ГЛАВА 1

Маленькая Италия, 1966 год

Из окна ванной комнаты семейства Балдуччи раздался душераздирающий крик.

— Там что, ребенка пытают? — громким голосом поинтересовалась соседка, выглядывая из своего окна.

Проходившая по улице женщина, подняв кверху глаза, принялась объяснять раздраженным голосом:

— В этом доме никого не пытают! Это просто Марчелла Балдуччи в очередной раз промывает свой рот мылом. Она опять продолжает рассказывать свои постыдные истории. Позор!

В ванной комнате Ида Балдуччи, энергично намыливая шампунем «Голубь» тряпочку для мытья, одновременно открывала другой рукой рот своей дочери.

— Только посмей меня укусить! — предупредила мать.

— Но меня же вырвет! — кричала Марчелла. — У меня разболится живот!

В этот момент в ванную комнату заглянул проходивший мимо недовольный Альдо Балдуччи.

— Она же, в конце концов, не животное, чтобы насильно открывать ей рот, — проворчал он.

— Если она ведет себя, как животное, то и обращаться надо с ней, как с животным, — ответила Ида.

В тот момент, когда Марчелле очень хотелось напомнить о том, что животные не умеют рассказывать своим друзьям разные истории, в рот ей грубо запихнули намыленную тряпку, которой принялись отмывать язык и губы. Хватаясь за рот, девочка принялась просто выплевывать мыльную пену.

— Только таким образом можно отучить ее от этих грязных историй, — кричала Ида, крепко держа Марчеллу за руку. — Как собаку, которую тыкают носом в собственное дерьмо.

— Ну ладно, хватит… — отцепив обвитую вокруг шеи дочери руку жены, сказал Альдо. — Она уже получила урок. — Он нежно обнял за плечи трясущуюся всем телом и сплевывающую в раковину Марчеллу. Выпрямившись, она метнула взгляд злых и красных от слез глаз в сторону матери.

— Это ты сделала со мною в последний раз! — крикнула она матери.

— Я надеюсь, молодая леди, что это действительно будет в последний раз, — подтвердила Ида. — Потому что, если я еще когда-нибудь узнаю, что ты продолжаешь рассказывать непристойности своим друзьям, я просто не знаю, что с тобой сделаю. Но одно ясно: ты получишь гораздо более жестокое наказание, чем это. — Решительным жестом свернув полотенце и повесив его на поручни, она начала читать свои нравоучения: — Подумать только! Девочке четырнадцать лет, а она уже рассказывает такие гадости! Я ходила к отцу Кармелло, и он очень хочет побеседовать с тобой. За что мне такое наказание, Альдо? Такая милая девочка и такие мерзкие разговоры!

Тяжело вздохнув, Альдо, не в силах оторвать свой взор от отражавшейся в зеркале напротив серебряной гривы, обеими руками начал приглаживать волосы.

— Не хочешь ли ты опять обвинить моих родственников? — спросил он. — Ведь моя тетушка была певицей, и у нее был темперамент настоящей артистки!

— О ней мне все очень хорошо известно! — фыркнула Ида. — Кажется, она была оперная певица? Только почему-то ее никто никогда не видел на оперной сцене!

Марчелла метнула умоляющий взгляд в сторону отца, продолжая непрерывно полоскать рот и сплевывать мыло. Прошло много времени, прежде чем она перестала ощущать мыльный вкус во рту. А в это время в кафе-мороженое ее ожидали друзья, пообещавшие купить ей что-то вкусненькое как компенсацию за понесенное наказание.

Тяжело опустившись на махровую крышку унитаза, Ида стала обмахиваться газетой. Марчелла выбежала из ванной.

— И куда, интересно мне знать, ты понеслась? — крикнула ей вслед Ида.

— Ты же сама сказала, что отец Кармелло хотел со мною побеседовать, — не поворачиваясь, бросила через плечо Марчелла.

Сбегая вниз по ступеням, она думала о том, что ничто на свете, даже такая экзекуция, как полоскание рта мылом, не заставят ее отречься от своих историй, ничто и никто, даже отец Кармелло, который будет призывать на помощь миллион святых дев Марий!

— Марчелла, подожди! — послышался за спиною Марчеллы голос отца. Оперевшись на почтовые ящики, она стала поджидать, когда ее догонит отец.

— Ну как ты? — спросил ее отец, обнимая за плечи. — Мать совсем не хотела тебя обидеть. Ей просто очень хочется, чтобы ты росла настоящей леди!

Вывернувшись из-под старческой отцовской руки, она зарылась носом ему в грудь.

— Да она просто ревнует! — объяснила она своему отцу.

Нахмурившись, Альдо поинтересовался:

— Ревнует к кому?

Марчелла старалась найти подходящие слова, после чего выпалила:

— Потому что она знает, что я люблю тебя больше, чем ее. — Сказав эти слова, она быстро обняла его и чмокнула в губы. Затем, стремглав выбежав из здания, она помчалась по пыльной июльской улице в кафе-мороженое.

Ожидавшие друзья встретили ее возгласами приветствия. Небрежной походкой профланировав через кафе к заветному столику с друзьями, она испытала невыразимое чувство блаженства, ощущая на себе их пристальные взгляды.

— Что, было действительно противно? — тут же спросил Андреа Фалуччи.

— Не-а, — покачала головой Марчелла.

— А тебя рвало? — спросила девчонка по имени Сиси. В ответ Марчелла только захихикала:

— Скоро я жить не смогу без употребления шампуня «Голубь».

Раздался дружный смех детей.

— А что сказала твоя мама? — спросила рыжеволосая девочка с веснушчатым лицом.

— А то ты не знаешь, что говорят в такие минуты! — ответила Марчелла, принимая угрожающую позу и изображая свою мать. — «Пусть твои друзья рассказывают друг другу разные гадости, а ты моя дочь, и поэтому не смей этого делать!» И так далее и тому подобное! — Затем, выпустив пары, Марчелла зашипела: — Ну, теперь держись, Джина. Увижу эту маленькую гадюку, приколочу. Ведь это благодаря ей вся округа узнала о том, что я рассказываю вам сексуальные истории!

Стоявшая возле стола официантка выжидающе смотрела на Марчеллу.

— Мэри, принеси мне, пожалуйста, помадку с двойным шоколадом, — приказала она. — Вы же заплатите, ребята, правда? — Сидевшие за столом друзья переглянулись между собой и закивали головами в знак одобрения. — Тогда принеси мне еще одну порцию горячего шоколада, взбитые сливки и орехи! — быстро дополнила она свой заказ. — Вы же, наверное, сами хотите, чтобы вкус мыла побыстрее исчез из моего рта, не так ли? — Окружающие в ответ неохотно закивали головами. — Мне предстоит встретиться с отцом Кармелло, — закатывая глаза, сообщила Марчелла. — Но я не позволю ему обвинить меня в этаких пустяковых штучках, потому что все рассказанные вам мною истории ничуть не хуже тех, которые еженедельно печатаются в различных изданиях. Придет день, и я тоже напишу эти рассказы, а потом отнесу их в издательство!

— А когда ты станешь известной писательницей, ты будешь по-прежнему с нами общаться? — спросила Сиси, восхищенно глядя на будущую знаменитость.

— Конечно! — ответила Марчелла, изобразив из себя важную знаменитость и вызвав смех своих друзей, которые шумно допивали остатки кока-колы, соскребая со дна тарелок капельки растаявшего мороженого.

— Следующий мой рассказ будет посвящен отцу Кармелло! — провозгласила она, опустив глаза в тарелку. — И его тайной сексуальной жизни! — добавила она, пробежав испытующим взглядом по их лицам. — Героиней рассказа будет роскошная пышногрудая девчонка, которая придет к нему в исповедальню. Она захочет очиститься от своих грехов, а он будет лапать ее своими руками.

У девчонок перехватило дыхание. Объединить в одном рассказе секс и религию — слишком уж дерзкий поступок даже для отважной Марчеллы.

— А ты не боишься, — что Бог покарает тебя и ты тут же умрешь после содеянного? — спросила Сиси.

Слизывая с ложки помадку с шоколадом, Марчелла призналась:

— Да нет, не очень. Я не буду бояться, по крайней мере, до того, как, написав этот рассказик, продам его какой-нибудь киностудии за десять миллионов долларов!

— Они никогда не выпустят на экран фильм о сексуальной жизни священника, — возразил Андреа. — Слишком многие католики будут против, потому что это будет выглядеть как святотатство. И кроме того, отец Кармелло не будет заниматься такими глупостями, как секс!

— Но он же вполне молодой человек! Моя мать говорила, что ему всего лишь немногим более двадцати!

— А он действительно очень милый!

Марчелла стала терпеливо выжидать, когда затихнут споры и обсуждения.

— Конечно, занимается, — авторитетно заявила она. — Он же все-таки мужчина, не так ли? А мужчинам надо как-то выходить из положения, иначе им все время придется спать в мокрой кровати.

Все ее друзья, восхищенно глядя на Марчеллу, залились громким смехом. Откуда ей известны такие подробности? Марчелла, посмеявшись с ними за компанию, вдруг почувствовала тошноту, которая, очевидно, явилась результатом переедания мороженого. Ей очень хотелось тут же, за столом, под восхищенные возгласы, удовлетворить любопытство своих друзей новой скандальной историей. Но вокруг было слишком много народу, их могли подслушать, а к принятию новой порции мыла она, признаться, была пока не совсем готова.

— Почему ты рассказываешь эти истории, Марчелла? — мягко поинтересовался отец Кармелло. — Может быть, ты сомневаешься в том, что существует Бог?

Она почти не видела лица святого отца через разделяющую их решетку, но отчетливо помнила его внешность. У него было гладкое, круглое, загорелое лицо и небольшая наметившаяся лысина, которая также приобрела золотистый цвет загара. Хорошо, что в такие моменты откровения кающийся не видел его широко открытых наивных глаз.

— Я не знаю, святой отец, — пробормотала она. — Может быть, мне просто не хватает внимания? Матери некогда меня слушать, а отец вечно пропадает на работе. На меня только тогда обращают внимание, когда я начинаю рассказывать эти истории.

— Но почему же во всех твоих историях постоянно фигурируют сцены секса? — спросил он.

Пожав плечами, Марчелла ответила:

— Чтобы привлечь внимание слушателей. Если бы я стала рассказывать случаи из жизни монашек, кто бы стал меня слушать? Поэтому я рассказываю истории о своих молодых ровесницах, которым безумно нравится секс.

— А тебе тоже нравится? — полюбопытствовал он.

— Не так чтобы, — призналась она. — Просто мне нравится заигрывать с парнями, не более того…

«И что я морочу голову? — размышляла она по дороге домой. — Конечно же, мне нравится секс!» Интерес к сексу проснулся у нее еще до того, как ей исполнилось тринадцать лет. Лежа ночью при открытом окне, тюлевые занавески которого не теребило даже легкое дуновение ветерка, она гладила себя руками. Вдруг неожиданно начался ливень, и запах теплого, летнего дождя еще сильнее обострил ее чувства. Положив одну свою руку на простынь, другой она ощупывала себя, представляя, как будто все это проделывает рука лежащего рядом мужчины. В довершение всего по радио передавали ритмичную музыку. Все это, вместе взятое, довело ее до наивысшей точки возбуждения. Это случилось впервые в жизни.

Ее и саму интересовало, почему она была более взрослой и знающей, чем все ее сверстницы. Может, причина крылась в том, что она росла единственным ребенком в семье? А может быть, это из-за отца, вид которого всегда волновал ее. Она вспоминала его большое, красивое лицо, львиную гриву серебристых волос, аккуратно подстриженные усы. Его большое тело, покрытое густой растительностью, которая виднелась и из-под ворота расстегнутой рубашки, и на икрах. Все выглядело очень невинным, даже появление отца в кальсонах, обтягивающих выпиравшую между ног выпуклость. Она не придавала значения и тому, какое удовольствие ему доставляло трогать, ласкать ее, а потом, крадучись забираясь под платье, гладить ее плечи, спину, плоские, еще не успевшие сформироваться груди. По достижении половой зрелости она положила конец этим играм. Кажется, сейчас это называется совращением детей. Но у нее никогда не возникало подобных ситуаций в отношении отца. Просто ее любили и лелеяли. Придет время, и она будет только мечтать о том, чтобы ее так же нежно, с радостью, и как бы между прочим, приласкала какая-нибудь мужская рука.

Мать же для Марчеллы не представляла собой предмета восхищений. Все жившие поблизости соседи единодушно сошлись во мнении, что Ида слишком уж «раздобрела». Марчелле казалось, что у итальянок после замужества существуют лишь два варианта: либо сесть на голодную диету, либо раздобреть, поскольку ели они преимущественно макароны, политые жирным соусом, долго просиживая за ленчем, который растягивался до полудня. Это было старо как мир: очаровательные девушки превращались в совершенно обычных дам. А между тем многие мужчины стремились увидеть в своих женах сочетание этих двух качеств. Что же касалось Иды, то ее можно было отнести скорее к категории матери семейства. Она была дородной, работящей, великолепной кулинаркой, слегка ревнующей своего мужа из-за того, что он был намного эффектнее ее.

Марчелла никогда не видела, как дерутся или бросают друг в друга различными предметами ее родители, что часто приходилось наблюдать в семьях живущих по соседству друзей. Но ей также ни разу не довелось видеть, чтобы споры между родителями когда-либо заканчивались страстными объятиями или поцелуями. Марчелла редко видела, чтобы родители прижимались друг к другу, поэтому проблема сексуальных взаимоотношений делалась для нее более загадочной. Родительские споры обычно проходили в присутствии Марчеллы.

— Альдо, она может зазнаться! — кричала Ида, заслышав комплименты в адрес дочери со стороны отца.

— Нечего идти у нее на поводу! Ты избалуешь ребенка, Альдо, — одергивала она мужа, как только он собирался ей купить какую-нибудь заветную вещицу.

Создавалось впечатление, что мать поставила себе целью стоять на страже жизненных удовольствий дочери. Марчелле казалось, что ее родители совершенно не подходят друг другу. Стиль существования Альдо — жизнеутверждающий. Поэтому даже обычная дневная прогулка по улице в компании отца оборачивалась для Марчеллы целым событием. Было в нем этакое щегольство столичного жителя, хотя, надо признаться, он ни разу в жизни даже не останавливался в Риме. Его наибольшей заслугой было то, что рядом с ним Ида выглядела, по крайней мере, респектабельно. Она никогда не одевалась модно, завязывала свои гладко зачесанные назад волосы в узел, никогда не выщипывала свои густые брови и только по самым торжественным случаям припудривала свое лицо и красила губы красной помадой. В целом она неплохо смотрелась: приятное лицо украшали рельефный нос, черные глаза и хорошо очерченные губы. И все равно отец был намного красивее.

Марчелла была поздним ребенком. Она родилась, когда Иде было тридцать семь, а Альдо — сорок пять. Но вместо нежной любви к долгожданному подарку судьбы, каким считала себя Марчелла, она чувствовала, что родители относятся к ней, как к обузе, нарушившей спокойное течение их зрелых лет. Только отец водил ее на концерты, проходившие в зале «Карнеги-холл» или в Центральном парке, пробуждая в ней интерес к музыкальному искусству. Для прогулок в парк мать специально собирала закуски для пикника, отказываясь когда бы то ни было присесть на землю, даже если сверху находилось разостланное одеяло. Летними вечерами, расстелив старое одеяло на газоне Центрального парка, Марчелла слушала замечательную оперную музыку в компании отца. Однако к началу третьего акта Марчелла обычно благополучно засыпала под великолепные звуки Музыки, положив голову на колени отца.

Альдо Балдуччи был шеф-поваром одного из лучших ресторанов Маленькой Италии. Раз в месяц он собственноручно готовил в доме еду. В такие дни Марчелла обычно так и кружилась возле деревянных досок для разделки мяса, внимательно наблюдая за процессом приготовления пищи. Перед началом работы он выдергивал из головы дочери волос и демонстрировал остроту лезвия. А выдернутый волос звенел под лезвием ножа, как бы предваряя начало важного мероприятия. Напевая арию «Фигаро» из «Севильского цирюльника», Альдо нарезал мясо тоненькими ломтиками, а овощи — аккуратными разноцветными кубиками, наполнял комнату невообразимо приятным запахом свежих овощей. К столу всегда приглашали гостей, коими являлись коллеги по работе, приятели по карточной игре и жившие по соседству знакомые, которые, захватив с собой по бутылочке «Кьянти», постепенно превращали квартиру в маленький кабачок веселящихся, беседующих друг с другом, подвыпивших посетителей. Чтобы поддержать женскую компанию, к Иде приходили жены некоторых товарищей Альдо. После сытного ужина они принимались за карточную игру, продолжавшуюся до поздней ночи. Когда Ида начинала незаметно выражать свое недовольство затянувшейся вечеринкой, Альдо возражал, утверждая, что человек имеет право хотя бы раз в месяц приготовить еду не ради денег, а ради собственного удовольствия. В такие вечера родители обнимали Марчеллу, приставая к ней со всякого рода пустяками, разрешали выпить немного вина из крошечного стаканчика, пока, наконец, ее не одолевал сон. Счастливая, с чувством легкого головокружения, она пробиралась к своей кровати, где, положив голову на подушку, вдыхала слабый аромат недорогих сигарет, проникавший через дверь ее спальни.

Учеба в школе представлялась ей весьма скучным занятием. Единственным любимым уроком для нее был урок английской композиции, во время которого она читала всему классу собственные истории, а потом, сияя от радости, с довольным видом выслушивала похвалы мисс Вульф.

— У тебя есть дар удерживать внимание читателей, — сказала ей мисс Вульф.

Уж в этом-то она ни на минуту не сомневалась! Ее одноклассники с удовольствием оставались даже после уроков, чтобы послушать истории, которые она по ходу дела приукрашивала и дополняла всевозможными романтическими и пикантными подробностями, которые так нравились подросткам. Но мисс Вульф даже не догадывалась об этом аспекте таланта Марчеллы.

— Когда ты читаешь свои рассказы, я всегда наблюдаю за выражением лиц твоих подружек, — говорила она, обращаясь к Марчелле. — На их лицах написано прямо-таки какое-то потрясение, так они бывают увлечены твоими произведениями. Не думаешь ли ты найти применение своему таланту? Может быть, тебе стоит поступить в колледж?

Марчелла очень сомневалась в том, что у родителей найдутся деньги для ее обучения в колледже. Как-то отец предложил ей в будущем устроиться работать официанткой в его же ресторане. Он даже пообещал замолвить за нее словечко перед владельцем этого ресторана — как будто бы было что-то сверхъестественное в работе официантки! И она догадывалась, что именно такая судьба будет уготована ей, если она сама не предпримет какие-либо меры, так как единственная ее мечта была стать писательницей. Оставаясь одна в своей спальной комнате, она начинала в очередной раз проделывать титаническую работу, внося краткие записи, имена, перелопачивая придуманные ею истории детства своих персонажей. В блокнотах содержался сырой материал, который надлежало обработать и облечь в нужную форму, как только над ней станет нависать угроза нелюбимой работы.

Другим приятным аспектом школы был Гарри Уинтон, ради которого она с утра прихорашивалась, красила единственной имеющейся в ее арсенале краской веки и губы, после чего появлялась на спортплощадке, где мальчишки устраивали показательные игры в баскетбол. Гарри Уинтон был самым высоким парнем в спортивной команде и самым крупным среди остальных сверстников в школе. Поэтому получить внимание с его стороны значило приобрести очень высокий статус в школе. Будучи самой успевающей ученицей в классе, она заслужила благосклонность самого видного парня. Как только Марчелла появлялась рядом, Гарри останавливал на ней взгляд своих больших, мечтательных голубых глаз.

Внешне они были полной противоположностью друг друга. Гарри был белолицый, голубоглазый сын ирландского полицейского, тогда как Марчелла была живой, темноволосой, черноглазой дочерью итальянцев. Играя в футбол за честь школьной команды, он, забивая гол, непременно смотрел в сторону Марчеллы, которая в это время начинала скакать и визжать. Она не считала себя красавицей, потому что не была столь грациозной и изящной, как другие девочки. Округлые формы были наследственной чертой всех женщин их семейства, и, учитывая это, она принимала свою полноту как должное. Но восхищенные взгляды мужчин в ее сторону весьма красноречиво свидетельствовали о том, что она была очень привлекательна.

По мере взросления у Марчеллы появилась одна проблема, которая заключалась в том, что любой, проявлявший к ней интерес парень становился причиной внезапно начинавшегося у нее сексуального зуда. Стоило только кому-нибудь из мужчин посмотреть в ее сторону, как непроизвольно ее грудь подавалась вперед, соски набухали, а внизу, подумать только, в том месте, где, как ей говорили, даже грешно что-либо чувствовать, вдруг появлялась теплая влага. Затаив дыхание, она наблюдала за тем, как на нее смотрят мужчины, и пришла к выводу, что пора назначать свидания.

Когда ей исполнилось шестнадцать, ей наконец разрешили сходить вместе с Гарри в кино. Сидя рядом с ним в зале, она дрожала всем телом, предвкушая что-то необычное, но в этот день ухаживания Гарри ограничились тем, что он, как и подобает впервые собравшемуся на свидание парню, лишь осторожно положил ей на плечо свою руку. Она изо всех сил старалась подтолкнуть свою грудь к его свисающим с ее плеча пальцам. Но Гарри, уставившись на экран, даже не шелохнулся в ответ. Позже, когда Гарри разрешили пользоваться отцовской машиной, он стал припарковывать ее за углом дома Марчеллы. Сидя в машине, он целовал ее шею, лицо и губы, а затем, изрядно возбудившись, думал о том, какую бы еще часть тела ему поцеловать. Она обычно зашторивала занавески, предоставляя ему право вести себя с ней более раскованно. Иногда, в разгар страстных поцелуев, останавливаясь, чтобы перевести дух, Гарри откидывался на сиденье, обращая внимание Марчеллы на длинную выпуклость, которая вдруг поднималась у него внизу живота. Мысль, что она доводит Гарри до такого возбужденного состояния, неизменно радовала ее. Ей было очень приятно осознавать, что под влиянием ее неотразимых чар он корчится от возбуждения, а она при этом смущенно смотрит ему в глаза и щекочет его ладонь.

Они встречались в течение всего дождливого лета, с нетерпением ожидая того момента, когда наконец перейдут запретную грань. Однажды Гарри в очередной раз демонстрировал ей свое неловкое положение, явившееся результатом сильного возбуждения, а она, протянув руку к его промежности, начала поглаживать через брюки вздыбившуюся выпуклость.

— Тебе не нужно дотрагиваться до этого места, — хрипло пробормотал он, не открывая глаз. Она еще раз провела ладонью, и из его груди вырвался стон.

— Почему же нет? — спросила она. — Ведь тебе это нравится, не так ли?

— Да, нравится, но в том-то вся и беда.

— Дотронься до меня, Гарри, — попросила она, сама удивившись собственной смелости. На ней были мини-юбка и короткие белые носочки. Марчелла раздвинула ноги, когда рука Гарри нерешительно стала подкрадываться к ее бедру. Остановившись на минуту, он продолжал целовать Марчеллу, а рука тем временем, как бы невзначай, двинулась дальше. Все это делалось украдкой, потихоньку, чтобы она не могла этого явно заметить. Она чуть не потеряла сознание, когда он слегка коснулся пальцами ее трусиков, прогнула спину и прижалась к его руке, но Гарри резко отдернул свою руку, будто обжегся.

— Ты не боишься? — спросил он.

— Чего? — усмехнулась она.

— Не знаю, — пробормотал он. — Ну, проклятий или того, что попадешь в ад, или какой-нибудь еще ерунды, о которой тебе, наверное, уже все уши прожужжали.

В ответ Марчелла только рассмеялась.

— Мне кажется, тела только для того и существуют, чтобы доставлять наслаждение. — Задрав юбку, она зацепилась пальцем за край своих трусиков, стараясь снять их. Его взгляд еще больше возбуждал ее, и она знала, что он сможет воплотить в жизнь исполнение своих желаний, как только она снимет белье. Мысль, что он увидит ее обнаженную, приводила ее тело в неописуемый трепет волнения и легкого стыда. Она видела, как его рука непослушно скользнула под юбку. В ответ она охотно предоставила свое тело, как бы приглашая Гарри на весьма интересную экскурсию. Наконец-то произошло то, о чем она так часто мечтала: рука настоящего мужчины коснулась ее. Он так нежно ласкал поверхность ее тела кончиками пальцев, что ей хотелось кричать от удовольствия. Этот неуклюжий, громоздкий парень так нежно дотрагивался до нее, будто держал в руках самую хрупкую в мире бабочку. Дрожащими пальцами он дотронулся до ее самого чувствительного места и начал слегка поглаживать его. Ей хотелось, чтобы он подольше держал свою руку там и гладил открытой ладонью, касаясь чувствительной поверхности всеми длинными пальцами и даже с силой надавливая между ее ног большим пальцем руки. Приподнявшись с сиденья, она повалила его на себя, а он, опрокинувшись, снова застонал.

— Не убирай руку, — шептала она, — продолжай!

— Если мы будем продолжать в том же духе, то может что-то произойти, — ответил он хрипло. Никогда раньше его четко вырисовывавшийся между ног орган не достигал такой степени напряженности.

— Ну вытащи его на волю, — просила она, стараясь выпрямиться. — Дай я взгляну на него.

Он неохотно стал расстегивать ширинку, но ей показалось, что ему понравилось предложение продемонстрировать перед ней предмет своей мужской гордости. Когда Гарри наконец вытащил свой твердый, лоснящийся красный член, она, зажав его в своей ладони, с удовольствием ощущала в руке его судорожное пульсирование. А Гарри между тем сделал попытку проникнуть изогнутыми пальцами внутрь заветного клада. Но неожиданно он начал ловить ртом воздух, поскольку произошло семяизвержение, и теплая жидкость непрерывным потоком полилась ему прямо на брюки. Он перестал двигаться, а она застонала от расстройства, поскольку накопившееся внутри нее напряжение грозило вылиться в какое-нибудь непристойное замечание. Гарри оторвал руки от ее тела, которое, разомлев, трепетало от его прикосновений, вытер влагу бумажной салфеткой и снова устремился к ней губами. И она так долго сосала его язык, что он был вынужден прервать это приятное занятие, чтобы глотнуть немного воздуха.

— Я же предупреждал, что может что-то случиться, — сказал он, снова облокотившись на сиденье.

— Со мною произошло то же, что и с тобою, — прошептала она.

Единственным человеком, которому она решила рассказать о том, что произошло между нею и Гарри, была учившаяся в старших классах Жинетта, которая, по слухам, уже имела несколько «интимных связей». Она была чертовски хороша собой и курила сигареты на манер взрослых. Они иногда встречались с Марчеллой в соседней кафешке, где увлеченно обсуждали знакомых парней.

Жинетта не проявила большого интереса к рассказу Марчеллы.

— Если бы он был настоящим мужчиной, то не стал бы кончать раньше тебя, — сказала она, небрежно стряхивая пепел с сигареты.

— А почему? — поинтересовалась Марчелла у более опытной Жинетты.

— Почему? — улыбаясь, вопросом на вопрос ответила очень редко веселая Жинетта. — Потому что воспитанный мужчина всегда пропускает женщину вперед.

— В следующий раз, когда у него не будет дома родителей, я проделаю с ним все то же самое, только доведу это дело до конца, — заверила свою подружку Марчелла. — Ты же никому об этом не расскажешь?

Пожав плечами, Жинетта ответила:

— Не хочешь, не расскажу, только предупреждаю тебя, будь осторожней. Ты не знаешь, какие они, эти ирландские мальчики.

Марчелла вытаращила на Жинетту удивленные глаза:

— Какие?

Затушив сигарету и оставив на столе пятьдесят центов, Жинетта встала:

— Стоит с ними переспать только раз, как тут же забеременеешь.

В июле выдались очень жаркие выходные дни. Родители Гарри отправились в Нью-Джерси, где проходила конференция, посвященная мерам предупреждения преступности, а его сестра уехала к своему дружку. Целое воскресенье Гарри оставался в квартире совершенно один. Отработав свое алиби с Жинеттой, Марчелла после ленча отправилась домой к Гарри. Гарри открыл дверь: он был одет в джинсы и рубашку, его розовое лицо было гладко выбрито.

Когда он захлопнул за нею дверь, дважды повернув ключ в замке, она стала оглядываться по сторонам. Он жил в более современном квартале, чем она, и комната его была обставлена самым обычным образом. Все предметы, за исключением абажура, были спрятаны под полиэтиленовыми чехлами, что вызвало понятный скептицизм у Марчеллы. Медленно направляясь в гостиную, она по дороге заметила стеклянный ларец с китайским орнаментом, который, по-видимому, для коллекции приобрела его мать.

— Я видела рекламу этой вещицы в каком-то журнале, — сказала она, поднося ларец поближе к своим глазам. Весь ларец был усыпан фигурами персонажей фильма «Волшебник страны Оз». Ей было всегда интересно посмотреть на людей, покупавших такое барахло. А теперь она знала, кто они, одна из них — мать Гарри.

— Хочешь кока-колы? — спросил Гарри. Она прошла с ним на кухню.

— А у тебя нет вина или чего-нибудь такого? — спросила она. — А то я что-то очень нервничаю, Гарри.

Робко взглянув на Марчеллу, он сказал:

— Знаешь, не стоит делать того, чего ты не хочешь. Она почувствовала себя оскорбленной.

— Что, пошел на попятную? — спросила она.

— Да нет, — ответил он.

Отыскав бутылку Довольно сладкого вина, он налил им обоим по стаканчику. Марчелла выпила без всякой охоты, так как горячащий кровь напиток был не совсем кстати в такой и без того жаркий день.

Похоже, что он так и просидел бы здесь целый день, пяля на нее глаза, если бы она сама не начала действовать.

— А где твоя комната? — спросила она.

Шагая по коридору в комнату Гарри, она чувствовала легкий гул в голове от выпитого крепкого вина. Гарри следовал за нею.

— Вот здесь моя комната, — указав рукой на довольно стесненное пространство, сказал он.

Марчелла, присев на кровать, призывно посмотрела на Гарри. Поднимая руки, чтобы снять с себя одежду, она обратилась к нему:

— Помоги мне раздеться.

Осторожным движением рук он принялся снимать с нее все предметы туалета, пока наконец она не оказалась совершенно голой. Его кадык вздрагивал каждый раз, когда он ловил ртом воздух, переводя дыхание, которое между тем становилось все тяжелее и призывнее и эхом отдавалось в маленькой, тесной комнатушке. Она наблюдала за тем, как он изучал ее пухлое тело. Оперевшись на локоть, она смотрела на него вопросительным взглядом; грудь ее завалилась на одну сторону, а соски вздыбились. Он смотрел на нее до тех пор, пока она не легла, слегка раздвинув ноги. Тут Марчелла заметила, как быстро он перевел свой взгляд в расположенную между ног область тела.

Обтянутая джинсами выпуклость становилась все заметнее. Поспешно сняв с себя одежду, он оголил свое белое тело, которого, по-видимому, ни разу в жизни не касались солнечные лучи. Стоя на коленях с вертикально вздыбившимся членом, он стал приближаться к ней.

Вдруг он навалился на нее сверху и, прижимая свой язык к ее губам, обхватил руками ее грудь, возбуждая у Марчеллы непреодолимое желание слиться в едином порыве. Ловя губами его язык, она прижалась к его телу. Трудно было себе представить более приятный момент. Когда он начал всасывать губами ее грудь, по ее телу пробежала исступленная дрожь. Он очень торопился, прилаживая к ней нижнюю часть своего тела. А Марчелле так не терпелось поскорее провести этот волнующий эксперимент, что она сама изо всех сил помогала ему, раздвигая ноги и желая, чтобы его могучий член побыстрее проник в ее лоно. Держа свою руку с растопыренными пальцами на его груди, она лежала, стараясь привыкнуть к его новому вторжению.

Она знала, что в этом деле не нужна спешка; прежде чем впустить в себя этого могучего бойца, ей и самой нужно хорошенько возбудиться так, чтобы повлажнела промежность. Но Гарри, похоже, совсем потерял терпение, попытавшись с одного маха овладеть ею. Марчелла закричала от боли, но он даже не заметил этого, продолжая как заведенный непрерывные колебания нижней части своего туловища. Охватившая ее вначале боль сменилась возбуждением, которое ни на минуту не покидало ее тело. Она стала двигаться ему в такт, включив в эту интенсивную работу те органы, которые до этого бездействовали, а сейчас приняли такое активное участие в процессе волнующего ритуала, который, казалось, стал целью и предметом страстных мечтаний всей ее юности.

Когда она начала целовать его, слегка покусывая зубами его нижнюю губу, он, припав к ее груди, принялся ласкать губами оба ее соска. По всему телу Марчеллы разлилась сладкая нега, и она чуть не потеряла сознание от охватившего ее чувства неслыханного блаженства. Ей очень хотелось, чтобы и без того могучий член Гарри стал еще больше и проник так глубоко в нее, чтобы они оба могли, слившись воедино, раствориться в этом необъятном море блаженства.

Он мял ее губы, а она, отворачивая лицо, подставляла ему свою шею, которую он лизал, как щенок, продолжая интенсивно работать своим телом до тех пор, пока наконец комнату не огласил громкий рев, свидетельствующий о наивысшей точке блаженства. Гарри не шевелился, а Марчелла, доведенная до пика возбуждения, трепеща всеми клеточками своих нервных окончаний, лежала, предвкушая кульминацию. Как будто онемев, Гарри поднял голову, а она, открыв глаза, наблюдала за выражением его лица. С закрытым ртом, зажмуренными глазами и перекошенным от невыразимого счастья лицом он кончал. Вид умирающего от удовольствия мужчины ускорил наступление ее собственного оргазма. Волна блаженства разлилась по ее телу, и, отталкивая его голову обеими руками, она стала двигаться под ним, страшась лишь одного, чтобы он, не дай Бог, Не ушел в тот самый момент, когда все началось. Но вот настал этот сладкий миг: один прилив блаженства сменялся другим, и она, зажав своими ногами его бедра, крепко держала Гарри, не давая ему прервать эти минуты сладострастия. Он тяжело дышал, не вынимая из нее свой еще твердый пенис, а она вздрагивала всем своим телом, впервые в жизни испытав оргазм от первого в жизни соития с мужчиной. В голове ее царил сумбур от слившихся воедино переживаний настоящего экстаза и представлений о нем, сложившихся в ее детских мечтах и фантазиях.

