«Весёлый клоун» находился на прежнем месте, в одном из фешенебельных районов центра города и внешне ничем не отличался от того, каким мы застали его в первой части нашего повествования.
Но только внешне.
С некоторых пор это заведение негласно работало для одного-единственного клиента — нетрудно догадаться, для кого именно. Вход для каких бы то ни было других посетителей, за исключением гостей его сиятельства, был закрыт. Роли непринуждённо ведущей себя публики в общем зале исполняли специально подготовленные для этой цели агенты секретной полиции. Эти агенты, переодетые в наряды богатых бездельников, подъезжали ко входу на дорогих автомобилях, и те из них, которые выступали в роли «новых коротышек», шагали прямо за столики, не снимая своих пёстрых цилиндров. Те же, которые исполняли роли состоятельных коротышек «старой формации», предварительно отдавали цилиндр, трость и перчатки в руки встречающего их распорядителя. За столиками все они делали богатые заказы (за счёт государственной казны), шумели, веселились, разыгрывали потасовку, изредка даже постреливали — короче, вели себя абсолютно натурально.
Однако вся эта внешняя непринуждённость давалась дисциплинированным полицейским не просто так, а путём длительных упражнений и многократных просмотров старых видеозаписей, сделанных с пульта слежения ресторана, на которых запечатлелись всевозможные безобразия и излишества, коим ежевечерне предавались разгулявшиеся посетители.
Догадывался ли об этом его сиятельство? Трудно сказать наверняка. Во всяком случае, он не подавал виду, что догадывался, а стало быть, всё делалось правильно.
Единственным коротышкой, сменить которого на агента секретной полиции не представлялось возможным, был сам хозяин заведения Красавчик. Пупс питал к нему старую привязанность, поэтому Красавчика трогать не смели, и он пользовался всеми привилегиями касты неприкасаемых, главной из которых был доступ к продовольственным спецраспределителям.
Принадлежность к касте и доступ к чистым продуктам означали то, что привилегированный коротышка не подвергался воздействию гипнотического порошка, а стало быть, находился в здравом уме и ясной памяти. Исключение из касты означало изъятие у него пропуска в спецраспределитель со всеми вытекающими из этого факта последствиями.
В люкс-кабинете ресторана его сиятельство уже дожидались Спрутс и Жулио. Гризль редко бывал здесь, а в этот вечер отсыпался дома после ночных бдений, связанных с плодотворной работой над текстом гимна.
— Здравствуйте, дружище! — запросто воскликнул Спрутс, и все трое пожали друг другу руки.
Обычное в других местах соблюдение этикета было здесь не то чтобы не обязательно, а строжайше запрещено, и всем без исключения предписывалось обращаться к его сиятельству не иначе как «господин Пупс» — в точности так, как это было и прежде. Вольности и развязное поведение за столом (в разумным пределах, конечно) не только дозволялись, но и приветствовались.
Пупс с удовольствием плюхнулся в любимое, порядком продавленное кожаное кресло и налил себе апельсиновой шипучки.
— Знаете, что пишут в вечерних газетах? — начал непринуждённую беседу Спрутс, состроив скептическую улыбку и тряхнув газетным листом.
— Нет, — благосклонно отозвался Пупс, — что же интересного?
— В наших лесах появился дикий коротышка.
— Дикий коротышка? — удивился Пупс. — Каким же образом он одичал?
— Никто не знает, мой дорогой друг. Не все уверены даже, что это вообще коротышка; некоторые полагают, что это сбежавшая из зверинца и одичавшая на воле обезьяна.
— А разве где-нибудь пропала обезьяна?
— Ничуть не бывало. Информация об этом деле путаная и недостоверная; лично я склонен думать, что это всего-навсего остроумная газетная утка.
— Возможно, возможно… Однако я просил бы вас прояснить этот вопрос. Если это коротышка, то следует проверить, чем он питается, и если… Впрочем, вы меня понимаете.
— Разумеется, вполне понимаю. Я возьму этот вопрос под свой личный контроль.
