Пробудиться Алину заставил болезненный стон, и ей потребовалось немало времени, чтобы понять, кто же это так ужасно стонет. Оказалось, стонала она сама…

Не сразу девушка нашла причину этого страшного стона. Сначала в голове был полный сумбур, но постепенно что-то стало проясняться. Во-первых, раскалывался череп, было сухо в горле, а во рту ощущение сырого меха — точные признаки похмелья. Во-вторых, она испытывала жуткую душевную боль.

Прошло еще несколько секунд, пока Алина не осознала причины своего плачевного состояния. Результат ошеломил ее. Похмелье — от коньяка, который они выпили вчера с Руудом Хуттманом, правда, не все три бутылки, имевшиеся в доме, но, очевидно, все же достаточно.

А душевная боль… Маттей! Он грубо выбросил ее из своего ателье, из своей жизни и своей постели. Со скандалом, не дав ей ни малейшего шанса объясниться и не оставив ей никакой возможности продемонстрировать ему свой талант и тем самым успокоить его.

— Так плохо? — спросил чей-то голос, и сон мгновенно оборвался.

Алина приоткрыла глаза и сразу же зажмурила их. Боже мой, как за ночь постарел Маттей! Очевидно, он сильно раскаивался в своем отвратительном поведении…

— Алина, вы проснулись? Или ваш разум пострадал от коньячной оргии?

С тихим стоном выходила Алина из туманных химер своего тяжелого сна и мучительного похмелья. Когда она все же открыла глаза во второй раз, то с грустью поняла, что рядом стоял Рууд, а не постаревший Маттей. Хотя… сейчас она бы искренне пожелала Маттею — в отместку за его поведение — выглядеть таким же старым, как Рууд!!!

— Доброе утро! — В голосе Рууда смешались сочувствие, сожаление и призыв к энергичному пробуждению. Ему хотелось вселить бодрость в Алину и поднять ее с дивана, на котором она спала в его комнате.

— Да, утро едва ли доброе, — пробормотала Алина и со стоном прижала кончики пальцев к вискам. — Так я себя чувствовала только однажды, и было это в старших классах средней школы после двух бокалов земляничного шипучего вина…

— По какому же поводу вы напились тогда? — лукаво спросил Рууд. — Вероятно, празднуя потерю невинности?

Алина с трудом улыбнулась и снова застонала, когда боль острыми молоточками пронзила ей голову.

— Верно, причина была именно в этом! Люк Маскони, суператлет нашего английского курса, в которого были влюблены все наши девушки, после вечеринки отвез меня домой в автомобиле своего отца и поцеловал. Я была твердо убеждена, что при этом потеряла свою девственность. Следующий день был ужасным. Не только из-за выпитого шипучего вина, а в основном из-за того, что моя «лучшая подруга» Салли Маккой объяснила мне, что потребовалось бы значительно больше действий, чтобы покончить с моей невинностью.

— Вы упомянули старшие классы средней школы. Вы разве учились в Америке?

— Один год по программе обмена школьниками…

— Расскажите. — Рууд помог ей сесть и с сожалением покачал головой, услышав жалобный стон Алины.

— Перестаньте, господин Хуттман, — тихо и умоляюще проговорила она. — Конечно, ваша тактика отвлекать хорошо известна, но сейчас она не подействует. Я не забуду ни моего похмелья, ни Маттея…

Не говоря ни слова, старик скрылся в кухне и через пять минут появился со стаканом в руке.

— Выпейте это одним глотком. Тогда вы освободитесь от коньячного похмелья. Что же касается Маттея… об этом позаботимся потом.

Алина закрыла глаза и глотнула обжигающую гадость с чувством полного презрения к смерти. С минуту она не могла перевести дыхания, и вдруг ей стало лучше. К ней сразу же вернулся ее обычный боевой дух.

— Я сейчас же вернусь к Маттею. Или ему уже стало стыдно и он примет меня с распростертыми объятиями, или я смогу убедить его, чтобы он выслушал и извинил меня за мою маленькую хитрость.

Рууд встал перед ней и с сомнением покачал головой.

— Мое любимое дитя, выбросьте это из головы! Когда Маттей откроет дверь и увидит вас в таком состоянии, он отпрянет с криком назад и свалится со своей галереи.

