Гаррет

Она заполучила меня.

Я не знаю, будет ли Эмили всё ещё со мной, как только она узнает человека, которым я являюсь в глубине своей души.

— Я собираюсь надеть спортивные штаны, а затем мы поговорим, — выдавливаю я, не желая ничего больше, чем сорвать своё полотенце и войти глубоко в ее тело. Разочарование на ее лице говорит, что она чувствует то же самое.

Я следую в свою преимущественно пустую гардеробную и заставляю себя поступить правильно. Когда натягиваю спортивки на свои бедра, я покидаю гардеробную, грубо вытирая свои влажные волосы.

Эмили смотрит на меня тлеющим взглядом, когда я сбрасываю полотенце, удерживая свой строгий контроль, но все равно вспоминая, как она хваталась за меня, в то время как я глубоко входил в ее податливое тело своей стальной длиной.

— В основном я воровал электронику и наркотики, — начинаю я. Действительность ситуации удаляет похоть из ее золотисто-зеленых глаз. Я сажусь на кровать лицом к ней, в то время как девушка натягивает стеганое одеяло себе на грудь. Защитная реакция. Я понимаю это. Я, бл*дь, ненавижу это, но я понимаю.

— Я начал делать мелкую работу с моим отцом, когда мне было двенадцать. Думаю, ты знаешь, что Клайд сидел в тюрьме до того, как переехал сюда, — она кивает, так что я продолжаю. — Он работал с моим отцом до этого. Дэрил Шарп — так его зовут. Он не отец. Он никогда им не был.

Я пытаюсь унять свой гнев и продолжаю.

— Как только у него не стало Клайда, Дэрил начал обучать меня взламывать замки. Я быстро схватывал, поэтому он учил, и как обчистить карманы. Затем была продажа угнанных машин. Я мог управлять чем угодно на колесах к тому времени, когда мне исполнилось тринадцать. И так в течение многих лет: мы грабили дома, угоняли машины, обчищали карманы, совершали легкие разбойные нападения и всякие подобные вещи.

Это гребаный отстой. Я смотрю в лицо Эмили, пока объясняю это сокрушающее дерьмо. Она выглядит убитой горем.

— Меня достало размениваться по мелочам к тому времени, когда мне исполнилось шестнадцать. Мы всё еще жили в крайне убогом трейлерном парке, не пригодном для людей, даже для таких отбросов как мы. Тогда я начал захватывать власть. Я выяснил, где местная преступная группировка в Канзас-Сити перехватывает крупные партии наркотиков. Это казалось достаточно легким захватить грузовики до них. Я оказался прав. К тому времени как мне исполнилось восемнадцать, я управлял небольшой бандой, а мой отец уже работал на меня… Но всего этого было недостаточно для меня. Я делал хорошие деньги. У меня была хорошая квартира. Легкая жизнь, но я хотел большего. Я жаждал власти. Так что я стал иметь дело с наркотиками. Я никогда сам не принимал их и не распространял. Я создал небольшую лабораторию по производству. Это было легче, чем воровать электронику, да и приносило в два раза больше денег. Это к тому, откуда я знаю Девлина. Я работал с его стариком, — я говорю тихо, позволяя ей принять реальность того, что представляет собой Девлин.

Её лицо больше не убито горем. Эмили выглядит взволнованной чем-то. Она, вероятно, волнуется о Дженне и том, что её отношения с Девлином значат.

— Тысячи превратились в миллионы. У меня было двадцать парней, работающих на меня. Мой отец, Дэрил, всегда был мне как правая рука. Он не должен был быть ею, но я чувствовал себя преданным ему. Так продолжалось четыре года. Я зарабатывал больше денег, чем тот ребенок из трейлерного парка, знал куда потратить и что с ними делать. Так что я спрятал это дерьмо подальше. Дэрил не спрятал, если что-то было в его кармане, он тратил это. Ублюдок ничему не научился. Я встретил цыпочку, когда мне было двадцать два. Сара на неё очень похожа. По большей части. Волосы, лицо, фальшивые сиськи… слишком во многом.

Теперь на ошеломленном лице Эмили появилась боль. Я должен сказать ей правду. Это не сработает, если я попробую приукрасить это дерьмо.

