Если вы читали роман Сергея Довлатова “Зона”, а я надеюсь, что вы читали роман Сергея Довлатова “Зона”, потому как все повсеместно уже читали Довлатова, что цитирование Довлатова уже не почитается за эрудицию, а я не хочу, чтобы вы ошибочно подумали, что я эрудирован, так вот, если вы читали роман Сергея Довлатова “Зона”, то помните, что он начинается с письма издателю. Отвечая на вопрос, как можно писать о зоне после Солженица, Довлатов пишет : “…книги наши совершенно разные… Солженицын был заключенным. Я — надзирателем”.

Как можно, писать свой дневник о Японии после дневника Всеволода Овчинникова “Ветка Сакуры”? Как можно пытаться шутить в своих записях после “Записок Гайдзина” Вадима Смоленского? Как можно сказать “Моя Япония” после “Только Моей Японии” гениального Дмитрия Пригова? Поверьте, я сам не знаю ответов на эти вопросы. Возможно, будь я профессиональным японистом, досконально изучившим японскую жизнь до приезда в Японию, мои впечатления были бы иными. Будь я приглашенным на год профессором для преподавания в университет, мне бы наверняка пришлось общаться с исключительно европеизированными японцами, жадно изучающими западные культуры. Но я приехал не зная о Японии ничего, кроме места на карте, не зная ни слова, попытался учиться с японскими студентами, подрабатывать по выходным, чтобы заработать хоть немного денег, чтобы, в конце концов, закончить университет, получить хорошую работу и удивленно оглянуться на эти несколько лет — зачем мне это?

И “Поверьте, я не сравниваю масштабы дарования”. Тем более с Сергеем Довлатовым. Просто, однажды, мне позвонил предприимчивый молодой человек:

— Мы, — говорит, — напишем книгу вместе. Я знаю, как сделать бестселлер. Я — продюсер. Все очень легко. Сюжет — не важно. Это третье. Главное, чтобы читатель верил. Говори только от себя. Первое лицо единственного числа. Я, я, я. Значит так, начинается с того, что ты влюбляешься в японскую школьницу.

Я давлюсь горьким чаем от смеха. Я так не могу. Я никогда не влюблялся в японскую школьницу. В русской литературе еще есть примеры любви к лягушкам (царевнам), но к японским школьницам — это уже слишком. Мне лицо надо держать. Нельзя же так смеяться, тем более в ресторане. Все-таки официанты в ресторанах — люди суровые, чопорные в своих черных фраках, я их боюсь не меньше школьниц. Если к одним привыкаю, то уже к ним и хожу. Через месяц ежедневного хождения в один и тот же французский ресторан и заказа одно и того же блюда, мне наконец перестали приносить меню вообще. А вчера не пришел пообедать, так сегодня официант меня уже эдак сердито спрашивает, чего, мол, вчера тебя не было?

— Ерунда! Какая разница было или нет? Представь себе. Очень просто. Запретная любовь. Она слишком юна, а ты уже слишком стар. Ты скрываешь свои чувства за маской, чтобы встретиться с ней, покупаешь ночью в Кабуки-тё ее поношенные трусы!

Во французском ресторане, конечно, никаких французов нет — и повара, и официанты только японцы, французского они не знают, но всегда вместо “онегайшимас” (пожалуйста) говорят и клиенту и друг другу только “s'il vous plait”. Вот такой в черном фраке ходит между столиками и говорит “вот ваш угорь в соевом соусе с рисом, сильвупле”. Поношенных трусов никто не заказывает. Париж, сильвупле.

— Читателя надо шокировать! Поношенные трусы — это хорошо. И вставляешь еще больше своих шуток, как в ЖЖ, только надо вдвое увеличить их частоту. И 100% болезненного сознания, сильвупле! Ты ходишь на работу, но ненавидишь ее. Вечером — в казино и бары. За веселой маской — осознание пустоты и боязнь ее, выжигай сам себя, бренность своей жизни. Богатые тоже плачут.

Сегодня, в пять часов — тренировка командного духа. Всех сотрудников срывают с своих рабочих мест и запирают в узкой пустой комнате вместе с начальством на час. Я думал, будет речь, но оказалось ничего, даже свет не выключают. Предполагается, что за час сотрудникам настолько надоест слоняться по комнате без дела, что они начнут чувствовать себя командой. Я пока держусь — но уже тяжело.

— И, слышь, после этого ты круто меняешь жизнь. Бросаешь все, уезжаешь в другую страну. Читатель это любит. Читатель любит, когда герой делает, то, на что он сам никогда не решится.

С легким сердцем я завершаю эту книгу, не выполнив ни одного из пожеланий предприимчивого молодого человека.

Токио, Япония, Весна 2007.