Наморщив лоб, Алина поднялась так быстро, как только позволяло ее пошатнувшееся здоровье, и прошла в ванную, которая оказалась не намного больше кухни. Там она посмотрела на себя в зеркало и со стоном опустилась на бак для белья.

— Ну, что я говорил? — спросил возникший в дверях Рууд. — Поезжайте домой, поспите часика два, примите душ и наведите красоту — и только тогда для верности позвоните Маттею. Думаю, что только завтра вы сможете выглядеть как надо.

— Перестаньте! — резко воскликнула Алина. — Все не так плохо! — Она сразу же расслабилась, услышав его смех, и с благодарностью кивнула. Рууду удалось вырвать ее из летаргического состояния. Увы, он не ошибался, говоря о ее виде. Вид был действительно отвратительный. В зеркале — и не только за счет холодного света лампы — виднелись заплывшие покрасневшие глаза с мешками под ними. Кожа выглядела такой белой, как будто ее засыпало мукой, а о скорбных складках вокруг опущенных вниз губ вообще не приходилось говорить.

— Я вызову вам такси. — Рууд пошел к телефону и добавил: — Мы все же не хотим пугать вашим видом бедных пассажиров городских автобусов.

Алина брызнула на лицо холодной водой, немного приободрилась, но не стала выглядеть лучше, когда вернулась в комнату.

— Мне кажется, господин Хуттман, что в другое время я смогла бы оценить ваш острый язык за чашкой кофе.

— Как же я мог забыть! — Он хлопнул себя по лбу и показал на кухню. — Он давно там стоит. Нужно было только напомнить. Как вы считаете, меня можно извинить? Все-таки мой мозг так же стар, как и мое тело.

Алина с благодарностью взяла большую чашку крепкого кофе и только успела его выпить, как позвонил водитель такси. Конечно, по пути к лифту она с тоской посмотрела на дверь Маттея, но вовремя вспомнила о своем изображении в зеркале и отказалась от мысли появиться перед своим несправедливым и бессердечным любимым.

День продолжался не лучшим образом. Понимающий взгляд водителя такси, мужчины средних лет, внимательно следившего, как Алина неуверенно двигалась к лифту, а затем к машине, был более чем красноречив. Эта девица принадлежала к числу тех, кто ночным распутством губит свое здоровье, а при дневном свете вызывает только жалость. Однако во время поездки шофер даже рта не раскрыл, и Алине тоже пришлось сидеть молча, насупившись.

Тетка же, напротив, не умолкала с того момента, как только вышла навстречу Алине в прихожую.

— Как ты выглядишь! — закричала она, взглянув на измятую одежду девушки. — Ну да, я всегда говорила сестре, твоей несчастной матери, что такая глупая девица, как ты, погибнет от порока в таком большом городе, как Брюссель. Но она не хотела меня слушать. Ну, вот и результат!

Во время монолога тетки Алина мысленно оценивала ситуацию и думала, может, лучше прямо сейчас, на этом месте, убить свою родственницу? Но сидя в тюрьме она вряд ли сможет вернуть Маттея. По этой причине девушка отказалась от убийства и удовлетворилась тем, что, игнорируя тетку, прошла в свою комнату, с силой захлопнув дверь, зная, что ее любимая родственница терпеть этого не может.

Прошел час. Алина несколько ожила после продолжительного душа, но от макияжа ей пришлось отказаться, когда, пытаясь трясущимися пальцами подкрасить брови, она изобразила волнистую линию поперек лба.

Критически взглянув на себя в зеркало, Алина убедилась в правильности совета Рууда — общаться сегодня с Маттеем только по телефону.

— Маттей, прошу тебя, не бросай трубку, — торопливо произнесла Алина, услышав его голос. — Я хотела бы все тебе объяснить.

— Я не знаю ничего, что нужно было бы объяснять, — отвратительно недовольным тоном ответил Маттей. — Ты использовала меня для своей карьеры. Ты обманным путем протиснула свои рисунки в мое издательство, и оно купило эти рисунки. Поздравляю.

— Маттей, все было не так! — умоляюще закричала Алина. — Я…

— Все было именно так, — отрезал он и положил трубку.

Она снова набрала его номер и ждала, пока он не поднял трубку.