— Анжелика — была самой большой бл*дской ошибкой, которая испортила мою жизнь тогда. Я отвлекся от дела, чтобы полностью уделять ей своё внимание. Она была стриптизершей. Я не должен был позволять ей продолжать заниматься стриптизом. Но тогда, я не был тем мужчиной, что и сейчас. Я не чувствовал собственничества или необходимости защищать её. Оглядываясь назад, я должен был увидеть, что она этого хотела. Она делала небольшое дерьмо, чтобы достучаться до меня. Когда она замутила с одним парнем из моей бригады, то не получила той реакции, на которую рассчитывала, она лишь увеличила антипатию. Так что я потратил месяцы, разбирая беспорядок, который она учудила, растаскивая драки, которые она вызывала, тратя бешеные деньги, чтобы уберечь её, когда она глубоко увязла в наркотиках… Она постоянно меня отвлекала. Однажды ночью она рассказала Дэрилу, что есть картинная галерея, в которой будут храниться предметы искусства и артефакты, общей стоимостью больше десяти миллионов долларов в течение следующих двух дней. Я мог практически видеть долларовые знаки, вспыхнувшие в его глазах. Это не была наша обычная игра, так что я срезал идею на корню. Анжелика обещала не устраивать больше неприятностей, если я сделаю эту работу. Я был готов к тому чертову перерыву. Так что я согласился. Я пропущу ночь сумасшедшего секса с этой сукой, имеющей обыкновение использовать меня, чтобы убедить. В этих подробностях нет необходимости. Дэрил изучил место на следующий день и решил, что мы должны сделать это сами. Только мы вдвоём. Я не думал, что это была хорошая идея, но он уверил меня, что место слишком маленькое, чтобы там перемещаться бригадой без привлечения лишнего внимания.

Я тру своё лицо руками, больше неспособный смотреть в испуганные глаза Эмили. Я теряю её и то, в чем я собираюсь признаться, будет последним гвоздем в моём гробу. Я закрываю свои глаза, помня каждую деталь.

Дэрил и я идем к черному входу маленькой галереи. Она находится в индустриальном районе с несколькими барами и ресторанами вокруг. Замок было просто сорвать, а сигнализацию легко отключить. Мы проходим в небольшую кладовку и начинаем загружать предметы искусства — раму за рамой. Нам нужно больше рук, чем у нас есть, но всё должно быть сделано.

Два похода в заднюю часть нашего фургона, и я готов закончить. Но Дэрил говорит:

— Давай заберем дерьмо в демонстрационном зале.

Он не ждет моего ответа, перед тем как уйти. Я следую за ним и именно тогда — всё летит к чертям.

Дэрил держит какого-то парня на мушке. Парень выглядит достаточно невинным с бейсбольной битой в руках. Я замечаю лестницу в задней части комнаты, ведущую к апартаментам. Твою мать.

— Уходим, — приказываю я.

— Ты заключил сделку с неправильной, бл*дь, семьей, — кипятится Дэрил.

Я не имею ни малейшего понятия, о чём он говорит, и у меня нет даже шанса выяснить это, прежде чем он сносит парню голову.

— Какого хрена? — рычу я.

Я слышу женский крик наверху и мчусь в том направлении. Я следую за криками вниз по узкому коридору, врываясь в крохотную ванную. Где молодая женщина моего возраста, вопит на полу и покачивает младенца в своих руках.

— Нико мертв? — всхлипывает она.

Я смотрю на неё с немым ответом. Моё молчание даёт ей ответ на вопрос. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, зная, что у меня, возможно, несколько минут, прежде чем копы будут здесь.

— Пристрели меня, — требует она истерично. — Я убила его. Я убила его! Их двоих больше нет. Пристрели меня!

Я оглядываюсь на женщину, чтобы взглянуть на совершенно неподвижного ребенка.

— Нико велел мне, чтобы я заставила его замолчать. Я убила его! — кричит она снова, оглушая меня. — Пристрели меня! Я не смогу с этим жить. Бл*дь, убей меня! Пожалуйста!

Я стою неподвижно, наблюдая, как она распадается на части, когда хватает опасную бритву со столешницы и кромсает свои запястья. Она продолжает резать свою плоть, прося меня помочь ей. Когда она слышит сирены, я вижу панику на ее лице. Она умоляет меня помочь ей. Чтобы не позволить им найти её живой, так, чтобы они смогли её спасти.

Я чувствую себя почти как робот, пока достаю свой пистолет и направляю в её голову. Здесь ничего нет, кроме оказания помощи, пока она смотрит вниз на мертвого младенца, укачиваемого в её руках, теперь покрытого её кровью.

— Спасибо, — шепчет она, и я спускаю курок.

