Шум ветра в кронах деревьев напоминал гул прибоя, действовал успокаивающе, наводил Кэма на мысли об отце, братьях. Этот звук, громкий и непрерывный, отодвигал тревоги, с каждым шагом усиливая желание полностью в нем раствориться.
Как он устал…
Сойер не давал им пощады. Вожака подстегивали злость и сила воображения, в то время как Кэм чувствовал только усталость. Болело колено. Лыжные брюки отяжелели от сырости и чересчур сильно грели.
Лучи солнца там и сям протыкали навес из хвои белых сосен, в столбиках света кружились рои мошкары и мух. Едва различимо на фоне прибойного гула ветра поскрипывали лыжные ботинки, стукались друг о друга круглые камешки, хрустели ветки. Все остальные звуки поглощала намокшая от дождя земля.
Четверка путников выглядела бы повнушительнее, двигайся они группой, а не вереницей, но между деревьев идти за Сойером след в след было легче, чем пробираться в одиночку. Всякий раз, когда Кэм догонял Эрин — если их продвижение замедляли камни и валежник или она останавливалась в нерешительности, выбирая путь понадежней, — до него доносилось дыхание подруги. Но по большей части слух улавливал лишь сердцебиение, монотонный шум ветра да жужжание насекомых.
Черные мухи непрерывно атаковали юношу, привлекаемые то ли жаром тела, то ли его запахом, то ли расцветкой куртки. Сколько бы он ни махал руками, количество черных точек не уменьшалось. Мухи стукались об очки и маску, как дождевые капли.
Громче назойливого жужжания мух был только голос Бакетти, который последние десять минут имитировал издаваемые ими звуки: «Бз-з-з, бз-з-з!»
Наконец Сойер остановился и повернул голову, дожидаясь, пока тот поравняется с ним. Хотя Бакетти даже при своей худобе был тяжелее Альберта на полтора десятка килограммов, последний тоном, не допускающим неповиновения, бросил: «Заткнись!»
Кузнечиков здесь было меньше, чем на вершине, зато Кэм заметил несколько муравьиных троп. Целый ком муравьев облепил извивающуюся сороконожку. Еще один отряд мгновенно взобрался по лодыжке Сойера, когда тот наступил на их логово. Кэм обогнал Эрин, чтобы помочь другу очистить ногу от ползучих тварей, прежде чем те успеют проникнуть под одежду.
Шесть раз Сойер забирал вправо или влево. Оставалось только гадать о причинах, за исключением четвертого раза, когда в кустах раздался угрожающий треск гремучей змеи. Кэм дважды замечал змеиные гнезда — переплетенных клубком малышей, таким образом гревших друг друга. Для змей нехарактерно устраивать логовища на открытой поверхности. Очевидно, все подходящие щели и ямы были заняты.
В жаркий денек здесь, пожалуй, негде будет ступить от ползучих гадов.
Ящерицы тоже неимоверно расплодились. После холодного дождя каждый прогретый солнцем участок кишел серыми тельцами. Мелкие рептилии явно предпочитали камни, но не брезговали поваленными деревьями и даже голой землей. Они разбегались с невероятной прытью и тут же снова замирали, сливаясь с грунтом, отчего казалось, что земля колеблется под ногами.
Кэм смотрел по сторонам, чтобы отвлечься. Левая кисть ощутимо ныла. Сколько ни тряси ею, нарастающую чесотку и распространение наночастиц это не остановит, но совсем не реагировать еще муторнее. Поэтому Кэм то и дело взмахивал рукой, рискуя потерять равновесие, и один раз действительно чуть не упал, наступив на сосновую шишку.
Страх не отпускал, но и не сковывал волю. Но тут зеленая фигура Сойера отчего-то заторопилась назад, вверх по склону…
Эрин тут же опустилась на землю. Кэм хотел окликнуть ее, но Сойер остановился в проеме между деревьев, заслоняя собой девушку. Открытая карта мятым белым лоскутом болталась у него на боку.
Мэнни рысью проскочил мимо, присоединившись к Сойеру. Мальчишка хромал пуще прежнего.
— Вставай! — крикнул Кэм женщине. — Надо идти!
Сойер и Мэнни вернулись, Бакетти тоже подтянулся.
— Все смотрите сюда! — Сойер сел на корточки и расстелил карту на земле. — Мы отклоняемся слишком далеко влево.
«Ты же сам вызвался идти первым», — подумал Кэм, не чувствуя настоящей обиды. Ее заглушала тревога.