— Ты любишь меня? — выпалил Гарри свой вопрос, прижавшись к груди Марчеллы, когда все было кончено.

— Я просто схожу от тебя с ума, — прошептала она.

Положив голову ему на плечо и щекоча его подбородок своими волосами, она уснула в этот теплый воскресный день, а из нее ручьем вытекала сперма, именно та сильная, характерная для ирландских мужчин семенная жидкость, которая, если верить ее подруге, может с одного раза сделать женщину беременной.

 

ГЛАВА 2

— Выйти за него замуж? — кричала Марчелла. — А что я буду делать все дни напролет?

— Будешь воспитывать детей! — кричала в ответ Ида. — И присматривать за мужем! В общем, заниматься тем же, чем и я!

— А я не хочу заниматься тем, чем ты, — тряся головой, кричала Марчелла. — Чего особенного ты добилась в жизни?

— Я вырастила тебя! Или это не в счет?

— Лучше бы ты меня никогда не рожала, — плакала Марчелла, сжавшись клубком на кровати. Она старалась сосредоточиться, но, получив результаты медицинского анализа, подтвердившего беременность, ей это плохо удавалось. — Мне остался год до окончания школы, — рыдала она.

— Следовало подумать об этом до того, как ты начала шляться с ним, — тряся головой, заявила Ида.

— Я хотела попробовать поступить в колледж. Мисс Вульф говорит, что у меня есть писательский талант, — всхлипывая, объяснила Марчелла.

— Писательский талант, — притворно изображая из себя человека, пораженного сердечным приступом, начала Ида. — А не благодаря ли этим рассказикам ты так рано начала гулять с парнями? Я тоже вышла замуж в семнадцать лет, не думая ни о каких колледжах!

Подняв зареванное лицо, Марчелла выпалила:

— Да у тебя же не было ничего интересного в жизни! Тяжело опустившись на постель, Ида хотела дать затрещину дочери, но, передумав, отчетливо произнесла понятную даже для идиота фразу:

— Марчелла, брак — это жертва! Жертва, которую ты приносишь ради своих детей. Ты что думаешь, хоть одной женщине нравится быть рабыней своего мужа, который, съев в один присест всю приготовленную за день еду, пойдет заниматься своими делами, не обращая на тебя никакого внимания? Спроси любую живущую на этой улице женщину, счастлива ли она со своим мужем? Все эти женщины принесли свою жизнь в жертву детям, и тут ничего нельзя поделать, так оно, наверное, и должно быть!

Подвинувшись ближе к матери, Марчелла начала:

— Но я не думала выбирать Гарри в мужья. Мне просто нравилось с ним встречаться, вот и все. Да и он никогда не смотрел на меня как на будущую жену. Получается, что его просто насильно женят на мне?

Встав с постели и собираясь выйти из комнаты, мать ответила:

— Он сделает то, что подобает сделать порядочному мужчине в этой ситуации.

Марчелла размышляла, лежа в постели. Жертва. Какое ужасное, тяжелое слово! Никому, никогда я не принесу себя в жертву, даже своим будущим детям.

Родители двух семейств организовали между собой встречу, на которой не было разрешено присутствовать «их детям». В их окрестности трудно было хранить какие-либо секреты. Вскоре всем будет известно о спешной женитьбе сына Уинтонов на дочке Балдуччи.

На следующий день, после определения дня свадьбы, Марчелла специально отправилась в школу пораньше, чтобы встретиться с Гарри. Она нашла его на спортивной площадке, где он гонял с мальчишками в футбол. Она недолго смотрела на него, пытаясь уверить себя в том, что ей предстоит всю свою жизнь провести с этим вот громилой. Заметив Марчеллу, Гарри что-то сказал ребятам и, высоко подбросив ногою мяч, направился навстречу.

— Что происходит? — пробормотал он, подойдя к ней поближе и отведя от нее свои наивно-голубые глаза.

Оперевшись ногою о кирпичную стену, он ждал от нее ответа, а она в это время оглядывалась по сторонам, чтобы убедиться в том, что их никто не подслушивает.

— А ты что, ничего не знаешь? — спросила она. — Они решили нас поженить. Как тебе это нравится?

Прищурив глаза, как будто бы вглядываясь в даль, он засмеялся нервным смехом:

— Но я не собирался так рано жениться.

— А ты думаешь, я мечтала стать матерью в семнадцать лет? — спросила она. Она взяла его руку, которую он быстро одернул. — Ну хоть посмотри на меня, Гарри! — внезапно выпалила она. — Я ведь как-никак мать твоего будущего ребенка.

Все происходящее напоминало ей сцену из фильма. Неужели это и будет ее жизнь? Раньше она представляла себе, как один по уши влюбленный в нее парень в необычайно романтичной обстановке будет умолять ее выйти за него замуж. И что она теперь имеет в реальности? Стоит в этом затихшем школьном дворе и сама чуть ли не умоляет его жениться на ней.

Тяжко вздохнув, Гарри посмотрел на нее.

— Когда люди женятся, — тихо сказала Марчелла, — они любят друг друга.

Потупив свой взгляд, он, как бы оправдываясь, объяснил ей:

— Может, мне нужно побольше времени, чтобы свыкнуться с мыслью о женитьбе. Я ведь собирался на следующий год поступить в колледж. После школьной практики я думал пойти поучиться бухгалтерскому делу.

— Я и сама собиралась поступать в колледж, — ответила она.

— Ты хотела стать писательницей, да? — неожиданно засмеявшись, поинтересовался он. — Я уже наслышан о том, какие распутные истории ты рассказывала своим друзьям.

Силясь изобразить на своем лице улыбку, она сказала:

— Думаю, что об этом не стоит сейчас вспоминать. Но знаешь, может быть, несмотря ни на что, мы сможем радоваться жизни? Из нас могут получиться по-настоящему хорошие родители, не такие строгие, как мои.

Как бы сомневаясь в правоте последней фразы, он, покачав головою, спросил:

— Надеюсь, это все, что ты хотела сказать? — Пожав ее руку, он снова отправился к игравшим в футбол ребятам.

— Все? — переспросила она, едва дыша. Никаких «я люблю тебя» или что-нибудь в этом роде. Она отвернулась, чтобы спрятать Навернувшиеся слезы. Около школы группками собирались прибывшие на занятия ребята, обсуждавшие домашние задания и контрольные работы. Подумать только, ведь когда-то и для нее эти школьные проблемы казались такими важными! Никогда в жизни она не чувствовала себя столь одиноко.

— Всем будем говорить, что ты забеременела во время медового месяца, — рассуждала Ида, хлопоча на кухне за обедом.

— Но у них же не будет медового месяца, — сказал Альдо.

Поджав губы, Ида возразила:

— Ну, тогда давай скажем, что ребенок родился недоношенным. Хотя первого ребенка, как правило, перенашивают, мы все равно скажем, что Марчелла не доносила ребенка до положенного срока.

— Ну, мама, — попросила Марчелла, отодвигая в сторону тарелку со спагетти. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Конечно! — с притворной радостью, присаживаясь, сказала Ида. — Самое время потолковать о погоде, мисс.

Марчелла бросила умоляющий взгляд на отца, в глазах которого прочла лишь смущение и разочарование.

— Бог мой, — закипела Марчелла, кинув вилку на пол. — Можно подумать, что в Маленькой Италии я первая, с кем это произошло.

— Нет… — покачав головой, ответил отец. — Но ты же наша дочь. Каждый родитель желает всего самого хорошего своему ребенку. И мы тоже очень хотели, чтобы ты стала счастливой. — С этими словами он потянулся, чтобы пожать руку дочери.

— Я знаю, папа… — ответив отцу рукопожатием, сказала Марчелла.

— Родители у него очень милые люди, — заявила Ида, накручивая на вилку спагетти. — Прошу учесть еще одно важное обстоятельство: и мы, и родители твоего будущего мужа будем оказывать вам материальную поддержку до тех пор, пока Гарри не окончит учебу на бухгалтерских курсах. Кроме того, мистер Уинтон знаком с одним очень важным бизнесменом, который многим ему обязан. Так вот, он пообещал устроить Гарри на работу сразу после того, как их мальчик закончит учебу. Ты только подумай, что это значит: работать на Уолл-стрит!

Родители переглянулись, и Марчелла прочла в их глазах надежду на благополучие и процветание их внуков, на репутации которых не отразится позорный поступок их дочери.

Марчелле всегда доставляло радость исповедоваться отцу Кармелло, и, кроме того, ей очень хотелось поделиться с кем-нибудь наболевшим. Он встретил ее с распростертыми объятиями, радостно пожал руку:

— Я был уверен, что ты снова придешь!

— Мне нужно исповедаться вам, — сообщила она.

С грустным выражением лица, подпирая голову руками, он слушал рассказ Марчеллы.

— Я даже не знаю как следует своего будущего мужа! — закончила свой рассказ Марчелла. — И мне кажется, что я его совсем не люблю!

— Мне известно об этом, Марчелла, — тихо признался священник. — Со мною разговаривали миссис и мистер Уинтон. Обе семьи совершают благое дело, благословляя этот брак.

— Благословляют? — переспросила Марчелла. — Да они просто настаивают на этом браке!

— Я женюсь на тебе, — сказал он, — и у тебя родится законнорожденный ребенок. Вот тогда ты поймешь, как необходимо любить своего мужа.

— Откуда вам это известно? — с сарказмом в голосе спросила она. — Вы что, можете предугадать будущее или что-то в этом роде?

Отец Кармелло укоризненно вздохнул.

— Святой отец, может, выберемся из этого клозета? — спросила она, поднимаясь. — Мне нужно хоть немного подышать свежим воздухом!

Улыбнувшись, он проводил Марчеллу на поросшую травой лужайку, которая находилась рядом с церковью. Марчелла прислонилась к церковной стене.

— Я просто убеждена, что этот брак погубит всю мою жизнь! — заявила она.

Приветливо глядя на Марчеллу, отец Кармелло продолжал:

— Марчелла, ты же умная девушка, и поэтому должна бы знать, что в сложившейся ситуации у тебя просто нет выбора. Если ты постараешься, то в результате этого брака сможешь получить прекрасную семью и…

— Спасибо, отец, — поблагодарила она священника, прервав его на полуслове.

По дороге домой она рассуждала про себя. Неужели это все, чем может помочь религия отчаявшемуся человеку? Просто сообщить ей, что у нее нет никакого выбора?

По окончании учебного года Марчелла распрощалась со школой, искренне пожалев лишь о расставании с мисс Вульф.

— Как жаль, Марчелла, что ты решила закончить учебу, — говорила ей мисс Вульф, глядя на нее усталыми, добрыми глазами. — Чьи рассказы мы будем теперь слушать на уроках? Может быть, отложишь свое замужество годика на два?

— Нет, не могу, — усмехнувшись, ответила Марчелла.

— Но ты же не бросишь свое писательское занятие? — спросила учительница.

— Буду стараться, мисс Вульф, — ответила она. Мисс Вульф, нацарапав номер своего телефона на клочке бумаги, протянула его Марчелле.

— Возьми это, — сказала она. — Я живу в районе Гринвич-Виллидж. Если тебе когда-нибудь понадобится информация, касающаяся твоего дальнейшего обучения или чего-либо еще, позвони мне, Марчелла.

Позже, когда Марчелла встретилась со своими друзьями, чтобы отпраздновать последнюю с ними встречу за порцией сладкого мороженого, она никак не могла избавиться от чувства, что у нее как будто отнимают частицу ее жизни. В то время как ее друзья оживленно обсуждали за столом, где им предстоит работать летом в период каникул, Марчелла думала о своей назначенной на лето свадьбе.

— Смотри! — одергивая тяжелые красные шторы второго по красоте банкетного зала ресторана Карвелли, сказал официант, обращаясь к кассирше. — Это дочка Альдо выходит замуж!

Старая кассирша уставилась на молодых жениха и невесту, сидевших во главе стола, за которым собралось десятка два гостей.

— Совсем дети! — воскликнула она. Пожав плечами, официант сказал:

— Альдо такой счастливый сегодня!

Альдо Балдуччи изо всех сил старался насладиться вечеринкой, имея возможность лишь раз погулять на свадьбе единственной дочери, поэтому он определенно хорошо был настроен на этот вечер. Белокурые и румяные двоюродные ирландские братья Гарри, а также друзья-полицейские, коллеги отца, обливаясь потом, сидели за столом, с любопытством поглядывая на расположившихся напротив шумных итальянцев, с отдельными представителями которых им предстоит сегодня породниться. Хотя Альдо сам приготовил праздничный ужин, слишком большое количество принятого им вина не могло не сказаться на его нервах. На отдельном столике дымился котел с копченым мясом, приглашая всех гостей отведать вкусное жаркое.

— Какая замечательная была церемония, — промокая носовым платком уголки глаз, сказала Ида, обращаясь к матери Гарри. — Отец Кармелло прекрасно провел весь обряд венчания.

Альдо, тоже время от времени смахивая скупую мужскую слезу, наблюдал за прекрасным, но печальным лицом своей дочери. Он никак не мог оставить незамеченным столь грустный аспект сего дня. Пожав плечами, он позвал официанта и, попросив, чтобы ему сыграли «Асти Спумантэ», прошептал:

— Эти ирландцы пьют не меньше итальянцев. Принеси еще один ящик вина!

Но выданной им официанту суммы не хватило на то, чтобы заказать музыку оркестрантам. Сидевшие в соседнем зале скрипач и аккордеонист просто из уважения к Альдо наигрывали музыку чуть громче обычного.

На Марчелле было короткое белое платьице, которое она взяла напрокат у Идиной приятельницы. Невеста протянула руку, чтобы налить себе еще немного шампанского, которое ей поможет более оптимистично смотреть на жениха, явно ощущавшего большую неловкость в своем новом свадебном костюме.

К концу вечера со стороны некоторых мужчин послышались шутливые замечания в адрес невесты по поводу ее «интересного положения». От свадебного стола гости с разговорами, песнями и даже танцами переместились на улицу. Некоторые представители мужского пола начали давать Гарри советы, как лучше удовлетворить женщину. В момент, когда дискуссия переросла в соревнование между ирландцами и итальянцами относительно того, чья команда предложит более вульгарную позу, Ида схватила за руку мужа, чуть было не выдвинувшего собственный, пикантный, на его взгляд, вариант совокупления.

Затем растянувшийся в беспорядке эскорт гостей проводил молодоженов в их новую, находившуюся в нескольких кварталах от ресторана квартиру, которую родители Гарри сняли со скидкой, поскольку накануне в ней было совершено ограбление, детали которого упорно скрывали от Марчеллы ради ее же благополучия.

Всю дешевую обстановку для этой квартиры выбирала на свой вкус мать Гарри, и Марчелла чувствовала себя каким-то заблудившимся странником или временным постояльцем в этой своей новой квартире. Не успели молодые закрыть за гостями дверь, как Гарри смачно и звучно рыгнул.

Строго посмотрев в его сторону, Марчелла сказала:

— Очень романтично!

— Извини, — ответил он, направившись в спальню. Обиженная тем, что он даже ни разу не обнял и не поцеловал ее, она аккуратно снимала с себя взятое напрокат платье. Стоя на старом, выложенном черно-розовыми плитками полу, она расчесала свои волосы и дотронулась до лица руками. Надев новую ночную рубашку, она вошла в спальню, где уже находился Гарри, который лежал на кровати в белоснежной майке и трусиках, которые, очевидно, его мать специально купила ему для этого торжественного случая.

Присев на кровать, Марчелла смотрела на неподвижное тело Гарри.

— Ты не хочешь принять душ? — спросила она.

— Я очень устал, — ответил он, зевая. — Ты забыла о том, что утром мне нужно идти на занятия. Я же буду учиться на курсах бухгалтеров.

— Великолепно! — сказала она и прилегла рядом. Но он даже не пошевельнулся в ответ. — Сегодня мы в первый раз наедине друг с другом, не считая того дня, когда… — Она остановилась, не закончив фразу. Может быть, было не совсем тактично напоминать ему об этом воскресном дне несколько дней назад, события которого и привели их именно к такому финалу. — Сейчас мы можем делать все, что нам заблагорассудится. Ведь мы теперь взрослые!

— Да, это уж точно, — прохрипел Гарри. Марчеллу охватила паника. Ничего хорошего ей не добиться до тех пор, пока она сама не заведет его хорошенько! Придвинувшись к нему поближе, она скользнула руками под его майку. Он должен оживиться! Нужно побороть его плохое настроение, разговорить его так, как это удавалось ей со своим усталым и раздраженным после тяжелого трудового дня отцом. Сняв с себя ночную рубашку, она легла, положив свою полную грудь прямо около его лица. Гарри втянул в открытый рот сосок и начал его лизать так, будто это была ягода. Эти первые легкие покусывания подействовали на нее возбуждающе. Запустив руку в его трусы, она стала гладить его член, чувствуя горячее и учащенное дыхание Гарри.

— Продолжай делать то же самое, — прошептала она. Повернувшись на спину, чтобы ему было удобнее целовать другую ее грудь, она стала снимать с него трусы. Грузный и потный, со вздыбленным между ног членом, он вскарабкался на Марчеллу.

— Сначала погладь меня там, внизу, Гарри, — прошептала она. — Нужно меня подготовить…

Опустив руку, он грубо стал прикасаться рукой к ее промежности.

— Поласковей, пожалуйста, — умоляла она.

— Можешь ты замолчать хотя бы на минуту? — взорвался он. Выключив боковую лампу, а затем, засунув руку под одеяло, он грубо вонзил в нее два пальца.

— Мне больно! — закричала она. Выдернув пальцы, он прошипел:

— Хватит указывать мне, что делать, черт побери! Ты что, думаешь у меня до тебя были другие женщины? Откуда мне знать, как все это делается?

Едва сдерживая слезы, она шептала:

— К каждой женщине требуется свой подход, Гарри. Иногда мне хочется почувствовать…

Он снова резко вонзил в нее пальцы, и она почувствовала такую острую боль, будто ее резали на куски. Он намеренно причинял ей боль, и она догадывалась, что это доставляет ему истинное наслаждение. Навалившись на нее своим грузным телом и пригвоздив ее к кровати, он попытался овладеть ею. Но она сжала ноги, препятствуя его натиску.

— Я же прошу тебя, кричала она. Прижавшись своими губами к ее губам, он старался всунуть свой язык в рот так же грубо, как только что всовывал в нее свой член. Повернув голову набок, она старалась освободиться от прикосновений его губ.

— Я не могу дышать! — глотая воздух, кричала она.

— Ты же хотела, чтоб я возбудился, не так ли? — тяжело дыша, спросил он. — Ну вот и получай!

У нее пропало всякое желание заниматься с ним сексом. Она раскинулась на кровати, в то время как он, взгромоздившись на нее тучным телом, вцепившись обеими руками в ее грудь, сделал несколько возбужденных толчков, после чего с шумом кончил, выдыхая на нее едкий запах выкуренной накануне сигареты. По щекам ее струились слезы.

— Что случилось? — спросил он виноватым голосом, дотронувшись до ее лица. — Тебе было плохо?

Закусив губу и ничего не ответив, она тихо всхлипывала. Повернувшись на бок, он пододвинулся к своему краю кровати и захрапел. Не в силах уснуть, Марчелла лежала, стараясь хоть как-то представить свою будущую семейную жизнь, но ей ничего не лезло в голову. Проснувшись утром, она обнаружила, что Гарри уже ушел. Вместо того чтобы оставить для нее хоть какую-нибудь записку, он оставил лишь немытые тарелку и чашку.

Первые дни их медового месяца Марчелла прожила как бы играючи: обустраивая новое жилище, бегая за девять кварталов к своей матери, чтобы раздобыть какой-нибудь рецепт и ожидая возвращения мужа с бухгалтерских курсов. Возвращаясь с занятий, Гарри за минуту съедал все, что она готовила часами. Затем, сделав несколько ворчливых замечаний в ответ на ее очередной рассказ о событиях минувшего дня, он с головою уходил в чтение книг. Жаркими вечерами, раздевшись до белья, он уходил на кухню изучать следующую тему предстоящего урока. Стараясь как-то отвлечь его, Марчелла время от времени заходила на кухню. Гарри и ел и занимался любовью одинаково быстро и нетерпеливо, как будто стараясь побыстрее закончить этот процесс. Она всячески старалась привить ему неторопливую, свойственную итальянцам манеру сидеть за обеденным столом, попутно растолковывая, что прежде чем вскакивать на женщину, ее необходимо настроить и подготовить к предстоящему половому акту.

Марчелла очень тяжело переносила те дни, когда они не разговаривали друг с другом. Отец хотя и слишком разгоряченно, но все-таки выражал свои чувства, а Гарри все свои эмоции держал в себе. Не видя его реакции на свои слова и поступки, ей приходилось заигрывать и плясать вокруг него, забираться к нему на колени или садиться на стол, чтобы хоть как-то привлечь его внимание.

Стараясь не выходить за рамки семейного бюджета, Марчелле приходилось заниматься такими домашними делами, с которыми раньше ей никогда не доводилось сталкиваться: химчистка, утюжка, уборка. Первый же пришедший к ним счет за телефонные разговоры и электричество выбил их из колеи. Иногда, проходя мимо ресторана, Марчелле удавалось выманить у отца лишний десяток долларов, но в целом родители были довольны тем, что молодая пара учится экономно вести свое собственное хозяйство. Однажды поздним воскресным вечером, гуляя, они обратили внимание на стоящих за столиками уличных кафе посетителей.

Вернувшись с прогулки, Гарри, открыв дверь кухонных шкафов, стал осматривать их содержимое.

— Марч, не нужно покупать мешки для мусора, под них можно использовать магазинные пакеты для упаковки продуктов. Всегда надо покупать универсальные вещи с фабричной маркировкой, они гораздо дешевле…

С серьезным видом Марчелла, соглашаясь, покачала головой. Ей очень нравилось, когда он обращался к ней даже для того, чтобы немного поучить.

Минуло несколько недель со дня их свадьбы. Марчелле стало казаться, что стал более заметен ее живот. Однако округлившийся живот мог стать следствием большого количества съеденного ею мороженого, которое она потребляла днем, чтобы хоть как-то скрасить свое унылое существование.

Она по-прежнему оставалась неудовлетворенной, так как муж, игнорируя ее пожелания, отказывался прислушиваться к голосу ее плоти. Если она пыталась продемонстрировать то, чего бы ей очень хотелось в этот момент, он с видом уязвленного самолюбия начинал сердиться.

— Ну не спеши так… дай мне тоже возбудиться, — шептала она, лежа однажды ночью с ним в постели.

— Я так быстро завожусь от тебя, Марч!

— Ну это же лишь отговорки, просто не хочешь себя утруждать моими проблемами, — крикнула она.

Сделав свое дело, Гарри засыпал, а Марчелла, возбужденная, лежала на кровати, уставившись в потолок, на который легла тень от уличного фонаря. Что же ей делать? К матери обращаться бесполезно: она опять начнет болтать о том, что брак — это жертва. Погрузившись в грустные раздумья, она размышляла над своей жизнью и перед отходом ко сну надумала снова встретиться с отцом Кармелло.

На следующий день она стала тщательно готовиться к свиданию с пастырем: аккуратно напудрила лицо, подвела свои черные глаза и несколькими слоями помады накрасила пухлые губы. Что ни говори, теперь она замужняя женщина и поэтому имеет право одеваться и краситься как взрослая.

Услышав о желании Марчеллы исповедаться, с лица отца Кармелло сошла его привычно приветливая улыбка.

— Что случилось, Марчелла? — нежным голосом спросил он, войдя в исповедальню.

— Мой муж совсем не старается, — начала она. — Если, встретив его, я не заговорю с ним первая, он тоже будет молчать.

— Проблема состоит лишь в том, что вы мало общаетесь? — спросил ее отец Кармелло. — Или в чем-то еще?

Она посмотрела на так хорошо знакомое лицо священника.

— Святой отец, а с вами можно говорить о сексе? — спросила она.

— Думаю, что в вопросах секса я плохой советчик, Марчелла, — пробормотал он. — Лучше поговори об этом с доктором или консультантом по вопросам семьи и брака…

— Но я же не могу пойти в какое-то незнакомое мне учреждение и сказать им о том, что меня не удовлетворяет мой собственный муж! — крикнула она.

Покачав головой, отец Кармелло ответил:

— Нужно набраться терпения, ты ведь замужем всего несколько недель.

— Да, это правда, — перебила его Марчелла. — Но я уверена, что лучше все равно не будет, потому что он даже не старается, чтобы мне тоже было хорошо.

— Марчелла! — перебил ее отец Кармелло. — У мужа существуют свои потребности, и ты должна…

— А что, если у меня тоже есть потребности? Как тогда, святой отец?

— Можешь ли ты на какое-то время забыть о своих потребностях? Не думать о них?

Нахмурившись, она сказала:

— Другими словами, принести себя в жертву. Но ведь секс должен быть единственной приятной вещью в этом моем замужестве. А я даже этого не имею!

— Ну, тогда откажись от своих плотских желаний, Марчелла, — посоветовал ей отец Кармелло, — ради Господа Бога, и тогда ты поймешь, что…

— Ради Господа Бога? — закричала Марчелла. Раньше чем он успел сказать ей что-либо в ответ, она решительно выбралась из исповедальни и бросилась бежать из церкви. Охватившая ее злость придавала еще больше энергии, и она стремительно шагала вперед, подставив грудь навстречу легкому ветру, который, взметая уличную пыль и листья, кружил их по ступенькам школьного крыльца и дворика. Прикосновение легкой ткани к ее груди вызвало у нее страстное желание мужских горячих объятий или хотя бы легкого прикосновения. Войдя в дом, она громко хлопнула за собой дверью. Никогда она не добьется от Гарри того, чего ей нужно! Жаль, что у нее не было под рукою успокаивающих капель! Всего один только раз она испытала это новое, острое и какое-то дерзкое удовольствие!

Для того чтобы успокоиться, она долго стояла под душем. Затем, усевшись за кухонным столом, долго размышляла над словами отца Кармелло. Перед ее глазами стоял знакомый образ пастыря с хорошо выбритым круглым загорелым лицом, перебирающего своими чувствительными пальцами четки. Наверное, он считает себя слишком святым, чтобы заниматься сексом. Интересно, он хоть когда-нибудь жаждал женщины так страстно, как она хотела мужчину? Машинально она взяла листок бумаги и быстро набросала на нем рассказ о том, что могло бы произойти, если бы ей пришло в голову совратить священника. Все, что вышло у нее из-под пера в эту минуту, явилось результатом какой-то игры и отчасти мести. Будь он настоящим мужчиной, он бы сказал ей: «Давай посмотрим, может быть, я удовлетворю тебя, Марчелла?» Но это только в написанном ею рассказе священник обратился к ней с такими словами. Со всей широтой своего богатого воображения она с наслаждением описывала сцены, в которых отец Кармелло, корчась от боли, подавляет в себе сексуальные порывы.

Написанная в приливе энтузиазма и энергии история была начисто лишена благоговения к священному сану. Где-то в середине рассказа тело священника было прижато к решетке исповедальни. В своем рассказе Марчелла выбросила решетку и, вытянув вперед руку, схватила священника за горячий мужской орган, заставляя его кричать от запретного удовольствия. С пересохшим от волнения ртом, едва переводя дыхание, она так живо описывала происходящие события, будто сама была их свидетелем. Написанная всего лишь за один час история изобиловала множеством сексуальных сцен, участниками которых стали отец Кармелло и она, Марчелла. И когда она наконец присела в углу исповедальни, он заставил ее встать и дрожащими коленками прижимался к ней до тех пор, пока по ногам обоих не потекла теплая жидкость.

Описывая сцену кульминации, Марчелла левой рукой скользнула в свое лоно, найдя дорожку под эластичными повлажневшими трусиками.

Концовка рассказа была готова уже к полудню, и оставалось всего лишь два часа на приготовление обеда. Отправившись в спальню, чтобы немного вздремнуть, она почувствовала небольшую усталость — результат того, что, сама того не осознавая, она открыла путь своему новому призванию.

Марчелла проснулась от сильного шлепка по левой щеке, произведенного правой рукой Гарри. Она лежала, не понимая, где находится и что могла сделать, чтобы заслужить такую оплеуху. Но горевшая щека быстро привела Марчеллу в сознание, окончательно разбудив ее. Ударом ладони Гарри так сильно рассек ей нижнюю губу, что вскоре она ощутила соленый привкус крови во рту. Последний удар свалил Марчеллу на пол.

Размахивая исписанными страницами желтого блокнота, Гарри кричал:

— Пока я, не отрывая задницы от стула, учусь, ты занимаешься этим?

Откатившись от его ног, она расширившимися от неожиданности и испуга глазами смотрела на часы, и хотя голова трещала от полученной оплеухи, как пчелиный улей, Марчелла все-таки сообразила, что проспала целых два часа!

— Какое право ты имел читать это? — кричала она, соображая, что лучшим средством защиты является нападение. — Ведь это личное!

— Это лежало на кухонном столе! — вопил он. — И поскольку ты носишь в животе моего ребенка, я имею право читать все написанные тобою бумаги. Это было на самом деле? — кричал он. — Это что, твой дневник? Ты хочешь сказать, что отец Кармелло, тот священник, который венчал нас, он…

— Конечно же, это неправда! — возразила она. Покачав головою, Гарри уселся на постель.

— Тем хуже для тебя… — Внимательно посмотрев на нее, он спросил: — Откуда ты все это черпаешь? Ты что, постоянно думаешь только о сексе?

— Кажется, ты тоже получил от моего рассказа огромное удовольствие, — огрызнулась она.

Сначала она собралась уйти к родителям, чтобы показать им свою кровоточащую рану на губе. Если бы она сделала это, ей пришлось бы объяснять, за что он ударил ее. Но тогда, вероятнее всего, мать окажется на стороне обидчика и расскажет, к каким средствам дисциплинарного воздействия приходилось прибегать ей. «Сначала мать промывает мой рот мылом, а потом меня бьет мой собственный муж», — с горечью думала она. Тут приступ сильного гнева овладел ею. Она поднялась с пола, вытирая салфеткой свой окровавленный рот.

— Если ты еще раз поднимешь на меня руку, Гарри, я убью тебя! — пообещала она. — Я собираюсь стать писательницей! Я пишу такие рассказы, которые с интересом прочтут миллионы женщин. Я знаю, что из меня получится толк! И ты меня не сможешь остановить!

Пробежав мимо него, она закрылась в комнате, недоумевая, зачем она произнесла эту клятву. Неужели именно с этой клятвы начинается писательская карьера? Она чувствовала себя гораздо менее уверенной, чем стремилась это показать, так как понятия не имела, как люди становятся писателями.

В ванной она тщательно вымыла лицо. Вернувшись в комнату, она заметила, что Гарри сидит, немного пристыженный за то, что потерял над собой контроль. Марчелла спрятала блокнот. Эта ночь была для них самой запоминающейся, хотя, надо заметить, ей было немного стыдно за то, что она так легко уступила ему после столь серьезной стычки. Когда они закончили заниматься любовью, Марчелла лежала рядом с мужем, а в голове у нее созревал сюжет для следующего рассказа.

— Я могу стать писательницей, мисс Вульф? — спросила Марчелла. — Неужели я и вправду могу просто сесть и начать писать? А если я начну, то о чем?

Марчелла сидела в кафе «Фигаро» за чашкой кофе со своей бывшей учительницей, которой она под влиянием какого-то импульса позвонила для того, чтобы обсудить с ней свою будущую писательскую деятельность.

— Попробуй написать рассказ о трех своих сверстницах, — предложила ей Вульф, — каждая из которых по-своему ведет себя в замужней жизни. Пусть одна будет увлечена работой, другая ударилась в пьянку или наркотики, а третья изменяет своему мужу с любовником. В настоящее время достаточно оглянуться вокруг, чтобы найти много ярких примеров времяпрепровождения замужних женщин…

— Вы всегда вдохновляли меня на хорошее дело! — воскликнула Марчелла, пожимая руку своей учительнице.

Шагая по пыльной улице, Марчелла напряженно думала о том, что может стать писательницей. Со всей серьезностью возложенного на себя дела она по нескольку часов в день проводила за написанием рассказа, внося поправки и дополнения в жизнеописание своих героинь, делая самых достойных, на ее взгляд, персонажей счастливыми. Отец Кармелло явился прототипом для написания одного рассказа, описывающего долгую и упорную борьбу, которая развязалась между священником и одной очень несчастной женщиной, его прихожанкой.

Сделав фотокопии рассказа, Марчелла отправилась в районную библиотеку, чтобы взять там адреса журналов, которые могли опубликовать «короткие романы». Старательно выведя на пяти конвертах адреса и фамилии редакторов, она, вложив в каждый из пяти приготовленных конвертов по аннотации к своему рассказу, запечатала и отправила их, оптимистично надеясь на то, что хотя бы один редактор, но захочет напечатать ее рассказ. В течение двух недель она витала в облаках, предвкушая то, как обрадованные редакторы сразу нескольких изданий поспешат связаться с ней по телефону, чтобы сообщить о своем согласии опубликовать написанный Марчеллой Балдуччи рассказ под названием «Исповедь».

Однажды утром, открыв почтовый ящик, она обнаружила там три из пяти отправленных ею конвертов. Две редакции вернули ее работу непрочитанной, так как принимали к рассмотрению только оригиналы, а не копии. В третьем конверте лежало послание, говорившее о том, что их журнал публикует рассказы абсолютно другой тематики.

Она лежала на кровати и плакала, а затем успокоилась, вспомнив, что пока еще не получен ответ из оставшихся двух редакций. Но через неделю пришел аналогичный трем первым посланиям ответ и оттуда. Какое скверное начало ее писательской карьеры! Больше она ни за что не притронется к перу!

