Я знаю, когда ты лжешь! Методы ЦРУ для выявления лжи

Карнисеро Сьюзан

Флойд Майкл

Теннант Дон

Хьюстон Филипп

Приложение 2. Пример распознавания лжи по Схеме

 

 

Когда эта книга впервые поступила в печать в США, параллельно происходили весьма необычные события. В течение месяца дважды был подвергнут аресту Джерри Сандаски, бывший помощник главного тренера команды «Пенн Стейт». Мужчину обвиняли в педофилии.

Первый арест состоялся 5 ноября 2011 года. Сандаски было предъявлено обвинение в сорока эпизодах совращения восьми мальчиков. Однако затем мужчину освободили под залог на сумму 100 тысяч долларов. Но уже 7 декабря, после того как еще два мальчика сообщили, что подвергались развратным действиям со стороны помощника главного тренера, Сандаски был арестован второй раз. На следующий день его снова отпустили под залог, составивший на этот раз 250 тысяч долларов, поместили под домашний арест и предписали носить электронный браслет.

Четырнадцатого ноября телеведущий канала «Эн-Би-Си» (NBC) Боб Костас взял интервью у Сандаски по телефону, а 17 ноября мы опубликовали наш анализ этого интервью.

В данном приложении мы опишем ход нашей работы так, как мы это обычно делаем для тех, кто обучается на наших курсах.

Отметим, что еще до интервью Сандаски категорически отрицал свою вину и не был официально признан виновным в сексуальных домогательствах к детям.

Предлагаемый анализ базируется только на наших наблюдениях, соображениях и заключениях, которые, в свою очередь, основаны на нашем видении поведения Сандаски в ходе интервью. Выводы, сделанные нами, не следует расценивать как доказательство виновности Сандаски по любому из пунктов обвинения.

 

Краткое вступление

Согласно заявленным обвинениям, Джерри Сандаски, бывший помощник тренера команды «Пенн Стейт», совершал акты сексуального насилия над несовершеннолетними мальчиками. Многие считали, что Сандаски виновен по всем пунктам обвинения. К такому же мнению нас подтолкнул поведенческий анализ, выполненный на основе интервью, которое Боб Костас взял у Сандаски 14 ноября.

Мы также пришли к еще одному весьма печальному выводу: число детей, которые были подвергнуты домогательствам со стороны Джерри Сандаски, скорее всего, не ограничивалось теми, кто фигурировал в обвинительном акте.

В речи Сандаски очень много сигналов. Особенно отчетливо видны неудачные попытки мужчины прямо и кратко отказаться от ответа на вопросы, касающиеся предъявленного обвинения.

Ниже мы приводим стенограмму интервью, которое Костас брал у Сандаски. В одной из частей разговора временно присоединился адвокат обвиняемого, Джозеф Эмендола, который присутствовал в студии с Костасом.

Наши комментарии следуют сразу за каждой из реплик Сандаски.

 

Интервью Боба Костаса с Джерри Сандаски

Костас.  Господин Сандаски, как мы знаем, есть сорок пунктов обвинения. Кроме того, большое жюри заявило о наличии дополнительных данных, на которые трудно не обратить внимание. Обвинителей много, очевидцев предполагаемых сексуальных домогательств тоже немало. Кажется, любой здравомыслящий человек подумал бы, что такого количества дыма без огня не бывает. Что скажете?

Сандаски.  Скажу, что невиновен.

В первом вопросе Костас показывает, что, по его мнению, обвинения против Сандаски, скорее всего, обоснованы, поэтому считает, что Сандаски действительно совершал развратные действия по отношению к несовершеннолетним. Вместо того чтобы ясно выразить отрицание своей вины в конкретных преступлениях, Сандаски говорит: «Скажу, что невиновен». В рамках нашего метода выявления лжи это можно расценивать как абстрактное отрицание. Более прямой и четкий ответ был бы таким: «Я никогда не совершал сексуальные домогательства ни к одному из этих детей».

Первый ответ Сандаски больше похож на заключительное решение суда, чем на краткое и разумное опровержение обвинений. Мы знаем много примеров, когда даже при наличии весомых улик и свидетельств, доказывающих вину человека в преступлении, суд признавал его невиновным.

Мы считаем, что Сандаски, как и многие другие люди, говорящие неправду, не решился прибегнуть к прямой лжи вроде: «Я тут вообще не при чем». Если он отчетливо помнит, что совращал мальчиков, то ему проще всего сделать непрямое, абстрактное заявление о своей невиновности, возможно, даже надеясь на то, что именно таким будет вердикт присяжных.

