И Мимоза снова пошла домой, к мужу, который теперь уже выздоравливал, и продолжала преданно за ним ухаживать. Его волосы уже целый год никто не подстригал, не причёсывал и не мыл, потому что единственная капля масла или малейшее прикосновение гребня считались такими же опасными, как вода — которая, как известно всем, губительна при любой болезни. Густой, свалявшейся массой волосы разметались по всей подушке, и больному было тяжело и противно. Теперь он, пожалуй, готов был подстричься.

Но кто возьмётся за такую стрижку? Позвали местного цирюльника, но тот испугался. Стричь такие волосы — значит, накликать на себя беду. Мимоза взяла ножницы: »Тогда я сама его постригу. Пусть несчастье падёт на мою голову! Стричь пришлось долго, на пальцах у неё появились мозоли, но, наконец, дело было сделано, и остриженные волосы отнесли в мусорную кучу. Сжигать их было опасно, соседи ни за что бы этого не позволили. Они и так-то были поражены. Ну и жена, — бормотали они про себя и неодобрительно выворачивали руки ладонями в её сторону.

Но цирюльник не возражал, потому что ему всё равно заплатили. Мимоза отдала ему деньги, как будто он сам сделал всю работу, — целую рупию, драгоценную рупию. Ах, есть ли на свете люди щедрее самых неимущих бедняков?