Когда в следующие выходные в гости приехали приглашенные на обед родители Гарри, их сын неожиданно превратился в безупречного мужа, беспокоящегося о том, чтобы прием прошел на самом высоком уровне. Он то и дело вертелся рядом, пока она хлопотала на кухне.

— Может быть, нарезать солонины или чего-нибудь такого, поосновательней? — обратился он к Марчелле, которая была занята приготовлением макарон. Марчелла, обдувая свое лицо от осевшей на кожу мучной пыли, ответила:

— Я приготовлю то, что у меня лучше получается. Обед проходил довольно монотонно, если не сказать скучно. Мать Гарри была увядшей женщиной, без какого-то определенного мнения, которая после каждой фразы смотрела на мужа, как бы ожидая его одобрения. Она почему-то с самого начала решила, что самой подходящей темой для беседы с Марчеллой является ведение домашнего хозяйства и кулинарного дела.

Отец Гарри, когда-то работавший полицейским, сварливый, пожилой мужчина, обожал критиковать власти за плохое управление городским хозяйством Нью-Йорка, намекая на нечистоплотность представителей мэрии. Ему было шестьдесят, и в этом году он решил уйти в отставку, после чего, оставшись не у дел, постоянно брюзжал, сидя дома. После обеда Гарри ушел вместе с отцом смотреть телевизор, пока две женщины мыли на кухне посуду.

— А чем ты занимаешься целый день, пока Гарри учится? — поинтересовалась миссис Уинтон. — Тебе не скучно?

Марчелла сосредоточенно думала над ответом. Ее просто тошнило от мысли, что она может стать такою же занудой, как мать Гарри. Машинально она ответила:

— Я писательница! Пишу короткие рассказы!

— В самом деле? — удивилась свекровь, посмотрев на нее. — Я и понятия об этом не имела. А твои рассказы будут напечатаны?

Глядя ей в глаза, Марчелла заявила:

— Я буду отсылать свои произведения во все американские журналы до тех пор, пока они не найдут своего читателя! Только ничего не рассказывайте Гарри. Я хочу, чтобы эта новость стала для него сюрпризом.

— Конечно! Как интересно! — Улыбаясь, миссис Уинтон снова принялась за мытье посуды, в то время как Марчелла с энтузиазмом вытирала тарелки полотенцем. У нее поднялось настроение при мысли, что она не просто жена Гарри, которая только и делает, что встречает после работы своего мужа. У нее своя индивидуальность. Она была писательницей!

Позаимствовав пишущую машинку у матери своей подруги, она написала рассказ о мечтах беременной женщины, вынашивающей свой плод в течение кажущейся ей бесконечно длинной беременности. Аккуратно напечатав рассказ в нескольких экземплярах, она отослала его в несколько журналов. «На этот раз я так просто не сдамся, — сказала она себе. — Ведь даже писатели-профессионалы и те отсылают свои работы на суд огромного количества редакторов». Полученные отказы еще больше подогрели ее настойчивое желание добиваться поставленной цели.

Единственным страстным, будоражащим ее мысли и тело желанием была все та же неуемная тяга к сексу, которую ей однажды удалось удовлетворить в полной мере. Не считая той ночи после побоища, Гарри все так же, в спешке, не разжигая в ней никакой страсти, занимался с нею любовью в постели.

В середине сентября вдруг разыгралась характерная для конца лета страшная жара. И в один прекрасный, очень уж жаркий день Марчелла, оказавшись на территории самого большого рынка, расположенного за четыре квартала от центра города, где-то рядом с границей Маленькой Италии, укрываясь от жары, стала искать прибежища в холодильном ряду рынка.

В Нью-Йорке проживает много этнических групп, поэтому большинство итальянских жен предпочитают покупать продукты у дружелюбных пуэрториканцев. Завернув в секцию мороженого мяса, Марчелла рассеянно глядела на разложенные там мясные продукты. Покупка целой курицы обошлась бы ей гораздо дешевле, но тогда в процессе готовки жара на кухне будет неимоверной.

Вдруг она увидела смуглого помощника продавца, который, прислонившись к двери, ведущей в холодильную секцию магазина, стоял, будто дожидаясь того, чтобы она почувствовала на себе его взгляд. Когда она обратила на него внимание, на его лице заиграла веселая, озорная улыбка. У него была смуглая, цвета кофе кожа, аккуратно подстриженные черные усики и ослепительные белые зубы. К фартуку был приколот значок с надписью: «Привет, меня зовут Анджело! Я всегда рад вам помочь».

Улыбнувшись ему в ответ, она двинулась вперед, не обратив совершенно никакого внимания на очень бурное шевеление в животе. «Интересно, это шевеление ребенка или обычные сексуальные позывы?»

Остановившись рядом с нею, он стал аккуратно складывать в морозильник продукты, упакованные в полиэтиленовые пакеты.

— Вы думаете о том, какую выбрать курицу? — Усмехнувшись, он протянул ей упаковку куриных грудок. — Мне так нравятся грудки…

Пожав плечами, она смотрела на его широкую улыбку.

— Там, в холодильнике, большой выбор… — произнес он, рукой указывая в сторону находившегося за морозильным отсеком помещения.

Неуверенным тоном Марчелла начала:

— Я даже не знаю, стоит ли готовить курицу сегодня. Ведь на улице такая жарища!..

— Да, — ответил он, подморгнув ей, — А я тоже горячий, ну очень! — Он демонстративно засунул свою руку в карман, и Марчеллу вновь охватило желание.

— Хочешь пойти со мною в холодильное помещение, — спросил он, — чтобы немного охладиться? — Нагнувшись к ней поближе, он добавил: — Там никого нет. Мы будем совершенно одни…

Волна безумства и сильного возбуждения всколыхнула Марчеллу. Она оглянулась на покупателей, а затем бросила взгляд на видневшиеся из-под закатанных рукавов загорелые, ухоженные чистые руки.

— Пошли, — настаивал он, легонько дотрагиваясь одним пальцем до ее руки.

— Я не могу, — почти умоляющим тоном прошептала она.

Он пониже опустил свою голову, и Марчелла почувствовала приятный запах одеколона.

— Ну пошли же, красотка, — нашептывал он. — Я тебе устрою несколько минут райского наслаждения!

Двинувшись в сторону холодильного помещения, он, быстро пробежав глазами по торговым рядам, снова прислонился к двери, ведущей в подсобку, оживленно зазывая ее пройти за ним следом. Как будто загипнотизированная, Марчелла пошла за ним в подсобку.

— Чтобы немного отдохнуть от жары, — повторил он идущей следом Марчелле. Внутри подсобки царили темнота и благословенная прохлада. Легким движением руки он закрыл за нею дверь на засов.

— Я здесь начальник, — пояснил он, гордым жестом руки указывая на территорию холодильника. — Никто сюда не заходит, кроме меня!

С потолка свисали половины свиных туш, на которые Марчелла старалась не обращать никакого внимания. Она заметила, как он начал развязывать свой чистенький фартук. В мгновение ока она оказалась у него в объятиях. Анджело сначала нежными прикосновениями губ обцеловал все ее лицо, а уж затем подобрался к ее рту. О Господи, именно такой нежности и прыти она так долго ждала от Гарри! Мягким движением языка он раздвинул ее губы, овеяв теплым дыханием со вкусом мятной карамельки. Он целовал ее ласково и неторопливо, все больше и больше разжигая в ней желание близости. Расстегнув ее блузку, он стал горячо дышать, склонившись над ее грудью. А когда она задергалась от волнения, Анджело расстегнул ей лифчик. Стоя в прохладном помещении, он неотрывно глядел на острые и твердые соски ее очень чувствительной груди. А затем, мягко прикасаясь, стал нежно целовать ее грудь, возбуждая волну страстного блаженства.

— Еще! — шептала она, чувствуя легкое головокружение и думая про себя о том, что, по всей видимости, она просто сошла с ума.

От нежных поцелуев он перешел к легким покусываниям груди, от которых она просто таяла от удовольствия. Влажная промежность готовилась к его прикосновениям. Мягко, как бы на ощупь, он залез к ней под юбку, и когда стал трогать ее между ног, она поняла, как отличались эти его прикосновения от объятий мужа. Она замирала от каждого звучащего музыкой секса поглаживания. Откуда он знал, как сильнее возбудить ее?

Сняв с нее трусики, он, едва касаясь, гладил пальцами ее лобок до тех пор, пока она сама не стала прижиматься плотнее к его ладони. Мягко вводя во влагалище свой палец, он продолжал целовать ее грудь. О Господи! Значит, она не ошиблась. Ведь она всегда чувствовала какое-то непреодолимое влечение к мужчинам! И как она могла подавить в себе это желание?

Она почувствовала упирающийся в нее твердый член целующего ее партнера.

— Ты хочешь меня? — прошептал он.

Не в силах вымолвить хотя бы слово, Марчелла кивнула головой. Расстегнув «молнию» на джинсах, он до колен спустил их вместе с трусиками фирмы «Джокейс». Интенсивно дыша и шепотом произнося на испанском обрывки каких-то фраз, он прижал ее к себе, стараясь прислонить ее к стене. Она не могла оторвать от него своих губ, так как нежные и горячие прикосновения его языка сулили новую серию жарких поцелуев. Слегка нагнув ее тело, он осторожно прислонил ее к холодному прилавку, чтобы было удобнее. Затаив дыхание, она ждала той сладкой минуты, когда он наконец овладеет ею, и, направляя рукой его возбужденное орудие, Марчелла чувствовала, как трепетали все ее органы, предвкушая бездну наслаждения и море блаженства. Подлаживаясь под ее рост, он согнул свои колени, а когда она потихоньку выпрямилась, он медленно стал покачивать нижней частью своего туловища.

Протяжный вопль невыразимого блаженства вырвался из ее груди. Она была почти готова. Как скоро наступил этот момент, а ей хотелось, чтобы это блаженство длилось целую вечность! Не прекращая двигать телом, Марчелла взглянула на Анджело, догадавшись по напряженному выражению его лица, что он находится на пороге кульминации. И в следующую минуту, подобно давнишним любовникам, они в экстазе начали вместе издавать возбужденные вздохи и восклицания, характерные для людей, одновременно получающих оргазм. У обоих дрожали коленки, а Марчелла, чувствуя, как пол уплывает под ее ногами, придвинулась поближе к стене, чтобы сохранить равновесие.

Прижавшись друг к другу, они стояли, теперь уже не двигаясь, а по телу разливались волны экстаза. Она продолжала стоять неподвижно, нехотя расставаясь с последними минутами блаженства, а он стал поглаживать затылок и шею, как бы побуждая ее к счастливому, безмятежному сну.

Вздохнув и выпустив ее из своих объятий, он подмигнул ей. Марчелла стала приводить в порядок свою помявшуюся одежду, а Анджело, снова подвязав фартук и пригладив пальцами прямые черные волосы, улыбаясь, смотрел, как Марчелла старательно открывала дверной замок.

— Со мною никогда такого не случалось, — еле слышно сказала она, обращаясь к нему.

Поймав ее руку и глядя на нее печальными глазами, он поднес ее ладонь к губам и стал медленно целовать каждый ее пальчик. В голове у нее билась одна и та же мысль: почему Гарри не может делать то же самое и таким же образом? Она сразу бы влюбилась в человека, который мог бы так обращаться с нею.

Даже не обернувшись, она быстро покинула помещение рынка и, шатаясь, с победным видом направилась домой. Она была очень сладострастной женщиной и знала, как удовлетворить мужчину. И тут на нее нахлынула злость по отношению к Гарри. Почему простой рыночный упаковщик мяса знал, как надо обращаться с женщиной, целуя каждый пальчик на ее руке после того, как сам доставил ей столько удовольствия? А Гарри считает, что, сделав свое дело, может спокойно заснуть, отвернувшись от нее.

Она обиженно принялась готовить обед, а в теле эхом отдавались отзвуки удовольствия, служившего ей напоминанием того необычайного приключения, которое не выходило из ее головы. До прихода Гарри она приняла душ, смыв со своего тела остатки запаха Анджело.

Внезапно проснувшись среди ночи и скорчившись от пронзительной острой боли в животе, Марчелла стала кричать. У нее было такое чувство, будто в животе орудует гигантский штопор. Она разбудила своим криком Гарри, который, потянув на себя одеяло и вдруг увидев рядом со скрюченным телом Марчеллы пропитанную кровью простынь, чуть было не потерял сознание.

В больнице врачи быстро и эффективно обработали бесчувственное тело Марчеллы. Позже медсестра рассказала ей, что Гарри разразился плачем, услышав, что их ребенок погиб.

Когда Марчелла пришла в сознание, она удивленно открыла глаза, обнаружив, что находится не в своей постели, а на больничной койке; рядом, положив руки на колени, сидит Гарри. Она видела смутное очертание его лица через стоящие рядом на столе медикаменты.

Силясь, она произнесла его имя:

— Гарри?

Подпрыгнув от радости, он нагнулся над ней:

— С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь, Марч?

Отвернувшись, она ответила:

— Неважно.

Жестикулируя руками, он принялся объяснять:

— Я так волновался. Ты потеряла очень много крови.

— Неужели ты и вправду волновался обо мне? — прошептала она, не двигаясь затекшим телом. — Что со мною случилось?

— У тебя произошел выкидыш. Мы потеряли нашего ребенка, Марч, — сказал он.

Протянув к нему руки и зарывшись носом в его плечо, она тихо плакала.

— Я так виновата, Гарри… — хныкала она. Сидя рядом с нею и глядя на нее, он успокаивал:

— Ни в чем ты не виновата.

Эти слова, будто острием кинжала, пронзили ее грудь, потому что она начала припоминать то, что предшествовало этому событию. Не ее вина? Ей и самой очень хотелось поверить в эти слова!

— Принеси мне немного воды, — попросила она. — У меня пересохло во рту.

Он помог ей приподняться и напоил ее. Марчелла залпом осушила целый стакан.

— Больше не пей, а то медсестра увидит, — предупредил он, забирая у нее стакан.

— Спасибо, — поблагодарила она.

В глазах Гарри было совершенно новое выражение: скорее всего, именно случившаяся беда помешала скрыть ему свои чувства.

— Я заказал отцу Кармелло панихиду по умершему младенцу, — сказал ей Гарри. — Она состоится через четыре дня. Как ты думаешь, сможешь ли ты поправиться до этого?

Она снова легла на подушку.

— Я не думаю, что смогу перенести это, Гарри. И с каких это пор ты начал верить в такую чепуху?

— Мне хотелось что-то сделать, и я надумал заказать панихиду.

Она изо всех сил старалась сосредоточиться, но мысли ее разбегались. «Что же мы имеем на сегодняшний день? Именно из-за ребенка мы устроили эту женитьбу. Не значит ли это, что теперь я совершенно свободна? А он, наверное, продолжает думать, что я захочу остаться замужем за ним».

— Возьми меня за руку, Гарри, — прошептала она. В эту минуту ей очень хотелось чувствовать чье-то тепло. Он потянулся за рукой Марчеллы, и она с силой сжала его ладонь. — Возьми меня на руки! — взмолилась она.

Нагнувшись к ней, он взял ее на руки, и она крепко прижалась к нему. Марчелла никогда не чувствовала себя так мерзко. Возможно, она, сама того не подозревая, возлагала на этого неродившегося ребенка все свои надежды.

Когда в больницу пожаловали родители, Ида, нагнувшись к уху Марчеллы, прошептала:

— Нам надо быть сильнее!

Марчелла знала, что под словом «мы» подразумевались все женщины. Ида бросила взгляд, полный сочувствия, на утирающего слезы Альдо.

— Ну, папа, перестань! Ведь я же поправлюсь.

В ответ он смущенно откашливался. Ей стоило только раз взглянуть в его сторону, чтобы понять, как сильно он любил ее и жалел.

Из-за полученной инфекции Марчелле пришлось пролежать в больнице на пять дней больше, пропустив устроенную Уинтоном панихиду.

Выписавшись из больницы, она крадучись вернулась в свою квартиру, откуда в течение нескольких дней не выходила на улицу. Убирая приготовленные для новорожденного вещи, она никак не могла избавиться от чувства огромной вины перед неродившимся ребенком. Она изо всех сил старалась больше не вспоминать о том, что произошло тогда на рынке, но память, как назло, снова и снова возвращала ее в тот злополучный день. «Но ведь беременным женщинам не запрещено заниматься любовью, — утешала она себя, — да и Анджело не допустил абсолютно никакой грубости по отношению к ней». Но так или иначе слишком уж странным было то, что выкидыш произошел именно в тот день, когда она испытала истинное наслаждение.

Во время визита к матери Марчелле едва удавалось сдерживать слезы. Переживая момент высочайшего эмоционального напряжения, Марчелла мечтала поплакать, уткнувшись в материнскую грудь, но Ида была далеко не той матерью, которой можно было поплакаться в жилетку.

— Совершенно естественно, что ты сейчас пребываешь в депрессии, — щебетала она. — Я никогда в жизни не видела такое печальное выражение лица у мужчины, какое было у Гарри, когда он встретил нас, стоя на панихиде в церкви. Он почувствовал такое облегчение, когда ты выздоровела.

— Но он даже не притронулся ко мне с того момента, как я вернулась из больницы. Он ведет себя так, будто ребенок погиб по моей вине!

— Конечно же, ты ни в чем не виновата, — сказала Ида, зажигая плиту. — А почему ты так говоришь? — спросила она, пристально глядя на Марчеллу. — Надеюсь, ты ничего не предпринимала, чтобы избавиться от ребенка?

— Ну, мама… — вздохнула Марчелла, укоризненно качая головой. — Как ты могла обо мне такое подумать?

Наливая кофе, Ида продолжила:

— Доктор сказал, что нет никаких серьезных осложнений. Ты можешь уже через несколько месяцев попробовать забеременеть снова и родить прекрасного, здорового ребенка. И тогда ты даже не вспомнишь о своих теперешних переживаниях!

Несколько минут они молчали, отпивая маленькими глотками обжигающий кофе.

— Мам! — обратилась к Иде Марчелла, поставив чашку на блюдце. — А может, это было знамение того, что наш брак не должен был состояться? Ведь мы и поженились-то только из-за того, что должен был появиться ребенок…

— Да? Ты, наверное, Думаешь, что теперь имеешь полное право на развод? — закричала Ида. — Ты замужняя женщина перед лицом Бога. Ты подумала об общественном мнении на этот счет?

— Я никогда его не полюблю, мам, — призналась Марчелла.

— «Не полюблю»? — засмеялась Ида, кинув на дочь такой взгляд, по которому безошибочно можно было прочесть мнение Иды насчет любви.

Гарри поступил в бизнес-колледж, продолжая вечерами учиться на бухгалтерских курсах. Иногда он заявлялся домой не раньше десяти вечера. Марчелла тем временем писала один рассказ за другим. В них рассказывалось о смерти ребенка, о браке, о матерях, о том, как муж винил жену за неожиданно случившийся выкидыш. У Марчеллы был целый список журналов, специализировавшихся на публикации романов. Но до сих пор ни одна редакция не дала согласия даже бесплатно напечатать ее рассказы. Она уже привыкла получать возвращенные рукописи. И все-таки, отсылая очередной рассказ, чувство необъяснимого волнения охватывало ее каждый раз при мысли, что, возможно, вот этот самый рассказ будет наконец принят к печати.

С того самого дня, когда она, выписавшись из больницы, оказалась дома, Гарри ни разу не прикоснулся к ней и не произнес в ее адрес ни одного ласкового слова, строго занимая по ночам собственный уголок кровати. Приближались рождественские праздники, и украшенная игрушками новогодняя елка, казалось, являла собой очередное напоминание неудавшейся попытки создать полноценную семью. Это напряжение не могло больше длиться. Однажды вечером, сидя на кухне за ужином, у Марчеллы неожиданно, как бы машинально, вырвался вопрос:

— Ты действительно хочешь остаться женатым, Гарри?

Он виновато поднял на нее глаза, будто испугавшись того, что она прочла его мысли.

— А ты? — спросил он.

Отрицательно покачав головой, она заявила:

— Но я первая задала тебе этот вопрос.

Отложив в сторону свои бумаги и тяжело вздохнув, он произнес:

— К чему спрашивать об этом именно сейчас? Отпив немного вина, она ответила:

— Да потому, что ты не сказал мне ни одного ласкового слова с тех пор, как…^ не закончив начатую фразу, она замолчала, вопросительно глядя на него. — Ты ведешь себя так, будто я виновата в том, что произошел выкидыш, — снова начала она. — Ты хоть понимаешь, как мне больно сознавать то, что я потеряла ребенка?

Проглотив кусок, он уставился на тарелку: — Я это очень хорошо понимаю.

— Это хуже любой боли, — ответила она. — Ты чувствуешь всем телом, как… — И тут слезы хлынули из ее глаз.

Отодвинувшись от стола, Гарри приблизился к ней, мягко дотронулся до плеча. Она повернулась к нему, и он обнял ее. О Господи, как же она нуждалась сейчас в его ласке! Как отчаянно искала его любви! Она сама себя ненавидела за то, что, прижавшись к нему, плакала, не в силах подавить вырывающиеся откуда-то изнутри рыдания. Смущенный таким бурным проявлением чувств, Гарри стоял, продолжая держать ее в своих объятиях.

В эту же ночь она придвинулась поближе к нему, думая, как иронично выглядит картина совращения собственного мужа. И ради чего? Да ради того, чтобы родить ребенка, так как без него вся ее жизнь будет совершенно пустой. Может быть, когда напечатают ее рассказы, да еще и заплатят за них, исчезнет то щемящее чувство душевной пустоты. Имея ребенка, ей будет на кого вылить свою любовь, рядом с ней будет маленький человечек, который будет ее обожать. И в этот момент ее рука потянулась к Гарри.

— Ты что, не можешь уснуть? — спросил он. Повернувшись к ней лицом, он буквально уперся в нее своим возбужденным половым органом. Марчелла дотронулась до этого места, а Гарри начал шепотом оправдываться: — Я думал, ты очень долго не захочешь моей близости, после того как…

Как бы успокаивая его, она закрыла ему рот рукой.

— Будь со мной поласковей, Гарри, и люби меня, — умоляющим голосом попросила она. — Мы же, несмотря ни на что, можем иметь детей. Мы все-таки можем…

— О, Марч! — Вскарабкавшись на Марчеллу своим грузным телом, он лег на замирающую от волнения жену. «И все-таки что-то противоестественное в том, что тебе приходится умолять мужчину полюбить тебя и быть поласковей», — думала она.

— Нежнее, — опять напомнила ему Марчелла, пока он неумело мял в своих руках ее ночную рубашку. — Очень, очень мягко… — шептала она возбужденному двигающемуся на ней Гарри, одновременно производя колебательные движения навстречу ему. Может быть, она настолько изголодалась по мужской ласке, что с таким удовольствием принимает его неуклюжие объятия? А может быть, Ида была права, говоря о том, что мы приносим себя в жертву детям? А может быть, вообще продолжение человеческого рода основано на постоянном жертвоприношении? Конечно же, все ее естество протестовало против такого суждения, но от этого безудержное желание забеременеть и родить ребенка еще больше усилилось.

Она поклялась перед Богом, что, если забеременеет, никогда не изменит мужу. Она постарается подавить в себе неуемную жажду секса, которая до сих пор не принесла ей ничего хорошего. Она будет избегать взглядов идущих по улицам мужчин, которые так волновали и одновременно пугали ее тем, что могли прочесть на лице такую же неистовую жажду сексуальных наслаждений.

Она вспоминала о рыночном эпизоде с Анджело только лишь затем, чтобы добиться того упоительного экстаза, только теперь уже со своим мужем. Она испытывала оргазм, даже несмотря на неумелое обращение с ней Гарри, только благодаря воспоминаниям о том, как нежно целовал Анджело ее грудь и как умело возбуждал ее. Лежа в постели со своим мужем и вспоминая каждый фрагмент того рыночного эпизода, она и вправду иногда думала, что находится в чистых, загорелых руках Анджело.

Новый год ознаменовал собой начало нового десятилетия: семидесятых годов. В январе Марчелла снова забеременела. Этот ребенок должен был возместить ей все недостающее в ее жизни. Она ни на минуту не сомневалась в том, что это будет мальчик. Уже в утробе она любила его такой безумной материнской любовью, которая была слишком чрезмерной для такого маленького существа. В голове ее созрел образ будущего сына, которого она вырастит и будет любить. Этот ребенок принесет ей много радости, света, которых ей так недоставало в этой жизни. Еще не родив, она считала своего мальчика светочем своей жизни.

 

ГЛАВА 3

Сентябрь 1970 года

Держа в руках новорожденного сына, Марчелла чувствовала невиданный до сих пор эмоциональный подъем. Она смотрела на его крошечное личико и крепко закрытые глаза, не спешившие познать буйство красок окружающего мира. Она уже принесла одну жертву: ее безупречное до сих пор тело было располосовано следами кесарева сечения. Теперь более важно, чтобы тельце ребенка было здоровым и чистым. Она баюкала младенца, поддерживая его за тяжелую, маленькую головку, и буквально умирала от умиления. Даже нося его в животе, Марчелла относилась к нему как к чему-то особенному, поэтому рождение ребенка задвинуло на последний план все события, предоставив главное место в ее жизни новорожденному. Она назвала его Марком, потому что три первые буквы его имени были такими же, как у нее: ведь он являлся частичкой ее самой.

В этот день, гордый рождением сына, Гарри подарил Марчелле розы и золотой браслет в виде цепочки. Приехавшие в этот день родители Гарри долго восхищались своим внуком и стали относиться к Марчелле, доказавшей, что она чего-то стоит, с большим, чем прежде, теплом. При виде гордой улыбки Гарри Марчелла чувствовала горькую обиду, потому что ей казалось, что, подобно другим мужчинам, он видит в рождении сына лишь доказательство собственной мужской зрелости. Она с трудом сдерживала себя от того, чтобы не подстраховать Гарри, который брал на руки ребенка.

В больнице, где она пролежала четыре дня, ее навещали родители и некоторые школьные друзья. В глазах девчонок, смотревших на ребенка с благоговейным трепетом, Марчелла выглядела значительно более зрелой, далекой от их девичьих интересов женщиной. Им даже чудно было вспоминать о том, как она когда-то рассказывала им сексуальные истории.

Целые месяцы ушли на то, что вернуть своему телу прежнюю форму. Изменились также привычки и жизненный уклад Марчеллы. Кормление грудью новорожденного Марка иногда утомляло ее.

Когда возобновились интимные отношения между нею и мужем, появились кое-какие препятствия на пути к любовным удовольствиям: сосредоточив свое внимание на спящем ребенке, она ловила каждый шорох и поэтому не могла хорошенько расслабиться. От Гарри требовалось особенное умение опытного любовника, чтобы настроить Марчеллу на определенный лад. Но он, как всегда, спешил в постели так, будто старался побыстрее наверстать упущенное за эти месяцы сексуального воздержания. Он по-прежнему отказывался изучать расположение и реакцию эрогенных зон своей супруги. Поэтому вместо того, чтобы умолять его оттянуть момент своего оргазма, она, наоборот, желала, чтобы Гарри как можно быстрее закончил свое дело. Теперь их занятия сексом имели очень непродолжительный характер. Ложась спать, она постоянно думала над тем, сколько же на свете жен, которым приходится терпеть то же, что и ей, переключая свои интимные интересы на совершенно другую сферу. Единственным успокоением для нее теперь была мысль о сыне, в котором заключен весь смысл ее нынешней жизни. Марк, как счастливый солнечный лучик, озарит всю ее жизнь.

Как только Гарри уходил на занятия, Марчелла включала на полную громкость радиоприемник, надеясь на то, что звучащая на волнах «ФМ-радио» классическая музыка зародит в сознании Марка любовь к этому красивому виду искусства. Ей очень хотелось, чтобы Марк вырос интеллигентным, любящим искусство молодым человеком.

Когда Марку исполнилось девять месяцев, Марчелла приняла участие в церемонии окончания школы одной своей давней подруги, которая состоялась в солнечный июньский день на территории украшенного гирляндами и знаменами школьного двора. Марка она одела в белые штанишки, белую рубашечку и белую бейсболку.

Пришедшая на церемонию Ида помогала держать Марка во время торжественных речей и вручения наград. На Марчелле было красное, сшитое из тонкой шерстяной ткани платье, слишком теплое для такого солнечного дня, которое к тому же сильно облегало ее теперь уже округлившиеся женские формы.

По окончании торжественной части церемонии друзья и родители выпускников толпились во дворе школы, позируя фотографам и оставляя автографы в личных ежегодниках друг друга. Двигаясь по школьному двору с Марком на руках, Марчелла неожиданно столкнулась с какой-то знакомой фигурой.

— Марчелла! — приветствовала ее мисс Вульф. Поцеловав учительницу в щеку, Марчелла принялась извиняться.

— Прошу прощения за то, что так долго не звонила. Это все из-за него, — сказала Марчелла, кивая головой на Марка. — Марк, поздоровайся с мисс Вульф.

Мисс Вульф покорно потрепала малыша за подбородок.

— Очаровательный малыш, — сказала она, — но как обстоят дела на писательском фронте?

Марчелла, тяжело вздохнув, сменила затекшую руку, усаживая Марка поудобнее.

— В ответ на отправленные мною рукописи я получила целую коллекцию уведомлений об отказе, — ответила Марчелла. — Знаете, мисс Вульф, я так опечалена этим фактом.

— И много ли таких отказов? — поинтересовалась мисс Вульф.

— Я не считала. Двадцать, а может, даже тридцать… — уточнила Марчелла. — Получая эти отказы, я чувствую себя таким ничтожеством и бездарностью. Вы просто не представляете себе, что это такое.

— Боюсь, что мне тоже очень знакомо это состояние. Не только тебе одной отказывали!

Глаза Марчеллы расширились от удивления.

— И вас тоже отказывались печатать?

Покачав головой, мисс Вульф продолжала:

— У мне накопилось более трехсот произведений. Каждый новый отказ является стимулом для написания нового, еще более интересного по содержанию произведения. Не могут же они постоянно игнорировать хорошие работы!

Подошла Ида и забрала у Марчеллы Марка, чтобы показать его одной своей знакомой, тоже бабушке. Марчелла пригласила свою собеседницу отойти чуть подальше от толпящихся людей.

— Мои работы отказываются печатать даже бесплатно, — пожаловалась она учительнице. — Но я все равно не могу бросить это дело.

— Послушай меня, Марчелла, — обратилась к ней мисс Вульф. — У тебя есть все данные, чтобы стать писательницей. Ты вкладываешь в свои рассказы душу, и кроме того, тебе есть о чем поведать читателям. А это самое главное в писательском деле! Не бросай это дело! Я уверена, однажды тебя обязательно напечатают.

Марчелла с нежностью, блестящими от слез глазами смотрела на свою учительницу. В последнее время с ней только и разговаривали, что о ее прелестном ребенке.

— Вы даже не представляете, что значат для меня ваши ободряющие слова, — прошептала она, пожимая руку мисс Вульф.

— А ты хорошие книги читаешь, Марчелла? — поинтересовалась мисс Вульф.

Улыбнувшись, Марчелла ответила:

— Думаю, вы бы назвали эту литературу обычной чепухой. Посоветуйте, мисс Вульф, какие книги мне лучше читать. По крайней мере, я хотя бы займусь самообразованием.

Мисс Вульф, порывшись в висевшей на ее плече плетеной сумочке, достала переснятый на ксероксе лист бумаги.

— Это список литературы на следующий учебный год, — сказала она. — Читай по одной книге в неделю, и через пару годков ты можешь считать себя достаточно образованной женщиной.

Откуда-то послышался детский плач, и Марчелла инстинктивно повернула голову в сторону хныкающего Марка. Потрепав Марчеллу по плечу, мисс Вульф сказала:

— Ну иди, поищи своего сыночка. Я вижу, что теперь он для тебя свет в окошке. Только все равно не бросай писать.

Импульсивно нагнувшись, Марчелла поцеловала в щеку пожилую учительницу, а затем побежала прочь разыскивать своего сына.

Когда Марку исполнился год, глаза его оставались такого же интенсивно-голубого цвета, а характерные для итальянцев густые черные волосы с пышной челкой над бровями придавали ему осмысленное, как у взрослого, выражение лица. На два часа в день Марчелла оставляла ребенка обожавшей его бабушке Иде для того, чтобы отправиться за покупками на рынок. Она никогда не заглядывала в тот отдел, где они с Анджело занимались любовью, не замечая мужчин и не думая о сексе. Она не придавала никакого значения своим габаритам и внешности. Такою она стала исключительно по вине Гарри. Он никогда не обсуждал их совместную жизнь и семейные отношения, и Марчелла чувствовала себя нелюбимой. Гарри тоже стал прибавлять в весе, превращаясь в неуклюжего громилу, по выражению лица которого нетрудно было догадаться, что он не является объектом женской страсти. Очевидно, ей придется прождать пять, десять, а может, и пятнадцать лет, до тех пор, пока не вырастет сын, который будет беседовать с нею и понимать ее. Она проводила все свое время с ребенком, читая ему рассказы, занимаясь с ним музыкой, обнимая и целуя его.

— Хватит тискать малыша, Марч, — ворчливо одергивал ее Гарри. — Хочешь вырастить из него маменькиного сыночка?

Отдавая ребенка мужу, Марчелла думала, что лучше быть маменькиным сыночком, чем бесчувственным чурбаном.

Когда осенью 1971 года Гарри наконец получил диплом бухгалтера, его отец связался с бизнесменом, который обещал сделать что-нибудь для сына мистера Уинтона. Он выполнил свое обещание, предложив кандидатуру Гарри одной расположенной на Уолл-стрит брокерской конторе, в которой он был неучаствующим партнером.

