Осенью 2011 года в США довольно большой резонанс вызвала история о «сексуальной переписке» конгрессмена Энтони Винера.
Мужчина сначала рьяно отрицал, что с помощью Твиттера прислал одной студентке свое фото, на котором был запечатлен в малопристойном виде. А всего через десять дней публично признался, что отправлял подобные фото в течение последних трех лет и не одной девушке, а шести.
Мы подробно рассмотрим случай Винера, потому что он служит ярчайшим примером многих признаков умышленного обмана, о которых идет речь в данной книге.
Прежде всего, давайте рассмотрим краткую последовательность событий, произошедших в течение тех десяти дней.
27 мая. Используя Твиттер, конгрессмен Энтони Винер отправил свою фотографию интимного содержания студентке из Сиэтла. Мужчина был уверен, что послал личное сообщение, которое должен увидеть только адресат. Однако вскоре понял, что случайно опубликовал фотографию в открытом доступе. Винер удалил фото и написал твит с заявлением о том, что его личная страница была взломана неизвестными.
28 мая. На новостном ресурсе «Всемогущее правительство» появилось сообщение о том, что Энтони Винер опубликовал фотографию своих гениталий.
29 мая. Представитель Винера заявил, что отправка фотографии со страницы конгрессмена в Твиттере — проделки хакеров. Также представитель назвал сложившуюся ситуацию «небольшой неурядицей».
31 мая. Винер поговорил с журналистами, собравшимися у Капитолия. На вопросы про интимную фотографию конгрессмен отвечать отказался.
1 июня. Винер дал интервью нескольким телеканалам. Настойчиво отрицая, что отправлял студентке непристойное фото, конгрессмен, однако, добавил, что не может «с полной уверенностью сказать», он запечатлен на опубликованной фотографии или нет.
6 июня. Еще одна женщина поделилась не одной, а целым рядом фотографий, на которых Винер представал с голым торсом. Эти материалы были опубликованы на сайте «Всемогущее правительство». Винер провел пресс-конференцию в Манхэттене, на которой заявил, что действительно прислал одно фото студентке некоторое время назад. Тот факт, что он долго не признавался в этом, Винер объяснил тем, что опасался скандала в прессе, который мог бы крайне отрицательно повлиять на него самого и его супругу. Также конгрессмен рассказал, что у него была интимная переписка с шестью женщинами.
Теперь дополним общую картину еще одной датой — 2 июня. Тогда, за четыре дня до того, как Винер полностью признал свою вину, мы разместили на сайте «Правосудный вердикт»описание нашей точки зрения на сложившуюся ситуацию: «Судя по поведению Винера, переписка с той студенткой не ограничивалась несколькими текстовыми сообщениями и отправкой одной фотографии. Скорее всего, Винер пытается скрыть факты довольно долгой и насыщенной переписки, в которой участвовала не одна женщина, а несколько. Вероятно, он много раз присылал им фото интимного характера».
Что подтолкнуло нас к такому заключению? Мы просто проанализировали с помощью Схемы стенограмму разговора, состоявшегося между Винером и журналистами 31 мая. Предлагаем ознакомиться с полной версией этой стенограммы. Многие СМИ в те дни обращали на нее пристальное внимание общественности.
Удивительно, но в течение этой встречи с прессой в поведении Винера проявилось более шестидесяти сигналов. Прочтите стенограмму до конца и проверьте, сколько сигналов вы заметили, а затем мы поделимся своими наблюдениями и соображениями.
Главными участниками разговора с Энтони Винером были Дана Беш, старший корреспондент «Си-Эн-Эн» в Конгрессе, и Тед Берретт, старший продюсер отдела политических новостей канала «Си-Эн-Эн».
Беш. Конгрессмен, вы можете дать прямой ответ? Вы сказали, что вашу страницу в Твиттере взломали. Это можно расценивать как преступление. Почему же вы не обратились в Полицию Капитолия или в какой-либо другой правоохранительный орган? Можно ведь провести расследование.
Винер. Слушайте, я пару дней назад сказал, что все это была небольшая шутка. Не хочу, чтобы из-за нее мне теперь пришлось в течение одной-двух недель говорить о том, что меня уже не интересует, поэтому… не буду сейчас что-либо еще разъяснять или уточнять. На днях я вам дал уже достаточно подробные ответы.
