Испанские Нидерланды

Мария Медичи приехала в страну, практически разоренную в результате столетия междоусобиц, бунтов и войн.

В 1548 году Карл V объединил в Бургундский круг 17 провинций Нидерландов — наследие герцогов Бургундских: Карл Смелый, прадедушка Карла V, лишился Дижона и Бургундии, но оставил своим преемникам Франш-Конте, Артуа, Брабант, Фландрию, Эко, Намюр, Голландию и Зеландию, которые вместе с еще несколькими провинциями образовали Нидерланды. Когда Карл V получил в наследство от своей матери короны Кастилии и Арагона, Нидерланды стали называться Испанскими Нидерландами. Страна процветала. Антверпен стал одним из первых по значению портов в мире. Золото, пряности, бриллианты потоком хлынули из Индии и испанской Америки.

Блестящая и утонченная цивилизация дала толчок удивительному расцвету искусства. Но этот период стал одновременно и началом религиозных разногласий в стране. Тезисы Лютера и идеи Кальвина нашли благодатную почву в больших городах и быстро развивались. В правление будущего Филиппа II в Нидерландах обосновалась Инквизиция. Бушевали религиозные страсти, сопровождавшиеся многочисленными волнениями.

Страна не знала мира ни в правление Маргариты Пармской (сводной сестры Филиппа II) — война с Францией и Като-Камбрезийский договор, ни в годы губернаторства свирепого герцога Альбы — бунты протестантов, которые на некоторое время приостановило Гентское перемирие. Кальвинизм распространялся по всей стране — 23 января 1579 года кальвинисты создали Утрехтскую Унию, в которую вошли семь северных протестантских Соединенных Провинций — Зеландия, Голландия, Утрехт, Овеэйсел, Фрисландия, Гронинген, Гелдер, провозгласивших в 1581 году свою независимость.

Новый губернатор эрцгерцог Альберт, сын императора Максимилиана II, предоставил Нидерландам относительную автономию. Эрцгерцог подталкивал к миру. В апреле 1609 года было заключено двенадцатилетнее перемирие между Испанией и Соединенными провинциями, которое оформило фактическую независимость семи мятежных провинций, но позволило Нидерландам перевести дух.

Окончание действия перемирия в 1621 году совпало со смертью эрцгерцога Альбрехта. Теперь Нидерландами правила супруга Альбрехта инфанта Изабелла — дочь Филиппа II, абсолютно преданная сначала своему брату Филиппу III, а потом — племяннику Филиппу IV. Она была горячей сторонницей дела католицизма и не любила голландцев за их отказ от монархического принципа. Благодаря своему происхождению (ее мать Елизавета де Валуа, третья жена Филиппа II, была дочерью Генриха II и Екатерины Медичи), она сохранила двойную симпатию — к Франции и Италии.

Инфанта Изабелла не могла не прийти к согласию с Марией Медичи — другом иезуитов, творцом испанских браков, непримиримым противником антииспанской политики кардинала де Ришелье.

 

Первые шаги в Бельгии

Едва прибыв в Авен, Мария Медичи начинает действовать. Она извещает инфанту и Людовика XIII о своем прибытии на территорию Испании. Король направил своей матери ответ очень твердый и высокомерный.

Королева-мать написала ему, что ей пришлось бежать из Компьеня, чтобы спасти жизнь: «Меня арестовали как преступницу за то, что я не захотела повиноваться кардиналу, и с тех пор со мной обходились как с самым заклятым врагом Франции. Но силы покидали меня, и я видела, что кардинал намерен лишить меня жизни, заточив в четырех стенах, поэтому я решилась, стремясь сохранить жизнь и репутацию, принять предложение маркиза де Варда и уехать в его губернаторство Ла-Капель».

Людовик возразил ей, что «это ему тем более досадно, потому что ее жалобы на преследования и угрозы ее жизни в Компьене совершенно безосновательны».

Задетая тоном этого письма Мария в ответ написала, что все прекрасно бы уладилось между матерью и сыном, если бы не было кардинала Ришелье. Она требует осуждения кардинала, перед тем как согласиться вернуться во Францию: «Я прошу суда над плохим слугой, чтобы вы увидели его преступные замыслы против вашего государства».

Людовик XIII счел бесполезным продолжать полемику в таком тоне. Для представителей парламента он сделал краткое заявление в Лувре: «Вы наслышаны о том, как королева, наша мать, покинула королевство и вместе с нашим братом оказалась в лагере испанцев. Но мы не боимся их и помешаем им причинить нам зло. Они говорят, что г-н кардинал хочет прогнать короля, но все это — ложь, советы кардинала были нам всегда полезны».