«Столлмэн», «Уэллер», «Файн» и «Теллерман» были самыми крупными и процветающими фирмами в городе. Согласно программе обучения, подготовленной этими фирмами, самые одаренные молодые стажеры, попрактиковавшись на ниве бизнеса, могли быть приняты на конкурсной основе для работы по имеющимся специальностям непосредственно в перечисленных фирмах. Претенденты должны были выдержать суровый конкурсный отбор. По наблюдениям Марчеллы, Гарри не был слишком уж одаренным учеником, но, даже несмотря на это, она ни на минуту не сомневалась в том, что его настойчивость и заслуживающие доверия человеческие качества помогут ему прорваться в этот мир жестокой конкуренции и честолюбия. Сидя утром за чашкой кофе во время своего первого перерыва, Гарри чувствовал себя достаточно неуютно в новом, сшитом из грубой шерстяной ткани костюме, купленном на распродаже накануне, в воскресенье, в секции «Для молодых клерков». Оглядываясь на молодых, преимущественно женского пола продавцов, Гарри вдруг отчетливо понял, что он потерял по причине своей ранней женитьбы: свидания и ухаживания за молодыми, привлекательными женщинами.

Сначала он, согнув палец, подсознательно прятал свое кольцо, а потом уже смотрел на него вопросительно, раздумывая, смеет ли он отправляться каждое утро без обручального кольца.

— Не бери в голову, — услышал Гарри позади себя гнусавый голос. — Все уже давно заметили твое кольцо.

Обернувшись, Гарри увидел коллегу Бернарда, нервного и преждевременно полысевшего молодого человека, который сидел рядом с ним утром на брифинге.

— Ты разве не знал о том, что, завидев нового молодого человека, девушки первым делом обращают внимание на наличие или отсутствие обручального кольца на его пальце? — спросил Бернард, указывая на стоящий напротив секретарский стол. — Стоит ли беспокоиться о таких пустяках? От наличия обручального кольца твои шансы не уменьшатся. Жена у тебя красивая? И дети есть? А где ты живешь?

Залпом выпив кофе, Гарри промолчал, не ответив ни на один поставленный вопрос.

— Я эксперт по женским вопросам, — сообщил Бернард. — Если хочешь знать, с кем здесь завести роман, обращайся ко мне.

— Кажется, ты тоже работаешь сегодня первый день? — вопросительно глядя на Бернарда, поинтересовался Гарри.

— Да, это так. Но я умею читать по глазам, — хвалился Бернард. Указывая на сидящую за соседним секретарским столом худенькую шатенку с пришпиленной к костюму карточкой, на которой было написано имя, он воскликнул: — Например, она! На что поспорим?

Девушка заулыбалась, наблюдая за тем, как Гарри читал ее имя на бирке: Глория Дефрис.

Слегка толкнув локтем Гарри, Бернард сказал:

— Ну что я тебе говорил? Я был не прав?

— Ладно, хватит, — проворчал Гарри. — Сам знаешь, что я женатый человек.

— Да, но многое зависит от того, как женат, — пояснил Бернард. — В этом есть отличия.

Перед тем как уйти, Гарри, оглянувшись, увидел, как Глория повернулась на стуле, ожидая его прощания. Между смотревшими друг на друга молодыми людьми установился невидимый контакт, который уже в течение двух лет не удавалось установить Гарри. Во время ленча он, оторвавшись от своего нового приятеля, встал поближе ко входу, ожидая, что Глория тоже явится на ленч. Когда она наконец появилась, Гарри шел за нею целый квартал. Подождав, пока она скроется в кафетерии, он вошел следом за ней и увидел, как она встала у пустого столика, углубившись в меню.

Она подобрала свои шатеновые волосы и обтянула ноги черными чулками. Вид у нее был какой-то дешевый и довольно доступный. На зеленом платье по-прежнему висела карточка. Гарри подошел к той же стойке.

— Можно? — спросил он.

Подняв на него глаза и улыбнувшись, она покачала головой:

— Конечно.

Он встал напротив, и между ними завязался разговор, в основном о работе.

— Я сразу тебя заметила, — призналась Глория, садясь за стол, на котором стояла порция сандвича с беконом, салата-латука и томатов. — Что-то особенное есть в твоей походке и манере держаться.

— Неужели? — удивился Гарри.

— Да-да, — подтвердила она. — Ты какой-то самоуверенный. Но тебе здесь это очень пригодится. С волками жить — по-волчьи выть. Я, например, тоже ношусь по всем отделам и делаю все, о чем бы меня ни попросили. Только не думай, что мне это очень нравится. Вначале я вообще очень пожалела, что устроилась сюда. Мне хотелось иметь постоянного начальника, как это положено во всех учреждениях. А сейчас уже привыкла, потому что в курсе абсолютно всех дел в фирме. Ведь мне приходится поддерживать связь со всеми отделами. Если не удастся познакомиться с таким парнем, у которого будут честолюбивые стремления, тогда держись у меня! — притворно ударяя кулаком по столу, захихикала она.

— И что тогда будет? — поинтересовался он, прожевывая гамбургер. — У тебя что, есть какой-то секрет?

Она смотрела на него, хлопая ресницами. Подумать только, ему и в голову не приходило, что она такая деловая!

— А ты честолюбивый? — спросила она.

— Мне приходится им быть, но каким бы ты ни был, тебе все равно надо вставать утром на работу.

Пожав плечами, она стала вытирать свои губы бумажной салфеткой.

— Уолл-стрит — место, где можно заработать много денег. По-настоящему много! Я знала многих парней, которые, заработав много денег, потихонечку убираются из страны. Ты женат?

Гарри утвердительно кивнул.

— Счастлив? — продолжала она.

На этот вопрос Гарри неопределенно пожал плечами. Изобразив на лице сочувственную гримасу, она, разувшись под столом, пальцами ноги стала щекотать ему под коленкой. Вопросительно посмотрев на Гарри, она продолжила это занятие. Гарри тут же начал возбуждаться.

— Может, расскажешь о своей женитьбе? Ерзая на стуле, он опустил взгляд на колени.

— Особо не о чем рассказывать. Она забеременела, и мы поженились.

— О, да ты джентльмен, — хлопая ресницами, сказала Глория. — У меня даже настроение испортилось после твоего рассказа.

— Ты же сама просила рассказать, — обиделся он.

— Надеюсь, ты не жалеешь об этом? — спросила она.

— Не жалею ли я? — многозначительно глядя на нее, повторил вопрос Гарри. Он заглянул ей в глаза, и она не отвела от него своего взгляда, продолжая медленно тереться носком об его ногу.

Призывно вздохнув, Гарри позвал официантку.

— Если можно так выразиться, — начал он, помешивая ложкой кофе и снова заглядывая ей в глаза. Между Глорией и Гарри определенно установился какой-то контакт. — Моя жена меня не понимает, — сообщил он своей собеседнице.

Несколько раз качнув головой, Глория сказала:

— Ну вот, еще один непонятый объявился.

Марчелле нравилось, каким рос ее Марк. Ей доставляло огромное удовольствие водить ребенка в расположенный на центральной части улицы парк железобетонных конструкций, где она, радостно раскачивая качели с малышом, с упоением наблюдала за тем, с каким любопытством разглядывал он окружающих детей. В полдень, когда сын укладывался спать, она приступала к написанию своих рассказов.

Она писала о молодых матерях, живущих на улицах Маленькой Италии, и о замужних женщинах, живущих со своими мужьями без всякой любви. В рассказах фигурировали задиры мужья и их жены, осмелившиеся им прекословить. Сама бы она решилась на поступки своих персонажей лишь после того, как могли быть опубликованы ее рассказы и после официального признания ее писательницей. Все блокноты были исписаны ее идеями, мыслями, фантазиями. Конечно, было совсем неплохо иметь такую вот тетрадь для записей. Но ей нужно знать реакцию своих читателей. Снова и снова она доставала из почтового ящика уведомления с отказами, стараясь найти в них хоть одну утешительную фразу. Если ее рассказы попадали не в те руки, то, по крайней мере, тешила она себя надеждой: меня будет несложно разыскать. Поэтому Марчелла решила выслать еще одну порцию рассказов, на этот раз значительно подработав сопроводительное письмо.

Нужно было как-то сэкономить деньги для расходов на фотокопии, конверты, почтовые отправления, поэтому она перестала покупать себе цветы, экономила на ленчах, завтракая у матери перед тем, как оставить у нее Марка, и не тратилась на покупку книг, а брала их в библиотеке. Теперь она решила по-новому отнестись к отказам: она будет сортировать самые грубые и короткие, чтобы однажды, став известнейшей писательницей, можно было обнародовать имена тех редакторов, которые были настолько слепы, что не смогли заметить ее дарование.

Настроение ее изменилось при виде вернувшегося вечером Гарри, который вовремя еды читал газеты «Уолл-стрит джорнел» и «Нью-Йорк таймс».

— Как это ты умудряешься читать сразу две газеты? — однажды вечером спросила она Гарри.

— Когда работаешь с деньгами, не так уж много времени остается на чтение, Марч, — ответил он.

— Расскажи мне о том, чем ты занимался сегодня на работе, — попросила она.

Гарри принялся рассказывать ей, какие большие деньги можно получать на паях с кем-то, если оперативно использовать информацию, полученную из достоверных источников. Он с восхищением рассказывал, как некоторые работники зарабатывают таким образом свыше миллиона долларов в год. Он также отметил, что познакомился с нужными ребятами и старшим управляющим, который, проявив к нему интерес, дал несколько советов относительно того, как сделать себе карьеру. Он азартно рассказывал о своей работе, а когда касался вопросов возможности высоких заработков, глаза его начинали гореть.

— Знаешь, тебя сейчас возбуждает одна лишь тема — разговор о деньгах, — сказала Марчелла. — Мне бы хотелось, чтобы ты проявлял не меньше радости, услышав, как начинает произносить свои первые слова Марк. Повосхищайся своим сыном! Да, Гарри, поудивляйся хоть немножко!

— Уолл-стрит, где я работаю, как раз то место, где постоянно чему-нибудь удивляешься, — отрезал Гарри. — Работая в таком месте, нельзя не думать о деньгах!

Он снова уткнулся в газеты, а она пошла мыть посуду. Хотя Марчелла сказала ему повосхищаться своим сыном, но на деле ей очень хотелось крикнуть: «Повосхищайся мною! Поводи меня по каким-нибудь интересным уголкам! Побеседуй со мной о моих грезах!»

Поставив посуду в раковину, Марчелла подумала, как трудно заставить кого-либо жить своими интересами. А что такого интересного она теперь собой представляла, чтобы вызвать чей-нибудь интерес? Она была заурядной, располневшей домашней хозяйкой, воспитывающей обожаемого ею сына. Так она мыла тарелки, погрузившись в свои невеселые мысли. Но вдруг какой-то внутренний голос напомнил ей: «Ведь ты же писательница, Марчелла. С каким интересом слушали твои рассказы школьные подруги. Да и мисс Вульф говорила, что у тебя есть талант!..»

Да, это так, но почему же тогда многочисленные журналы продолжали настойчиво отказываться от ее рассказов? В чем причина?

«Все равно твое предназначение — писать, — звучал в ушах чей-то голос. — Именно это будет твоим спасением».

«Интересно, — думала она, — а других преследует такой же внутренний голос? Или это случилось только со мной?»

Несколько вечеров они провели с проходившими учебную практику друзьями Гарри. Марчелла, принарядившись, изо всех сил старалась получить максимум удовольствия от этих вечеров. Ведь на них присутствовали мужчины, взгляды которых ей было так необходимо поймать на себе только для того, чтобы утешиться, что она, как и прежде, вызывает восхищение у мужчин. Но присутствующие мужчины вовсе не заинтересовали ее. Все они были какими-то скучными, увлеченными лишь своими честолюбивыми стремлениями. Удивительно, что их жены были еще более честолюбивыми, чем мужья. Они снисходительно отнеслись к тому, что Марчелла провела свое детство в районе Маленькой Италии.

Марчелла написала рассказ о застолье честолюбивых жен, о том, как в процессе трапезы они не забывали время от времени, якобы случайно, упомянуть марку своего автомобиля, должность мужа и некоторые детали занимаемого им положения. Хорошо бы вырастить Марка таким, чтобы он был выше всех этих мелочей и находил радость в более существенных и прекрасных вещах!

Раз в неделю, оставив Марка матери, Марчелла отправлялась на метро в район «Коламбия сёркл». Направляясь от Пятьдесят седьмой улицы в сторону Пятой авеню, ты как будто попадаешь в другой мир. Сначала, словно совершая какое-то запретное действие, она украдкой и бегло рассматривала прилавки таких знаменитых фирм, как «Бергдорф Гудмэн» и «Бонвит Теллер», но через некоторое время решила, что имеет точно такое же право находиться здесь, как и другие покупатели. Вскоре она привыкла к зазывающим улыбкам приветливых продавцов, спешащих оказать тебе любой вид услуг. Марчелле доставляло огромное удовольствие трогать руками прекрасную дорогую одежду, которая была ей далеко не по средствам. Пробежав по всем этажам магазинов модной одежды, она отправлялась в книжный магазин «Даблдэй» на Пятой авеню, где с изумлением перелистывала страницы ярких, потрясающе красивых обложек новых романов и автобиографических повестей, жалея только об одном, что у нее нет достаточной суммы для того, чтобы купить это все.

— О, Марчелла! — восхищенно воскликнула Ида. — У тебя самый красивый сыночек в округе, а дочь будет еще прелестнее, — уверенным тоном заявила Ида.

Этот разговор состоялся накануне Рождества 1971 года, когда Марчелла сидела на выцветшей софе в гостиной у матери. И как это произошло, что она снова забеременела? А может, ей просто захотелось, чтобы у Марка был братик или сестричка? Или, может быть, это был день, когда она, перестав считать себя писательницей, думала о себе как о. безнадежной бездари, которая лишь тешила себя тем, что является великой писательницей. Скорее всего, она забеременела в один из тех дней, когда, находясь в состоянии какой-то депрессий, не побеспокоилась воспользоваться своим обычным противозачаточным средством — пенной жидкостью.

— Наверное, ты рада тому, что снова забеременела? — поинтересовалась Ида. — Но что случилось? — спросила она, внимательно глядя на дочь. — Ты сидишь такая безучастная ко всему, как будто бы тебе все абсолютно безразлично. Может, ты заболела?

— Со мною все в порядке, мама, — спокойно ответила Марчелла, наблюдая за играющим на ковре в гостиной матери Марком. — Я просто не… — не закончив фразу, остановилась она. Сейчас она отчетливо видела перед собой лицо Иды. Чем можно было объяснить такой калейдоскоп чувств, отразившийся на ее лице: разочарование, гордость и негодование? Теперь она поняла, почему так тянула со своим сообщением о беременности. — Ты счастлива, мама, только потому, что твоя дочь идет по проторенной колее, — наконец сказала Марчелла. — Тебе очень нравится, что я такая же, как и все обычные женщины…

Недовольно ворча и тряся головой, Ида спросила:

— По-твоему, Марчелла, быть обычной женщиной — грех? Что плохого в том, чтобы иметь прекрасную семью, где все любят друг друга? Ты никогда не задумывалась над тем, что ты, может быть, и есть одна из тех обычных женщин?

— Боже упаси! — ответила Марчелла.

Эта беременность разительно отличалась от предыдущей, когда Марчелла носила Марка. Марчелла не относилась к предстоящему рождению ребенка как к чему-то особенному. На этот раз она не вдавалась в глубокие размышления по поводу того, какой у нее родится ребенок. Несмотря на известные женские приметы, когда живот во время беременности торчит горкой вперед либо круглый, у Марчеллы вовсе не было никакой уверенности в том, что у нее родится девочка. Гарри очень хотел назвать девочку Шейлой. Но Марчелле не нравилось это имя, и она больше склонялась к имени Соня, которое, на ее взгляд, подходило для любой шикарной женщины.

Соня родилась в июне, после десяти часов болезненных схваток, которые пришлось выдержать Марчелле. Тогда Марчелла поклялась, что это будет ее последний ребенок.

— Боль быстро забывается, — твердила Ида. Но эта боль приобрела слишком затяжной характер, чтобы ее можно было так легко и просто забыть. Боль была настолько сильной, что Марчелла, впав в какое-то оцепенение, стала просить чего-нибудь болеутоляющего. Когда наконец роды кончились и рядом с ней положили крохотную дочурку, Марчелла вдруг почувствовала к ней какой-то бешеный любовный порыв. И как она только могла так долго не выпускать на свет маленькое чудо? Девочка родилась просто превосходной: миленькая, без единого красного пятнышка, с которыми обычно рождаются все младенцы. Длинные, темные ресницы оттеняли гладкую кожу на пухлых щечках. Даже спустя много лет Марчелла рассказывала своей дочери о том, что она была прекрасна с самого момента рождения. Гарри с первого взгляда полюбил свою дочь. Соня была папиной дочкой, а Марк был маминым сынком.

Когда Марчелла принесла ребенка домой, она тут же расстроилась из-за того, что девочка не желала сосать материнскую грудь.

— Она выплевывает мою грудь! — жаловалась Марчелла матери по телефону.

— Попробуй накормить ее детским питанием, — посоветовала Ида. — Некоторые дети предпочитают его материнскому молоку. Я сейчас подъеду.

Соня жадно высасывала смесь из бутылочки, а Марчелла, склонившись над младенцем, с удивлением спрашивала стоявших рядом Гарри и Иду:

— Почему она не хочет сосать мою грудь?

— Ну не расстраивайся так сильно, — похлопывая по плечу, успокаивала ее Ида. — Некоторые детишки не так легко поддаются кормлению.

Расстраивая Марчеллу с первых дней своей жизни, это маленькое существо как бы потихоньку начинало развязывать невидимую войну между матерью и дочерью.

Когда Марка познакомили с его сестричкой, он потянулся, чтобы поцеловать маленькую ручку новорожденной, не выразив при этом ни малейшего сожаления или ревности.

— Это замечательно, милый, — говорила ему Марчелла. — Я хочу, чтобы ты присматривал за ней. Будь ее старшим братом и надежным другом.

С серьезным видом рассматривая через решетчатую кроватку премилое лицо своей сестренки, Марк, утвердительно покачав головой, согласился с матерью.

Однажды в воскресенье, когда Соне, взращенной на искусственном кормлении, исполнилось пять месяцев, Марчелла, оказавшись в доме своих родителей, демонстрировала отцу, как Марк, реагирует на музыку, которую он слушал по каналу «ФМ-радио». В возрасте всего двух лет он уже наслаждался музыкой и проявлял тонкий музыкальный слух, размахивая руками и подпрыгивая в такт музыке.

— Уверяю тебя, этот дар перешел к нему по наследству от прабабушки, — заверил ее довольный Альдо. — Какой у нее был голос! Она могла по праву занять достойное место на сцене «Ла Скала». Может, хоть Марк станет музыкантом. Дай мне слово, что, если так и случится, он будет выступать под фамилией Балдуччи.

— Как это может случится, папа? — с восхищением глядя на отца, спросила Марчелла. — Ведь его фамилия Уинтон. Я обещаю тебе, что, если когда-нибудь напечатают мои рассказы, я выпущу их под именем Марчелла Балдуччи-Уинтон.

— О каких рассказах идет речь? — вопросительно глядя на нее, спросила Ида.

Гарри, державший на руках Соню, тоже перевел свой взгляд на Марчеллу.

— Покажи своей маме рассказ о том священнике, который венчал нас, Марч, — посоветовал Гарри. — Он наверняка ей понравится!

— Ты написала рассказ об отце Кармелло? — спросила Ида. — Дай мне его почитать, Марчелла!

Марчелла, грозно взглянув на Гарри, произнесла:

— Он шутит, мам.

— Да нет, вовсе не шучу, — настойчиво повторил Гарри, посмеиваясь. — Вам, Ида, стоит почитать о том, до чего докатился святой отец!

— Ты хочешь сказать, Марчелла, нет, этого не может быть!.. — Остановившись возле Марчеллы со стопкой посуды, Ида сказала: — Женщине, имеющей двоих детей, писать о такой гадости?

Послышался тяжелый вздох Марчеллы.

— Послушайте, вы, — произнесла она, оглядывая всех собравшихся в доме родственников. — Я все равно стану писательницей, даже если на опубликование хотя бы одной моей книги уйдет целая жизнь! Некоторые рассказы будут весьма романтическими, другие сексуальными, а что тут такого! Вы хоть когда-нибудь читали последние публикации?

— Я не желаю этого читать! — воскликнула Ида. — Мир просто сошел с ума. Эти хиппи и вообще все как будто помешались на сексе!

Под впечатлением разговора с матерью и Гарри Марчелла написала новый рассказ о том, как сексуально неудовлетворенная женщина, посетив рынок, отдалась продавцу прямо у мясного прилавка. Произошедший с Марчеллой на рынке случай был практически без изменений перенесен в рассказ, дополненный очень пикантными подробностями интимной близости, которую она испытала тогда с Анджело. Атмосфера начала семидесятых годов располагала к тому, чтобы описанные в романе события были как можно больше приближены к жизни. На этот раз она послала свой рассказ в журнал «Космополитэн», уверенная в том, что читатели по достоинству оценят натурализм и юмор написанного ею рассказа.

Обычно почту приносили в промежуток времени, когда Гарри был на работе, а по субботам Марчелла сама бегала вниз проверить почту в то время, как ее муж принимал в ванной душ. Письмо из редакции «Космополитэн» прибыло через месяц. Когда она, распечатав конверт, обнаружила в нем даже неразвернутые и непрочитанные страницы своего романа, из ее груди вырвался вздох разочарования. Как она привыкла к этой ненавистной формулировке отказа, всегда начинавшийся словами «Редакция сожалеет…», без какого-либо намека на похвалу.

— Может, я опять погорячилась? — громко крикнула Марчелла на всю кухню. — Неужели я не заслуживаю более приличного ответа? Неужели все, что я пишу, — сплошная ерунда?

Но лежавшая на столе полоска бумаги не отвечала, а говорила лишь о том, что редакция не нуждается в рассказах такого рода.

Апрель 1973 года

Стояла весна, и Гарри небрежной походкой направлялся на свидание с Глорией для того, чтобы за ленчем отпраздновать свое второе повышение по службе на восемнадцатый месяц пребывания в фирме. Он чувствовал себя совершенно другим человеком, когда каждое утро, пройдя три квартала, добирался до подземки. Оставляя позади свои сомнения, несбывшиеся надежды и имидж неразговорчивого мужа, он, надев маску самоуверенного человека, направлялся туда, где отчетливо знал свои обязанности. И если он правильно рассчитал все ходы, то Глория, по его предположениям, должна была помочь ему заработать миллион долларов! Иногда, когда у него не было сил ехать в переполненном вагоне метро, он останавливал такси и тогда, заплатив всего лишь два доллара за транспортные услуги, чувствовал себя комфортно на протяжении целого дня. К тому времени, когда он добрался до Уолл-стрит, где находилось любимое Глорией кафе «Брассери», он чувствовал себя элегантным эстетом.

Быстро продвигаясь по служебной лестнице, Гарри намеренно умалчивал об этом дома, не желая делиться своими успехами с Марчеллой, найдя в лице Глории лучшего для обсуждения своей карьеры сподвижника. Гарри интуитивно чувствовал запросы рынка и, кроме того, считал он тоже неплохо. Но только благодаря Глории он, так быстро пройдя стажерский курс, добился должности помощника управляющего отделом по изучению потребностей рынка. Немаловажное значение сыграли и личные качества Глории, которая ни на минуту не теряла Гарри из виду.

В настоящий момент они держали свои свидания в строгом секрете, никто в фирме не должен был знать об их дружеской связи. Глория охотно спешила ему на помощь, сообщая Гарри о том, к какому директору лучше всего обращаться для того, чтобы занять только что освободившееся хорошее местечко. Специфика ее работы, состоявшая в постоянном общении с другими подразделениями фирмы, давала ей возможность быть в курсе всех дел различных отделов, поэтому она раньше других знала обо всех увольнениях, отставках и перемещениях сотрудников по службе. Она досконально знала иерархию корпорации, держала в секрете дела фирмы и старательно рядилась в одежды, которые помогали ей создавать неповторимый имидж очень сексуальной женщины. Это была та хорошо известная всем Глория, которую некоторые сотрудники даже побаивались. Тогда, при первой их беседе с Гарри, она призналась, что хотела бы подружиться с каким-нибудь очень целеустремленным в делах карьеры парнем. И сейчас она делилась с ним своими знаниями о том, как нужно действовать и вести дела в офисе, чтобы добиться успехов в карьере.

— Когда молодой, честолюбивый парень приходит в офис к новому боссу и начинает его о чем-то просить, — объясняла она, — боссу это нравится. Даже если у парня очень большие запросы, боссу непременно захочется, чтобы этот парень работал у него. Понимаешь, вся хитрость в том, чтобы стать толстокожим и не пугаться никаких трудностей.

— Это как раз про меня, потому что я никогда ничего не боялся, — похвалился Гарри.

— Фантастика! — выдала Глория один из своих самых громких комплиментов с таким взглядом, при котором ему всегда хотелось нравиться ей еще больше.

— И хочешь знать почему? — поинтересовался он у нее. — Потому что четыре года назад я считал себя никому не нужным человеком. Я правильно поступил, что женился, но тогда я был, как мертвец. А сейчас я снова ожил. Глория, я никогда не думал, что работать на Уолл-стрит так интересно!

А сейчас он был помощником управляющего целого отдела!

— Дай слово, что ты обратишься только ко мне, если тебе когда-нибудь понадобится секретарша, — улыбнулась Глория. — Только прошу не злоупотреблять моими возможностями!

После этого они чокнулись бокалами шампанского.

— Это просто восхитительно, что ты мне помогаешь, — сказал он ей в конце ленча. — Если бы не ты, я вряд ли добился таких успехов.

Тихонечко ударив Гарри по коленке под скатертью, Глория рассмеялась:

— Я знала, что буду нужна тебе.

— Да, да, ты действительно мне нужна, — сказал Гарри.

— А что она, не помогает тебе? — спросила Глория. Встретив вопросительный взгляд своей собеседницы, Гарри недоуменно пожал плечами.

— Ну разве можно ее сравнить с тобой, Глория? Ее совершенно не волнует моя карьера. Она вся поглощена заботами о детях и написанием своих книг. Деньги для нее не имеют никакого значения.

— Ну, да это до тех пор, пока ты их приносишь, — закончила за него фразу Глория. Улыбнувшись, она продолжила: — Слушай, парень, я хорошо знакома с таким типом женщин. Они смущаются при виде денег, но тратят их не меньше других женщин. А как она отреагировала на то, что ты стал помощником управляющего?

Глядя на нее своими честными, ярко-голубыми глазами, он сообщил ей:

— Моя жена пока ни о чем не знает, Глория. Мне очень хотелось сначала отпраздновать свое повышение с тобой.

Подняв бокал шампанского, она сказала:

— Итак, давай отметим это событие. — Отпивая маленькими глотками вино, она не сводила с него своего внимательного взгляда. — Тебе нужно получше одеваться, Гарри, — посоветовала ему Глория. — Мне кажется, ты ежедневно, начиная с самого первого дня нашего знакомства, не снимаешь этот костюм. Если ты будешь выглядеть немного лучше своих коллег, они, сами не зная почему, предпочтут твою кандидатуру всем остальным. Мне бы хотелось видеть тебя в более изящных и дорогих костюмах. Они должны быть полегче и не сковывать тебя, потому что в настоящее время жизненный стиль Уолл-стрит слегка расслабленный, Гарри. Ближе к Жоржу Армани!

— Ну, ты тоже скажешь, Жоржи Армани! — засмеялся он. — Ты знаешь, сколько стоит такой фирменный костюмчик!

— Такой костюмчик будет хорошим применением твоему капиталовложению, — заверила его Глория. — Потратившись на себя, ты выиграешь гораздо больше!

— Но если я начну хорошо одеваться, она же может заметить, — сказал он.

Подняв на него глаза, Глория высказалась:

— Если женщина не любит мужчину, думаешь, она замечает, во что он одет? В костюмы от Сен-Лорана или «Брукс бразерс»? Видела я, как эти жены, заходя в химчистку, держат на расстоянии вытянутой руки костюмы своих мужей, как будто бы от них дурно пахнет!

— Хорошо, — сказал он, пожав ей руку под белой льняной скатертью. — Я, пожалуй, пройдусь с тобой по магазинам поздно вечером…

Прищурившись и задумчиво глядя на него, она начала:

— Я вижу тебя в костюме светло-серого цвета. Будешь в нем смотреться, как голубь, который выделяется среди безликой толпы.

Склонившись над столом, он спросил Глорию:

— Может быть, ты меня поцелуешь ради такого случая?

Оглянувшись по сторонам, она осторожно заметила:

— Успех сильно вскружил тебе голову. Не хватает только того, чтобы кто-нибудь выследил нас и рассказал…

Он первый поцеловал ее, не дав закончить начатую фразу.

— Не понимаю, — начал он, откинувшись на стуле, — когда мы с тобой познакомились, очень многие ребята хотели с тобой подружиться. А ты выбрала меня — почему?

— Я предпочитаю творческий подход во всех делах! — сказала она, пожимая под столом его руку. — Есть своеобразный шарм в том, что женщина подстраховывает мужчину. В тебе я вижу сырой материал. Мне доставляет истинное наслаждение лепить из тебя человека.

— Получается, что я вроде пластилина в твоих руках, — ухмыльнулся он.

Покачав головой, она еще раз подтвердила:

— Да, ты нуждаешься во мне! Рассмеявшись, он признался:

— Вот смешно! Если бы Марчелле сказали о том, что я нуждаюсь в ней, она бы ни за что в это не поверила! Нет, должно быть, ты нашла во мне что-то особенное, Глория.

— Именно это я и хотела сказать, — прошептала она своим детским голоском. Опустив вниз глаза и легонько толкнув его в грудь, она начала: — Видишь, какая я мастерица! Если я направлю тебя в нужное русло, ты действительно начнешь пользоваться накопленными мною знаниями и тем, что мне приходится слышать. Ты удивишься, узнав, что люди говорят в моем присутствии. Они настолько привыкли ко мне, что порой не замечают меня! Я давно решила, что лучше останусь на своем прежнем месте, пока не дождусь нужного мне парня.

Покинув зал и оказавшись в темном вестибюле, они еще раз поцеловались. Отношения их не заходили дальше поцелуев за ленчем. Время от времени она продолжала гладить ногой его ногу, возбуждая его ещё больше при помощи своих рук. Он очень хотел интимной близости с ней, но между ними воцарилось своего рода негласное соглашение о том, что им следует еще немного подождать. Он безусловно хотел ее, но это желание пока не переросло в какую-то безумную взаимную страсть, и их отношения напоминали ровное, спокойное восхождение на гору.

На следующей неделе они поехали покупать Гарри новый костюм. Глория советовала ему выбрать светло-серый, считая, что этот цвет лучше других сможет выигрышно оттенить цвет его лица и волос. Никто до этого не говорил ему о приятном цвете его лица, и никогда раньше ему не приходилось слышать комплименты по поводу своей внешности. Однажды, занимаясь любовью в постели с Марчеллой, он представил, что под ним лежит Глория. Но он также хорошо понимал и то, что этой его фантазии не скоро удастся сбыться.

Любимым автором Марчеллы была Эми Джаггер, рыжеволосая острячка, которую часто можно было увидеть в телепередачах с участием сексопатологов, где она заверяла неудовлетворенных замужней жизнью женщин в том, что ответы на их проблемы можно найти в ее последнем романе. Ее нашумевший роман «Застежки-«молнии», проданный несколько лет назад тиражом в пять миллионов экземпляров, явился предвестником сексуальной революции семидесятых годов. Этот роман описывал судьбу одной одаренной здоровьем женщины по имени Эми, которая всю свою дневную и даже часть ночной жизни посвятила поиску путей достижения наивысших сексуальных удовольствий.

Главная тема ее книг о том, что женщины должны быть более раскрепощенными, приятно возбуждала всех жительниц Америки. Когда эта книга появилась на прилавках супермаркета, Марчелла сунула ее в тележку с бакалейными товарами, купленными в магазине, и два дня подряд с любопытством поглощала страницу за страницей. Сексуальные сцены были настолько близки ее собственным фантазиям, что в первую же ночь после прочтения романа Марчелла получила оргазм от близости с Гарри только благодаря новой книге Эми Джаггер, а не по причине стараний своего мужа. С этого времени Марчелла не пропускала ни одного нового произведения Эми Джаггер. Многие героини романов Эми Джаггер страдали от неудовлетворенности своих желаний, отчего Марчелле становилось еще более одиноко.

Когда Соне исполнилось три года, Марчелла определила своих детей в местный детский сад, а сама поступила на писательские курсы Образовательного центра для взрослых, расположенного в Гринвич-Виллидж. Гарри она сказала, что учится на курсах машинописи и стенографии, и поэтому еженедельно на каждое занятие ей приходилось таскать с собой собственную портативную пишущую машинку.

Новая учительница Марчеллы Нэнси Уорнер была некрасивой полной женщиной. Ей было пятьдесят, и ее постоянное хихиканье иногда перерастало в истерический смех. Вскоре Марчелла стала ее любимой ученицей, которая вслух читала перед всем классом отрывки из своих новых рассказов, выбрасывая те сексуальные сцены, которые было неприлично читать вслух. Работы других студентов были настолько скучными, что из них трудно было выудить что-либо интересное; в основном это были рассказы о семейной жизни, воспоминания детства, и только однажды появился научно-фантастический рассказ, написанный одиноким мужчиной, вечно краснеющим от смущения программистом ЭВМ.

Обычно в перерыве между занятиями Марчелла пила кофе вместе с Нэнси, обсуждая различные писательские новинки.

— Эми Джаггер? — брызгая слюной, повторила Нэнси имя любимой писательницы Марчеллы. — Но это же не настоящая литература, Марчелла. Это же… примитивная мыльная опера.

— «Застежки-«молнии» разошлись тиражом в пять миллионов экземпляров, — напомнила Марчелла Нэнси. — Значит, в ней есть что-то интересное!

— Может быть, поэтому я и не люблю эту писательницу, — проворчала она. — Я в течение долгих лет охотилась за своими издателями с тем, чтобы опубликовали мой роман, получая от них лишь очень вежливые отказы.