— Маттей, я вначале думала только о карьере, но теперь…

— А теперь ты больше не хочешь делать карьеру? — с едкой иронией спросил он.

— Нет, но…

— Ну все! — бросил он и прервал разговор.

Алина снова попыталась дозвониться, но у Маттея были слышны только сигналы «занято». Вероятно, он снял трубку.

Наконец после многократных попыток прошел сигнал вызова. Алина услышала щелчок, затем голос Маттея.

— Алло, Маттей, пожалуйста… — скороговоркой проговорила Алина и тут же замолчала, когда до нее дошли слова: «Автоответчик Маттея Делагриве. После сигнала оставьте, пожалуйста, вашу фамилию и номер телефона, и я позвоню вам, если вы не Алина Верниквет. Если вы Алина Верниквет, то сразу же положите трубку».

Раздался сигнал, и Алина бросила трубку. Сейчас ей было безразлично, как она выглядит. Пусть даже страшнее, чем невеста Франкенштейна, но она выскажет этому типу все, что думает о нем.

Автобус тащился мучительно медленно, а на знакомой улице с односторонним движением, как всегда, остановился. Перед плотной стеной автомобилей столкнулись две машины, слегка помяв бамперы.

— Позвольте мне выйти! — попросила Алина водителя.

Он поднял на нее недовольный взгляд и буркнул: «Здесь нет остановки…», но, увидев глаза Алины, тут же нажал на кнопку, и автоматическая дверь открылась.

Короткий инцидент с водителем и последующая прогулка по городу укрепили в Алине неукротимую решимость не оставить Маттею никаких шансов для отступления или пустых отговорок. Он должен был встретиться с ней, поговорить и выслушать ее объяснения, и тогда, видит Бог, не сможет не помириться с ней!

Через три минуты Алина давила на кнопку звонка пентхауса.

Минуту спустя дверь открылась. Перед ней стоял Маттей, до краев переполненный злобой.

— Маттей, я…

— Что вам угодно, мадемуазель?

Если до этого только костюм Алины был кроваво-красного цвета, то теперь и она сама возжаждала крови.

— Я не обманывала тебя, Маттей, пойми наконец что я, естественно…

Он протестующе поднял руку.

— Меня не проведешь. Мне совершенно ясно, что не подлинное чувство любви, а лишь жажда карьеры потребовала от вас лгать и соблазнять меня. На это же направлены все ваши фальшивые попытки помириться, но это вам не удастся, мадемуазель Верниквет. Я решительно отказываюсь от вас… и захлопываю дверь перед вашим носом!

И он сделал это так энергично, что Алина, стоявшая во время монолога Маттея с открытым ртом, мгновенно закрыла его от страха.

Отойдя от двери на пару шагов, девушка несколько секунд размышляла, стоит ли ей с разбега броситься на дверь и попытаться ее вышибить. Но поскольку при этом была большая вероятность, что она только ушибется и рухнет на пол, как мешок с костями, то Алина в последний момент подчинилась голосу рассудка.

Тот же голос шептал, что нужно обратиться со своей бедой к знающему ответы на все вопросы Рууду. Алина повернулась и направилась в сторону его квартиры. Но в этот момент открылась соседняя дверь и появился тот самый ребенок неопределенного пола — возмутитель спокойствия. При взгляде на Алину он тут же открыл рот для очередного визга.

— Сгинь! — злобно прошипела девушка, и ребенок мгновенно исчез в своей квартире и так быстро и бесшумно закрыл за собой дверь, что Алина не была полностью уверена, видела ли она в действительности этого изверга или это была галлюцинация, порожденная ее яростью.

Она позвонила Рууду, услышала его шаги и затем голос:

— Кто там?

— Я, Алина! — Находясь в состоянии яростного гнева, обращенного на Маттея, она удивилась, что при каждом слове из ее рта не вырываются клубы дыма и языки пламени, как у сказочного дракона. Дверь открылась, и Алина выкрикнула: — Кого же вы ждали, кроме меня?! — И прошла в комнату.

— Ну, кого же еще? — Рууд закрыл дверь и, покачивая головой, пошел за ней следом. — Одно прелестное восемнадцатилетнее существо, преследующее меня уже в течение трех дней и безусловно желающее меня побаловать…

— Но, господин Хуттман, как же так… — Алина запнулась, поняв наконец, что он шутит, и со стоном опустилась в кресло. — Мне жаль, что все получилось не так, как хотелось. Я страшно зла!

