее было несколько удачных и неудачных отношений, но наконец она встретила мужчину, которому не может отказать, от которого не может сбежать или спрятаться. Ее жизнь – постоянное движение. Но она счастлива как никогда.
Мэдисон и Мэтт Рейнс. Мэдисон закончила учебу, теперь она ведущий ученый в «Каннингем Ойл». Мэтт и его родители управляют фермой «Ченнинг, Каннингем и Рейнс». У Мэдисон и ее мужа есть сын по имени Митчелл, и сейчас они ждут второго мальчика. Имени у него еще нет, потому что родители спорят по поводу, должно ли оно опять начинаться на букву «М». Мэдди хочет продолжить традицию, а Мэтт – нарушить.
Уэс и Миа Ченнинг. Наши герой и героиня счастливо живут в Малибу в течение учебного года и в Техасе во время каникул и по шесть недель каждое лето. У них двое детей, сын, которого они назвали Маршалл Джексон, и дочь по имени Мэдилин Клэр. Они снимают фильмы, пишут к ним сценарии, проводят кастинг, являются режиссерами. Последний их фильм, «Calendar Girl», имел бешеный успех, собрав триста миллионов долларов в первую неделю. Они проводят дни, катаясь на серфе, играя с детьми, работая над очередным фильмом и занимаясь любовью под шум океана под покровом ночи. Они доверились пути, который свел их вместе, и идут рука об руку.
НАСТОЯЩИЙ КОНЕЦ…
Пока что…