ПЕРВАЯ СЦЕНА
Утро. Открытый пивной павильон.
За высоким круглым столиком стоят Шилов и призрак Карла Маркса. На голове у Маркса-«байкера» — шлем в виде фашистской каски. Перед ними кружки с пивом, вобла на мятой газете.
Продавщица в окошке поглядывает на единственного посетителя с тревогой: она думает, что тот разговаривает сам с собой.
Карл Маркс. Согласитесь, Владимир: у каждого перед глазами есть определённая цель. Такая цель, которая вам самому кажется великой, и которая в действительности такова, если её признаёт великой ваше глубокое убеждение… голос вашего сердца. У вас есть перед глазами такая цель?
Шилов. Сейчас — нет. (Пауза.) Дайте мне аванс… То есть, заказ. Такой заказ, чтобы мир затаил дыхание. Тогда будет цель. А так… что болтать.
Карл Маркс. В этом вы правы. Если человек трудится только для себя, он может стать превосходным мастером своего дела. Но он никогда не сможет стать великим человеком.
Шилов. В теории…
Карл Маркс. Теория овладевает материальной силой, как только она овладевает массами.
Шилов. При чём тут массы. Вы намекаете на то, что в рекламном бизнесе крутятся большие деньги? Дай вам волю, и вы бы и Рафаэля приспособили рисовать этикетки. Мелко, основоположник. В одном вы правы: мне необходима регулярная практика. Без настоящей работы я утоплю свой талант в кружке.
Появляется молоденький милиционер. Шилов его не видит.
Милиционер неспешно прогуливается, останавливается возле продавщицы.
Карл Маркс. Каждый, в ком сидит талант Рафаэля, должен беспрепятственно развиваться. Однако мне кажется, вы недооцениваете культурные потребности современного рабочего класса.
Шилов. Знаем мы их культурные потребности. Теперь только такие потребности удовлетворяют. Вы этого добивались?
Продавщица (обращаясь к милиционеру, кивает на Шилова). Сам с собой разговаривает…
Карл Маркс. Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства.
Шилов. Прекратите говорить непонятно! Кому сейчас нужен мой талант? Капитал и невежество идут рука об руку!
Карл Маркс. Поосторожней на поворотах, приятель!
Шилов. Слушай, ты, призрак коммунизма! Ты уже такой мёртвый, что не в состоянии родить ни одной новой мысли!
Милиционер неспешно подходит к Шилову сзади.
Карл Маркс. Глохни, чувак! От меня остались хотя бы цитаты. А от тебя останется задолженность по квартплате и грязная посуда в раковине.
Шилов. Что ты сказал?.. (Замахивается пустой кружкой.)
Милиционер кладёт на плечо Шилова дубинку.
Милиционер. Гражданин Шилов!
Шилов оборачивается.
Шилов. Здорово, Санёк!
Объясняет Карл Марксу:
Из моего двора парнишка.
Обращается к милиционеру:
Ты откуда?
Санёк. Я с дежурства.
Шилов. А я — просто так.
Санёк. Одному не скучно стоять?
Шилов. Человеку с фантазией никогда не бывает скучно.
Карл Маркс. Золотые слова.
Санёк. Фантазия у тебя богатая. С такой фантазией — не боишься в дурки прописаться?
Карл Маркс. Воображение — великий дар, много содействовавший развитию человечества.
Из правой кулисы появляется Алексей Пчёлкин. Он еле-еле перебирает ноги, голова опущена.
Санёк. Смотри…
Из левой кулисы появляется Ольга Пчёлкина. Она еле-еле перебирает ноги, голова опущена.
Шилов. Вот это номер.
ВТОРАЯ СЦЕНА
Ольга и Алексей, не замечая ничего вокруг, очень медленно, словно зомби, шажок за шажком, движутся навстречу по самому краю сцены — над зрителями.
Карл Маркс, Шилов и Санёк за ними молча наблюдают.
Едва не столкнувшись лбами, супруги поднимают глаза друг на друга.
Ольга. Алёша…
Алексей. Оля? (Делает движение, чтобы обнять её, но тут же отступает на шаг.) Где ты была?!
Ольга. Я?.. (Опускает голову.) Я была у Белугина. Его избили… Я должна была отвезти его домой.
Алексей (злорадно). Сильно избили?
Ольга. Да… То есть, нет… Но было очень много крови… Я всё время звонила, но тебя не было… Откуда ты?
Алексей. Я?.. Я был… Впрочем, сейчас это не важно. Оля, я не понимаю, ты что, была с Белугиным всю ночь? Наедине? В его квартире?..
