Глава первая

Не самый удачный день. Личная корреспонденция Пухляка. — Карлуша видит сны, один из которых имеет отношение к ближайшему будущему, а другой к отдаленному настоящему

В стране, где живут волшебные человечки, зима бывает короткая: под Новый год выпадает снег, после случаются морозы, а потом начинается оттепель — солнце припекает, снег подтаивает и по земле бежит столько ручьёв, что Мутная река едва не выходит из берегов.

Если на поверхности появляется наст — плотная ледяная корка, — все высыпают наружу с лыжами и санками. Если же снег рыхлый и его выпадает не очень много, на реке расчищают лёд и устраивают большой каток с музыкой и иллюминацией.

Стоял конец декабря, и выпавший ночью большой снег никого не удивил. Жители Песочного города привыкли к тому, что в это время года их дома, каждый из которых всего-то величиной с тыкву, заносит до самой трубы. Если же снег поднимается ещё выше (а бывает и такое), то они разводят в своих печах столь жаркое пламя, что выходящий из труб дым пополам с искрами протапливает в снегу дырки. И тогда со стороны можно видеть, как от снежной поверхности то там то здесь струйкой поднимается дымок.

В такие дни человечки роют между домами тоннели и ходят друг к другу в гости. В солнечную погоду снег светится, и внутри таких ходов бывает особенно красиво.

* * *

Из-за выпавшего ночью большого снега за окнами казалось темно, и Карлуша, к своему огорчению, проснулся только к полудню. В доме было пусто и тихо, только за стеной, в комнате Пухляка, слышался шум настройки радиоприёмника.

— …К вечеру температура воздуха повысится до плюс пяти градусов, однако ночью ожидаются заморозки до минус десяти, — докладывала дикторша. В дальнейшем сохранится умеренно морозная погода с температурой от минус трех до минус семи градусов. Желаем вам приятной встречи Нового года!

Пора было вставать и одеваться.

В зимнее время Карлуша, как и все другие гномы, носил валенки. В валенках тепло и удобно, а главное, не нужно возиться со шнурками и застёжками. Поверх рубашки он надевал толстый вязаный свитер мышиного цвета, растянутый едва ли не до колен, а вокруг шеи обматывал ярко-красный шарф в полоску — столь длинный, что концы его путались в ногах. Зимнюю шапку Карлуша не любил, и даже в мороз разгуливал с растрёпанными волосами.

Одевшись, он заглянул к Пухляку. Тот уже позавтракал и теперь валялся на кровати, покручивая настройку стоящего на животе радиоприёмника.

— Слушай, а куда все подевались? — рассеянно поинтересовался Карлуша, позёвывая в ладошку.

— Ходы роют, будто не знаешь, — ответил Пухляк.

— А меня почему не разбудили?

— Глюк сказал, что ты дежурный по кухне.

— Да?.. — Карлуша почесал затылок. — Слушай, а сам-то ты чего здесь разлёгся?

— Спина болит, — соврал Пухляк.

Карлуша спустился в столовую, поковырял без аппетита холодную кашу и занялся уборкой: подбросил в печку дров, поставил греться котёл с водой, свалил в раковину грязную посуду, повозил мокрой тряпкой по столу.

Из расположенного поблизости сарая, который Взломщик и Шестерёнка приспособили под мастерскую, пахло краской и доносилось шипение распылителей. Почти месяц друзья-мастера сооружали там аэросани, а теперь красили корпус по вырезанному из бумаги трафарету.

Через прорытый ими ход Карлуша перебежал в мастерскую и стал смотреть.

На поверхность постепенно ложился яркий, похожий на рвущуюся вперёд стрелу рисунок. «МЕТЕЛИЦА» — прочёл он выведенное красным по белому название снегохода.

— Скоро прокатимся с ветерком? — сказал Карлуша, наводя мосты для последующих полезных контактов.

Взломщик и Шестерёнка оглянулись, но не ответили. Из-за шипения распылителей они ничего не расслышали. А если бы и расслышали, то не смогли бы ответить, потому что их лица были закрыты специальными фильтрами.

Карлуша этого не понял и решил, что с ним не желают разговаривать.

— Только не надо делать умные лица, — сказал он. — Всем известно, что снегоход придумал Студент. И чертежи он вам нарисовал. По готовым чертежам любой дурак бы склепал.

Взломщик и Шестерёнка снова оглянулись и промолчали.

Карлуша между тем распалялся сильнее:

— По чертежам бы и я сообразил, что к чему… Хотел бы я посмотреть, что бы вы без чертежей делали.

Ни в каких чертежах он, конечно, не разбирался и говорил из вредности. Что же касается Студента, то его вообще не было в городе, и работы производились без его участия.

— Что ты говоришь? — сказал наконец Взломщик, подняв на лоб очки и опустив маску респиратора.

— Я говорю, что такую ерундовину и любой дурак бы склепал, — произнёс Карлуша не совсем уверенно, догадываясь, что произошла путаница. Но из упрямства он решил идти напролом до конца.

Взломщик удивился.

— Слушай, — обратился он к своему другу Шестерёнке, который тоже опустил маску и начал прислушиваться к разговору, — слушай, ты случайно не помнишь, кто здесь вертелся целый месяц и мешал работать? Кто тут приставал и надоедал, когда можно будет покататься?

— Да, — сказал Шестерёнка, — такая личность мне знакома.

— А не кажется ли тебе, что у этой личности от безделья начало развиваться слабоумие?

— Очень похоже на то. И знаешь, что я думаю, Взломщик?

— Да?

— Что такие личности представляют опасность и что их вообще нельзя подпускать близко к технике.

— Стало быть, о катании не может быть и речи?

— Категорически отказать. И знаешь ещё что?

Отложив распылители, Шестерёнка, а за ним и Взломщик начали медленно приближаться к Карлуше.

— Да-да?..

— В целях скорейшего выздоровления предлагаю надавать этой выдающейся личности по ушам.

Не дожидаясь исполнения угрозы, Карлуша выскочил за дверь. Припустив к дому, он на ходу крикнул:

— Не очень-то и хотелось! Катайтесь сами! Умники нашлись, как-нибудь обойдемся…

Вернувшись на кухню, Карлуша увидел, что вся вода, гревшаяся для мытья посуды, выкипела а жестяной котёл распаялся. Взломщик и Шестерёнка могли бы запаять в два счёта, но день, похоже, не клеился с самого начала.

Карлуша взял накалившийся котёл прихватом и бросил его за дверь, в снег. Послышалось яростное шипение и треск. Пожалуй, теперь его в два счёта не запаять…

Вконец расстроенный, Карлуша поднялся к себе и лёг.

Приёмника за стеной не было слышно, теперь оттуда доносилось шуршание бумаги. Нетрудно было догадаться, что Пухляк занялся своей почтой, или, как он сам её называл, «личной корреспонденцией».

Тут тоже следует кое-что пояснить.

После выхода на телевизионные экраны многосерийного фильма о путешествии на остров Голубой звезды все участники экспедиции сделались знаменитыми. Каждый из них получил огромное количество писем от зрителей. Но почти все, по разным причинам, кто из скромности, кто из-за занятости, а кто из-за лени, отвечать не стали.

Иначе обстояло дело с Пухляком.

В фильме было показано, как он, спасая от гибели своих товарищей, бросился под ноги вышедшему из-под контроля взбесившемуся роботу, и такой поступок, конечно, не остался незамеченным.

Благодаря этому подвигу Пухляк обрёл десятки и сотни поклонников, а вернее, поклонниц, которые буквально засыпали его своими восторженными письмами.

Правду о его «подвиге» знали трое: корреспондентка Кроха, Студент и Клюковка-Огонёк.

Отсматривая по возвращении из путешествия рабочие материалы, Кроха несколько раз подряд прокрутила эпизод, предшествовавший гибели «Шестого». Момент, когда робот на бегу резко и внезапно изменил направление, ясно показывал истинную картину событий. А именно то, что Пухляк не собирался жертвовать собой, как это ошибочно поняли окружающие, а, наоборот, струсил и попытался убежать.

После недолгих размышлений Кроха вырезала из фильма разоблачительные кадры, показав их только Студенту и Клюковке. Без этих кадров эпизод выглядел в самом выгодном свете для «героя». И хотя слава его была незаслуженна, это было всё-таки лучше, чем выставлять на посмешище всех участников экспедиции.

Письма, приходившие Пухляку, были запечатаны в изящные конверты, отчаянно пахли духами, и почти все до одного начинались словами: «Здравствуйте, господин Пухляк! Вы меня не знаете, но я всё равно решила написать вам это письмо». Даже почерки (довольно аккуратные, надо признать) и грамматические ошибки были в этих письмах одинаковые. При помощи цветных карандашей и линейки текст заключался в рамку, а заканчивался игривой фразой: «Жду ответа, как соловей лета!»

Таких писем приходило огромное количество, и поскольку Пухляк был впервые удостоен столь лестного и приятного внимания, то старался ответить на каждое, не растеряв ни одной поклонницы и, наоборот, подогревая их интерес к своей особе.

Ввиду того что сам герой не мог связать на бумаге двух слов, однажды он явился к поэту Светику и рассказал ему о своих затруднениях.

— Нет ничего проще! — сказал Светик. — Я сочиню образец ответного письма, и тебе останется только переписывать. Не каждому ведь дано изящно и красиво изъясняться, — прибавил он не без самодовольства. — Приходи завтра.

Образец Пухляку понравился, однако его смутило количество слов, которые ему предстояло переписывать собственноручно. Когда Светик закончил чтение, Пухляк его искренне поблагодарил, но тут же попросил текст сократить, поскольку такую писанину (а у него насчитывалось более ста корреспонденток) просто физически не осилить.

Светик пожал плечами и вычеркнул несколько не самых удачных, по его мнению, абзацев.

Сокращённый вариант Пухляку понравился больше, но всё ещё был чересчур обременителен.

В конце концов, в результате долгих препирательств, письмо было сведено к нескольким абзацам. Оно начиналось словами: «О прекрасная невидимая Собеседница!», а заканчивалось надрывным воплем: «Вы вселили в меня надежду и заставили биться сердце, очерствевшее в жестоких испытаниях! Благодарю Вас! О, благодарю…»

Немного ошарашенный таким стилем, Пухляк всё же от души поблагодарил автора и собрался уходить. Но Светик неожиданно предъявил ему условие:

— Вот что, братец, погоди. Я постарался, так уж и ты будь любезен, выполни мою просьбу.

Пухляк нехотя вернулся; он уже раньше подумал, что даром ничего не делается и Светик обязательно потребует от него какую-нибудь услугу.

— Видишь ли, братец… — начал развивать свою мысль Светик. — Дело в том, что нас, поэтов, не очень-то жалует читатель. Для того чтобы получить широкую известность, нужно буквально в лепешку расшибиться…

— Зачем же в лепешку, — возразил Пухляк. — Тебя все и так знают.

— Ах, да кто меня знает! Знают только здесь, в этом захудалом городишке. А попробуй-ка заставь кого-нибудь, допустим, в Центральной директории взять с полки книжку никому не известного поэта Светика, когда рядом стоит роскошно изданный том стихов знаменитого Пегасика! В то время когда мои стихи ничуть, ничуть не хуже! Ты согласен?

Пухляк поспешно закивал головой, хотя стихов никогда не читал, а о Пегасике слышал впервые. Он силился понять, чего именно может потребовать от него Светик.

— Так вот, не затруднит ли тебя, дорогой друг, дополнительно вкладывать в каждый конверт листок с моими стихами? Понимаешь, если мои стихи будут под рукой у столь огромного количества романтически настроенных читательниц, появится хороший шанс утереть нос этому зазнавшемуся Пегасику.

Уяснив, что делать ему, в сущности, ничего не придётся, Пухляк легко согласился вкладывать в письма стихотворения Светика. Тем более, рассудил он, что увлечение поэзией пойдет только на пользу его собственному образу.

И Пухляк принялся за работу.

Старательно, высунув язык, он выводил на бумаге текст, начинавшийся словами: «О прекрасная невидимая Собеседница!» — а затем вкладывал письмо вместе со стихотворением Светика в конверт.

Помимо краткости текст письма был удобен ещё и тем, что в нём не указывалось имя адресата, и это гарантировало от неизбежной путаницы с именами поклонниц. Имя и адрес он писал уже на конверте, каждый из которых аккуратно облизывал и приглаживал. (Эти облизывания не прошли даром: язык у него однажды распух от клея, и Пухляк не спустился к обеду, впервые в жизни лишившись аппетита. Осмотрев язык, доктор Глюк строго-настрого запретил ему лизать клей, посоветовав употреблять для этой цели кисточку и стакан с водой.)

В описываемое время Пухляк работал уже над вторым кругом корреспонденции, и к этой теме мы вернёмся, но несколько позднее.

Под шелест бумаги и конвертов, доносившийся из-за стенки, Карлуша заснул. Ему приснилось, что Студент придумал воздушный шар, изготовленный из бумаги. Такой огромный заклеенный почтовый конверт с адресом и печатью. И адрес кажется Карлуше знакомым: «Зелёная горка, Ясноглазке».

Вот гигантский конверт надулся, поднялся в воздух, и гномы полезли в привязанную к нему корзину. Один только Карлуша не успевает и хватается за болтающуюся из корзины верёвку. Под ним оказываются санки, и верёвка тянет его за воздушным шаром.

Шар-конверт с трудом летит, вернее, тащится по ветру и теряет пассажиров. Наконец он окончательно рассыпается маленькими конвертами и листочками писем, а Карлуша отпускает верёвку и продолжает скользить вперед. Он понимает, что скоро попадёт в Зелёную горку и увидит Ясноглазку, с которой когда-то подружился, но так и не написал ей письмо, хотя обещал.

Вот и её дом, не дом, а дворец, весь ледяной. Ясноглазка встречает его на пороге, зовёт в дом, но Карлуша отмахивается: «Сейчас, сейчас, ещё чуточку посплю…» Откуда-то появляется доктор Глюк и говорит сердито: «Видали? Он спит! Натворил делов, а теперь спит!»

Он хорошенько встряхивает Карлушу, пружины кровати взвизгивают, и тот просыпается.

Никакого дворца и Ясноглазки. Над кроватью стоит Глюк, позади ещё несколько любопытных.

— …Когда все работали, он спал! Посуду не вымыл! Котёл испортил!.. И опять спит! Ну что с таким лодырем и вредителем прикажете делать?..

Карлуша вскочил с кровати и принялся тереть глаза.

— Сами вы все… — огрызнулся он и выбежал из комнаты.

На следующий день, после короткой оттепели, на снегу образовался наст. Это всех обрадовало, потому что теперь можно было подготовить на Мутной реке место для новогоднего праздника — залить каток прямо на поверхности снежной корки. Такой метод для жителей Песочного города был не в новинку, поэтому за дело взялись дружно и уверенно. Карлуша тоже хотел пойти, но вспомнил о своей обиде и вместо того, чтобы трудиться вместе со всеми, целый день катался на санках с гор.

Вернувшись домой голодный и усталый, он принялся искать в столовой свою порцию обеда, которую всегда оставляли опоздавшему. Но всё уже было вымыто и прибрано, запаянный котел с остывшей водой стоял на плите.

Карлуша взял хлеба отправился к себе в комнату, съел и заснул как убитый.

За ужином Глюк поинтересовался:

— А где у нас Карлуша пропадает? Я и за обедом его не видел.

— Он весь день на санках катался, а теперь спит, — сообщил Пухляк.

— Ну тогда пусть спит, — сказал Глюк. — Вы его не будите. Я вчера на него наорал сгоряча, вот он, наверное, и рассердился.

— На сердитых воду возят, — заметил Шестерёнка.

— Нет, нет, вы его не обижайте, — заступился Глюк. — Он хороший, только со странностями. Обед ему оставить не забыли?

— Не забыли, — сказал дежурный по кухне Зануда. — Я ему хорошую порцию оставил.

— Погоди, погоди, — встревожился Шестерёнка. — Получается, что это я его обед стрескал. Я в мастерской задержался, а потом увидел на столе обед и съел… Я ведь подумал, что это для меня оставили.

Все забеспокоились, что Карлуша остался без обеда, но Пухляк сказал, что волноваться тут совершенно нечего, поскольку он сам видел, как Карлуша нёс в комнату хлеб.

— Ну тогда ничего, — успокоился Глюк. — Тогда пускай спит. Только вы ему ужин обязательно оставьте.

Карлуша открыл глаза глубокой ночью. Он выспался, настроение было паршивое, и он стал думать обо всех своих обидах — настоящих и выдуманных. А поскольку фантазия у него была очень богатая, выдуманных обид нагромоздилось такое количество, что его буквально прошибла слеза. И для того, чтобы страдания получили какое-то логическое завершение, он решил отомстить. Так, чтобы все почувствовали себя виноватыми.

Карлуша выдрал из тетради листок и написал:

Ухожу от вас навсегда. Если замёрзну в лесу и не вернусь, обо мне не беспокойтесь. Спасибо вам за всё.

Последние слова показались ему настолько многозначительными и пронзительными, что слёзы закапали из обоих глаз. Оставив записку на тумбочке, он влез в валенки, набросил на плечи полушубок, сгрёб в охапку лыжи и палки и, стараясь не скрипеть ступеньками, спустился по лестнице.

Из-за соседней двери высунулся Пухляк. Он тоже спал днём и от этого теперь мучился бессонницей. Увидев, что Карлуша уходит куда-то с лыжами посреди ночи, Пухляк растворил дверь в его комнату и включил свет. От лёгкого дуновения записка слетела с тумбочки и упорхнула под кровать. Не заметив этого, Пухляк тихонько вышел и спустился вниз. В темноте скрипнула наружная дверь и послышались удаляющиеся шаги.

Пухляк включил свет, огляделся и увидел на столе ужин, оставленный для Карлуши. Недолго поколебавшись, он сел за стол и с удовольствием умял чужую порцию.

Затем он вернулся к себе в комнату и лёг на кровать. Приятное ощущение сытости заглушило тревогу, его снова стало клонить ко сну. По поводу увиденного он решил на всякий случай никому ничего не говорить.

Выбравшись на ощупь из дома, Карлуша пробрался в мастерскую Взломщика и Шестерёнки и залез в салон подсыхающей после покраски «Метелицы». От удушливого химического запаха голова у него слегка закружилась. Он лёг на заднее сиденье, прикрылся полушубком и свернулся калачиком.

И снова ему привиделся сон, но на этот раз не столько удивительный, сколько тревожный и страшный.

Он увидел Ослика, который смотрел на него и силился что-то сказать.

— Ослик! — одновременно обрадовался и испугался Карлуша. — Ах, как давно мы не виделись! Прости, что я так долго о тебе не вспоминал…

Тут он увидел, что вокруг зияет чёрное космическое пространство — они находятся на внешней, безжизненной оболочке Луны. На Ослике не было космического скафандра, и Карлуше сделалось за него страшно.

— Ослик! — закричал Карлуша. — Почему ты здесь? Что случилось?

Вместо ответа Ослик опустился на четвереньки и жалобно проблеял:

— Помоги-и-и-те!.. Спаси-и-и-те!..

Карлуша бросился к другу, но в этот момент поверхность Луны треснула, раскололась надвое, и между ними с ужасным грохотом разверзлась и стала шириться пропасть. Всё посыпалось, из расщелины ударила струя дыма, похожего на облако белого порошка. Ослика не стало видно, вся Луна затряслась, заходила ходуном и начала разваливаться на куски. Карлуша взмахнул руками и полетел в пустоту…

 

Глава вторая

Как Карлушу хотели высадить в снег, но пожалели и оставили. — Как изобретатель Тормашкин потерял голос. — Творческие мучения писателя Баяна. — Карлуша выясняет, что кое-кто состоит с ним в переписке

Сани тряхнуло на пригорке, и Карлуша с криком «ой!» скатился на пол. Когда он медленно поднялся и выглянул из-за спинки переднего сиденья, его взору открылась удивительная картина: навстречу стремительно летела сверкающая на солнце снежная равнина, а из водительской кабины на него в упор, широко раскрыв глаза, смотрели Взломщик и Шестерёнка.

Едва не зарулив в овраг, Взломщик заглушил двигатель и тоном, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался:

— Послушай, Шестерёнка, тебе не кажется, что к нам сюда забрался шпион?

— Да, смотри, сидит какой-то…

— А ты его, случайно, не знаешь?

— Нет… впервые вижу такого. Наверное, какой-нибудь вредитель. Надаём ему сейчас по шее, посадим в снег да и поедем дальше.

