ГЛАВА 14
Все взоры собравшихся в «Карлайле» были устремлены на певца, выхваченного ярким кругом света. Марк, облаченный во фрак, с галстуком «бабочкой», казавшийся старше своих восемнадцати лет, сидел за белым роялем и мелодичным тенором, гипнотизировавшим и шикарную публику, и хиппи, находившихся в зале, исполнял песни Гершвина. Марчелла едва верила свершившейся перед ее глазами трансформации. Марк был прирожденным исполнителем. Его точеные черты лица, прямой нос, полные губы, уложенные назад темные волосы, уверенная поза говорили о загадочной новой звезде. И аудитория поздравляла себя с присутствием на дебюте рождающейся звезды, с тем, что она присутствовала при начале карьеры, обещающей «взорвать» индустрию шоу-бизнеса. Песни Гершвина он исполнял с необыкновенной свежестью, привнося в них новое звучание, к которому сам Гершвин никогда не стремился. Невинные эмоции песен тридцатых годов вызывали у собравшихся знающие улыбки. После каждой песни зал взрывался дикими аплодисментами, особенно после «Девушки, которую я любил», которая, как было известно всем собравшимся, была написана, как «Мужчина, которого я любил». Лишенное каких-либо трюков исполнение Марка сохранило подлинность чувств.
Вряд ли кто-либо из присутствующих в зале был ошеломлен больше Марчеллы, сидевшей за почетным столиком вместе с Соней, и чье лицо в этот вечер сияло от любви к Санти, к Марку, ко всему человечеству. Разнообразные чувства, которые она переживала, отражались на ее лице, подобно сочным краскам акварели, оттеняя и углубляя ее собственную красоту. Ей не хотелось принимать всерьез выступление Марка, но артистизм, с которым он держался на сцене, заставлял ее восхищаться им. С особенной страстью во взгляде она вслушивалась в песни о любви. Через восемнадцать дней с ней будет Санти, и в этом свете интерпретировала она все лирические мелодии.
— Откуда у него взялась такая манера? — прошептала Соня.
— Всему этому его научил Кол Феррер, — прошептала Марчелла, — в том числе своей музыке. А ты привела людей, ставших его мгновенными почитателями! Спасибо тебе, дорогая!
Соня беззаботно повела плечами. На ней было длинное облегающее платье черного цвета, которое каким-то образом подчеркивало ее молодость, хотя и было для нее чересчур взрослым. Она держала себя искусственно и манерно. Марчелла испытывала неловкость, сидя рядом с ней после всего случившегося. Сначала Марчелле подумалось, не было ли вычурное поведение Сони следствием нескольких затяжек наркотиком. Она посмотрела на Соню, которая поигрывала длинным сигаретным мундштуком. С какой стати Соня должна отличаться от остальных моделей, сделавших быструю карьеру в их блистающем мире?
Она сдержала свое обещание и привела целую толпу моделей, фотографов и журналистов, разодетых во все оттенки разнообразной моды. Разбредшиеся по залу для коктейлей, они придавали модный блеск, столь важный для подобного рода дебюта. Однако музыкальная публика преобладала, и она взирала на Марчеллу, стараясь оценить ее и заинтригованная ее сияющей внешностью. Майорканский загар был ей очень к лицу. Своей любовью Санти пробудил ее тело к жизни. Приятно округлая фигура, пропорциональные полные груди и губы, появившаяся новая чувственная уверенность. Мужчина, прекрасный мужчина любил ее, и эта любовь преобразила ее сильнее, чем все косметические ухищрения Эми. На ней было облегающее платье от Шанель темно-красного цвета. Украшения были небольшими, они давали намек на состоятельность, поблескивая в ушах, на запястьях и на шее. Марчелла не сводила глаз с Марка, сосредоточено вбирая каждый нюанс его выступления. Он взял последние аккорды горьковато-сладкой мелодии Кола Портера, и ее глаза подернулись поволокой, словно она унеслась в грезах.
Зал взорвался громкими овациями, Марчелла пришла в себя и присоединилась к аплодирующим. Марк поднялся со своего места поблагодарить за восторженный прием. Соня вскочила с места, ее друзья в зале последовали ее примеру, словно повторяли действия своего предводителя. Соня, аплодируя, подняла руки над головой, также сделали ее друзья. Вскоре весь зал стоя рукоплескал.
Марк улыбался веселой, открытой детской улыбкой. Он заслужил этот успех. Он был красив, как кинозвезда, его красоту усиливали глаза, сиявшие в свете ярких софитов подобно сапфирам. Низко поклонившись, Марк поблагодарил зрителей, затем медленно стал пробираться сквозь толпу. Его останавливали руки, желавшие прикоснуться, пожать его руку, похлопать по плечу. На каждом шагу к нему подскакивали девушки и обнимали его, а одна женщина громко сказала:
— Кол был бы так горд! Вы созданы, чтобы унаследовать его мантию!
Соня со вздохом опустилась на место, бросив торжествующий взгляд на мать.
— Думаю, можно сказать наверняка, что Марк отвращен от скучной классики, — объявила она.
— О, понимаю… — кивнула Марчелла. — Вот почему ты приняла такое живое участие! Думаешь, мне будет неприятно? Но ты немного опоздала, дорогая. Марк торжественно обещал мне, что он продолжит классическое образование у Джанни.
Соня состроила гримасу:
— Марк должен играть то, что доставляет ему удовольствие, вот и все.
Она пожала плечами, перевернула горлышком вниз пустую бутылку из-под шампанского, давая знак официанту.
— Принесите еще одну! — радостно воскликнула она. Марчелла, улыбаясь, посмотрела на нее через стол.
— Я слишком счастлива сегодня, Соня, чтобы поддаваться на твои провокации, — сказала она. — Мне всегда хотелось, чтобы мы были подругами. Если ты не хочешь этого принять, это твои трудности!
Соня пристально посмотрела на нее:
— Только не говори мне, что ты влюбилась. Марчелла рассмеялась:
— С чего ты это взяла? Соня простонала:
— Потому что я знаю все эти глупые признаки. Мой косметолог влюбляется каждый день. У него на лице тоже появляется это выражение. Можно умереть со смеху.
— Тебе всего лишь семнадцать лет, дорогая, — подчеркнула Марчелла. Она увидела, как красивая блондинка заключила Марка в свои объятия и крепко поцеловала в губы. Судя по всему, Марк ее не знал.
— Ты познакомишь нас с ним, или ты стыдишься своих детей? — спросила Соня.
Марчелла закурила сигарету.
— Его зовут Санти Рока, он будет здесь через три недели. Мне хотелось, чтобы ты познакомилась с ним, если у тебя найдется свободное время.
— Разумеется! — Глаза Соня блеснули. — А что думает по этому поводу маленький Марк?
— Я еще не сказала ему, — ответила Марчелла, отводя глаза от изучающего взгляда Сони. — Я решила подождать и сказать после концерта, чтобы…
Соня рассмеялась.
— Чтобы он не закатил ревнивой истерики! — воскликнула она.
— Соня, — строго произнесла Марчелла, — твое отношение к Марку…
Она замолчала. Марк подошел к их столику, на его лице отражались гордость и усталость, костюм был немного в беспорядке, волосы всклокочены.
— Как я вам? Не слишком плохо? — смеясь, спросил он. Он наклонился поцеловать мать и положил руку ей на плечо.
— Ты был просто великолепен, Марк! Я сопротивлялась, как могла, но пришлось сдаться, — сказала Марчелла.
— Совсем неплохо, Марки-малыш, — Соня чмокнула его в щеку и крутанула нитку бус, висевшую на шее, в манере семнадцатилетних. Подошел официант с новой бутылкой шампанского, и когда Марк сел за столик, с шумом откупорил ее.