— Все же расскажите мне то новое, чего я не знаю. — Он сел напротив и отрицательно покачал головой, когда она посмотрела на рюмки, стоящие наготове. — Ни капли алкоголя! Прежде, чем решить, напоить ли вас коньяком или отправить на дальнейшую борьбу трезвой, я хотел бы выяснить поподробнее обстоятельства дела.

Большая часть гнева Алины как-то утихла в этой успокаивающей, уютной обстановке.

— Как вы думаете, есть ли еще смысл бороться за Маттея? — тихо спросила она. — Он объяснил мне, что я, на его взгляд, проникла к нему только для того, чтобы получить поддержку в начале карьеры.

— Что в общем-то недалеко от истины, — заметил Рууд.

— Да, это так, — неохотно добавила она. — Но он уверен, что моя любовь к нему — розыгрыш и притворство, а вот это уже неверно.

— Тогда вы должны избавить его от этого заблуждения.

— Но как? — Алина беспомощно подняла руки. — Он вообще может не подходить к телефону, включив автоответчик, он даже записал на магнитофонной ленте обращение ко мне.

Рууд попросил дословно повторить это обращение и криво усмехнулся:

— Ужасно злопамятный подлец, этот ваш Маттей!

— Я бы выразилась иначе… — Алина глубоко вздохнула и рассказала, что произошло, когда она появилась перед дверью Маттея. — Что же я должна еще сделать, чтобы убедить его в искренности моих чувств к нему? — с отчаянием в голосе закончила она рассказ. — Ловить его на улице? Но он может пройти мимо, да еще с надменным выражением, а я больше не могу себе позволить быть отвергнутой, как только что у двери его квартиры.

Рууд в задумчивости сцепил пальцы рук.

— В таком случае вы могли бы броситься ему в ноги, обнять их и умолять о прощении…

— Чтобы он меня простил? — вспыхнула Алина. — Но за что же? За то, что я в него влюбилась?

— За то, что вы обманом втерлись к нему в доверие, скрыв истинную цель…

— Господин Хуттман! — Алина вскочила, сжала кулаки и гневно посмотрела на него. — Во-первых, я никого не обманывала, выдавая себя за машинистку, ведь я отлично печатаю, а во-вторых, это предложение исходило от вас!

Старик беспечно рассмеялся.

— Ну и что? Очевидно, по вашему мнению, мне нужно оправдываться перед Маттеем? Но это ведь не я хочу его? Меня всю жизнь интересовали исключительно женщины… — Он взял бутылку с коньяком.

Алина в замешательстве посмотрела на Рууда.

— Зачем сейчас коньяк? Вы что, решили напоить меня?

Рууд плеснул немного коньяку в обе рюмки.

— Только для возбуждения клеток головного мозга, ведь нам нужно найти такой план действий, который безусловно приведет к успеху. — Затем он убрал бутылку и весело улыбнулся. — По правде говоря, я, конечно, знаю единственно верный путь в данной ситуации. Но, во-первых, я хотел бы его сделать менее тернистым, и, во-вторых, прошу извинить за столь ранний прием коньяка. За успех нашего плана!

Алина сделала небольшой глоток и попыталась сдержать свое нетерпение. Рууд в это время только нюхал, смакуя, запах коньяка.

— В чем же заключается этот план? — не выдержав, спросила она.

— Постель! — Он осушил свою рюмку и закрыл глаза от удовольствия.

— Постель? — почти неслышно повторила она. — А дальше? Или это все, что вам пришло на ум?

— Мое любимое дитя! Если бы вы прожили на свете столько лет, сколько я, и к тому же были бы мужчиной, то знали бы, что, в конце концов, все всегда и везде вращается вокруг постели. Не забывайте, что я ровесник этого столетия. Я или сам все изучил, или, по меньшей мере, был рядом в качестве наблюдателя. Правда, со мной ушла эпоха красавиц…

— Я рада, что вы не начали со средних веков!

Рууд усмехнулся, услышав раздражение в ее голосе.

— Но для этого все же нужно было изучить хотя бы французские бордели. Они были лучшим местом, которое мог посещать мужчина и в двадцать и в тридцать лет.