— Правильно, — согласился Взломщик, — нечего ему здесь делать. А ну давай его за руки, за ноги…

Карлуша, тревожно переводивший взгляд с одного на другого, в испуге завопил:

— Стойте! Не надо в снег! Я не шпион, я не вредитель! Я — Карлуша!..

— Ах, так ведь это же Карлуша! — будто только что признал его Шестерёнка. — Та самая выдающаяся личность! Позвольте автограф. Распишитесь, не сочтите за труд. Во-он там, на снегу, подальше, за тем пригорком, будьте любезны.

— Да, теперь я тоже его узнал, — сказал Взломщик. — Надо эту личность развернуть обратно, в Песочный город. Только ведь мы уже проехали больше половины дороги… И когда он только успел спрятаться!

— Братцы! — воскликнул Карлуша со всей искренностью. — Честное слово, я не хотел прятаться! То есть я даже не знал, что вы куда-нибудь поедете, я только спрятаться хотел… то есть…

Увидев, что Карлуша не врет, а только путается, Взломщик и Шестерёнка решили оставить его в покое. «Метелица» рванула с места, и в дороге постепенно прояснилось следующее.

Ранним утром, когда все спали, в коридоре задребезжали настойчивые звонки, и заспанный Взломщик поплёлся к телефону.

— Вас беспокоит писатель Баян! — зазвучал в трубке мягкий, но настойчивый голос. — Писатель Баян. Помните, вы как-то были у нас в Парке?

— Да, да, конечно, рад вас слышать, дружище!

— Простите, что беспокою вас в столь ранний час, но у нас произошло чепе!

— Что произошло?

— Че-пе! Чрезвычайное происшествие! Срочно необходима ваша помощь. Поймите, ближе, чем до вас, мне ни до кого не удалось дозвониться. Я думаю, что сейчас ещё все спят!

— Да-да…

— Скажите, пожалуйста, господин Взломщик, нет ли у вас, случайно, сварочного аппарата?

Взломщик подтвердил, что сварочный аппарат у него имеется.

— В таком случае не могли бы вы сейчас как-нибудь одолжить его нам? Речь идет буквально о спасении гнома.

— О спасении кого? — Взломщик моментально проснулся, услышав, что речь идет о чьём-то спасении.

— Тормашкина, изобретателя… Вы должны его помнить!

— Да, конечно. Что с ним?

— Вы понимаете, он запер себя в металлическом гараже. Дикая случайность! Дверь необходимо срочно разрезать сварочным аппаратом, иначе Тормашкин замёрзнет!

— Немедленно выезжаем! — закричал Взломщик без дальнейших расспросов, досадуя на то, что потратил столько времени на совершенно лишнюю болтовню. Выезжаем, ждите!

— Но как же вы добе…

«Как же вы доберетесь?» — хотел спросить Баян, но Взломщик уже бросил трубку. Он разбудил Шестерёнку, они погрузили в багажник «Метелицы» сварочный аппарат и, взявшись разом, выкатили машину на поверхность.

Карлуша, который в это время видел страшный сон про Ослика и лунотрясение, не проснулся, а его никто не заметил, потому что за спинки сидений не заглядывали.

Глубокий снег с настом остался позади, и легко скользившие до этого полозья зарылись в неглубокий пушистый снежок. Взломщик нажал кнопку на пульте управления, полозья убрались в корпус, и «Метелица» легла на плоское, напоминающее одну широкую лыжу днище. Укреплённый позади авиационный винт прибавил оборотов, и машина помчалась с прежней скоростью.

Карлуша, развернувшись, смотрел через заднее стекло: мчавшийся на всех парах снегоход оставлял за собой огромное облако снежной пыли, раздуваемой мощным пропеллером. «Вот почему его назвали „Метелицей“», — догадался Карлуша.

Русло реки стремительно петляло, и вскоре за обрывом показалось колесо обозрения, стальные горки, карусели и домики с дымящимися трубами. Местные гномы поссорились с барышнями и обустроили свой городок прямо в парке аттракционов.

«Метелица» с разгону влетела на пляж, легко поднялась в гору и, сбавив скорость, выехала на главную «улицу» поселка.

Дома в Парке стояли запорошенные снегом, и Взломщик с Шестерёнкой, растерянно озираясь, никак не могли понять, где дом Тормашкина. Что касается Карлуши, то он никогда прежде здесь не был.

Но вот, проезжая на медленном ходу мимо одной из улочек, они увидели в глубине толпу и, не долго думая, свернули.

— Сюда! Сюда! — послышались голоса, и вскоре «Метелицу» окружили здешние гномы.

Как только прибывшие спрыгнули с подножки, каждый по очереди попал в пушистые объятия писателя Баяна, одетого в меховую шубу, меховую шапку и меховые варежки. Голос у него тоже был мягкий и пушистый.

— Тот самый Карлуша! — радостно воскликнул Баян. — Это просто замечательно, что вы тоже здесь! Мне нужно с вами о многом поговорить, но это после, после…

Металлический гараж, в котором угораздило запереться несчастного Тормашкина, имел довольно скромные размеры. Как выяснилось, он предназначался не для автомобиля, а для недавно изобретённого Тормашкиным снежного мотоцикла, работавшего на искусственном льду — таком, какой бывает в ящиках у продавцов мороженого. В бак с этим льдом поступал кипяток, происходила бурная реакция, и образовавшийся холодный пар ударял в цилиндры двигателя.

Случилось же вот что. Накануне вечером Тормашкин возился в своем гараже с мотоциклом, отлаживая двигатель, и, по причине необычайно холодных испарений искусственного льда, застудил себе горло. Он совершенно лишился голоса и мог только почти беззвучно шипеть и жестикулировать.

И тут следует пояснить, что все предметы, замки и механизмы в доме и подсобных помещениях Тормашкина работали по совершенно особенной, недавно изобретённой им оригинальной системе.

Однажды ему пришло в голову, что во множестве имевшиеся в его доме кнопки безнадёжно устарели. И тогда Тормашкин изобрёл особого рода датчики, которые реагировали не на примитивное нажатие кнопки, а на звук его голоса.

Условным сигналом для срабатывания скрытых механизмов служило кодовое слово — «открыть», «закрыть», «поднять», «свет», «мотор» и тому подобные команды, произносимые голосом хозяина. Кстати сказать, Тормашкин, как и многие другие изобретатели, был довольно рассеян и часто путал кодовые слова, в результате чего получал дверью по носу, обливался кипятком в душе или же откидная кровать с размаху припечатывала его к стене.

И вот последнее непредвиденное обстоятельство — внезапная и полная потеря голоса — застигло его в самое неподходящее время: запертым в металлическом гараже, зимой, с кучей искусственного льда в двигателе мотоцикла. Датчик замка был наглухо вмонтирован в металлические ворота, и подобраться к нему не было ни малейшей возможности.

Тормашкин принялся колотить чем попало по железу и разбудил жившего по соседству писателя Баяна. Тот попытался сломать ворота при помощи металлического лома, но поднятым шумом добился только того, что перебудил половину поселка и вокруг гаража понемногу стала собираться толпа. Приложив ухо к железу, можно было слышать, как внутри разминается Тормашкин, чтобы совсем не замерзнуть. Кто-то предложил разрезать ворота сварочным аппаратом, и Баян вспомнил, что в Песочном городе живут механики Взломщик и Шестерёнка, у которых такой аппарат наверняка должен быть. Дальнейшее нам уже известно.

Всю ночь жители Парка, меняя друг друга, жгли перед одной из стен гаража костер, чтобы Тормашкин с другой стороны мог возле неё греться. Когда же в полдень на улице показался снегоход и два гнома в меховых кожаных куртках подтащили к воротам гаража сварочный аппарат, все облегчённо вздохнули.

Но Взломщик и Шестерёнка почему-то не спешили начинать работу. Они молча обошли кругом небольшую коробку гаража, имевшую высоту чуть больше их собственного роста и не более полутора шагов в поперечнике, переглянулись и обратились к уважительно следившим за ними гномам:

— Слушайте, братцы, а дно у него имеется?

— Кажется, дна нет, — сказали соседи.

— А вы поднять его пробовали?

Гномы удивлённо загудели; такое неожиданное техническое решение почему-то не приходило им в голову. С утроенной энергией заколотил по стенке Тормашкин, который давно уже всё понял, но не мог сказать.

— А ну-ка возьмём все разом, — скомандовал Взломщик.

Все, как могли, ухватились за стены, углы и выступы крыши гаража.

— Три-четыре!..

Металлическая коробка неожиданно легко оторвалась от мерзлой земли, и из-под неё, скрючившись и стуча зубами, выскочил закутавшийся в техническую ветошь изобретатель Тормашкин. Баян растворил дверь своего дома, и Тормашкин опрометью бросился к горящей печке.

Из больницы находившегося поблизости посёлка Зелёная горка прикатила на лыжах запыхавшаяся докторша тётя Груша. Баян проводил к себе её и приезжих.

За столом, перед электрическим самоваром, когда всё внимание было привлечено к распарившемуся горячим чаем с мёдом Тормашкину, хозяин завёл разговор с Карлушей.

— Вы знаете, я хочу написать о вас книгу, — признался Баян без долгих вступлений. — Это, видите ли, мой последний шанс оставить, так сказать, след на литературном поприще.

— Ну да! — удивился Карлуша. — А чего я такого сделал?

— Ну, во-первых, фильм о вашем путешествии на остров Голубой звезды пользуется у гномов сногсшибательной популярностью. И если мне удастся с вашей помощью собрать материала больше, чем показано в фильме, да написать толстый роман, то он, как и фильм, непременно станет очень популярным, так всегда бывает. Я вообще, знаете ли, уверен, что в писательском деле все зависит не от какого-то там стиля или вдохновения, а от правильного выбора темы и сюжета. Если вы пишете о фантастических приключениях, погонях и драках — не сомневайтесь, что книгу зачитают буквально до дыр.

— Я знаю девчонок, которые тоже любят читать, — заметил Карлуша.

— О, барышни любят романы о каких-нибудь переживаниях, слезах и разлуках, — отмахнулся Баян. — Они и сами умеют всё это хорошо сочинять. Но дело не в этом. Должен вам признаться, — Баян заговорил шепотом, — что все мои попытки написать книгу с выдуманным сюжетом потерпели неудачу. В вашем же лице я, по счастливому совпадению, имею как очевидца реальных событий, так и их действующее лицо.

— Но ведь здесь с нами Взломщик и Шестерёнка, — возразил Карлуша. — Они лучше меня расскажут, да и это… как вы говорите… лица у них тоже вполне подходящие.

— Вы меня неправильно поняли, — заволновался Баян. — Дело совсем не в лицах. Просто вы являетесь по-своему ярким, колоритным, так сказать, персонажем. А физиономия ваша тут совсем ни при чём.

— Ну если ни при чём, то пишите, — согласился Карлуша. — Только рассказывать как следует я не умею, честное слово. Вы бы лучше сами отправились куда-нибудь попутешествовать, а потом бы написали обо всём книгу.

— Да я только об этом и мечтаю! — воскликнул Баян. — Но почему-то я узнаю обо всех интересных событиях катастрофически поздно, уже после, из газет или телепередач.

— Я обещаю, — заверил его Карлуша, — что, как только мы отправимся в новое путешествие, я вам сообщу, и вы тоже поедете.

— Спасибо! — Баян двумя руками пылко потряс Карлушину руку. — Вы даже не представляете, как меня обнадежили. Иначе, — он внезапно потух и опустил глаза, — иначе мне останется только одно, последнее средство…

— Что вы, что вы! — испугался Карлуша. — Какое ещё последнее средство?..

Баян закрылся руками, внезапно оторвал их от лица и прошептал:

— Мне останется только стать критиком.

— Мне кажется, что это тоже очень уважаемая профессия, — заметил Карлуша.

— Но я же сам писатель, как, вы не понимаете?! Сочинять отзывы на чужие книги, так и не написав до конца ни одной собственной!.. Согласитесь, насколько это обидно и несправедливо!..

Содержательную беседу прервал шум на противоположном конце стола. Груша решительно настаивала на немедленной отправке пострадавшего в больницу. Тормашкин беззвучно, как рыба, протестовал и отчаянно жестикулировал, однако докторша была непреклонна. Мало того, Взломщик и Шестерёнка тоже были на её стороне, убеждая больного отправиться в посёлок на снегоходе. Тормашкин смотрел на него с ужасом, как смотрят на внезапно предавшего друга.

— Не переживайте, больной, — говорила Груша. — У нас вы быстро встанете на ноги. Я хотела сказать, что ваши голосовые связки быстро придут в норму. У меня для таких случаев имеется своя собственная, особенная метода.

Убедившись, что решительно все против него, Тормашкин смирился и стал набивать карманы пряниками, конфетами и печеньем со стола. За ночь он дико проголодался и буквально на ходу засыпал. Его подхватили под руки, увели и посадили в снегоход. Наскоро поблагодарив и распрощавшись с Баяном, все залезли в машину, и «Метелица» резво помчалась в сторону покрытой снегом и льдом Зелёной горки.

В больнице, как обычно пустующей, Тормашкина общими усилиями переодели в полосатую пижаму и уложили на койку. Около него тут же начали хлопотать две нянечки.

— Ну что, — нерешительно обратился Взломщик к своим спутникам, — теперь домой?

Карлуша и Шестерёнка растерялись. Они думали, что теперь, раз уж они здесь, было бы неплохо навестить девчонок, с которыми когда-то подружились. (Взломщик об этом тоже думал, но дожидался, что скажет кто-нибудь другой.)

Сомнения неожиданно разрешила доктор Груша.

— Теперь вы, наверное, хотите поехать к Ясноглазке? — сказала она как о само собой разумеющемся, глядя на Карлушу.

— Почему это… к Ясноглазке?.. — смущённо пролепетал тот.

— Не надо со мной хитрить, голубчик; весь город только и говорит о вашей переписке.

— Да?.. — от столь неожиданного заявления Карлуша так и опешил.

— Не отпирайтесь: приехали-то вы, а не кто-нибудь другой.

Этот несомненный факт поставил Карлушу в тупик. Взломщик и Шестерёнка смотрели на него с возрастающим интересом. И он решил не отпираться по крайней мере до тех пор, пока всё хорошенько не разъяснится.

— Что ж, — сказал он, — если все говорят… тогда можно и заехать.

 

Глава третья

Ясноглазка и Снежинка встречают гостей. — Тормашкин получает инструмент и становится опасен. — Секрет переписки

Ясноглазка и ее подруга Снежинка встретили гостей на пороге своего дома. В городе все уже знали о появлении свежих кавалеров, и когда снегоход ещё медленно проезжал по улицам, за окнами можно было заметить множество любопытных глаз.

Снежинка проводила Взломщика и Шестерёнки в дом, а Ясноглазка осталась дожидаться Карлушу, который сосредоточенно счищал с валенка несуществующий снег.

— Что же вы молчите? — произнесла наконец Ясноглазка. — Вам совсем нечего мне сказать? Да перестаньте же вы шоркать веником…

Карлуша поставил метёлку, засунул руки в карманы и огляделся.

— А у вас тут, пожалуй, ничего не изменилось, — сказал он как можно более небрежно.

— Ну, кое-что, допустим, изменилось. Вот я, например, сильно изменилась с тех пор.

Карлуша посмотрел на Ясноглазку и тут же отвёл глаза.

— Почему вы такой красный? Ну-ка посмотрите на меня. Вам жарко?

— Да, знаете ли… Жарковато немного.

— Отчего же вам жарко? Вы совсем не одеты, без шапки. Может быть, вы больны, у вас температура?

Ясноглазка подняла руку и заботливо приложила свою ладошку к Карлушиному лбу и щекам.

В это время из-за двери нетерпеливо высунулась Снежинка. Она сделала круглые глаза, состроила гримасу, замерла и стала ждать, что будет дальше.

Ощутив прикосновения руки на своем лице, Карлуша покраснел ещё сильнее и ухватился за столбик крыльца. Нечаянно он ухватился не за столбик, а за руку притаившейся Снежинки.

— Ой! — испуганно воскликнула дама и отдёрнула руку.

— Ой! — испуганно воскликнул Карлуша и тоже отдёрнул руку.

Ясноглазка смотрела на обоих с недоумением.

— Что вы делаете! Вы меня до смерти напугали! — пожаловалась Снежинка.

— Простите, я не знал, что вы тут прячетесь, — смущённо пробормотал Карлуша.

— Я прячусь? Как это глупо! Я только выглянула, чтобы узнать, почему вы не идёте в дом.

— Надеюсь, ты узнала всё, что хотела, дорогая, — сказала Ясноглазка.

В доме всё дышало теплом и уютом: в печке потрескивали поленья, на стене мерно стучали ходики. Карлуше сразу сделалось хорошо и захотелось сказать барышням что-нибудь приятное. Но что именно, никак не приходило на ум.

— А телефон у вас есть? — сказал он совсем не то, что хотелось.

— Нет, — ответила Ясноглазка. — Телефона у нас нет, но переписываться, мне кажется, гораздо интереснее. Вы согласны?

Она посмотрела на Карлушу многозначительно, и тот не нашелся что ответить. Разговор подхватила Снежинка:

— У нас в больнице есть один телефон, иногда оттуда мы звоним знакомым в другие города. По правде говоря, у нас были телефоны в каждом доме — гномы из Парка аттракционов однажды протянули к нам провода, чтобы мы тоже не скучали. И вы знаете, не прошло и недели, как мы попросили их смотать всё обратно. Сначала мы заметили, что многие наши девочки, даже живущие в соседних домах, стали подолгу болтать по телефону, вместо того чтобы ходить в гости или вместе гулять на свежем воздухе. У многих от этого стал портиться характер, они становились ленивыми и замкнутыми. Потом и вовсе начались хулиганские звонки из Парка. Нашлись такие не очень умные гномы, для которых телефонный аппарат сделался ещё одной вредной игрушкой, вроде рогатки. Они звонили наугад и говорили в трубку какую-нибудь глупость, кричали петухом или хрюкали. Конечно, они не называли своего имени, потому что были к тому же ещё и трусишками… Однажды такой хулиган напугал одну барышню до истерики, сообщив ей среди ночи, что под её кроватью прячется волк-оборотень. Спросонок бедняжка выбежала из дома в чём была и простудилась. С тех пор она боится спать одна в комнате. В общем, мы поблагодарили их за заботу и попросили свернуть это хозяйство. Неудобно, конечно, получилось, ведь многие приличные гномы в Парке тоже стонут от своих хулиганов…

— А телевизоры вам пока ещё жить не мешают? — ехидно поинтересовался Шестерёнка, кивнув на стоявший в комнате телевизор, который сразу можно было и не приметить, потому что он был накрыт кружевной салфеткой.

— Некоторые наши девочки действительно увлекаются телевидением, призналась Ясноглазка. — Но это увлечение проходит, потому что читать книжки гораздо интереснее. Ведь книжки развивают ум и воображение, а телевидение всё делает за вас, хотите вы того или нет.

— Это ещё ничего, — сказал Взломщик. — Некоторые гномы увлеклись компьютерными играми. Таких любителей приходится буквально за уши оттаскивать от экрана, чтобы они могли хотя бы поесть и поспать. Это просто какая-то болезнь.

— Мне кажется, — сказала Ясноглазка, — что такие гномы обкрадывают себя. Что у них будет вспомнить в жизни?.. Вы знаете, у нас теперь как-то даже не модно сидеть перед телевизором. С такой дамочкой совершенно не о чем поговорить, у нее совсем не развито собственное воображение.

За разговорами никто не заметил, как стало смеркаться. Поездку домой отложили до утра, и хозяйки захлопотали насчёт ужина.

Взломщик и Шестерёнка отправились в больницу, чтобы навестить Тормашкина, а Карлуша остался в доме, рассчитывая всё-таки выяснить, о какой переписке говорит весь город и что по этому поводу думает сама Ясноглазка.

* * *

Взломщик и Шестерёнка застали Тормашкина в окружении двух нянечек и докторши. Больной лежал в кровати, укутанный одеялом, горло его было обложено компрессами, замотано бинтом и тёплым пуховым платком поверх бинта. Из этого кокона высовывался раскрытый рот Тормашкина, в который тётя Груша просовывала десертную ложку с микстурой.

— Вот так, больной… Хорошо… Что такое, ну-ка немедленно разожмите зубы! Так… хорошо… Не надо делать такое лицо, больной… так…

Когда процедуру закончили, больной заметил посетителей и попытался вскочить с кровати, но нянечки удержали его за руки и уложили обратно. Облокотившись о подушки, Тормашкин с обречённым видом захлопал глазами.