Чтобы показать, что считает отъезд матери окончательным, он приказал взять в Компьене ее драгоценности и гардероб и позволил слугам и членам свиты королевы (кроме ее казначея и врача) присоединиться к ней. Так у Марии Медичи появилась многочисленная свита: три придворных дамы, семь фрейлин, пять или шесть горничных, около двадцати гвардейцев. В Авене она вела жизнь, достойную королевы, и не ощущала себя в ссылке.

Филипп IV — король Испании и зять Марии — посоветовал ей переехать в Монс — подальше от французской границы, не столько заботясь о ее безопасности, сколько желая отделаться от ее компрометирующего присутствия, которое могло повлечь за собой неприятности в отношениях с Людовиком XIII и Ришелье. Он решил склонить ее обосноваться в одном из городов Германии. Но Мария нисколько не была настроена это делать. Она была уверена, что сможет собрать армию в 15 000 пеших солдат и 2500 рейтар, а герцоги де Гиз, д’Эпернон и де Буйон придут ей на помощь. Она требовала только 400 000 экю. При этом она была настолько убедительна, что привлекла на свою сторону Рубенса, который был назначен кем-то вроде ее посла при дворе в Брюсселе. Она также смогла убедить инфанту и постоянного представителя короля Испании в Брюсселе маркиза д’Айтона. Но Мадрид настроен менее оптимистично, чем Брюссель. Доводы Марии Медичи о количестве армии и о помощи герцогов первый министр Испании Оливарес считает малоубедительной «болтовней французов», но даже если это и правда, то нет никаких серьезных оснований надеяться на успех, а дать в таких обстоятельствах 400 000 ливров значило бы выбросить эти деньги на ветер. «Помимо этого, мы вызвали бы тем самым раздражение короля Франции, а королева-мать оставалась бы на нашем попечении и мы не смогли бы от нее никоим образом избавиться». Граф-герцог нисколько не хотел присутствия Марии Медичи в Нидерландах и посоветовал обязать ее отправиться в Экс-ла-Шапель. Совет поддержал Оливареса и направил соответствующие инструкции короля Испании инфанте.

Но пока депеши шли из Мадрида в Брюссель, инфанта всеми средствами помогала королеве-матери и Гастону Орлеанскому готовиться к военному вторжению во Францию.

29 июля Мария Медичи отправилась в Монс. Это была настоящая официальная поездка. Королева принимала канонисс Сен-Водру, депутатов штатов Эно (Монс был столицей этой провинции), муниципалитет города. 31 июля, в день святого Игнатия Лойолы она посетила церковь иезуитов. В ее честь были устроены балы. От всех празднеств королева заболела, и ей пришлось пролежать в постели несколько дней. 11 августа она встречается с инфантой Изабеллой, приехавшей проводить ее в Брюссель, их радость искренна и они по-настоящему взволнованны. В столице Испанских Нидерландов Изабелла устроила грандиозную встречу Марии Медичи, после чего разместилась в своей резиденции, бывшем дворце герцогов Брабантских — только в его великолепной обстановке сочли возможным принять уважаемую гостью.

После традиционных балов, пиров и визитов Мария Медичи и инфанта Изабелла отправились в Антверпен, где их ожидал такой же триумфальный прием. Они посетили дом Рубенса — настоящий музей, где их встречал приветливый и взволнованный хозяин, мастерскую Ван Дейка, слава которого росла. После этого визита в Антверпен сохранился портрет, хранящийся в Мюнхене: королева в 58 лет, такая же высокомерная и величественная, но годы и заботы оставили заметный след на ее лице.

Инфанту Изабеллу призвали в Антверпен важные заботы, а не просто желание сопровождать туда Марию Медичи: шла война с Соединенными провинциями на суше и на море. Испанская флотилия была уничтожена. После этого разгрома в Брюсселе стали внимательно прислушиваться к небескорыстным просьбам Соединенных провинций и правительства Людовика XIII.

 

Где нашелся Гастон Орлеанский

Пока разворачивались все эти события, Гастон Орлеанский в Нанси с огромной радостью узнал о приезде своей матери в Испанские Нидерланды и отправил к ней своего друга Пюилорана: тот взял у нее 100 000 экю, данных инфантой, и обещание оказать еще более значительную помощь, если брат короля решится направить оружие против Франции.

