С Эдуардом было интересно. Когда появлялись свободные минутки, мы выходили с ним в локалку, проводя время за беседами. Он хорошо знал историю и с удовольствием рассказывал мне обо всем, что меня интересовало. Однажды я рассказал ему свою историю, и выразил свое недовольство нашим государством, которое позволяет беспредельничать мусорам. Лимонов в этом вопросе был согласен со мной и назвал нашу страну полицейским государством. Ведь его закрыли по указке сверху, а то, что ему вменялся терроризм, было ватой. Просто правительство наше не любит, когда в стране находятся люди, пытающиеся перечить ему. И таких людей кидают в ссылки, чтобы они не всполошили народ и не настроили его против государя нашего. Чаще всего Эдуард уходил от этой темы разговора, так как повсюду были уши сук, козлов да ментов. И если бы кто-нибудь услышал, о чем мы базарим, то у нас могли бы возникнуть очень серьезные проблемы. Ведь присутствие в лагере лидера Национал-большевистской партии и скандально известного писателя-журналиста в одном лице, заставляло мусоров быть начеку. Да и сам Эдуард, видя, что творится в колонии, говорил, что не собирается «шатать режим» и качать права, так как хочет освободиться побыстрее и вернуться в политику.

  Я уже говорил, что он был без капризов, наоборот, он сам попросил себе работу в отряде и занимался уборкой комнаты «НЭВ», дабы не отличаться от «рядовых» зеков. После уборки Эдуард читал и делал какие-то записи в тетрадках, отвечал на письма, которые ему приносили целыми пачками из оперативного отдела. Судя по количеству писем, партия любила своего вождя - письма приходили каждый день, по нескольку десятков. Я, конечно, не собираюсь описывать каждый день пребывания писателя в колонии, об этом читатель может узнать из книги Эдуарда «Торжество метафизики», написанной им после освобождения. Но несколько моментов я конечно опишу.

  Появление Лимонова в лагере отразилось тяжелым испытанием на жизни заключенных. Нет, Эдуард не мутил под зеков и не качал свои права, просто внимание общественности, проявленное к личности вождя НБП, встало всем нам боком. Это был какой-то информационный ажиотаж. Каждый день в зону обязательно кто-то да приезжал, чтобы взять у Лимонова интервью, заснять его на камеру, показать стране в каких условиях содержится писатель. Под этот пресс и попала колония, так как все эти журналисты пытались засунуть свой нос в каждую щель лагеря, что не особо нравилось хозяину. Поэтому и выдрачивали зону каждый день с утра до ночи, мыли, убирали, терли и постоянно сидели в комнате «НЭВ», как манекены, в ожидании очередного журналюги.

  Конечно, вины Эдуарда в этом не было, он и сам заебывался каждый день отвечать перед камерой на вопросы заезжих корреспондентов. Помню, как приехала в зону программа Лени Парфенова «Намедни», заснять один день Эдуарда Лимонова. Пристегнули они к робе писателя маленький радиомикрофон и стали снимать. Походили по спальной секции, посетили пищкомнату, комнату «НЭВ», потом засняли, как Эдуард вместе с отрядом марширует в столовую. Завели нас в столовую, а пожрать не дают. На столах все стоит сытное, горящее и на удивление хорошо приготовленное (специально для «НТВ»), но стоят мусора и не разрешают есть. Ждут гандоны, когда камера приблизится к нашему столу, чтобы заснять, как Эдуард трапезничает. А Лимонов тем временем мне и говорит:

  - Блядь, жрать охота! Заебали они со своим театром!

  Остальные зеки, сидящие за нашим столиком тоже подхватили:

  - Ебаный лагерек!

  - Во как перед телевидением выебываются!

  - Блядь, как клоуны здесь сидим, сука!

  - Смотрите, даже хлеб нормальный дали, пидоры!

  В принципе это была обычная реакция зеков на очередное мусорское представление, если бы не микрофон, который забыли отстегнуть энтэвэшники! Когда мусора опомнились, было уже поздно – бригада НТВ покинула пределы колонии, забрав с собой все свое оборудование. А мы потом долго смеялись, представляя лицо Парфенова, слушающего эту запись. Хоть что-то просочилось из гребаной зоны. Да и журналисты, как мне кажется, спецом забыли микрофон. Такая вот история.