— Ничего, ничего, дружище, — ободрил его Взломщик. — Всё хорошо, что хорошо кончается. У нас один гном ходил за ягодами забрался в лесу на верхушку сосны. Забраться-то он забрался, а спуститься вниз не сумел. Кричал, звал на помощь, пока не сорвал голос. А сидеть на дереве пришлось всю ночь и ещё полдня, пока не нашли.

Тормашкин с видимым сочувствием выслушал историю и, как казалось, силился что-то сказать. Ему дали бумагу и карандаш.

«Как теперь?» — написал он нетерпеливо.

— Что как? — не понял Взломщик.

«Голос!»

— Ах голос! Голос, конечно, появился. Не сразу, но восстановился полностью, даже лучше стал. Он теперь у нас в хоре поёт, — приврал Взломщик для убедительности.

— Сколько же он лечился? — поинтересовалась Груша. — Зная методы лечения вашего несносного Глюка, могу предположить, что его промучили никак не меньше месяца.

Тормашкин беспокойно заёрзал на кровати.

— Не волнуйтесь, больной, — заверила его докторша. — Моя микстура и компрессы поставят вас на ноги в считанные дни. Главное для вас сейчас соблюдать режим и не напрягать связки.

Лицо Тормашкина несколько прояснилось. Он взял карандаш и написал: «Спасибо, доктор!»

— Ладно, ладно, — проворчала растроганная докторша. — Благодарить будете после.

— А чем он будет тут заниматься? — поинтересовался Взломщик. — Ведь одуреть можно со скуки, все время лежа в постели. Если не найдете ему подходящее занятие, пожалуй, он сбежит или взбунтуется.

— Что же такое ему предложить? Телевизор, разве что, книги, настольные игры…

Тормашкин что-то быстро написал и протянул блокнот.

— «Инструменты»! — прочитал Взломщик. — Правда, давайте оставим ему инструменты; он здесь у вас что-нибудь усовершенствует.

Грушу быстро уговорили, и друзья притащили из «Метелицы» ящик с набором инструментов и деталей на все, как говорится, случаи жизни. Глаза у Тормашкина заблестели, он схватил блокнот и немедленно принялся делать в нём какие-то наброски.

— Ну, теперь вы можете быть за него спокойны, — заверил Взломщик докторшу. — Сторожить этого больного вам не придётся.

За ужином много разговаривали и даже танцевали, но о загадочной переписке все ещё не было сказано ни слова. Потом Взломщик и Шестерёнка отправились спать в свою машину (сиденья в салоне раскладывались для таких случаев), а Карлушу уложили в одной из свободных комнат.

Едва он провалился в пуховую перину как услышал осторожный стук в дверь. Таинственно оглядевшись, в комнату проскользнула Снежинка и тихонечко прикрыла за собой дверь. Она была одета в пушистый розовый халат, перехваченный по талии, и в мягкие тапочки.

— Вы ещё не спите? — прошептала она.

— Нет, знаете, почему-то совсем не хочется спать.

— Мне тоже не хочется. Давайте немножко поговорим.

— Давайте…

Снежинка присела на краешек его кровати, и Карлуша, в смущении от такого неожиданного манёвра, натянул одеяло до самых ушей.

— Почему вы совсем не танцевали?

— Я, знаете ли, не очень хорошо… умею.

— А на коньках вы умеете кататься?

— Да, конечно, на коньках я умею.

— Жалко, что вы уезжаете; ведь завтра вечером у нас на пруду новогодний бал, будет очень красиво.

— Я бы остался, но у нас ведь тоже будет на реке праздник, нужно всё хорошенько подготовить.

— Неужели без вас никак не обойтись?

— Почему, можно обойтись; в городе у нас ещё много толковых гномов.

Карлуша подумал, что было бы хорошо и на самом деле остаться здесь на денёк-другой. Возвращаться домой ему совсем не хотелось.

— Да, да, — подтвердил он уверенно. — Могут прекрасно обойтись и без нас. Если вы мне поможете, завтра я уговорю Взломщика и Шестерёнку.

— Правда? Какой вы славный! — Снежинка заулыбалась. — А знаете, я бы тоже хотела с кем-нибудь переписываться. Не обязательно со знаменитостью, а просто с каким-нибудь воспитанным и скромным гномом. Ведь это так приятно получать письмо, особенно если оно красиво написано и не про глупости…

Карлуша подумал, что сейчас всё, наверное, разъяснится.

— Пожалуй, конечно… — произнёс он осторожно.

— Я даже не думала, что у вас такой прекрасный слог, совсем как в книжках. Вы, наверное, не только с Ясноглазкой, а ещё с кем-нибудь переписываетесь?

— Нет, — честно признался Карлуша, — не переписываюсь.

И, рассчитывая разрубить все одним махом, он сказал:

— А не могли бы вы показать мне эти письма?

Снежинка удивилась:

— Вы разве уже не помните, что сами написали?

— Я-то помню, конечно. Только, знаете ли, мне интересно посмотреть на марки, — нашёлся Карлуша. — Я, знаете ли, разные марки собираю.

— Вот как? И что же, вы будете сейчас марку отдирать?

— Нет, зачем отдирать, я только посмотрю.

Снежинка пожала плечами, вышла и вернулась с конвертом. Карлуша взял его в руки и сразу достал изнутри письмо.

Сложенный вдвое листок, крупно и аккуратно исписанный только с одной стороны, был порядком истрёпан и даже в одном месте, по сгибу, надорван. Легко было догадаться, что письмо читали неоднократно и скорее всего не только одна Ясноглазка.

«О прекрасная невидимая Собеседница!» — прочел Карлуша первую фразу и всё понял. Это было стандартное письмо от Пухляка, рассылаемое десяткам его поклонниц. Подписи не было; почему же все решили, что письмо от него?

— А где остальные? — спросил Карлуша.

— Вы имеете в виду листок со стихотворением? Его переписывают другие дамочки. Это очень мило, что вы увлекаетесь поэзией; ваш Светик — просто прелесть, передайте ему от всех нас.

— Нет… Я говорю, остальные письма…

— Остальные? — удивленно переспросила Снежинка.

— Разве больше нет писем?

— Нет… По крайней мере, Ясноглазка другие не показывала. А вы присылали ей ещё другие письма?

— Нет, нет, просто я подумал, что есть ещё какие-нибудь письма с марками. Вы ведь говорили о переписке…

— Я могу поискать какие-нибудь другие, если вы так увлечены коллекционированием…

В этот момент дверь приоткрылась и в комнату заглянула Ясноглазка. Она тоже была в халате и тапочках.

— Ах! — воскликнула она, увидев Снежинку. — Извините, я, кажется, помешала…

— Вот ещё глупости! — подскочила к ней Снежинка и, незаметно спрятав письмо в карман, потянула её обратно в комнату. — Как ты могла помешать? Уже обиделась, и слезы на глазах! Мы просто договорились, что гномы останутся у нас на новогодний бал. Карлуша уже согласен, а Взломщика и Шестерёнки мы утром как-нибудь уговорим. Правда, Карлуша?

Карлуша рассеянно кивнул. Он чувствовал неловкость: получилось так, будто они со Снежинкой в чем-то обманывали Ясноглазку, хотя на самом деле ничего такого не было.

 

Глава четвёртая

Занимательная психология. — За ёлкой. Возведение ледяного замка

Когда утром Карлуша вышел в гостиную, Взломщик и Шестерёнка уже сидели за столом. Они пили чай с подогретыми на печи вчерашними пирожками. Снежинка тотчас подошла и шепнула: «Не забудьте, что вы вчера обещали». Карлуша перестал тереть глаза и начал вспоминать вчерашний разговор. Действительно, он пообещал, что они с Взломщиком и Шестерёнкой останутся на новогодний бал. Порядком озадаченный, он поплескался у рукомойника, не спеша вытерся полотенцем и подсел к столу.

Отхлебнув чаю и потянувшись за пирожком, он как бы между прочим поинтересовался:

— А что, у вас тоже устраивают новогодний бал?

Догадавшись, что разговор затеян не из простого любопытства, Снежинка и Ясноглазка с готовностью подхватили эту тему. Они рассказали, что внизу, в самом центре города, есть большой пруд. Его называют Зимним, поскольку летом в нем никто не купается, а зимой он превращается в каток. Так вот, в канун Нового года, то есть как раз именно сегодня, на Зимнем пруду установят ёлку, а вокруг неё воздвигнут ледяной дворец.

Строительный материал для этого дворца в каждом дворе заготавливают заранее: достают с чердаков специальные ящики, пропитанные воском, заливают водой и выставляют на мороз. Вода замерзает и превращается в ледяной куб.

Затем, начиная строительство замка, ящики ненадолго заносят в тепло, чтобы лёд слегка оттаял от стенок, выкладывают куб на санки и отвозят к пруду. Строительством руководит архитектор Стрелка. Под её руководством построены почти все дома в Зелёной горке.

Когда ледяной кубик становится на свое место, его поливают водой и ставят сверху следующий; вода схватывается и скрепляет их так же надежно, как цементный раствор скрепляет кирпичи.

И вот так, кубик за кубиком, вырастает огромный ледяной замок с куполом и шпилем на верхушке, которые отливаются отдельно в специальных формах.

Но самое главное, — продолжали рассказывать Снежинка и Ясноглазка, что каждая хозяйка подкрашивает свои кубики при помощи сиропов: красным из брусники или клюквы, зеленым из тархуна, жёлтым из яблок и груш, синим из сливы… Весной, когда замок начинает подтаивать, достаточно отбить от него кусок и положить в кастрюлю; из растаявшего льда получится вкусный и полезный напиток.

Барышни продолжали рассказывать, а Карлуша поднял глаза от вазочки с вареньем и увидел, что друзья-механики, перестав есть, слушают их внимательнейшим образом.

— Как же лёд на пруду выдерживает такую махину? — поинтересовался Взломщик.

— Пруд мелкий и зимой промерзает насквозь, — объяснила Ясноглазка. Вокруг замка мы расчищаем каток, а вдоль берега ставим скамеечки, укрытые тюфяками, чтобы можно было сидеть без опасения примёрзнуть.

— А ёлку уже поставили?

— Ещё нет, но скоро пойдем пилить.

— Как же вы дотащите ёлку до города? — неуверенно спросил Взломщик, начинавший заглатывать крючок.

— Ох, — вздохнули барышни. — Конечно, трудно придется. Из техники у на есть только старый грузовой автомобиль, а по снегу на автомобиле…

— Знаете что, — перебил её Взломщик, окончательно заглотив нехитрую наживку, — мы, пожалуй, останемся вам помогать.

— Правильно! — поддержал его Шестерёнка. — Надоела уже эта тягомотина на Мутной. Управятся и без нас. Правильно я говорю, Карлуша?

— Вам виднее, — отозвался Карлуша, не поднимая глаз от своей чашки. Пока всё складывалось как нельзя лучше.

* * *

Взломщик позвонил из больницы Глюку и доложил, что у них случилась небольшая поломка и они ненадолго задержатся в Зелёной горке. Так его научила сказать Снежинка, которая опасалась, что кавалеров уговорят уехать обратно. Как только Глюк проворчал, что «как-нибудь управимся без вас», стоявшая возле телефона Снежинка нажала «отбой», и разговор на этом закончился.

Не теряя времени, поехали в лес.

По дороге Взломщик узнал, что спиленную ёлку обычно валят на расстеленный брезент, затем хватаются за края и волоком, утопая в снегу, тащат до самого города.

— А разве гномы из Парка вам не помогают? — спросил Взломщик.

— Нет, не помогают, — пожаловались дамочки. — У них там свой праздник, и только изредка некоторые бывают у нас.

— Ничего, на этот раз вам, можно сказать, повезло, — отметил Шестерёнка.

Вокруг заранее облюбованной ёлки стояли несколько девчонок, дожидаясь обещанной механизации.

Лихо тормознув, Взломщик выпрыгнул из кабины и сразу утонул по пояс в снегу. Тут только он заметил, что все дамы стоят на лыжах, вытоптав вокруг себя небольшую полянку. Взломщика втянули обратно в кабину, после чего он тоже нацепил лыжи и осторожно приблизился к дереву. Заметив, что одна из девчонок робко держит приготовленную для работы пилу, он, повернувшись, скомандовал:

— Ну-ка, Шестерёнка, давай сюда нашу пилу.

Шестерёнка извлёк из багажника электропилу. Взломщик включил её и собрался одним махом перепилить ствол, но его остановили. Сначала нужно было определить место падения и расстелить брезент. В Песочном городе гномы валили ёлку как придется, не имея представления, куда она повалится, с криком разбегаясь в разные стороны. Кое-кого потом приходилось выкапывать из снега.

Расстелили брезент, и работа пошла слаженно. Взломщик подпилил дерево в нужном месте, ёлка упала на брезент, её хорошенько укутали и обвязали, чтобы она не сползла и не растрепалась во время движения.

Затем ёлку прицепили к «Метелице», Взломщик пригласил барышень в салон, и они все вместе помчались вперёд по пушистому простору. Крепко уцепившись за спинки сидений, дамы с восторгом смотрели по сторонам, а мимо пролетали зелёные ели, голубые проталины на болотах, белые холмы и пригорки.

* * *

Вокруг Зимнего пруда собрался, казалось, весь город. Ёлку подтянули к приготовленной в центре крестовине и отвязали от снегохода. Взломщик и Шестерёнка осмотрели крепление и убедились, что под крестовиной во льду буром проверчена дыра до самого дна. Такой основательный подход к делу со стороны девчонок удивил Взломщика, и он поинтересовался, кто эта Стрелка, которая, по рассказам Ясноглазки и Снежинки, руководит строительными работами. К нему подвели бойкую барышню в пушистой ушанке, и они пожали друг другу варежки.

— Вы знаете, — сказал Взломщик, — раньше я встречал только одну даму, которая здорово разбирается в технике.

— Кто же это? — поинтересовалась Стрелка.

— Зовут ее Огонёк, и если вы когда-нибудь были в Земляном городе…

— Можете не рассказывать, я с ней знакома. Правда, мы давно не виделись, и раньше её звали Клюковка, а не Огонёк. Хотя известно, что знаменитости любят придумывать себе звучные имена. Боюсь, как бы она теперь не задрала нос.

— Мне кажется, — возразил Взломщик, — что Огонёк, или, как вы говорите, Клюковка, совсем не зазналась. Просто она такая необыкновенная, с фантазией…

— Вот видите, — сказала Стрелка, — выходит, что я злословлю о своей подруге, а вы её защищаете. А потом гномы говорят, что мы любим сплетничать и ни чем не интересуемся.

— Нет, что вы, — испугался Взломщик, — я совсем так не думаю…

Тут начали поднимать ёлку, и Стрелка включилась в работу. Несколько девчонок удерживали ствол у основания, чтобы он точно попал в расположенную в центре крестовины дыру, а остальные при помощи длинных рогатин поднимали ёлку все выше и выше. Когда она встала почти вертикально, ствол её скользнул в лунку и уперся в дно.

Дрогнув и осыпав собравшихся шишками и иголками, ёлка замерла в нужном положении. Она снова распушила ветки и здесь, на голом пространстве пруда, казалась выше и прекраснее, чем в лесу, среди других больших деревьев.

После этого щели в месте крепления залили водой, прочно скрепив нижнюю часть ствола с лункой и крестовиной.

Наступило время сооружать замок.

Ледяной купол и сверкающий гранями шпиль были уже готовы и лежали в сторонке. Их отлили заранее в специальных формах, которые использовали для этой цели из года в год. Дамочки привозили на санках разноцветные кубы льда, ставили один на другой, и вокруг ёлки постепенно стали вырастать стены, принимая нужные очертания.

Правильность линий достигалась тем, что ледяные глыбы ставили не как попало, на глазок, а ориентируясь по специальным отвесам и горизонтально натянутым верёвочкам. Высоко над прудом, между деревьями, был натянут канат, служивший опорой для верёвочных подъёмников.

Взломщик и Шестерёнка не могли сидеть сложа руки и тоже включились в работу. Перевозка и установка ледяных блоков была для слабых девчонок делом весьма обременительным. Особенно трудно было поставить куб на нужное место, потому что он был тяжёлый и выскальзывал из рук. Взломщик придумал забирать лёд прямо в ящиках, объезжая улицы на снегоходе. Хозяйки ставили свои ящики в багажное отделение, в тепле кубы оттаивали от стенок, и после этого их можно было переворачивать прямо на нужное место. При этом соединения не нужно было поливать водой, потому что оттаявшая поверхность была и без того достаточно мокрой.

Работа пошла быстро, и вскоре ёлку до самой макушки окружили сверкающие мозаичные стены с арочными проходами.

После этого купол с величайшей осторожностью подняли в воздух (верёвку подъёмника тянули всем посёлком) и, осторожно придерживая, опустили. Острый восьмигранный шпиль взвился в небо и заискрился на солнце.

Лестницы и мостки оттащили от стен, все вышли на берег и примолкли, поглядывая на Стрелку. Дожидались её оценки. Бывало, что из-за какой-нибудь погрешности, малозаметного перекоса приходилось всё разбирать и переделывать.

Стрелка несколько раз медленно обошла постройку, рассматривая её так и сяк, остановилась и после томительной паузы сказала:

— Годится.

— Ура-а-а!!! — разнесся торжествующий хор, в котором «басами» выделялись голоса Карлуши, Взломщика и Шестерёнки.

 

Глава пятая

Как Пухляк выкручивался из щекотливого положения, в которое сам себя поставил. — «Не давайте им ничего!..»

В Песочном городе тоже вовсю шла подготовка к новогоднему празднику. На Мутной реке обустраивали каток с аттракционами и иллюминацией, сколачивали горки и фанерные теремки для угощений. Доктор Глюк и ещё несколько разбиравшихся в химии гномов делали ракеты для фейерверка.

Выпавший накануне большой снег накрыл реку таким толстым слоем, что о расчистке не могло быть и речи. Решили залить каток прямо на поверхности наста. Это делали и раньше, поэтому никто не опасался, что затея может провалиться в буквальном смысле.

После заливки на снегу образовался огромный ледяной блин, под которым рыли замысловатые лабиринты. Оттуда были видны катавшиеся на коньках гномы, а те в свою очередь видели плутавших подо льдом искателей приключений.

Пока светило солнце и все трудились на реке, дома сидел один Пухляк, поскольку у него, как он сам объяснял, болела спина. Карлушу никто не хватился: все думали, что он уехал вместе с Взломщиком и Шестерёнкой.

Оставшись один в доме, Пухляк основательно перекусил, часика четыре всхрапнул, снова перекусил, снова поспал и, чувствуя уже в голове полнейшую одурь, принялся бесцельно бродить по дому, хлопая дверьми и заглядывая в чужие комнаты. Надо было как-нибудь скоротать время до темноты, когда можно будет отправиться на реку и принять участие в празднике — покататься с горок, поглазеть на фейерверк и, самое главное, хорошенько перекусить в специально оборудованных для этой цели теремках.

Пухляк зашел в первую комнату и огляделся. (Студент уже почти месяц находился на острове Голубой звезды, где нашли залежи селикона, необходимого для производства электонных плат.) Можно было не опасаться, что хозяин вдруг его застигнет.

Повсюду здесь — на столе, на стульях, на полках, на полу и на подоконнике — пылились стопки справочных, научных и познавательных книг. Пухляку, прочитавшему в жизни только одну книгу (кажется, она называлась «Похождения весёлого поросёнка Шлёпа»), от такого скопления научной мысли стало не по себе. Он несколько раз чихнул и собрался уже выйти, но напоследок из любопытства выдвинул верхний ящик письменного стола. Среди прочего там лежала надкусанная плитка шоколада. Пухляк отломил кусок, сунул в рот и вышел.

В комнате Взломщика и Шестерёнки всё было завалено и заставлено деталями, электронными платами, инструментами и чертежами. Ничего интересного для себя не обнаружив, Пухляк вышел в коридор.

Постояв некоторое время в раздумье, он вернулся в комнату Студента, достал из ящика шоколад, отломил ещё кусок и сунул в рот.

На втором этаже он побывал в комнатах Сахарка, Вихра и Хитрюги, Ловкача и Растеряшки, но также ничего интересного не обнаружил.

Таким образом ему удалось скоротать время: солнце уже опускалось за горизонт, наступал вечер.