По правде говоря, Гастон ничего не ожидал от инфанты и уже начал собирать войска на испанских территориях. Он оправдывал свои происки тем, что якобы намеревался воевать только против Ришелье — бунтовщика и захватчика.

Гастон сговорился с Валленштейном — знаменитым полководцем империи и католического мира, пообещавшим предоставить 25 000 пехотинцев и 4000 всадников на три года при условия сохранения всех городов, которые он захватит во Франции.

В начале сентября Гастон располагал армией герцога Лотарингского в 18 000 пехотинцев и 2050 всадников.

Перед лицом такой угрозы Людовик XIII и Ришелье не бездельничали. Ришелье прежде всего был озабочен тем, чтобы вывести из игры герцога Лотарингского, представлявшего собой самую большую угрозу: через своих шпионов он знал о переговорах Карла IV и Гастона Орлеанского. Поэтому решил действовать без промедления.

Большинство владений герцога находились в Германской империи, и поэтому после поражения имперских войск в битве с протестантом королем Швеции Густавом-Адольфом по призыву императора Фердинанда Карл Лотарингский покинул Нанси, уводя всю свою армию.

Гастон почувствовал себя очень неуютно, оказавшись в Лотарингии без защиты ее герцога и солдат, и решил укрыться в Испанских Нидерландах со всеми своими силами, что крайне встревожило инфанту Изабеллу: «Это даст королю Франции повод разорвать с нами отношения».

Приют, данный Марии Медичи, можно было оправдать гуманностью и обстоятельствами, потому что побег королевы-матери поставил Изабеллу перед свершившимся фактом, но разрешение разместить войска Гастона на территории Испанских Нидерландов могло выглядеть только как провокация по отношению к королю Франции.

То, чего опасалась инфанта, не замедлило произойти. Гастон, торопясь покинуть Лотарингию, отправил в Люксембург один из своих полков. Узнав об этом, Людовик отправил маршала Ла Форса в погоню за ним. Нарушив границу Люксембурга — иностранного государства, Ла Форс атаковал полк у Флоренвилля и обратил его в бегство.

Правительство инфанты не снесло такого инцидента и мечтало о мести. Но, сознавая свою слабость, инфанта рассчитывала на интриги Марии Медичи и Гастона Орлеанского, которые позволили бы ей смыть нанесенное при Флоренвилле оскорбление. Такой возможностью мог бы стать Седан.

Седан — город, расположенный недалеко от Лотарингии и почти на границе с Нидерландами, — принадлежал герцогу де Буйону и находился под сюзеренитетом короля Франции. Герцог был неисправимым заговорщиком. Один из самых видных лидеров протестантской партии, из любви к интригам он, не колеблясь, начал переговоры с Марией Медичи, бывшей всегда непримиримой сторонницей католицизма. Эти переговоры вел Питер Пауль Рубенс. По договору в Седан было решено отправлять небольшими группами войска, которые в назначенный день выступят на стороне Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Это практически независимое приграничное княжество стало бы, таким образом, столицей «правительства в изгнании», откуда бы началась военная экспедиция, которую несмотря ни на что продолжали готовить Гастон Орлеанский и его мать.

Но слишком много людей оказались замешаны в заговор, и Ришелье, обо всем проведавший, сумел их опередить. Войска маршала Ла Форса окружили город. Видя, что сопротивление бесполезно, младший брат де Буйона виконт де Тюренн начал переговоры. 17 ноября Ла Форс вошел в Седан, а сторонники Гастона были арестованы.

Дела Гастона Орлеанского были плохи: поражение при Флоренвилле и неудача в Седане. Томившиеся в бездействии войска, наводившие ужас на местное население, пришлось отправить в Германию. Ни один из зятьев Марии Медичи не пошевелился: очень осторожно и дипломатично — чтобы не вызвать гнева кардинала — Испания, Англия и Савойя призывали к урегулированию. Герцог Лотарингский, потерявший в Германии две трети своей армии, меньше всего был склонен в ближайшее время открыто компрометировать себя из-за Гастона.