Костас.  Невиновны? Абсолютно невиновны? То есть все аспекты предъявленного обвинения совершенно безосновательны?

Сандаски.  Я бы сказал, что, в общем, было кое-что… Да, было. Я играл, дурачился вместе с мальчиками. После тренировок мы принимали душ. Я дотрагивался до них, до их ног, не имея при этом никакого сексуального влечения. Вот поэтому, хм… поэтому, если взглянуть под определенным углом, то… можно расценить все это как повод для обвинения.

Очевидно, сочтя предыдущий ответ Сандаски неясным и в целом нечестным, Костас добивается от собеседника разъяснения: является ли, по его мнению, все указанное в обвинительном акте ложью?

В ответе обвиняемого есть ряд сигналов, а также важное неумышленное саморазоблачение, касающееся общения с несовершеннолетними. «Я бы сказал, что, в общем, было кое-что. Да, было» — эта пара фраз, по нашему мнению, свидетельствует, что Сандаски знает, что многие, если не все, аспекты выдвинутого против него обвинения полностью обоснованы, и поэтому не в состоянии четко и кратко опровергнуть их.

Вероятно, предполагая, что ему придется в чем-то признаваться, и опасаясь весомых доказательств со стороны обвинителей, Сандаски решает постепенно начать признаваться в таком поведении по отношению к детям, которое можно расценивать лишь как странное, а не преступное. Руководствуясь принципами и понятиями нашего метода, можно сказать, что начальные слова приведенного выше ответа являются показателем того, что мужчина действительно совершал сексуальные домогательства по отношению к мальчикам. Прибавив к этому его слова о том, что он принимал душ вместе с мальчиками и дотрагивался до них, делаем вывод по крайней мере о присутствии Сандаски на местах предполагаемых преступлений.

С точки зрения принципов Схемы, данное интервью уже сейчас идет совсем не так, как было бы выгодно помощнику тренера.

Костас.  Вы отрицаете, что имели сексуальную связь в какой бы то ни было форме с кем-либо из этих несовершеннолетних?

Сандаски.  Отрицаю.

Костас, кажется, хочет идти до конца, но, к несчастью, задает негативный вопрос. В формулировке этого вопроса есть удобная для Сандаски возможность отрицания. Опрашиваемый соскакивает с крючка, поскольку для этого достаточно всего лишь быстро согласиться с тем, что произнес Костас. Сандаски поставлен в положение, в котором он может даже ничего не разъяснять.

Более удачным был бы вопрос: «Какие формы сексуальных отношений были у вас с этими мальчиками?» На это Сандаски, ранее уже не сумевший четко и кратко опровергнуть обвинения, наверняка дал бы еще один очень невыгодный для себя ответ.

Костас.  Вы никогда не трогали гениталии этих мальчиков и никогда не занимались с ними оральным сексом, так?

Сандаски.  Именно так.

Костас достоин уважения за свое упорство. Он хочет получить неопровержимые доказательства эпизодов насилия Сандаски над детьми. Жаль только, что ведущий опять неумышленно формулирует удобный для Сандаски негативный вопрос. Удобный настолько, что интервьюируемый незамедлительно пользуется предоставленной возможностью быстро согласиться с опровержением обвинения. Костас мог бы закончить этап сбора информации и применить тактику ведения беседы, при которой Сандаски был бы вынужден углубиться в сочинение нелогичной истории взаимоотношений с мальчиками. Разумеется, эту странную историю общественность сочла бы смехотворной.

Костас.  Что насчет слов вашего бывшего помощника Майка Маккуири? Он утверждает, что в 2002 году видел, как вы в душевой насиловали мальчика 10–11 лет. Маккуири сказал, что слышал ритмичные звуки, похожие на шлепки, и видел, как ребенок стоял лицом к стене, положив на нее поднятые руки. Ваш бывший помощник считает, что это было изнасилование.

Сандаски.  Я бы предпочел сказать, что это ложь.

Основываясь на принципах Схемы, мы утверждаем, что этот ответ Сандаски является более чем четким сигналом. Выше мы увидели, как мужчина уже дважды не сумел прямо и внятно опровергнуть конкретные обвинения в свой адрес. Теперь же на краткий рассказ Костаса о заявлениях Маккуири можно было отреагировать, например, так: «Я не насиловал этого мальчика» или: «У меня не было никаких сексуальных контактов с этим мальчиком». Однако Сандаски ответил совсем по-другому.