— За твою музыку и твой талант, Марк! — Марчелла подняла свой бокал.
Соня быстро осушила свой бокал и встала.
— Пойду посмотрю, как там веселятся низы, — сказала она. — Избыточное общение с высшим обществом приводит меня в обморочное состояние.
— Соня, — Марк встал и поцеловал ее. — Спасибо, что привела молодежь. Я очень тебе признателен.
Она рассмеялась:
— Прежде чем благодарить, давай сначала посмотрим, что они напишут. Чао!
Соня стала пробираться сквозь толпу, выкрикивая имена друзей:
— Франческа! Ясон! Леонид!
Вокруг нее собралась молодежь, чей нелепый вид свидетельствовал, что они принадлежали к кругу ее близких знакомых. Девушки выглядела как соблазнительницы или балерины, затянутые в сетки и блестки. На головах парней красовались парчовые фески или плотно повязанные цветные повязки.
— Кто они? — спросила у Марка Марчелла. Он состроил мину, потягивая вино:
— Журналисты, прилипалы: узко ограниченная клика, присвоившая права решать, кто в моде, а кто нет. Все дело в том, что большинство людей действительно верят им!
Он допил свой бокал и налил еще немного вина.
Какой-то мужчина с обилием золотых колец на руках и сверкающими запонками в манжетах возник за спиной Марка и положил ему на плечо руку.
— Можем поговорить? — крикливо сказал он, имитируя Джона Риверса и подмигивая Марчелле.
Марк посмотрел на мать.
— Мне нужно побыть некоторое время с друзьями Кола, мам, — сказал он. — Подождешь здесь, или как?
— Нет, если мои дети покинули меня, — сказала она, снимая жакет со спинки кресла, — снаружи меня ждет Дональд. Только проводи меня до машины, пожалуйста.
На улице она пожелала ему доброй ночи, крепко прижала к себе на мгновение и сказала:
— Я очень горжусь тобой, дорогой.
На следующий день, поднявшись в десять утра, Марчелла, пока Марк еще спал, отправилась купить свежего печенья и газет. Вернувшись на кухню, пока готовился кофе, она прочитала шестую страницу в «Посте», где печатались новости из мира культуры. О них сообщалось в первой же колонке под названием «Дети миллионерши».
«Марчелла Балдуччи-Уинтон, писательница, романы которой расходятся миллионными тиражами, также эксперт по воспитанию детей-вундеркиндов. Не только ее дочь Соня, обворожительно-божественная супермодель, но и сын Марк (18 лет), выступавший вместо своего учителя Кола Феррера, своим искусством заставил стоя рукоплескать взыскательную публику, собравшуюся вчера вечером в коктейль-зале отеля «Карлайл». Марк, студент музыкальной академии, так исполнил песни Гершвина и Портера, что многие из присутствовавших дам слушали затаив дыхание. Представители компаний, ищущих молодые таланты, предлагают выгодные контракты, однако Марк настаивает, что будет стремиться поступить в класс лучшего итальянского классического пианиста Франко Джанни. Его мать, Марчелла, сидевшая рядом с умопомрачительной Соней, выглядела гордой за успех сына».
Когда полчаса спустя на кухне появился Марк, с заспанными глазами и небритый, Марчелла взглянула на него.
— Кто предупредил искателей молодых талантов? — спросила она, наливая ему апельсинового сока.
— Кол, надо думать… — Он скосил глаза на газету, которую Марчелла держала в руках. — Я не ложился до четырех утра! Боже, я подумал, что это мое первое распятие.
Он упал на стул, и Марчелла поставила перед ним тарелку с печеньем.
— Кол ужасно гордится мною, — сказал он, отламывая кусок печенья.
— Даже и не думай о контрактах и записях, Марк, — сказала Марчелла. — Ты еще не готов стать полусырой поп-звездой.
— Слишком поздно, — признался он, потягивая кофе, — вчера вечером я согласился выпустить альбом.
— Марк! — воскликнула Марчелла. — Не спросив меня?
Он пожал плечами:
— Ничего страшного. Кол записывается у этих ребят. Они классные специалисты. Просто они хотят записать несколько бродвейских мелодий. Мне даже незачем будет ходить в студию; записи будут делаться во время моих концертов в течение следующих двух недель.
— Черт возьми, — вздохнула Марчелла. — Мне хочется, чтобы ты передумал, Марк.
— Послушай, возможно, никто никогда не увидит и не услышит этого, — пророческим тоном заявил он. — Это своего рода ритуальная запись для музыкального архива в Виллидже, будет себе лежать и пылиться на полке в пластиковой упаковке. И почему это так чертовски важно, чтобы я придерживался классики? Ты что, хранительница огня или еще чего-то?
Марчелла придвинула стул к столу и села напротив него.
— Мне всегда казалось, что гораздо приятнее быть великолепным классическим пианистом, Марк, — объяснила она. — Очень многие могут играть популярную музыку. Сколько музыкантов в состоянии воздать должное Шопену, как это способен сделать ты? Ты хочешь, чтобы я гордилась тобой, так ведь?
Марк кивнул.
— К тому же твой дед был так горд, что музыка унаследована в нашей крови, — продолжала она. — Он платил за твои первые уроки, ты же знаешь. Возможно, с моей стороны это глупо, но мне кажется, что он был бы счастлив узнать, что ты играешь по-настоящему хорошо.
Марк встал и, подойдя к ней сзади, положил руку на плечи. Наклонившись, он прошептал:
— Что будет, если я соглашусь?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него.
— Ты всегда будешь светом моей жизни, дорогой. Ты же знаешь.
Он поцеловал ее в голову и сел на место. Марчелла смотрела, как он макает печенье в кофе.
Затем, глубоко вздохнув, она заставила себя произнести слова, которые боялась вымолвить.
— Марк, на Майорке я познакомилась с замечательным человеком, — начала она. — Я хотела рассказать тебе о нем сразу же после твоего выступления…
Он оторвал взгляд от печенья.
— Да? — спросил он. — Я заметил, что, вернувшись, ты стала немного другой. Я думал, что это моя музыка…
Она выдержала его взгляд.
— Его имя Сантьяго Рока, — сказала Марчелла. — Все зовут его Санти. Он торгует картинами в Барселоне, однако работает также на Майорке, где у него два дома. Через две с половиной недели он приедет в Нью-Йорк. Мне кажется, он тебе понравится, Марк.
Марк улыбнулся.
— Звучит замечательно! — сказал он, перегибаясь через стол и беря ее за руку. Когда он был расстроен, под глазом у него всегда начинал пульсировать маленький нерв. Марчелла увидела, что и сейчас, когда Марк рассеянно смотрел по сторонам, нерв под глазом легонько подергивался. Она ждала, когда он посмотрит на нее.
— Это должно было случиться однажды, Марк, — сказала она. — Он очень важен для меня…
— Я думал, что ты только лишь познакомилась с ним, — перебил он.
— Верно, — согласилась Марчелла. — Но я знаю, Марк. У нас с тобой есть это особое чувство, не так ли? Мы мгновенно можем оценить человека. С Санти я почувствовала, как только его встретила, что он как раз тот самый человек. Он тоже почувствовал это. Первое, что он мне сказал, это то, что мы будем вместе до конца наших дней!
Марк криво усмехнулся.
— Ничего себе начало! — сказал он надтреснутым голосом и поднялся из-за стола. — Пойду позвоню Колу, до того как до него дойдет слух и он низложит мой успех.