Я прекращаю говорить и смотрю на Эмили. Слезы струятся вниз по её щекам, пока рыдания крушат ее маленькие рамки. Затем она забирается ко мне на колени, вцепившись в мою шею как тиски. Я притягиваю её к себе так близко, насколько могу. Это не та реакция, которую я ожидал. Я думал, что я получу плевок в лицо, и она скажет, чтобы я больше никогда с ней не разговаривал.

— Они подставили тебя, — заикается она и поднимается.

— Да, так и было. До меня дошло после всего. Дэрил взял фургон и свалил, оставляя меня с кровью на руках. Я ушел, прежде чем полицейские приехали. Когда я добрался до своего дома, я понял. Я не знал всех деталей некоторое время, но я знал, что они подставили меня. Только они не ожидали, что Дэрила возьмут, и он расколется. Они также не знали, что у Нико были камеры повсюду.

Дэрил сдал меня в течение минуты, после того как его взяли. У меня был хороший адвокат, но он не мог так много для меня сделать. История такова: Анжелика услышала, что Нико планирует ограбление с другой бригадой, пока танцевала стрип на его коленях. Она рассказала Дэрилу об этом. Дэрил хотел быть главным и занять моё место, он решил, что это хороший способ избавиться от меня. Трахать Анжелику было для него просто бонусом. Камеры засняли всё с Таней… женщиной, которую я убил. Обвинители пошли на сделку. На этом всё и закончилось.

Из меня вырывается рваное дыхание, и я убираю шелковистые волосы Эмили от её лица.

— Мне так жаль, Гаррет, — нежно произносит она, обхватывая моё лицо своими крошечными ручками. — Ты не убийца. Никогда не говори так снова. То, что ты сделал,…что они сделали с тобой… я просто так сожалею.

Она оставляет нежный поцелуй на моих губах, прежде чем прижаться к моей шее. У меня нет слов. Это больше, чем я говорил за десятилетие. Мое горло саднит от непривычного потока слов, и я переполнен эмоциями, кипящими внутри меня.

— Она не единственный человек, которого я убил. Я не сожалею о любой другой жизни, которую забрал. Они были опустившимися отбросами хуже меня, либо желали моей смерти, если бы я их не убил. Я — убийца, Эмили.

— Что случается в сражении не определяет войну, — бормочет она в мою кожу, продолжая всхлипывать. Эмили принимает мою правду, вот что она делает.

— Благодаря расследованию выяснилось, что Нико и Таня проворачивали свои делишки в разных городах в течение нескольких лет. Они основывали галерею, заключали хорошую страховку, а затем находили кого-нибудь, кто украдёт предметы искусства, которые они хранили.

Камеры Нико были частью мошенничества со страховкой. Им необходимо было видео свидетельство. Дэрил и я вышли бы сухими из воды с этой работенкой. Наши лица были закрыты масками, а на фургоне не было никаких номеров. Хотя это была не просто работа. Это должно было стать моим концом.

Камеры записали разговор между Нико и Таней, когда мы ворвались. Работа, которую они заказали, не должна была произойти до следующей ночи. Он разволновался и заставил пойти ее в ванную с младенцем. Когда младенец начал хныкать, он сказал, что она должна заставить его замолчать. Прежде чем он закрыл ванную, Таня накрыла своей рукой лицо младенца. Она была в ужасе, когда Нико закрыл дверь и заблокировал вид с камеры в прихожей.

Младенец умер от удушья. Таня нанесла себе достаточно повреждений, чтобы офицер постановил, что она истекла бы кровью без немедленной медицинской помощи. Хотя моя пуля забрала её жизнь. И не имеет значение, что она умирала. Я убил её. Моя глупость убила трех людей. Этот груз я буду нести до конца своих дней.

— Не жалей меня, — хриплю я после длительной паузы.

— Я сожалею о тебе. Я также сожалею о Нико и Тане. И их младенце… — она затихает, прослеживая чернила на моей груди. — Хотя я не сожалею о Дэриле и Анжелике. Что с ней случилось?

— Ничего, — ворчу я. — Не было доказательств, что она имела какое-либо отношение к этой работе. Она все еще в Канзас-Сити.

Эмили вскидывает подбородок вверх, и я вижу, как злой огонь разгорается в её золотисто-зеленых глазах.

— Это не справедливо, — рычит она.

— Жизнь не справедлива, сладкая.