Плохо заканчивался этот год! В Париже сторонники кардинала торжествовали. Перу графа де Ботрю приписывали сатирическую пьесу, в которой автор весьма непочтительно обращался к добровольным изгнанникам:

В Брюсселе настроение испортилось. По приказу Людовика XIII в преступлении против Величества были обвинены все, кто выступил на стороне Марии Медичи. Он приказал также захватить личное имущество королевы-матери. Так как ее письма становились все более язвительными, Людовик сообщил, что отныне отправит в тюрьму любого гонца королевы-матери с письмом, которое сочтет для себя оскорбительным. Единственной возможностью для королевы остаются открытые письма. 20 декабря 1631 года в Брюсселе она опубликовала настоящий памфлет на 23 страницах, в котором собрала все обвинения против Ришелье — письмо весьма неудачное, потому что в нем Людовик XIII изображен слабоумным и игрушкой в руках всемогущего кардинала. В этом письме нет даже намека на доказательства, что кардинал действует противно интересам Франции и ее короля.

Людовик не ответил. Тогда королева снова обращается к Парижскому парламенту с письмом, где, взывая к памяти доброго короля Генриха IV, на 26 страницах она повторяет бесконечные претензии к кардиналу. Письмо остается без ответа. Становится ясно, что никто не собирается слушать упреки королевы-матери, разве только несколько принцев — вечных бунтовщиков, не особенно верных союзников, способных воспламеняться только на словах. Марии Медичи и Гастону нечего ждать поддержки и внутри Франции: им придется опираться на внешние силы, чтобы «дестабилизировать» существующее во Франции правительство.

Именно этим королева и Гастон занимаются зимой и весной 1632 года. Они могли бы добиться успеха: реальные обязательства взяла Лотарингия, изменила свое отношение Испания. Но потребовались полная несостоятельность Гастона и его легкомыслие, чтобы успешно начатый 13 июня 1632 года поход закончился весьма плачевно при Кастельнодари 1 сентября.

 

Лотарингские интриги. Гастон в Брюсселе

Ришелье прекрасно сознавал, какую опасность представляет собой Лотарингия. Людовик XIII из Меца угрожал захватить ее, если герцог не объяснит лично своего поведения как по отношению к королю Франции, так и в германском деле. Карл IV серьезно воспринял угрозы короля и примчался в Мец, где король принял его очень холодно. Не имея возможности сопротивляться, 6 января 1632 года Карл подписал с Людовиком XIII Викский договор, по которому обещал не вступать в союз, направленный против Франции, и освободить свои земли от сторонников Марии Медичи и Гастона, никогда не предоставлять убежище королеве-матери и брату короля и никому из их приближенных.

Прежде всего герцог должен был выполнить свое обязательство — заставить Гастона Орлеанского и его сторонников покинуть земли Лотарингии. Он не собирался от него уклоняться, но все-таки своеобразно подшутил над королем Франции, позволив тайно заключить брак Гастона Орлеанского и своей сестры — принцессы Маргариты. Политическая и любовная интрига между Гастоном и Маргаритой продолжалась еще с 1631 года, но до сих пор Карл не делал ничего, чтобы ускорить заключение брака. Теперь же он изменил свое отношение по двум причинам: прежде всего — при этом не стоит преуменьшать роли гороскопов на политические решения той эпохи — астрологи предсказывали скорую смерть Людовика XIII, поэтому Карл не мог упустить возможность сделать свою сестру новой королевой Франции через брак с Гастоном. С другой стороны, он полагал, что Франции и Испании не избежать прямого столкновения, и рассчитывал на защиту Мадрида от преследований Французского короля, когда станет известно о тайном браке, а еще — продать подороже свой союз с Францией.

Здесь нужно сказать несколько слов о том, что происходило в Германии. Уже в течение двух лет, продолжая политику Генриха IV, Ришелье всеми силами старался навредить Австрийскому дому, финансируя его врагов, — он заключил договор с королем Швеции Густавом-Адольфом, который захватил в Германии Эрфурт, Вюрцбург, Франкфурт-на-Майне, Майнц, Росток, Висмар, разграбив церкви и монастыри.

Теперь шведский ураган приближался к границам Франции. Герцог Лотарингский знал, что он может рассчитывать на защиту Людовика XIII, который никогда не позволит Густаву-Адольфу захватить его государство. В феврале 1632 года отношения между Францией и Густавом-Адольфом настолько ухудшились, что можно было предполагать неизбежный разрыв между вчерашними союзниками. Но в марте Густав-Адольф оставил Майнц и Рейнскую область и отправился в центральную Германию. Теперь Франция вновь могла взять под свою защиту немецкие прирейнские государства, не раздражая своего союзника. Помимо этого, в апреле напряжение между Испанией и Францией заметно уменьшилось.