Прежде чем выйти из комнаты, он склонился к ней и прошептал на ухо:
— Ты начинаешь верить своим собственным романам, мам.
Уязвленная, Марчелла вскинула брови.
— Да, верю! — крикнула она вдогонку. Теперь она знала наверняка, что начнет писать новый роман «Вечность начинается сегодня» — рассказ о двух женщинах, отправившихся на Майорку, одна из которых встречает человека, очень похожего на Санти.
Санти звонил ей каждый вечер, прежде чем она ложилась спать. В Барселоне в это время было восемь утра. Он мог себе позволить лишь трехминутный разговор, поэтому говорил только о том, как сильно ее любит. Его голос был замечательным подтверждением того, что он действительно существовал. Теперь, когда она вернулась в Нью-Йорк, так легко могло показаться, что все случившееся было мечтой. Тем не менее Нью-Йорк стал для нее совершенно другим. Каждый вечер Марка не было дома; он выступал в «Карлайле», а у нее не было более потребности отправиться в клуб. Подобно выздоровевшему алкоголику, она со страхом возвращалась к нормальному образу жизни. Марчелла, предававшаяся подобным усладам, казалась ей совершенно другой женщиной. Новая Марчелла нравилась ей гораздо больше: мягкая, романтичная, ожидающая в своем городе самой большой в ее жизни любви.
Марчелла посетила еще два выступления Марка в «Карлайле», съездила проведать мать, и внезапно оказалось, что Санти приезжает на следующий день. Она забронировала для него небольшой номер в расположенном поблизости отеле, проверила комнату и в день приезда украсила ее букетами цветов. Перед отъездом в аэропорт она посмотрела на свою целомудренную кровать. Необходимое ей уединение и боязнь расстроить Марка означало, что они будут заниматься любовью в анонимной комнате отеля, а не в ее собственном доме. «Может быть, как-нибудь, пока Марк будет на занятиях, удастся привести сюда Санти, — подумала она. — Просто для того, чтобы она знала, что Санти спал в ее кровати, что делил ее вместе с ней». Прежде чем Дональд повез ее в аэропорт Кеннеди, она, поддавшись импульсу, вынула красную розу из вазы, стоявшей в гостиной.
Когда Санти, широко улыбаясь, миновал таможню, они страстно обнялись. Его солнечный майорканский запах напомнил ей об идиллической неделе, проведенной на острове, и слезы невольно выступили через плотно закрытые веки. Марчелла чувствовала, как внутри ее зарождаются рыдания и изо всех сил старалась подавить их, не дать им выплеснуться наружу. Освобождаясь от объятий, она посмотрела на Санти. Ей было интересно, как он будет выглядеть здесь, лишенный привычного окружения, среди больших лощеных американцев. Теперь она увидела, что он выделялся среди них. В его облике было нечто экзотичное, определенно майорканское, более привлекательное, чем прежде. Но прекраснее всего были его глаза, переполненные любовью к ней.
— О, добро пожаловать в Нью-Йорк, дорогой! Добро пожаловать!
Марчелла протянула ему розу и взяла за руку. У него с собой был небольшой чемоданчик и картонная коробка с пирожными, привезенными из Пальмы специально для нее. Когда они подошли к машине, он оказался немного потрясенным.
— Ты наняла ее, чтобы встретить меня?
Марчелла рассмеялась, когда Дональд вышел из машины, чтобы взять у него чемодан и уложить в багажник, предварительно распахнув перед ними дверцу.
— Это мой автомобиль, Санти, — призналась Марчелла, испытывая неловкость, когда они забирались внутрь. — Однако это моя единственная экстравагантность!
— Понимаю… — проговорил он, следуя за ней на заднее сиденье. — Когда ты сказала мне, что ты писательница, это не произвело такого сильного впечатления! В Испании большинство писателей бедны. Полагаю, твои книги раскупаются большими тиражами?
— Миллионными! — сказала Марчелла, целуя его. — Мне повезло, Санти?
Она крепко держала его за руки. Он склонился к ней и покрывал лицо нежными поцелуями.
— Теперь я вновь ожил, — сказал Санти. — После твоего отъезда я был, как зомби. Все потеряло для меня вкус, ничто не вызывало улыбки, я думал только об этом моменте!
— Со мной творилось то же самое! — призналась Марчелла.
— Никогда прежде женщина не дарила мне розу, — сказал он, осторожно укладывая цветок на полку за сиденьем.
Присутствие Санти делало Нью-Йорк совершенно иным. Розово-красное солнце клонилось к горизонту, и его блики, отражаясь в окнах, пылали огнем. Для Марчеллы этот город никогда не выглядел столь поэтично.
— Посмотри!
Марчелла указала на очертания Манхэттена, вырисовывавшиеся на фоне неба.
Санти не отрываясь смотрел на город.
— Совсем как в кино, — сказал он. — Неужели этот город действительно такой безрассудный и опасный?
— Только не для нас, дорогой, — прошептала она. — Для нас он станет городом медового месяца, уютным и полным любви.
С удивлением Санти смотрел из машины, расспрашивал о местах, мимо которых они проезжали, крепко держа ее за руку, когда по мосту они въезжали в Манхэттен.
В отеле, как пара робких молодоженов, они проследовали в номер Санти за служителем гостиницы, несшим его чемодан. Как только служитель оставил их одних, Санти увлек Марчеллу на кровать и крепко обнял.
— Я люблю тебя, — произнес он. — Я люблю тебя. Марчелла полностью предалась роскоши его объятий и позволила ему раздеть себя, целовать каждую часть своего тела, по мере того как оно освобождалось от одежды. Он тоже разделся. Тело его было бронзовым от загара, с развитой мускулатурой. Рядом с ним она ощущала себя нелепой фигурой в стиле Рубенса.
И вновь они растворились один в другом. Он был лучше, чем сохранила ее память: гладкий, шелковистый и обнимал ее так крепко, что они стали одним целым. Он торопился, и Марчелла знала, что с момента их расставания у него не было никаких интимных связей. У нее тоже. Вновь она смаковала его действия, его губы, руки, и даже в этот кульминационный момент, когда она полагала, что волна наслаждения поглотит ее, внимание вдруг ослабло и она расслышала стоны Санти, чье тело разряжалось от желания и любви, которые он берег для встречи с нею. Он был слишком возбужден, чтобы заметить ее разочарование, и вскоре посапывал в ее объятиях. Марчелла присела в ногах кровати, глядя, как он спит, и накрыла его одеялом.
Позднее она распаковала его чемодан, развесила по шкафам брюки и рубашки, поставила в ванную комнату принадлежности для бритья, испытывая любовь к каждой вещи, потому что они принадлежали ему. Санти проснулся через полчаса, отдохнувший, Марчелла заказала кофе в номер. Затем взяла его за руку. Так они покинули отель и пошли пешком по Пятой авеню, мимо Центра Рокфеллера. Санти, как турист, крутил головой из стороны в сторону, говорил, что ему нравится Нью-Йорк, с изумлением смотрел на хорошо одетых людей и спрашивал, где же все грабители.
— О, дорогой! — рассмеялась Марчелла. — Ты такой европейский! Ты полюбишь Нью-Йорк, и мне будет приятно знакомить тебя с ним.
В одиннадцать тридцать он напомнил ей, что для него в это время было пять тридцать и что он к тому же мало спал накануне ночью. Марчелла проводила его в отель, видела, как он надел пижаму кремового цвета и скользнул в постель. Затем она нежно его поцеловала, и он мгновенно уснул. Она неторопливо возвращалась домой, улыбаясь по пути всем знакомым швейцарам. Как приятно сознавать, что в нескольких сотнях ярдов спал мужчина, которого она ждала всю свою жизнь, знать, что утром вновь встретится с ним.