— О чем же повествует ваш роман? — поинтересовалась Марчелла.

— Мой роман о том, как талантливая женщина, призвание которой стать знаменитой писательницей, вынуждена всю свою жизнь ухаживать за матерью-инвалидом, — сказала Нэнси. — В конце романа мать умирает, освободив свою дочь от тяжкого ярма, предоставив ей в пятидесятилетнем возрасте полную свободу для творческой деятельности.

— Тема звучит довольно занимательно! — сказала Марчелла, невольно познакомившись с подробностями жизни своей новой учительницы. Бок о бок она вошла вместе с Нэнси в классную комнату. — Мне кажется, я поняла, о чем хочется читать всем женщинам, — сказала она. — Каждой женщине хочется поделиться своими мыслями с другими такими же женщинами и увериться в том, что они не одиноки. Если я возьмусь за написание нового романа, то он будет обо всех моих чаяниях и стремлениях.

— Если ты действительно напишешь такой роман, я обеспечу тебя по-настоящему честной критикой, — пообещала Нэнси.

— Некоторые журналы сейчас печатают по четыре, а то и пять рассказов в номере, — рассказывала Нэнси своим студентам на вечерней лекции. — А теперь прикиньте, реально ли в таких условиях нам прорваться на книжный рынок. — Нэнси очень любила оперировать профессиональными терминами и фразами типа «рынок», «продажа рукописей». Создавалось впечатление, что ее аудитория — сплошные писатели-профессионалы с огромным количеством напечатанных авторских работ. — Мы напишем рассказ специально для какого-нибудь определенного издания. Предложим свои работы и посмотрим, клюнет ли кто-нибудь на них. Марчелла, — обратилась она, — ты должна написать рассказ для журнала «Космополитэн».

Возбужденно шагая домой этим вечером, Марчелла набрасывала в голове план своего нового романа, основанного на событиях, которые недавно произошли с ней в магазине «Бонвит». Молодой человек привлекательной наружности попросил ее помочь выбрать сумку в подарок своей жене. Пока продавщица упаковывала ему купленную сумку, он слегка пофлиртовал с ней, а Марчелла задержалась чуть-чуть у прилавка, поддразнивая его и себя перед тем, как сдержанно распрощаться с незнакомцем. А что, если бы она ответила на его явно проявляющийся к ней интерес? В ее новом романе будут описаны события, которые при желании могли произойти с нею. А почему бы ему не позвонить жене, предупредив ее о том, что он задержится в городе допоздна, а Марчелле не сделать то же самое, предупредив Гарри? В ее рассказе эта парочка, забронировав предназначенный для супружеской четы гостиничный номер, отправилась вверх в лифте, чтобы в уединенном номере провести сладкие часы блаженства. Она донесет до читателя все мельчайшие подробности того вечера: чувственную прохладу атласных покрывал на кровати, прикосновение мужской волосатой груди к нежной женской, ощущения женщины, которую гладят новые мужские руки. Она писала так, будто бы находилась рядом со слитыми воедино любовниками. Проживая сцены описываемых ею событий, она возбудилась так, что даже вспотела. Отправившись в ванную, она, приподняв блузку, стала рассматривать свои вздыбленные соски. «Быстро садись за машинку и излей свой сексуальный порыв на бумагу!» — приказала она себе.

— Марчелла! — крикнула Нэнси Уорнер, встретившись со своей студенткой неделю спустя в столовой учебного центра. Она покраснела до кончиков ушей, возвращая Марчелле работу. — Я возвращаю тебе твою работу без свидетелей, потому что это уж слишком!

Нэнси пребывала в таком сильном смущении, что через минуту у Марчеллы тоже запылали щеки. Хотя она и попыталась убедить себя в том, что не следует относиться серьезно к мнению Нэнси, сейчас она поняла, что очень рассчитывала на ее похвалу.

— Может, мне порвать этот рассказ? — спросила она у Нэнси.

Уставившись на Марчеллу широко открытыми от удивления глазами, Нэнси воскликнула:

— Не смей этого делать! — Затем, перейдя на шепот, она поведала Марчелле: — Невероятно сексуальная история! Я даже пожалела о том, что прочитала ее. Она дала мне понять, как много я потеряла в жизни!

Рассмеявшись, Марчелла постаралась ее утешить:

— Не всегда секс бывает настолько приятным занятием.

— Я тоже так думаю, — быстро согласилась с ней Нэнси. — Рассказ, наверное, является плодом твоих фантазий? Но написано все очень колоритно, Марчелла. Можно просто обалдеть от того, как ты описываешь эти лоснящиеся половые члены! — Поразившись собственной смелости высказываний, она опять залилась краской стыда.

— Но в рассказе говорилось только об одном члене! — возразила Марчелла.

— Да, но к его описанию ты возвращалась слишком уж часто, — утверждала Нэнси. Обмахиваясь бумажными листками, она поинтересовалась: — Ведь это было с тобой, не так ли? — А затем, пронзая Марчеллу почти умоляющим взглядом, она снова спросила: — История написана так правдоподобно, как будто это все было на самом деле! Неужели в действительности существуют такие мужчины, которые пускаются на все, лишь бы доставить женщине наслаждение? Марчелла засмеялась:

— Нэнси, мы же писатели-романисты, не правда ли?

— Ну, тогда получается, что ты еще талантливее, чем я предполагала, — заявила Нэнси. — «Космополитэн» просто уцепится за этот рассказ, потому что это как раз их тема.

— Вы действительно так думаете? — затаив дыхание, спросила Марчелла. — Но мой муж прибьет меня, если его опубликуют.

— Это будет убийством при смягчающих вину обстоятельствах, — успокоила ее Нэнси. — При условии, что описанный в рассказе мужской персонаж является прототипом собственного мужа. — Она вопросительно смотрела на Марчеллу, которая в ответ лишь загадочно улыбалась.

Все студенты отправили свои работы в различные редакции, а Марчелла даже попросила Марка поцеловать конверт на удачу.

По случаю очередного повышения по службе Гарри купил себе новый костюм. Марчелле показалось, что он не очень соответствовал привычному для Гарри стилю одежды, да и тот факт, что он не попросил помочь ему выбрать костюм, тоже навел ее на размышления. Слушая за обеденным столом его разговоры о работе, Марчелла нашла их какими-то нездоровыми, насквозь пронизанными духом соперничества. Даже такие слова, как «убийственный», «акулы», «покончить с конкуренцией», звучали грубо и агрессивно.

В выходные вместе с женой и детьми Гарри отправился подышать свежим воздухом в Центральный парк. Стояла поздняя осень, и Марк наслаждался тем, что пускал кораблики на небольшом озере рядом с Пятой авеню. Марчелле доставляло огромное удовольствие наблюдать за Марком, который терпеливо играл со своей сестрой с видом покровителя и более сведущего в познаниях окружающего мира человека.

Потом Гарри стал играть с Марком в мяч, иногда сильно швыряя его в сына. Изо всех сил Марк старался показать свою радость, но Марчелла догадывалась, что ему не доставляет никакого удовольствия играть с отцом.

Вдруг мячик сильно ударил по щеке малыша, и он, заревев, кинулся к матери.

— Не обязательно так резко ударять по мячу, — сказала Марчелла, обращаясь к Гарри.

— Я хочу вырастить из него мужчину, — попробовал оправдаться Гарри, — а мужчины не должны быть неженками.

Как это было похоже на Гарри! Если уж он в постели не мог проявить к ней хоть немного нежности, то что говорить об обращении с сыном?

Соня сидела, старательно нанизывая бусы на нитку, время от времени проверяя, хорошо ли они смотрятся. Она росла очень серьезной девочкой, а красота ее подчас казалась просто волшебной. Гарри называл ее маленькой принцессой, и она вела себя в соответствии со своим «титулом». Марчелла прилагала максимум усилий, чтобы не обделить вниманием дочь, чувствуя себя немного виноватой за то, что полюбила Марка какой-то безумной любовью на полтора года раньше, чем появилась на свет Соня. Марчелла осознавала, что между ней и Марком существует гораздо более тесная связь.

Когда Гарри называл Соню «моя маленькая принцесса» и «малютка», Марк смотрел на мать, как бы ожидая, что она скажет: «А Марк — маленький мамин сыночек».

Однажды ноябрьским утром зазвонил телефон. Соня тогда болела, и во избежание распространения вируса по квартире Марчелла взялась мыть пол в ванной. На ходу снимая резиновую перчатку, она, схватив и зажав между плечом и ухом телефонную трубку, постаралась освободить от перчатки и вторую руку.

— Это Марчелла Уинтон? С вами говорит Ширлей Ригер, ассистент Элены Фэрел, — раздался голос в трубке. — Мисс Фэрел очень понравился ваш рассказ, и она бы хотела опубликовать его в июльском номере журнала «Космополитэн». У вас есть агент? Вы не сообщили его имя.

— Я? Нет… ну да… Я не знала… — заикаясь, попыталась ответить Марчелла.

— Это ваша первая работа? В вашем письме не было никакой рекомендательной бумаги.

— Да, я не… ну конечно, я… — старательно подбирая слова, пыталась сформулировать свою фразу Марчелла. Она была настолько взволнована неожиданным звонком, что не могла поверить в реальность происходящих событий.

— Хорошо. Сейчас с вами будет разговаривать Элен.

В ожидании разговора с главным редактором журнала Марчелле все-таки удалось снять с себя вторую перчатку. Не успела она бросить ее на пол, как тут же услышала плач Сони. Разрываясь между телефоном, по которому предстояло говорить с редактором «Космополитэна», и плачущей Соней, Марчелла, кинув трубку и быстро сбегав за ребенком, подбежала к телефону, уже с девочкой на руках. Элен Фэрел говорила очень тихим голосом, поэтому Марчелле пришлось сильно прижать трубку к уху.

— …работа требует очень тщательной редакции, — резким голосом говорила Элен. — А концовку нужно сократить, не стоит столько места уделять угрызениям совести и раскаяниям героини. Название «Поздним вечером в городе» не очень годится для рассказа. Оно звучит как название радиопостановки сороковых годов. Может быть, назовем его «Сексуальный коктейль»? Ведь встреча действующих лиц произошла за коктейлем.

— Ну уж нет! — крикнула Марчелла. — Мне это совсем не нравится!

— Начинающим писателям мы платим пятьсот долларов, — не обращая внимания на возражения Марчеллы, продолжала Элен. — Я высылаю вам копии вашей рукописи с редакторскими поправками. Мне кажется, вы согласитесь со многими исправлениями, и тогда…

Соня снова принялась хныкать.

— Моя маленькая дочка заболела, и я с ней сижу сейчас дома, — извинилась Марчелла. — Можно вам перезвонить?

— Не нужно! — коротко оборвала ее Элен. — Я отсылаю вам вашу работу, и познакомившись с поправками, вы должны как можно быстрее вернуть ее нам. А уже потом мы поговорим. А еще вот что, Марчелла. Наш журнал может купить у вас еще какие-нибудь рассказы такого же содержания.

— Я просмотрю свои бумаги! — выпалила Марчелла.

В трубке раздался щелчок, возвестивший об окончании разговора и о вступлении Марчеллы в новый мир литературной деятельности.

Голова шла кругом. Пять сотен долларов! Это первые деньги, заработанные ее собственным трудом. А редактор журнала разговаривала с ней как с настоящим писателем! Вот это да! Наливая яблочный сок для Сони, Марчелла решила поделиться своей радостью с Нэнси. Гарри ничего не должен знать. Ведь он наверняка подумает, что в основу рассказа легли события, которые произошли с ней в действительности. И он будет недалек от истины.

Когда Марчелла получила копию своей рукописи, она была похожа на экзаменационный лист, исправленный на редкость Дотошным и умным профессором. Почти после каждого предложения стояла пометка «почему?» или «каким образом?», а также вопросы относительно каждой детали рассказа.

— Она действительно знает толк в своем деле! — сказала Нэнси, просматривая рассказ Марчеллы, сидя после занятий за бокалом вина в баре. Отправившись сюда, Марчелла сказала Гарри о том, что идет в пиццерию со своими сокурсниками.

Когда Марчелла вернулась домой поздним вечером, Гарри начал подозрительно обнюхивать ее.

— Мы немного выпили, — пробормотала Марчелла, не дожидаясь комментариев Гарри.

Взглянув на нее, Гарри начал:

— Я разрешил тебе посещать курсы машинописи, а не бары.

Сегодня она молчать не будет.

— Послушай, — начала она, резко повернувшись в его сторону. — Я вовсе не нуждаюсь в твоих разрешениях.

— Ну, тогда развлекайся на свои деньги! — отрезал Гарри. Они стояли лицом к лицу, и Марчелла почувствовала, что ярость, захлестнувшая их обоих, была подобна электрическому току.

Он так сильно разозлил ее, что она, не сдержавшись, выпалила ему все.

— А, ты о деньгах? — спросила она. — Знаешь, я и сама могу зарабатывать деньги. Вот только устроюсь на работу. Сейчас я очень хорошо печатаю. Отводя глаза в сторону, Гарри сказал:

— Детям нужно, чтобы мать была с ними целый день дома. Это теперь твоя работа!

Едва сдерживая себя, чтобы не проболтаться, она закусила губу, думая о том, что скоро станет известной писательницей и будет зарабатывать столько, сколько Гарри и не снилось.

— Это мамин рассказ! — закричала Марчелла, потянув Марка в спальную комнату для того, чтобы Соня ничего не увидела. Предварительная копия работы, которую должен был опубликовать журнал «Космополитэн» и которую так долго, в течение всей холодной зимы, ожидала Марчелла, была прислана. Это произошло в конце марта.

— Ничего не говори отцу, — предупредила она Марка, вскрывая конверт. — Пусть это станет нашей маленькой тайной, — сказала она, нетерпеливо перелистывая страницы.

Наконец она отыскала двойной титульный лист своего рассказа с цветной иллюстрацией, на которой героиня, стоя в телефонной будке, пыталась настойчиво дозвониться до своего мужа еще до того, как на улице разразится ураганный ливень. Под новым названием рассказа «Счастливый час» жирным шрифтом следовало имя автора. Оформление было выполнено на высоком профессиональном уровне, и даже текст ее рассказа, набранный печатными буквами, выглядел важно и солидно. Марк с любопытством наблюдал за матерью, пока она внимательно рассматривала все страницы.

— Ты довольна, мама? — спросил он.

— Я никогда в жизни не была так счастлива, — ответила она, прижимая к себе сына, и слезы покатились из ее глаз.

— Почему же ты тогда плачешь? — поинтересовался он.

— Я и сама не знаю! — засмеялась она в ответ.

В июле в журнале «Космополитэн» был напечатан ее рассказ, и Марчелла, купив целую дюжину номеров, запрятала их в чулане. Теперь, когда ее рассказы попали в печать, вся группа обучающихся с нею студентов с каким-то подобострастием смотрела на нее. Даже этот заядлый любитель жанра научной фантастики поинтересовался у нее, сколько раз ей пришлось править рукопись своего рассказа.

Нэнси выписала ей чек. С десятью пятидесятидолларовыми бумажками в сумочке Марчелла, подкатив на такси к магазину «Бергдорф Гудмэн», сразу же отправилась в отдел детской одежды, чтобы купить обновы детям. Гарри она соврет, что приобрела эту одежду в центральном магазине оптовой продажи. Для себя она купила незатейливые универсальные черные туфли-лодочки, о которых давно мечтала. Затем она купила платье фирмы «Пуччи», низ которого был отделан купоном любимого ею розово-голубого сочетания, три куска очень дорогого французского мыла — для себя, мамы и Нэнси. В книжном магазине «Дабблдэй» она купила несколько книжек в мягкой обложке и одну книгу в твердом переплете — последний роман Эми Джаггер. Сидя в такси, направлявшемся к дому матери, где находились Марк и Соня, она насчитала всего девяносто оставшихся долларов в кармане.

В тот же вечер она обернула газетой обложку новой книги Эми Джаггер под названием «Покинутая», для того чтобы Гарри не стал ее расспрашивать о том, зачем она потратила двенадцать долларов на покупку книги. На обложке помещалась фотография одетой в белые меха авторши книги, которая, озорно улыбаясь, кидала взгляд на читателя через линзы очков. На фотографии весь город пестрел афишами «Покинутая Эми Джаггер». «Хотела бы и я иметь такую славу!» — подумала Марчелла. В этот момент она представила, как сотни тысяч обложек журнала «Космополитэн» будут пестрить именем Марчеллы Уинтон, которое будет набрано жирными печатными буквами. Когда на прилавках магазинов появится ее первый роман с ее именем на обложке, она непременно, как бы невзначай, приведет Гарри в магазин, чтобы продемонстрировать ему это. Интересно будет посмотреть на его вытянутое от изумления лицо!

 

ГЛАВА 4

Июль 1978 года

За последние два года Марчелла опубликовала еще три рассказа в журнале «Космополитэн», каждый раз получая за свою работу по пятьсот долларов. У нее уже был тайный денежный вклад в банке, а дома имелась тщательно скрываемая папка, содержащая письма с благодарными отзывами читателей.

Несмотря на то, что редактор журнала «Космополитэн» пообещала Марчелле встретиться как-нибудь за ленчем, эта встреча так и не состоялась, и наша начинающая писательница пока оставалась за воротами чарующего писательского мира. Самым лучшим почитателем ее таланта была по-прежнему Нэнси Уорнер, к которой Марчелла продолжала ходить на занятия.

Во время совместных ленчей Нэнси всячески потворствовала тому, чтобы Марчелла взялась за написание нового романа.

— Я стараюсь, стараюсь, — заверила ее Марчелла. — Но это так нелегко. Мне, наверное, не под силу написать целый роман, Нэнси. Иногда я часами просиживаю, обхватив голову обеими руками, в результате не написав ни одной строчки.

— Ну, это уже начало, — одобрительно покачала головой Нэнси.

— Не забывайте, что мне приходится еще и выполнять домашнюю работу, бегать по магазинам, готовить еду на четырех членов семьи! — посетовала Марчелла. — Я имею возможность работать над книгой только до половины пятого, когда мне надо забирать детей из яслей…

Кроме перечисленных обязанностей Марчелле приходилось еще кормить обедом Гарри, готовить ко сну Соню, расчесывать ее густые, черные волосы, наблюдая в отражении зеркала ее нахмуренный вид. Иногда Соня ей казалась прекрасной чужестранкой, которая посвящала в свои радости и горести, планы и переживания, а также обнимала и целовала только своего отца, и никого другого. Похоже, что только Марк догадывался о том, как чувствовала себя при этом мать. Марчелла и Марк настолько хорошо понимали друг друга, что мать разговаривала с маленьким сыном как со взрослым человеком, способным понять очень многое. Марчелла по-прежнему выманивала у Альдо плату за уроки музыки своего сына, обещая, что Марк обязательно станет продолжателем музыкальной традиции «семейства Балдуччи», которой так гордился ее отец и к которой Марк проявлял выдающиеся способности.

Пока были готовы лишь приблизительный план романа и первая глава. Роман был почти автобиографичен. Главная героиня романа Мануэлла, забеременев, под нажимом своих родителей выходит замуж за упрямца соблазнителя. В процессе супружеской жизни Мануэлле удается выработать свой собственный жизненный стиль, сохранить свои маленькие тайны. Будучи дочерью испанских эмигрантов и имея горячий темперамент, она кидалась в такие авантюры, до которых самой Марчелле было слишком далеко. С самой первой главы Мануэлла проявляет поистине бешеный интерес к мужчинам. Оказавшись на рынке, она отдается одному красивому продавцу, который, нежно уложив ее на расположенный в холодильном отсеке рынка стол, доводит до полнейшего экстаза. Ежедневно дополняя сцену все новыми и новыми деталями, Марчелла с упоением описывала дерзкие любовные игры продавца вплоть до того момента, пока не иссякла его фантазия.

На написание первой главы ушел целый месяц ее бесценных полуденных часов. Это значило, что книга будет готова только через два года! До того как будут потрачены многие часы на написание романа, ей очень нужно получить консультацию у профессионала, потому что Нэнси вряд ли справится с такой задачей.

Открыв чулан, Марчелла снова бросила взгляд на книгу, с обложки которой, как будто бы подмаргивая, смотрела на нее любимая писательница Эми Джаггер. Взяв в руки книгу, Марчелла не могла оторвать взгляда от ее озорных, смеющихся глаз. Скорее всего, она откажется от помощи, если вообще захочет ответить. Ну а что же теряла Марчелла, кроме расходов на отправление письма?

Марчелла потратила многие часы на составление письма Эми Джаггер, адресовав своему кумиру пронизанное криком о помощи послание.

«Дорогая мисс Джаггер (Марчелла где-то прочла, что после многочисленных замужеств Эми предпочитала обращение мисс). Вы, очевидно, ежедневно получаете письма подобного рода. Но я обращаюсь к Вам впервые — прошу простить меня за такую дерзость. Прежде всего мне бы хотелось поблагодарить Вас за то удовольствие, которое Вы доставляете мне своими книгами. Каждый раз, прочитав очередную Вашу книгу (а я прочла все Ваши романы), я чувствую, что я не одинока, что в мире полно женщин с судьбами, похожими на мою. Мои чувства и мысли созвучны с Вашими. Ваши книги дали мне огромный стимул. Я также согласна и с тем, что Вы пишете о мужчинах. Мне тоже импонируют те части мужского тела, которыми восхищаются героини Ваших романов. Но моему мужу, однако, не нравится, когда его ласкают по гладкой поверхности кожи в том месте, где выдаются ребра. Когда я намереваюсь дотронуться до этой его части тела, он демонстративно отталкивает мою руку. Я думаю, Вы уже догадались, какая у нас с ним интимная жизнь! Я все должна делать так, как нравится ему. Поэтому творчество — единственная интересная сторона моей жизни, которую я по праву могу считать своей личной. Именно поэтому я так дорожу ею. Если бы не двое очаровательных детей, я бы давно ушла от мужа.

Я бы никому не смогла открыть этот свой секрет, кроме Вас, потому что совершенно уверена, что только Вы можете правильно меня понять. Все Ваши произведения пронизаны идеей великого гуманизма. В своих книгах Вы с любовью относитесь к мужчинам, но не меньшее уважение и почтение Вы оказываете и женщинам. Сейчас я намереваюсь написать роман, предназначенный для чтения совершенно иной женской аудитории. Я надеюсь, что им понравится моя работа, хотя, конечно же, я не могу сравнивать себя с Вами. Мою работу только однажды напечатали в журнале «Космополитэн». У меня отсутствуют сила воли, дисциплина и время, необходимое для написания этого романа, поэтому я так нуждаюсь в чьей-либо поддержке. Если я услышу от Вас доброе напутствие, это станет замечательным и самым важным событием моей жизни. Может быть, у Вас найдется время прочитать вложенные в конверт страницы моего романа? Пока это то немногое, что я осилила. Пожалуйста, напишите мне, есть ли хоть проблеск надежды на то, что я смогу когда-нибудь стать романистом. Только скажите мне всю правду! Я готова к любому ответу. Ваш ответ станет напутствием для моей будущей писательской карьеры.

Заранее благодарна, Марчелла Б. Уинтон».

Отослав письмо в издательство, где печатали Эми Джаггер, Марчелла почувствовала большое облегчение и старалась больше не думать о нем.

Ответ пришел через две недели. Марчелла получила серый конверт с оттиснутыми на нем темно-синими печатными буквами «Эми Джаггер». Присев на софу, Марчелла стала вскрывать конверт. Готовясь к худшему, она долго не решалась развернуть находящиеся в конверте листы бумаги: вдруг она найдет там отпечатанное на машинке послание, извещающее о том, что мисс Джаггер не занимается личной перепиской.

Но, вскрыв письмо, она тут же увидела, что оно не содержало напечатанного на машинке отказа. Сердце ее учащенно забилось, когда она дважды прочла содержание письма.

«Дорогая миссис Уинтон! Давайте отбросим ко всем чертям эти фамильярности. Разреши называть тебя просто Марчеллой, потому что по отношению к тебе у меня возникло такое чувство, будто мы с тобой давние друзья. Отвечаю на твой первый вопрос: да, я действительно ежедневно получаю огромное количество писем, среди которых редко встретишь такие сердечные и теплые, как твое. Самое главное, что ни разу мне еще не приходилось обнаружить в этих посланиях такое интересное приложение, как первая глава твоего нового романа! Отвечаю на твой второй вопрос. Ты безусловно талантлива! Черт возьми, я даже завидую силе твоего таланта, Марчелла. И кто обучил тебя так замечательно излагать свои мысли? Я подозреваю, что ты писатель-самоучка, не так ли? У тебя невероятно богатое воображение по части описания сексуальных сцен, и мне, признаться, никогда еще не доводилось сталкиваться с такими оригинальными способами их изображения. А ведь моими учителями были такие великие романисты, как Хенри Миллер, Джон Апдайк, Эрика Джонг. В том месте, где ты описываешь рыночный эпизод, я начинаю ощущать идущий от продавца запах одеколона, липнущие к подошвам моих туфель опилки, разбросанные по полу холодильной комнаты, и видеть подвешенные к потолку свиные туши. Вот это да! Что ты за женщина? Ты же ничего о себе не написала. Ты должна однажды, плюнув на своего мужа, встретиться со мной. И тогда мы вволю наговоримся, посмеемся и выпьем! Я возьму на себя роль неофициального агента и передам твою первую главу работающему в моей редакции «Вольюмз» Скотту Макэвою. Возможно, я буду жалеть об этом всю свою жизнь, или, если он заинтересуется, я сама обращусь к официальному агенту и выжму полагающиеся мне десять процентов. В своем письме ты забыла указать номер домашнего телефона, поэтому я оставляю тебе свой. Позвони мне и давай договоримся о встрече, во время которой мы обсудим твои творческие планы и твою личную жизнь. С любовью, Эми».

— Марк! — закричала Марчелла. Малыш тут же вбежал в комнату. — Она мне написала, Марк! — вопила Марчелла, размахивая страницами полученного письма. — Мне ответила та писательница, которую ты видел на обложке книги.

Посмотрев на мать, Марк поинтересовался:

— Это хорошо?

— Она хочет увидеться со мною! — радовалась Марчелла, обнимая Марка. — О, Марк!

— Ленч! Мы должны непременно встретиться за ленчем, — громко возвестила Эми Джаггер по телефону, когда Марчелла наконец осмелилась позвонить ей на следующей неделе. — Выберем местечко получше. Ты первый открытый мною талант, так что встреча должна быть на должном уровне. По этому случаю я, пожалуй, надену шляпу! А ты, случайно, не можешь принести с собой еще одну главу?

Поколебавшись, Марчелла ответила:

— Я пока написала только одну. Понимаете, это мой первый роман и…

— Но далеко не последний, — возразила Эми. — Давай встретимся в ресторане «Ле Серк» в час тридцать в среду. Наше знакомство должно проходить на самом высоком уровне. Привыкай к дорогим злачным местам, Марчелла. Ничто не должно помешать твоему движению вперед!

Повесив телефонную трубку, Марчелла почувствовала легкое головокружение. Все оказалось так легко и просто! Ленч в ресторане «Ле Серк»! «Ничто не должно помешать твоему движению вперед!» До среды необходимо устранить всевозможные препятствия, которые могут оказаться на ее пути и сорвать назначенную встречу. Если вдруг знакомая по детскому саду мамаша не сможет забрать вечером детей, ей нужно будет подстраховаться и попросить это сделать кого-нибудь другого.

— Я готовлю сюрприз для своего мужа! — соврала она.

Во вторник вечером голова Марчеллы шла кругом от всевозможных задумок. Первое, что необходимо было сделать, это хорошенько обдумать тему разговора с Эми Джаггер. Да и свою семейную жизнь представить таким образом, чтобы она не казалась столь безнадежной.

Гарри вернулся вечером домой очень возбужденным: сослуживцы его отдела заработали приличную сумму денег.

— Они получили эти деньги, воспользовавшись офисными информационными данными. Знаешь, сколько они поимели? — Достав из холодильника банку пива, он сказал: — Полмиллиона баксов!

— Неужели служащим разрешается пользоваться такой информацией? — поинтересовалась Марчелла.

— Разрешается? — с усмешкой повторил вопрос Гарри. — Все это делают, Марч. — Сидя на стуле, широко расставив ноги, он пил пиво большими глотками.

— А что, если в один прекрасный день им придется расстаться со своим полумиллионом? — поинтересовалась Марчелла. — Им никогда не приходил в голову этот вопрос?

Отрицательно покачав головой, Гарри принялся объяснять:

— Нет абсолютно никакого риска потерять свои полмиллиона, потому что у этих ребят находится в руках информация. Они просто звонят человеку, которому чем-то обязаны, и советуют ему купить наиболее выигрышные акции. И никому это не наносит никакого ущерба. Все довольны и счастливы.

— И их никто никогда не ловил за руку? — поинтересовалась она.

Пожав плечами и допивая одним залпом пиво, Гарри ответил:

— Время от времени полиция хватает за руку одного-двух клерков в назидание остальным. Обычно попадаются какие-нибудь олухи, которые…

— Никогда не занимайся такими делами, Гарри, — посоветовала ему Марчелла. — Пусть лучше твои коллеги и их жадные жены бодрствуют по ночам, беспокоясь о том, когда к ним наведаются полицейские.

— О, Марч, — глубоко вздохнув, посмотрел на нее Гарри. — Ты по-прежнему не научилась мыслить масштабно.

— Зато я сплю спокойно, — ответила Марчелла. — Какой толк с больших денег, если ты можешь оказаться за решеткой?

Изобразив на лице недовольную гримасу, Гарри полез в холодильник за новой банкой пива.

— Послушай, — обратился он к Марчелле, открывая банку, — я занимаю очень неплохую должность в отделе, поэтому сам Бог велел мне пользоваться случайным, но очень выгодным для нас приработком.

Марчелла снова взялась за приготовление ужина, теперь уже вполуха слушая своего мужа, которого одолела жажда красноречия, в то время как ей нужно было поразмыслить над собственными проблемами.

Если Эми Джаггер сумела разглядеть в Марчелле задатки талантливого писателя-романиста, то у нее должна начаться совсем другая, отчасти сказочная жизнь. Издатели, редакторы, владельцы книжных магазинов со счастливой улыбкой на устах будут приветливо встречать ее. Наконец-то они сами убедятся в наличии той искорки таланта, которая дремала в ней. Обуреваемая приятными мыслями, она долго не могла уснуть этой ночью.

Следующим утром, прошагав четыре квартала, она уже в третий раз согласовала с живущей поблизости знакомой родительницей вопрос о том, чтобы та забрала детей Марчеллы и отпустила их поиграть на улице, отправив их затем отмыться в ванной. Аккуратно накрасив розовой помадой губы и тщательно подкрасив веки, Марчелла нарядилась в недавно купленное платье фирмы «Пуччи», которое изящно обтягивало ее слегка похудевшую фигуру, поскольку сразу же, получив письмо от Эми Джаггер, Марчелла села на жестокую диету. Стоя у зеркала, Марчелла всматривалась в свое отражение: лицо, ноги, платье — все было в полном порядке. В двенадцать тридцать дня в скромно обставленной чистенькой квартире было спокойно и тихо. Перед уходом Марчелла долго и внимательно осматривала квартиру так, будто собиралась в долгое путешествие. Она предчувствовала, что после этой встречи за ленчем с Эми Джаггер ее жизнь должна измениться радикальным образом.

— Вы гостья мисс Джаггер? Ну конечно же, добро пожаловать в наш ресторан «Ле Серк», — улыбаясь, встретил Марчеллу метрдотель, при виде которого наряженная гостья тоже расплылась в улыбке.

Добираясь до ресторана на метро, она очень боялась помять свое новое платье. Ее воображение рисовало огромную толпу лакеев, которые, выстроившись в линию и опустив головы, будут встречать ее на каждой ступеньке длинной ресторанной лестницы.

Но здесь не было никаких ступенек, и ее приняли так, как будто она была самым желанным гостем. Проходя по залу, Марчелла на ходу посмотрелась в зеркало: слава Богу, это был один из тех редких дней, когда она чертовски хорошо выглядела. Она следовала за метрдотелем, поправляя на ходу каштановые волосы, которые неукротимым водопадом струились по ее, плечам. При виде приятных округлостей ее тела, большой груди и стройных бедер в ней безошибочно можно было угадать женщину, которая могла стать предметом обожания мужчин, знающих толк в действительно красивых женских фигурах. В этот день в залах ресторана находилось много гостей, которые при виде Марчеллы, прервав свой ленч, с любопытством глядели ей вслед. В этом гудящем шикарном ресторане мужчины привыкли видеть худосочных великосветских дам. В зале присутствовала разнообразная публика: блестящие, беспечные, надменные кавалеры, которые, вальяжно поглощая пищу, делали вид, что внимательно слушают своих собеседниц, а сами тем временем украдкой рыскали глазами по залу.

Дойдя до центральной части зала, метрдотель внезапно остановился, будто не желая нарушить границу строго отведенной ему территории. Кивнув официанту и перепоручив ему Марчеллу, он стоял, улыбаясь и желая приятно провести время за ленчем.

Следуя за своим новым гидом, она шла, оглядываясь по сторонам. Сидевшие за столами люди разговаривали, смеялись, обменивались взглядами, флиртовали друг с другом. По телу Марчеллы пробежала приятная дрожь: не успев поближе познакомиться с этой богемной жизнью, она уже ее полюбила. Чем дольше она находилась тут, тем больше ее захлестывали чувства. Ей очень хотелось поразить этих сдержанных, слегка занудных людей, которые могли чувствовать себя несчастными только из-за того, что их посадили не за тот столик в ресторане, который бы им хотелось занять.

— А вот и мисс Джаггер! — проходя мимо необыкновенно роскошного оформления из экзотических цветов, которые Марчелла не видела ни разу в жизни, официант подвел ее к столику, за которым сидела рыжеволосая женщина.

— Ты и есть Марчелла? — задыхаясь от волнения, спросила мисс Джаггер низким грудным голосом. Затем вскочила со стула и, обежав стол с распростертыми объятиями, направилась к Марчелле, восклицая: — Дорогая моя!