Напоследок он заглянул в комнату Карлуши. Но там, кроме тумбочки, кровати и полок с книжками, ничего не было. Собираясь выходить, Пухляк заметил на полу листок бумаги. Он подобрал его и стал читать: «Ухожу от вас навсегда. Если замёрзну в лесу и не вернусь, обо мне не беспокойтесь. Спасибо вам за всё»…

Сразу узнав Карлушин почерк, он ужаснулся, губы его задрожали.

— Вот так номер… — пробормотал он. — Стало быть, он не уехал в Парк, а уже вторые сутки блуждает где-то в лесу…

Пухляк спрятал бумажку в карман, спустился в комнату Студента и в чрезвычайном волнении доел плитку шоколада. Первой его мыслью было уничтожить записку и остаться, таким образом, совершенно непричастным к этому страшному делу. Потом он сообразил, что ещё лучше положить записку на место, чтобы её нашёл кто-нибудь другой…

Он сунул в карман шоколадную обертку, шагнул в дверям и… столкнулся со Студентом.

— А!! — крикнул Пухляк, и лицо его перекосилось от страха.

Студент от неожиданности тоже отпрянул.

— Ты чего орёшь? — сказал он, разглядев Пухляка. — Совсем одурел от безделья?

Попав в щекотливое положение, Пухляк моментально придумал, как выкрутиться:

— А я вот… зашёл поздороваться. Узнал, что ты здесь.

— Как же ты узнал?

— Так, слышал…

— От кого же ты слышал?

— Говорили…

— Ну и как, поздоровался?

— Так вот… здравствуй.

— Здравствуй, здравствуй. Значит, всё в порядке?

И тут игры разума, не поддающиеся объяснению.

— Нет, — неожиданно для самого себя сказал Пухляк и нахмурился. — Всё не в порядке. Всё очень, очень не в порядке.

И он протянул Студенту шоколадную обертку.

На самом деле Пухляк хотел отдать записку, но в голове у него всё смешалось, и он сунул руку не в тот карман.

— Вот, сейчас нашёл в комнате у Карлуши…

Студент несколько мгновений рассматривал обёртку. Обладая хорошей памятью даже на несущественные детали, он узнал свою шоколадку. И он подумал, что Пухляк ябедничает на Карлушу.

— Что это? — спросил он строго.

Потупив глаза и не замечая своей ошибки, Пухляк горестно причитал себе под нос:

— Вот ведь как оно бывает… А ведь все к нему хорошо относились, и чего на него нашло вдруг? Если бы раньше заметили, могли бы спасти, а он зачем-то под кровать положил…

— Ты что несешь? — Студент повысил голос, его так и подмывало влепить Пухляку подзатыльник. — С чего это он будет шоколадные обёртки под кровать прятать?

Уловив в голосе собеседника нотки, не соответствующие драматизму происходящего, Пухляк быстро поднял глаза и понял свою ошибку. Он захлопал ладонями по карманам, выхватил из рук Студента обёртку и дал ему записку.

Прочитав записку, Студент, не говоря ни слова, вышел. Стало слышно, как он говорит с кем-то по телефону. А в дверях комнаты появилась приехавшая вместе с ним Клюковка-Огонёк. Это стало для Пухляка ещё одной сильной неожиданностью.

— Привет, герой, — сказала она доброжелательно. — Что это он так разволновался?

Пухляк начал нудно и путано говорить о том, что Карлуша был, конечно, не сахар, что был он гном, как говорится, со странностями, но теперь-то чего говорить, потому что сгинул он, бедняга, в тёмном лесу и никто теперь не узнает…

Но тут в комнату вбежал Студент и всё-таки влепил Пухляку звонкий подзатыльник.

— Это тебе за ложную тревогу. А это, — он с треском влепил ещё один, за то, что роешься в чужих вещах. Пойдемте, дорогая коллега, — обратился он к своей спутнице. — Пойдёмте посмотрим, что делается на реке.

Обернувшись, Огонёк жестом и взглядом выразила Пухляку своё сострадание.

Оставшись один, Пухляк долго чесал затылок, соображая, что же такое произошло и куда Студент мог звонить по телефону. Но поскольку он был очень хитрый, то подошел к телефонному аппарату и нажал кнопочку повтора.

— Аллоу? Писатель Баян вас слушает, — прозвучал бархатный голос на другом конце провода.

Пухляк положил трубку на место и в задумчивости проговорил:

— Значит, он всё-таки уехал в Парк. Но почему же тогда всё так запутано?..

Побывав на реке и повидавшись с друзьями, Студент и Огонёк направились в Космический городок. Свои передвижения они совершали на двухместном снегоходе системы инженера Циркуля, причём Огонёк была за рулём, а её близорукий спутник — на заднем сиденье.

Звёздочкин, как всегда, находился на своем рабочем месте. Он радушно принял гостей, предложив им чай с вакуумным космическим сухарем. Те поблагодарили и уселись возле электрической плитки с гудящим на ней помятым чайником. Звёздочкин что-то несколько раз уронил, конфузливо извинился и сел рядом.

— Что же вы, господин ученый, — обратилась к нему Огонёк, — совсем не выходите на улицу?

— Нет, — признался Звёздочкин. — В том смысле, чтобы погулять, времени совсем не хватает. Вечер и ночь работаю, днём отсыпаюсь. Принес себя, так сказать, в жертву науке. Вот когда закончу работу над Большим атласом звёздного неба, тогда…

— А вы уверены, что наука примет от вас эту жертву?

— А разве у вас есть основания в этом сомневаться?

— Но ведь звёздное небо очень большое… — начала Огонёк развивать свою мысль.

— Да, несомненно, оно очень большое, — согласился Звёздочкин.

— И все звёздочки, наверное, трудно даже сосчитать…

— Сосчитать можно, но только те, что находятся в пределах видимости телескопа.

— А у вас, наверное, самый лучший телескоп?

— Пожалуй, да, лучший, — с видимым удовольствием и некоторой важностью согласился Звёздочкин. — Даже в Центральной директории нет такого телескопа.

— Но ведь, наверное, можно сделать его ещё чуточку получше?

— Конечно, нет пределов совершенству. Я как раз собираюсь увеличить его мощность на два с половиной процента и уже заказал необходимые детали.

— Ага. Стало быть, звёздочек на небе станет больше.

— Да. Больше. Значительно больше.

— И ваш атлас потребует дополнений.

— Да. Значительных дополнений.

— А потом вы ещё немножко увеличите мощность телескопа.

— Возможно…

— И на небе появится ещё миллиардов сто звёздочек?

— Н-не знаю… Может быть, и больше…

Теперь Звёздочкин выглядел довольно обескуражено.

Огонёк вежливо кивнула в знак того, что она узнала всё, что хотела узнать. Наблюдавший за этим диалогом Студент то и дело зажимал рот, чтобы не прыснуть со смеху.

— Пожалуй, я выйду сегодня погулять, — неуверенно сказал Звёздочкин. Как там, на реке, готовятся?

Попив чаю с сухарём и поболтав ещё немного, Студент и Огонёк собрались уходить. Но тут Звёздочкин хлопнул себя по лбу:

— Ах да! Чуть не забыл. С Луны сегодня поступила какая-то странная радиограмма.

— Интересно, — оживился Студент. — Мне казалось, что передатчик у них давно уже не работает.

— Возможно, что как раз сейчас его ремонтируют и посылают пробные сигналы. Болтают какую-то чепуху и не отвечают на мои позывные.

— Давай послушаем.

Звёздочкин включил воспроизведение. После нескольких минут позывных «Земля, Земля, я Луна» следовал крайне бестолковый диалог, в котором некий Ослик взволнованно кричал Звёздочкину: «Не давайте им ничего! Если прилетят, не давайте ничего!..»

— Вы знаете этого Ослика? — спросила Огонёк.

— Да, — кивнул Студент. — Это тот самый лунатик, с которым дружил Карлуша.

— Мне показалось, что он искренне чем-то обеспокоен.

— Похоже на то. Ума не приложу, что у них там стряслось. Может быть, им понадобились ещё какие-нибудь семена наших растений?

— Но почему же тогда этот Ослик просит ничего не давать?

— Знаете, дорогая коллега, там у них сложились очень странные отношения между гномами. Многие думают только о том, как разбогатеть, то есть раздобыть как можно больше вещей и продуктов. Всё это у них можно обменивать на деньги, такие условные значки…

— Спасибо, что рассказываете мне содержание вашей книги «Экономика подлунного мира».

— Ах да, извините, ведь вы всё прекрасно понимаете.

— Мне только было не совсем понятно, почему на Луне дали всходы семена ваших «гигантских» растений. Наши ботаники долго пытались прорастить семена их «карликовых», но это удалось лишь в Земляном городе. Скорее всего, благодаря особым феноменальным свойствам этого места.

— Возможно, возможно, — согласился Студент. — Возможно, вы правы, дорогая коллега. Надеюсь, что ситуация в ближайшее время прояснится и мы узнаем, кому и чего именно просил не давать господин Ослик… Звёздочкин, ты поедешь с нами на реку?

— Да, да, конечно, — засуетился Звёздочкин. — Только я потом, без вас. Я ещё должен прибраться, привести себя в порядок… Да и рано ещё, даже не стемнело.

— «Прибраться… Привести себя в порядок…» — Студент покачал головой. — Это что-то новое.

Гости вышли из здания обсерватории и заняли свои места на сидении вездехода.

— Послушайте, вы, уважаемый коллега, — обернулась к Студенту Огонёк. А что если мы сейчас отправимся в совершенно другое место? Здесь мы всё видели. А там обещаю вам нечто действительно необыкновенное. Ну, решайтесь быстрей!

 

Глава шестая

Пухляк убеждается, что маска зайчика ему мала, но хобот слона выглядит чересчур вызывающе, волк непрактичен, а маска свиньи слишком легкомысленна

Оставшись один, Пухляк немного перекусил, чтобы успокоиться, и стал готовиться к предстоящему мероприятию.

Он поднялся к себе в комнату, раскрыл огромный вещевой шкаф, который он называл гардеробом, и стал выкладывать на пол тёплые вещи.

Раздевшись до трусиков, он начал не спеша выбирать и натягивать на себя:

— кальсоны с верхней рубахой (из мягкого розового трикотажа);

— носки простые;

— носки шерстяные;

— тренировочные брюки;

— теплую мягкую рубашку;

— шерстяной пуловер;

— штаны с ватной прокладкой, на помочах;

— «водолазный» свитер.

Затем Пухляк влез в валенки, достал из шкафа несколько карнавальных масок и некоторое время пристально их разглядывал.

Маски были сделаны из папье-маше, раскрашены красками и покрыты лаком. Они представляли слона, зайчика, хрюшку и серого волка.

Маску слона он отверг сразу, поскольку она имела свисающий до самого живота — похожий на шланг от пылесоса — резиновый хобот, который у всех чесались руки потрогать, а то и подёргать. Не говоря уже о том, что это было неприятно, маска была чересчур заметной и вызывающей, в то время как Пухляк стремился не привлекать внимания к своей персоне.

С некоторых пор жители Песочного города почитали его как местную достопримечательность и буквально не давали ему прохода. Такое обожание со стороны сограждан, приятное поначалу, постепенно стало казаться ему назойливым и обременительным. Пухляк старался реже бывать на публике, а если и отправлялся куда-нибудь, то обязательно надевал солнцезащитные очки и прикрывался платочком, делая вид, что у него насморк. Он перестал здороваться с прежними своими друзьями и всё больше времени проводил в гордом одиночестве.

Такие изменения в его характере доктор Глюк называл «звёздной болезнью», хотя она не имела ничего общего ни с медициной, ни со звёздами.

Итак, маска слона никуда не годилась.

Зайчика он не примерял давным-давно и теперь, к своему огорчению, убедился, что лицо его сильно раздобрело и маска зайчика прикрывала разве что один нос.

Хрюшка была в самый раз, но Пухляк отложил её по идеологическим соображениям. Для его теперешнего веса в обществе эта маска была чересчур легкомысленной и могла повредить его сильно возросшему авторитету.

Волк с выдающейся далеко вперед зубастой мордой был непрактичен: морда ограничивала обзор и мешала смотреть под ноги, не говоря уже о том, что во время еды маску пришлось бы поднимать на лоб, нарушая таким образом предполагаемое инкогнито.

Делать было нечего, приходилось пренебречь содержанием и вернуться к хрюшке. Решающее преимущество этой маски, помимо необъятных размеров, было ещё и в том, что при наличии розового пятачка, ушек, румяных щёк и прорезей для глаз она оставляла открытой нижнюю часть лица. То есть не чинила никаких препятствий поеданию угощений.

Натянув резинку на затылок и повертевшись перед зеркалом, Пухляк нахлобучил на голову шапку, влез в толстый меховой тулуп, поднял воротник и обвязался пушистым шарфом. Надел болтающиеся из рукавов на резинках двойные варежки — и только теперь почувствовал себя экипированным «на все сто». Ему было тепло, удобно и уютно.

Пухляк вышел из дому и подснежными ходами зашагал в сторону ухающего на месте гуляний оркестра.

 

Глава седьмая

Как Карлуша впервые вышел на лёд, а Шестерёнка вырос в собственных глазах и глазах окружающих. — Появление «Деда Мороза» и «Снегурочки». — Что случилось, когда часы били полночь

Близилось начало новогоднего бала в Зелёной горке. К пруду со всех сторон стекались ручейками весёлые, пёстро разодетые стайки девчонок.

Ясноглазка и Снежинка, оставив гостей, с обеда заперлись в спальне, и оттуда доносилось их щебетание, звяканье ножниц и шуршание бумаги.

Наконец, когда на улицах началось шумное оживление, они вышли и продемонстрировали результаты своего труда — карнавальные платья. Ясноглазка представляла фею с волшебной палочкой, а Снежинка — снегурочку.

— Знаешь, дорогая, — продолжала тараторить Снежинка, — в прошлом году на бал явились сразу три снегурочки. Боюсь, как бы и на этот раз какие-нибудь глупые клушки не вырядились снегурочками.

— Но ведь любая из них может рассуждать точно так же, — резонно заметила Ясноглазка.

— Нет, не может! — топнула ногой Снежинка. — Разве они похожи на снегурочек? У одной рыжие волосы торчком, другая толстая, как кубышка, а третья…

— Ах, нельзя же быть такой злючкой, дорогая, я тебя умоляю. Если хочешь быть снегурочкой — будь ею.

— Конечно, буду, и никого не спрошу. У меня и волосы, и даже имя очень похожие. Правда, мальчики?

Взломщик, Шестерёнка и Карлуша охотно с ней согласились и даже расхвалили её роскошные волосы.

— Вот видишь! — обрадовалась Снежинка. — Все говорят.

Ясноглазка полезла в сундук и достала три карнавальные маски для гномов. Взломщику достался клоун, Шестерёнке — медведь, а Карлуше — зайчик. У клоуна был красный нос и рот до ушей; медведь был сделан из плюша, надевался на голову и был совсем как настоящий; у зайчика торчали два белых зуба, а над головой высилась пара великолепных ушей.

— Замечательно! Вам очень идёт! — захлопали в ладоши дамочки. — Только вы, господин Шестерёнка, будьте осторожны: ваш медведь в темноте может напугать до смерти кого угодно.

Глядя друг на друга, гномы довольно посмеивались. Шестерёнка подошел к зеркалу и грозно зарычал на своё отражение. Ясноглазка сказала, что если он намерен в самом деле кого-нибудь напугать, то она сейчас же поменяет ему медведя на зелёного лягушонка. Взломщик и Карлуша тотчас расквакались, а Шестерёнка прекратил рычать.

Угомонившись и сунув ноги в валенки, компания высыпала наружу и направилась к центру.

По мере приближения, над домами, кустами и деревьями замаячило какое-то волшебное сияние. Не отвечая на вопросы, дамочки только загадочно улыбались.

Посёлок представлял собою широкую пологую воронку, в центре которой находился пруд и окружающая его главная городская площадь. Поэтому все дороги по направлению к центру имели заметный уклон. Шаг поневоле ускорялся, а по накатанным ледяным дорожкам пешеходы пролетали прямо-таки молниеносно.

Сияние становилось всё заметнее, и через несколько минут они вышли за последний ряд домов и замерли на кромке небольшого обрывчика.

То, что открылось их глазам, было достойно удивления и восхищения. Огромный ледяной замок, будто выложенный прозрачной мозаикой, ярко лучился изнутри, расцвечивая всё вокруг разноцветными узорами. Это происходило из-за того, что расположенная внутри ёлка теперь была обвита слепящей электрической гирляндой, которая и давала поразительный эффект свечения льда.

Вокруг замка, на отполированной до зеркального блеска поверхности катка, появились первые, наиболее умелые барышни на коньках. Они с изяществом выписывали на льду замысловатые фигуры, вертелись волчком и плавно скользили на одной ноге, красиво раскинув руки. Все остальные, не столь искусные любительницы катания, пока ещё стояли на снегу или сидели на лавочках, с завистью и восхищением глядя на своих подруг.

Площадь вокруг пруда широким кольцом опоясывали лавки, магазины, столовые, кинотеатры и другие необходимые для жизни города заведения. Сегодня во всех витринах сияла иллюминация, а угощения выставлялись прямо на улицу, на специально сколоченные для этой цели лотки. Ясноглазка и Снежинка отдали на один из таких лотков принесенные с собой свёртки. В этот день все приносили из дома что-нибудь вкусное, чтобы другие могли попробовать, а они в свою очередь тоже чем-нибудь угоститься.

На небольшой сцене перед микрофоном выстроилась очередь. Многие хотели прочитать стихотворение, спеть под гитару или аккордеон или просто поздравить, разыграв целую сценку на несколько голосов.

Но вот наконец все желающие кататься высыпали на лёд и под музыку плавно закружились вокруг замка. Тем, которые не катались, тоже было чем заняться: на площади вокруг катка были устроены качели, карусели, «гигантские шаги» и другие забавы.

Все дамочки были разодеты в карнавальные костюмы, и Снежинка сразу приметила среди них нескольких снегурочек. Впрочем, каждая мастерила свой наряд по собственному вкусу, и ни одна не была похожа на другую. Это обстоятельство Снежинку с ними примирило, тем более что она всё-таки оказалась самой красивой.

Приглядевшись, здесь можно было также заметить нескольких фей, нескольких снежных королев, нескольких русалок и четырёх совершенно одинаковых восточных красавиц. Все они первое время поглядывали друг на дружку, поджав губы, но постепенно, разгорячившись и повеселев, перестали сердиться и при встрече только приветливо улыбались.

— Послушайте, а хотя бы один Дед Мороз у вас будет? — поинтересовался Взломщик.

— Нет, — с сожалением призналась Ясноглазка. — У нас не будет. Дед Мороз у гномов в Парке аттракционов, а у нас только снегурочки. Пойдёмте покатаемся на катке.

Они сели на лавочки и стали примерять коньки из расставленных рядом ящиков. Коньки крепились к валенкам ремешками, поэтому выбрать себе подходящие не составляло труда.

Все, кроме Карлуши, быстро нацепили коньки и вышли на лёд.

— Эй, что же вы застряли! — крикнула ему Ясноглазка.

Она подъехала к Карлуше, который сосредоточенно копался в ящике, надеясь, что про него забудут. Ему было стыдно признаться, что он совсем не умеет кататься на коньках. Зимой он всё больше носился на санках с гор, за компанию мог покататься на лыжах, но приближаться к катку побаивался.

— Вот, берите эти, они вам подойдут. — Ясноглазка достала из ящика коньки. — Садитесь, я помогу… Вот и всё, пойдёмте.

Она взяла Карлушу за руку и потянула на лёд. Но как только он шагнул с рыхлого снега на скользкую поверхность катка, ноги его тотчас улетели вперед, а сам он шлёпнулся назад, едва не уронив спутницу.

— Ну вот! Вы что же, первый раз на льду? Если бы я вас не держала, вы могли разбить себе голову!

Подъехала Снежинка, они вместе подняли Карлушу и взяли его с двух сторон под руки.

— Раз так, давайте потихонечку учиться, — сказала Ясноглазка. — Стыдно быть таким знаменитым и не уметь кататься на коньках. Хорошо ещё, что в маске вас здесь пока никто не признал. Делайте, как мы… так, так… осторожно, правильно…

После нескольких кругов Карлушу отпустила сначала Снежинка, а потом и Ясноглазка. А ещё через несколько кругов он мог уже скользить не хуже других, пытаясь иногда даже выполнить довольно крутой поворот или пройтись «змейкой» между арками ледяного дворца.