На следующее утро в девять тридцать ей позвонил Санти.
— Я проспал почти двенадцать часов! — рассмеялся он. — Теперь я хотел бы позавтракать с тобой.
— Тебя устроит кафетерий отеля? — спросила Марчелла. — Я подойду туда через полчаса.
Марчелла увидела Санти в кабинке, он с жадностью поглощал яичницу с хрустящим беконом. Санти встал с места и поцеловал ее. Себе Марчелла заказала только кофе.
— Это так отличается от майорканской кухни, — сказал Санти, — но мне очень нравится.
Марчелла смотрела, как он ест, довольная, что у него такой отменный аппетит.
— Любимый, — начала она, — ты, наверное, задумываешься, почему остановился в отеле, а не у меня, где я бы очень хотела тебя видеть?
Подняв брови, он взглянул на нее поверх чашечки кофе.
— Твои дети? — предположил он. — Возможно, им не понравится, что какой-то иностранец спит в постели их матери?
Марчелла рассмеялась:
— Послушай…
Она взяла его за руку и начала, играя, перебирать его пальцы.
— Я уже рассказывала тебе, как мы близки с Марком, верно? Потребуется целый день, чтобы объяснить, как однажды муж забрал у меня детей и какой отпечаток все это наложило на наши отношения. Для Марка будет ударом, если внезапно он обнаружит тебя в моей постели. Ты понимаешь, любимый?
— Да, конечно, — Санти сжал ей руку. — Но Марк наверняка встречал других мужчин в твоем доме?
Марчелла отрицательно покачала головой:
— Нет.
— Все эти годы ты не приглашала к себе домой ни одного мужчину? — спросил Санти.
— Нет, — просто ответила Марчелла.
— Может быть, ты излишне опекаешь своего сына? — предположил Санти. — А как насчет Сони? — спросил он.
— У Сони своя жизнь, — не вдаваясь в подробности, ответила Марчелла. — С ее стороны никаких проблем.
Протянув руку, Марчелла подняла Санти на ноги:
— Теперь бери свой фотоаппарат, любимый. Мы отправляемся осматривать достопримечательности.
Снаружи их ожидал Дональд. Марчелла хотела показать Санти свой город: смешение старого и нового; обязательную для всех туристов программу, например осмотр «Эмпайр стэйт билдинга», а также посещение необычных уголков, таких, как «Клойстерс» — ресторанчик, стоящий на берегу озера в Центральном парке. Марчелла решила не думать ни о чем, кроме Санти, кроме того, как доставить ему удовольствие, взяв на себя роль гида.
Во второй вечер пребывания в Нью-Йорке Санти встретился с детьми Марчеллы. Встреча, как и опасалась она, получилась неудачной. Несколько раз, пересилив свою гордость, Марчелла звонила Соне напомнить о вечере, потому что ей хотелось показать Санти своих обоих детей. В разговорах с ним Марчелла была несколько неопределенной относительно причин, по которым Соня проживала отдельно и по поводу того, как редко они виделись. Ограниченный английский, на котором изъяснялся Санти, лишал его возможности понимать беседу, когда речь велась на нью-йоркском сленге. Мало способствовала успеху знакомства с детьми и усталость, накопившаяся у них за целый день мотания по городу. Марк был достаточно вежлив. Они с Санти неторопливо беседовали, поджидая появления Сони.
Соня примчалась, опоздав на целый час, на ней была черная мужская шляпа, из-под которой выбивались черные волосы, поверх черных лосин была надета черная сетчатая юбка, Сильно походившая на нижнюю, и туфли на высоком каблуке. Целая куча полурелигиозных медальонов и крестиков болталась у ворота черной блузки, пара маленьких черных перчаток с открытыми пальцами довершала ее внешний вид. «Не будь она высокой, красивой и статной, в подобном наряде она выглядела бы более чем странно», — подумала Марчелла. Как бы там ни было, Соня была волнующе сексуальной и одета по последней моде.
— Ты что, уже чего-то приняла? — шепотом спросила ее Марчелла, пока Соня разглядывала себя в зеркале, висевшем в прихожей.
Соня усмехнулась:
— Подумаешь, немного винца, чуть-чуть нюхнула, дорогая, — беззаботно ответила Соня. — Где он?
— Соня… — отпрянула Марчелла. — Ты с ума сошла, наркотики! Это при твоей-то профессии!
— Смеешься! — усмехнулась Соня. — Во всяком случае, сегодня я отмечаю свое вторичное появление на обложке «Вог». Я еще на один шаг приблизилась к своей цели, дорогая мамочка!
Когда они вошли в комнату, Санти поднялся и приветствовал их сияющей жизнерадостной улыбкой. Если он и был удивлен внешним видом Сони, то был слишком вежлив, чтобы это показать.
— Моя дочь Соня — Санти Рока, — представила Марчелла.
Санти элегантно поцеловал Соне руку. Соня уставилась на него, более шокированная его манерами, нежели он ее видом.
Марчелла видела, что Марк доволен, расслабился и, пользуясь случаем, расточал свое очарование. Затем и Соня присоединилась к нему.
— Добро пожаловать в Нью-Йорк! — сказала она, одаривая Санти сияющей улыбкой. — Как вам понравился Манхэттен? Вы уже побродили по улицам?
Взяв Санти за руку, она потащила его на маленький балкончик, выходивший на Центральный парк.
Марчелла передала Марку ведерко для льда и попросила:
— Наполни его, пожалуйста, дорогой. И вынь из холодильника шампанское, пока не лопнула бутылка. Я приготовлю что-нибудь перекусить — приготовлю эти…
— Я видел всюду твои фотографии, — сказал Санти, делая Соне комплимент, — в аэропорту, в аптеках. Твоя мать показала мне несколько журналов мод. Ты очень красивая.
— Да, когда на меня наложат всю эту штукатурку, я ничего… — согласилась Соня, возвращаясь вместе с Санти в комнату. На балконе она расстегнула шелковую блузку, приоткрыв свои силиконовые прелести.
— «Штукатурка» означает косметику, — пояснила Марчелла, обращаясь к Санти, опуская на фортепьяно большую тарелку крекеров и маленькие ломтики хлеба, намазанные икрой.
— Горы косметики, — кивнула Соня, вонзаясь в икру, — так что я там, под всем этим, понимаете? Итак, чем вы занимаетесь в Испании? Мать говорила, что-то связанное с искусством…
— Я торгую произведениями искусства, — серьезно проговорил Санти. — Картинами. В Барселоне публика только начинает покупать картины молодых художников. Раньше…
— Я знаю Лео Кастелли, — перебила его Соня, — коплю деньги, чтобы купить его литографию, изображающую Мэрилин Монро. Думаю, это будет неплохим вложением капитала. А кого из ваших художников знают у нас?
— Они еще неизвестны в Америке, — извинился Санти. Марчелла наблюдала за их разговором, сдерживая себя, чтобы не броситься на защиту Санти от острого, прямолинейного и неприкрытого цинизма Сони.
Вернулся Марк с шампанским, с шумом открыл бутылку и наполнил четыре фужера. Марчелла передала один фужер Соне, другой Санти, ожидая тоста.
— Я верю в настоящее, — сказала Соня, обращаясь к Санти, стоя посередине комнаты, широко расставив ноги. — Вот почему я спешу достичь как можно большего, пока молода! Кто знает, когда наш мир взлетит на воздух или какой-нибудь подонок на улице полоснет ножом по лицу? Иногда ночью в кошмарном сне я вижу заголовок в «Посте»: «Найдено обезглавленное тело модели» и узнаю, что речь идет обо мне!