Ольга. Да, я была. Он обещал деньги. Он сказал, что деньги приготовлены и лежат у него в квартире.
Алексей. Значит, он так сказал… И ты поехала к нему и осталась у него на ночь. Сколько же мы теперь ему должны?
Ольга. Нисколько… Потому, что…
Алексей. Потому что ты отработала эти деньги?
Ольга бьёт Алексея по физиономии, отворачивается.
Ольга. Потому что он ничего не дал.
Алексей. А это ещё ничего не значит! Да-да! Ровным счётом ничего не значит! Всем известно, что из него копейки не вытянуть. Понятное дело! Такой мерзавец мог наобещать с три короба, а после не заплатить.
Ольга. После чего?
Алексей. После… После чего угодно! Вы занимались любовью!..
Ольга. А так же верой и надеждой. Говори по-русски!
Алексей. По-русски? Как же это по-русски… (Сообразив, пугается.) О господи!..
Ольга бьёт его во второй раз.
Алексей. Ага! Тебе нечего ответить!
Ольга. Где ты был? Я звонила всю ночь!
Алексей. Я?.. Почему ты спрашиваешь?.. Ну, допустим, что умер человек. Да-да, умер. Между прочим, не совсем посторонний тебе человек, муж твоей подруги… Люды… Милы…
Ольга. Истоминой?!
Алексей. Да-да! Его убили! Застрелили — бах! бах! Тогда… когда они ушли от нас! От нас, понимаешь?..
Ольга. О господи…
Алексей. Я был там, у неё, вместо тебя. Траур, слёзы, валерьянка… Я утешал.
Ольга. Слёзы? Валерьянка? Это на неё не похоже. Как же ты её утешал?
Алексей. Нет, не то, я не правильно сказал… Я был у неё, потому что она тебе позвонила, но тебя уже не было… Ты была…
Ольга. Ты её утешал, а она пожалела дать тебе денег в долг?
Алексей. Она предлагала… но я не взял.
Ольга. Почему же ты не взял, если она предлагала?
Запутавшийся Алексей разводит руками.
Ольга. Гусары денег не берут?..
Алексей (не убедительно). Оля, как тебе не стыдно.
Ольга. Мне стыдно! Стыдно за свою бывшую подругу. Стыдно за своего бывшего мужа. Стыдно за себя… (Плачет.)
Алексей. Ага! Тебе стыдно за себя! Всё-таки призналась!
Ольга разворачивается, чтобы уйти. Алексей хватает её за плечи, разворачивает обратно. Ольга пытается ударить его третий раз, но промахивается. Алексей хватает её за рук, начинается борьба.
Подбегают Санёк и Шилов, разнимают супругов.
Санёк. С ума сошли? Сейчас обоих — в отделение!
Шилов. Миритесь или хуже будет.
Алексей. Я согласен. Только пусть она руки не распускает.
Ольга. Ещё поговорим.
Алексей. Оля, действительно не время.
Ольга. Временное перемирие.
Санёк. Ну а вообще?.. Почему такие кислые?
Алексей. Квартиру купили, а заплатить не можем.
Карл Маркс. При коммунизме не будет собственников. Каждый сможет занять любую квартиру и выбрать себе любую женщину. Всё будет общее.
Шилов. Двести лет прожил, а ума не набрался.
Алексей. Не понял.
Шилов. Продайте своего Челлини. Сидите на нём… как на бочке с порохом.
Ольга. Я тоже не понимаю.
Алексей. Шилов, что продать?..
Шилов. Да ладно, не прикидывайтесь. Что вы всё время прибедняетесь? Ольга, ты при мне эту шкатулку показывала своему дяде, ювелиру. Я же в комнате был, рядом!
Ольга. Ах, это… Так я ему уже всё продала. Брошки, колечки…
Шилов. Ему?! За сколько?..
Ольга. Всё сразу — за тысячу.
Санёк (уважительно). Долларов?
Ольга. Да. Но нам нужно ещё тысячу. Мы всего четыре должны. А теперь валюты ни под какие проценты не взять. Нас из квартиры выселяют…
Алексей. Погоди, не плач, ещё не выселяют.
Шилов. Я не понял: ты ему что именно продала — колечки или шкатулку?
Ольга. Теперь я вспоминаю. Шкатулку я не продавала. Он сказал: «сложите обратно в коробочку», я и сложила.
Шилов. В коробочку.
Ольга. А ты думаешь, шкатулка тоже денег стоит?
Шилов. Не могу понять: вы это всё серьёзно говорите?..