Беш. Не могу не заметить, что, хотя вы и решили организовать эту встречу, вы не желаете отвечать на наши вопросы. Можете ли вы объяснить, почему не попросили правоохранительные органы начать расследование и установить личности хакеров, взломавших вашу страницу?
Винер. Знаете, Дана, если бы я выступал с речью перед сорока пятью тысячами человек и кто-нибудь кинул в меня кусок пирога или выкрикнул оскорбление, то я бы точно не стал тратить два часа на словесный отпор этому негодяю. Я бы просто продолжал обращаться к народу и…
Берретт (перебивая). Но это не тот случай. С вами ведь произошло совсем другое.
Винер. Вы хотите, чтобы у нас был брифинг?
Берретт. Вы заявляли, что с вашей страницы в Твиттере одной студентке была отправлена развратная фотография. Проясните ситуацию. Это фото было отправлено вами лично или нет?
Винер. Позвольте мне… Слушайте, вы дадите мне закончить ответ?
Берретт. Да. Дайте ответ на заданный вопрос. Это вы отправили ту фотографию или нет?
Винер. Итак, если бы я выступал с речью перед огромным количеством людей и кто-нибудь кинул бы в меня пирог или громко оскорбил меня, то я бы не стал на протяжении часа давать оценку подобным действиям и рассуждать о глупости того, кто их совершил. Я бы вернулся к тому, о чем хотел сказать, и продолжал бы обращаться к тем, с кем я действительно хочу говорить. Именно так я и буду действовать в течение ближайшей недели.
Берретт. Вы могли бы просто сказать: «Нет, я ни в чем не виновен».
Беш. Позвольте, я попробую задать вопрос. Девушка, которая получила ваше сообщение с непристойной фотографией, или, лучше сказать, девушка, которой было направлено это сообщение с вашей страницы, — так вот, эта двадцатиоднолетняя студентка, находящаяся в Сиэтле, вчера рассказала сотрудникам газеты «Нью-Йорк Дэйли Ньюз» (New York Daily News), что вы являетесь подписчиком ее личной страницы в Твиттере. Это правда? Вы действительно подписаны на ее страницу? Если да, то как и когда вы познакомились с этой девушкой?
Винер. Знаете, я… В принципе, я уже говорил об этом, но все же скажу еще раз. Я не позволю себе тратить время на обсуждение той фотографии и студентки из Сиэтла, потому что не желаю больше отвлекаться от своих основных задач и целей.
Берретт. Вы ведь можете просто дать отрицательный ответ на заданный вопрос.
Винер. Вы же понимаете… Почему бы нам с вами не распределить работу? Вы задаете вопросы, а я даю ответы. Выполняйте свою задачу правильно.
Берретт. Мы согласимся, только если при этом вы будете прямо отвечать на озвученные вопросы.
Другой журналист. Среди тех, на чьи страницы вы подписаны в Твиттере, огромное количество молодых женщин. По какой причине вам интересны все эти дамы? И почему их так много?
Винер. Кстати, о дамах. Думаю, вам будет интересно. Да, послушайте. С помощью популярного хэштега я сегодня по количеству подписчиков обошел Мишель Бахман. Вот такой любопытный факт.
Беш. Вы, скорее всего, понимаете, что у людей некое общее недоумение. То, что вы согласились поговорить с нами, — это замечательно. Вы улыбаетесь, вроде бы открыты для общения, для сотрудничества, однако явно не желаете отвечать на наши вопросы.
Винер. Шумиха продолжается уже три дня. Вы знаете, что мои представители сделали несколько заявлений от моего имени.
Беш. В этих заявлениях нет ничего, что проливает свет на причину произошедшего.
Винер. Мои представители сделали ряд заявлений, но в ближайшее время начнут проявлять себя те люди, чья задача… В общем, у них такая тактика. Я уже говорил об этом. Проходимец, швырнувший в меня кусок пирога и выкрикивающий оскорбления в мой адрес, хочет раздуть скандал и привлечь к этому максимум внимания.