— Лучше уж пусть она надеется, что никогда не встретит меня, — угрожает Эмили впервые, с тех пор как я с ней, и мне кажется, что она может действительно нанести некоторые повреждения, защищая меня. — Я не брошу тебя, Гаррет. Ничто из того, что ты только что мне рассказал, не заставит меня думать, что мне не следует быть с тобой. Мне не нравится, что ты жил жизнью преступника. Также мне не нравится, что тебя подставили, и ты должен был забрать чью-то жизнь, возможно, даже из самых ужасающий обстоятельств. Но ничто из того, что ты мне рассказал, не заставит меня думать, что мне небезопасно с тобой. Ты когда-нибудь причинишь мне боль?

— Никогда.

— Ты будешь оберегать меня?

— Всегда.

— Ты закончил со своей преступной жизнью?

— Да.

— Тогда я здесь. Я получила тебя, Гаррет. Я не уйду никуда, — говорит она твердо и прижимает свой рот к моему.

Она вливает страсть в мои уста вместе со стонами. Я наматываю её волосы на кулак и запрокидываю её голову, чтобы получить лучший доступ для своего жадного языка. На вкус она как сахар и мята, опьяняющие мои чувства. Я втягиваю её пухлую нижнюю губу и выпускаю обратно, украв её дыхание, в то время как она цепляется за мои плечи. Я не хочу ничего больше, чем войти глубоко в её киску и оставаться в ней всю ночь, но я не могу. Не после того, что я только что рассказал ей.

Я замедляю поцелуй, и она стонет, когда я отрываю свои губы от неё.

— Я просто хочу обнимать тебя сегодня вечером. Это было так много для нас, — рычу я не грубо, а своим обычным тоном.

— Хорошо, но только если ты пообещаешь не пытаться оттолкнуть меня, — требует Эмили, пропуская пальцы через мои волосы.

— Я не оттолкну тебя, — заверяю её я.

Она кивает и поднимается с моих колен, проскальзывая под мои простыни. Я следую за ней и выключаю лампу. Я прижимаюсь к ее телу, оставляя руку на её обнаженной заднице. Я вернул свой контроль на место. Есть твердая уверенность, что нас разделяет только ткань трусиков, но я сделаю это.

Нежные маленькие пальчики Эмили прослеживают мои татуировки, пока мы лежим в тишине. Только перед тем как уснуть она спрашивает.

— Почему «Время — иллюзия»?

Она спрашивает о цитате на моей коже.

— Потому что ты можешь прожить целую жизнь за секунду или никогда не испытывать эту штуку и за восемьдесят лет, — объясняю я.

Она целует дедушкины часы прежде, чем окончательно прижаться ко мне.

— Ты бы понравился моей маме, Гаррет Шарп, — спокойно произносит она с равным(и) количеством счастья и боли.

Я целую ее волосы и надеюсь, чёрт возьми, что она никогда не осознает, как она неправа.

* * *

Мой будильник трезвонит чертовски рано. Но я ласково бужу Эмили, и она становится сама собой — улыбчивая, бойкая. Она бежит и принимает быстрый душ. Ничто из вчерашней ночи, как кажется, не беспокоит ее, но я собираюсь дать ей время. Она заслуживает шанса передумать. И поскольку я сильно себя контролирую, я не собираюсь заниматься с ней сексом снова, до того как я не буду уверен, что она готова делать это со мной, настоящим.

Это пытка.

Я понятия не имею, что буду делать днем без неё. Наблюдение за ней станет агонией теперь, зная какая она. Я полностью долбанулся.

Как только она готова идти, я переплетаю наши пальцы и вывожу ее из дома. Она раздражена тем, что я не позволил ей убраться на кухне, но я могу сделать это позже. Я не хочу, чтобы она опоздала.

Поездка к центру города молчалива, пока я держу её руку на своём колене. Я протираю большим пальцем по мягкой коже внутренней части её ладони всю дорогу, я чувствую боль в своём животе, когда мы оказываемся перед ее темным магазином.

Я не хочу, чтобы она была там одна. Правда, я не буду душить её этим. Она — независимая женщина, которая надрывала свою задницу, работая, чтобы иметь такую жизнь. Я не буду вмешиваться в это… слишком сильно.

Внезапно Эмили перелезает над коробкой переключения передач, и садит(ь)ся широко, расставив ноги над моими коленями, обхватывая руками моё лицо.

— Я никуда не денусь, — пылко произносит она до того, как прижимает свои губы к моим, ожидая, что я захвачу инициативу.

И я даю ей это. Я наклоняю голову и вторгаюсь в её рот, клеймя её уже припухшие губы. Любой мужчина, который встретиться на ее пути сегодня, будет знать, что она занята.