Мисс Джаггер выглядела ниже ростом, симпатичнее и старше, чем на тех фотографиях, которые Марчелле доводилось видеть на обложках. Обдав Марчеллу крепким запахом духов, мисс Джаггер в течение нескольких минут обнимала Марчеллу за плечи, поражая молодую гостью необыкновенной силой своего худенького тела. Наконец, отойдя на шаг от Марчеллы, она осмотрела ее сверху вниз.

— Обалденная женщина! — воскликнула она. Затем, внимательно разглядывая волосы Марчеллы, поинтересовалась: — Это твой натуральный цвет? У тебя такой цвет кожи, как на картинах Ренуара. Ну что же, дорогая, садись на стул, я очень хочу послушать тебя.

Густо покраснев при таком неожиданном сравнении с красавицами Ренуара, Марчелла плюхнулась на стул, который терпеливо придерживал сзади официант.

Эми тоже села, подперев кулачком подбородок и пожирая Марчеллу взглядом замечательных изумрудных глаз. Первое, что так сильно поражало окружающих, были ее глаза. Только немного позже, когда Марчелла оторвала взгляд от ее зеленых озорных глаз, она заметила вокруг них ровные полоски дугообразных морщинок. У Эми была бархатистая кожа, которая, похоже, никогда не покрывалась загаром, а легкий налет веснушек на лице делал ее похожей на простую девушку-подростка и явно не гармонировал с утонченными чертами ее лица. Вьющиеся огненно-рыжие волосы имели слишком уж красный для натурального цвета оттенок, а на худеньком теле выделялась узкая талия, которая, по-видимому, являлась объектом нередких мужских объятий.

— Вот это то, что нам предлагают поесть, — обратилась к Марчелле Эми, держа в руках меню.

Марчелла была не прочь подкрепиться. Просматривая меню, она продолжала удерживать уголком глаза свою новую учительницу. На Эми был темно-красного цвета замшевый приталенный пиджак, а на ногах — изящные, в тон, туфли-лодочки. В глаза бросались ее руки с ярко-красными ногтями. А пушистый воротник белого свитера из ангорки придавал лицу ореол какого-то таинственного великолепия. На фоне такой утонченной внешности ее грубый, с бруклинским акцентом голос прозвучал довольно неожиданно. По-видимому, для Эми Джаггер вообще не существовало никаких запретов, поэтому она не старалась звучать поделикатнее.

Официант наполнил шампанским бокалы в форме тюльпана.

— Я пью за свою новую подругу! — произнесла тост Эми. Ударившись хрустальными бокалами, Марчелла стала маленькими глотками отпивать вино.

Ле-ле-ле… Пузырьки лопались у нее во рту.

— Это французское? — поинтересовалась она, и Эми подтвердила это кивком головы. — Это первое настоящее шампанское, которое я когда-либо пила в своей жизни, — призналась Марчелла, жадно осушая бокал.

Пока официант наполнял новой порцией вина бокалы, Эми изучающе смотрела на Марчеллу.

— Да, это очень забавная вещь — привычка к изысканным вещам, — согласилась мисс Джаггер. — Но моя жизнь начиналась очень скромно, Марчелла. Мой отец был счастлив, когда в холодильнике появлялась хоть какая-нибудь банка пива. Никто тогда и думать не смел о французском шампанском! Но у меня были неплохие мозги, и еще я была очень сексуальная. Эти два качества до сих пор находятся в противоречии друг с другом.

В момент, когда Эми перешла почти на визг, Марчелла даже прыснула от смеха.

— Принесите жареной осетрины! — крикнула Официанту Эми.

— И мне тоже, — облегченно вздохнув, попросила Марчелла.

— Мне доставляет такое наслаждение знакомиться с новыми людьми! — обращаясь к Марчелле и пожимая ее руку, говорила Эми.

Бросив взгляд на третье, пустующее, за их столом место, Марчелла поинтересовалась:

— Мы еще кого-нибудь ждем?

— Скотт Макэвой, мой редактор, выразил желание пожаловать на ленч, — сказала Эми. — Но я ему разрешила присоединиться к нам только в конце нашей встречи, когда подадут десерт.

— А какова цель его прихода, Эми? — поинтересовалась Марчелла.

Подняв брови, Эми ответила:

— Любой прочитавший первую главу твоего романа человек захочет встретиться с тобой. Скотту так и не терпится посмотреть, кто выиграет пари.

— Какое пари?

Эми, усмехнувшись, пояснила:

— Мы поспорили о том, как ты выглядишь. Я была уверена, что ты хороша собой, а он утверждал, что написанные тобой романы являются для тебя своего рода компенсацией за твою неприглядную внешность. Поэтому до того, как мы начнем обсуждать твою работу, он должен будет выложить мне двадцать пять проигранных долларов.

— А каково его мнение по поводу написанной мною главы? — полюбопытствовала Марчелла.

— Ну, как тебе сказать, — растягивая слова, начала Эми. — Если у него будет мнение, сходное с моим…

Те словечки, которыми оперировала Эми, а также принятая доза шампанского очень развеселили Марчеллу. Вскоре язык у Марчеллы развязался, и наша юная писательница начала рассказывать Эми все о своей жизни.

Эми была великолепным слушателем. Она ни разу не перебила рассказчицу, и лишь ее зеленые глаза время от времени расширялись, словно выражая удивление по поводу неслыханных дотоле вещей. Марчелла взяла на вооружение этот замечательный прием, при котором рассказчик мог чувствовать себя хозяином положения. К тому моменту, когда официант принес заказанные блюда, Марчелла уже чувствовала себя искушенной в житейских вопросах женщиной.

— Итак, ты недовольна своим мужем, — начала Эми. — У меня тоже самые лучшие рассказы получаются именно в тот момент, когда мне наставляют рога.

Улыбнувшись, Марчелла попробовала объясниться:

— Нет, это совсем не то, что вы подумали, Эми. Я чувствую себя какой-то опустошенной и всем своим нутром требую внимания к себе. Когда мужчина смотрит на меня взглядом, которого я достойна, я отвечаю ему тем же и хочу его не меньше, чем он хочет меня. Поэтому лучше уж я буду сидеть дома и заниматься творчеством.

— А почему ты думаешь, что это лучше? — поинтересовалась Эми, разрезая на кусочки принесенную рыбу. — Ты что, и вправду думаешь, что твой муж не заводит шашни с каждой встречной девчонкой?

— Не знаю, — ответила Марчелла, стараясь получить удовольствие от запеченной осетрины, но аппетит у нее явно пропал. — Каждую ночь Гарри все больше и больше хочет меня в постели. Если бы он еще с кем-то крутил, то тогда вряд ли.

— Забудь об этом! — прервала ее Эми. — Мой второй муж гулял от меня налево и направо и все равно каждую ночь хотел меня в постели. Правда, — призналась она, наклонившись поближе к уху Марчеллы, — мне это очень нравилось!

Не успели они допить бутылку шампанского, Эми тут же заказала другую. Марчелле казалось, что она, отрезанная от реалий земного существования, парит где-то высоко в небесах.

— Эми, я даже не знаю, благодарить мне свою судьбу или проклинать за то, что я родилась такой сверхчувствительной женщиной, — выпалила Марчелла — Я даже боюсь показать открыто те чувства, которые меня одолевают. Если бы я не вышла замуж за Гарри, я, наверное, превратилась бы в распутную девку. По-видимому, я наделена даром чувствовать гораздо больше остальных людей…

— Конечно, это так, — согласилась с ней Эми, как будто это было вполне нормальным явлением. — Сотни тысяч женщин, не задумываясь, отдали бы очень многое, чтобы испытать то же, что и ты. Будучи писателем, тебе придется пройти суровую школу жизни тех женщин, у которых нет ни времени, ни темперамента для того, чтобы ощутить то же, что ощущаешь ты.

Официант унес тарелки и предложил им меню для десерта.

Нагнувшись к Марчелле, Эми сказала:

— Давай поговорим о деле до прихода Скотта. Я хочу стать твоим агентом, Марчелла.

Марчелла, запинаясь, начала спрашивать:

— Я понятия не имею о том, в чем заключаются обязанности агента.

Заказав две чашки кофе, Эми сказала:

— Я потолкую с издательством о цене на твою книгу, — сообщила она Марчелле. — А это значит, что тебе заплатят аванс за книгу в счет авторского гонорара. Я лично просмотрю под увеличительным стеклом каждую строчку твоего контракта. Мы еще поторгуемся насчет того авторского гонорара, который ты сможешь поиметь в новозеландских и еврейских издательствах. Ну и все такое прочее!

Марчелла поинтересовалась:

— Что заставляет вас помогать мне?

— Дело в том, что я в течение многих лет выполняла работу агента бесплатно, — пояснила Эми. — Неизвестные писатели постоянно посылают мне рукописи, и если они мне нравятся, я отсылаю их агентам или издателям. Знаешь, какой ревнивый народ эти писатели? Если бы я почувствовала в тебе соперницу, я бы выцарапала тебе глаза. А так мы остаемся друзьями, да еще вдобавок я получаю десять процентов!

— Что касается меня, то я «за»! — согласилась Марчелла — Для меня большая честь иметь такого агента, как вы!

Вдруг Марчелла заметила остановившегося рядом с их столиком бородатого мужчину. Ему было за тридцать, и аккуратно подстриженная бородка была намного темнее его светлых волос. Он не спускал с Марчеллы своих проницательных карих глаз. На нем был темно-синий костюм с ярко-розовым шелковым галстуком. Демонстративно вытащив свой кошелек, он положил на стол двадцать пять долларов.

— Твоя взяла, — сказал он, протягивая деньги Эми. Марчелла прыснула от смеха, залившись ярким румянцем смущения.

— Скотт, познакомься с Марчеллой Балдуччи-Уинтон, которую я по праву смогу назвать своей редкой находкой и клиентом одновременно, — сказала Эми.

Скотт, нагнувшись, поцеловал руку Марчеллы.

— Я никогда раньше не делал этого, — признался он. — Но вы именно та женщина, которой просто нельзя не целовать руку.

— А как же я, Скотт? — спросила Эми. — Ты мне, может быть, тоже что-нибудь поцелуешь?

— Твой зад, — мрачно произнес Скотт, усаживаясь на стул. — Извини, Марчелла, просто Эми очень любит своих коллег Рабелайзенов.

Немного смутившись при появлении такого симпатичного мужчины, Марчелла заулыбалась. Почему редактор Эми, которого Марчелла представляла суровым, профессорского типа интеллектуалом с огромными очками в роговой оправе на носу, оказался пышущим здоровьем, аккуратно подстриженным молодым человеком с резко выраженными чертами лица и нетипичной для чистокровного американца вульгарной бородой? Пока Эми развлекала его разговорами, он смотрел на Марчеллу смешливым и одновременно очень чувственным взглядом.

— Марчелла согласна, чтобы я стала ее агентом, Скотт! — с гордостью в голосе сказала Эми.

— Неужели? — нахмурился Скотт. — С каких это пор ты вступила на тропу агентского рэкета?

По-дружески обняв Марчеллу, Эми ответила:

— Полчаса назад!

Официант принес меню десертных блюд, которое Скотт принялся с интересом изучать.

— Я съем только шоколадный мусс, и если он не вреден для здоровья, — сказала Эми, обращаясь к официанту, — мы закажем его вместе с Марчеллой.

— Салат из свежих фруктов, — заказал Скотт, — и большую чашку кофе. Похоже, благоразумие здесь не будет лишним.

Эми закурила.

— Очевидно, раньше ты не обращал никакого внимания, — сказала Эми, — а теперь, когда стал главным редактором, и подавно, на то, что я была сама себе агент в течение многих лет! В книжном бизнесе нет такого, чего бы я не знала, — похвалилась Эми.

— Вот это как раз то, чего я и боюсь, — пробормотал Скотт.

Эми налила ему шампанское в бокал, и он поднес его к бокалу Марчеллы.

— Выпьем за твою новую писательскую карьеру, — предложил он. — И за твою новую карьеру агента, — сказал Скотт, обращаясь к Эми.

Он смотрел на Марчеллу таким взглядом, который попросту доконал ее. Выпитое вино приятно горячило кровь. И когда Скотт уперся в колено Марчеллы, она не отодвинулась. Исходящее от его тела тепло передалось и ей.

— Ты решила стать агентом после того, как изрядно выпила? — спросил Скотт.

— Роман Марчеллы ждет издательство «Вольюмз», — продолжала дразнить Скотта Эми. — Чего же мне еще желать?

Скотт несколько раз тяжело вздохнул, чем еще больше привлек внимание Марчеллы.

— Но у меня нет пока романа целиком. Я написала всего лишь одну главу, но это вовсе не значит, что я смогу его закончить…

— Мы, агенты, на то и существуем, чтобы заставить человека не останавливаться на полпути, — сказала Эми.

— И помимо прочего, выплачиваем заранее авторский гонорар, обязывая этим писателя закончить свою работу, — дополнил Скотт.

Поданный как нельзя кстати шоколадный мусс зарядил Марчеллу энергией, а Эми, съев лишь крошечную порцию десерта, сидела с таким блаженным видом, как будто только что испытала оргазм.

После десерта Эми, спрыгнув со стула, пошла проводить Марчеллу до туалета.

— Ну, как он тебе? — процедила сквозь зубы вопрос Эми, когда они вдвоем оказались в тихой зеркальной туалетной комнате. — Не очень сексапильный для редактора?

— Он превзошел все мои ожидания, — пролепетала Марчелла.

— Ну-ну. — Рассматривая свое отражение в зеркале, Эми сказала: — Одним из условий моей агентской деятельности является пункт, согласно которому я должна быть в курсе всего, что между вами будет происходить!

Марчелла не сводила глаз с приглаживающей свои волосы Эми.

— Что между нами должно произойти? — спросила Марчелла.

Эми подмигнула:

— Насколько я знаю Скотта, он обязательно пригласит тебя в свой офис сразу после нашего обеда. Будем надеяться, что теперь он обзавелся, по крайней мере, софой.

Волна возбуждения пробежала по животу Марчеллы.

— Но я… — выпалила она, — совершенно не знаю, как вести себя с таким типом мужчин. Пожалуйста, Эми, пойдем с нами вместе!

Эми кинула на Марчеллу испепеляющий взгляд:

— Дорогая, разве тебе не нужны тесные, дружеские связи с собственным редактором?

— Не знаю, — ответила Марчелла. — А это очень нужно?

Открывая вместе с Марчеллой дверь, Эми быстро ответила:

— Это просто необходимо.

Предположения Эми оправдались, и в три тридцать Скотт пригласил Марчеллу в свой офис, решительно пожелав при этом, чтобы Марчелла пришла одна, без Эми.

Сердце Марчеллы бешено колотилось, когда она позвонила своей соседке, попросив ее посидеть с Марком и Соней до шести тридцати вечера.

С поцелуями и обещаниями надежды на скорую встречу Эми распрощалась с Марчеллой, шепнув ей на ухо:

— Я позвоню тебе завтра!

Явно нервничая, беседуя на ходу, Марчелла шла рядом со Скоттом в направлении Шестой авеню, туда, где находилось десятиэтажное здание редакции «Вольюмз».

— Думаю, мне пока не понадобится контракт или аванс за мою книгу, — смеясь, объясняла она. — Боюсь, что это будет помехой для дальнейшей работы. По-видимому, это звучит глупо, но…

В этот момент он мягко взял ее под локоть, направив в сторону находившегося поблизости здания редакции. Двери пустого лифта закрылись, и Скотт повернулся к Марчелле, глядя на нее таким восхищенным дружеским и вопрошающим взглядом, что у Марчеллы учащеннее забился пульс. Он опустил глаза на перед своих брюк.

— Видишь, что ты со мною делаешь? — спросил он. Она молча продолжала смотреть ему в глаза, стараясь справиться с охватившим ее возбуждением. — Хичкок в свое время сказал, что лучшая женщина та, которая, несмотря на прекрасное воспитание и элегантность, может быть проституткой в постели. Что ты думаешь на этот счет?

— Насколько мне известно, в постели проститутки занимаются лишь тем, что раздвигают ноги, — шутливым тоном сказала Марчелла, — потому что этим они зарабатывают на жизнь.

— А как бы повела себя твоя героиня, если бы ее захотел мужчина? — полюбопытствовал Скотт.

— Моя героиня будет держаться до последнего, чтобы не отдаться во власть жаждущего ее мужчины. Она добьется того, чтобы мужчина умолял ее об этом.

— И тебе нравится, — спросил он, придвигаясь к ней поближе, — когда мужчины умоляют тебя?

Отрицательно покачав головой, она ответила:

— Я же говорю не о себе, а о своей героине.

В течение нескольких секунд дрожавшее от волнения тело Марчеллы то полыхало, охваченное жаром, то становилось ледяным. Наконец открылись двери лифта, и Скотт проводил ее через лабиринты кабинетов и офисов. Следуя за широкоплечей фигурой Скотта, Марчелла вошла в кабинет, на двери которого виднелась табличка с фамилией главного редактора.

— Я на собрании, — предупредил он сидевшую в холле секретаршу.

Захлопнув и заперев на ключ, Скотт прислонился спиной к двери. Огромная комната офиса была застелена серым ковром. Как и предупреждала Эми, здесь не было софы, зато стояло много растений, огромный стол и две большие композиции из цветов. Окна офиса находились на уровне верхних этажей соседних небоскребов.

— Это что, теперь называется собранием? — спросила Марчелла.

Скотт подошел к ней. Платье фирмы «Пуччи» прилипло к телу Марчеллы, и ее единственным желанием теперь было поскорее снять его с себя для того, чтобы предаться той неге, которая разлилась по ее томному телу.

— А почему нельзя назвать собранием встречу мужчины с женщиной? — спросил он, переходя на шепот.

Она попыталась цинично улыбнуться, но Скотт уже гладил рукой у нее между ног, вырывая из ее груди легкие стоны. В этот момент она так сильно жаждала близости с мужчиной, что не могла, как ни силилась, выдавить из себя подобие улыбки.

Даже если бы сейчас она вздумала повернуться и уйти, ее тело все равно бы воспротивилось этому. После роскошного обеда и бесконечных перипетий этого дня Марчелле захотелось немного расслабиться, что оказалось достаточно просто благодаря изрядной порции выпитого шампанского. Она жаждала увидеть на себе его нагое, чистое, здоровое, прекрасно пахнущее тело. Ей хотелось, чтобы он, раздвинув ее ноги, коснулся своей аккуратно подстриженной бородкой и поласкал языком ее самое интимное место.

Подобно укротителю, стоящему перед диким животным, Скотт старался прочесть ее мысли. Ноги ее подкашивались, и она сползла на пол, вульгарно упав перед ним на колени. Он тоже встал на колени, склонившись над ней, и Марчелла приоткрыла свои губы, чтобы встретить его поцелуем. В это время Скотт скользнул рукой под платье Марчеллы. Очень многое зависело от первого прикосновения. Марчелла раздвинула свои колени, чтобы Скотт мог беспрепятственно коснуться ее нежного органа. Когда же он протиснул свои пальцы под ее шелковые трусики и начал робко гладить ее между ног, Марчелла стала учащенно вздыхать, постанывая от удовольствия. Встав перед Скоттом, она осторожно сняла через голову платье. Сняв с нее лифчик и трусики, Скотт, встав на колени, принялся внимательно рассматривать тело своей партнерши. Чувственная грудь Марчеллы ожидала прикосновений его губ. Зарывшись в нее лицом, Скотт, закрыв глаза, водил сосками по своим векам. Когда он разделся, Марчелла сняла с себя серьги, часы и кольцо. Ее охватило непреодолимое желание ощутить прикосновения его мужского органа к своему телу.

Каждый раз, когда Марчелла вступала в очередную интимную связь с мужчиной, она делала все новые и новые открытия для себя. Сейчас ей было приятно наблюдать за тем, как рассматривает ее голое тело мужчина, гладя округлости и изгибы, и как наливается силой и становится упругим его член. Лежа спиной на полу, Скотт нашептывал:

— Сползай потихонечку вдоль моего тела так, чтобы сперва меня коснулись соски твоих грудей…

Его нежные наставления вызвали у Марчеллы прилив еще большего возбуждения. Раскинувшись на поверхности его тела, она стала медленно сползать вниз, касаясь грудью его груди, двигая сосками о его соски, вздрагивая всякий раз, когда его волосы приятно щекотали ее тело. Когда он вставил между ее ног свой член, она, предвкушая приятное вторжение, взяла его в руки, переполненная чувством ожидания этой долгожданной минуты. Направив его орган в нужном направлении, она, затаив дыхание, дивилась тому, как плавно, спокойно и размеренно он вошел в нее. В течение нескольких минут Скотт оставался неподвижен, давая о себе знать лишь негромкими стонами. Затем он, ловко перевернувшись и не выпуская Марчеллу из своего приятного плена, оказался в положении сверху. Марчелла лежала, изогнув свое тело в сильных руках Скотта, который, постепенно наращивая темп и касаясь поверхности ее тела, сильными движениями все глубже проникал в нее. При каждом новом толчке партнера из груди Марчеллы вырывались сладострастные стоны. Подыгрывая страсти партнера, Марчелла хотела, чтобы он просто сокрушил ее силой своего темперамента. Двигаясь одновременно с ним, она пребывала в состоянии почти полного экстаза. Не в силах проронить хотя бы одно слово, приоткрыв губы и крепко сомкнув веки, она находилась в преддверии мощнейшего оргазма.

Через несколько секунд они оба достигли кульминации, и тело Марчеллы парализовала приятная истома, а Скотт, потираясь своей щетиной о ее щеку, лежал, прислушиваясь к учащенному сердцебиению дрожавшей от удовольствия женщины.

Медленно открыв глаза и увидев под собой толстое ковровое покрытие, Марчелла снова вернулась к реальности. Наблюдая за красивым лицом любовника, который, закрыв глаза, лежал, наслаждаясь последними минутами блаженства, Марчелла подумала: а смогла бы она влюбиться в такого человека? Опустив взгляд на его руки, она заметила на его пальце обручальное кольцо. Конечно же, он был женат! Ну и что с того, она ведь тоже замужем!

Она была уверена, что не сможет поймать такси, а уж если ей так повезет, то машина непременно попадет в поток интенсивного транспортного движения, сопровождаемого постоянными пробками у светофора. Она не сомневалась также в том, что Гарри, который обычно возвращался с работы домой поздно вечером, обязательно придет сегодня, впервые за все время, намного раньше. Все ее предположения оказались верными.

— Где тебя черт носит? — заорал Гарри, как только Марчелла ступила на порог.

Соседка, дождавшись наконец семи часов вечера, отвезла детей домой, и они, застав в пустой квартире одного разъяренного папу, начали горько плакать.

Сбрасывая туфли и подхватывая на руки детей, чтобы как-то успокоить их, Марчелла лихорадочно соображала, что бы придумать в свое оправдание.

— Я была в верхней части города, села на поезд и вдруг почувствовала сильное головокружение, — соврала Марчелла. — Я боялась, что потеряю сознание, поэтому поспешила выйти из поезда. Потом я никак не могла дождаться какого-нибудь проходящего поезда, поэтому потратила уйму времени, чтобы поймать такси… — Правдой было лишь то, что она действительно чувствовала головокружение. Только причиной этому был секс!

— А почему ты такая нарядная? — спросил Гарри. — Когда ты купила себе это платье?

— Сегодня! — соврала Марчелла, уводя детей в детскую комнату. — Тебе нравится моя обновка? — повернув голову, веселым тоном спросила Марчелла. Два профессионала сегодня обещали ей успех, богатство и всеобщее признание. Красивый мужчина, упиваясь любовной игрой, удовлетворил ее полностью, доставив огромнейшее наслаждение. Теперь у Марчеллы не было причин бояться своего мужа.

— А почему ты не подготовил детей ко сну? — спросила Марчелла, обращаясь к вошедшему вместе с ней в детскую Гарри. — Мог хотя бы привести в порядок Соню! Ты же знаешь, на кого она бывает похожа, если ей…

— У меня был сегодня чертовски трудный день! — оборачиваясь к жене, со злостью выпалил Гарри. — На рынке серебра сегодня произошел кризис, и наша компания потеряла очень много денег. И потом я совсем не знаю, как обращаться с детьми, когда они начинают плакать. Мы даже начали думать, что ты попала в аварию, — сердито заметил Гарри.

— Поставь на плиту ужин, — небрежно кинула Марчелла Гарри, раздевая Соню. — Тебе только и надо было сделать, что включить плиту. — Хорошо, что еду она приготовила заранее. Оставалось лишь разогреть ее.

Марк с упреком в глазах следил за тем, как она натягивала на Соню пижаму.

— Мы уж подумали, что ты ушла от нас! — неожиданно выпалил Марк.

— С чего это ты такое выдумал? — спросила Марчелла, обращаясь к Марку и укладывая полусонную дочь в кроватку. Свесив ноги, Марк уселся на невысокий комод, глядя на мать глазами, в уголках которых сверкали невысохшие слезинки. — Дорогой мой, тебе скоро исполнится восемь, и мне очень хочется, чтобы ты вел себя как взрослый.

Она обняла Марка за плечи, а он забрался к ней на руки и, прижавшись, обхватил ее сзади ногами. По дороге на кухню Марчелла спросила сына, шепнув ему на ухо:

— И как тебе могла прийти в голову мысль, что я бросила вас? Особенно тебя? — Она еще сильнее прижала к себе сына, понимая действенность и притягательность таких вот теплых объяснений, которые еще больше скрепляли дружбу матери с сыном.

— Мне очень понравился цвет твоего нового платья, — сказал Марк, когда они вошли в кухню, где сидел красный от злости Гарри.

— Правда? — спросила Марчелла, усаживая Марка. — А вот папе твоему, похоже, абсолютно все равно…

Нагнувшись поближе к плите, она сказала:

— Гарри, ты включил слишком сильный огонь! — «Нужно, чтобы он почувствовал себя неправым, — подумала она. — Нужно изначально прибегнуть к атаке».

После ужина, закрывшись в ванной комнате, она наконец оказалась на долгожданном уединенном островке. Приняв теплую ванну, она окончательно смыла с себя воспоминания о пылких приключениях этого невероятно интересного дня. Она чувствовала себя так, как будто бы только что прилетела с Луны. И все свои ощущения она должна держать в тайне от Гарри.

На следующее утро, как только она привела детей из школы, зазвонил телефон.

— Ну, как он тебе понравился? — послышался в трубке хриплый голос Эми. — Или он вел себя прилично? Он разговаривал с тобою о контракте? Упоминал сроки, цены?

Глубоко вздохнув, Марчелла подумала, что, видно, ей придется кое-чем пожертвовать, чтобы приобщиться к правилам поведения высшего общества, представители которого совершенно спокойно, так, словно речь шла о пустой болтовне, могут обсуждать по телефону вопросы интимного характера.

— Поведение Скотта не выходило за рамки приличий, — соврала Марчелла. — Я же предупреждала вас, что в моей жизни не может быть места любовным романам. Тут из-за какого-то ленча хлопот не оберешься!

— Тебе тоже попался ревнивый муж? — проскрипела Эми. — Я просто терпеть этого не могу. Я хочу, чтобы ты стала моим новым другом. Мне хочется проиграть с тобой сценарий пьесы «Пигмалион», сделав для тебя как можно больше добра, которого ты заслуживаешь. Ведь чертовски интересно наблюдать за тем, как ты будешь проходить тот же путь, который прошла я. И я снова смогу насладиться этим процессом, сопереживая тебе. На Скотта ты произвела хорошее впечатление. Поэтому приведи в порядок свои записи и давай попробуем вытянуть из него побольше денег, пока он проявляет к тебе интерес. Определи себе крайний срок, в течение которого ты справишься с заданием. И позвони мне, если возникнут какие-нибудь вопросы по содержанию книги.

— Я буду стараться, — пообещала Марчелла. — Спасибо тебе большое, Эми, за самый чудесный в моей жизни ленч!

— У тебя много впереди таких вот встреч, дорогая! — ответила Эми и положила трубку.

Потом позвонил Скотт, поинтересовавшийся у Марчеллы, когда они снова смогут увидеться.

— Но вы же женатый человек! — удивилась Марчелла.

— Ну и что? Ты ведь тоже замужем.

— Да, но ведь не шлюха какая-нибудь… — глупо возразила Марчелла.

— Неужели? — засмеялся Скотт. — Значит, ты меня очень хорошо окрутила.

— Вам понравился тот вечер? — не сдержавшись, спросила она.

— А ты как думаешь? — хриплым голосом ответил он. — Редакторам не всегда удается разгуляться. Обычное наше занятие — редактировать тексты.

— В этом-то и заключается главность трудность, Скотт. Я не умею сдерживать свои чувства. Просто в этот вечер на меня сильно подействовало шампанское. Ведь мы выпили целых две бутылки!

— Это плохо, — ответил он. — Но мы ведь будем встречаться, Марчелла. Эми сказала, что через месяц у тебя будет готов черновой вариант романа. Надеюсь, мы сможем встретиться для предварительной беседы?

Положив трубку, Марчелла решила устроить в предстоящие выходные праздничный обед по случаю удачного начала своей творческой деятельности. Она приготовит ласанью по рецепту, который очень нравился ее отцу. Они выпьют много «Кьянти», и, может быть, тогда, под действием принятого алкоголя, Гарри сможет окунуться в головокружительный водоворот бушующих в ней чувств.

Субботний ужин был по-настоящему праздничным. Даже Гарри пребывал в хорошем настроении, и все собравшиеся за столом члены семьи пили и ели именно так, как было принято во время субботних ужинов в доме Балдуччи.

Как обычно, не успев доесть десерт, Ида помчалась на кухню мыть посуду, несмотря на настоятельные просьбы Марчеллы не делать этого. Но домашняя работа была единственным и главным хобби Иды, от которого она не могла стоять в стороне.

Вволю наобнимавшись со своими внуками и положив их затем спать, Ида повторила свою любимую фразу:

— Женщинам лучше всего удаются семейные обязанности…

При этих словах вся натура Марчеллы восставала.

Альдо попытался выяснить у Гарри, что тот подразумевал под словом «перспективы». В эту минуту Марчелла, подключась к разговору, внимательно вслушивалась в объяснения мужа относительно сытого и обеспеченного будущего.

Ида нетерпеливо схватила новую стопку посуды.

— Подожди, мама, — попыталась остановить мать Марчелла, дотронувшись до ее руки. — Мне очень интересно послушать этот разговор.

Марчеллу всегда поражало то, как преображался Гарри, если предметом разговора становились его деньги или работа. Может быть, она сама виновата в том, что свела на нет его мужское начало и как результат единственным аспектом, где бы он мог проявить себя как мужчина, стало добывание как можно большего количества денег?

Ида сделала несколько ходок на кухню, каждый раз увеличивая порцию уносимых тарелок. Не выдержав, Марчелла наконец встала, чтобы помочь матери.

— Сейчас в полном разгаре волна женского движения за равноправие, — полушутливым тоном сказала Марчелла. — Поэтому совсем не обязательно заниматься мытьем посуды во время мужских дискуссий. Иногда мужчины даже помогают женщинам в домашних делах!

Ида покачала головой.

— Вечно ты хочешь быть неординарной, Марчелла, — сказала она, направляя струю теплой мыльной воды на сковородку.

Марчелла, в свою очередь, покачала головой и, встав на свое привычное по левую руку от матери место, занялась мытьем посуды. Ей очень хотелось поделиться с Идой удачами прошедшей недели, но она знала, что мать не одобрит ее начинаний. Альдо, узнав об ее успехах, конечно же, будет гордиться своей дочерью. Поэтому Марчелла, снова примкнув к «мужскому кругу», немного наклонившись, обняла отца за плечи.

— Ты устроила знатный ужин, — похвалил ее Альдо. Перед уходом Гарри проводил Иду в детскую комнату.

Встав рядом, Альдо сказал, обратившись к Марчелле:

— У тебя двое прелестных Детей. И Гарри тоже отличный парень. — Сказав это, Альдо сунул ей в руку двадцатидолларовую банкноту. — Купи им что-нибудь…

— Спасибо, папа, — целуя отца в щеку, ответила Марчелла. — Марк делает большие успехи в музыке.

Кивнув головой, Альдо ответил:

— В жилах нашего рода течет кровь истинных музыкантов.

Она смотрела на отца сияющими от радости глазами, сгорая от желания рассказать ему о том, что в ее жизни скоро произойдут огромные перемены. Она будет мерно качаться на волнах управляемой ею лодки и делать то, что ей очень долго запрещали.

— Два ангела, — возвратившись в коридор, сказала Ида и, несмотря на теплую ночь, накинула на плечи шаль.

Вылив в стакан остатки вина, Марчелла залпом выпила его. Вино было слишком сладким, даже отдаленно не напоминавшим вкус того французского шампанского, которое они с Эми пили на прошлой неделе. Подумать только, это было всего лишь на прошлой неделе! А ей показалось, что прошла целая вечность!

Гарри вызвался проводить родителей, но они отказались от услуг зятя, уверив, что сами благополучно доберутся до дома.

— Как только приедете, сразу позвоните мне, — попросила Марчелла.

Вздохнув и закрыв за родителями дверь, Марчелла пошла на кухню и убрала вымытую посуду. Войдя в ванную комнату, она стала рассматривать в зеркало свое обнаженное тело. «Нужно всегда следить за своей фигурой, — напомнила она себе. — Оставаться в неизменно хорошей форме». Затем она принялась внимательно рассматривать свою грудь, выискивая в ней ту привлекательность, которую отметил Скотт при первой же встрече.

Гарри лежал на кровати, ожидая, когда Марчелла уляжется спать. Он не сделал ни одной попытки романтизировать их отношения в постели. Одетый в нижнее белье, он лежал на простыне, предвкушая бурную ночь. Марчелле не оставалось ничего другого, как смириться с этим наказанием, потому как ее отказ мог вызвать очень неприятные для нее последствия. Легче было уступить домогательствам мужа. Нанеся духи на шею, грудь и руки, Марчелла решила представлять в постели Скотта вместо Гарри. Она будет вспоминать, как он учил отдаваться, соприкасаясь обнаженными телами, сильно возбуждая при этом друг друга.