Беш. Но вы говорили, что вашу страницу взломали…
Винер. Дана, давайте… Прошу меня простить, но не соизволите ли вы соблюдать правила? Одно из них заключается в том, что ваша задача — задавать вопросы, моя — отвечать. Разумно, не так ли?
Беш. Хотелось бы наконец-то услышать ваши ответы…
Винер. Я предложил разумный подход, вы согласны?
Берретт. Хотелось бы услышать прямые ответы на озвученные нами вопросы.
Винер. Подход разумный, Дана. Однако, несмотря на то что вы пытаетесь задавать вопросы, а я хочу ответить, вот этот осел (указывает на Берретта) все время перебивает меня. Получается новое правило, да? Новое правило нашей с вами игры. Позвольте все-таки ответить. Стремление того человека, который затеял весь этот скандал, заключается в том, чтобы не дать мне возможности полностью сосредоточиться на решении моих главных задач. Вот уже целых два дня этому человеку удается то, что он запланировал. Но я принял решение. Я сделаю так, что сегодня этот скандал перестанет раздуваться. Я понимаю, вам надо делать свою работу. Делайте, только без меня. Я не собираюсь обсуждать то, о чем вы сейчас спрашивали. Я хочу затронуть важный вопрос, а именно верхний предел государственного долга. Вот что важно сегодня…
Берретт. Конгрессмен, почему вы не обратились в полицию? Почему не попросили их провести расследование? Вы боитесь это сделать, потому что не хотите, чтобы люди узнали правду?
Винер. Позвольте сказать кое-что важное о потолке госдолга США. Вы знаете, что сегодня в 18.30 мы будем проводить голосование по вопросу, который имеет фундаментальное значение для нашей экономики. Я хочу сфокусироваться на этом, сфокусироваться на делах, которые сейчас необходимо выполнить. Честно вам скажу, я считаю, что мои сторонники рьяно стремятся к той же цели, что и я. Да и, откровенно говоря, вся страна хочет этого. Но вы не обязаны с этим считаться. Вы можете продолжать делать свое дело. А я не позволю, чтобы та тема, которая интересует вас больше всего, доминировала в моей повестке дня.
Беш. Если вспомнить те утверждения, которые вы уже озвучили, то можно сделать предварительный вывод, что вашу страницу в Твиттере атаковали хакеры. Из этого логически вытекает тот вопрос, который мы вам задали уже не раз. Не могли бы вы на него ответить? Вы же, по вашим словам, стали жертвой преступников.
Винер. Отсылаю вас к моим первым заявлениям. К самым первым.
Беш. Мы были бы рады, будь в тех заявлениях хоть один намек на разъяснение правды. Но там нет ничего. Никаких намеков на истинное положение дел.
Винер. Все, что я могу, это повторить те слова, которыми в течение последних двух дней я отвечаю любому, кто начинает говорить со мной об этом скандале. Эти люди обычно добавляют: «Это последний вопрос, который мы хотели бы вам задать». Вообще-то, по-моему, очевидно, что ваше присутствие здесь используют некоторые из тех, кто желает получить от меня информацию… информацию на тему, которая мне уже совершенно неинтересна. Если хотите, продолжайте заострять внимание на…
Берретт (перебивая). Конгрессмен, вы могли бы дать короткий отрицательный ответ… могли бы ответить прямо…
Винер. Если хотите, оставайтесь здесь и далее. Спрашивайте о том, о чем хотите, снова и снова. Но у нас сложилась такая ситуация… Она касается Кларенса Томаса, члена Верховного суда, и вознаграждения на сумму более 800 тысяч долларов от людей, выступающих против закона о программе здравоохранения и стремящихся не допустить принятие этого закона. Однако Томас не спешит брать самоотвод от участия в принятии решения относительно программы здравоохранения. Думаю, эти проблемы очень важны, и я прикладываю максимум усилий… Вот это и есть моя повестка дня.
Другой журналист. Вы заявляли, что наняли адвоката. Как именно он будет действовать от вашего имени? Вы попросите начать расследование?
Винер. Думаю, в заявлениях все было ясно. В нем сказано, что нам будет предоставлена информация об оптимальных мерах, которые мы можем предпринять… Вновь отсылаю вас к моим заявлениям. Рекомендую прочитать их полностью.