Карл Маркс. Бенвенуто Челлини, тысяча пятисотый — тысяча пятьсот семьдесят первый. Итальянский скульптор и ювелир эпохи Возраждения, представитель буржуазного маньеризма.
Ольга. А почему ты спрашиваешь?
Шилов. Интересный у вас дядя.
Алексей. Мой дядя на земле трудится.
Шилов. Если вы не шутите, то ваш… родственник проворачивает сейчас самую наигнуснейшую аферу. Эта шкатулка, если очень навскидку, тянет тысяч на сто пятьдесят.
Санёк (уважительно). Долларов?
Шилов. Фунтов стерлингов.
Ольга (запинаясь). Сколько же это… если долларов…
Алексей (запинаясь). Порядка двухсот… тысяч.
Ольга. А как же… зачем же он…
Шилов. Куплю-продажу оформляли? Расписывалась ты где-нибудь?
Ольга (мотает головой). Н-нет…
Шилов. Это уже лучше. Если шкатулка ещё при нём, возьмём легко. Санёк! У тебя в кобуре — что?
Санёк (похлопывает по кобуре). Табельный, Макарова.
Шилов. Бежим бегом к дяде этих сумасшедших. Чёрт побери этого дядю!
Ольга. Трамвай идёт!..
Алексей, Ольга, Шилов и Санёк убегают.
Карл Маркс продолжает спокойно пить пиво.
Свет гаснет. Грохот и звонки удаляющегося трамвая.
ТРЕТЬЯ СЦЕНА
Антикварная лавка Цукермана.
Хозяин смахивает пыль с расставленных на полках товаров.
Роза Моисеевна. Додик, ты пришёл сегодня раньше обычного.
Цукерман. Розочка, ты ведь знаешь, у меня есть дело с этим государственным человеком. Скоро он придёт, и я отдам ему эту злосчастную вещь. Потом он сядет на самолёт и улетит в Лондон.
Роза Моисеевна. Додик, я не позволю тебе обворовывать этих несчастных идиотов. Сейчас придёт милиционер, и он тебя арестует.
Цукерман (роняет предмет, ловит на лету). Ах!.. Разве можно такое говорить!
Роза Моисеевна. А разве можно грабить заплаканную женщину, которая пришла к тебе за помощью? Ты слопал её как серый волк! Додик, ты отправишься в ад, но я с тобой туда не поеду!
Цукерман (испугавшись). Хорошо, хорошо. Я не волк, я не буду её лопать. Я поступлю с ней как честный человек. Она получит свою долю, и это будут очень, очень хорошие деньги. Они как будто совершенно неожиданно свалятся на неё с неба. В конце концов, всю работу делаю я и этот государственный человек. Но её доля будет очень хорошая доля.
Роза Моисеевна. Я хочу, чтобы ты вернул ей эту вещь. Запомни: у тебя от неё будут только одни неприятности.
Цукерман. Но почему, почему!..
Роза Моисеевна. Решай, у тебя есть ещё минута.
Цукерман нервно прохаживается, трёт виски, что-то бормочет.
Начинают бить часы.
Цукерман. Хорошо. Я верну. Пропади всё пропадом…
За последним ударом часов следует звон дверного колокольчика.
ЧЕТВЁРТАЯ СЦЕНА
В лавку заходит милиционер Санёк. Подходит к прилавку, отдаёт честь.
Санёк. Гражданин Цукерман Давид Семёнович?
Цукерман. Так точно…
Милиционер долго и пристально смотрит ему в глаза.
Роза Моисеевна. Предупреждала…
Треск мотоцикла, грохот музыки. Пританцовывая, в лавку заходит Карл Маркс. У него в руке магнитофон. Убирает громкость, делает приветственный жест «козу» — в сторону подсобки.
Роза Моисеевна. Не хватало здесь ещё этого хулигана от исторического материализма! Убирайся!..
Делает энергичный жест.
Цукерман недоуменно оборачивается: он слышит жену, но не понимает, с кем она разговаривает.
Карл Маркс выключает звук, ставит магнитофон, начинает неспешно разглядывать и ощупывать товары на полках.
Санёк. Гражданка Пчёлкина Ольга Петровна — кем вам приходится?
Цукерман. Кажется… родственница. Когда-то мы были близки с её тётушкой, однако не настолько, чтобы…
Роза Моисеевна. Додик, не болтай лишнего.
Санёк. Когда вы видели её в последний раз?
Цукерман. Даже не помню…
Роза Моисеевна. Говори!
Цукерман. Позавчера.
Санёк. С какой целью она к вам приходила?