— Благодарю вас, дорогой друг, — улыбнулся Пупс.
Тем временем на сцене сменялись короткие эстрадные номера; вот конферансье объявил дрессированных тигров, и несколько последующих минут свирепые полосатые хищники прыгали с тумбы на тумбу через пылающее огнём кольцо.
— Любопытная деталь, — подал голос Жулио. — Вообразите: кто теперь больше всех доволен новым порядком?
— Интересно, кто же? — отозвался Пупс.
— Вот именно такие дрессировщики. И вообще, коротышки, работающие с животными в цирке или зоопарке…
— Да, да, кажется, я вас понимаю.
— Вот именно! Теперь и вы сами можете с большим успехом выдрессировать вашу кошку или собаку.
— Но только при условии, что животное будет питаться нашими обогащёнными продуктами, — уточнил Пупс. — У меня в доме, например, живёт кошка, которая питается исключительно мышами.
— Но она может пить воду, которую для неё набирают из-под крана, а большего и не требуется. Вообразите, за час до нашей встречи я с лёгкостью выучил своего попугая произносить текст нашего нового и — должен признать — великолепного гимна!
После того как массовое применение гипнотического порошка было признано абсолютно безвредным, им начали обогащать не только продукты, но и водопроводную воду. Теперь оболванивающий дурман послушания с полной гарантией настигал любого, даже самого дерзкого коротышку.
— Текст нового гимна? Попугаю?.. — Пупс скептически поморщился.
Жулио этого не заметил и в порыве вдохновения протрещал, подражая своей учёной птице, Гимн подлунных коротышек, восхваляющий силу, мудрость, скромность и имя Великого Правителя.
В предвкушении одобрительной реакции Жулио поднял глаза, да так и застыл с открытым ртом: на лице его сиятельства не было привычной благодушной улыбки, брови его были насуплены. Рассердить его сиятельство здесь, в этом кропотливо воссозданном оазисе беззаботности и душевного отдохновения, было делом немыслимым, и последствия столь нелепого промаха могли быть для виновника ужасными.
Жулио всё понял и сделался белым как бумага, он умоляюще посмотрел на Спрутса, надеясь обнаружить в нём поддержку, но встретил в его взгляде только отстранённую враждебность. Мало того, улучив момент, Спрутс быстрым, выразительным жестом полоснул пальцем себе по горлу.
Бедняга пошатнулся, на его лице отразилась такая гамма мучительных переживаний, что Пупс не выдержал и расхохотался.
Отсмеявшись и вытерев глаза, он дружески похлопал Жулио по плечу:
— Господин Жулио, вы мне чрезвычайно симпатичны и будьте впредь осмотрительнее.
Ведь только что я мог сгоряча сделать что-нибудь совершенно непоправимое, после чего бы непременно раскаялся. Ваш идиотский промах едва не поставил меня в трудное положение.
Прощённый и счастливый, но всё ещё оцепеневший, Жулио с грохотом отодвинул стул, упал на колени и стал покрывать поцелуями руку его сиятельства.
— Ну, полно, полно. Забыли. Ау! Господин Жулио! Я сказал — забыли.
Натянуто улыбаясь, Спрутс изо всех сил пнул своего секретаря под столом ногою, на ощупь схватил его за шиворот и оттащил от сиятельной руки.
В кабинет заглянул официант и осведомился, не желают ли господа ещё чего-нибудь заказать. Пупс распорядился принести разных кушаний, а также пузырёк валерьянки «для господина со слабыми нервами».
Вместе с заказом в кабинете появился хозяин ресторана?
— А, господин Красавчик! — приветствовал его Пупс. — Рад вас видеть, присаживайтесь к нам.
— Пожалуй, я не смогу, господин Пупс, сегодня дел позарез…
— Ну вот, как всегда, ни у кого для меня нет времени, — надулся его сиятельство.
— Впору запереться у себя дома и никуда не ходить.