Время от времени мимо Карлуши, наклонившись вперёд, как заправский гонщик, и заложив руки за спину, проносился Взломщик в своей яркой клоунской маске. Оба механика были игроками городской хоккейной команды, причём Взломщик был нападающим, а Шестерёнка — вратарем. Этих двоих не надо было учить кататься.

Когда Взломщик сделал с десяток кругов и подошёл к одному из лотков выпить водички, кто-то сзади слегка похлопал его по плечу.

— А я вас узнала, — сказала дама, представлявшая таинственную незнакомку в черной полумаске и плаще-домино. — Вы нам здорово помогли сегодня днём, спасибо.

— Я вас тоже узнал. — Взломщик поднял маску на лоб. — Вы — Стрелка. Хорошо у вас это всё получилось…

— Нравится?

Взломщик протянул дамочке стакан подогретой брусничной воды. Оба одновременно отхлебнули.

— Как же вы меня узнали?

— Если на балу всего три кавалера, нетрудно отличить одного от другого, даже если они в масках.

— А мне показалось, что нас никто не замечает.

— Размечтались. Скажу вам по секрету, что многие только на вас и смотрят. Не на вас одного, конечно… А вот вы, господин Взломщик, меня даже не заметили.

— Я вас сразу узнал по голосу… Сначала по голосу, а потом и так, вообще.

— Вы хорошо катаетесь. Наверное, участвуете в соревнованиях?

— Нет, просто играю в хоккей. Скажите, а почему к вам не приходят гномы из Парка?

— Да потому, что им запретили сюда приходить. Раньше мы приглашали тех, которые посмирнее, но и они каждый раз умудрялись выкинуть что-нибудь безобразное. Одной барышне залепили в глаз снежком так, что она едва не окосела, другой напихали снега за шиворот, и она заболела воспалением лёгких. А тёте Груше пришлось лечить собственную ногу из-за того, что один такой хулиган толкнул её на катке. За тамошних гномов вы не беспокойтесь, они сейчас устраивают на реке сражение. С утра всем городом строят снежные укрепления, а вечером одна половина их защищает, а другая — штурмует. У них это называется «взятие снежной крепости».

— Здорово, — сказал Взломщик. — Я им даже немножко завидую.

— В таком случае можете позавидовать и тем, которые после столь диких развлечений поступают в нашу больницу с ушибами, переломами и сотрясениями. Пойдемте лучше покатаемся на карусели. Я залезу в космическую ракету, а вы садитесь на лошадку, идёт?

В это время Карлуша, порядком уставший для первого раза, присел на покрытую соломенными тюфяками лавочку. К нему подъехала Снежинка и, до того как остановиться, расставив ноги, закружилась на месте.

— К вам можно подсесть?

Карлуша сделал приглашающий жест рукой.

— А вы уже делаете успехи, — похвалила его Снежинка, болтая ногами.

— Да, знаете ли, за последнее время немножко разучился. А теперь вспомнил.

— Стало быть, вы раньше умели?

Карлуша сделал движение, которое можно было истолковать как угодно, и сменил тему:

— Что-то я не вижу Взломщика и Шестерёнки; не знаете, куда они запропастились?

— Конечно знаю. Господин Взломщик на карусели, а господин Шестерёнка разгуливает на ходулях. На ходулях вы тоже раньше умели?

Мимо них проскользнула Ясноглазка, и Карлуше показалось, что она чем-то расстроена и специально не смотрит в их сторону.

— Знаете, — сказал он Снежинке, — я пойду ещё немножко покатаюсь.

— Что ж, покатайтесь немножко. А то я вижу, что некоторым очень завидно из-за того, что я с вами разговариваю.

Карлуша догнал Ясноглазку и поехал рядом. Они постепенно разговорились, и обоим очень захотелось взяться за руки, но Ясноглазка ждала, когда первым это сделает Карлуша, а тот, понятное дело, трусил.

Шестерёнка действительно увлёкся хождением на ходулях. Это оказалось вовсе не так трудно, как представляется со стороны. Не прошло и десяти минут, как он уже уверенно ходил, стоял и даже подпрыгивал на высоких деревянных рейках с приколоченными для ног брусками. Шестерёнка сам по себе был низеньким гномом, поэтому хождение на ходулях доставляло ему особенное удовольствие.

— Посторонись, мелочь пузатая! — кричал он, вышагивая за пределы специально отведённой площадки.

В конце концов он увяз в снегу и решил, что для первого раза достаточно.

* * *

Незадолго до полуночи музыка стихла, катание прекратилось, все разошлись, сбились стайками и стали дожидаться боя часов и фейерверка. Карлуша, Ясноглазка, Снежинка, Стрелка, Взломщик и Шестерёнка тоже уселись вместе, тесно прижавшись, на одной лавочке.

Неожиданно сцена осветилась, и к микрофону вышли Дед Мороз и Снегурочка.

По всей площади прокатился возглас удивления.

— Шёл за тридевять земель, — заговорил Дед Мороз низким, но подозрительно знакомым голосом, — ехал по высоким горам, по глубоким долинам, через густые леса! Торопился к вам, дабы… — он поправил отсутствующие очки на переносице. — Дабы… чтобы…

— Поздравить всех с Новым годом!! — оттолкнув Деда, прокричала в микрофон Снегурочка.

Все радостно завизжали и зааплодировали.

Именитые гости спрыгнули со сцены, их окружили и едва не затёрли. Кое-как они отбились от шалуний и пошли прямо к лавочке, на которой сидел Карлуша. Борода у Деда Мороза съехала на бок, и стало понятно…

— Студент! — крикнул Взломщик, вскочил и сорвал с друга прицепленную на резинке ватную бороду.

— Клюква! — закричала Стрелка и вскочила с места.

Клюковка-Огонёк обняла подругу, и они расцеловались.

— Студент?.. — не веря собственным глазам, выдохнули разом Карлуша и Шестерёнка, но тут же подскочили и, скинув маски, радостно закричали и запрыгали вокруг него: — Студент! Студент!

Студент сбросил шапку и шубу, наспех обтянутые красным шёлком, нацепил очки и смущённо сказал:

— Здоро'во, братцы. Решил вот посмотреть, как вы тут… и вообще…

В этот момент из динамиков раздался бой часов и со всех сторон ударил, вспыхнул, зашипел и закружился фейерверк — рассыпающиеся вихри огненных искр на вертушках.

— Ура-а-а!!! — закричали все разом, бросились обниматься и поздравлять друг дружку с наступившим Новым годом.

Карлуша тоже сгоряча обнял Ясноглазку и, неожиданно для себя, поцеловал.

— Что вы делаете! — испуганно прошептала та и отстранилась. — Никогда так больше не делайте, это нехорошо. Обещаете?

Карлуша неопределённо пожал плечами.

— И перестаньте глупо улыбаться! — рассердилась вдруг Ясноглазка. — Вы, наверное, делаете так со всеми, чтобы после рассказывать.

— Нет, честное слово, я никогда раньше… Вы мне правда очень нравитесь.

— Хорошо, так и быть, я вам поверю. Вы мне тоже нравитесь. Только не думайте задирать нос, я вовсе не собираюсь бегать за вами, как другие.

— А я и не думаю, — искренне заверил её Карлуша.

* * *

После того как отшумел фейерверк, снова заиграла музыка и все пришло в движение. Студент и Огонёк тоже надели коньки и раздобыли себе маски. Но, прежде чем они успели обернуться чёрным вороном и рыжей лисичкой, некоторые смогли заметить на лице Студента следы от помады — в точности такой, какой подкрасила себе губы Огонёк…

Студент хорошо катался; жители Песочного города часто могли видеть, как он, стремительно и в то же время плавно, уверенно взмахивая руками, несётся на беговых коньках, погружённый в свои мысли…

Но сегодня он был не один, под руку его держала рыжая лисичка, которой он минуту назад впервые сказал «Огонёк», вместо обычно принятого у них в общении «дорогая коллега».

Даже строгая докторша тётя Груша важно и не спеша скользила по кругу в сопровождении двух нянечек. И хотя она предупреждала всех о «неизбежном травматизме, к которому приводят подобные мероприятия», всё же не смогла отказать себе в удовольствии покататься. Тем более что, по её предварительным наблюдениям, гномов здесь было всего трое и вели они себя вполне прилично.

Осмелев, Груша закатилась под арку дворца, остановилась и, задрав голову, стала разглядывать украшенную игрушками и обвитую электрической гирляндой елку. Тут ей показалось, что внизу, под ёлкой, в густых колючих лапах что-то шевелится. Она приблизилась, раздвинула ветки, нагнулась, вглядываясь через очки в полумрак, и сказала неуверенно:

— Кто здесь?..

В ответ послышалось глухое ворчание, а в следующее мгновение у самого её носа возникла плюшевая медвежья морда.

— Ррр-рр-рр-ррр!.. — грозно сказала морда.

Несколько секунд докторша смотрела на неё, широко раскрыв глаза, а затем, взмахнув руками, с пронзительным криком «Медведь! Медведь!..» упала навзничь и с необычайной быстротой на четвереньках выбежала из замка.

Её подняли на ноги и окружили.

Чувствуя, что шутка не совсем удалась, Шестерёнка вылез из-под ёлки и сел на лавочку в стороне, дожидаясь, что будет дальше.

Докторша держалась за левую руку и беспрестанно охала. Запястье распухло и болело; необходимо было срочно отвезти её в больницу и наложить тугую повязку.

Взломщик подогнал «Метелицу» прямо на лёд катка, тётю Грушу и нянечек усадили в кабину, и снегоход тотчас сорвался с места.

В это время в больнице, как мы знаем, коротал время один-единственный пациент по имени Тормашкин. Его палата, стараниями нянечек и посетителей, была украшена пахучими еловыми ветками и бумажными гирляндами, перед кроватью стоял телевизор, а стол и тумбочка были заставлены угощениями.

Заслышав гудение приближающегося снегохода, он вскочил с кровати и выбежал на порог, чтобы встретить Взломщика и похвастать перед ним усовершенствованиями, которые придумал и воплотил здесь за истекшие сутки.

Однако поначалу вместо Взломщика он увидел вылезавшую из кабины докторшу, которую с двух сторон заботливо поддерживали нянечки и которая немедленно ему закричала:

— Больной, что вы себе позволяете! Сейчас же вернитесь в палату, вам противопоказан холод!

Тормашкин вернулся в кровать, а тётю Грушу повели в процедурный кабинет, где нужно было срочно наложить на руку повязку, а может быть, даже и гипс.

Взломщик подсел было к Тормашкину, но тут появились нянечки и пожаловались, что не могут открыть в больнице ни одну дверь.

Тормашкин расплылся в самодовольной улыбке. Он поднялся с кровати и начал демонстрировать плоды своей технической мысли. Его решение было остроумным и эффектным, однако практическое его воплощение повергло докторшушу в ужас: все двери, окна, шкафчики с медикаментами, краны и даже крышка на унитазе открывались посредством хлопка в ладоши, на который реагировали настроенные специальным образом датчики.

 

Глава первая

Карлуша понимает, что все сложилось не так уж плохо. — Новая тактика поведения профессора Злючкина и прожект подземного мегаполиса

Все праздники когда-нибудь заканчиваются, и уже через день после новогоднего бала Карлуша проснулся в своей комнате, в доме на улице Солнечных зайчиков. В первую минуту всё случившееся — и поездка, и Ясноглазка, и ледяной замок — всё показалось ему волшебным сном. Потом он вспомнил обратную дорогу и прощание, которое не обошлось без нескольких пролитых слезинок (со стороны девочек, конечно).

А здесь всё оставалось по-прежнему, будто и не было никакого праздника. Внизу гремели посудой, приготовляясь к завтраку, Ловкач и Хитрюга, из-за стенки доносилось шуршание бумаги. Карлуша вспомнил про письмо и вскочил с кровати.

Пухляк работал над вторым кругом своей корреспонденции. На отправленные им ответы поклонницам («О прекрасная невидимая Собеседница») пришли горы взволнованных писем, каждое из которых занимало добрый десяток, а то и два десятка страниц. Пухляк любил читать их во время послеобеденного отдыха. А с утра он занимался изготовлением второй очереди ответов по новому, сочинённому поэтом Светиком образцу.

В эти ответы Пухляк вкладывал теперь ещё и фото со своим изображением, подретушированное таким образом, что лицо героя приобрело слегка надменный и разочарованный вид — как раз такой, какой особенно нравится дамочкам.

Получив в ателье целую коробку фотографий, а также новый текст письма и новые стихи от Светика, Пухляк взялся за работу.

Когда Карлуша вошёл, Пухляк старательно, высунув язык, выводил новый текст письма, начинавшийся словами: «Кажется, у нас завязалась переписка. Но к чему приведёт этот легкомысленный флирт? Моя одинокая душа изранена кознями врагов и высушена предательством близких…»

Увидев, что Карлуша читает, заглядывая через его плечо, Пухляк быстро прикрыл написанное рукою.

— Чего тебе?

— Мне? Ничего. Просто так, зашёл поздороваться.

Карлуша с деланным беззаботным видом провёл пальцами по корешкам лежавших на столе толстых папок с подшитыми в них письмами от поклонниц. Все папки были аккуратно размечены в алфавитном порядке — от «А» до «Я».

— Говорят, вы там хорошо повеселились? — сказал Пухляк.

— Где? — рассеянно ответил Карлуша, незаметно выискивая папку на букву «Я».

— Ну там, у девчонок, на Зелёной горке.

— Так, ничего особенного.

— А Взломщику и Шестерёнке понравилось.

— Меня здесь не искали?

— А чего тебя искать? Все так и знали, что ты с ними уехал.

— Так уж и знали?

Свою записку Карлуша в комнате не нашёл и теперь опасался, что она всплывёт в самый неподходящий момент. И, между прочим, зря, потому что Студент её давно выбросил и забыл о ней.

— Будто в Парк аттракционов позвонить трудно.

— Понятно…

— Слушай, а чего это ты у меня роешься?

— Так, уточнить кое-что.

Пухляк поднялся со стула и рукой отстранил Карлушу от своих папок.

— Вот иди к себе, там и уточняй.

Карлуша толкнул Пухляка, и тот плюхнулся обратно на стул.

— Сиди, израненная душа. Заморочили всем головы вместе со Светиком. Я вот ещё пойду с ним поговорю…

Пухляк молчал, в удивлении раскрыв рот.

Наконец в папке нашлось письмо от Ясноглазки, на конверте которого значилось: «Песочный город, ул. Солнечных зайчиков, Карлуше».

— Здесь что написано? Читай!

Пухляк пролепетал адрес.

— Это тебе письмо? Тебе? Тебе? Тебе? Тебе?..

С каждым словом Карлуша наотмашь щёлкал героя по носу сложенным пополам конвертом.

— Так ведь они пачками приходят!.. Я конверты даже не читаю, только обратный адрес…

— Так вот впредь читай, а не то узнаешь по-настоящему, что такое «козни врагов и предательство близких». Будешь ты у меня и израненный, и высушенный, понял?

— По-онял, — всхлипнул Пухляк, утирая нос.

Карлуша вернулся к себе и стал читать запоздало дошедшее до него письмо от Ясноглазки. Оно было простое и милое, в нём не было упрёков в зазнайстве и забывчивости. «Вы можете мне не отвечать, просто у меня сейчас такое настроение, — писала она. — А если хотите, приезжайте к нам на ёлку. Будьте уверены, что не пожалеете».

Сложив письмо, Карлуша вздохнул и подумал, что в общем, отчасти благодаря Пухляку, всё сложилось не так уж плохо.

* * *

После обеда по радио транслировали очередную дискуссию между профессором Злючкиным и академиком Ярило. Встречи этих двух непримиримых противников всегда вызывали интерес у публики, даже у той, которая совсем не понимала смысла их наукообразных разговоров.

Потерпев позорное поражение в споре о существовании невидимого острова, Злючкин решил взять реванш, заявив столь грандиозную идею, что одно обсуждение её уже бы восстановило авторитет учёного в глазах широкой общественности.

И такая идея вскоре родилась в его небогатом воображении.

Побывав однажды в Земляном городе и обнаружив там совершенно идеальные условия для проживания гномов, профессор выдвинул идею, или, как он сам говорил, «прожект», строительства огромного подземного мегаполиса, в который постепенно могли бы все переселиться.

Этот прожект, при всей своей дикой бредовости, как ни странно, приобрёл немало сторонников. Успешно забросив пробный шар и ощутив кое-где поддержку, Злючкин резво бросился в атаку.

Следует заметить, что, погорев однажды на собственной глупости, профессор кое-чему научился. В первую очередь он усвоил для себя главное: никогда, ни при каких обстоятельствах не ссориться со средствами массовой информации — газетами, радио, телевидением и интернетом. Со своими личными противниками — пожалуйста, это только лишний раз подогреет внимание к нему публики и прибавит популярности. Но такие выходки, как плевок в объектив камеры или безобразная ругань во время выступления в прямом эфире, могут заставить отвернуться от него даже самых верных сторонников.

И Злючкин переменил тактику дракона на тактику лисы.

При встречах с журналистами или редакторами он больше не строил презрительную мину, а, наоборот, расплывался до ушей в приветливой улыбке, а также извинялся за былые промахи. Главным редакторам медиа-компаний он рассылал по праздникам пышные букеты, в каждом из которых была вложена его визитка с собственноручной припиской типа «Ваш преданный читатель» (зритель, слушатель…)

Голос у него стал вкрадчивым и приторным, но, поскольку на душе у него по-прежнему злобно скребли кошки, он часто по привычке сбивался на грубый приказной тон. Правда, спохватившись, он тут же говорил «извините» и продолжал как ни в чём не бывало.

Всё это, конечно, не могло не повлиять на его отношения с окружающими. У Злючкина появилось много «полезных» знакомых, его имя замелькало на обложках газет и журналов, по радио зазвучал его голос, а его фальшивая улыбка не сходила с экранов телевизоров.

Именно в это благоприятное для него время Злючкин огласил грандиозный прожект о массовом переселении гномов в подземный мегаполис.

Поначалу идея вызвала смятение, затем растерянность, а потом активная часть населения разделилась на два непримиримых лагеря — сторонников переселения и противников такового.

Сторонниками объявили себя безрассудные натуры, не нашедшие применения своей энергии в полезных сферах деятельности, а также обыкновенные хулиганы, которые вообще держали Злючкина за своего.

Однако благоразумные гномы, которых было всё-таки большинство, понимали опасность затеи, поэтому дальше разговоров и споров дело пока не шло.

Главным противником подземного строительства и переселения был академик Ярило. Споры на эту тему двух непримиримых противников были в последнее время излюбленным развлечением публики.

Намучившийся со своими больными зубами профессор вставил себе совершенно новые, искусственные. У него появилась ослепительная лошадиная улыбка, он перестал цыкать зубом, однако в его речи появился новый дефект: вместо буквы «т» он начал временами выговаривать нечто не поддающееся письменному воспроизведению, похожее на «прфф». И это, конечно, очень мешало его собеседникам. Кроме того, внутренняя борьба с собственными грубостями привела к развитию у него непроизвольных телодвижений — внезапных взмахов рукой, ногой, головой, плечами. Из-за этого он стал походить на подвешенную на ниточках марионетку.

В описываемое утро по радио звучала очередная дискуссия. Ярило говорил о физической невозможности проведения столь трудоёмких работ; Злючкин — о достижениях науки и техники.

— Недавняя перепись показала, что нашу страну населяет около семи тысяч гномов, — спокойным бархатным баритоном говорил академик Ярило. — Даже если все они вдруг сойдут с ума и начнут рыть гигантский подземный бункер, то закончат работу никак не раньше, чем через сто лет.

— Вы забываетПРФФе о том, что наша наука и техника не стоятПРФФ на месте, мой очароватПРФФельный всезнайка, — возражал Злючкин. — Построив сверхмощную лазерную пушку и работая под землёй в условиях невесомостПРФФи, мы закончим строительстПРФФво за два с половиной года!

— Это очень сомнительное заявление, профессор. Вы можете подтвердить его хотя бы приблизительными расчётами?

— Пора бы знатПРФФь, что я никогда не делаю голословных заявлений, академик. (Послышалось шуршание бумаги.) При ежемесячной круглосуточной выработПРФФке одна целая ноль восемь десятых единицы грунта, помноженных на ноль целых две десятых гномо-часов…

И Злючкин торопливой и невнятной скороговоркой, продолжавшейся не менее двух минут, вытряхнул на собеседника и радиослушателей несколько страниц дробных цифр, щедро приправленных понятными только специалистам техническими терминами, а также совсем уж пугающими «гномо-часами».