Когда я прерываю наш поцелуй, то быстро похлопываю её по заднице. Я не могу пойти с ней или же всё закончится тем, что я трахну ее на том сверкающем прилавке.

Я толкаю свою дверь, чтобы открыть, и позволяю ей соскользнуть с меня, прежде чем передаю ей сумочку. Я хватаю ее за запястье, когда она поворачивается, чтобы уйти, оставляя легкий поцелуй на её коже.

— Спасибо тебе, — рычу я.

— Не за что меня благодарить, — заверят она. — Хорошего дня.

— И тебе.

Затем она ускользает прочь. Я наблюдаю за ней, пока она открывает свой магазин и исчезает на кухне. Я жду некоторое время, поглощая её теплоту, которой она наполнила меня в поездке. Когда я не могу больше чувствовать это, я уезжаю.

Истощение берет своё, как ветер и сотканный им узор покрывает первым заморозком поля в сезоне. В моей кухне включен свет, когда я заезжаю в гараж. Я почти забыл о Коди.

Я захожу в дом, направляясь прямо к кофе-машине, в которой остался свежесваренный кофе. Спасибо, мать вашу.

— Доброе утро, — раздается голос Коди с дивана.

— Доброе, — ворчу я, поднося свою кружку ко рту.

Я не двигаюсь, пока не опустошаю её наполовину. Теперь я могу, наконец, быть приветливым.

— Хорошо спал? — спрашиваю я, падая в мягкое кресло.

— Ага.

Он потягивает свой собственный кофе, не смотря на меня. Мне хреново из-за этого. Просить его жить здесь, было правильным решением, но сейчас я не имею ни малейшего понятия, как сделать это.

Я встаю, чтобы убрать беспорядок после приготовления печенья, и нахожу, что всё уже сделано. Моя концентрация на кофе заставила упустить это.

— Спасибо, что убрался.

— Меньшее, что я мог сделать. Я думаю нам надо выяснить, как мы поступим. Какую арендную плату я должен буду платить? Я могу делать всякие вещи по дому также, — он предлагает это без намека на шутку, хотя я думаю, что он попытается это сделать.

— Коди, — рычу я, и его темно-зеленые глаза встречаются с моими. — Не делай это дерьмо со мной. Я буду заботиться о тебе. Это — моя гребаная работа. Ты — мой брат. Ты только что потерял свою маму. Сконцентрируйся на том, чтобы побыть ребенком хоть ненадолго.

— На х*р это, Гаррет, — рычит он. — Я — ничья ответственность. Я заботился о себе, прежде чем она умерла. Когда тот ублюдок сел в тюрьму, это разрушило ее. Я был один, кто заботился обо всем дерьме с тех пор.

— Тебе было восемь.

— Я знаю.

Теперь ярость вздымается под поверхностью, пока я потираю своей рукой под щетинистым подбородком. Дэрил — никчемный кусок дерьма. Я был сам за себя, с тех пор как он ушел с Клайдом. Мне было шесть, когда мне в первый раз пришлось украсть еду. Я ненавидел это, чувствовал себя виноватым, но я должен был выжить, поскольку он обманул мою мать также. А когда дорогой старый папа возвратился обратно, он больше не хотел ее. Наркотики взяли верх, и она стала безнадежной в его глазах. Ублюдок знал, что я был товаром, и удостоверился в том, чтобы сохранить меня. Моей маме было пох*р на меня в этом смысле, и она умерла от передозировки через пару лет.

— Хорошо, — я пробую говорить спокойно, полностью осознавая, что это выйдет резко. — Мы оба должны попробовать сделать это. Ты не платишь арендную плату и не становишься долбанной горничной. Ты вносишь свою лепту так же, как и я. Я должен привести дом в порядок. Ты знаешь, как красить и всякое похожее дерьмо?

— Я работал в строительстве последние два лета с парнем, который встречался с мамой Хантера несколько лет назад. Я могу делать намного больше, чем красить. Гипсокартон, плитка, положить ковровое покрытие, мелкий ремонт, — он пожимает плечами в ответ.

Я изучаю его мгновение и придумываю план.

— Ты оставляешь бакалейный магазин и идешь работать в мой магазин. Я буду тебе платить больше, чем они. По вечерам и на выходных мы будем ремонтировать дом вместе. Хантер может приходить тусить, если он хочет, и пусть держит свой гребаный рот закрытым, — ворчу я.

— Он не может держать свой рот закрытым, — усмехается Коди. — Ты действительно хочешь, чтобы я работал в твоём магазине?