— В другой раз обещаю иметь с вами брудершафт, господин Пупс. А сейчас не расстраивайтесь: вот-вот будет ваш любимый аттракцион; я нанял вчера одного смышлёного коротышку — обещаю, будет посмотреть чего-то особенного.
Подобная развязность была вполне в духе Красавчика, а поскольку этот проныра отлично понимал, чего желает в «Весёлом клоуне» пресыщенная душа его сиятельства, он и не думал переменить тон своих скупых, будто нехотя процеженных сквозь зубы реплик. Этот по-своему несчастный коротышка едва ли не больше всех переживал свершившиеся перемены. Ведь с некоторых пор его любимое ремесло налётчика потеряло всякий смысл, поскольку теперь он мог легко и открыто облапошивать находящихся под действием порошка сограждан. Время от времени, чтобы успокоить нервы, он делал шумный налёт на какой-нибудь банк и, разрезав бронированный сейф, брал оттуда какую-нибудь символическую мелочь — сотню-другую фертингов.
Но зато какое удовольствие испытывал он, кропотливо разрабатывая план операции, подолгу простаивая с секундомером за витриной расположенного напротив банка кафе или изучая хитросплетения сигнализации по выкраденной подкупленным электриком схеме и, наконец, — о радость! — отстреливаясь холостыми патронами от полицейских во время бешеной погони по ночным улицам Давилона.
Начальник полиции, разумеется, всегда был в курсе предстоящего налёта и предупреждал своих подчинённых, чтобы они как-нибудь случайно не ранили или, чего доброго, не догнали и не арестовали любимчика его сиятельства.
После этого Красавчик ходил довольный, будто кот, наевшийся сметаны, пока зуд снова не охватывал его и не заставлял искать новых приключений.
На лице выпившего целый пузырёк валерьянки появилась улыбка, и Пупс поглядывал на него с одобрением. Он очень не любил подле себя серьёзных или огорчённых чем-то коротышек.
На сцене установили декорации, и начался аттракцион «Резиновый клоун», который не имеет смысла описывать, поскольку внимательный читатель прекрасно помнит его незатейливое содержание.
Возвратившись домой в прекрасном расположении духа, Пупс увидел в прихожей чучело попугая, державшего в клюве записку следующего содержания: «Раб Вашего Сиятельства нижайше умоляет принять от него эту птицу, которая более никогда не дерзнёт произнести даже звука, способного вызвать недовольство Вашего Сиятельства». Пупс погладил чучело по спинке и сказал: — Хорошо, хорошо, я верю.
Ты не дерзнёшь. Но твой бывший хозяин… С лёгкостью покусившийся на основы основ… на величие нашего гимна… Чего ещё от него ожидать? Это вопрос…
Простить — не значит забыть.
Уже после того, как его сиятельство забрался в кровать, позвонил Бигль, ныне занимавший должность Тайного министра. В его подчинении находились все полицейские управления и все особо секретные агенты подлунного мира.
— Простите, что беспокою вас в столь поздний час, господин Пупс.
— Всё в порядке, Бигль, говорите, я вас слушаю.
— Минуту назад получено интересное сообщение: агент Тихоня, который, как вы помните…
— Да, да, я помню.
— Он сообщает об успешном внедрении.
— Отлично работаете, Бигль. Эти трое — опаснейшие преступники; нам необходимо знать всё, что у них на уме.
— Но это ещё не всё.
— Что же ещё?
— Он утверждает…
— Ну, говорите!
— Он утверждает, что они знают все.
— Что?!
— Мерзавцы как-то всё пронюхали и теперь не жрут наши продукты. Берут воду прямо из лужи, а еду из леса.
— Нет, этого не может быть!
— Увы, мой повелитель, увы.
— Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай… Но что же, они намерены бежать?
— Сейчас он это пытается выяснить, ваше сиятельство.
— Хорошо, хорошо, надо подумать.
— Спокойной ночи, господин Пупс. Я не сомневаюсь, что вы примете верное решение.
Его сиятельство положил трубку, сел на кровати и крепко задумался.