Услышав это, Марк громко расхохотался.
— Для тебя настоящий кошмар — это когда ты, читая «Пост» в кошмарном сне, вообще не встречаешь там своего имени! — заявил он.
Санти улыбался, переводя взгляд с одного из них на другого, не вполне понимая, о чем идет речь. Марчелла остановила детей:
— Оба вы несете чепуху. Не надейтесь, что Санти поймет вас. «Пост» — это газета, в которой печатают различные слухи и сплетни, — объяснила она Санти.
Тот понимающе кивнул.
— А ты, Марк, — обратился к нему Санти, — ты живешь ради своей музыки?
Марк повел плечами.
— До тех пор, пока не найду чего-нибудь более достойного, ради чего следует жить…
— Давайте выпьем за это! — воскликнула Соня, поднимая фужер.
Она с такой силой чокнулась с Санти, что фужеры едва не раскололись. Затем, залпом осушив шампанское, она вновь наполнила свой фужер. Марчелла также торопливо выпила, испытывая беспокойство от столкновения характеров, происходившего в гостиной, страстно желая, чтобы все они мирно поладили между собой, и изо всех сил подавляя в себе желание заставить детей броситься на шею своему возлюбленному. Ей было неловко от мысли, что Санти может подумать, что она вырастила двух неконтролируемых отпрысков. Марчелла посмотрела на любимого мужчину, затем на детей. Вот они — две различные силы, действовавшие в ее жизни, силы, тянувшие ее в противоположные стороны. Санти продолжал улыбаться своей сияющей улыбкой, не вполне понимая пикировку и шутки, которыми обменивались Соня и Марк. «Неужели вы не видите, что он собой представляет? — хотелось прикрикнуть на детей Марчелле. — Разве не видно, какой он хороший человек? Почему вы оба не замолчите и не дадите высказаться Санти?»
— Завтра я участвую в демонстрации мод у Билли Бласа, и сегодня еще предстоит последняя примерка, поэтому мне уже пора бежать, — проворковала Соня.
— Еще шампанского? — предложил Санти.
— Разумеется! — воскликнула Соня по-испански.
— О, ты говоришь по-испански? — с восхищением спросил Санти.
— У меня уборщица пуэрториканка, — ответила Соня, состроив недовольную мину. — А где сегодня найти прислугу получше? И я могу объяснить ей, как выполнять работу по дому.
В нервной атмосфере застолья хлеб с икрой быстро съели.
— Помоги мне приготовить еще, — попросила Марчелла Соню.
На кухне Марчелла начала торопливо намазывать ломтики хлеба икрой, выдавив сверху по нескольку капель лимонного сока.
— Поинтересуйся немного его жизнью, — попросила она Соню.
Соня открыла холодильник, что-то высматривая.
— Я стараюсь, но он плохо понимает, ты же знаешь. Не могла бы ты в следующий раз подцепить американца или какого-нибудь англичанина?
— Следующего раза не будет, — ответила Марчелла. — Постарайся изъясняться на доступном ему языке. Он отлично все понимает, если говорить внятно и без жаргонных словечек.
— Послушай! — Соня взяла из холодильника веточку зелени и отправила в рот. — Не проси, чтобы сегодня я еще и говорила внятно. После всего, что было днем, считай, что тебе повезло, что я вообще смогла вырваться.
Марчелла, услышав, как Санти попросил Марка сыграть на фортепьяно, заторопилась в гостиную. Она предложила всем поочередно маленькие бутербродики с икрой. Марк не спеша подошел к инструменту и поднял крышку. Марчелла видела, как в нем боролись противоречивые чувства: желание поразить Санти и стремление показаться равнодушным. Соня развалилась на кушетке, забросив одну ногу на подлокотник, потягивая шампанское и с хрустом уплетая зелень. Марк взял несколько аккордов мелодии Гершвина. Санти, посмотрев влюбленным взглядом на Марчеллу и прижав ее к себе, оперся на фортепьяно. Она старалась не чувствовать себя глупо, когда он взял ее за руку и не отпускал все время, пока Марк играл. Неудобно облокотившись на него, она твердила себе, что для нее главное — ее любовь к этому человеку, а не впечатление, которое он произведет на детей.
Красивым мягким тенором Марк пел песню «Обнимая тебя», извлекая из мелодии каждый грамм заключенного в ней романтизма. В какое-то мгновение Марчелле показалось, что он приветствует их любовь, и перед ней предстала идиллическая картина: все они составляют новую дружную семью с двумя детьми, а она счастлива, что наконец-то встретила человека, полюбившего ее. Марчелла смотрела на Марка и видела, что он не в силах упустить шанс испробовать свое очарование и завоевать признание еще одного почитателя своего таланта, невзирая на то, что это был человек, которого он не хотел любить. Когда песня закончилась, Марчелла наполнила свой фужер шампанским, а Соня и Санти горячо зааплодировали.
— Теперь я понимаю, почему твоя мать с такой гордостью рассказывала мне о тебе, — сказал Санти Марку. — Мне очень нравится Гершвин.
Марк с удивлением посмотрел на него:
— В Испании знают музыку Гершвина?
— Разумеется, — кивнул Санти, — мы отстали от Америки, это правда, но мелодии Гершвина звучат у нас около шестидесяти лет!
— Санти обожает музыку, — сказала Марку Марчелла.
— Какую? — поинтересовался Марк, исполняя трель на нескольких нотах.
— Больше всего мне нравятся Равель, — ответил Санти, — Шопен, Дебюсси, Сат.
— Утонченные вещи, да?
Марк сыграл несколько тактов мелодии «Ясная луна». Марчелла видела, что ему хотелось раскрыться. Если только он отбросит свою настороженность, она чувствовала, что они с Санти смогут стать большими друзьями. У них имелось общее увлечение музыкой. К тому же у них обоих была она. Марчелла невесело усмехнулась про себя: в этом-то вся и загвоздка!
— Должна лететь! — Соня вскочила на ноги и, обежав комнату, поочередно всех поцеловала. Обвив Санти за шею руками, она сказала:
— Желаю, чтобы поездка оказалась сказочной. Уверена, моя дорогая мамочка будет самым лучшим гидом на свете! Марк, пока!
Марчелла проводила Соню в прихожую, где та оглядела себя в зеркале, поправила шляпу и косметику на лице.
— Соня, ты пообедаешь с нами в пятницу вечером? — спросила Марчелла. — Придет Эми, и ей приятно будет увидеть тебя.
— Не могу, — ответила Соня. — Я купила лошадь, и она сейчас содержится у одного друга в Лонг-Айленде. По выходным я отправляюсь туда покататься верхом. Для меня это как самая большая любовь в жизни.
Марчелла улыбнулась.
— Значит, ты веришь в любовь? — спросила она. Соня, пожав плечами, натянула шляпу поглубже на голову.
— Если речь идет о лошади, всенепременно!
Она нажала кнопку лифта, чмокнула Марчеллу в щеку:
— Спасибо за шампанское!
Подошел лифт, она вошла в кабинку и, повернувшись к матери, сказала:
— Удачи тебе с двумя твоими мужиками. Я одобряю, даже если Марк против.
Она нажала кнопку первого этажа.
— Эти треугольники бывают такими занудными, дорогая! — Она ехидно улыбнулась. — А твой вообще совершенно ужасен!
Двери лифта сомкнулись, скрыв Сонино лицо от Марчеллы.
Через несколько минут ушел Марк, обедавший в этот вечер с Колом. Оставшись наконец с Санти вдвоем, Марчелла наполнила их бокалы неразбавленным виски.
