В ушах шумит и вибрирует. Мне кажется, что я ослеп. Глаза открыты, но я ничего не вижу. Моргаю, но чувствую лишь резь и пульсацию в висках, будто кто-то сверлил их. Кажется, боль заставляет меня вскрикнуть – точно не знаю, потому что, как только она начинает стихать, я чувствую першение в горле.

Я не ослеп. Вокруг все как в тумане, который понемногу начинает рассеиваться, и темнота уходит. Не знаю, сколько прошло времени, – должно быть не очень много. Вокруг светло, все расплывается, но картинка постепенно становится все более отчетливой. В глазах появляется резь, моргать не хочется. В конце концов, я вынужден прикрыть глаза, и их вновь пронзает вспышка боли, но уже не такая сильная.

Грим стоит невдалеке от меня и с наслаждением курит сигарету. Сделав два шага, он поворачивается ко мне, затем делает два шага в другую сторону, снова поворачивается и шагает. Прямо за ним Сэм. Она уже не лежит, а может, мне вообще показалось, что она лежала. Все произошло так быстро, что я не был в этом уверен. Она сидит, сжимая одной рукой другую, обернутую красной повязкой. Ее лицо бледное.

Мне удается сесть, что вынуждает его подойти и пристально меня осмотреть. В руке Грим держит пистолет. Он смотрит блуждающим взглядом и спрашивает:

– Где твои коллеги?

Я пытаюсь что-то сказать, но, похоже, ничего не выходит. Одной рукой Грим хватается за мое плечо, а другой приставляет пистолет к моему виску и, уже крича, повторяет вопрос. Его слюни брызгают мне на лоб; мне кажется, что я дрожу.

– Они не знают, где я.

Грим отпускает меня и отходит назад. Я мотаю головой из стороны в сторону, пытаясь понять, сломал ли что-нибудь. Похоже, что да, но боли в шее я не ощущаю. Смотрю на тонкую черную веревку, ведущую от меня к небольшому крюку в виде согнутого пальца, вкрученного в потолок. Веревка привязана непонятным сложным узлом. Невдалеке от крюка я замечаю свисающий тонкий лоскут. Оторвавшийся кусок одежды. Должно быть, он был здесь не один раз.

– Ты все-таки умеешь подчиняться…

Я пожимаю плечами, пальцы неуклюже скользят по куртке в поисках ножа.

– Я здесь. Ты получил, что хотел.

Я пытаюсь нащупать нож рукой в кармане. Его там нет. Грим оглядывает меня, но ничего не говорит. Он мог вынуть его. А может, нож выпал и валяется где-то на земле… В другом кармане лежит телефон.

Сэм поднимает взгляд и смотрит на меня. Ее взлохмаченные волосы заплетены в косу – так она обычно делает, когда работает. Коса растрепана. Грим таскал ее за косу, использовал ее как веревку. Чуть правее лежит что-то напоминающее палец Сэм – маленький обрубок в лужице темно-красного цвета. Она пытается не смотреть на него. Я ощупываю рукой лицо, пытаясь понять, не кровоточит ли оно. Так и есть, кровь идет из раны на лбу. Нос и горло опухли, я охрип. Вытираю кровь о джинсы.

– Положи палец в карман куртки, – говорю я Сэм.

– Молчать, – отзывается Грим и дает мне пощечину. Глухой удар, тупая боль. Из раны на лбу по-прежнему сочится кровь. Такое ощущение, что где-то открылось внутреннее кровотечение. Голова будто опухла, чувствительно пульсирует кровь.

– Отпусти ее.

– Нет.

Волосы Грима того же светло-русого цвета, что и сегодня утром, однако одежда уже другая. На нем голубые джинсы и темно-зеленая толстовка. Это уже не мой друг. Он выглядит каким-то полым, пустым. Сев на корточки под крюком, он регулирует положение веревки, быстро завязывает узел и заново натягивает ее.

Из кармана Грим вытаскивает небольшую цилиндрическую упаковку. Его руки сильно дрожат, шумно сотрясая содержимое упаковки. Он открывает крышку, вытаскивает таблетку, закрывает крышку и кладет упаковку в карман. Я впервые обращаю внимание на то, как он потеет, как ему жарко.

– Я пытался, – говорит Грим и извинительно улыбается. – Я действительно пытался, Лео. Но… – Он беззвучно смеется, будто бы пришедшая ему в голову мысль абсурдна; в его глазах видны отблески безумия, которые можно разглядеть только у тех, кто впадал в психоз. – …Не вышло.

– Понимаю.

– Действительно?

– Да. Я нашел дневник, – убеждаю я его.

Темный капюшон спадает с его головы, и я поражаюсь тому, насколько безумно он в действительности выглядит.

– Такое ощущение, что внутри меня есть кто-то, кто заставляет меня все это делать, – говорит Грим. – Не знаю, как это объяснить.

– Ты все можешь исправить, – пытаюсь я успокоить его. – Ты все это можешь исправить. Я видел машину, «Вольво», стоящую там внизу. Просто можешь отсюда уехать. Никто ничего не узнает.

– Прекрати. Ты прекрасно понимаешь, что произошло. Ты действительно думаешь, что я всего этого хотел? Ты не понимаешь, что ли, что я чувствую себя абсолютно… Насколько же сильно, мать твою, все ухудшилось! И все это началось из-за тебя, тогда, когда я с тобой познакомился…

Нужно тянуть время. Может, Бирк и успеет вовремя. Сэм сидит за Гримом и смотрит на свой палец. Затем, следя за его спиной, она начинает аккуратно пододвигаться к нему.

