Так прошли последние несколько месяцев перед тем, как нам с Мимозой суждено было встретиться вновь. Двоюродный брат всегда относился к ней щедро и по-доброму. Весь остальной мир клеймил её презрением и взирал на её невзгоды с непроницаемой жестокостью. Но уберегать мальчиков от внешних воздействий становилось всё труднее и труднее, ведь они подрастали, начинали понимать, что происходит, и задавать вопросы. Страдания и неуют разделённого пополам дома становились всё явственнее, и вся материнская любовь её сердца горела единым желанием: дать мальчикам ту возможность, которой никогда не было у неё самой; помочь им во всей полноте узнать истину о живом и святом Боге, чтобы они сами избрали Его Богом и Господом и возжелали поклоняться Ему.
Только вот как это сделать?
Она начала непрестанно молиться, и молитвы её поднимались к Небесам в течение всего хлопотного дня и не кончались даже заполночь, пусть даже Мимоза не всегда могла найти для них слова, ибо такие моления и желания, что охватили её тогда, не в силах были дожидаться подходящих слов: »Я сама — как одна сплошная молитва!
Этого не могли не заметить люди вокруг, и однажды её брат, которому когда-то было так много дано, начал мучить её язвительными насмешками:
— Так ты думаешь, что умеешь молиться? От кого же это ты научилась? Ты ведь даже читать не умеешь, бессмысленная невежда! Да что там читать! Ты и первую букву в алфавите прочесть не сможешь! И при этом думаешь, что умеешь молиться?
И он презрительно фыркнул.
Мимоза устремила на него тоскующие глаза. Он так много знает! Ах, если бы он только согласился немного её поучить! Но такая мысль не могла даже придти ему в голову.
Но ведь это так и есть, смиренно сказала себе Мимоза. Она всего лишь неимущая женщина и совсем ничего не знает. А что если её учёный брат прав? Что если она всё это время ошибалась?
Эта мысль ядовитым кинжалом пронзила ей сердце, а злосчастный брат снова и снова вонзал его ей в душу, коварно поворачивая его в ране, и его ехидный смех раздавался по всей деревне.
Неужели Ты обернёшься для меня неверной водой, высыхающей на солнце? — плакало сердце несчастной женщины.
«Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя».
Она никогда не слышала этих слов и ничего не знала об истине, которая поддерживает ослабевающий человеческий дух. Но чудны, воистину чудны пути Господни! Он здесь, рядом с нами. Иногда Он открывается нам, иногда остаётся сокрытым, но всегда остаётся близким и никогда не отдаляется. И в ту минуту Он тоже был рядом с ней: Бог, возлюбивший человеческие души.
«Был ли Я пустынею для Тебя?»
И тогда душа её вдруг окунулась в тепло радости, и она узнала, что Он был с ней все эти горькие годы: »Ты узнала его по книгам, — сказала она потом Звёздочке. — А я узнала Его в своих страданиях.
И это действительно было так. Мимоза вовсе не хотела сказать, что Звёздочка знала Господа только по книгам, потому что той тоже пришлось немало пострадать. Взглядом, полным почтения, она смотрела и на Звёздочку, и на Библию, и на множество книг, понимая, какие дивные сокровища познания лежат в этих чудных кладовых, куда она сама пока даже не заглядывала. »Но я знаю Его по своим страданиям. В этих трогательных и таких точных словах кроется всё, что с нею произошло.
Нет, Он не был для неё пустынею. Он утешал её в безводных и безлюдных местах. Он понимал, что никто не учил её молиться и она не знала даже первой буквы тамильского алфавита. Но разве Сам Он не научил её говорить с Собою, как мать учит своё малое дитя? И чтобы ещё раз уверить и подбодрить её, Господь ещё раз явился к ней в маленьком, но таком же благодатном чуде доброты, как тот полуночный ужин.