Берретт. Кто ваш адвокат?
Винер. Другие вопросы будут? Знаете, некоторые люди стремятся отвлечь меня от моих основных дел, от моих обязанностей. Более того, обязательно дадут о себе знать те, кому нужно подогревать интерес общества к этому скандалу, связанному с фотографией. Это люди с плохими устремлениями, можно сказать, фанатики, безумцы. Но я не желаю участвовать во всем этом безобразии. Я буду отстаивать те принципы и ценности, которыми руководствовался и прежде. Я вот что вам скажу. Я знаю, вы соблюдаете правила довольно жесткой игры. Бывают такие личности, которые готовы днями и ночами перемывать мне косточки. Я в их работу, в их затеи вовлекаться не собираюсь. Такова моя позиция. Надеюсь, я объяснил ее доходчиво. Прошу прощения и очень надеюсь на ваше понимание.
Беш. Позвольте сделать предположение. Если, как вы говорили, вся эта история — маленькая неурядица и шутка…
Винер (перебивая). Я не говорил, что… Я охарактеризовал ее как неурядицу. Вам я оставляю право решать, стоит ли эту неурядицу называть «историей».
Беш. Если вы считаете, что это всего лишь ничего не значащая неурядица, то вас, честно говоря, трудно понять. Почему вы просто не дадите прямые ответы на наши несложные вопросы? И после этого мы наконец завершим беседу.
Винер. Я занят этим уже несколько дней. А теперь я… Судя по всему, не все внимательно прочитали мои заявления. Надеюсь, вы прочли внимательно. Слушайте, могу сказать вам одно: любители сенсаций, видимо, не собираются ограничиваться двумя скандальными днями и хотят растянуть это еще на один-два дня. И все это время они желают тратить на болтовню о том, что лично я расцениваю как мелкую неурядицу, чепуху. А я уже принял решение, как я буду воспринимать все это, как реагировать. И решение мое заключается в том, что я не буду расходовать свои силы на разговоры об этой ерунде, не позволю ей затянуться ни на три, ни на четыре, ни на пять, ни на шесть дней. Если вас это не устраивает, если вы разочарованы, то прошу меня простить. Мне жаль. Правда, жаль. Лично я считаю, что граждан нашей страны интересуют такие вопросы, как, например, верхний предел госдолга, или ощутимая разница в качестве жизни у людей с высоким уровнем достатка и низким, или тот факт, что жизнь представителей среднего класса становится все труднее и труднее. Вот над чем я готов работать. Благодарю вас.
Сколько сигналов насчитали? Удивительно, как быстро и легко можно заметить признаки умышленной лжи, о которых вы уже многое узнали, в поведении нечестных людей, правда? Теперь дополним ту же стенограмму списками сигналов, замеченных нами, и сопроводим некоторые из списков комментариями.
Беш. Конгрессмен, вы можете дать прямой ответ? Вы сказали, что вашу страницу в Твиттере взломали. Это можно расценивать как преступление. Почему же вы не обратились в Полицию Капитолия или в какой-либо другой правоохранительный орган? Можно ведь провести расследование.
Винер. Слушайте, я пару дней назад сказал, что все это была небольшая шутка. Не хочу, чтобы из-за нее мне теперь пришлось в течение одной-двух недель говорить о том, что меня уже не интересует, поэтому… не буду сейчас что-либо еще разъяснять или уточнять. На днях я вам дал уже достаточно подробные ответы.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— отказ от ответа;
— фраза-ссылка: «На днях я вам дал уже достаточно подробные ответы»;
— оговорка-замалчивание: «достаточно подробные».
Беш. Не могу не заметить, что, хотя вы и решили организовать эту встречу, вы не желаете отвечать на наши вопросы. Можете ли вы объяснить, почему не попросили правоохранительные органы начать расследование и установить личности хакеров, взломавших вашу страницу?
Винер. Знаете, Дана, если бы я выступал с речью перед сорока пятью тысячами человек и кто-нибудь кинул в меня кусок пирога или выкрикнул оскорбление, то я бы точно не стал тратить два часа на словесный отпор этому негодяю. Я бы просто продолжал обращаться к народу и…
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового.