Грим оборачивается и, не смотря на нее, подходит к пальцу, нагибается и поднимает его. Оттуда, где я сижу, это выглядит так, будто на его руке на какой-то миг вырастает еще один палец, который он затем зашвыривает подальше. Сэм глубоко вздыхает.

– Успокойся, – выдавливаю я из себя, взглянув на нее. – Всё в порядке.

Сэм медленно кивает.

– Всё в порядке, – повторяет Грим и поворачивается ко мне, небрежно размахивая пистолетом. – Всё в порядке.

Он сухо смеется надо мною и смотрит на Салем, лежащий за моей спиной. Я кошусь на Сэм, которая, похоже, уже начинает терять сознание. Веки ее выглядят тяжелыми; время от времени она вздрагивает, будто бы засыпает. и сразу же просыпается.

– Ты понимаешь? – начинает он медленно с выражением важности на лице. – Ты, в конце концов, меня понимаешь? Ты понимаешь, что ты со мною сотворил? С нами?

– Да. Я же говорю, что понимаю.

– Ты понимаешь, что я должен это сделать?

– Нет.

Он взмахивает пистолетом надо мною и спускает курок.

Похоже, что я вскрикиваю, а сердце колотится так сильно, что руки дрожат. Звук выстрела врезается в слух и словно раскатывается эхом над Салемом. Пуля отскакивает от бетонной стены рядом со мной, так близко, что я чувствую вибрацию в воздухе после рикошета. Взгляд Грима медленно блуждает между мной и пистолетом. Кажется, он передумывает в последний момент, понимая, что стрелять не должен.

– Ты меня не слушаешь, – говорю я тише.

– Я тебя слушаю. Но то, о чем ты говоришь, мне не очень нравится.

Я начинаю вытаскивать мобильный телефон, одновременно проводя по экрану пальцем для того, чтобы разблокировать его.

– Положи.

– Нет.

– Положи его.

– Отпусти ее, тогда положу.

Грим непонимающе смеется надо мной.

– Не ты здесь командуешь.

– Знаю, – отвечаю я и смотрю на телефон.

– Что ты творишь? Положи телефон.

Я снова нажимаю на кнопку блокировки экрана и кладу телефон перед собой. Напрягшись, предпринимаю попытку встать, сначала опершись на одно колено, затем на другое; в конце концов, мне это удается. Голова кружится, ощущается тяжесть. Я пытаюсь подловить момент, чтобы подобраться как можно ближе и дотянуться до него, чтобы разоружить. Он все время пользуется только одной рукой, второй держа пистолет, – но времени на это слишком мало, попытаться нужно очень быстро, в успехе этой попытки нет никакой уверенности. Я боюсь, что Сэм может пострадать.

Грим неуверенно смотрит на телефон, продолжая размахивать пистолетом.

– Брось его сюда.

– Если он тебе нужен, подойди и возьми сам.

Он не решается на это. Ему пришлось бы нагнуться.

– Ты не понял, что ли?

Он подходит к Сэм, берет ее за косу и сильно дергает. Сэм молчит. Она напряженно и сипло дышит, будто бы борется с паникой.

Мы находимся в центре крыши. Грим подтаскивает ее к краю и встает за нею. Сэм сопротивляется, но он держит ее слишком крепко. Она прижимает раненую руку к груди, а другой крепко держится за косу, поэтому не может оказывать серьезное сопротивление. Блестящий пот покрывает ее лицо, она избегает моего взгляда. По мере того, как они всё ближе подбираются к краю, она старается сместить центр тяжести своего тела назад, ближе к нему, будто боится обжечься о невидимую стену огня.

Грим снова толкает ее, теперь уже так близко к краю, что подошвы ее обуви висят в воздухе. Я инстинктивно вытягиваю одну руку, будто пытаюсь предотвратить ее падение. Он пристально смотрит на меня до тех пор, пока я ее не опускаю. Я чувствую запах ее туалетной воды.

– Она ни в чем не виновата, – говорю я. – Она ничего не сделала.

– Будто это что-то меняет… А может, это вернет что-то назад? Может, это вернет мне мою жизнь, мою семью? Меня? Что это меняет? – Он пристально на меня смотрит. – Отвечай!

– Нет. Ничего из этого уже не вернешь.

– Все, что сейчас имеет значение, – последствия. И последствия будут следующими. Мы оба что-то потеряем.

– Это несправедливо, – шепчу я.

– Справедливо? – Грим выглядит удивленно. – Думаешь, мир справедлив? – Держа Сэм за косу, он толкает ее в спину, вынуждая перегнуться за край. – Назад, – говорит он и смотрит на меня.

Я шагаю назад.

Затем он выпускает косу из рук.

Время замедляется, ползет как улитка, и, словно медленно задыхаясь, я вижу, как Сэм начинает падать и как Грим отходит назад. Я кидаюсь к ней и успеваю ухватиться за ее куртку. Вытягиваю ее с такой силой, что мы оказываемся друг на друге, Сэм лежит подо мною. Я лежу на ее раненой руке, но, похоже, адреналин не дает ей ощутить боль, так как она молчит. Вместо этого, удивленно смотря на меня, начинает рыдать.

За спиной слышно, как Грим снова достает упаковку, которая вновь трясется в его руках.