— Господин Хуттман…

— Что бы вышло из Генри Миллера, не найди он парижскую подружку в доме с красным фонарем? Вероятно, стал бы глубокоуважаемым, но абсолютно не читаемым автором.

— Господин Хуттман, мне совершенно безразлично, что бы могло выйти из Генри Миллера. — Алина пальцами впилась в подлокотники кресла. — Мне даже безразлично, что получилось из Генри Миллера. Меня интересует только то, что получится у Маттея Делагриве и Алины Верниквет.

Рууд радостно зааплодировал.

— Вам действительно не нравится, что я так откровенно говорю об этом деле?

— Господин Хуттман!

— Ну хорошо! Я не буду долго пытать вас. Есть ли у вас ключ от пентхауса Маттея?

Алина сначала отрицательно закачала головой, а потом утвердительно кивнула:

— А как же! У меня есть ключ, но я им никогда не пользовалась! Мне это было не нужно, ведь…

— Неважно, — прервал он ее. — Итак, вы подкарауливаете момент, когда Маттея не будет дома, а затем с икрой и шампанским проникаете в мастерскую и ждете его там.

Алина озадаченно уставилась на старика.

— И это должно сработать? Я просто должна прийти к нему с ужином и подождать?

Рууд несколько секунд в упор смотрел на девушку, затем медленно кивнул.

— Неудивительно, что Маттей нашел в себе силы выставить вас за дверь! Милое дитя, вы что, действительно так наивны? Разве я сказал хоть слово о том, что вы должны прийти к нему с ужином?

— Но вы говорили о шампанском, и икре, и…

— Шампанское, а не кока-кола! Икра, а не фри. И вы не просто будете ждать его в ателье, а, когда он войдет, должны лежать в постели в эротически дразнящей позе и соблазнить его своим очарованием, шампанским и икрой. И когда я говорю соблазнять, то это не значит, что при появлении Маттея вы скажете: «Хелло, это я, давай же есть и пить то, что я принесла с собой!»

Алина некоторое время переваривала в голове его слова, затем глубоко вздохнула.

— Это мне не нравится. Я хочу, чтобы Маттей признал свою ошибку и без предубеждения принял меня.

— Это он и должен сделать, — уверил ее Рууд. — После того как вы своей эротической привлекательностью, шампанским, икрой окончательно сведете его с ума и подчините своей власти, Маттей легко и свободно простит вас. — И, так как Алина все еще медлила с ответом, добавил: — Поверьте мне, Маттей был, вероятно, первым мужчиной, выбрасывающим из своей постели очаровательную обнаженную блондинку с изумрудными глазами… тем более что тут же имеются шампанское и икра.

Алина презрительно сморщила нос.

— Вряд ли вы сможете убедить меня, что моей собственной привлекательности будет недостаточно и потребуется помощь шампанского и икры.

Рууд широко улыбнулся.

— Ну, вам не угодить! Ну ладно. На мой взгляд, вашей сексуальной привлекательности хватило бы, чтобы пленить весь караульный батальон королевской лейб-гвардии, но всегда следует позаботиться о небольшой дополнительной страховке. И если у вас нет денег на шампанское и икру, то я охотно одолжу.

— Нет, нет, не нужно, — энергично отказалась Алина. — У меня отложено немного денег на крайний случай, и, хотя сейчас, собственно, вроде и не тот случай…

— Тогда отправляйтесь и купите все необходимое, я же постараюсь выяснить, когда нашей жертвы не будет в пентхаусе.

Алина ушла. Через полчаса она вернулась с покупками.

— Делагриве еще дома. Я убедился. — Заговорщик Рууд Хуттман хитро подмигнул ей. — Вы правы насчет автоответчика. Сам он все еще не подходит к телефону и не хочет говорить с некоей Алиной Верниквет…

— Вот дерьмо! — тихо, но ожесточенно произнесла девушка.

— Я был у него, позвонил и одолжил немного сахара. — Беззвучный смех сотрясал тело Рууда. — Весь, до кончиков волос, он был пунцовым от гнева. В бешенстве Маттей уронил и рассыпал по кухне целый пакет сахара. Слышали бы вы его проклятия! Чистое наслаждение! Пару выражений мне вообще были незнакомы.