Пытаясь заглянуть через плечо Сойера, он толкнул Мэнни. Мальчишка был занят тем, что большими пальцами массировал ступню в ботинке, хлопал ладонью по пятке. Хорошо, если просто судорога, однако наночастицы имели злополучную особенность накапливаться в рубцовых тканях и оттуда атаковать ослабленную часть организма. У Кэма первыми всегда начинали болеть кисть руки и ухо.
Красная сетка делила карту на километровые квадраты, каждый изобиловал коричневыми разводами вертикальной проекции. Кэм, однако, сразу определил, где пролегал их маршрут. Путники заблаговременно нацарапали на водонепроницаемом покрытии карты большие иксы.
Сойер ткнул обтянутым перчаткой пальцем в загогулину, находившуюся в стороне от маршрута дальше чем на целый квадрат.
— Отлично! — Мэнни перестал возиться с ногой. — Просто отлично!
— Мы на этом гребне? — спросил Кэм.
— Да.
Двигаясь по впадинам, которые сбегали к океану, они отклонились на 1200 метров западнее цели.
Кэм сжал горящую огнем руку в кулак.
— Я пойду рядом с тобой, буду следить по компасу, а ты почаще смотри в карту.
— Хорошо, — Сойер поднялся. Кэм тоже разогнулся.
Мэнни снова двинулся в путь, все еще отчаянно растирая ступню и лодыжку.
Эрин едва слышно попросила:
— Давайте присядем хотя бы на пять минут?
Кэм наклонился и потянул ее за руку, поднимая на ноги.
Эрин ушла в себя. Кэм не вел отсчет времени на спуске с хребта. Прошло, может быть, минут пятнадцать — солнце еще не проделало и половины пути до зенита, а женщина уже дважды натыкалась на Кэма, когда тот сбавлял темп, чтобы проверить показания компаса. Видимо, держалась из последних сил.
Кэм и сам хотел бы обрести второе дыхание. Они сто метров протопали по увядающим стеблям, прежде чем он вспомнил, что на дворе — весна. Поле заросло желтыми цветами, напоминавшими маленькие подсолнухи, отчего приобрело скорее осенний вид. Мясистые длинные лепестки побурели и съежились. Некоторые растения высохли настолько, что хрустели под ногами, хотя сходившие с гор потоки воды оставили после себя рваный ковер из луж и грязи.
Этой весной никто не видел ни пчел, ни бабочек. Похоже, муравьи и рептилии уничтожили все соты и медлительных гусениц. Судьбу растений, возможно, предрешило отсутствие перекрестного опыления или тут поработали тли, клещи и грибок…
Всеобщая картина разрушений в природе разом дошла до его сознания, приняв образ стаи комаров, которые, как неведомо откуда взявшееся облачко тумана, пытались заползти под лыжные очки.
Он шлепнул по черному веретену в воздухе и едва не сбил с себя маску:
— Вот черт!
Сойер вздрогнул и, попытавшись обернуться на восклицание, чуть не упал. Три десятка летучих тварей впились в его лицо, на маске обозначилась влажная запятая рта.
— Что такое? — спросил он. Кэм протянул руку, но Альберт отвел ее, принялся обмахиваться картой. Ни одно из их движений не произвело ни малейшего эффекта.
Сами по себе кровососы не представляли большой угрозы, смерть, однако, могла проникнуть внутрь через места укусов. Даже крохотная ранка на коже открывала ворота наночастицам.
Кэм обтер рукавицами лоб и подбородок и повернулся к Эрин. Комариные тельца облепили ее капюшон и издали напоминали короткую шерсть. Бакетти тоже усиленно обмахивался. Мэнни с крайним удивлением поднес обе руки к глазам.
— Вляпались! — произнес Сойер.
— Бежим! — Кэму больше ничего не пришло в голову. Тем не менее, они задержались еще на минуту. Где-то среди умирающих растений журчала вода. Юноша наклонился, чтобы обтереть бедра и заметил, что живой шерстью покрылась даже обувь.
И он, и Мэнни застыли в немой позе.
Развитие личинок, очевидно, началось задолго до появления людей в этом лесу. Комар живет всего несколько недель. Чтобы производить потомство, самкам нужна кровь. Неужели они так быстро приспособились сосать ее у лягушек и саламандр? Вряд ли. Весь их род был обречен на гибель. Видимо, уцелели лишь последние остатки, личинки которых перезимовали в грязи и пробудились к жизни, когда их залило талой водой.