Марчелла устроилась сверху, как это было со Скоттом, но Гарри очень скоро перевернул ее, придавив массой своего тучного тела. Несмотря ни на что, Марчелла продолжала предаваться своим фантазиям, представляя перед собой стройное, загорелое тело редактора, его бороду у своего лица, его первое, робкое прикосновение, после которого ей так захотелось впустить его в себя… В этот момент Гарри, спустив трусы, без всякой любовной прелюдии, как всегда торопливо, не дождавшись, когда подготовится организм Марчеллы, вошел в нее, вызывая лишь неприятные болевые ощущения. Пытаясь как-то приноровиться, Марчелла начала мягкими движениями двигаться ему навстречу. В тот момент, когда он, посапывая, тяжело дышал ей в лицо, резко зазвенел стоявший рядом с постелью телефон. Подняв трубку, Марчелла вдруг вспомнила, что прошло слишком много времени с момента, как ушли ее родители. Добравшись до дома, они могли позвонить ей еще час назад.

— Слушаю, — сказала она.

Говоривший в трубку незнакомец представился работником местной больницы, в реанимационное отделение которой только что привезли родителей Марчеллы. Услышав это сообщение, Марчелла выпрямилась, сбросив с себя Гарри.

— Почему они оказались в больнице? Что с ними случилось? — закричала она.

— Они попали в аварию, — ответил мужской голос.

— Боже мой! Насколько серьезно они пострадали? — спросила она.

— Вам лучше сейчас же приехать.

Сидя за рулем машины, пьяный водитель который тоже погиб в аварии, разворачивая машину, заехал на тротуар, придавив к стене родителей Марчеллы. Альдо получил тяжелую черепно-мозговую травму. В больничной палате, увитая множеством трубочек со всевозможными лекарственными препаратами, боролась со смертью не приходившая в сознание Ида. Крепко схватившись за Гарри рукой, Марчелла стояла, как парализованная, не в силах даже закричать. В три часа утра Марчелла дала расписку докторам об отказе реанимировать отца с помощью аппарата искусственного дыхания. В эту холодную ночь одна лишь фраза вырвалась из ее уст: «Этого не может быть! Нет!» Одна и та же мысль неустанно сверлила ей мозг, раздирая на части ее душу: никогда, никогда! Она стояла, оцепенев от сознания своей греховности, ни на минуту не сомневаясь в том, что несчастье с родителями было возмездием за ее прелюбодеяние.

 

ГЛАВА 5

Ноябрь 1978 года

Марчелла была настолько потрясена свалившимся на нее несчастьем, что почти не помнила, как прошли похороны отца. Больше всего ее смущал тот факт, что абсолютно все окружавшие ее люди отнеслись к ней с большим чувством, даже не подозревая, кто же является истинным виновником гибели ее отца. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Марчелла сосредоточилась на одежде своих детей так, как будто чистота и безукоризненность их туалета являлись показателем степени уважения к дедушке. Следуя долгой дорогой к кладбищу, которая пролегала мимо бюро ритуальных услуг, она никак не могла избавиться от одной навязчивой мысли: что ее отец никогда уже не увидит своих внуков взрослыми людьми, которые, возможно, станут пианистами или танцорами — продолжателями шутливо называемой им «традиции семейства Балдуччи».

После окончания похорон Марчелла, оставив детей с Гарри, снова помчалась в больницу, посидеть с матерью. Ида, которая пока еще ничего не знала о смерти мужа, большей частью спала. Когда Марчелла, совершенно обессиленная, вернулась домой в тот вечер, она застала Гарри на кухне.

— Дети уже спят, — сказал он, обратившись к ней.

— А ты поужинал?

Он отрицательно покачал головой. Марчелла пошла разогревать суп себе и мужу. В момент, когда она вытаскивала из шкафа сухое печенье, он взял ее за руку и произнес:

— Я любил твоего отца даже сильнее, чем своего, Марч.

— Мне это известно, — покачав головой, сказала она, ставя первое на стол. — Он ведь тоже тебя очень любил и относился к тебе, как к родному сыну.

Она ела суп, совершенно не чувствуя его вкуса. Время от времени они встречались взглядами, но ей было нелегко выразить словами свои спутавшиеся мысли. Ей не хотелось делать ничего, только сидеть, уставившись в телевизор, ни о чем не думая.

Оказавшись поздно вечером в кровати, Марчелла думала о том, почему происходят разводы: «Это случается преимущественно потому, что супруги не общаются друг с другом. Иногда мне хочется помолчать, а в другой раз Гарри не расположен к беседе. Никогда еще не было так, чтобы они вместе чувствовали одно и то же, момент, когда обоих одновременно одолевает желание поделиться друг с другом своими мыслями или заботами». Гарри выключил свет и, стараясь не беспокоить убитую горем Марчеллу, отодвинулся на край кровати. Ей очень хотелось сказать ему о том, что пришел тот момент, когда ее, взяв на руки, надо защитить, уверить в том, что теперь, с потерей отца, он заменит его ей. Она очень хотела сказать ему это, но не смогла. Как же она ненавидела свою супружескую жизнь! Как она все-таки обманулась в ней! Марчелла тихо уговаривала себя уснуть, а на сердце скребли кошки.

Единственным выходом из создавшегося положения было одно: проводить как можно больше времени в больнице с матерью, ожидая ее скорого выздоровления. В течение уже первой недели посещения больницы Марчелле с трудом, но все-таки удавалось уклониться от вопросов Иды по поводу состояния здоровья Альдо.

— Тебе надо поправиться, а потом мы поговорим о папе, — отвечала Марчелла.

— Но почему я не могу встретиться с ним? Он что, очень сильно ушибся? — спрашивала Ида.

Наконец Марчелле пришлось соврать и сказать, что врачи пока все еще борются за его жизнь. Когда же доктора пришли к выводу, что Ида достаточно окрепла, чтобы узнать горькую правду о муже, Гарри собрался быть первым, кто сообщит ей эту новость. Но Марчелла считала своим долгом взять на себя эту скорбную роль. Сидя днем у постели своей матери, Марчелла, взяв Иду за руку, начала:

— Мам, я должна сообщить тебе очень печальную весть о нашем отце. Ты готова выслушать меня?

Глядя Марчелле в глаза, из которых ручьем лились слезы, Ида еще крепче сжала руку дочери.

— Он умер, да? — спросила она.

В ответ Марчелла утвердительно покачала головой. Как бы заставляя себя поверить в случившееся, Ида тоже несколько раз покачала головой из стороны в сторону. Обе женщины, мать и дочь, горько заплакали.

— Я никогда не была с ним достаточно нежна, — всхлипывая, причитала Ида, отворачивая при этом лицо. — Я никак не могла ему простить…

— Простить чего, мам? — тихо спросила Марчелла. Но Ида ничего не ответила и только плотнее сжала губы.

— Наверное, была какая-то другая женщина. О чем еще могла идти речь? — высказала свое предположение Эми, которая спустя четыре месяца после случившегося несчастья сидела напротив Марчеллы в расположенной на территории больницы оранжево-розовой кафешке, ярко-зеленая замшевая обивка которой смотрелась так же нелепо, как и весело-розовый интерьер. Дотронувшись до руки Марчеллы, Эми продолжала: — Дорогая моя, я знаю, как это чертовски больно терять родителей, но ты, похоже, уж слишком близко к сердцу приняла эту потерю. Вы с отцом были очень дружны?

Марчелла, покачав головой, ответила:

— Очень. Он был блестящим отцом и очень милым человеком. — Взяв предложенную Эми сигарету, Марчелла закурила ее со словами: — Но не это мучает меня, Эми.

— А что же тогда? — удивилась Эми.

Марчелла, бросив взгляд на сидевшую рядом подругу, посчитала ее присутствие очень важным сейчас. Эми поддерживала ее все эти долгие месяцы дежурств в больнице, когда Иде сделали три операции ног, после чего ей пришлось навсегда позабыть о своей буйной молодости, проведенной в провинциальном маленьком городишке.

— Дела идут на поправку? — поинтересовалась Эми.

— Доктора говорят, что да, — ответила Марчелла.

— Доктора! — поморщившись, сказала Эми, оглянувшись вокруг. — Упаси Боже мне попасть сюда, если вдруг я заболею. Все врачи ходят с таким важным видом! Полагаю, мне нечего сообщить Скотту? — попыталась спросить Эми. — Я имею в виду твою книгу.

Марчелла пожала плечами.

— Он прислал мне такой роскошный букет, а я ему послала в ответ благодарственное письмо. Что же касается моего нового романа, то я пока не смогла написать ни строчки, — призналась Марчелла. — Он что-нибудь спрашивал обо мне?

— Он задавал самые обычные вопросы. А что? — Нагнувшись вперед, Эми нетерпеливо спросила: — Между вами что-нибудь было?

Марчелла сосредоточила свой взгляд на сигарете.

— Ты что, не собираешься мне ничего рассказывать? — спросила Эми.

Снова пожав плечами, Марчелла наконец ответила:

— Ну почему же нет? Мне иногда кажется, что все это происходило не со мной. Да, мы занимались Любовью со Скоттом в его офисе, в день нашего первого знакомства, сразу после ленча.

— Бог мой! — воскликнула Эми. — Тебе было хорошо?

— Да! — восторженно ответила Марчелла, повернувшись к Эми. — Пойми, это было просто потрясающе! Боже мой, Эми, я никогда в жизни не получала большего удовольствия от секса, чем в тот день! И хотя у него своя манера поведения в постели, он так сильно желал меня, что одного этого было достаточно, чтобы…

— Я знаю, — покачав головой, ответила Эми. — Ну а в чем же тогда проблема? Ты не смогла в него влюбиться?

Крепко держа Эми за руку, Марчелла внимательно посмотрела на нее:

— Ты не будешь считать меня идиоткой, если я кое-что расскажу тебе? То, во что я свято верю?

— Ну конечно же, я не подумаю о тебе ничего дурного, — раздраженно ответила Эми.

— Тогда поклянись!

Устав от ожидания ответа, Эми ответила:

— Ну ладно, клянусь, если ты так сильно этого хочешь! Клянусь, что не буду считать тебя идиоткой! А что ты мне хотела рассказать?

Марчелла молчаливо смотрела на образовавшуюся на дне чашки кофейную гущу.

— Когда я впервые изменила Гарри, я поплатилась за это, — ответила Марчелла, переходя на шепот. — Тем, что потеряла ребенка. Второй раз я изменила со Скоттом и потеряла отца. Может, это обычное чувство вины, но если что-нибудь случится с моими детьми… я…

— Марчелла, — сказала Эми, обняв подругу за плечо. — Хватит казнить себя такой несусветной ерундой. Я что-то никак не возьму в толк, от кого я слышу такую околесицу? От Билли Грэхем или от чувственной земной женщины, которая мастерски описывала сексуальные сцены, лучше, чем это делала я?

— Все это было когда-то, — прервала ее Марчелла. — Но я вовсе не уверена в том, что смогу продолжить работу дальше.

— Почему ты так говоришь? — сверкая глазами, спросила Эми. — Боишься, что тебя поразит гром небесный? Не так ли? — Эми так негодовала, что Марчелла отвела глаза. — Бог вовсе не собирается тебя наказывать, ты собственноручно казнишь себя.

— А почему я это делаю? — спросила Марчелла. — Потому что я считаю, что женщина имеет полное право на сексуальное равенство, свободу выбора и тому подобное.

— На твоем мировоззрении сильно сказывается католическое воспитание, дорогая, — сказала Эми. — Не надо себя ни в чем винить. Что бы ни произошло, я все равно буду верить в тебя.

Марчелла пожала Эми руку.

— Спасибо, Эми, — сказала она, теребя свое платье. Затем, потупив взгляд, добавила: — Мне нужно постараться все это преодолеть, после чего я закончу роман. Я найду в себе силы взяться за дело сразу после того, как моя мать выпишется из больницы и мне не придется бегать туда-сюда.

Эми подала ей свою пудру «Шанель», которой Марчелла припудрила свой нос.

— Да, это запах состоятельных людей, напоминающий о совершенно другой жизни! — вздохнула она.

— И ты будешь жить такой же жизнью, — ответила Эми. — Тебе всего-то и надо написать одну книгу. Господи, да если бы Бог захотел наказать всех, кто когда-либо изменил своему супругу, на земле просто бы не осталось ни одной живой души, и прирост населения равнялся нулю. Твоего отца сбил пьяный водитель, Марчелла. Объяснение хотя и очень трагическое, но очень простое.

Выписавшись из больницы через несколько недель, Ида поселилась в доме своей дочери, потеснив внуков, вынужденных на время пребывания бабушки устроиться в одной комнате. Ида могла перемещаться по дому только при помощи костылей или инвалидной коляски. Поход на рынок вместе с матерью отнимал у Марчеллы целое воскресенье, но отменить его было просто невозможно, потому что это было единственной прогулкой за весь день, во время которой Ида могла повидаться с соседями. Поэтому Марчелла никогда не отказывалась вывозить мать на эти прогулки.

Через несколько недель Марчелла перевезла все пожитки Иды к себе домой, раздав одежду Альдо Балдуччи жившим в округе беднякам. Свободную комнату, которую Марчелла надеялась в перспективе сделать своим рабочим кабинетом, заняла ее мать. Но Марчелла не роптала. Чувство тяжелой вины за случившееся с ее родителями несчастье тяжелым гнетом давило на ее душу, поэтому она сочла за счастье возможность искупить свой грех страданиями во имя благополучия своих детей.

Марчелле приходилось водить обоих детей в школу и ухаживать за Идой, поэтому у нее совершенно не оставалось времени, чтобы снова взяться за написание книги. Постоянно расстроенная, Ида, не переставая, принимала траквилизаторы, проводя свое свободное время у телевизора, а Марчелла прикладывала максимум усилий, чтобы как-то приободрить ее. Вскоре Марчелла так привыкла проводить свое время, ухаживая за больной Идой, а поздним вечером готовить ужин для Гарри, что иногда ей казалось, будто она и не покидала родительский дом.

На следующий год Марчелла снова взялась за роман, возвращаясь к своим персонажам как к хорошим, но надолго забытым друзьям. Пораньше закончив работу по дому, Марчелла, поставив пишущую машинку на кухонный стол и отпивая маленькими глоточками кофе, энергично стучала по клавишам машинки. Иногда Марчелле приходилось прерывать свою работу. Это случалось, когда Ида неожиданно забирала ее стул, чтобы поставить его в узком проходе гостиной, или просила, чтобы Марчелла помогла ей выбраться из ванной. По утрам Ида проводила время у телевизора, поглощая одну «мыльную оперу» за другой или просматривая бесконечные спортивные программы. Единственным спокойным местом была церковь, в мрачной тишине которой она находила себе прибежище. Поприветствовав кивком головы отца Кармелло, который уважительно относился к тому, что молодая женщина пришла в церковь для того, чтобы побыть наедине со своими мыслями, Марчелла тихо садилась на скамью и думала о своей книге.

В таких условиях больше, чем когда-либо, Марк стал для нее еще роднее. В отличие от Сони, поглощенной только своими заботами и оставшейся сдержанной по отношению к своей матери, Марк, обычно внимательно глядя ей в глаза, брал за руку Марчеллу, поддерживая ее духом, не хуже взрослого.

Гарри купил сыну пианино, чтобы Марк мог практиковаться в музыкальной игре. Не успев вернуться из школы, он сразу же усаживался за пианино. К пяти часам вечера, оставив на плите поспевающий ужин, приняв теплый душ и одевшись в длинную мужскую рубашку, Марчелла ложилась на кровать Марка. Вбегая в квартиру, Марк так крепко сжимал ее в своих объятиях, что Марчелла с трудом отрывала его от себя, чтобы отдохнуть. Он с удовольствием играл для нее музыку Дебюсси, Баха и несложные шопеновские ноктюрны. Обычно после окончания маленького концерта Марчелла обнимала Марка, нашептывая ему в ухо, что он всегда был, а сейчас еще больше, чем прежде, остается самым светлым лучиком в ее жизни.

Марк не любил вечерние прогулки своей матери, поэтому каждый такой вечерний поход Марчеллы вместе с Гарри в кино или на встречу с коллегами отца сопровождал беспомощным плачем. Каждое такое прощание с матерью превращалось в настоящую драму, когда Марчелла пыталась оторвать от себя сына, а в это время в коридоре, озлобленно поджав губы, ее нетерпеливо поджидал Гарри. Марку исполнилось уже девять лет, и Марчелла понимала, что поведение сына было совершенно неадекватно его возрасту. Она не осмелилась рассказать Гарри о том, что однажды Марка даже вырвало на нервной почве, так как понимала, что, несмотря на неоднократные предупреждения Гарри, она была во всем виновата сама.

— Я боюсь, что только порчу Марка своей чрезмерной любовью, — призналась Марчелла Эми, сидя за традиционным ежемесячным ленчем, который проходил в стеклянном и душном кафе, расположенном в районе авеню Коламбус холодным апрельским днем.

— Неужели любовь к ребенку может быть чрезмерной? — спросила Эми. — Ты же знаешь, мне этого не понять, потому что у меня никогда не было детей.

Марчелла, накручивая немного макарон на вилку, смотрела на Эми.

— Обязанностью матери является позволить ребенку дотронуться до свежеокрашенного полотна, чтобы он мог понять, что оно еще сырое. Ты должна дать ребенку обжечься, чтобы он понял, что плита горячая. Ты должна спокойно воспринимать то, как твой сын, споткнувшись и разбив в кровь нос, горько плачет безутешными слезами…

Отрицательно покачав головой, Марчелла сказала:

— А я не хочу, чтобы мой ребенок разбил себе нос, я должна предупредить его падение. И кроме того, между мною и сыном установилась такая тесная и надежная связь, что он уже не сможет без меня…

Облокотившись на спинку стула с висящей на нем собольей шубой, Эми произнесла:

— Как хорошо, что у меня нет детей. — Вздохнув и посмотрев на официанта, который принес заказанный кофе, Эми поинтересовалась: — Похоже, что написанием книги ты сейчас совсем не занимаешься?

Отрицательно покачав головой и закуривая сигарету, Марчелла ответила:

— Для меня сейчас самое главное — чтобы мама поправилась. Я постоянно ухаживаю и беседую с ней. Вы бы смогли написать хоть строчку, если бы ваша мать постоянно находилась рядом?

Эми засмеялась:

— Одно только воспоминание о том, как моя живущая на Майами мать ждет, когда ей рано утром привезут спецеду, приводит меня в полное бешенство.

Официант положил рядом с огромным куском торта две десертные вилки. Эми, отрезав вилкой кусочек десерта, закрыла глаза.

— М-м-м… — Возбужденно нагнувшись вперед к Марчелле, Эми, переходя на шепот, сообщила своей собеседнице: — Один умопомрачительный клуб открылся через улицу от моего дома. Называется «Партнеры». Он простой по интерьеру, очень уютный и очень дорогой. Но в нем имеется абсолютно все: спортзал, ресторан, диско-бар и кинотеатр. Там можно провести целый день!

— И вам это удается? Пожав плечами, Эми ответила:

— Я начала ходить туда для того, чтобы немного позаниматься гимнастикой. Пару раз я посещала небольшой кинозал. Это продолжалось до тех пор, пока я не привыкла к тому, что происходило там.

— И что же там происходило? — нахмурившись, спросила Марчелла.

— А там парень терся коленкой о мою ногу. — Опустив глаза, Эми продолжала: — Вот такие-то дела. И это были не какие-нибудь ублюдки, а красивые и богатые члены этого клуба. Когда он стал уже во второй раз тереться коленкой о мою, я не стала дергаться и вдруг обнаружила на своем колене его ладонь.

— Эми! — воскликнула Марчелла. — Я просто ушам своим не верю!

— И вдруг он начал гладить меня своей рукой, — продолжала Эми, не спуская с Марчеллы пристальный взгляд своих зеленых глаз. — И знаешь что? Он так сильно меня взбудоражил! Представь себе, этот парень, которого я никогда прежде не видела, сидя рядом со мною, возбуждал меня прикосновениями своих опытных рук…

— Эми! — перебила ее Марчелла. — Эта история будет даже похлеще тех сюжетов, о которых ты рассказывала в своих романах!

Невинные глаза Эми расширились.

— Тогда я не стану продолжать свой рассказ, — сказала она, переводя свой взгляд на шоколадный торт. — Мне просто очень хотелось встряхнуть тебя. Я сочла несправедливым тот факт, что, получив столько удовольствия, я оставила молодого человека без всякого внимания, поэтому тоже положила ему на колено свою руку! Я чувствовала себя школьницей, сидящей с мальчиком на заднем сиденье автомобиля. Мы обменялись так называемыми ласками, после чего он ушел, даже не назвав своего имени и не показав своего лица.

Не веря своим ушам, Марчелла с удивлением воскликнула:

— Получается, что вы позволили абсолютно незнакомому мужчине гладить себя в кинотеатре?

Скривив губы, Эми ответила:

— Только не говори об этом эпизоде, как о чем-то непристойном. Не забывай, что это роскошный и очень дорогой клуб, который не посещают какие-нибудь отбросы общества. Все стулья обиты бархатом, посетители курят гаванские сигары, а воздух пропитан запахом изысканного мужского одеколона. Руководство клуба обеспечило много укромных уголков, где люди могут… получше познакомиться друг с другом. Это просто восхитительно, Марчелла! Я там была уже несколько раз.

Две подруги молча доели десерт.

— Я бы никогда, никогда на это не пошла! — отрезала Марчелла.

Эми улыбнулась:

— Я уверена, что смогла, если бы тебе хорошенько наставили рога. Я все-таки выпишу тебе членскую карточку просто так, на всякий случай, Марчелла.

Покинув ресторан, Эми, накинув шубу, вышла на проезжую часть и подняла руку, чтобы остановить такси.

— Я поехала в клуб! — засмеялась она. — Пока я рассказывала тебе о том, что там творится, сама так завелась, что просто не дождусь того момента, когда доберусь до него. — Как только подкатило такси, Эми шепнула Марчелле на ухо: — Хватит казнить себя, дорогая. Ты красива, талантлива, и ты уже выполнила свой долг. Пожалуйста, Марчелла, мне далеко не безразлична твоя судьба, и у меня сердце разрывается на части, глядя на твой теперешний вид. Позвони мне, ладно?

Такси тронулось, и Марчелла проводила взглядом прощальный жест руки своей приятельницы, отъезжающей в таинственный, неповторимый мир секса. Оказавшись в душном вагоне подземки, Марчелла с ненавистью смотрела на отражение своего усталого лица в окне накренившегося вагона.

Эми была права, сказав, что это не что иное, как чувство вины и самобичевание. Интересно, произошло бы это несчастье с ее родителями, если бы она устояла перед Скоттом? А что, если этот водитель напивался каждый субботний вечер и ее родителям так не повезло с ним на улице именно в такой момент? «Я наделена особым даром, — убеждала себя Марчелла, — и мне нельзя растрачивать зря свой талант. Ведь это так легко сделать, превратившись затем в самую обыкновенную посредственность».

Здесь, в грязном вагоне метро, Марчелла поклялась во что бы то ни стало закончить начатую книгу, даже если это будет стоить ей сверхчеловеческих усилий.

Пройдя по улице и завернув за угол, Марчелла увидела в окне Марка, ожидающего ее прихода. Она помахала сыну рукой. Марк находился в доме под присмотром Иды, потому что Гарри в это время повел Соню на субботнее представление. Только Соня могла вытащить отца на балетный спектакль: для нее он готов на любые подвиги.

Марчелла занялась приготовлением кофе для себя и матери, одновременно слушая Марка, делившегося с ней впечатлениями о просмотренном только что по музыкальному каналу концерте. Как бы ни была обаятельна и удачлива Эми, но у нее не было таких очаровательных деток и близких отношений с матерью. При такой мысли Марчелле вдруг захотелось обнять Марка и Иду. Сознание ее озарила новая мысль: деньги не главное, важнее, чтобы ее признали писателем, хотя бы для того, чтобы у Марка была мать, которой можно гордиться.

Этим летом Глория позволила Гарри вступить с ней в интимную связь, кроме того, она научила его добывать деньги. Используя связи с другими маклерскими фирмами, обмениваясь с ними информацией, оказывая им услуги, давая им советы, Глория познакомила Гарри с миром Уолл-стрит, где за услугу платили услугой.

Их первый доход составил пятьдесят тысяч долларов, которые они поделили поровну между собою. Но Глория настаивала на том, чтобы он помог ей оплатить годовую ренту за квартиру, которую она снимала в многоэтажном доме, расположенном в местечке Гринвич-Виллидж. Единственным предметом мебели этой квартиры являлась огромная кровать, глядя на которую Глория, посмеиваясь, говорила: «А больше нам ничего и не нужно».

— Это только начало, — пообещала она ему, лежа в объятиях своего нового друга одним жарким июльским днем.

Увидев, как Гарри беспокойно смотрит на часы, Глория окинула его недовольным взглядом.

— Боишься опоздать? Интересно, что она предпримет в случае, если ты опоздаешь: разложит тебя на своих коленках и отшлепает?

— Я обещал забрать Соню после занятий в танцевальном классе, — ответил Гарри, сурово глядя на Глорию. — Школа находится за два квартала отсюда.

При этих словах Глории пришлось поумерить свой пыл. Находясь рядом с Гарри, она четко усвоила одно правило: с благоговением выслушивать все, что касается дел его дочери Сони. Глория закурила сигарету, а Гарри, отодвинувшись, лежал, подложив руку под голову, и смотрел вверх на белый потолок, с которого свисала голая электрическая лампа.

— Что думает владелец нашей квартиры относительно того, как мы обставили свою комнату? — с усмешкой спросил Гарри.

— Он думает, что мы два нищих молодожена, спасающихся от режима Фиделя Кастро, — усмехнулась Глория, перевернувшись на живот и упершись подбородком в грудь Гарри.

Наблюдая за простой манерой курения Глории, Гарри тут же вспомнил Марчеллу, которая курила очень женственно и элегантно. Поняв разницу между двумя женщинами, он пришел к выводу, что нуждается в них обеих. При соблюдении мер предосторожности ему это может удаться. Одна женщина будет для таких вот минут уединения, а другая — матерью его детей.

— Тебе нравится, как мы зарабатываем с тобою деньги? — дразнящим голосом спросила Глория, легонько покусывая ухо Гарри.

— А кому же это может не понравиться? — лениво улыбаясь, ответил Гарри. Ему и в голову не приходило раньше, что, зарабатывая деньги, можно получить еще и массу сексуальных наслаждений. Находясь в постели с Глорией, он сделал одно величайшее открытие в области интимных отношений. Ему было приятно осознавать, что он может возбудить женщину до такого состояния, что она начинает кричать от удовольствия, заставить смотреть на себя с таким огромным вожделением в глазах, которое вдохновляло его на новые любовные ласки. А иногда, когда оставались считанные минуты до момента кульминации, Глория, проявляя выносливость и замедляя скорость его реакции, достигала желаемого результата, когда, слившись в экстазе и охваченные волной невообразимого блаженства, они кончали вместе.

— Это уже гармония, — дыша над его ухом, говорила она. — Настоящая сексуальная гармония между нами, Гарри. Зачем ты только женился на ней? Зачем?

— Ну, понимаешь, я был тогда совсем молодым, — пробормотал он шепотом, обращаясь больше к себе, чем к своей спутнице. — Я был в том возрасте, когда дети еще слушаются своих родителей, а сексуальная революция не добралась еще до границ Маленькой Италии. А сейчас уже поздно задавать такие вопросы.

— Почему? — поинтересовалась Глория. Тяжело вздохнув, Гарри сказал:

— Эй, подруга, давай немного отдохнем от вопросов. Можем мы хоть раз расслабиться так, чтобы не думать о каких-то сложностях?

— Да, но мне просто интересно знать, почему же ты все-таки не можешь уйти от нее? — угрюмо спросила Глория. — Она смотрит на тебя свысока и учит этому детей.

— Мою дочь трудно чему-либо научить! — проворчал Гарри.

— Она убивает в тебе мужское начало, Гарри! — закричала Глория.

— Никто ничего во мне не убивает, — парировал Гарри. — Разве я говорил тебе когда-нибудь о том, что свободен? По крайней мере, до тех пор, пока не выросла моя дочь? А она станет взрослой только через десять-двенадцать лет. Я не хочу, чтобы мои дети росли без отца, и кроме того, я не настолько богат, чтобы иметь две семьи. Вот если бы я занимал должность заместителя директора с окладом, исчисляемым шестизначной суммой, тогда совсем другое дело…

— И в этом основная загвоздка? — фыркнула она, загасив окурок в купленной ею дешевенькой пепельнице. Прочертив длинным ногтем линию на его груди, она продолжила свой допрос: — Значит, дело лишь в этих дурацких бумажках?

— Да, по-видимому, они не такие уж дурацкие, если ты так радовалась, получив сумму в пятьдесят тысяч долларов! — возразил Гарри.

— Я радовалась, что мы заработали эти деньги совместными усилиями. Неужели ты не понял? — спросила она. — Именно это меня обрадовало. И я в тысячи раз преумножу наши с тобой доходы, но только при условии, что ты не будешь тратить их на укрепление своего семейного очага. Помнишь, что я сказала тебе тогда, в день нашей с тобою первой встречи? Мне нужен человек с далеко идущими планами.

— Выходит, я не отношусь к этой категории мужчин? — пожал плечами Гарри.

Стараясь как-то приободрить его, Глория ответила:

— Нет, относишься, и тебе это хорошо известно! Покачав головой, Гарри поинтересовался:

— Как тебе удается ориентироваться во всех этих хитросплетениях, Глория?

Выпрямившись, она уселась на кровати, прислонившись голой спиной к холодной стене.

— Я очень наблюдательна и обладаю феноменальной памятью, — сообщила она Гарри. — По-видимому, я действительно понравилась тому парню, который занимался вопросами анализа рынка. Он раскрыл мне такие секреты, о которых я раньше и не слышала. Мне стоит лишь раз показать что-либо, как я уже запомнила это навсегда.

— Ну и что такого он тебе показал? — спросил Гарри.

Пожав плечами, Глория ответила:

— Он рассказал мне о том, как получить доступ к компьютеру и как можно подслушивать телефонные разговоры и всевозможную информацию, оседающие в стенах кабинетов, — ответила Глория. — Разговаривая по телефону, люди иногда распаляются так, что забывают о том, что их может кто-то подслушивать. Нацелившись на чужой разговор, ты можешь с огромной выгодой для себя использовать каждое случайно оброненное слово.

— И я тот первый парень, с которым ты взялась сотрудничать? — спросил Гарри.

— Нет, не первый, — не спуская с него глаз, ответила Глория. — Я и до тебя зарабатывала понемногу, только с другими компаньонами.

— Неужели? — вопросительно поднял брови Гарри. — Что же с ними произошло? Они что, все сидят за решеткой?

— Да нет, — отрицательно покачав головой, ответила Глория. — Напугавшись, они перебрались работать в другие фирмы.

— Чего именно они так сильно испугались? — поинтересовался Гарри. — Ты же сама говорила, что в этом деле нет никакого риска.

— Ну, пожалуйста! — начала она, выискивая глазами свое нижнее белье, которое затем стала быстро натягивать на себя. — Риск есть в любом деле, даже если ты просто переходишь улицу или отправляешься в путешествие на самолете, — говорила Глория, натягивая через голову хлопчатобумажный свитер, плотно обтянувший ее плоскую грудь. — Наибольший риск состоит лишь в том, что нас могут уволить. Но, соблюдая излишнюю осторожность, мы можем загрести такую уйму денег, что… — Взглянув на него, она спросила: — Сколько денег тебе понадобится, чтобы ты смог бросить свою жену?

— Я должен оставить себе дочь, — ответил Гарри.

— Тебе хорошо известно, что этого никогда не произойдет! — изобразив гримасу на лице, выпалила Глория. Достав из сумочки небольшое зеркальце, она подкрасила помадой губы. — Почти всегда дети остаются с матерью. Решить вопрос в твою пользу может только очень хороший адвокат. В противном случае тебе остается лишь исчезнуть вместе со своими детьми.

— Исчезнуть? Куда? — полюбопытствовал Гарри. Тяжело вздохнув, он поднялся и начал собирать свою разбросанную на полу одежду.

— Ну, я не знаю куда… — натягивая туфли, говорила Глория. — В Южную Америку, на Гавайи…

— Сначала нужно заработать большие деньги, а уж потом думать о побеге. — Ему очень хотелось, чтобы это сокровенное его желание прозвучало как шутка.

Приблизившись к сидевшему на низкой кровати Гарри, Глория ткнула его пальцем в грудь.

— Сколько тебе нужно денег, Гарри? — спросила она. — На какую сумму ты рассчитываешь в следующий раз?

Оторвавшись от зашнуровывания ботинок, Гарри поднял на нее глаза:

— Может, замахнемся на пару миллионов? И снова разделим эти деньги поровну?

Четыре тяжелых года Марчеллу не покидало страстное желание закончить роман. Все свое время ей приходилось тратить на воспитание детей и уход за матерью. Большая часть времени уходила на детей и мать, оставшееся — на написание романа и мужа.

Пагубная привычка к чрезмерному употреблению болеутоляющих средств привела к тому, что с Идой стало нелегко общаться. Но Марчелла стойко выносила все трудности. Ухаживая за матерью, она выполняла свой посильный дочерний долг, усыпляя щемящее чувство вины, напоминавшее ей о том, что на ней лежит высокая ответственность за здоровье матери.

В то же самое время Гарри все больше и больше преуспевал на работе. Очевидно, неумение Гарри удовлетворить свою жену в постели привело к тому, что Марчелла усомнилась и в других способностях своего мужа, в отличие от его боссов, которые разглядели в Гарри хорошего работника, обладающего тонкой интуицией в сфере денежного обращения, что способствовало его продвижению по службе.