— Прекрасные напиток и закуска! — Алина с недоверием рассматривала принесенные бутылку шампанского и банку икры. — Вероятно, я еще не должна мириться с Маттеем.

Рууд пропустил мимо ушей ее замечание, сказанное вполголоса.

— Я только приоткрою дверь в мою квартиру, чтобы услышать, когда он уйдет, а пока чем-нибудь займемся. Что вы думаете о джине?

— Благодарю, я верна коньяку…

— Я хотел бы предложить поиграть в карты. Вы согласны?

Алина кивнула, и Рууд, открыв в прихожей какую-то дверцу, появился с картами.

— А коньяк вы тоже не получите, — сообщил он. — Мы ведь не хотим, чтобы Маттей обнаружил в своей постели мертвецки пьяное существо?

Алина была рада, что есть человек, который хочет ей помочь, и, хотя не особенно любила карты, села играть. Рууд, казалось, не обращал ни на что внимания. Он наслаждался игрой, достаточно произвольно вводил новые правила, чтобы во всех случаях выигрывать. Через час Алине казалось, что она участница недельного карточного марафона, а спустя два часа у нее окончательно пропал интерес к игре. Когда же прошло три часа, девушка просто бросила карты, отказавшись играть дальше.

Не успела она это сделать, как Рууд поднял руку и предостерегающе приложил указательный палец к губам. Вместе с Алиной они осторожно подошли к двери и заглянули в щелку. Маттей стоял в ожидании лифта и, когда тот остановился, вошел в него и поехал вниз.

— Сейчас или никогда! — крикнул Рууд.

Алина быстро распаковала шампанское и икру, положила их в пакет и. шепнув Рууду «спасибо», пулей пролетела по коридору. Перед дверью Маттея, она стала судорожно рыться в сумочке, дрожа от страха и возбуждения.

Где же ключ?

Девушка в отчаянии оглянулась на Рууда и начала еще энергичнее копаться в сумочке. Она отыскала все, что не требовалось в данный момент и что обычно она находила с трудом: губную помаду, ключ от теткиного дома, зажигалку, случайно попавшую к некурящей Алине, письмо к маме, которое уже две недели забывала отправить, половину шоколадки, пакетик жевательной резинки и…

— Быстро, лифт! — приглушенно произнес Рууд, и Алина затравленно уставилась на шахту лифта, в которой медленно поднималась гудящая и скрипучая кабина.

Наконец вот и тот самый ключ! Рука ее дрожала, но все же Алина нашла замок, открыла его и проскользнула внутрь квартиры, без сил прислонившись к двери. У нее больше не оставалось времени для выполнения первоначального плана! И, если именно сейчас придет Маттей, ей нужно будет импровизировать. Может быть, стукнуть его по голове бутылкой шампанского, если он не захочет ее слушать, или…

Кто-то сильно ударил в дверь. Алина чуть ли не кувырком слетела вниз по лестнице и прислушалась. Удары доносились и от других дверей на этаже, и девушка поняла, что снова принялся за свои игры соседский ребенок — это дьявольское отродье.

Страх улетучился, и ей стало необыкновенно легко. Все-таки будем осуществлять оригинальный план! Алина поставила шампанское на прикроватную тумбочку, рядом с ней — банку икры, быстро сняла с себя все и залезла в постель Маттея.

Готово!

Глубоко вздохнув, она взглянула вверх на галерею и попыталась принять соблазнительную позу. Очень хорошо! Маттей мог бы уже и прийти. Но ни шума лифта, ни стука закрывающейся дверцы кабины — тишина. Алина откинулась назад: пока можно расслабиться и отдохнуть.

Время шло, а Маттей все не появлялся. Алина скрестила руки на груди и внимательно посмотрела на тумбочку. Шампанское постепенно нагреется, и, когда Маттей начнет его открывать, пробка определенно вылетит из бутылки. Кроме того, она забыла о бокалах для шампанского. А еще икра! Ни тарелочек, ни ложечек, не говоря уж о хлебе!

Алина прислушалась: лифт не двигался. Вперед! Она выпрыгнула из постели и, не одеваясь — при внезапном возвращении Маттея не будет времени, чтобы раздеться, — помчалась вверх по лестнице на кухню.