— Почему нет?

— Ты не знаешь меня. Я не хочу просрать гостеприимство. У меня есть работа, но мне нужно место, где жить. Если ты устанешь от меня… — затихает он.

— Иисус, пацан, ты, бл*дь, убиваешь меня, — у меня вырывается прерывистое дыхание, желая пойти в тюрьму, в которой сидит Дэрил, и свернуть его шею. — Я не собираюсь кидать тебя. Я могу быть мудаком, но я не так плох, — это не совсем, правда, но я знаю, что не буду выгонять пацана на улицу после того, через что он прошел.

— Я был бы рад зарабатывать больше денег. Колледж так и останется открытым вопросом, если я не накоплю больше денег. Если ты не собираешься брать с меня плату за проживание здесь, то у меня появится шанс накопить достаточно за следующие пару лет, — произносит с надеждой Коди, поднимаясь на ноги.

Отправить его в колледж, только что попало в мой новый список дерьма того, что необходимо сделать для него. Я скажу об этом ему позже, поскольку вижу, как он сопротивляется моей помощи. Он направляется на кухню и ополаскивает свою кружку, прежде чем засунуть её в посудомойку.

— Мы должны начать с кухни. Я не могу поверить, что Эмили пекла нам в этом вчера вечером, — говорит он, указывая своей ногой на тридцатипятилетнюю духовку цвета авокадо.

— Я подумываю о сносе этой стены и тех двух со шкафами. Большой островок посередине, — объясняю я свою идею.

— Если мы перенесем переднюю дверь туда, мы могли бы сделать небольшую прихожую, и это даст больше пространства для шкафов и большой столовой, — произносит он, пристально изучая переднюю стену дома.

— Это хорошая идея, — хвалю я.

Коди смотрит на меня и одаряет меня широкой, гордой улыбкой, которая устремляется прямо к моему животу. Уголок моего рта отвечает улыбкой без моего согласия. Между ним и Эмили, у меня не осталось преимуществ.

— Я лучше соберусь. Я собираюсь на завтрак к Эмили. Я никогда не был в её магазине раньше, но то печенье было что-то… я предполагаю, это будет моё новое любимое место, — этим способом он говорит мне намного больше, чем своими словами. Он не говорит о кофе и пирогах. Он говорит о моей женщине, и это дерьмо согревает моё гребаное сердце.

— Брось мне свои ключи, чувак. У тебя стучит цилиндр. Я хочу проверить двигатель, но думаю, что он нуждается в ремонте.

— Нее, это то, что я смог себе позволить, когда мне стукнуло шестнадцать, — произносит он, бросая мне свои ключи.

— Мы купим для тебя что-нибудь новенькое. Что-нибудь более спортивное.

Он фыркает до того, как говорит мне:

— У меня нет денег на шестилетнюю спортивную крошку.

— Я не говорил, что ты будешь платить сам, — ворчу я, выходя через переднюю дверь.

Однажды, у меня в гараже уже была его машина, я поднимаю капот и хорошенько приглядываюсь. Эта штука полное дерьмо. Если бы это не была пятьсот долларовая машина с более чем двумя сотнями тысяч миль пробега, я мог бы подумать, как починить её. Я захлопываю её капот и решаю, что он больше на ней не ездит. С ней может произойти несчастный случай, это небезопасно.

Я звоню, Эмили в магазин, пока иду обратно в дом, вытирая свои грязные руки тряпкой.

— «Кофе и торты от Эмили» — отвечает она жизнерадостно.

— Эй, сладкая, — мурлыкаю я.

— Привет, — отвечает она через улыбку. Я, бл*дь, могу услышать её улыбку.

— Машина Коди вышла из строя, я собираюсь достать ему новую, но потребуется несколько дней. Как думаешь, мог бы он поводить твою до тех пор? — я знаю, что это вопрос с подвохом. В основном я спрашиваю, могу ли я возить её повсюду, и будет ли она проводить каждую ночью со мной. Я хочу быть с ней всё время. Я хочу, чтобы всё сработало. Теперь, когда она знает обо всём, у нас есть шанс. Быть с ней в моей кровати и не заниматься сексом станет новым вызовом для меня, но она того стоит. Нам нужно время без гормонов.

— Конечно. Мне сходить домой и забрать её?

— Нет, — рычу я.

— Хорошо. Прости, — она немедленно извиняется.

— Прекрати уже, — ворчу я.

— Хорошо, — раздражается она.