Но после смерти Густава-Адольфа в ноябре 1632 года соотношение сил вновь изменится: в 1633-м Карл IV потеряет всю Лотарингию, захваченную Людовиком XIII; 19 мая 1635 года Франция объявит войну Испании — эта война продлится двадцать четыре года.

Но в начале 1632 года до всего этого было еще далеко, и великая сделка герцога Лотарингского — тайный брак Гастона Орлеанского и Маргариты де Водемон — стала подготовкой военной кампании, которую наследник французского престола готовился вести против своего брата — короля.

Брак Гастона и Маргариты заключен, и во исполнение Викского договора Карл IV просит Гастона покинуть его государство. Брат короля решил обосноваться в Нидерландах. Вместе со своим войском, которому платило правительство Нидерландов, Гастон поспешил в Брюссель, где его ждала мать.

28 января 1632 года со всеми почестями, приличествующими его рангу, он был принят в столице Нидерландов. Его как вероятного короля Франции встречают посол Мадрида, двор, а инфанта Изабелла ждет наверху лестницы герцогского дворца в Брюсселе, где в зале для аудиенций накрыт роскошный стол в честь герцога и знатных дворян из его свиты.

Теперь война между Францией и Испанией кажется неизбежной, но перед тем как перейти в рукопашную, следует с наибольшей выгодой использовать ценнейший козырь — одновременное присутствие на испанской территории матери короля Людовика XIII и наследника Французской короны, его брата Гастона.

Чтобы раздобыть денег, Мария Медичи заложила свои драгоценности. Герцог Лотарингский и Испания снова собирают войска, по мере возможности помогает инфанта — 60 000 ливров и вооружение. Мадрид прислал своего лучшего генерала дона Гонзальво де Кордову и 600 000 ливров. Теперь Гастон Орлеанский может воевать. 18 мая 1632 года он отправляется в Трир — там собирается его маленькая армия.

Не всем верным сторонникам Гастона понравился его тесный союз с Испанией, некоторые предпочли договориться с кардиналом. Но измена не испортила настроения брату короля, который в Брюсселе за счет инфанты вел такую же веселую жизнь, как и в Париже, усердно ухаживая за красавицей доньей Бьянкой — дочерью дона Карлоса Колониа, тем самым подтверждая свою репутацию легкомысленного и ветреного принца.

Но более серьезные дела требовали присутствия Гастона Орлеанского во главе его войск: впервые в самой Франции появилась возможность серьезного мятежа.

 

Недовольство в Лангедоке и бунт герцога де Монморанси

Уже в течение двух лет в Гиени, Пуату, Провансе, Лангедоке возникали волнения: недовольство парламентов, народные бунты, сопротивления сбору налогов. Особенно недовольство налоговой системой проявлялось в Лангедоке, где раньше налоги распределялись штатами, а теперь Ришелье пытался подменить их системой королевских депутатов, которые сами бы определяли размер и распределение налогов. От этого изменения Ришелье ожидал увеличения поступлений от налогов, но это было посягательством на привилегии провинций. В Бургундии уже вспыхивали волнения по этой причине, так что в Лангедоке Ришелье мог ожидать того же. Но там все оказалось гораздо серьезнее, потому что часть знати этой провинции попыталась разжечь волнения и использовать их в пользу Марии Медичи и Гастона Орлеанского.

Во главе заговора стоял губернатор Лангедока герцог де Монморанси, маршал Франции, крестник Генриха IV, шурин принца Конде, очень многим обязанный Людовику XIII и Ришелье. Однажды он не колеблясь предложил Ришелье убежище в своем губернаторстве, когда Людовик заболел и все ожидали его неминуемой смерти, а следовательно, отставки министра. Но просьбы его жены — родственницы Марии Медичи, дружеское давление епископа Альби, чей брат был одним из самых верных слуг Гастона Орлеанского, а главное — желание получить шпагу коннетабля, принадлежавшую его отцу, которую Ришелье нисколько не торопился ему отдать, заставили герцога переметнуться в лагерь Марии Медичи.

Заговор был составлен в первые месяцы 1632 года. Монморанси договорился с братом короля, что из Трира Гастон со своими войсками отправится в Лангедок через Бургундию. Он надеялся, что это вызовет волнения, с которыми должны были совпасть вступление в кампанию Гастона Орлеанского, сдача Кале его губернатором, отвлекающий маневр испанского флота у Атлантического побережья Франции из этого порта и нападение герцога Лотарингского на Шампань.

Но прекрасный замысел расстроил Ришелье, который как всегда обо всем знал и сумел опередить заговорщиков.