Берретт (перебивая). Но это не тот случай. С вами ведь произошло совсем другое.
Винер. Вы хотите, чтобы у нас был брифинг?
Сигналы:
— фраза-атака.
Берретт. Вы заявляли, что с вашей страницы в Твиттере одной студентке была отправлена развратная фотография. Проясните ситуацию. Это фото было отправлено вами лично или нет?
Винер. Позвольте мне… Слушайте, вы дадите мне закончить ответ?
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-атака: «Слушайте, вы дадите мне закончить ответ?» Этот вопрос подразумевает, что журналисты проявляют грубость и, в целом, ведут себя совсем не так, как положено во время разговора с конгрессменом Винером.
Берретт. Да. Дайте ответ на заданный вопрос. Это вы отправили ту фотографию или нет?
Винер. Итак, если бы я выступал с речью перед огромным количеством людей и кто-нибудь кинул в меня пирог или громко оскорбил меня, то я бы не стал на протяжении часа давать оценку подобным действиям и рассуждать о глупости того, кто их совершил. Я бы вернулся к тому, о чем хотел сказать, и продолжал бы обращаться к тем, с кем я действительно хочу говорить. Именно так я и буду действовать в течение ближайшей недели.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-передышка.
— Также замечено неумышленное саморазоблачение: фраза «Я бы вернулся к тому, о чем я хотел сказать…» свидетельствует о том, что Винер не желает ни обсуждать скандальную фотографию, ни давать ответы на вполне рациональные вопросы.
Берретт. Вы могли бы просто сказать: «Нет, я ни в чем не виновен».
Беш. Позвольте, я попробую задать вопрос. Девушка, которая получила ваше сообщение с непристойной фотографией, или, лучше сказать, девушка, которой было направлено это сообщение с вашей страницы, — так вот, эта двадцатиоднолетняя студентка, находящаяся в Сиэтле, вчера рассказала сотрудникам газеты «Нью-Йорк Дэйли Ньюз» (New York Daily News), что вы являетесь подписчиком ее личной страницы в Твиттере. Это правда? Вы действительно подписаны на ее страницу? Если да, то как и когда вы познакомились с этой девушкой?
Винер. Знаете, я… В принципе, я уже говорил об этом, но все же скажу еще раз. Я не позволю себе тратить время на обсуждение той фотографии и студентки из Сиэтла, потому что не желаю больше отвлекаться от своих основных задач и целей.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— отказ от ответа;
— фраза-ссылка;
— фраза-передышка.
Берретт. Вы ведь можете просто дать отрицательный ответ на заданный вопрос.
Винер. Вы же понимаете… Почему бы нам с вами не распределить работу? Вы задаете вопросы, а я даю ответы. Выполняйте свою задачу правильно.
Сигналы:
— фразы-атаки.
Берретт. Мы согласимся, только если при этом вы будете прямо отвечать на озвученные вопросы.
Другой журналист. Среди тех, на чьи страницы вы подписаны в Твиттере, огромное количество молодых женщин. По какой причине вам интересны все эти дамы? И почему их так много?
Винер. Кстати, о дамах. Думаю, вам будет интересно. Да, послушайте. С помощью популярного хэштега я сегодня по количеству подписчиков обошел Мишель Бахман. Вот такой любопытный факт.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фразы-передышки;
— чрезмерное преуменьшение значимости затронутой темы: Винер пытается шутить, рассказывая о количестве подписчиков своей страницы и страницы Бахман.
Беш. Вы, скорее всего, понимаете, что у людей некое общее недоумение. То, что вы согласились поговорить с нами, — это замечательно. Вы улыбаетесь, вроде бы открыты для общения, для сотрудничества, однако явно не желаете отвечать на наши вопросы.
Винер. Шумиха продолжается уже три дня. Вы знаете, что мои представители сделали несколько заявлений от моего имени.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-передышка;
— фраза-ссылка.
Беш. В этих заявлениях нет ничего, что проливает свет на причину произошедшего.