— Я подброшу его до твоего магазина, и мы сможем взять твои ключи, — я пытаюсь говорить любезно, не желая только ворчать и рычать на неё.

— Джордан сможет закинуть меня домой, когда мы закроемся. Я уверена он сможет и подкидывать меня до работы, — произносит она рассеяно, вероятно, она печет.

— Я заберу тебя.

— Это глупо. Ты не должен постоянно ездить через весь город, чтобы возить меня на работу.

— Ты не будешь у себя дома, Эмили.

— О!

— О! — ворчу я.

Я считаю, что четко дал ей понять, что просто необходимо выставить её чертовый дом на продажу, поскольку я не собираюсь проводить там с ней другую ночь, но это следующий шаг, сначала я позволю своему помешанному мозгу принять это.

— Сегодня Джордан отвезет меня в продуктовый магазин после закрытия. Твоя кухня пуста, а я не могу импровизировать лучше, но, если я собираюсь готовить обеды и делать ланчи, мне нужны запасы. Я приготовила Коди на ланч немного куриных ролов и салат с макаронами. Это всё, что у меня было в магазине. Я надеюсь, что ему понравится. Ты мог бы спросить его перед тем, как привезти сюда, так мне не надо будет готовить что-нибудь ещё на скорую руку для него и ему не придётся ждать. Мне, вероятно, потребуется несколько часов в магазине, чтобы купить все, что мне может понадобиться. Я имею в виду, что я не хочу переходить границы или что-то в этом роде. Если ты хочешь пойти за покупками со мной, то пойдем. Я обещаю, что не буду покупать розовые тарелки и кружки в цветочек. Хотя, изображение тебя пьющего из стакана с ромашками заставляет меня улыбаться. Ты можешь просто забрать меня оттуда? — заканчивает она, когда звенит таймер.

Я обожаю, когда она болтает о пустяках.

— Коди будет счастлив в независимости от того, что ты ему приготовила. Не покупай слишком много дерьма в магазине, поскольку Коди и я собираемся начать перестройку дома сегодня вечером. Я всё завешу и оставлю тебе некоторое пространство, чтобы ты могла беззаботно готовить, пока мы работаем. Это займет несколько недель. И, сладкая, если ты захочешь, чтобы я ел из ярко-розовых тарелок и пил из стаканов с ромашками, я буду делать это так долго, пока ты сидишь рядом со мной, в то время как я это делаю. На этом я должен прерваться, так как мне надо в душ.

— До свидания, Гаррет, — сладко шепчет она.

— Пока, сладкая, — говорю я хрипло, чувствуя ее теплоту даже через проклятый телефон.

Я отключаюсь и принимаю быстрый душ, пробуя не представлять, как буду делать это с Эмили здесь. Мой член всё ещё стоит по стойке смирно. Хотя я не дрочу как обычно. Я подожду, пока не окажусь снова внутри Эмили. Бл*дь, я надеюсь, что окажусь там.

Я спускаюсь по лестнице и нахожу Коди за поиском ключей. Он одет в худи и джинсы. Сейчас не очень холодно, но я предполагаю, что у него нет пальто. Я рад, что Эмили отведет его по магазинам. У меня нет никакого желания отправляться с ним в это приключение. Машины — да. Одежда — нет. Я почти не покупаю себе одежду с тех пор как освободился.

— Я собираюсь отвезти тебя. Твоя машина загнулась. Ты сможешь поездить на машине Эмили, пока я смогу что-нибудь достать для тебя, — информирую его я.

— Да?

— Мы должны выдвигаться, пацан. Иначе опоздаем.

Он судорожно кивает и следует за мной, чтобы выехать.

— Эмили согласна? — спрашивает он с обеспокоенностью в своем голосе, пока я направляюсь к городу.

— Она предложила пойти домой и взять ее гребаную машину для тебя, приятель, — усмехаюсь я. — Она часть дела.

— Она не должна идти одна. Адам не собирается оставлять её в покое, — бормочет он.

— Она не пойдет. Не волнуйся об Адаме. У меня это дерьмо схвачено, — уверяю его я с защитным рычанием.

— Хорошо, — ворчит он.

Мне действительно нравится этот пацан.

Я паркуюсь на улице и быстро поднимаюсь по лестнице из речных камней в «Кофе и торты от Эмили». Я почти раздражен, когда я нахожу, что передняя дверь не закрыта, но затем меня поражает, что Джордан с Эмили смеются, и я толкаю дверь.