По нашему мнению, инцидент в душевой, о котором говорил Майк Маккуири, действительно имел место. Обратите внимание: интервьюируемый не отрицает слова своего бывшего помощника и даже не пытается утверждать, что в душевой не происходило ничего похожего на сексуальный контакт с мальчиком. Все, что мы слышим от Сандаски, — это лишь странная пассивная фраза: «Я бы предпочел сказать, что это ложь».

Перечисленные сигналы развеивают все наши сомнения в том, что Сандаски совершил акт педофилии в душевой.

Костас.  Есть ли у Маккуири мотив говорить неправду?

Сандаски.  Спросите об этом у него самого.

Данный ответ заключает в себе два сигнала: явное нежелание прямо отвечать на заданный вопрос и очередное абстрактное отрицание, то есть неспособность четко заявить об опровержении конкретного аспекта обвинения.

Очевидно, подтверждаются выводы, о которых мы написали в комментарии к предыдущему ответу Сандаски.

Костас.  Что происходило в душевой в тот вечер, когда Майк Маккуири зашел туда и увидел вас с тем мальчиком?

Сандаски.  В общем, мы принимали душ, баловались. Мальчик повернул вентили всех душей, потом вроде бы начал скользить по полу и, насколько я помню, шлепать полотенцем по всему, что попадалось под руку.

Мы считаем, что намек на неспособность вспомнить обсуждаемое событие в деталях свидетельствует о стремлении Сандаски затруднить поиск точной информации, затеянный Костасом.

Костас.  В 1998 году одна женщина утверждала, что вы принимали душ с ее сыном и по непонятной причине прикасались к мальчику. Ваши с ней разговоры были подслушаны двумя детективами. Как выяснилось позже, вы сказали, что «интимные части» вашего тела, «вероятно, каким-то образом соприкасались» с сыном той женщины. Разъясните произошедшее.

Сандаски.  Ну, я точно не помню, что и кто тогда говорил. В целом, я имел в виду, что если мальчик и впрямь считает, что я к нему так прикасался, то это означает, что я допустил какую-то оплошность.

Анализируя эту часть диалога, видим, что Сандаски ходит вокруг да около и не отрицает прямо, что с упомянутым мальчиком общался в некой странной, неподобающей форме. К тому же из слов об «оплошности» можно сделать вывод, что Сандаски характеризует эту форму общения как неправильное, плохое действие или провинность.

Избирательность памяти («Ну, я точно не помню, что и кто тогда говорил») является для нас показателем нежелания Сандаски раскрывать невыгодные для него подробности, в соответствии с которыми действия по отношению к тому мальчику можно будет расценивать как преступление.

Костас.  Во время одного из подслушанных разговоров с той женщиной вы сказали: «Я понимаю. Я совершил ошибку. Я бы очень хотел, чтобы меня когда-нибудь простили». Далее вы говорили: «Но я знаю, что вы не сможете этого сделать. Лучше бы я умер. Да, так было бы лучше». Не похоже на слова человека, которого несправедливо обвинили или неправильно поняли, правда?

Сандаски.  Не знаю. Насколько я помню, я не говорил, что хочу умереть. Я надеялся, что все можно будет уладить.

Заданным вопросом Костас дает понять, что поведение и ответы Сандаски указывают на виновность в сексуальных домогательствах к мальчикам. Вместо того чтобы внятно опровергнуть уже не раз озвученное обвинение, интервьюируемый заострил внимание лишь на одном незначительном фрагменте вопроса, заданного Костасом, отметив, что во время беседы с матерью мальчика вроде бы не говорил о желании умереть.

Снова и снова в поведении Сандаски мы замечаем абстрактное отрицание. И это вселяет тревогу. Если руководствоваться принципами нашего метода, то на данном этапе анализа интервью у нас не остается никакого другого выбора, кроме твердой уверенности в виновности Сандаски.

Костас.  Вскоре после этого, в 2000 году, уборщик, работавший в Университете штата Пенсильвания, сообщил, что видел, как вы занимались оральным сексом с мальчиком в душевой. Вы действительно делали это?

Сандаски.  Нет.

Любопытно, что после того, как Костас отметил неправдоподобность ответов Сандаски, тот, судя по всему, понял, что пора реагировать на вопросы как можно более прямолинейно. Поэтому сейчас, услышав очередное обвинение, Сандаски произносит четкое «нет». Костас не нарочно повел беседу так, что интервьюируемый быстро осознал бесполезность своих абстрактных отрицаний и начал менять тактику.