— Вы позволите мне взять эти бумаги и проверить расчёты? — спросил Ярило.

Бумаги моментально ушуршали во внутренний карман профессорского пиджака.

— Зачем же проверять? Вы намерены оскорбитПРФФь меня недоверием? Но в таком случае, академик, вы намерены оскорбитПРФФь не только меня, но и науку, и всех добропорядочных гномов в моем лице… Господин Ярило, вы подлец! Я сейчас же, сию секунду плюну вам в морду!!

Тут Злючкин опомнился и осёкся.

— Извините, — сказал он и продолжил как ни в чём не бывало: — Итак, расчёты показываютПРФФ высочайшую и несомненную ценность моего прожектПРФФа, призванного служить одной-единстПРФФвенной благородной цели — построению счастПРФФья для всех разом гномов. Не благороднейшая ли это цель? Скажите, скажите нам без промедления!

Свыкшийся с манерой спора своего оппонента, Ярило реагировал совершенно спокойно и снова заговорил по теме:

— Допустим на мгновение, что вы каким-то образом добились невозможного и подземный город существует. Как в этом случае будет организовано питание переселенцев? Ведь если они будут производить сельскохозяйственные работы на поверхности земли, как и прежде, то весь ваш проект не стоит и выеденного яйца…

— Вы сами не стоите выеденного яйца, академик. Простите. Да будет вам известПРФФно, дорогой коллега, что в земле живет бесчисленное множество всевозможных червячков и личинок, чрезвычайно питательных и богатых белками. Скажу прямо: вот уже месяц я питаюсь исключительно, поверьте, исключитПРФФельно червячками и личинками. Их можно варить, жарить, солить, сушить, мариновать и даже делать из них сладкие конфеты. Я специально принес вам на пробу пакетик с засахаренными личинками. Вот, берите, угощайтПРФФесь!

Хрустнул бумажный пакет, и послышался звук резко отодвинувшегося стула.

— Нет, нет, спасибо, профессор, я уже завтракал, — взволнованно проговорил Ярило где-то вдалеке от микрофона. — Уфф… С вами не соскучишься. Кстати, не вы ли заказывали вчера большой комплексный обед в ресторане Дома ученых? Я как раз сидел неподалёку.

— Что?! — сорвался на крик Злючкин. — Какой ещё обед! Вы подвергаете сомнению чистоту моего экспериментПРФФа? Смотрите же… — Злючкин стал громко чавкать, набивая рот засахаренными личинками. — Смотрите! Нет, нет, смотрите, не отворачивайтесь!..

Но тут передачу прервали, и в эфире зазвучал концерт по заявкам.

 

Глава вторая

Карлуша узнаёт о том, что Ослик в беде. — Чек испытывает тягу к науке, но ещё большую — к зимней спячке

Вечером Студент, неожиданно заговорив серьёзным и озабоченным тоном, пригласил Карлушу к себе. Тот, немало удивленный, проследовал в заставленную стопками книг, всё ещё пыльную и не прибранную хозяином со времени приезда комнату.

— Послушай… — начал Студент с некоторой нерешительностью. — Тогда, на Луне… Ты, кажется, был знаком с Осликом?

— С Осликом? — повторил Карлуша, и ему сразу припомнился ужасный и нелепый сон, в котором Ослик звал его на помощь, а Луна в облаке белого порошка разваливалась на куски. — Ослик! Да ведь это мой самый что ни на есть лучший в мире друг! А что такое случилось?

— Ты погоди, сядь. Ничего особенного не случилось. То есть я хочу сказать, что ничего пока ещё не известно.

— Ты давай не выкручивайся, говори всё как есть.

— Я и не выкручиваюсь. Пока ещё действительно ничего не известно. Просто с Луны были какие-то странные сигналы от этого твоего Ослика.

— «Просто, просто»… Какие сигналы?

— Ну вот, послушай.

Студент сунул кассету в магнитофон, и Карлуша услышал надрывный голос Ослика, отчётливо пробивавшийся сквозь радиопомехи: «Не давайте им ничего! Если прилетят — не давайте ничего!..»

— Ну, что ты раскис? Есть какие-нибудь соображения?

Карлуша шмыгнул носом и молча отрицательно покачал головой.

— Слушай, ты так не расстраивайся. С ним-то, наверное, всё в порядке, это он нас о чём-то предупреждает. Понять бы только, кому и чего не давать. Может, семян не давать? А, как ты думаешь?

— Из-за семян он бы так не стал…

Карлуша опять шмыгнул и утёр нос рукавом.

— Всё?

— Что «всё»? — не понял Студент.

— Больше ничего не передавали?

— Нет, ничего. И на наши позывные никто не отвечает.

— Это плохо.

Студент молча опустил голову, как будто он сам был в чём-то виноват.

— Если никто не отвечает, надо лететь, — сказал Карлуша таким голосом, что Студент испугался.

— Что значит «лететь»! Ты это погоди, «лететь». Вот чудак, разволновался. Они сами к нам скорее всего летят. Вот когда прилетят…

Но Карлуша, не дослушав его, вышел из комнаты.

— Ну и ну… — пробормотал Студент. — Смотрите, какой он впечатлительный. Надо будет за ним следить получше.

Карлуша отправился к себе, лёг и напряжённо уставился в потолок. В голове у него ещё звучал голос Ослика, который, словно барабанным боем, сопровождался собственными словами: «Надо лететь, надо лететь, надо лететь…» Но, даже находясь в столь взвинченном состоянии, он понимал, что лететь в космос без специальной программы в компьютере ракеты, без запасов воздуха, воды и провизии — невозможно. Для подготовки нужно было время и, самое главное, желание со стороны Студента. А Студент очень не любил неточностей и недоговорённостей. И в самом деле: глупо лететь куда-то сломя голову, если оттуда предупреждают, что сами летят сюда… С этим Карлуша и заснул.

А утром он пошёл к Чеку, поделиться своими переживаниями и заполучить хотя бы одного союзника в этом деле.

Чек жил неподалеку, всего в нескольких кварталах, и Карлуша быстро добрался до его дома подснежными ходами. Прохожие с удивлением смотрели, как он, ни с кем не здороваясь и сосредоточенно глядя себе под ноги, торопливо шагает мимо.

— Дома? — спросил он у громыхающего посудой в тазу с мыльной водой портного Заплаткина.

— Дома, ясное дело, — проворчал тот. — А где ему ещё быть, по-твоему?

Действительно, Чек очень не любил холод и зимой не вставал с кровати без особой необходимости. Соседи и знакомые поражались его способности спать почти круглые сутки с перерывами для еды и прочих неотложных надобностей.

С началом весны он оживал, летом был бодрым и деятельным, а с первым снегом начинал зевать и впадал в спячку.

На этот раз Карлуша застал друга, к своему удивлению, не спящим, а почитывающим какой-то старый пожелтевший журнал. Под кроватью виднелся ещё ворох таких журналов, извлеченных скорее всего из подвала или с чердака.

— А, это ты, — сказал Чек рассеянно. — Как там внизу, обед готовят?

— С чего это тебе обед? Недавно завтракали.

Чек протяжно зевнул:

— Я, видишь ли… завтрак проспал, оказывается.

— Что же тебя не разбудили?

— У них против меня сговор.

— Чего-чего?

— Они, видишь ли, против меня сговорились. Боятся, что я из-за спячки де-гра-дирую. Это вроде болезнь какая-то, надо ещё у Глюка спросить. Вот, журналы принесли… Сказали, что будить не будут больше, что, если сам не проснусь, останусь голодным.

— Ну и как оно?

— Да пока, знаешь ли, не очень. Завтрак они, видишь ли, устраивают ни свет ни заря: в десять часов — это же самый сон… А ты, говорят, куда-то ездил?

— Ездил, ездил. А ты небось даже из дому не выходил?

— Хотел я в праздник на реку пойти. Оделся даже, прилёг, да так и уснул до утра.

— Понятно. А что читаешь?

— Вот это, что ли? «Занимательная химия». Удивительно легко даётся, всё понимаю. Мне химия всегда нравилась, опыты разные делать… Глюк говорит, что у меня способности; я вместе с ним ракеты для фейерверка делал, жаль только, что сам фейерверк проспал…

— Что же ты свои способности скрываешь? Если что-нибудь хорошо получается, надо идти вперёд, развиваться.

Чек поднял голову и посмотрел на Карлушу внимательно:

— Ты сам-то как? У тебя, вообще-то, всё в порядке? Ничего не случилось?

— Помнишь, я тебе рассказывал про Ослика?

— Какого ещё козлика?

— Ну, мы с ним на Луне подружились.

— А, в этом смысле…

— Теперь там передатчик сломался, а он что-то хотел сказать. Понимаешь, что-то очень важное, потому что я его знаю, он о пустяках так не будет говорить.

— Чего?

— Лететь надо на Луну, вот чего.

— Чего, прямо сейчас?

— Прямо сейчас не получится, надо Студента уговорить.

— Ну и уговаривай. Меня-то он совсем не послушает. Только я, знаешь ли, не полечу. Чего я там не видел, на Луне? Я её и без того каждый день вижу. И вообще, у меня планы другие. Глюк обещал…

— «Обещал, обещал»!.. Сам ты Глюк! Я думал, что ты… а ты…

Не найдя союзника в лучшем друге, Карлуша расстроился ещё больше. До вечера он сидел у Звёздочкина, вслушиваясь в бессмысленное завывание и треск космического радиоэфира.

Больше в этот день ничего не случилось.

 

Глава третья

Новые сигналы с Луны. — Профессор Злючкин ощущает свой звёздный час, но вынужден бежать в ванную. — Глубокомысленные версии и скоропалительные выводы

Несколько дней Карлуша ходил мрачнее тучи, а потом разразилась сенсация. Радиостанция Космического городка, а также некоторые другие станции и даже отдельные радиолюбители начали принимать слабые, но постоянно повторяющиеся сигналы с Луны. Эти сигналы крутились, по всей видимости, на закольцованной магнитной ленте и состояли из нескольких фраз, смысл которых не удавалось разобрать из-за помех.

На позывные с Земли никто не отвечал; непонятно было, откуда идет передача — с поверхности Луны или с внутреннего ядра посредством местной связи.

Поначалу в тексте новой радиограммы невозможно было разобрать вообще ни единого слова, но постепенно из безнадежных «бу-бу-бу», «хрр-фрр-прр» и «з-з-зззз» при помощи новейших технологий удалось выявить несколько обрывков фраз, поставивших в тупик как научные умы, так и широкую общественность. Только самые первые слова не вызывали сомнений, да и то потому, что были стандартными позывными. Дальнейшее же выглядело абсолютной абракадаброй:

«Я ЛУНА! Я ЛУНА! ВЫЗЫВАЮ ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК! (…) ПРОСЯТ У ЗЕМЛЯН (…) ДЕНЕЖНЫХ МЕШКОВ (…) В СОСТОЯНИИ ГИПНОЗА (…) ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА (…) ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ (…)»

Последняя расшифрованная фраза была достаточно понятной, для того чтобы сначала вызвать переполох в СМИ.

В это утро ощутил своё величие профессор Злючкин.

Узнав о послании из космоса из утренних новостей, он понял вдруг, что наконец-то пробил его звёздный час. Для него было совершенно очевидно, что с Луны на Землю движется некая враждебная сила, от которой необходимо срочно спасаться. А где же спасаться гномам от таинственной космической силы, как не под землёй?

Озарённый внезапной мыслью о собственном гениальном предвидении, Злючкин растворил окно, втянул в себя морозный воздух и горделиво возвел глаза к небу. Никогда ещё до этого он не казался себе столь мудрым и прекрасным.

К несчастью, в этот торжественный момент кто-то с улицы залепил ему в глаз снежком, и ошеломлённый профессор поспешил в ванную.

Уже в этот день в вечерних газетах появились версии различных толкований не поддающейся полной расшифровке радиограммы.

Самая большая статья, занимавшая два газетных разворота, принадлежала, разумеется, перу Злючкина.

Профессор писал о том, что смысл радиограммы, которую правильнее будет назвать ультиматумом, может быть непонятен только длинноухим ослам, которые и до этого упрямо не желали внять его предупреждениям о грозящей из космоса опасности.

Далее следовали подробные рассуждения о том, что иные упрямые животные с учеными степенями ради удовлетворения собственных амбиций готовы отдать на жестокую расправу сотни и тысячи невинных и доверчивых сограждан.

Только на третьей газетной полосе Злючкин публиковал единственно возможный, с его точки зрения, текст послания:

«Вооружённые космические бандиты ТРЕБУЮТ У ЗЕМЛЯН несметное количество ДЕНЕЖНЫХ МЕШКОВ. В противном случае они введут земных гномов В СОСТОЯНИЕ ГИПНОЗА и подчинят своей воле. К Земле будут направлены военные корабли с тайным оружием, ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА. Денежные мешки должны быть приготовлены через два с половиной года. ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ».

По всеобщему мнению, в этой расшифровке были очевидные натяжки и подтасовки.

Во-первых, все заметили, что в оригинале не было слова «требуют», а было слово «просят». Ясное дело, что увязать такие понятия, как «космические бандиты» и «просят», не очень просто.

Во-вторых, непонятно было, каких таких «денежных мешков» просят злодеи. В этом смысле правильно было бы сказать «мешков с деньгами».

Не очень грамотной выглядела и фраза о «тайном оружии, откуда исходит вредоносная сила».

И последнее, что выдавало Злючкина с головой, был срок ультиматума два с половиной года — именно такой срок он требовал недавно для строительства подземного мегаполиса.

Расчёт легко угадывался. «Космическая опасность» должна была объединить гномов для рытья подземного города. Работая без отдыха в постоянном страхе перед нашествием космических агрессоров, они могли на самом деле вырыть его за два с половиной года, а то и раньше.

Теперь Злючкин был готов на любые ухищрения ради того, чтобы все поверили в эту опасность, а следовательно, в него самого и в его прожект.

Не меньший интерес у читающей публики вызвали и другие материалы на космическую тему.

Задира и Липучка, ссылаясь на книгу Студента «Экономика подлунного мира», в своей статье разъясняли читателю, что такое деньги. После этой статьи любому становилось понятно, что просить денег на другой планете глупо и бессмысленно. «Денежными мешками, — писали эти две ученые дамочки, — в подлунном мире называют не мешки с деньгами, а гномов, накопивших много этих самых денег».

Задира и Липучка не брались за толкование радиограммы, но их статья охладила многие горячие головы.

Сам Студент не торопился с выводами и опубликовал лишь небольшую заметку, в которой рассказывал о принятой неделей раньше радиограмме от Ослика. Студент отмечал, что качество звука было хорошее (запись он передал на радио, и все могли услышать оригинал этим же вечером), но сам Ослик находился, по всей видимости, в сложной ситуации, поскольку успел прокричать в микрофон всего несколько фраз. Возобновленный неделю спустя «закольцованный» сигнал был уже рассеян, слаб и неразборчив.

Содержание первого сеанса связи, где Ослик взволнованно кричал Звёздочкину: «Не давайте им ничего!..» — могло подтверждать версию о космическом нашествии. Сторонники Злючкина уцепились за неё и упорнее заговорили о необходимости строительства подземного убежища. Дело всё больше запутывалось.

Не остался в стороне от этой темы и писатель Баян. Свою довольно оригинальную статью он опубликовал в интернет-газете «Гипотезы и открытия».

Вскользь упомянув о своих дружеских отношениях с космическим путешественником Карлушей, Баян предлагал не то чтобы версию, а скорее сюжет для фантастического романа или кинофильма. Этот увлекательный сюжет сводился к следующему.

В галактику Млечный Путь залетают пришельцы из далёкого космоса.

Эти злые, покрытые чешуей, панцирем и рогами восьминогие чудовища собирают оброк с жителей всех обитаемых планет, встречающихся у них на пути.

Обчистив до нитки лунных гномов, они готовятся к опустошительному походу на Землю.

Горстка смельчаков-лунатиков из отряда сопротивления пытается предупредить землян о грозящей опасности. Понятие «деньги» или «денежные мешки» означает у них любые материальные ценности — провизию, семена, домашнюю утварь, книги, орудия труда, одежду, обувь и тому подобное.

Особенно у восьминогих чудовищ ценится обувь, поскольку они косолапы и быстро её стаптывают.

Огромная по объёму статья заканчивалась обнадёживающими словами «продолжение следует». Таким образом, находящегося в длительном творческом застое Баяна, как говорится, прорвало.

Следует отметить, что в день выхода этой статьи в магазинах было разобрано много обуви — как зимней, так и летней и демисезонной. Было удивительно, что особым спросом пользовалась обувь наибольших размеров, самых больших, какие только имелись на складе. (Впоследствии всю эту обувь вернули нетронутой.)

Фельетонист Булавкин опубликовал в газете «Утконос» язвительную заметку о том, что никакого послания из космоса скорее всего вообще не было. По его мнению, весь шум возник из-за шуток распоясавшихся радиолюбителей, которые частенько хулиганят в эфире и сбивают с толку доверчивых гномов. Он писал, что знает это от своего соседа-радиолюбителя, имя которого он не называет, потому что оно слишком хорошо известно. Регулярно встречаясь с соседом, Булавкин наслушался от него разных историй о розыгрышах и мистификациях, которыми забавляется эта публика как на короткой, так и на средней и даже на самой длинной волне.

Следует отметить, что уже в следующем номере «Утконоса» Булавкин напечатал опровержение, в котором приносил извинения радиолюбителям за свои поспешные выводы.

Все с нетерпением дожидались реакции академика Ярило. И его обширная статья наконец появилась в утреннем выпуске газеты «Научная мысль». Автор писал, что обсуждаемая тема слишком серьёзна для того, чтобы делать окончательные выводы, однако уже сейчас для него совершенно очевидно то, что земным гномам ничто не угрожает, в то время как лунатики скорее всего попали в беду.

«Возможно, — писал он, — что так называемые „денежные мешки“, то есть, попросту говоря, богачи, пытаются как-то загипнотизировать лунатиков, для того чтобы снова заставить их работать на себя. Те же, которые пока остались в здравом уме, просят землян о помощи».

Далее академик Ярило не оставлял камня на камне от версии профессора Злючкина. Подсчитав возможно допустимое количество букв в нерасшифрованных пробелах послания и сопоставив их число с текстом Злючкина, Ярило приходил к следующим выводам.

Количество букв в пробеле перед словами «ПРОСЯТ У ЗЕМЛЯН» может составлять 15; у профессора Злючкина их 29.

Перед словами «В СОСТОЯНИЕ ГИПНОЗА» — 72 буквы; у профессора — 40.

Перед словами «ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА» — 9 букв; у профессора — 59.

Перед словами «ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ» — 84 буквы; у профессора 54. Этими словами, по версии профессора Злючкина, послание заканчивалось, в то время как там, очевидно, присутствовали ещё двадцать четыре буквы.

Аргументы академика Ярилы выглядело просто и убедительно; авторитет Злючкина резко пошатнулся в глазах его сторонников. Необходимо было срочно нанести ответный удар.

 

Глава четвёртая

Как Карлуше ответил совсем не тот, к кому он обращался. — Поездка, во время которой встречные водители шарахаются по сторонам. — Подозрительное поведение профессора Злючкина

Как бы ни хотел Карлуша отправиться на Луну спасать Ослика, он не мог запустить ракету без специальной программы, а пользоваться бортовым компьютером на таком уровне умели в Песочном городе только трое: Студент, Взломщик и Звёздочкин. Как назло, все эти специалисты укатили в Центральную директорию, где на следующее утро было назначено заседание Большого Научного совета. На нём должны были обсудить поступившие с Луны сигналы и принять какое-то решение.

Карлуша сидел в опустевшей мастерской на перевернутом ведре и вёл неспешную беседу с «Бoбиком» и «Трезором». Неисправные роботы его не слышали и не могли ему отвечать; прислонённые к стенке, с вытянутыми ногами и безжизненно свесившимися головами, они были похожи на тряпочных кукол, слабых и беспомощных.

— А если бы даже они не уехали, — рассуждал Карлуша, обращаясь к «Бобику», — то всё равно не стали бы готовить ракету раньше, чем закончится этот научный совет, правильно?

«Бобик» не отвечал.

— А если бы даже я мог сам запустить ракету, — продолжал Карлуша, повернувшись к «Трезору», — разве кто-нибудь согласился бы лететь вместе со мной? Если даже Чек не захотел… А ты бы полетел, я знаю. Ведь правда полетел бы?

«Трезор» не реагировал.