Винер. Мои представители сделали ряд заявлений, но в ближайшее время начнут проявлять себя те люди, чья задача… В общем, у них такая тактика. Я уже говорил об этом. Проходимец, швырнувший в меня кусок пирога и выкрикивающий оскорбления в мой адрес, хочет раздуть скандал и привлечь к этому максимум внимания.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-ссылка;
— уверительное высказывание. Винер пытается убедить репортеров, что стал жертвой чьей-то нечестной тактики.
Беш. Но вы говорили, что вашу страницу взломали…
Винер. Дана, давайте… Прошу меня простить, но не соизволите ли вы соблюдать правила? Одно из них заключается в том, что ваша задача — задавать вопросы, моя — отвечать. Разумно, не так ли?
Сигналы:
— неуместная вежливость.
Беш. Хотелось бы наконец-то услышать ваши ответы…
Винер. Я предложил разумный подход, вы согласны?
Берретт. Хотелось бы услышать прямые ответы на озвученные нами вопросы.
Винер. Подход разумный, Дана. Однако, несмотря на то что вы пытаетесь задавать вопросы, а я хочу ответить, вот этот осел (указывает на Берретта) все время перебивает меня. Получается новое правило, да? Новое правило нашей с вами игры. Позвольте все-таки ответить. Стремление того человека, который затеял весь этот скандал, заключается в том, чтобы не дать мне возможности полностью сосредоточиться на решении моих главных задач и целей. Вот уже целых два дня этому человеку удается то, что он запланировал. Но я принял решение. Я сделаю так, что сегодня этот скандал перестанет раздуваться. Я понимаю, вам надо делать свою работу. Делайте, только без меня. Я не собираюсь обсуждать то, о чем вы сейчас спрашивали. Я хочу затронуть важный вопрос, а именно верхний предел государственного долга. Вот что важно сегодня…
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-атака;
— фразы-передышки;
— уверительные высказывания. Винер пытается убедить репортеров, что изо всех сил трудится над выполнением своих главных обязанностей.
Берретт. Конгрессмен, почему вы не обратились в полицию? Почему не попросили их провести расследование? Вы боитесь это сделать, потому что не хотите, чтобы люди узнали правду?
Винер. Позвольте сказать кое-что важное о потолке госдолга США. Вы знаете, что сегодня в 18:30 мы будем проводить голосование по вопросу, который имеет фундаментальное значение для нашей экономики. Я хочу сфокусироваться на этом, сфокусироваться на делах, которые сейчас необходимо выполнить. Честно вам скажу, я считаю, что мои сторонники рьяно стремятся к той же цели, что и я. Да и, откровенно говоря, вся страна хочет этого. Но вы не обязаны с этим считаться. Вы можете продолжать делать свое дело. А я не позволю, чтобы та тема, которая интересует вас больше всего, доминировала в моей повестке дня.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— отказ от ответа;
— фразы-передышки;
— оговорки-уверения: «честно вам скажу» и «откровенно говоря»;
— уверительные высказывания. Винер хочет убедить журналистов, что усердно работает на благо народа.
Беш. Если вспомнить те утверждения, которые вы уже озвучили, то можно сделать предварительный вывод, что вашу страницу в Твиттере атаковали хакеры. Из этого логически вытекает тот вопрос, который мы вам задали уже не раз. Не могли бы вы на него ответить? Вы же, по вашим словам, стали жертвой преступников.
Винер. Отсылаю вас к моим первым заявлениям. К самым первым.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фразы-ссылки.
Беш. Мы были бы рады, будь в тех заявлениях хоть один намек на разъяснение правды. Но там нет ничего. Никаких намеков на истинное положение дел.
Винер. Все, что я могу, это повторить те слова, которыми в течение последних двух дней отвечаю любому, кто начинает говорить со мной об этом скандале. Эти люди обычно добавляют: «Это последний вопрос, который мы хотели бы вам задать». Вообще-то, по-моему, очевидно, что ваше присутствие здесь используют некоторые из тех, кто желает получить от меня информацию… информацию на тему, которая мне уже совершенно неинтересна. Если хотите, продолжайте заострять внимание на…
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-ссылка;
— фраза-передышка;
— оговорка-замалчивание: «Все, что я могу, это…» Данные слова также можно считать неумышленным саморазоблачением, так как они свидетельствуют о том, что есть настолько неприглядные сведения, относящиеся к скандальной фотографии, что Винер очень не хочет этой частью информации делиться.