— Это как раз то, что нам нужно, — сказала она, передавая бокал Санти. — Прости их, дорогой. Сегодня я поняла, насколько мои дети испорчены.
— Испорчены? — удивился Санти. — Они? Марчелла отпила глоток.
— Когда отдаешь детям слишком много, — объяснила она, — то слишком сильно их любишь!
— Что ты… — Санти наклонился и поцеловал ее в лоб. — У тебя замечательные дети. Марк просто гений в музыке, а Соня такая красивая. Ты должна гордиться ими обоими.
Марчелла насупилась. Санти присел рядом с ней.
— Разумеется, они обеспокоены, когда ты знакомишь их с посторонним человеком. Если мы поженимся, я стану для них отцом, это очень важно. Особенно когда настоящий отец жив, и они, вероятно, сильно его любят.
Марчелла закрыла глаза и внутренне застонала. Она еще не рассказала Санти, что Гарри в тюрьме. Ей не хотелось обрушивать на него все сразу. Она взяла его за руку.
— Когда говоришь ты, все выглядит так просто, дорогой!
Санти рассмеялся:
— Потому что, когда двое любят друг друга, все действительно просто!
В этот вечер они обедали вместе с Эми, воспользовавшись ее популярностью, чтобы заказать хороший столик в модном заведении в Сохо. Подобно всем ньюйоркцам, отношение Марчеллы к городу временами бывало полярным. Она соглашалась, что вечерняя прогулка по Пятой авеню была не менее впечатляющей, чем вид Манхэттена с борта корабля в любое время дня. Однако этим вечером в шумном шикарном ресторане, заполненном эксгибиционистами, где грубые официанты надувают клиентов, принося за солидные деньги крошечные порции, Марчелла взглянула на это глазами Санти, и внезапно все показалось ей очень странным. В Пальме таких ресторанов не было. Там можно выбирать из дюжины дверей любую, и везде обслуживали превосходно, без суеты, всюду подавали великолепно приготовленную рыбу.
Марчелла смотрела, как Санти увлеченно беседовал с Эми, и ей хотелось остаться с ним наедине. Когда обед закончился, было далеко за полночь.
В номере Санти они предались усладам любви. Довольная, Марчелла лежала в его объятиях, нежась в тепле его любви. Удовлетворение вновь ускользнуло от нее, однако она заставила себя ни о чем не думать, просто наслаждаться его ласками и откликаться на все его действия, словно секс необязательно должен приводить к оргазму, полная надежд, что тело ее само во всем разберется, когда она привыкнет к роскоши, позволяющей объединить любовь и секс воедино, чтобы насладиться ими в полной мере.
— Что будем делать, Санти? — спросила Марчелла, нарушая молчание.
— Поженимся и будем жить вместе, — прошептал он ей на ухо.
— Как же мы устроим наши жизни? — спросила она. Она почувствовала, как он слегка пожал плечами.
— Все само устроится и приспособится. Так же, как приспособились наши тела.
Марчелла позволила себе еще несколько минут понежиться в его объятиях, затем заставила себя сесть. Часы показывали около двух ночи.
— Лучше я пойду домой, дорогой.
Она выскользнула из кровати и нащупала свою одежду.
— Почему бы тебе не остаться со мной на всю ночь? — спросил Санти, включая свет. Опершись на локоть, он смотрел на нее. — Думаешь, Марк не знает, чем мы с тобой занимались?
Марчелла натянула платье.
— У меня такое предчувствие, что Марк должен привыкать к нам постепенно, — объяснила Марчелла. — Если я вдруг, вот так, останусь на всю ночь…
Она направилась к двери.
Санти ничего не сказал, но по его виду она догадалась, что ему было не по себе.
Придя домой, она заметила свет, выбивавшийся из-под двери комнаты Марка. Марчелла улеглась в постель, но внезапно почувствовала, что не может спать, поэтому она поднялась и начала править последний вариант «Музыки любви».
Минут через двадцать в дверь ее спальни тихонько постучал Марк.
— Входи, — сказала Марчелла.
Он выглянул из-за двери и медленно вошел в комнату. На нем был его ночной халат.
— Марк… — строго сказала Марчелла.
Он шагнул по направлению к кровати, в глазах застыла мольба.
Марчелла буквально заставила себя произнести трудные слова:
— Что ты думаешь о нем?
Марк уселся в ее ногах, не спуская с нее глаз.
— Будь очень внимательным, когда станешь говорить, Марк, — предупредила Марчелла. — Помни, речь идет о моей жизни!
Он взял мать за руку. Впервые в жизни Марчелле не хотелось, чтобы Марк прикасался к ней. Он провел кончиками ее пальцев по своим губам. Затем улегся рядом с ней на кровати и попытался обнять.
— Не надо, — сказала Марчелла.
Она не могла этого позволить. Во всяком случае до тех пор, пока она все еще ощущала прикосновение пальцев Санти, пока запах его тела сохранялся на ее коже.
— Не поступай так со мной, — пробормотал Марк, уткнувшись ей в шею.
Марчелла села на кровати, отстраняясь от сына.
— Это ты не поступай так со мной! — воскликнула Марчелла. — Разве ты не пытаешься заставить меня чувствовать себя виноватой за то, что я полюбила такого замечательного человека, как Санти? Если бы ты действительно любил меня, Марк, ты был бы рад за меня! Он — самое замечательное событие в моей жизни, произошедшее после твоего рождения. Восемнадцать лет ты безраздельно пользовался моим вниманием…
— А теперь настала его очередь? — закончил за нее Марк, горько скривив губы.
— Да, Марк, — согласилась она, кивая. — Теперь его очередь.
Он сел и горящими глазами уставился на нее.
— Но ты же не какая-нибудь… вещь, которую можно делить и передавать другим по очереди! Ты моя мать, и ты создала наш с тобой мир таким! Ты сделала так, что существуем только мы вдвоем, и ты не имеешь права вот так просто взять и выбросить меня прочь, потому что ты нашла себе кого-то…
Глаза Марка, взиравшие на нее, наполнились слезами.
— Я-то не нашел себе никого! И никогда не найду!
— Не дури! — начала успокаивать его Марчелла. — Тебе всего восемнадцать. Ты непременно встретишь кого-нибудь. На первом твоем выступлении были десятки красивых девушек, они буквально вешались тебе на шею.
— Это ерунда, — он сел, положив руки ей на плечи. Глядя ему в глаза, Марчелла словно читала все его мысли, ощущала силу переживаемых им эмоций и мощную потребность ребенка.
— О Господи, Марк, что я наделала? — испуганно прошептала она. — Чего же ты хочешь? Чтобы я никогда не взглянула ни на одного мужчину? Никогда не полюбила?
— Ты так сильно мне нужна, — прошептал он, — я не умею жить самостоятельно. Я знаю только музыку. Люди очень сильно влияют на меня, и я не знаю, как быть с их требованиями! Ты единственный человек, который…
— Разве так можно! — остановила его Марчелла. — Мать не может быть единственным человеком, которому веришь или которого любишь…
— Но ты же сама обещала, что я буду светом твоей жизни! — воскликнул он.
— Ты им и будешь! — заверила его Марчелла. — Однако это не означает, что мне не нужен мужчина, который будет любить меня и заботиться обо мне. — Марчелла провела рукой по его лбу. — Марк, неужели ты не понимаешь, что любовь сына не заменит любви мужа? У женщин есть потребности, как и у мужчин…
— У Эми тоже есть потребности, но она находит способы удовлетворить их! — с вызовом произнес он.
Марчелла беззащитно посмотрела на него.