Чтобы продемонстрировать, что он готов безжалостно подавлять любое сопротивление, откуда бы оно ни исходило, Ришелье приказал начать суд над маршалом де Марильяком. Он уже около года был под арестом, но вменить ему в вину, в общем-то, было нечего. Однако этот умный и деятельный человек в один прекрасный день мог бы оказаться полезным Марии Медичи: его советы были мудрыми и он имел опыт в политике.

Узнав об этом, Мария Медичи, как и ожидал Ришелье, забеспокоилась. Из Брюсселя она пишет возмущенные и угрожающие письма, которые имели совершенно противоположный эффект на судей, нежели она ожидала: Марильяк был приговорен к смерти и обезглавлен. Мария решила ускорить военное вторжение в безумной надежде, что его успех опередит вынесение приговора и позволит спасти Марильяка.

Но поспешность оказалась для заговорщиков роковой: Ришелье знал все, что замышлялось в окружении Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Прежде всего была решена проблема Кале: должность губернатора была выкуплена для абсолютно преданного королю человека. Сразу же была отведена угроза отвлекающего маневра испанцев, лишившихся надежного морского опорного пункта. В мае по приказу Ришелье войска маршалов Ла Форса и д’Эффиа захватили Лотарингию.

До начала наступления французов на Лотарингию Гастон Орлеанский отправился в Трир за своей армией, о которой он был весьма невысокого мнения: кроме французского резерва, все остальные были «воры и отбросы испанской армии».

13 июня из городка Андело он обратился к населению с манифестом, в котором стремился изобразить себя освободителем, но, к несчастью для него, «освобожденные» принимали его весьма прохладно: Лангр отказался открыть ворота, Дижон ответил залпами пушек, не нашлось союзников ни в Бургундии, ни в Шароле. Но герцог де Монморанси не ждал его во Франции так быстро, поэтому Гастону пришлось тянуть время, чтобы не прибыть в Лангедок слишком рано.

20 июля Монморанси приказал арестовать королевских уполномоченных и архиепископа Нарбоннского, верного Ришелье. 22 июля штаты Лангедока, обработанные его агентами, просят присоединиться к ним, чтобы усмирить провинцию и принять военные меры. Это бунт. Часть епископов становятся на сторону Монморанси — Альби, Лодева, Юзеса и Сен-Понса. Главные города разделились: Безье, Альби, Алес присоединились к бунтовщикам, а Бокер, Ним, Монпелье остались верны королю. Неловкий призыв Гастона к испанцам о помощи задел патриотические струны большинства населения.

Тем временем король начал действовать: капитулировал Карл IV Лотарингский, подписав 26 июня 1632 году Ливерденский договор, что позволило высвободить две армии маршалов Ла Форса и Шомбера, которые атаковали Лангедок с запада и востока.

В битве при Кастельнодари 1 сентября маневренность войск и хладнокровие Шомбера помогли ему разгромить гораздо более многочисленные силы мятежников. Монморанси сам участвует в бою, он ранен и взят в плен. Его пленение стало сигналом для беспорядочного бегства: «Захват господина де Монморанси в одно мгновение уничтожил все надежды брата короля».

Не зная, что предпринять, Гастон Орлеанский отступил. Людовик XIII, будучи в Лионе, узнал о битве при Кастельнодари и прибыл в Безье с многочисленной армией, решительно настроенный образумить своего брата. Не имея выбора, Гастону пришлось принять условия короля и 29 сентября 1632 года подписать договор в Безье, по которому он отказывался от любых отношений с Испанией, Лотарингией и королевой-матерью; соглашался жить там, где будет угодно королю; должен был удалить всех, кто неприятен Его Величеству; а Пюилоран должен был уведомить короля обо всем, что замышлялось вместе с иностранцами против короля.

Таким образом Гастон Орлеанский оставил герцога де Монморанси и отмежевался от Марии Медичи. Восстановленный во всех своих титулах и званиях, 1 октября он уехал из Безье в Тур, где ему предписано жить.

Король был безжалостен: обезглавлены сторонники Гастона, среди них и герцог де Монморанси, несмотря на мольбы герцогини, королевы Анны Австрийской и личного духовника Людовика XIII. Король должен был привести к повиновению знать и не имел права проявлять слабость.

Казнь герцога имела большой резонанс как за границей, так и во Франции. В Мадриде министры, принимая французского посла, высказали мнение о том, что, по сути дела, Монморанси заплатил за слабость Марии Медичи во времена ее регентства.