Направляет свет лампы на лицо хозяина.
Цукерман. Кажется… показать кое-что.
Санёк (приближает лицо, говорит страшным голосом). Что именно?
Цукерман (выдохнув и обмякнув). Да-да. Я всё понял. Сию минуту. (Сползает под прилавок.)
Сняв фуражку, Санёк перегибается через прилавок, чтобы не терять хозяина из виду.
Цукерман ставит шкатулку на прилавок. У него вид провинившегося школьника. Санёк надевает фуражку, выравнивает кокарду по ребру ладони. Прокашливается, берёт шкатулку, прячет в карман.
Санёк. Ну, что же, гражданин Цукерман… Учитывая ваше добровольное признание и помощь следствию… обойдёмся на первый раз без протокола. Честь имею.
Козырнув, Санёк уходит.
Карл Маркс остаётся. Он в восхищении разглядывает свой собственный бронзовый бюст.
Роза делает ему энергичный жест — чтобы убирался.
Цукерман (раздвинув занавески, смотрит на улицу). Роза, смотри, там, на улице!.. Этот милиционер подошёл к Ольге и к её мужу. Они смотрят на меня, они смеются, они машут мне руками!.. (Машинально поднимает руку и опускает.) Но ведь я уже согласился вернуть ей шкатулку, правда?.. Я уже сказал, что верну, — ещё до того, как пришёл этот молодой человек, этот милиционер…
Роза Моисеевна. Ты сказал, Додик. И тебе это зачтётся.
Цукерман (резко поворачивается). Но что я теперь скажу господину Белугину?! Сейчас, сейчас он придёт сюда, этот государственный человек, и мне будет нечего ему сказать!..
Слышен звук подъехавшего автомобиля.
Роза Моисеевна (небрежно). Дай ему ту, другую.
ПЯТАЯ СЦЕНА
Звенит дверной колокольчик, влетает Белугин. Из носа у него торчит вата, лицо потное, говорит в нос. В левой руке держит кейс, правой на ходу разворачивает бумагу.
Белугин (шлёпает бумагу на прилавок). Вот, последние формальности. Давайте, давайте, меня ждёт машина.
Цукерман. Куда же я её дел…
Белугин (хватает Цукермана через прилавок за грудки, дышит ему в лицо). Вы сошли с ума?
Цукерман (вырывается). Ладно… погодите… сейчас. Разве можно пить коньяк с утра, перед таким делом?.. Погодите. Такую вещь нельзя бросать где попало. Я спрятал так, чтобы ни одна сволочь… Присядьте, присядьте, вы что-то неважно выглядите. Наверное, скушали что-нибудь за завтраком?..
Белугин. Да… я присяду… Но только на минуту!
Садится под стеллажами, кладёт кейс на колени, утирает лицо платком. У него над головой — бронзовый бюст Карла Маркса.
Сам основоположник тоже стоит рядом.
Цукерман (выносит и подаёт шкатулку). Вот, держите.
Белугин, бегло осмотрев шкатулку, запирает её в кейс.
Белугин. Знаете что, Давид Семёнович… Я много думал и пришёл к выводу… Что нам необходимо пересмотреть условия нашего контракта. Согласитесь, мой риск и моя работа неизмеримо больше. Вы, всего-навсего, обворовали свою родственницу, а это — не работа. Да-да, мне всё известно. Вы совершили уголовно наказуемое деяние, и скажите спасибо, что я не требую от вас денег за моё молчание.
Цукерман. Что вы говорите!
Белугин. К тому же, по тем документам, которые вы же сами помогли мне состряпать, шкатулка не представляет никакой художественной ценности.
Цукерман. Как это некстати!
Белугин. Хорошо, так и быть. Если дело выгорит, может рассчитывать на полтора-два процента. Это бизнес, дорогой мой Давид Семёнович, а в бизнесе выживает сильный.
Роза Моисеевна. Слушай, основоположник, хотя ты и дурак, но ты всё-таки еврей. Тресни чем-нибудь по голове этого государственного бандита.
Карл Маркс наклоняет бронзовый бюст, и тот опрокидывается, звучно ударяя по темечку начинавшего подниматься Белугина. Белугин садится и обвисает, словно тряпочная кукла.
Цукерман хватает бюст, ставит на место, шлёпает Белугина по щекам.
Цукерман. Эй, слушайте… как же это… Роза! Я ничего не понимаю! Как он упал?.. Эй! Очнитесь!..
Белугин открывает глаза, смотрит по сторонам.
Белугин. Что это… Мне стало плохо?..