— А теперь ещё неизвестно, кто там победит, на этом научном совете. Вдруг решат не лететь, а, наоборот, рыть под землёй пещеру? Два года будут рыть, а после окажется, что надо было лететь. Спохватятся, да уже поздно будет. Этот Злючкин кого угодно запутает, этакая гадина… Что же вы всё время молчите, истуканы?

Роботы безмолвствовали.

— Этак они с вами никогда не заговорят, — раздался вдруг знакомый голос у него над головой. — Зря только время тратите.

Карлуша быстро обернулся. За спиной у него стояла Клюковка-Огонёк и насмешливо улыбалась. После новогоднего праздника она осталась погостить ещё недельку-другую у своей подруги Стрелки, поэтому её появление здесь было совершенно неожиданным.

— Это вы?..

— Даже не сомневайтесь. Простите, что невольно подслушала вашу содержательную беседу. Жаль, конечно, что они такие неразговорчивые. А то, что Злючкин большая гадина, в этом вы абсолютно правы.

— Ослику от этого не легче…

— От всей души сочувствую вашему другу. Теперь всё зависит от решения научного совета; опасаюсь, что Злючкин готовит всем какую-то большую пакость. А хотите, поедем туда вместе?

— Куда?

— В Центр, на заседание. Говорят, что дорогу вчера расчистили от снега.

— Меня туда не приглашали.

— Подумаешь! Меня тоже не приглашали, а я всё равно поеду. Должен ведь кто-нибудь дать отпор этому пожирателю червей.

— Правда? — лицо Карлуши прояснилось. — Тогда я тоже с вами.

— Правильно, нечего здесь сидеть — так и свихнуться недолго. Сейчас вы разговариваете с роботами, потом начнете разговаривать с деревьями… Кстати, хорошо бы взять с собой кого-нибудь из этих молодцов. — Огонёк кивнула на «Бобика» и «Трезора». — Ещё неизвестно, чего можно ожидать от этого психопата; может случиться и так, что придется применить физическую силу. А кто-нибудь пробовал их починить?

— Взломщик два раза пробовал, да ничего не вышло. А Студент всё время занят.

— Давайте-ка теперь я попробую. — Огонёк скинула куртку и размотала шарф. — Только принесите попить чего-нибудь горячего, пальцы совсем озябли…

* * *

На другое утро редкие водители, проезжавшие по расчищенной от снега дороге из Центральной директории, шарахались на обочину и увязали в сугробах при виде вихрем несущейся навстречу странной компании. Впереди на предельной скорости мчался вдухместный вездеход с оседлавшими его двумя человечками, а следом за ними, не отставая ни на шаг, бежало, а вернее, скакало, стучало на четвереньках нечто железное.

Конечно, это не мог быть гном. Несомненно, это был робот. Уж не из компании ли он тех самых космических агрессоров, которыми пугал всех профессор Злючкин? Уж не гонится ли один из них за своими, может быть, уже и не первыми жертвами?..

Такие или очень похожие мысли приходили на ум не только встречным водителям, но и прохожим на улицах Центральной директории, куда, не сбавляя скорости, ворвался вездеход и скачущее за ним следом не'что.

Остановив машину перед входом в гостиницу, сидевшая за рулем дамочка, её пассажир и поднявшийся на задние конечности робот проследовали внутрь. Они вежливо поздоровались и попросили у дежурной ключи от двух номеров. Из произведённой ими в журнале записи следовало, что даму зовут Огонёк, а ее спутника — Карлуша.

— А что же этот, третий? — спросила дежурная, с опаской поглядывая на третьего посетителя, имевшего жутковатую внешность и рост на голову выше нормального гномы. — Его-то как записать?

— Запишите, что он «Дружок», — сказал Карлуша.

— Какой ещё «дружок»? — не поняла дежурная. — Мне что же, так и писать в журнале, что он ваш дружок?

— С большой буквы и в кавычках, — пояснила Огонёк. — А лучше совсем не пишите, потому что это не имя, а название. Это робот.

— Робот… — растерянно повторила дежурная. — Если робот, тогда, наверное, записывать не обязательно.

Карлуша и Огонёк отправились в свои номера, а «Дружок» отступил к стене и замер в неподвижности.

— Всё-таки он какой-то страшный, — проговорила дежурная, оставшись с роботом наедине. — Погодите, погодите… А ведь я такого где-то уже видела… Верно! Он из этого телефильма про путешествие на остров… И эти двое оттуда, только второй был в клетчатой кепке — такой огромной-преогромной… — Дежурная развела руками над головой и спохватилась: — Эх, надо было предложить им люкс. Даже, пожалуй, представительский люкс.

И, раздосадованная своей оплошностью, она стала обзванивать подружек.

Когда Огонёк и Карлуша снова спустились в фойе, робот находился в том же самом положении, в каком его оставили, но теперь вокруг него образовалась толпа зевак.

— Ничего он у вас, симпатичный… — сказала улыбающаяся дежурная.

Тут следует пояснить, что Огонёк собрала «Дружка» из двух неисправных роботов, для чего ей пришлось провозиться в мастерской целую ночь. Она сохранила в его программе все заложенные до этого полезные функции, которыми обладали «Бобик» и «Трезор», добавив от себя некоторые новые. Получивший название «Дружок», робот умел находить источники радиосигналов, следить за живыми объектами и производить химический анализ веществ. С ним можно было держать связь на расстоянии, он умел драться по всем правилам рукопашного боя и бегать на четвереньках с невероятной скоростью. Кроме того, робот мог самостоятельно ориентироваться в ситуации, выбирая правильное решение. Короче говоря, он был универсальным и незаменимым помощником в любом деле.

Карлуша и Огонёк уселись в такси и назвали адрес. «Дружок», которого водитель сажать наотрез отказался, резво поскакал рядом, стуча по мостовой своими железными конечностями.

В Большом колонном зале Академии наук было пустынно и тихо. Всё здесь от потемневшего скрипучего паркета и кресел с высокими резными спинками в президиуме до бородатых портретов вдоль стен — казалось, было насквозь пропитано основательностью, авторитетом и глубокими научными познаниями.

Карлуша и Огонёк прошли в тёмную ложу и там затаились.

Первыми в зале появились телевизионщики. Они начали сновать повсюду, протягивая провода и устанавливая аппаратуру. Предстояла прямая трансляция заседания на всю страну.

Неожиданно откуда-то появился профессор Злючкин. Он начал энергично суетиться и давать всем указания:

— Мониторчики, мониторчики в зал! Два мониторчика в фойе и один в буфет. Эту камеру вот сюда, крупПРФФный план; эту — на балкон, эту — на галёрку… Шевелитесь, шевелитесь…

Злючкин исчез так же внезапно, как и появился. Очевидно, он сделал или увидел все, что хотел.

— Теперь за ним надо смотреть в оба, — сказала Огонёк. — Я думаю, он не просто так вертелся возле аппаратуры. Пожалуй, нам предстоит сегодня увидеть нечто любопытное.

 

Глава пятая

Большой Научный совет. Профессор Злючкин произносит речь более чем странную. Все узнают то, что Клюковка-Огонёк долгое время почему-то скрывала

Постепенно все кресла в партере, в ложах и на балконе заполнила публика, в проходах и по краям сцены громоздилась аппаратура, по полу струились провода, туда-сюда, пригнувшись, сновали телевизионщики.

Под аплодисменты зала президиум осветился, и в нём расселись седобородые учёные знаменитости в мантиях и специальных головных уборах. Ударом гонга заседание было открыто.

На трибуну вышел профессор Злючкин.

— Итак, — сказал он без вступлений, — положение угрожающее.

По залу пробежал взволнованный ропот.

— Однако при этом кое-кто, — Злючкин многозначительно покосился и даже сделал несколько движений бровями в сторону президиума, в котором заседал среди прочих академик Ярило, — кое-кто изо всех сил пытаетПРФФся приуменьшить опасность, которой мы все подвергаемся и имя которой… КА-ТА-СТРОФА!!!

В зале зашумели, Злючкин поднял руку и продолжал:

— Да, да, именно катастрофа. Но кое-кому, — лицо профессора снова задергалось в сторону президиума, — кое-кому очень не хочется признаватПРФФь свою неправоту. Неправоту… Неправоту? Но так ли наивен, хочу спросить я вас, этот гном? Всего ли навсего это его наивное заблуждение и не кроется ли за этим большее? А может быть, это чудовищный, безжалостный расчёт, затеянный лишь только в угоду его собстПРФФвенным амбициям?!

Председатель позвонил в колокольчик и объявил:

— Господин Злючкин, мы убедительно просим вас выражаться яснее; напоминаю, что мы находимся в прямом телевизионном эфире.

Злючкин повернулся к председателю и сказал: «Повторяю для дураков», после чего продолжил:

— Всего за два с половиной года, при расходовании всего лишь трёх с четвертью коротышко-часов на кубическую единицу грунта, мы построим суперсовременный подземный город. Мегаполис! Который надежно защититПРФФ нас от нападения космического агрессора.

— Пожалуйста, объясните нам, профессор, — подал голос академик Ярило, о каком таком космическом агрессоре вы нам давно и так настойчиво говорите?

— Что? — встрепенулся Злючкин. — Вы не понимаете, о чём я говорю, академик? Вы испуганы и растеряны собстПРФФвенным невежеством? Но к чему в таком случае ваши награды и дипломы, если докладчику приходится пережёвывать и класть вам в рот элементарнейшие вещи, понятПРФФные даже обезьяне?.. Извините. Я хотел сказать, дорогой мой коллега, что в подземном мегаполисе не бывает плохой погоды, жары или холода: мы сами — сами!.. — будем регулировать там климатический режим…

— Погодите, — прервал его Ярило. — Вы всё время перескакиваете с одной темы на другую. Я спросил, откуда у вас сведения о предстоящем нападении космического агрессора.

— Именно об этом я и говорю, дорогой мой академик, именно об этПРФФом. Ведь спасение от этого агрессора, о котором — заметьте! — вы сами только что всем объявили, может быть организовано исключитПРФФельно путем рытья…

Председатель потянулся к колокольчику, но Ярило усталым жестом остановил его, и профессор ещё несколько минут говорил о необходимости рытья мегаполиса.

— …Таким образом, — закончил Злючкин свою мысль, — единодушным решением предлагаю назвать будущий подземный город моим именем — город Злючкин!

И он замолк, ожидая одобрительной реакции зала. Несколько гномов действительно зааплодировали, но остальные их не поддержали.

— Скажите, профессор, — насмешливо сказал академик Ярило, — а не будет ли скучно жить под землёй вашим переселенцам? Если таковое желание вообще кто-нибудь выразит, в чём я лично сомневаюсь.

Некоторое время Злючкин молчал, а потом возвел глаза к потолку и произнес речь более чем странную:

— Вы сами не подозреваете, какую важную и интересную тему сейчас затронули, академик. Позволю себе необязательное отступление, имеющее скорее философский, умозрительный нежели практПРФФический характер. М-да… Итак, представьте на минуту, что вы таки живете в полностью изолированном пространстПРФФве. Согласно особому, разработанному мною режиму адаптации вы постепенно ограничиваете себя в еде, занятиях, электрическом освещёнии и, наконец, в мыслях… Ваш организм перестает затрачивать как физическую, так и умственную энергию, ву компрене? Так проходит год, другой, третий… В кромешной тьме, в изоляции от внешнего мира ваши желания и страстишки, фантазии, боли и разочарования улетучиваются как дым… Ваш организм плавно и безболезненно мутирует, лишаясь позвоночника, черепа, костей… Вы превращаетесь в нечто бездушное и бесплотное и наконец обретаете абсолютПРФФное — поверьте! — абсолютПРФФное счастье и покой! Не это ли тайная, подсознатПРФФельная мечта любого из нас?!

В зале царила абсолютная тишина. Злючкин налил себе из графина воды и выпил.

— Впрочем, — снова заговорил он обычным голосом, — это не каждому понятПРФФно. Продолжу, с вашего позволения, на языке, понятном даже некоторым академикам. Не буду указывать пальцем. Вы спрашиваете меня, господин Ярило, не будет ли скучно переселенцам? А с чего это им будетПРФФ скучно? Разве жителям столь далекого от совершенстПРФФва Земляного города бывает скучно? А? Я специально пригласил сюда главного инженера этого подземного города: пусть он расскажет, бывает ли под землёй скучно, часто ли там болеют, держат ли там кого-нибудь силком? ПредоставьтПРФФе микрофон господину Циркулю.

Один из микрофонов передали в зал.

Сидевший в четвёртом ряду Циркуль испугался: его совсем не радовала перспектива попасть в число сторонников профессора Злючкина. Возникла неловкая пауза.

— Всё это чепуха, — раздался вдруг голос дамочки, поднявшейся из боковой ложи. Прожектор осветил её, и все узнали Клюковку-Огонёк. — Что вы его слушаете? Гоните в шею этого сумасшедшего!

В зале заволновались.

— Я протестую! — взвизгнул Злючкин. — Ее нетПРФФ в списке приглашённых!

Председатель пошептался с членами президиума и объявил:

— Профессор Клюковка не получила приглашения на собрание только потому, что мы, как обычно, не имели сведений о её местонахождении. Пользуясь случаем, уважаемая коллега, просим вас впредь хотя бы изредка сообщать о себе. Пожалуйста, продолжайте.

Услышав, что Клюковка профессор, Карлуша едва не свалился со стула.

Огонёк кивком поблагодарила председателя и продолжала:

— Всё дело в том, что Земляной город расположен в уникальной по своим целебным и энергетическим свойствам точке планеты. Постройте точно такой же в двух шагах — и там не сможет существовать никто, кроме разве что пауков и мокриц. В целях проверки вашей собственной оригинальной теории предлагаю вам вырыть себе индивидуальную берлогу со всеми удобствами и переселиться туда. Господин Злючкин, вы сбежите из этой поганой ямы значительно раньше, чем ваша мечта осуществится и вы превратитесь в кусок слизи, уверяю вас.

В зале зашумели.

— А ты кто такая! — крикнул Злючкин. — Я прошу оградить меня от оскорблений какой-то там самозванки!

Председатель обратился к залу:

— Даю справку: профессор Клюковка является основательницей и первым главным инженером Земляного города.

Злючкин этого не знал.

— Кто! Что! — закричал он грубо. — Пусть докажет!.. Это подстПРФФава! Никакая она не профессор!..

Председатель зазвонил в колокольчик, и был объявлен перерыв.

 

Глава шестая

Карлуша опять теряет равновесие. — Ультиматум космического агрессора. «Дружок» имеет возможность отличиться. Позорное разоблачение

— Ну что же вы раскисли? — сказала Огонёк, обращаясь к Карлуше. — Пока всё идет хорошо.

— Конечно, лучше некуда, говорите о какой-то ерунде…

— Ладно, не переживайте. Сейчас начнут говорить правильно, сами увидите.

— С чего это вы так решили?

— Просто помню список выступающих.

— И кто же будет выступать?

— А вот сейчас сами увидите.

Перерыв закончился, председатель ударил в гонг и объявил, что заседание продолжается.

На трибуну вышел Студент. До этого, пока выступал профессор Злючкин, в зале почти непрерывно стоял недоуменный шепоток или даже смешки. С выходом нового докладчика сделалось тихо.

Студент поправил очки и, смущаясь, начал:

— Дело такого рода… Здесь с нами находится гном, который хорошо знает этого Ослика. То есть того самого лунатика, который разговаривал неделю назад с астрономом Звёздочкиным и просил кому-то чего-то не давать.

После этих слов Карлуша снова был вынужден схватиться за барьер.

— Так вот этот гном, — продолжал Студент, — который дружил с Осликом, а его зовут Карлуша… Этот гном Карлуша… Простите, я волнуюсь. Так вот, он уверен, что Ослик хотел сообщить о чем-то чрезвычайно важном; о том, что на Луне случилось нечто из ряда вон выходящее…

— Откуда же он знает, что я здесь? — испуганно прошептал Карлуша.

— Подумаешь, тайна, — дернула плечами Огонёк. — На нас уже двадцать раз светили прожектором. Слушайте лучше, что он говорит.

— И поскольку мы все убедились, — говорил Студент, — что версия о космическом агрессоре абсолютно несостоятельна…

Злючкин вскочил и выкрикнул «Протестую!!», но его силой усадили на место.

— …необходимо как можно скорее подготовить спасательную экспедицию на Луну.

Из зала раздались возгласы: «Правильно! Нечего тянуть!».

Студент поблагодарил за внимание и вернулся на место.

После него выступали ещё многие другие, все говорили о необходимости полёта на Луну, и даже сторонники профессора Злючкина заразились общим настроением: они прекратили свистеть и шикать, а вместо этого стали хлопать всем выступавшим.

Среди всеобщего оживления никто не заметил, как из зала исчез профессор Злючкин. Пригибая голову и прикрываясь носовым платком, он выскользнул на улицу, свернул в переулок и остановился возле неприметного обшарпанного строительного вагончика. Достав из кармана собственные ключи, он снял с дверей висячий замок и забрался внутрь.

По просьбе телевизионщиков председатель объявил ещё один короткий перерыв, после которого ожидалось выступление академика Ярило и окончательное голосование.

Ударил гонг, наступила тишина, и Ярило поднялся со своего места в президиуме. Он взошел на кафедру, сделал значительное лицо, возвёл глаза к потолку, открыл рот… И тут произошло нечто ужасное и непредвиденное: в мониторах зарябило, зашипело, потом всё пропало и в следующее мгновение на экранах появилось отвратительное зелёное чудовище.

Монстр имел вытянутую зубастую пасть, которая заканчивалась круглым поросячьим пятаком, единственный выпученный глаз на лбу и свисающие длинными стрелками кожаные уши. На макушке у него громоздился металлический шлем с замысловатыми антеннами, локаторами и завитками стеклянных трубочек, в которых перекатывались разноцветные шарики. Тело его напоминало туловище древнего ящера с идущим прямо от головы гребнем острых роговых образований. Нижняя часть его скрывалась под дикторским столом, две толстые медвежьи лапы держали бумагу с текстом.

Космический агрессор, а никто ни на секунду не усомнился, что это был именно он, сидел на фоне круглого иллюминатора, за которым в космической тьме светилась планета Земля — она легко узнавалась по очертаниям материков.

По залу прокатилась волна испуга, несколько впечатлительных дамочек вскрикнули и упали в обморок.

Чудовище заговорило — медленно и страшно:

— Итак, вы не вняли первому предупреждению. Весьма, весьма прискорбный факт. Это предупреждение второе, и последнее.

Мы, космические агрессоры из созвездия Бешеных Псов, уже завоевали половину Вселенной.

Мы подчинили себе все известные нам обитаемые миры.

Сейчас мы находимся рядом с вами, мы видим вас, и мы даём вам время для выполнения наших непременных условий.

Этот срок — ровно два с половиной года.

По истечении этого срока вы должны либо полностью выполнить условия нашего ультиматума, либо случится страшное: безжалостно и стремительно мы направим на вас вредоносные лучи. Берегитесь. Вот наши условия.

Первое. Приготовить тысячу миллионов денежных мешков.

Второе. Лишить всех учёных степеней, уволить со всех должностей и с позором изгнать из города так называемого академика Ярилу.

Третье. Размонтировать и уничтожить все имеющиеся у вас космические ракеты…

Пока безжалостный диктатор зачитывал условия, Огонёк опомнилась, толкнула Карлушу и, свесившись из ложи, крикнула в зал:

— Не слушайте его! Это какой-то хулиган! Не верьте ему, всё подстроено специально!..

В зале недоверчиво загудели. Но даже если бы она смогла убедить всех находившихся в этом зале, то тысячи находившихся у себя дома телезрителей, увы, не могли её слышать. Все они, оцепенев от ужаса, смотрели на свои экраны и с замиранием сердца слушали голос космического агрессора.

Сообразив, что кричать в зал бесполезно, Огонёк решилась на единственно правильное в этой ситуации решение.

— «Дружок»! — скомандовала она роботу. — Ищи! Ищи быстрее, откуда идет сигнал, ты умеешь. Возьми его за шкирку и покажи всем, ну!..

Прошло не более минуты, и ситуация на экранах внезапно и разительно переменилась. Раздался треск ломающейся двери, чудовище встревожено повернулось, да так и застыло с открытой пастью.

В кадре появился «Дружок». Он взял чудовище за морду, поднял над столом… и в тот же миг из обтянутого зелёной резиной каркаса вытряхнулся профессор Злючкин.