Колокольчики на двери предупреждают о нас, и Эмили появляется из кухни с улыбкой на лице. Я ожидаю, что она подойдет ко мне, но она заключает Коди в крепкие объятья, перед тем как утащить на кухню. Я следую за ними и пытаюсь не действовать как разочарованный подросток.

Джордан приветствует меня, ударяя кулаками, и возвращается к чему-то, что он делал с тестом. Зная, какой раньше он жил жизнью, мне довольно чертовски любопытно, как он докатился до такой работы с Эмили. Для меня в этом нет логики.

— Я сделала сегодня утром маффины с тыквой и корицей. Хочешь попробовать? Я засунула парочку печенюшек в твой ланч. Я просила, чтобы Гаррет уточнил у тебя, любишь ли ты роллы из курицы и салат из макарон, но я знаю, что он не спрашивал. Это подойдет для ланча? Я могу сделать что-нибудь ещё, если тебе не нравится, — произносит Эмили, пробегаясь рукой по его голове.

Коди выше её на голову, но, когда она прикасается к нему так, он выглядит маленьким мальчиком, наклоняясь в сторону её прикосновения. Когда он так делает, её лицо светится, а я краду её теплоту.

— Я ем всё что угодно, Эмили. Ты не должна так сильно напрягаться из-за меня. Сколько я тебе должен? — спрашивает он, роясь в своем заднем кармане.

— Коди, я знаю, что она выглядит милой, но, если ты сейчас попробуешь ей заплатить, ты будешь иметь дело с концом этой ложки, — сообщает ему Джордан, кивком головы указывая на длинную деревянную ложку.

— Это слишком много, — спокойно говорит он, прижимая свой подбородок к груди.

Твою мать.

Эмили сильнее оборачивает свои руки вокруг него и шепчет на ухо. Он кивает несколько раз, прежде чем прижимает её к себе. Они обнимают друг друга довольно долго, пока не звенит таймер.

— Я не могу сжечь тыквенный хлеб, — объявляет Эмили, вытирая не прошеные слезы из глаз.

Коди держится к нам спиной, беря в себя в руки.

Я не обращаю на него внимания, поскольку задница Эмили витает в воздухе, пока она наклоняется, чтобы вытащить хлеб. Твою мать, я становлюсь извращенцем. И очевидно, у меня слабость к джинсам.

— Хорошо, ты берешь парочку маффинов и съедаешь их, пока Гаррет везет вас к моему дому. Я сделаю для тебя завтрак завтра, так что тебе не придётся приходить сюда. Я отправлюсь в магазин, после того как закроюсь, так что встретимся с тобой там. Как думаешь, ты сможешь составить для меня список того, что тебе нравится? Я захвачу его у тебя, прежде чем отправиться за покупками, — заканчивает Эмили, в то время как она возится с хлебом, маффинами и другой испеченной хренью.

Здесь пахнет чертовски потрясающе.

— Я съем всё, — грубо говорит Коди.

— Хорошо, солнышко, — воркует она, позволяя ему сорваться с крючка. — Возьми это и выдвигайся. Я не хочу, чтобы ты опоздал, — она встает на цыпочки и целует его в щеку, прежде чем погнать его в мою сторону.

Как только она оказывается на расстоянии вытянутой руки, я ловлю её за запястье и подтягиваю к себе.

— Рот, — ворчу я.

Она встает на цыпочки и немедленно выполняет требование. Я запутываю и танцую с ее языком, пока она не начинает стонать так, как я этого хочу от неё. Когда я выпускаю её затылок, то упираюсь в неё своим лбом и произношу:

— Я заберу тебя из продуктового магазина в пять. И не вздумай расплачиваться.

— Окей, — сладко произносит она.

Мне нравится, что моя грубость никогда, как кажется, не беспокоит ее. Это замечательно, поскольку я не думаю, что эта часть меня когда-нибудь исчезнет.

— Я сделала тебе кофе и упаковала несколько маффинов, — сообщает она мне, потянув меня за руку из кухни.

Она вручает мне чашку на вынос с логотипом своего кафе на поверхности. Надпись: «Кофе и торты от Эмили» проявляется от тепла кружки. Я крепко её целую, прежде чем разворачиваюсь на пятках, чтобы уйти.

Коди и я отправляемся в поездку, немедленно принимаясь за завтрак.

Святое. Грёбаное. Дерьмо. Это восхитительно.

— У тебя хорошая женщина, — говорит Коди с набитым ртом вкусностями.

— Ага.

— Не просри это или мне придётся отпинать твою задницу, — он угрожает мне на полном серьезе.

— Ага.