Костас.  Не считаете ли вы маловероятным то, что человек, рассказавший о таком ужасном преступлении, как изнасилование несовершеннолетнего, на самом деле ничего подобного не видел и попросту выдумал все от начала до конца? Какими могут быть мотивы такого лжеца? Зачем ему понадобилось врать?

Сандаски.  Это вы у него спросите.

Костас продолжает упрямо искать истину и отказывается принимать обыкновенное «нет», сказанное Сандаски в предыдущей части диалога. Отвечающий поставлен в положение, в котором ему нужно вновь отреагировать на вполне конкретный рассказ уборщика. Здесь Сандаски опять совершает ошибку, а именно озвучивает абстрактное отрицание. Более того, он намекает, что не имеет отношения к данному событию и что об этом нужно для начала поговорить с уборщиком.

И снова, глядя на уже проанализированные выше ответы Сандаски, мы приходим к выводу, что есть все основания считать этого мужчину виновным в совращении детей.

Костас.  Знаете, если все выдвинутые против вас обвинения в сексуальных домогательствам к детям не имеют под собой никакой почвы, то получается, что вы самый невезучий и, пожалуй, самый гонимый человек на свете.

Сандаски.  Я не знаю, что вы хотите от меня услышать. Вообще, думаю, сейчас я проживаю не лучшие дни своей жизни.

Очевидно, странные, неправдоподобные ответы Сандаски на конкретные аспекты обвинения начали раздражать Костаса, поэтому он решил выразить свои собственные подозрения не в обычной форме, а саркастично. Но даже на это интервьюируемый не смог отреагировать разумно. Мы снова услышали из его уст абстрактное отрицание. При этом, на наш взгляд, сущая правда отражена во фразе «Думаю, сейчас я проживаю не лучшие дни своей жизни». Если на совести Сандаски действительно лежат акты педофилии — а именно так мы и считаем, — то сейчас наступили явно «не лучшие дни» его жизни.

Костас  (читает закадровый текст, пока на экране показывают фотографию ареста Сандаски). Адвокат мистера Сандаски, Джозеф Эмендола, утверждает, что обвинение в совращении восьми несовершеннолетних, заявленное Содружеством Пенсильвания, не подкреплено фактами и будет развенчано. (Обращается к Эмендоле.) Пару дней назад вы сказали: «Все нормально, защита будет крепнуть день ото дня». Как, в общих чертах, вы собираетесь выстраивать защиту?

Эмендола.  Дети из числа тех восьми — хотя я пока не могу точно сказать, сколько из них готовы это сделать — расскажут, что на самом деле ничего из заявленного в обвинительном акте не было. Ничего подобного не происходило. Что касается самого серьезного обвинения — я имею в виду историю, рассказанную Майком Маккуири, — у нас есть информация о том, что тот якобы пострадавший мальчик, сейчас уже взрослый, сообщил, что никаких сексуальных домогательств не было.

Костас.  До сих пор не было точных данных о том, что это был за мальчик. Вы уже установили его личность?

Эмендола.  Да, мы убеждены, что точно знаем, кто это был.

Костас.  Выходит, Содружество до сих пор не может установить его личность, а вы смогли?

Эмендола.  Да. Любопытно, правда?

Костас.  Вы бы позволили своим детям на время остаться наедине с вашим клиентом?

Эмендола.  Безусловно. Я убежден в невиновности Джерри. Честно говоря, Боб, поэтому я и взялся защищать его.

Костас.  Вы убеждены именно в невиновности? Не в том, что сможете смягчить его наказание, а в том, что он невиновен?

Эмендола.  Да, я уверен, что он невиновен.

Костас  (читает закадровый текст, пока на экране показывают фотографию Сандаски и Джо Патерно). Напомним, что Джерри Сандаски, не раз помогавший Джо Патерно и его команде становиться лучшими на чемпионатах по американскому футболу, сейчас находится в центре более чем громкого скандала. На жизни Патерно это резонансное событие сказалось крайне неблагоприятно — главный тренер был отправлен в отставку. (Продолжает разговор с Сандаски.) Поговорим о том, как обстояли дела до 2002 года, прежде чем была предана гласности информация об обвинениях против вас. До того момента знал ли Джо Патерно что-нибудь о тех ваших поступках, которые можно расценивать как неподобающие действия по отношению к детям?

Сандаски.  Не могу дать абсолютно точное разъяснение на этот счет. Отвечу так: нет, он не знал.