Здесь повсюду лежал сахар. На полу, на стульях, на кухонном столе! И, хотя Рууд говорил ей, что Маттей случайно рассыпал сахар, создавалось впечатление, будто он специально его разбрасывал.

— Мог бы и убраться, мой милый, — пробормотала Алина, доставая из шкафа ведерко для шампанского, а из холодильника — лоток с кубиками льда, мужественно не обращая внимания на хруст и уколы кристалликов сахара под незащищенными ступнями. Она также позаботилась и о двух бокалах, тарелочке и ложечке. Затем Алина вернулась к кровати, не забыв по пути на лестнице стряхнуть прилипший к ее ногам сахар.

Шампанское поставлено в ведерко со льдом, икра — на кусочки льда, бокалы и тарелочка готовы. Только Маттей все не приходил.

Обнаженная Алина залезла в постель и стала думать, как скоротать время. Боже, одежда! В спешке она все просто побросала на пол. Снова спустившись с кровати, девушка аккуратно сложила свои вещи на банкетке и бросилась в постель, в очередной раз приняв еще более соблазнительную позу.

Лифт! Алина застыла в своей возбуждающей позе — соблазнительная улыбка на лице, грудь выставлена вперед, голова откинута — и уставилась вверх на дверь. Она лежала до тех пор, пока не услышала, как закрылась дверь квартиры соседей.

Алина сделала глубокий выдох и тут же почувствовала судорогу в правой ноге от напряженной позы. Она снова спрыгнула с кровати, прошлепала босыми ногами по ателье и поднялась по лестнице на галерею. Еще лежа в постели, девушка подумала, что было бы неплохо убрать этот проклятый сахар.

Отказавшись от купального халата — ведь при внезапном появлении Маттея нужно быть готовой, — Алина достала пылесос и вычистила им всю кухню. Затем убрала пылесос и, заметно раздосадованная, не спеша зашагала по лестнице вниз.

Смеркалось. Лед в ведерке для шампанского уже растаял. Баночка с икрой тоже плавала в воде. Алина с глубоким вздохом бросилась на кровать и натянула на себя одеяло. Может быть, Маттея несколько дней не будет дома? Или он решил пройтись по пивным, а возможно, зашел к кому-нибудь из знакомых…

Пристально глядя через стеклянную стену в небо, Алина заметила самолет, проследила за ним, пока тот не исчез в облаках, и ей показалось, что и ее как будто засасывает это облако… «Не спать!» — приказывал ей внутренний голос, но, увы, было слишком поздно. Теплое, мягкое облако окутало Алину, и, с удовлетворением вздохнув, она повернулась на бок…

Маттей сидел в кресле рядом с кроватью и был освещен светом неяркого ночника. Снаружи, за стеклянной стеной, висел черный бархатный занавес ночи. А Маттей, смакуя, запихивал ложечкой в рот икру и потягивал шампанское.

Алина уставилась на это видение, думая, что грезит, но все же обозлилась на этого парня…

— Пошел прочь и убери руки от шампанского, — пробормотала она. — Я принесла его для Маттея.

— Отличное шампанское! — ответило видение, и Алина рывком приподнялась, отчего одеяло сползло до талии.

— Ты… ты… ты… это действительно ты! — вне себя крикнула она. — Как же ты смеешь пить шампанское? И есть икру?

— Потому что они здесь стояли, — спокойно заявил Маттей и стряхнул икринку с губы. — Не мог удержаться, все выглядело так аппетитно.

— Но… все должно было быть не так! — Алина мельком оглядела себя. — Я, собственно, хотела тебя ждать обнаженной, приняв соблазнительную позу…

Маттей равнодушно пожал плечами.

— Ты спала. Ведь я не знал, что должен разбудить тебя, чтобы ты смогла принять очаровательно-соблазнительную позу. Не хотелось тебя беспокоить.

— Ах, какой ты деликатный! — фыркнула девушка. — Тебе не хотелось меня беспокоить, поэтому ты в одиночку пил шампанское и ел икру!

Он кивнул.

— Да, и очень всем доволен. Ты, конечно, можешь еще ниже опустить одеяло, но, собственно, я мог бы сейчас отказаться от тебя. Ведь я и так получил достаточно наслаждений.