Прижимает к груди дипломат.
С улицы сигналит автомобиль.
Дайте руку… Помогите мне дойти до машины.
Цукерман выводит Белугина из лавки.
Карл Маркс, врубив свою оглушительную музыку, делает в сторону Розы Моисеевны прощальную рокерскую «козу» и тоже выходит. Роза, в подражание, делает ему вслед такой же жест.
Слышно как трогается автомобиль, с треском уезжает мотоцикл.
Возвращается Цукерман.
Роза Моисеевна. Он уехал?
Цукерман. Он вернётся.
Роза Моисеевна. Там у него будут большие неприятности.
Цукерман. Но потом, когда он приедет, неприятности будут у меня, здесь.
Роза Моисеевна. Он ничего тебе не сделает.
Цукерман. Господи, от кого я это слышу!.. Кто это ещё вчера запугал меня чуть-чуть не до разрыва сердца?
Роза Моисеевна. Всё-таки этот мерзавец на государственной службе. Его самого так тряхнут и так запугают, что он всю жизнь будет делать вид, что незнаком с тобой.
Цукерман. Правда?.. Розочка, ты меня успокоила. Но эти молодые люди, которых я хотел обмануть, они ведь ненавидят меня!
Роза Моисеевна. Они всё простили.
Пауза.
Цукерман. Знаешь, Розочка, я так устал сегодня… Можно я закрою лавку?
Роза Моисеевна. Правильно, Додик. Тебе необходимо успокоить нервы и подкрепиться. Поезжай сначала на кладбище, посиди на лавочке возле могилы и послушай голоса птиц. А потом пообедай с вином в хорошем ресторане.
Цукерман достаёт связку ключей, затворяет дверь в подсобку.
Теперь из зала виден портрет его супруги в траурной рамке.
Цукерман (обращаясь к портрету). Розочка, я именно так и сделаю.
Целует портрет, медленно выходит, гасит за собой свет.
ШЕСТАЯ СЦЕНА (ЭПИЛОГ)
Один за другим выходят на сцену, произносят свои монологи и остаются в затемнении действующие лица.
Первые четверо выходят из правой кулисы, остальные — из левой.
Алексей. Не волнуйтесь, это уже эпилог. У нас всё сложилось хорошо. Как говорят в сказках, мы жили долго и счастливо. А шкатулка… она оказалась не настоящей. Поразительно ловко сработанная когда-то в Германии копия. В своё время там были великие мастера морочить головы…
Ольга. Правда, у нас всё замечательно. Наш кредитор… (Смотрит на Алексея.)
Алексей. «Монолит-Гарант».
Ольга. Он лопнул. Тогда же, на третий день, когда наступил последний срок.
Алексей. Как мыльный пузырь.
Ольга. Сбежал с деньгами. Он теперь в розыске, а нам не пришлось возвращать последнюю часть кредита. Зато, при участии Давида Семёновича, моего дяди, мы купили новую мебель.
Санёк. Через год я получил повышение.
Шилов (выглядит респектабельно). Я вовремя завязал. Теперь многие из вас меня знают. У меня есть имя и персональные выставки. Был момент, когда я отточил своё мастерство до полного совершенства. Но теперь, когда всё есть… потерялось что-то главное… Со временем думаю перебраться в Штаты. Американцы глупы, им легче задурить головы.
Белугин (у него мятый портфель и мятое лицо). С этой шкатулкой у меня были крупные неприятности. Меня спасли связи и депутатская неприкосновенность. Но я выкрутился, а через некоторое время даже восстановился на государственной службе. Я отвечаю за состояние ваших дворов и подъездов. Полагаю, вы всем довольны.
Мила Истомина (белое лицо, в трауре). Я хотела мужа бедного, но честного. По любви. Но опять вышла замуж за богатого и нечестного. По расчёту. И его тоже убили. И так четыре раза. Или уже пять… Я пристрастилась к кокаину.
Под руку выходят Цукерман и Роза Моисеевна.
Цукерман. Когда прошло ещё лет пятнадцать или двадцать, я наконец воссоединился со своей любимой женой Розочкой. Мы очень, очень хорошо устроились. Так хорошо, что лучше и не бывает. Поверьте, это такое место…
Роза Моисеевна. Додик, не болтай лишнего.
Цукерман. Хорошо.
Освещаются все действующие лица.
Запоздало раздаётся треск мотоцикла и музыка «Роммштайн».
Треск мотоцикла стихает. Карл Маркс, двигаясь под музыку, встаёт рядом с Розой Моисеевной.
К о н е ц