Боже! Голливуд, возможно, перенес достаточно укусов, чтобы самцы могли оплодотворить сотен пять самок, а те дали жизнь нескольким тысячам новых…
Кэм одним ударом прихлопнул двадцать комаров, но такими методами с ними не сладить. Он выпрямился, окруженный звенящим роем, сощурился, прислушиваясь к тонкому писку. «Бежим!» — крикнул он и подтолкнул Эрин. Та споткнулась и примяла своим телом два метра желтых цветов. «Бежим!»
Мэнни кинулся прочь, размахивая руками. Остальные устремились за мальчишкой. Комары падали на них сверху, как черный снег.
Кэм, потеряв из виду синюю куртку впереди, закричал, но заметил еще одну фигуру и направился к ней. Упав, он тут же вскочил. Бегущий наперерез Мэнни чуть не врезался в него. Кэм попытался отпихнуть зацепившегося за него мальчишку. Наконец они разбежались в разные стороны. Кэм преодолел еще сорок метров, прежде чем заметил, что слева Бакетти тоже пересекал ровный участок не вдоль, а поперек. Вот, значит, куда они бегут — на запад, против ветра!
Может быть, проклятых тварей хоть ветром сдует.
Зеленое и красное пятна — Сойер и Эрин — мелькнули и скрылись за невысоким подъемом. Если они и звали его, Кэм ничего не слышал. Он вслед за Мэнни вскарабкался на насыпь.
Его спутники продирались сквозь кусты и нависшие ветки, закрывая локтями очки и маски. Сосны здесь были другие, таких Кэм не видел больше года, — с тонкими иглами и мягкими желтыми шишками, сыпавшими пыльцой. Хлещущие ветки уничтожали комаров десятками и отгоняли новых сотнями.
Впереди снова показалась синяя куртка Бакетти и чуть дальше — фигура в красном, Эрин. Она пробиралась к жидкому лесочку на склоне холма. Там ветер наверняка был сильнее.
Адреналин — плохой заменитель настоящей выносливости. Кэм добежал до склона, но на подъеме у него подогнулись ноги. Он пополз. Мэнни помог ему подняться, и оба побрели дальше.
На гребне лежала на боку Эрин и жадно хватала ртом воздух. Сойер все еще стоял на ногах. Вокруг простирались лес да каменные выступы. Альберт сделал шаг вперед, хлопками давя оставшихся на туловище комаров. Кэм различил собственное искаженное отражение в его зеркальных очках. Бакетти отгонял насекомых беспорядочными боксерскими ударами.
— Нам нельзя останавливаться, — сказал Сойер.
— По гребням… — задыхаясь, проговорил Мэнни, — надо идти по гребням.
— Согласен. Если получится. Главное — держаться подальше от воды.
— Думаешь, дорога где-то рядом?
Сойер покачал головой, расправляя порванную карту. Он сел на корточки и ладонями прижал края карты к земле.
— Мы не могли далеко уйти, — настаивал Мэнни.
На самом деле они опять отклонились от курса — возможно, еще дальше, чем в первый раз. Одно утешение: спускаясь по холму, они одновременно продвинулись на север. Карликовые широкохвойные сосны и густой подлесок нагляднее карты показывали, что они на меньшей высоте — где-то на уровне 2000 метров. Об этом свидетельствовала и отметка рядом с точкой, в которую уперся палец Сойера.
— Похоже, мы здесь, — сказал он.
Кэм поначалу не обратил внимания, что шум ветра здесь был какой-то особенный. Зону затопления с комарами предстояло обходить с северо-запада, до шоссе № 14 оставалось полтора километра. Хоть бы повезло с машиной…
Машина! Юноша обернулся на звук:
— Так ведь это…
Клаксон гудел с неравными промежутками, напоминая подвывание когда-то населявших эти места койотов.
— Азбука Морзе! — воскликнул Мэнни. — Эс-о-эс!
Три коротких сигнала, три длинных, три коротких. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений.
— Во дает! — потирая лоб, рассмеялся Сойер. — Чем мы, спрашивается, можем помочь этому уроду? Смотри-ка! — Сойер указал пальцем на участок километрах в четырех к западу. — Значит, все-таки добрались до лесовозной дороги.
— Оттуда рукой подать, — заметил Кэм.
— Если не нарвались на завал или машину не разбили. — Сойер пошатнулся, привстав на носки. — Какая разница, — бросил он напоследок. — Мы им не помощники.