Одеяло птицей взмыло в воздух, но Алина при этом вовсе не думала о своей соблазнительной позе.

— Что ты себе позволяешь, ты, напыщенный, высокомерный дурак?! — завопила она, стоя на кровати и воинственно подбоченясь. — Тебе недостаточно, что ты не смог оценить мой талант художника, ты к тому же слишком глуп, чтобы понять мои истинные чувства к тебе!

Его глаза бесцеремонно блуждали по ее дрожащей от ярости груди.

— Что это за чувства? — спросил Маттей, насмешливо улыбаясь и иронически подняв бровь.

— Мою любовь к тебе, ты, идиот! — закричала Алина. — Ты испытываешь такой страх, что кто-то мог бы использовать твою выдающуюся славу карикатуриста и создателя комиксов, что и любовь никогда не узнаешь, даже если она свалится на тебя, как цветочный горшок на голову!

— Сегодня я видел в редакции твои рисунки, купленные издательством, — спокойно произнес Маттей.

— Ты вышвырнул меня из своей квартиры! — Алина больше не могла сдержать свой гнев и кричала, не слыша его слова: — Со своим автоответчиком ты сделал меня всеобщим посмешищем! А когда я стояла перед твоей дверью, ты отшил меня, утверждая, что я для тебя только выпускница Академии художеств, обманом пытавшаяся заручиться твоей протекцией!

— Но ведь ты действительно выпускница Академии художеств и на самом деле хотела получить мою протекцию.

— Не возражай мне! — Она снова была готова взорваться от ярости, сделала на кровати шаг к нему, чуть было не потеряв равновесие на мягком матрасе, и взмахнула руками, чтобы удержаться и не упасть. — Я знаю, кто я, но ты-то не знаешь, что я тебя люблю и уже давно не думаю ни о моих рисунках, ни о карьере.

— Рисунки на самом деле прекрасны.

— Остановись, Маттей, твои отговорки сейчас не помогут! — Алина подняла в обвинительном жесте руку. — Разве я мало делала для тебя: убирала ванную, кухню… впрочем, с разбросанным сахаром она снова стала похожа на свинарник! Терпела во время работы твой раздевающий взгляд, хотя…

— Да, насчет сахара я сожалею, — сумел вклиниться в ее монолог Маттей. — И о недоразумении по поводу твоей карьеры тоже. Я очень хвалил тебя в издательстве.

— Не уходи от разговора! Я… — Алина остановилась. — Что ты сейчас сказал?

Он разлил остатки шампанского в два бокала и выскреб оставшуюся икру из банки на тарелку.

— Я сказал, что ошибся, не признавая твою любовь. Что я тоже тебя люблю, что я тебя лучше узнал по рисункам в издательстве и признаю — ты талантлива. Что я давно простил тебе твое коварство, когда ты вначале появилась здесь в качестве псевдоуборщицы, а затем заманила меня в свои сети, как мнимая машинистка. И еще я сказал, что хотел бы в будущем вместе с тобой рисовать карикатуры и комиксы, чтобы мы таким образом профессионально сработались. И что ты должна переехать ко мне, чтобы мы жили вместе. А сейчас ты можешь снова улечься. — Он стянул с себя рубашку и расстегнул брюки. — Примешь ли ты соблазнительную позу или нет, я все равно буду тебя… любить, ведь я уже разделся.

— Маттей… — Потрясенная Алина опустилась на простыню и взглянула на него огромными сияющими от счастья изумрудными глазами. — Маттей, это чудесно! Мне нужно сейчас же рассказать об этом господину Хуттману! Он мне все время помогал и…

Маттей встал, отрицательно покачал головой и стянул брюки.

— Уже слишком поздно, — решительно заявил он, когда Алина попыталась взять телефонную трубку. — С разговором можно подождать до завтра. — Он упал на кровать. — Гарантирую, что сейчас ты не сможешь говорить по телефону. — Маттей крепко поцеловал Алину. — Ты лишь сумеешь ответить мне, что согласна с моими планами на наше будущее.

В восторге обняв его, она хотела произнести «согласна», но не успела. Маттей снова закрыл ее рот долгим поцелуем, и все то, что они желали сказать друг другу, выразил язык движений их молодых прекрасных тел. И это был более чем откровенный разговор…