— Я не Эми, — сказала она. — И это не та тема, которую следует обсуждать матери с сыном, Марк. Если я решу, то могу выйти замуж за Санти хоть на следующей неделе. Но именно потому, что мы с тобой близки, мне хочется, чтобы ты его полюбил. Прими его как старшего брата или как хорошего друга. Если ты позволишь Санти узнать тебя так же хорошо, как знаю я, он тоже полюбит тебя.
— Я не желаю, чтобы он меня любил! — воскликнул Марк. — Не нужна мне его любовь! Мне нужна только твоя любовь! Вся твоя любовь!
Марк выскочил из кровати.
— О Господи! — пробормотал он, закрывая рот руками и делая несколько шагов по направлению к ванной комнате. Внезапно он поперхнулся, согнулся пополам, и его начало рвать. Хватая воздух ртом, он лег на ковер.
— Марк!
Марчелла бросилась в ванную за полотенцем, вернулась, обтерла его, пока он лежал на боку и стонал. Она налила стакан воды, Марк выпил, приподнявшись на локте.
— Извини, — не переставая, твердил он, — извини. Марчелла протерла ему лоб платком, смоченным в одеколоне, освежающий запах которого немного успокоил обоих.
— Мне хочется, чтобы тебе было хорошо, — сказал Марк, — я хочу радоваться за тебя, но я… — усилием воли он заставил себя сосредоточить на ней все свое внимание, — я просто не знаю, как обойдусь без тебя.
У Марчеллы упало сердце. Достав пачку сигарет, она закурила. Вскоре Марк уснул, лежа на ковре, а она смотрела через окно на звездное небо и на несколько окон, все еще светившихся, несмотря на поздний час.
Марчелла легла в постель и в полном изнеможении уснула. В шесть утра, когда лучи утренней зари осветили небо, к ней в кровать забрался сонный Марк. Он что-то неразборчиво пробурчал и тяжело засопел у нее под боком. Она прикасалась к нему спиной и вспоминала, что этот, совершенно взрослый мужчина однажды появился из ее утробы и когда-то был так мал, что она могла удержать его на одной руке.
На следующий день страна отмечала очередной юбилей статуи Свободы. Марчелла искусно загримировала косметикой следы бессонной ночи, как в дни телешоу ее учила делать Эми.
Сидя в вагончике железной дороги в Бэттери-парке, она выбросила из головы все заботы и смотрела, как Санти наслаждается прогулкой, делая десятки ее фотографий. Ветер ворошил волосы, и Марчелла улыбалась ему, представляя, как он будет рассматривать эти снимки у себя дома в Барселоне. «Все встанет на свои места», — успокаивала она сама себя.
Позднее, когда они прогуливались по Уолл-стрит, Марчелла старалась не вспоминать дни, когда она навещала здесь Гарри; та, другая жизнь, казалось, была десятки лет назад. В Сохо, пока они осматривали картинные галереи, Дональд с машиной ожидал их. По дороге обратно машина пронеслась мимо клуба «Партнеры», мимо черного здания, пустующего в дневное время. Марчелла легонько вздрогнула, повернулась к Санти и улыбнулась, взяв его за руку. Никогда впредь ей не потребуется идти в это ужасное место.
Оказавшись в его номере, она расслабилась, лежа в постели, пока он принимал душ. Она оглядела комнату, отмечая, как аккуратно он разложил свои вещи, кассеты с отснятой пленкой лежали поверх его записных книжек. Слыша, как он поет в ванной низким счастливым голосом, она чувствовала, что сойдет с ума, если не выйдет за него замуж, что никогда в ее жизни ей не встретится никто другой, хоть отдаленно похожий на него. Внезапно Санти оказался рядом с ней в кровати, свежий и чистый после душа, крепко сжимая ее в объятиях.
— Ты меня любишь? — спросила она.
— А ты как думаешь? — подтрунивая, спросил он.
— Думаю, сильно, — сказала она, — но все же не так сильно, как я тебя!
— Как можешь ты так говорить, Марчелла? — взволнованно сказал он. — Ведь это я сказал, что мы всегда будем вместе, тогда в кафе, когда впервые встретил тебя! А ты даже не обратила на меня внимания!
Марчелла рассмеялась.
— Давай всегда спорить только о том, кто из нас любит сильнее, — предложила она. Они продолжали шутя упрекать друг друга, затем помирились и начали целоваться. Наконец Марчелла отстранилась от него.
— Мне нужно отправиться домой и отдохнуть, дорогой, — сказала она. — Почему бы и тебе не устроить маленькую сиесту? Сегодня нас ждет романтический обед. Где-нибудь в городе. Никаких предварительных заказов — просто зайдем куда-нибудь, хорошо?
Он сонно улыбнулся:
— Все наши обеды романтичны!
Когда Марчелла вернулась к себе, дома никого не было. На рабочем столе стопкой лежала почта, так ее обычно оставлял Марк. Среди посланий читателей Марчелла нашла письма от Скотта и Эми с предложениями относительно книг и реализации. Марчелла приняла душ и переоделась. Она уже собралась уходить и ожидала лифта, когда в нем поднялся Марк. Внезапно приняв решение, она вместе с ним вернулась в комнату.
— Приготовь нам обоим выпить, дорогой, — сказала она, крепко обнимая его.
Марк наполнил два бокала, лицо его выражало изумление и любопытство.
— Я собираюсь выйти за него замуж, Марк, — сказала Марчелла. — Ты первый, кому я сообщаю об этом. Санти сам еще не знает! Ты должен понять и радоваться за нас!
— Понимаю…
Он выпил вино, лицо его внезапно побледнело.
— Что заставило тебя принять такое решение? Произнося эти слова, Марк слегка заикался. Не выдержав ее неотрывного взора, он опустил глаза.
— Ты же знаешь, что это означает для меня!
— С тобой ничего не случится, Марк, — сказала Марчелла. — Мир не вращается исключительно вокруг тебя! Я была неправа, воспитав тебя подобным образом. Речь идет о моей жизни — о моей и о жизни Санти! О вечном счастье двух человек, с одной стороны, и твоих временных трудностях — с другой. Это элементарная математика!
— Но мои чувства отнюдь не математика! — с укором воскликнул он.
— Не будь эгоистом, — мягко попросила Марчелла. — Ты же позволишь мне любить вас обоих!
— А если я не соглашусь на это?
Марк не отрываясь смотрел на Марчеллу. Она наклонилась и нежно его поцеловала.
— Ты должен быть счастлив за нас, Марк, — сказала она, поворачиваясь перед зеркалом и поправляя волосы. — Ты ведь не хочешь, чтобы я кончила так же, как Эми. Знаю, она выглядит блистательной и преуспевающей, но, с моей точки зрения, ее жизнь стерильна. Мне пора идти, дорогой. Меня ждет Санти.
Быстрым шагом Марчелла направилась в отель Санти и своим ключом открыла дверь в его номер. Санти спал так безмятежно, что у нее не хватило духу разбудить его. Она села и несколько минут смотрела на него, ощущая удивительное внутреннее спокойствие. Казалось, именно сейчас, именно в этот миг, в семь тридцать, началась ее новая жизнь! Когда часы показывали девять, легким поцелуем Марчелла разбудила Санти.
Вдвоем они бродили по вечерним улицам, заглядывали в книжные магазины, где она показывала ему свои книги. В Виллидже они перекусили в бистро французского ресторана, расположенного на Шестой авеню, маленький зал которого был украшен сотнями красочных фонариков. На обратном пути она остановила такси около «Рейнбоу рум» и поднялась с Санти в ресторан.
Метрдотель знал Марчеллу в лицо: она несколько раз обедала здесь с сотрудниками издательства «Вольюмз».
— Просто бутылку шампанского, Генри, — заказала Марчелла после приветствия.