Берретт (перебивая). Конгрессмен, вы могли бы дать короткий отрицательный ответ… могли бы ответить прямо…
Винер. Если хотите, оставайтесь здесь и далее. Спрашивайте о том, о чем хотите, снова и снова. Но у нас сложилась такая ситуация… Она касается Кларенса Томаса, члена Верховного суда, и вознаграждения на сумму более 800 тысяч долларов от людей, выступающих против закона о программе здравоохранения и стремящихся не допустить принятие этого закона. Однако Томас не спешит брать самоотвод от участия в принятии решения относительно программы здравоохранения. Думаю, эти проблемы очень важны, и я прикладываю максимум усилий… Вот это и есть моя повестка дня.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фразы-передышки;
— уверительные высказывания. Винер хочет убедить репортеров, что прикладывает максимум усилий для восстановления справедливости.
Другой журналист. Вы заявляли, что наняли адвоката. Как именно он будет действовать от вашего имени? Вы попросите начать расследование?
Винер. Думаю, в заявлениях все было ясно. В них сказано, что нам будет предоставлена информация об оптимальных мерах, которые мы можем предпринять… Вновь отсылаю вас к моим заявлениям. Рекомендую прочитать их полностью.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-ссылка.
Берретт. Кто ваш адвокат?
Винер. Другие вопросы будут? Знаете, некоторые люди стремятся отвлечь меня от моих основных дел, от моих обязанностей. Более того, обязательно дадут о себе знать те, кому нужно подогревать интерес общества к этому скандалу, связанному с фотографией. Это люди с плохими устремлениями, можно сказать, фанатики, безумцы. Но я не желаю участвовать во всем этом безобразии. Я буду отстаивать те принципы и ценности, которыми руководствовался и прежде. Я вот что вам скажу. Я знаю, вы соблюдаете правила довольно жесткой игры. Бывают такие личности, которые готовы днями и ночами перемывать мне косточки. Я в их работу, в их затеи вовлекаться не собираюсь. Такова моя позиция. Надеюсь, я объяснил ее доходчиво. Прошу прощения и очень надеюсь на ваше понимание.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— фраза-атака: «Бывают такие личности, которые готовы днями и ночами перемывать мне косточки»;
— фразы-передышки;
— неуместная вежливость: «Такова моя позиция, извините. Надеюсь, я объяснил ее доходчиво. Прошу прощения и очень надеюсь на ваше понимание».
Беш. Позвольте сделать предположение. Если, как вы говорили, вся эта история — маленькая неурядица и шутка…
Винер (перебивая). Я не говорил, что… Я охарактеризовал ее как неурядицу. Вам я оставляю право решать, стоит ли эту неурядицу называть «историей».
Беш. Если вы считаете, что это всего лишь ничего не значащая неурядица, то вас, честно говоря, трудно понять. Почему вы просто не дадите прямые ответы на наши несложные вопросы? И после этого мы наконец завершим беседу.
Винер. Я занят этим уже несколько дней. А теперь я… Судя по всему, не все внимательно прочитали мои заявления. Надеюсь, вы прочли внимательно. Слушайте, могу сказать вам одно: любители сенсаций, видимо, не собираются ограничиваться двумя скандальными днями и хотят растянуть это еще на один-два дня. И все это время они желают тратить на болтовню о том, что лично я расцениваю как мелкую неурядицу, чепуху. А я уже принял решение, как я буду воспринимать все это, как реагировать. И решение мое заключается в том, что я не буду расходовать свои силы на разговоры об этой ерунде, не позволю ей затянуться ни на три, ни на четыре, ни на пять, ни на шесть дней. Если вас это не устраивает, если вы разочарованы, то прошу меня простить. Мне жаль. Правда, жаль. Лично я считаю, что граждан нашей страны интересуют такие вопросы, как, например, верхний предел госдолга, или ощутимая разница в уровне жизни у людей с высоким уровнем достатка и низким, или тот факт, что жизнь представителей среднего класса становится все труднее и труднее. Вот над чем я готов работать. Благодарю вас.