Марчелле было очень нелегко воспринимать своего мужа в новой роли начальника, удобно устроившегося в собственном кабинете, на пороге которого встречала посетителей тощая секретарша по имени Глория, нагло разглядывавшая Марчеллу и детей. Неожиданно Марчелле пришла мысль, что, возможно, эта секретарша и есть «другая женщина», являвшаяся причиной его поздних визитов домой и нетребовательных сексуальных притязаний. Но Марчелла вовсе не ревновала своего мужа. Их совместная жизнь достигла той стадии, когда жена была рада тому обстоятельству, что муж нашел возможность реализовать свои сексуальные порывы на стороне. Между супругами установилось негласное соглашение, что они будут продолжать оставаться вместе из-за детей.

Гарри просил ее подыскать большую по размерам квартиру в каком-нибудь более респектабельном районе. Всякий раз, найдя подходящий вариант для переезда на новую квартиру и начиная взвешивать «за» и «против», Марчелла в конечном итоге отказывалась переезжать. Ида привыкла к окружавшим ее улочкам с разбросанными на них мелкими магазинчиками, ежедневно скрашивавшими ее скромную жизнь. Когда Марчеллы не было дома, Ида проводила время в компании своих друзей и соседей. В случае же переезда на новую квартиру трудно было ожидать от своих знакомых частых визитов. Дополнительно заработанные деньги Гарри она потратила на ремонт квартиры и добавочные визиты медицинской сестры, которая купала и массировала Иду. Это давало возможность Марчелле использовать свободное время для написания книги. Так или иначе она ежедневно находила силы и время, чтобы вернуться к своей книге, на страницы которой она выплескивала весь пыл накопившихся страстей и эмоций.

Ей хотелось озаглавить свою книгу «Во имя любви», для того чтобы показать, какие хорошие и даже не очень хорошие поступки совершаются во имя любви. Марчелла обожала главную героиню своей книги Мануэллу, случайно убившую мужа за то, что он попытался изнасиловать ее. На судебном разбирательстве она влюбляется в адвоката, видного седовласого мужчину, при виде которого ей еще больше хочется доказать свою невиновность. Его притягательная защитная речь в пользу Мануэллы предрешила успешный исход судебного разбирательства, в конце которого он сам безоглядно влюбляется в обвиняемую.

Марчелла долго ждала, когда ее посетит вдохновение, что поможет ей ярко и красноречиво описать любовную сцену, которая произошла в тюремной камере после освобождения Мануэллы. Марчелле очень хотелось вложить в эту сцену, завершившуюся страстным экстазом влюбленных, свой высочайший эротизм. Ей хотелось излить на страницы книги свою душу, выплеснуть наболевшие страсти и желания, которые, как она надеялась, будут поняты всеми ее читательницами.

Июль 1984 года

Наконец книга была дописана, и Марчелла, сгорая от нетерпения, ждала ответа Эми. Она смогла устоять против уныния, которое обычно одолевает всех писателей, окончивших работу над книгой и навсегда простившихся как с лучшими друзьями с героями своих произведений. По дороге в местное бюро ксерокопирования Марчелла сочиняла в уме содержание стандартного примечания, которое должно было сопровождать рукопись для Скотта. Прошло шесть лет со дня их первой встречи. Шесть лет с того дня, когда она испытала истинное наслаждение от секса!

Скотт время от времени позванивал, справляясь о ее делах, но истинную заботу о ней проявляла Эми, которая, подобно крестной матери, постоянно приглашала ее на ленчи, непременно воодушевляя и подбадривая Марчеллу. Именно Эми сделала Марчеллу «пожизненным членом» клуба «Партнеры», хотя последняя ни разу не воспользовалась своей серебряной членской карточкой.

Раздумывая над тем, как лучше озаглавить написанное для Скотта примечание, Марчелла обратилась по телефону за советом к Эми.

— Никаких примечаний! — командирским тоном сказала Эми. — Я сейчас же пошлю своего шофера за обеими рукописями, которые я прочту еще раньше Скотта! И после того как я познакомлюсь с ними сама, я отошлю их ему. О Боже, Марчелла, я просто не могу поверить в то, что ты наконец закончила книгу! В эти выходные я отменю все назначенные деловые встречи и займусь чтением твоего романа!

Предстоящие выходные показались Марчелле целой вечностью. В субботний полдень Гарри увел детей в кинотеатр, а Марчелла, одиноко бродившая по пустой квартире, смотрела на кухонный стол, за которым она писала свою книгу, и ее не покидало странное чувство какой-то утраты. Выпив две чашки кофе одну за другой, Марчелла начала прибираться в шкафу спальной комнаты, где не было ничего, кроме дорогостоящей новой одежды, некоторые предметы которой были сшиты на заказ и спрятаны Гарри от нее. «Так живут совершенно чужие люди», — подумала она.

Не будь эта мысль такой грустной, она бы могла стать названием ее новой книги. Интересно, почему Гарри чувствует себя виноватым, купив для себя очередную обновку? Ведь он сам зарабатывал деньги и имел полное право распоряжаться ими по своему усмотрению. Он был щедрым по отношению к ней и детям. Соне исполнилось двенадцать, и она по-прежнему посещала балетную школу. А Марк, необычайно красивый в свои четырнадцать лет, брал частные уроки музыки на дому, поражая всех необычайной музыкальной одаренностью.

Небольшая порция вина помогла Марчелле скоротать время, и уже под вечер, чтобы как-то отвлечься, она начала готовить, стараясь изобразить какое-нибудь необычайное блюдо. К полудню следующего дня ее уже одолевало неуемное чувство беспокойства и нервозности. Сколько же еще Эми будет сидеть над этой чертовой книгой? Если бы ей действительно понравилась книга, она наверняка прочла бы ее за один субботний вечер. Проводив Гарри вместе с детьми в парк, она стала нервно ходить по комнате, раздумывая, стоит ли звонить Эми.

Наконец в половине шестого вечера Эми позвонила.

— Марчелла, книга просто восхитительна! — возбужденно воскликнула Эми. В эту минуту Марчелла почувствовала такое облегчение, будто огромная тяжесть свалилась с ее плеч. Услышав хвалебный отзыв Эми, Марчелла, закрыв глаза, опустилась в кресло.

— Вам действительно понравился мой роман? Но почему же вы так долго его читали? — с трудом переводя дыхание, спросила Марчелла.

— Мне очень хотелось почитать твою работу не торопясь, как это обычно со мной бывает при знакомстве с работами других авторов, — ответила Эми. — И мне действительно понравился твой роман. Это не тот обычный, переполненный сексуальными сценами роман, хотя, надо признаться, эти моменты тоже присутствуют. Самое замечательное состоит в том, что ты вложила в роман всю свою душу и сердце. Поэтому и герои такие симпатичные. Мне бы хотелось познакомиться с таким адвокатом!

— А как вам понравился тот эпизод, когда они наконец отдались друг другу? — спросила Марчелла.

Эми взвизгнула в ответ:

— О, да мне бы следовало читать эту сцену, сидя под холодным душем! Больше ты не услышишь ни одного моего отзыва до тех пор, пока не прочтет Скотт. Давай-ка условимся встретиться в «Ле Серке» ровно через неделю. Будем пить шампанское до тех пор, пока оно не польется у нас из ушей. Конечно же, за счет редакции «Вольюмз». И приведи наконец своего мужа. Нам уже давно пора с ним познакомиться. Встретившись с нами, он узнает, что его жена стала настоящей писательницей, да и ты сама можешь заявить ему об этом во время обеда.

— Он ни за что не согласится встретиться в понедельник, — заявила Марчелла. — Он в туалет-то боится отлучиться, чтобы не пропустить известия о состоянии дел на валютном рынке. Может быть, перенесем встречу на субботу, Эми?

— Значит, в субботу встретимся за ленчем, во время которого главный редактор будет угощать автора книги и его агента! — крикнула Эми. — Вот здесь-то я действительно разнесу его в пух и прах!

Скотт, сославшись на нехватку времени, отказался прийти на субботний ленч, отложив это мероприятие на сентябрь, одновременно пообещав познакомиться с книгой во время уик-энда в Хамптоне.

Марчелла долго собиралась с духом сказать Гарри о приглашении на ленч. Но накануне, в пятницу, улучив минуту, когда Гарри сидел у телевизора, Марчелла как бы невзначай произнесла:

— Знаешь, Гарри, мы приглашены завтра на ленч в «Ле Серк». У меня появилась новая подруга по имени Эми Джаггер, очень известная писательница. Однажды я попала на лекцию, которую она читала слушателям писательских курсов, и…

Услышав последнюю фразу, Гарри привстал:

— Когда это ты посещала писательские курсы?

— Ты же помнишь, я ходила на курсы машинописи и стенографии, — неистово завирала Марчелла. — Так вот, когда отсутствовал наш преподаватель, нас объединили в одну группу со слушателями писательских курсов, и нам приходилось слушать эти лекции. Эми была одним из лекторов, и вот там-то мы и подружились…

В глазах Гарри сверкнул огонек подозрения.

— Я написала роман, — быстро продолжила Марчелла. — Эми согласилась стать моим агентом и заняться реализацией книги. Ее собственный редактор желает встретиться со мною и с тобой!

— А мне-то зачем с ними встречаться? — нахмурившись, спросил Гарри.

Марчелла засмеялась в ответ.

— Я думаю, ты мне понадобишься, чтобы привести меня в чувство, когда я хлопнусь от радости об пол, если он вдруг предложит напечатать мою книгу, — пошутила Марчелла. — Я уже договорилась с соседкой, которая присмотрит за мамой и детьми. Соглашайся, пожалуйста.

— Где состоится эта встреча?

— В «Ле Серке», — ответила Марчелла. Протяжно присвистнув, Гарри удивленно спросил:

— Знаешь, во сколько нам обойдется ленч в таком ресторане?

Пожав плечами, Марчелла ответила:

— Я уверена, что такое издательство, как «Вольюмз», в состоянии оплатить этот ленч. Они уже продали миллионы экземпляров книг, автором которых является Эми.

— В этой твоей книге опять какие-нибудь сексуальные фантазии? — поинтересовался Гарри.

— Да нет же, в этой книге ничего такого нет, — сказала Марчелла. — Секс, убийство, в общем, всего понемногу…

— Я полагаю, мне придется надеть галстук? — спросил он.

Гарри снова вернулся к чтению, и Марчелла ликовала. Уговорить его было не так уж сложно. А может, он по-своему, в свойственной ему манере, гордился ею? Пока Гарри находился в ванной, Марчелла позвонила Эми, попросив ее предупредить Скотта, чтобы он вел себя так, будто они с Марчеллой не были раньше знакомы.

В субботний вечер зал ресторана «Ле Серк» был наполовину пуст. Марчелла и Гарри прибыли в ресторан раньше намеченного времени. Гарри, неумело обращаясь к метрдотелю, проворчал:

— Я понятия не имею, на чье имя заказан стол, мы можем присесть куда угодно, у вас же много незанятых мест…

— Заказ сделан на имя Скотта Макэвоя, — быстро сказала Марчелла.

Супружескую пару проводили к уютному столику, предложив коктейль. Гарри не вписывался в стиль окружающей обстановки. Одетый в дорогой, как с чужого плеча костюм, Гарри чувствовал себя скованно и неловко. Марчелла же выбрала для этой встречи шерстяное платье цвета клюквы, которое было ей немного тесновато. Интересно, обратит ли внимание Скотт, как она располнела? Вспоминая то, как деликатно и умело с ней обращались в этом ресторане тогда, когда она появилась здесь впервые, ее охватило чувство неловкости и злости за то неумелое обращение Гарри к метрдотелю.

Как бы там ни было, с тех пор она стала лучше: фигура сохранила пропорциональные формы, а ее каштановые, слегка вьющиеся и уложенные в модную прическу волосы еще больше подчеркивали выразительность глаз.

Посмотрев на цены, указанные в ресторанном меню, Гарри протяжно присвистнул.

— Пожалуйста, не надо здесь свистеть, — предупредила его Марчелла.

— Впервые в жизни я попробую гамбургер стоимостью восемнадцать долларов, — ответил он. — Они должны быть очень заинтересованы в публикации твоей книги, иначе эта встреча будет слишком дорогим для них удовольствием. Может быть, ты все же расскажешь, о чем твоя книга?

— Основное действие романа разворачивается в зале суда, где проходит судебный процесс над женщиной, убившей своего мужа…

— Ну и сюжет! — прервал ее Гарри. — Может быть, он навеян твоим собственным желанием?

Марчелла прервала его вопросы, поскольку в этот момент увидела вошедших в зал ресторана Эми и Скотта. На Эми были черные брюки и объемный красный блейзер, из-под которого виднелся воротник белой кофты из ангоры. Скотт протянул в знак приветствия руку, и Эми, довольно успешно разыграв сцену первого знакомства, поспешила представить Скотта присутствующим.

— Я очень рад познакомиться с вами, миссис Уинтон, — отчеканил Скотт, на минуту задержав свой взгляд на Марчелле.

— Пожалуйста, называйте меня просто Марчеллой, — сказала Марчелла, опуская глаза.

— А вы, наверное, мистер Уинтон, — торжественно обратился к Гарри Скотт.

— Гарри, — пробормотал молодой человек.

Скотт выглядел так же, как и в день их первого с Марчеллой знакомства. «Это несправедливо», — подумала про себя Марчелла, увидев Скотта таким же, как раньше, красавцем. Этот человек знал, как нужно носить дорогую одежду. На нем был костюм темно-синего цвета фирмы «Армани», тонкая голубая рубашка и изысканный галстук темно-зеленого цвета. По сравнению с одеждой Скотта одеяние Гарри выглядело образцом моды пятилетней давности.

— Мы просто приятно поражены талантом вашей супруги, Гарри, — обратился к молодому человеку Скотт после того, как был сделан заказ.

Наблюдая за реакцией мужа, Марчелла заметила, каким холодным и колючим стал его взгляд: ему не нравилось, когда чужие люди расхваливали его жену.

Собравшиеся выпили шампанского, и Скотт, расслабившись, чувствуя себя в своей тарелке, шутил, уделяя особое внимание обеим женщинам и поддерживая деловой разговор с Гарри.

Эми смеялась и флиртовала с Гарри так, как будто находила его неотразимо сексуальным, каждый раз пожимая ему руку, когда он пытался произнести какие-то невнятные звуки. Нельзя сказать, что ей особенно удалось развеселить Гарри. Время от времени то Скотт, то Эми терлись или сжимали колени Марчеллы. С каждым глотком вина Марчелле все больше и больше хотелось сбросить напряжение, которое воцарилось за их столом благодаря присутствию ее мужа.

Ей казалось, что трое присутствующих разыгрывают какую-то глупую сцену, смысл которой Гарри все равно никак не мог постичь. Эми была, как всегда, весела: она возбужденно щебетала, смеялась, пила шампанское, произносила тосты, подкладывала в тарелку Гарри лакомые кусочки. Но Гарри продолжал свою трапезу в свойственном ему размеренном темпе.

С особой церемонией прошел процесс кушанья десерта за чашкой кофе. Скотт выпрямился, будто сигнализируя о том, что настало время поговорить о деле.

— Марчелла, я прочитал роман «Во имя любви», — начал Скотт, переводя глаза с Марчеллы на Эми, затем на Гарри и опять на Марчеллу. — Дважды, чтобы убедиться в том, что не ошибся и мое хорошее впечатление не является результатом сытного обеда, съеденного до первого прочтения книги. — В ответ послышался дружный смех собравшихся. — Марчелла Балдуччи-Уинтон, — притворно-официальным тоном начал Скотт. — Вы обладаете истинным талантом рассказчика. Ваш роман является самым увлекательным и захватывающим, которые мне когда-либо доводилось читать… исключая, конечно, «Застежки-«молнии» Эми Джаггер!

Эми одобрительно тихонько крякнула. Охватившее Марчеллу чувство приятного блаженства теплой волной разлилось по телу.

— И если уж такой большой и суровый дядя, как Скотт Макэвой, пустил слезу при прочтении заключительной главы книги, то можно представить себе реакцию обычного, неискушенного читателя. — Передернув плечами, он добавил: — Это книга, читая которую необходимо вооружиться десятью носовыми платками.

— Скотт! — воскликнула Эми и, нагнувшись вперед, сомкнула руки на его шее, изображая, что душит его. — Если ты сейчас же не скажешь, какую сумму предлагает издательство «Вольюмз» за книгу, я просто написаю от нетерпения в штаны!

В ответ Скотт весело рассмеялся:

— Мисс Эми Джаггер хочет поскорее прибрать к рукам мои денежки, и я очень хорошо понимаю ее. — Сказав это, он полез в нагрудный карман пиджака.

Марчелла закрыла глаза. Прошли минуты, которых хватило бы на то, чтобы сжечь фотографию в пламени огня. И неважно было то, какова сумма гонорара, предоставляемая редакцией за ее книгу. Самым главным для нее сейчас было то, что ее писательский талант наконец признан. Даже те унизительные отказы напечатать ее работы тоже сыграли свою положительную роль! «Потому что все это время я знала, была уверена, что у меня есть тот особый писательский дар». Открыв глаза, она увидела, как Скотт достал из кармана длинный листок бумаги.

— Пожалуй, это будет самым лучшим выражением нашей признательности по поводу выхода в свет новой книги «Во имя любви», — сказал он, складывая чек.

Вскочив со стула, Эми, взглянув через плечо Скотта на сумму, указанную в чеке, завизжала так громко, что все присутствующие в зале гости посмотрели на них. Марчелла никак не могла сосредоточиться на сумме чека, величина которой исчислялась многими нулями.

— Мы выписываем чек, сумма которого составляет лишь одну треть аванса, — сказал Скотт.

— Триста тридцать три тысячи долларов! — воскликнула Эми. — Попросту говоря, гонорар за книгу составляет миллион долларов. Ты только вдумайся, Марчелла, миллион!

Сердце Марчеллы забилось, как отбойный молоток. На минуту ей показалось, что она теряет сознание от радости. Когда Марчелла снова подняла глаза, то увидела Гарри, державшего в руках чек и внимательно его изучающего.

— Марчелла! Скотт! О Господи! Гарри! — выкрикивая имена, Эми бегала вокруг, как заводная кукла, по очереди обнимая каждого присутствующего за столом гостя, пока наконец обессиленная не рухнула на стул.

— Скотт! — задыхаясь, крикнула она. — Я не буду морочить тебе голову! Мы принимаем твои условия! Боже мой, мне следовало заняться деятельностью агента много лет назад, раз у меня так успешно идут дела на этом поприще! Целый миллион за первый роман!

— А какое отношение ко всему этому имеет Эми? — неожиданно спросил Гарри.

— Гарри! — с упреком в голосе воскликнула смущенная Марчелла.

— Ничего страшного, это закономерный вопрос, — успокоила ее Эми. Повернувшись лицом к Гарри, она объяснила ему: — Будучи агентом вашей жены, я имею право на проценты от издательской цены книги, а вся остальная сумма денег принадлежит автору.

— Может быть, я все это вижу во сне? — засмеялась Марчелла. — Пожалуй, я ущипну себя, Эми, чтобы убедиться в том, что не сплю.

— Ну вот еще, терять время на такую ерунду! — возразила Эми. — Лучше уж отправиться за покупками. — Подняв бокал с вином, Эми произнесла тост: — За тебя, дорогая! Я пью за успешную реализацию всех десяти миллионов экземпляров твоей книги с названием «Во имя любви»!

В тот момент, когда Эми поднесла свой бокал к бокалу Марчеллы, Гарри, вскочив с места и пристально глядя на собравшуюся за столом компанию, крикнул:

— Нет!

Усмехнувшись, Эми спросила:

— Что с тобой, Гарри? Тебе, наверное, и в голову не приходило, что жена может пополнить семейный бюджет этакой уймой денег?

Пробормотав какую-то непристойность и выхватив чек из рук Марчеллы, он разорвал его на мелкие кусочки, высыпав их в пепельницу.

— Этот чек в равной степени является и моей собственностью, — закричала Эми. — Ты не имел никакого права поступать таким образом!

Поднявшийся со стула Скотт, перегнувшись через стол, спросил:

— Ты в своем уме? Этот чек не является твоей собственностью. Будет не так-то просто восстановить его! Мы…

— Не беспокойтесь об этом, потому что Марчелла не примет от вас этот чек, — сообщил им Гарри. — Я-то знаю, о какой мерзости она пишет в своих книжках. Почему, вы думаете, она не давала мне читать их? — Бросив презрительный взгляд на троих собравшихся за столом, он крикнул: — Ведь это гадость, не так ли? И именно от этой мерзости вы приходите в такой неописуемый восторг! Она всю жизнь пишет на эту тему! Она просто жить не может без этих гадких рассказиков!

— Нет! — кричала Марчелла, стараясь остановить его. — Ты же не читал моего романа, поэтому не можешь судить! Конечно, ты бы с радостью разрушил все, что нравится мне. Но здесь, Гарри, ты бессилен, и ты не сможешь остановить меня. Это моя книга!

Гарри, бросив на стол скомканную накрахмаленную салфетку, повернулся и зашагал прочь.

В зале ресторана воцарилась мертвая тишина. Сидевшие за соседним столиком посетители — свидетели произошедшей сцены, — забыв о еде, внимательно рассматривали Марчеллу. Немного погодя в зале появился официант, который убрал со стола тарелки из-под десерта и снова налил в крошечные чашки кофе.

— Да, — вздохнул Скотт. — Ну чем не сцена из книги «Во имя любви»? Можно ли после этого сомневаться в том, что работа нашей писательницы не автобиографична?

— Замолчи, Скотт, и дай ей бренди! — тихо сказала Эми, обнимая Марчеллу. — Ее трясет. Мне никогда не доводилось…

— Извините меня, — прошептала Марчелла. Поднявшись из-за стола, она побежала к выходу и выскочила на улицу. Пробежав полквартала, она увидела Гарри уже на Мэдисон-авеню.

— Гарри! Подожди!

Ей удалось догнать Гарри на перекрестке Шестьдесят третьей улицы и Мэдисон-авеню.

— Не убегай от меня! — Повернув его к себе лицом, Марчелла крикнула: — Это очень важно! После того, что произошло сегодня, у нас будет совершенно разная жизнь. Давай постараемся не омрачать нашу жизнь хотя бы ради наших детей.

Усмехнувшись, с гордым видом Гарри ответил:

— А ты что думаешь, дети будут гордиться тем, что мать пишет грязные романы? Соня как раз в том возрасте, когда…

— Но они не грязные, Гарри! — закричала Марчелла. — Ты можешь прочесть их. В них присутствуют секс и любовь, но они не…

— Они бы не заплатили тебе столько денег просто так, — раздувая от злости ноздри, возразил Гарри. — Наверняка вся книга от начала до конца — одно сплошное траханье.

— Нет! — крикнула она снова, глядя в его разгневанные глаза, неожиданно осознавая, что больше не боится его. — А может быть, это деньги так на тебя подействовали? — вопросительным тоном спросила она, внезапно почувствовав радостное ощущение свободы. — Да тебе просто поперек горла встал заработанный мною миллион долларов! — сказала она ему. — Именно этого ты не можешь вынести!

Отрицательно покачав головой, он приблизился к Марчелле, глядя ей прямо в глаза.

— Каждый, кому доведется читать твой роман, будет думать, что он написан о нас с тобой. А если не о нас, то первый вопрос, который придет на ум читателю, будет такой: «Откуда, интересно, у писательницы такой опыт в области секса, особенно в паре с совершенно посторонними мужчинами?»

Горько усмехнувшись, Марчелла ответила:

— Мне пришлось многое выдумать, Гарри! Ведь я так долго жила с тобой без этих вот фантазий в постели, потому что тебе вовсе не интересно было знать, чего я хочу! Именно ты толкнул меня к писательской карьере, потому что мне приходилось включать всю силу разыгравшегося воображения, чтобы получить с тобой в постели ту радость, которую ты ни разу не доставил мне.

Сверкнув глазами, он отвел от нее взгляд, скривив уголки губ в какое-то подобие зловещей усмешки, которую ей никогда не приходилось видеть раньше.

— Это твое собственное мнение, — прохрипел он. — Существуют другие женщины, которые в отличие от тебя не разделяют эту точку зрения.

— Прекрасно! — воскликнула Марчелла. — Тогда найди хотя бы одну такую женщину!

— А я уже нашел, — выпалил Гарри.

Марчелла повернулась, чтобы уйти, но в этот момент Гарри схватил ее за руку, задержав на минуту.

— Ты всегда старалась дать мне понять, что являешься слишком уж дорогим подарком для меня. Ты всегда изображала из себя интеллигентную даму, которая вышла замуж за тупого сынка ирландского полицейского. Но ты все-таки скажи мне, в чем состоит твое превосходство надо мной? Твой отец был обычным поваром, который готовил спагетти. Может быть, звание повара делает членов его семьи более…

— Не смей говорить плохо о моем отце! — сказала она, стиснув зубы. — Я оставалась с тобой только из-за детей. Я выполняла свой долг…

— Да, и ты всегда давала мне почувствовать, что ты просто исполняешь свой долг!

— Ты помнишь, что это мои родители заставили меня выйти за тебя замуж? — спросила она.

— Да, я это хорошо помню! — с горечью в голосе ответил Гарри. — И мои родители тоже заставили меня жениться на тебе. С той поры я не переставал жалеть об этом!

— Я тоже все время жалела о том, что вышла за тебя замуж! — закричала Марчелла, заливаясь горючими слезами.

У Гарри было такое выражение лица, будто она ударила его чем-то. Он поднял руку, словно хотел замахнуться на нее.

Марчелла уклонилась от удара, а Гарри, разжав свою руку, пошел прочь. Еще с минуту она стояла неподвижно, закусив губу и чувствуя, как льются по щекам горячие слезы.

Когда Марчелла снова появилась в дверях ресторана, Эми, изогнувшись, сидела на стуле, внимательно рассматривая входивших посетителей.

— О, моя бедная крошка! — подбежала к ней Эми, провожая Марчеллу к столу. — У тебя самое настоящее потрясение! Я уж думала, что никогда больше не увижу тебя! Быстренько выпей немного бренди!

Плюхнувшись на стул, Марчелла начала маленькими глотками потягивать ярко-желтый напиток, так почитаемый Скоттом.

— Что он тебе сказал? — наконец спросила Эми.

— Он ненавидит все, что я пишу, и всегда ненавидел, — тихо ответила Марчелла, чувствуя, как бренди приятно разливается теплом по телу. — Однажды он прочитал один написанный мною рассказ и ударил меня за это. Естественно, что с тех пор я стала скрывать от него все свои рассказы.

— Замечательно! — воскликнула Эми, залпом выпив бренди. — Побитая жена заработала миллион долларов! Какой замечательный материал для скандальной хроники журнала «Инквайер», Скотт!

Скотт попросил Эми немного помолчать. Обняв Марчеллу за плечи, Скотт сказал:

— Этот парень просто опасен. Я бы даже сказал, что он немного не в себе.

— Простите его, пожалуйста, за то, что он испортил нам такой милый ленч, — извинилась Марчелла. — Он просто не привык к такого рода мероприятиям.

Скотт прижал ее к себе:

— Тебе не стоит за него извиняться. Найди хорошего адвоката, который наилучшим образом решит твое дело о разводе, съезжай с квартиры, улаживай свои дела, а мы будем оказывать тебе содействие. Будешь выступать с интервью на телевидении и радио, распространять подписные издания в книжных киосках, ну и всякие другие вещи. Тебе придется потратить очень много сил на все это!

Марчелла пристально смотрела на Скотта. Мысли ее сейчас не шли дальше того, как ей пережить предстоящую ночь и конфронтацию с Гарри по приезде домой.

— Послушайте, детки, — сказала Эми. — Что мы, сумасшедшие, чтобы рассиживаться тут, выпивая вино, которое стоит бешеных денег, даже учитывая, что пьем за счет редакции «Вольюмз»? Я очень люблю попьянствовать дома.

Пока Скотт подписывал счет за ленч, Эми приводила в порядок свой макияж. Несмотря на одолевшее Марчеллу чувство усталости, ей очень хотелось отметить свою удачу с матерью и детьми.

Уже на улице Скотт поцеловал обеих дам на прощание.

— На следующей неделе мы выпишем новый чек, — пообещал он Марчелле. — Поздравляю тебя! Должно быть, ты очень счастливая женщина!

Бок о бок с Эми, Марчелла шла по Мэдисон-авеню к Пятьдесят девятой улице мимо южных ворот Центрального парка. Оказавшись в сверкающих зеркалами роскошных апартаментах Эми, Марчелла почувствовала облегчение и удобно устроилась на бархатном диване абрикосового цвета, откуда наблюдала за тем, как Эми наливала два полных бокала бренди.

— Выпьем за незамужнюю Марчеллу Балдуччи! Да здравствует жизнь без Гарри! — предложила тост Эми.

Пристально глядя на Эми, Марчелла спросила:

— Что вы имеете в виду?

Эми села, подперев подбородок, и хмуро посмотрела на Марчеллу.

— Неужели ты останешься с ним после этого небольшого представления? Подумать только, разорвать наш чек так, как будто он был его личной собственностью!

Отпивая мелкими глотками вино, Марчелла ответила:

— У него всегда брал верх этот его ирландский темперамент. Однажды он придет, и я объясню ему, что мы…

— Сначала объясни мне! — попросила Эми, накрыв ладонью руку Марчеллы. — Что заставляет женщину с миллионом долларов в кармане жить с человеком, который… — Не закончив фразу, она покачала головой. — Если бы это произошло хотя бы с одним из героев моих романов, то Скотт никогда бы не напечатал ни одного моего произведения!

— Мы вместе пережили потерю нашего первенца, — попыталась оправдаться Марчелла. — Такое горе всегда сплачивает людей. Я никогда не жила одна, поэтому только мысль, что это может случиться в такой важный момент моей жизни…

— Но ты же не останешься одна! — закричала Эми. — Сегодня ты переночуешь у меня. Завтра в ресторанчике «Сохо», где обычно собирается писательская элита, у меня состоится короткая деловая встреча. Мне очень хочется посмотреть, как вытянутся их маленькие личики, когда я объявлю о твоем миллионе баксов! В понедельник утром Скотт нам выпишет новый чек, ты купишь в этом доме однокомнатную квартиру, и все проблемы решены!

Марчелла улыбнулась в ответ:

— Вы забыли, Эми, о двух моих детях и матери, которая наполовину инвалид.

— Ну хорошо, хорошо, — пожала плечами Эми. — Тогда ты купишь квартиру с тремя спальнями. На пятом этаже как раз только что освободилась такая квартира!

Отрицательно покачав головой, Марчелла ответила:

— Я не готова к такому огромному количеству перемен, которые свалились на мою голову на одной неделе. Мы с Гарри наговорили друг другу много всяких оскорблений. Может быть, я тоже была не права по отношению к нему или…

Эми тяжело вздохнула:

— Ты, Марчелла, напоминаешь мне птицу, которая не может выпорхнуть из открытой клетки. Я тебе уже сегодня могу сказать, что ваш брак отвратителен. Посмотри правде в глаза. Все равно, рано или поздно, но ты обязательно расстанешься с ним. Почему же тогда не сделать это пораньше?

«Почему не сделать это пораньше?» Эти слова отдавались эхом в ее ушах, даже когда она заехала в магазин «Бергдорф», чтобы приобрести подарки для всех членов семьи. Одолжив сотню долларов у Эми, Марчелла очень быстро потратила их, купив шелковый галстук для Гарри, кусок дорого мыла для матери и конфеты детям. Взяв такси, она ехала домой и, глядя на часы, думала о том, что теперь уже Гарри несомненно поостыл. Сегодня вечером они обязательно обсудят все проблемы их семейной жизни и вопрос, можно ли еще как-то спасти их брак ради детей. Они обсудят вопрос, где стоит подыскать квартиру и куда вложить полученные деньги. Она сделает вид, что прислушивается к его советам. Даже не получая от него никакого сексуального удовлетворения, Марчелла все равно желала сохранить спокойствие и порядок в своей семейной жизни.

Она смотрела на только что купленные, лежащие в красивой упаковке подарки. Имея деньги, можно будет безбедно прожить несколько следующих лет. А потом она опять что-нибудь придумает.

Войдя в дом, она отметила царившую в нем необычную тишину. Не было слышно ни привычных для раннего вечера звуков пианино, извлекаемых Марком во время музыкальных занятий, ни пляшущей Сони.

— Марчелла! — послышался голос матери. — Это ты? Быстро направившись в комнату матери, Марчелла открыла дверь.

— Куда вы все подевались? — спросила Ида. — Мне нужно было принимать таблетки в полпятого, но я не могла никого дозваться принести мне воды.

Нагнувшись к матери, Марчелла взбила лежавшую под ее боком подушку.

— Может, Гарри вывел детей погулять?

— Прошло много времени, когда они попрощались со мной, — жаловалась Ида. — При этом они так шумели и гремели, будто собирались перевернуть вверх дном весь дом. И одел он их по-праздничному. Куда, интересно, они пошли?

— Понятия не имею, — ответила было Марчелла, но вдруг ее одолело какое-то смутное чувство тревоги. Оставив в комнате мать, Марчелла, рассыпая по дороге купленные подарки, кинулась к узкому коридорчику, который вел в детскую комнату. Острая пульсирующая боль, пронзившая область живота, была сродни той, которая одолевает человека, когда лифт резко тормозит. Еще до того, как открыть дверь, она предвидела, с чем ей предстоит столкнуться. Все опустошенные от одежды шкафы были распахнуты настежь. Случайно упавшая на кровать игрушка и носок на полу говорили о том, в какой спешке происходили приготовления к побегу. Нагнувшись, чтобы поднять плюшевого мишку, с которым так любила спать Соня, Марчелла вдруг увидела на детской подушке адресованный ей конверт, в котором лежала короткая записка:

Не пытайся нас разыскивать. Я позабочусь о детях гораздо лучше, чем это делала ты. Гарри.

Уставившись в записку, она в течение нескольких минут никак не могла понять ее смысла. Когда же наконец до нее дошел смысл прочитанного, она снова ощутила тупую боль в животе. Марчелла слышала голос зовущей на помощь Иды, но в этот момент черные круги замелькали перед ее глазами, и она упала на пол, потеряв сознание.