Они сели за столик, расположенный около окна недалеко от стойки бара, пили шампанское и взирали на Манхэттен с высоты шестьдесят пятого этажа.
— Это место считается самым романтичным в городе, — сказала Марчелла под звон фужеров. — Я хотела прийти сюда потому, что готова к вопросу, который ты собираешься мне задать, Санти!
Глаза его вспыхнули огнем.
— Ты выйдешь за меня замуж? — спросил он, беря Марчеллу за руку.
— Да. Да, любимый! — ответила Марчелла, похлопывая его по руке. — Я хочу жить с тобой вместе, вместе с тобой проводить ночи и состариться вместе с тобой!
— И ты будешь жить вместе со мной в Барселоне и на Майорке? — спросил он.
— Давай поделим год на части! — предложила Марчелла. — Шесть месяцев в Испании и шесть в Нью-Йорке. — Она подняла свой фужер. — За нас!
Они выпили шампанское и обнялись, сидевшие вокруг скромно отвели взгляды в сторону.
Бредя домой, слегка опьянев от шампанского и счастья, они тесно прижимались друг к другу. Улицы города практически были пусты, и у Марчеллы возникло ощущение, будто город специально приберег этот момент для нее, чтобы вознаградить за многие годы одиночества.
— Мне нужно купить обручальное кольцо, — сказал Санти, — что-нибудь старинное, да? Позвонить родителям и одному или двум друзьям. И мне кажется, сегодня я заслуживаю чести разделить с тобой твое ложе!
Марчелла взглянула на него:
— Думаешь, это разумно?
— Да! Теперь, когда я собираюсь стать твоим мужем, ты не сможешь больше меня прятать. Отныне мы должны жить нашей жизнью.
— Хорошо, но придется закрыть на ключ дверь в спальню, — сказала Марчелла. — У Марка есть привычка входить без предупреждения.
— А Соня? — спросил Санти. — Она спрашивает разрешение, прежде чем войти?
Марчелла поколебалась, затем ответила:
— Соня не живет с нами. У нее собственная квартира. Санти удивленно поднял брови:
— В семнадцать лет?
Марчелла посмотрела на него и покачала головой:
— Да, знаю, это кажется немного странным, но ты должен понять, мы вообще немного сумасшедшая семья. Если я расскажу тебе все, как есть, ты подумаешь, что я все придумала. Отец забрал у меня Соню, когда ей было двенадцать лет. Два года она прожила с ним. Разумеется, мне бы хотелось, чтобы она жила с нами, но в Америке дети необязательно живут с родителями. Соне нужна независимость.
— И она работает, чтобы быть независимой? — спросил Санти.
Марчелла кивнула:
— Работа моделей очень хорошо оплачивается.
Придя домой, Марчелла прошла впереди Санти и заглянула в комнату Марка. Она была пуста. Сначала она испугалась, подумав, что он спит в ее постели, но в спальне его тоже не было.
Марчелла закрыла дверь своей спальни на ключ. Итак, мечта стала явью: любимый ею человек проведет ночь в ее постели. Почему столь естественное желание должно быть запретной роскошью? С самого первого дня приезда Санти в Америку именно так она и должна была поступить! Как обидно должно было быть Санти жить в отеле, словно он был каким-то приходящим знакомым.
— Вечность начинается сегодня, — сказала Марчелла, устраиваясь в постели рядом с Санти.
На этот раз она не возводила внутреннего барьера, никаких проблем. Они предались любви с такой легкостью, словно всегда делили это ложе. Не прикладывая особых усилий, Марчелла достигла полного удовлетворения. Разумеется, секс в клубе «Партнеры» был опасно возбуждающим. Этот тип надежной, прочной любви, этот «вечный» секс был совершенно иным. Он был более пронизан счастьем, хотя ему недоставало возбуждения. Марчелла прильнула к Санти, когда он постепенно стал погружаться в сон. Она надеялась, что заснет, но обнаружила, что ждет возвращения Марка. Черт его подери! Испортить ей ее первую ночь с будущим мужем в своем собственном доме! Она, наверное, заснула, потому что, когда услышала, как кто-то пытается открыть дверь, часы показывали два часа ночи.
— Мам! — послышался умоляющий шепот Марка.
Марчелла выбралась из постели, поглядывая на спящего глубоким сном Санти. Открыв замок, она выглянула за дверь. Там стоял взъерошенный Марк и покачивался.
— Ты пьян, — сказала шокированная Марчелла.
— Почему ты закрыла дверь? — спросил Марк.
— Я… — она прикусила губу. — Здесь Санти, — выпалила она.
— Я хочу лечь с тобой, мам, — захныкал Марк.
— Не валяй дурака, Марк! Отправляйся спать. Марчелла поцеловала его в лоб.
— Он будет у нас жить? — спросил Марк.
— Поговорим об этом завтра утром. Ты меня разбудил. Иди спать!
— Что случилось? — спросил спросонок Санти.
— Ничего, — успокоила его Марчелла. — Марк немного выпил.
Теперь сон совершенно покинул Марчеллу. Злясь на себя и на Марка, она лежала без сна. Прошел час. Тело ее слишком устало от движений, но мозг безостановочно работал, вновь и вновь перебирая события. Выпитое шампанское пробудило жажду. Через пятнадцать минут она сдалась, встала с постели и накинула халат. По пути на кухню за соком заметила, что в комнате Марка свет погашен и оттуда раздается храп. «Странно, — подумала Марчелла, — он никогда не храпит во сне». На обратном пути храп показался ей громче. Она распахнула дверь и вошла в комнату Марка. Здесь она отчетливо услышала странный клокочущий звук, вылетавший из его горла при дыхании. «Может быть, у него летняя простуда?» — подумала она. Включив свет, Марчелла увидела, что Марк, полностью одетый, лежит лицом вниз на кровати. Она наклонилась снять с него ботинки, раздумывая, стоит ли его раздеть или просто накрыть одеялом. Взяв из шкафа в холле одеяло, она прикрыла им Марка. При этом Марчелла заметила пустую коробочку от таблеток снотворного и написанную от руки записку: «Я не могу жить, если не буду светом твоей жизни. Единственным светом твоей жизни!»
Марчелла перевернула сына на спину и стала хлопать по щекам. Лицо его начало приобретать землистый оттенок. Сердце Марчеллы сжалось от ужаса, она громко закричала, призывая Санти на помощь. Сглатывая слезы, она набрала номер и вызвала «скорую помощь». Затем позвонила своему врачу и оставила для него срочное сообщение. Вместе с Санти они подняли Марка и, удерживая его между собой, до приезда «скорой» ходили по комнате.
Спорые работники «скорой» уложили Марка на носилки и унесли. В машине ему промыли желудок. Марчелла и Санти следовали за «скорой» на такси. Казалось, прошли часы, прежде чем они добрались до госпиталя.
«Если ты позволишь ему умереть, я никогда больше не поверю в любовь! — молила Бога Марчелла. — Если ты сохранишь ему жизнь…»
Она сдвинула брови, стараясь найти самую большую жертву, которую могла бы принести во имя Бога. Искоса она взглянула на расстроенное лицо Санти.
«Я откажусь от своей любви, — поклялась она. — Только не дай ему умереть! О, пожалуйста, не дай ему умереть!»
Марчелла так крепко стиснула руку Санти, что он даже поморщился от боли. Что бы теперь ни произошло, она потеряет своего Санти. Если Марк выживет, ей придется сдержать клятву, данную Богу. Если Марк умрет, тогда и ее жизнь закончится, потому что от нее ничего не останется ни для Санти, ни для любого другого мужчины.