Сигналы:
— отсутствие ответа как такового;
— отказ от ответа;
— фразы-ссылки;
— фразы-передышки;
— неуместная вежливость: «Если вас это не устраивает, если вы разочарованы, то прошу меня простить. Мне жаль. Правда, жаль»;
— оговорка-замалчивание: «… могу сказать вам одно…» Данные слова также можно расценивать как неумышленное разоблачение, потому что они говорят о наличии важных сведений, которые Винер озвучивать не хочет, но которые напрямую связаны с непристойной фотографией;
— фразы-атаки: «Судя по всему, не все внимательно прочитали мое заявление» и «… все это время они желают тратить на болтовню о том, что лично я расцениваю как мелкую неурядицу, чепуху»;
— уверительные высказывания. Винер убеждает репортеров в своей честности, заявляя, что готов решать такие важные социальные проблемы, как существенное неравенство между богатыми и бедными.
Каждый, кто смотрел трансляцию этой беседы на телеканале «Си-Эн-Эн», разумеется, заметил, что Винер был весьма недружелюбен и что явно была веская причина, по которой конгрессмен изо всех сил избегал прямых ответов на поставленные вопросы.
То, что Винер скрывал какие-то факты, было очевидно, но какие именно?
Была ли отправка малопристойного фото разовым происшествием, незначительной дурацкой оплошностью, которая не заслуживала большого внимания прессы в дни, когда Конгресс занимался обсуждением и решением гораздо более важных для американского народа проблем? Или же интимную переписку Винера со студенткой надо было расценивать как тревожный знак, говорящий о том, что на тот момент он допустил уже немало грубых ошибок, способных обернуться политической катастрофой?
Можно ли было определить значимость проблемы и ее последствий в первые же дни после того, как в СМИ появилась информация о твите с интимной фотографией Энтони Винера?
Мы проанализировали поведение конгрессмена, частоту возникновения сигналов разного типа, а также взаимосвязь этих сигналов с конкретными вопросами, заданными Винеру. И это помогло нам прийти к заключению, о котором мы написали 2 июня 2011 года на сайте «Правосудный вердикт»:
«В поведении Винера замечено множество признаков преднамеренной лжи. Если оценить эти признаки в совокупности, то сомневаться в наличии у Винера стремления скрывать от прессы большое количество фактов не приходится. По нашему мнению, конгрессмен не только умалчивает о ряде фактов, касающихся фотографии, которая была отправлена студентке из Сиэтла, но и не желает проливать свет на аналогичную интимную переписку с другими молодыми женщинами.
Частота появления в речи Винера такого сигнала, как фраза-атака, позволяет сделать вывод, что во время беседы с корреспондентами конгрессмен испытывал сильное беспокойство, особенно если учесть, что фразы-атаки часто звучали тогда, когда Винер мог очень быстро, просто и прямо ответить на заданные вопросы.
Поведение конгрессмена свидетельствует о его сильнейшем нежелании публично обсуждать полученную студенткой неприличную фотографию. Более того, Винеру, судя по всему, проще быстро признать лишь сам факт умышленного обмана со своей стороны и сразу перейти к другим темам, нежели раскрыть хотя бы небольшую часть информации о возможной переписке или ином способе общения с молодыми женщинами.
Когда речь идет о высокой значимости репутации того или иного политика, можно с уверенностью предполагать, что политик скрывает какие-либо сведения о своей жизни лишь в крайних случаях, то есть тогда, когда эти сведения способны запятнать его позором. Возникает вопрос: есть ли основания расценивать то, что происходит сейчас с Энтони Винером, как крайний случай?
Несколько раз конгрессмен произнес фразы вроде: „Единственное, что я могу вам сказать, это…“ Очевидно, он не готов делиться какой-то частью данных, касающихся фото, которое было получено студенткой. Судя по поведению Винера, переписка с той девушкой не ограничивалась несколькими текстовыми сообщениями и отправкой одной фотографии. Скорее всего, Винер пытается скрыть факты довольно долгой и насыщенной переписки, в которой участвовала не одна женщина, а несколько. Вероятно, он много раз присылал им фото интимного характера.
Вполне возможно, события будут развиваться примерно по сценарию „феномена Тайгера Вудса“, и со временем выяснится, что у Энтони Винера есть много интимных адресатов».