Отбросив в сторону маскарадный костюм, «Дружок» взял агрессора за шиворот и выставил его напоказ.

— Что такое! Что такое! — трепыхался перепуганный профессор. — Вы не имеетПРФФе права! Отпустите, оставьте меня, я только хотел пошутить!..

Тем временем зловещая фонограмма с ультиматумом продолжала звучать в эфире. «Дружок» переменил скорость на магнитофоне, и все сразу узнали голос Злючкина. Схитрив, профессор поставил звук на замедленное воспроизведение и оттого голос казался страшным.

Строительный вагончик быстро разыскали и окружили репортёры. Внутри обнаружилась передающая телевизионная аппаратура, дикторский стол и картонный, оклеенный фольгой задник с вырезанным ножницами «иллюминатором», за которым на фоне чёрного бархата висел подсвеченный сбоку обыкновенный глобус.

Так позорно закончилась для профессора Злючкина затеянная им безнадежная авантюра. Вопрос о начале подготовки спасательной экспедиции на Луну в тот же час был делом решённым.

 

Глава седьмая

Общий план действий. — Специальная комиссия вынуждена напоминать, что ракета не резиновая

Весь оставшийся день и вечер, до глубокой ночи, Большой научный совет занимался проблемами предстоящей лунной экспедиции. Главная трудность состояла в том, что никто не знал, в чём именно заключается и откуда исходит эта самая «вредоносная сила», угрожающая лунатикам. В конце концов было решено сконструировать особого рода многослойные скафандры, защищающие находящегося внутри гнома от всех известных науке вредных излучений.

Разработанный общими усилиями план действий был таков:

1. Две ракеты, оснащённые приборами невесомости, с восьмью членами экипажа на каждой, прибывают на поверхность Луны.

2. Участники экспедиции отлаживают находящуюся на поверхности радиостанцию и пытаются связаться с лунатиками по радио.

3. В случае отсутствия связи первая ракета проникает в подлунное пространство через ледяную пещеру, опускается ниже слоя постоянной облачности и, совершая медленный облёт материка, производит наблюдения за жизнью лунатиков.

4. Если с воздуха не будут обнаружены угрожающие лунатикам объекты или живые существа, ракета совершит посадку поблизости от какого-нибудь населённого пункта, после чего одетые в защитные скафандры сталкеры войдут в непосредственный контакт с местным населением. (В связи с несомненной опасностью экспедиции, сталкерами отныне именовались гномы, проникшие во внутреннее пространство Луны.)

5. Вторая ракета вместе с экипажем остаётся на поверхности Луны и держит связь как со сталкерами, так и с Землёй. (Поскольку вторая ракета призвана служить связующим звеном её экипаж отныне именовался «наблюдателями».) Наблюдатели имеют право спуститься в подлунное пространство только в случае крайней необходимости.

Так выглядел общий план предстоящей экспедиции, но при этом все понимали, что он может полностью измениться в первые же минуты пребывания сталкеров в зоне риска — так условно называли скрывающий тайны и опасности подлунный мир.

Вскоре были опубликованы длинные списки претендентов, желающих лететь на Луну, среди которых предстояло выбрать наиболее подходящих для этого дела гномов. Специальная комиссия в первые дни едва успевала рассылать вежливые отказы, в которых на отпечатанных во множестве типовых бланках разъяснялось, что ракеты не резиновые и полетят только опытные и проявившие себя в деле специалисты.

После отсева первой волны желающих в газетах был опубликован список из пятидесяти гномов, из которых, в свою очередь, предстояло выбрать всего шестнадцать.

Среди этих пятидесяти счастливцев своё имя неожиданно обнаружил Пухляк. Руки его в эту минуту так задрожали, что он выронил газету и ещё долго сидел в оцепенении. Как его имя попало в столь нехороший список, было для него полнейшей загадкой.

Между тем загадка эта разъяснялась довольно просто. Множество состоящих в переписке с Пухляком дамочек прислали по адресу комиссии телеграммы с ходатайствами за него, опасаясь, как бы имя героя не затерялось среди прочих.

В этом списке значились и другие небезынтересные претенденты.

С волнением следивший за происходящим, писатель Баян в спешном порядке опубликовал статью под названием «Литература в загоне», в которой сетовал на то, что телевидение безжалостно вытесняет литературу из жизни гномов. Он писал, что нашумевшее путешествие на остров Голубой звезды было отражено на экране бездарно и скучно, потому что среди путешественников оказалась корреспондентка с телевидения. «Однако если бы там нашлось место для мало-мальски способного литератора, — писал Баян, — то его воспоминания о путешествии могли бы вылиться в полноценный, высокохудожественный и содержательный роман, который стал бы не менее популярным, чем надоевший всем хуже горькой редьки сериал… Хватит оглуплять гномов телевизионной жвачкой! — припечатывал автор напоследок. — Даешь литературу в массы!»

Этот вопль был услышан, и растерявшаяся комиссия, уже включившая в список корреспондентку телевидения Кроху, с перепугу утвердила также и кандидатуру писателя Баяна.

По поводу участия в полёте Карлуши спорили между собой Студент (а он был председателем отборочной комиссии) и Огонёк.

— Я абсолютно согласен с вами, дорогая коллега, — говорил Студент, что ваш подопечный хорошо знаком с особенностями тамошней жизни. Однако вы мало представляете себе, насколько он непредсказуем. Вот увидите: если мы его зачислим, то неприятности начнутся уже на старте.

— Ах, какая проницательность, какой холодный расчёт! Не старайтесь быть хуже, чем вы есть на самом деле, дорогой коллега. А вы не задумывались над тем, как он перенесёт ваш отказ? Не вы ли только что говорили о его непредсказуемости и, доведу до вашего сведения, повышенной впечатлительности?

— Подумаешь, кисейная барышня. Из-за одной такой обидчивой и впечатлительной натуры может пострадать ещё неизвестно сколько гномов.

— Не волнуйтесь, никто не пострадает. Хотите, я возьму его под свою личную ответственность?

И Студент, конечно, сдался. С самого начала он спорил только для видимости. Как говорится, для очистки совести.

Больше всего суеты было вокруг Пухляка. Студент эту кандидатуру, по известным причинам, вообще не принимал во внимание. Да и сам герой поспешно отказался от экспедиции, ссылаясь на занятость и подорванное здоровье. Однако пачки телеграмм продолжали прибывать, и Студент был поставлен этим в чрезвычайно трудное положение.

В конце концов, по совету Клюковки, он договорился с Пухляком следующим образом: имя героя вносится в окончательный список. Но в последние минуты перед стартом Глюк объявит его внезапно заболевшим, и Пухляк останется дома. Таким образом, подготовке экспедиции не будут мешать его назойливые поклонницы, а сам Пухляк не будет скомпрометирован отказом.

Обрадованный столь изящным выходом из ситуации, Пухляк перестал дрожать, снова обрёл завидный сон и аппетит, а также прежнее благостное расположение духа. И когда в газетах опубликовали окончательные списки, Пухляк не стал паниковать и падать в обморок. Он был спокоен и уверен в себе, а при встречах со знакомыми только вздыхал:

— Если я нужен там, пусть так и будет. Если надо снова кого-нибудь спасать, я буду рядом…

 

Глава восьмая

Профессор Злючкин снова появляется на экране. Окончательные списки участников экспедиции

Неожиданно для всех на экранах снова замаячила физиономия опозоренного профессора Злючкина. Правдами и неправдами добившись эфирного времени у знакомого директора телецентра (в свое время профессор помогал ему перевозить мебель на новую квартиру), он выступил с надрывной покаянной речью, в которой умолял дать ему возможность любой ценой искупить свою вину перед обществом.

Злючкин просил взять его в полёт и выпустить на Луну без скафандра, чтобы его муки стали его искуплением.

Слёзы ручьями текли по его лицу, и зрители если не простили его, то искренне пожалели. О том, что обилие слёз на щеках профессора было вызвано загодя натёртой и упрятанной в носовой платок свежей луковицей, догадывался только находившийся поблизости ведущий, которого и самого прошибло слезой.

Злючкин говорил о том, что не имел в виду ничего дурного и только собирался повеселить публику, переодевшись космическим пришельцем. Конечно, он бы сбросил наряд и всё объяснил и они бы все вместе посмеялись, но всегда находится какой-нибудь один (цензурный писк), который не понимает шуток, не будем произносить имена, и вот его, хорошего гнома, уже торопятся признать негодяем и мошенником.

— Хорошо, что тепПРФФерь, когда всё разъяснилось, — говорил Злючкин, я могу опять честно смотреть в глаза моим согражданам, ради счастья и покоя которых я готов пойти на всё. В доказательстПРФФво я готов выйти на поверхность Луны без скафандра и даже совсем без одежды, абсолютно голый…

После такой передачи на телевидение обрушился шквал звонков от зрителей, которые требовали немедленно зачислить Злючкина в состав экспедиции. Однако они просили всё-таки не отнимать у него одежду и выдать ему скафандр, какой положен всем космонавтам. Проникшись жалостью к плачущему профессору, они говорили, что нельзя так поступать с гномом, даже если он виноват, и отнимать у него надежду на будущее; что он, конечно, постарается проявить себя в этом космическом походе и сможет полностью перемениться.

Комиссия не смогла устоять перед столь единодушным порывом общественного мнения, и пр. Злючкин был зачислен в состав экспедиции. Сам он понимал, что это его единственный шанс вернуться к активной деятельности после объявленного ему бойкота со стороны СМИ и коллег по работе. Он рассчитывал отсидеться в ракете, а если представится возможность, как-нибудь отличиться, не подвергая себя опасности.

Опубликованные вскоре списки участников экспедиции состояли из трёх граф.

В первой из которых значилось имя участника.

Во второй — его профессия или область знаний.

В третьей же отмечалось, был ли означенный гном когда-нибудь раньше на Луне или нет.

При заполнении второй графы определенную трудность вызвали формулировки, касающиеся Пухляка и Карлуши, поскольку никакой профессией и даже более или менее полезными знаниями ни тот, ни другой не обладали. Формально Карлушу брали из-за того, что он мог пригодиться как знаток жизни подлунного мира. По этой же причине мог в принципе пригодиться и Пухляк, но он, как мы знаем, вообще никуда не собирался. После некоторых колебаний их область знаний определили как «социальную психологию подлунного общества». Стоит ли говорить, какое удовольствие получили оба лоботряса от такой формулировки.

Первую ракету с экипажем сталкеров, отправляющуюся под внешнюю оболочку Луны, решили назвать «СОВа» — по первым буквам имён её конструкторов Студент, Огонёк и Взломщик. Строго говоря, это была старая ракета «Луна-4», спешно усовершенствованная и модернизированная силами этих трёх специалистов.

Вторую ракету с экипажем наблюдателей, остающуюся в резерве на поверхности Луны, назвали «ЗиЛ» — по первым буквам имен её конструкторов Задиры и Липучки.

Окончательные, утверждённые Большим научным советом списки выглядели следующим образом.

РАКЕТА «СОВА»

Студент — Практик-универсал — Был

Огонёк — Практик-универсал — Нет

Глюк — Врач, химик — Был

Взломщик — Программист — Был

Шестерёнка — Механик — Был

Пухляк — Соц. психолог — Был

Карлуша — Соц. психолог — Был

«Дружок» — Робот — Нет

РАКЕТА «ЗиЛ»

Ярило — Теоретик — Нет

Злючкин — Теоретик — Нет

Задира — Конструктор — Была

Липучка — Конструктор — Была

Звёздочкин — Астроном — Был

Циркуль — Инженер — Нет

Кроха — Журналистка — Нет

Баян — Писатель — Нет

Такая расстановка сил Студента, командира экипажа первой ракеты, вполне устраивала. Прежде всего потому, что в число сталкеров попадало минимальное количество гномов. Пухляк, как известно, не летел, а «Дружок» не был гномом. Студент вообще не переносил любого рода коллективной деятельности, справедливо полагая, что одни только мешают другим.

Как только технику и экипажи в ускоренном порядке подготовили к экспедиции, на другой же день был назначен вылет.

 

Глава девятая

Предстартовые волнения. — Как поклонницы погубили Пухляка. — Вперёд, навстречу неизвестному!..

В утро, назначенное для старта, над Космическим городком бушевал снегопад. Уборочные машины едва успевали расчищать стартовую площадку, а снег всё сыпал и сыпал. В связи с погодными условиями вылет задерживался, хотя ракеты класса «Луна» могли в принципе взлетать в любую погоду.

В доме на улице Солнечных зайчиков гномы сидели за чаем, притихшие, и слушали, как Студент в коридоре разговаривает по телефону с академиком Ярилой. Первый настаивал на вылете в назначенное время, второй — на отсрочке.

— Поймите наконец, — горячился Студент, — что ракета в считанные минуты окажется выше облаков… Какое может быть налипание снега?.. Пусть даже так, но в верхних слоях атмосферы корпус нагреется до температуры… Это не предположение, господин академик, это факт!.. Очень рад, что сумел вас убедить. Прекрасно. Не позднее двенадцати. Будем надеяться. Спасибо…

Другая ракета, с экипажем наблюдателей, вылетала двумя часами позже из Звёздного городка, находившегося в Центральной директории, где, кстати говоря, было солнечно и ясно. Синоптики обещали, что в ближайшие часы облачность рассеется и над Космическим городком.

Телевидение подогревало общее волнение, давая короткие включения со стартовых площадок, на которых толпились репортёры и постоянно прибывающие зрители.

Волновались по-разному: Пухляк непрерывно грыз сдобные сухарики; Взломщик и Шестерёнка занимались протиркой и смазкой механизмов не один раз уже протёртой и смазанной «Метелицы»; Студент застыл, откинувшись в кресле и глядя в потолок; Глюк перекладывал туда и обратно содержимое своего докторского чемоданчика, что-то бормотал себе под нос и потирал ладони; Карлуша, закрывшись у себя в комнате, силился написать письмо Ясноглазке.

Измарав с десяток страниц, Карлуша спустился в столовую и поманил к себе Пухляка.

— Слушай, писатель, — сказал он шепотом, — можешь за меня письмо написать?..

Дело было обделано в пять минут. Карлуша сбегал на почту, и письмо, начинающееся словами: «Кажется, у нас завязалась переписка…» — отправилось по указанному адресу в посёлок Зелёная горка.

В это же время в Звёздном городке томился в ожидании экипаж ракеты «ЗиЛ», названный «наблюдателями».

Добившийся-таки своего, профессор Злючкин отчаянно трусил. Несколько раз он был готов махнуть на всё рукой и сбежать, но вертевшиеся повсюду репортеры с камерами следили за каждым его шагом. Он сидел в стороне от других, спрятавшись за газетой «Научная мысль», и делал вид, что преспокойно читает, а на самом деле трясся как осиновый лист и лязгал зубами.

Задира и Липучка не трусили, но сильно нервничали из-за отсрочки старта. Чтобы занять себя чем-нибудь, они беспрестанно давали интервью корреспондентам телевидения, радио, газет, журналов, многотиражек, стенгазет, а также отдельным любопытствующим гражданам. Если им некому было давать интервью, они звонили в Космический городок и спрашивали, не улучшилась ли там погода. Получив отрицательный ответ, они звонили в бюро погоды и разговаривали с его сотрудницами на повышенных тонах.

Астрономы Ярило и Звёздочкин демонстративно играли в шахматы. Всем своим видом они олицетворяли уверенное спокойствие и сосредоточенность. Но если бы кто-нибудь из знатоков шахмат проследил за их игрой, он бы наверняка был немало удивлён, потому что слоны у них частенько ходили как кони, а пешки двигались то назад, то по диагонали. Всё это было тем более странно, что у сидевших с двух сторон и внимательно наблюдавших за игрой Крохи и Циркуля лица не выражали ничего, кроме заинтересованного участия.

Но вот поступило сообщение о том, что в Космическом городке наладилась погода, и всё сразу пришло в движение. «СОВА» должна была стартовать с минуты на минуту; «ЗиЛ» — двумя часами позже. Сводившая с ума неопределенность сменилась чётким, расписанным по минутам планом подготовки к старту.

Снегопад над Космическим городком действительно прекратился, облачность рассеялась, и засветило солнце. Студент, Глюк, Взломщик, Шестерёнка, Карлуша и Пухляк распрощались с друзьями, сели в «Метелицу» и помчались на стартовую площадку.

Секретный план, по которому Пухляк должен был остаться на Земле, заключался в следующем.

Во время прощания на ступеньках трапа космической ракеты он вдруг скажет: «Ах!» — пошатнётся и схватится за сердце. Глюк начнёт настаивать на отмене полета, но Пухляк скажет: «Не стоит беспокоиться, я уже в порядке» и тут же упадёт в обморок.

Его отвезут домой и оставят в покое, а ракета стартует в назначенное время.

Ещё двое членов экипажа — Клюковка и «Дружок» — в течение последних суток безвылазно сидели в ракете. Огонёк ещё никогда не летала в космос, и ей хотелось заранее обжиться внутри, чтобы потом было легче привыкать.

* * *

Преодолев кольцо шумно приветствовавших путешественников многочисленных зрителей, снегоход остановился перед трапом. Пора было подниматься и занимать свои места.

Первой попрощалась с собравшимися Клюковка-Огонёк. Она высунулась из люка, неуверенно улыбнулась, помахала рукой и быстро скрылась внутри. Крики и аплодисменты не ожидавшей её появления публики слегка запоздали. Впрочем, непрерывно тарахтевшие комментаторы сгладили эту маленькую неловкость. (Способная показаться поначалу несколько эксцентричной и вызывающей, Огонёк на самом деле была чрезвычайно стеснительной. Может быть даже, именно этой стеснительностью и объяснялась вся её напускная бравада.)

По трапу стали подниматься, задерживаясь на половине пути, чтобы повернуться к провожающим и помахать рукой, Студент, Взломщик, Шестерёнка, Карлуша, Пухляк и доктор Глюк. Все они были одеты по-летнему, потому что зима оставалась на Земле, а в ракете было тепло. На случай высадки в «зоне риска», то есть на внутреннем ядре Луны, существовали специальные многослойные защитные скафандры, в которых можно было смело идти в огонь и в воду. Карлуша с огромным удовольствием нахлобучил на голову свою любимую клетчатую кепку, клетчатые штаны, белую рубашку и галстук «шнурок».

Собравшиеся радостно приветствовали аплодисментами каждого члена экипажа.

Когда очередь дошла до Пухляка, он тоже, в согласии с заранее разработанным планом, повернулся к публике, прожекторам и в упор нацеленным объективам, поднял руку и…

И тут неожиданно толпа взорвалась.

Шквал, ураган и беспорядочный визг постепенно оформились в организованное скандирование, сопровождаемое дружными ударами в ладоши:

— Пух-ляк! Пух-як! Пух-ляк!..

Это было настолько громко и неожиданно, что Карлуша споткнулся на последней ступеньке и влетел в ракету на животе, а из люка высунулись перепуганные Студент, Взломщик и Шестерёнка.

— Ах! — вяло сказал Пухляк согласно плану, понимая, что его никто не слышит.

Он пошатнулся, но никто этого не заметил.

Он схватился за сердце, но все восприняли его жест как знак ответной признательности и завопили ещё громче.

Он хотел упасть в объятия доктора Глюка, но тот, удивлённый происходящим не меньше других, замешкался где-то внизу.

Уяснив для себя, что дорога назад отрезана и всё кончено, Пухляк медленно повернулся и стал подниматься по трапу вверх, как приговоренный к казни преступник поднимается по лестнице эшафота. Он проклинал тот день, когда вступил в мошенническую переписку со своими поклонницами. Теперь было совершенно очевидно, что они его погубили.

Дверца люка захлопнулась, изнутри её надежно вдавили в корпус винтовые запоры. Все члены экипажа заняли свои места в специальных креслах и пристегнулись ремнями.

Толпа отхлынула за ограничительную линию, начался громкий отсчёт оставшихся до старта секунд.

— …три, два, один, пуск!

Из сопла вырвалось пламя, в облаке белого дыма разошлись кронштейны-держатели, включился прибор невесомости — и ракета с пронзительным шипением рванулась ввысь.

Далекое от зенита зимнее полуденное солнце не очень слепило глаза, и ещё некоторое время можно было наблюдать подрагивающую огненную точку, исчезающую в глубокой синеве неба. Ровно через два часа из Звёздного городка успешно стартовала ракета «ЗиЛ».

Провожавшие долго смотрели в небо и не расходились. Никто не знал, что на этот раз ожидает путешественников в их самоотверженной миссии ради спасения попавших в беду лунных гномов.