Оговорка «Не могу дать абсолютно точное разъяснение…» свидетельствует о том, что до 2002 года Патерно наверняка было что-то известно о порочных наклонностях Сандаски.

Костас.  Патерно никогда не обсуждал с вами напрямую ваше общение с детьми?

Сандаски.  Нет.

Костас.  Ни разу?

Сандаски.  Ни разу.

Костас.  Он никогда не спрашивал вас, не совершали ли вы какие-нибудь недопустимые действия по отношению к мальчикам?

Сандаски.  Нет.

Костас.  Он никогда не спрашивал вас, не нуждаетесь ли вы в помощи, в консультациях?

Сандаски.  Нет.

Костас.  Он никогда не выражал неодобрение каких-либо ваших действий?

Сандаски.  Нет.

В этой части диалога обсуждается предполагаемая осведомленность Джо Патерно о «неподобающих действиях» Сандаски. В поведении опрашиваемого нет признаков преднамеренной лжи. Возможно, это вызвано тем, что Костас вновь задает негативные вопросы(см. главу 11), тем самым давая Сандаски шанс быстро увильнуть от честных развернутых ответов.

Костас.  Что вы чувствуете, когда думаете о том, как весь этот скандал повлиял на Университет штата Пенсильвания, на жизнь Джо Патерно и на университетскую футбольную команду? Что вы думаете о своей роли во всем случившемся?

Сандаски.  Ну, что я могу чувствовать, если речь идет о людях из университета, в котором я работал, о людях, которые значат для меня очень многое? Что я могу чувствовать? Глубокую грусть.

Костас.  Вы чувствуете грусть. А нет ли у вас чувства вины?

Сандаски.  Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

Продолжая попытки узнать правду, Костас еще раз задает Сандаски вопрос о предполагаемой виновности, но тому опять не удается выразить отрицание какого-либо аспекта обвинения. Более того, Сандаски говорит, что недостаточно хорошо понимает вопрос.

Эти сигналы, если основываться на принципах нашего метода, тоже указывают на очень высокую вероятность виновности Сандаски.

Костас.  Вы чувствуете вину? Чувствуете, что все это произошло из-за вас?

Сандаски.  Нет, не думаю, что я в чем-либо виноват. Моя вина может быть лишь частичной.

Сандаски спрашивают, считает ли он себя виновным в произошедших событиях. В ответе два противоречивых утверждения. Первое: «Нет, не думаю, что я в чем-либо виноват». Заявление с оговоркой «не думаю» выглядит весьма странно. Фраза, которая следует далее: «Моя вина может быть лишь частичной», — полностью исключает смысл предыдущего утверждения.

По нашему мнению, противоречивость данного ответа свидетельствует о том, что Сандаски на самом деле очень хорошо осознает правдоподобность и обоснованность предъявленных ему обвинений. Хотя мужчина и старается, но ему явно трудно изображать из себя честного человека, который не сделал ничего плохого.

Костас.  В чем выразилась ваша доля вины? Какие из совершенных вами действий вы признаете ошибочными?

Сандаски.  Если вспомнить все произошедшее, то, думаю, мне не надо было принимать душ с теми мальчиками. Это было неправильно.

Костас.  Вы считаете ошибочным только это?

Сандаски.  Да… Скажем так, это, мне кажется, была моя главная ошибка.

Костас спрашивает, какие именно из своих действий Сандаски считает неправильными. Интервьюируемый признает, что ему «не надо было принимать душ с теми мальчиками». Эти слова говорят о присутствии Сандаски на местах преступлений.

Данный ответ вкупе с проанализированными выше заставляет нас прийти к выводу, что на момент проведения интервью полиция и общественность знали лишь верхушку айсберга всех обстоятельств насильственных действий Сандаски над детьми.

Костас.  Вы считаете себя педофилом?

Сандаски.  Нет.

Здесь, как видите, нет признаков преднамеренной лжи. Однако важно отметить, что задан вопрос, относящийся к типу вопросов о точке зрения. Сандаски, вероятно, целенаправленно хочет рассказать о своем поведении так, чтобы оно казалось далеким от общепринятых представлений о поведении педофила.

Костас.  У вас есть половое влечение к несовершеннолетним мальчикам?

Сандаски.  Есть ли у меня половое влечение к несовершеннолетним мальчикам? Половое влечение? Нет. Знаете, мне нравится молодежь, мне нравится бывать в компании молодых людей, но полового влечения к мальчикам у меня нет.

В этом ответе есть отчетливый сигнал, а именно двукратное повторение вопроса. Это очень похоже на попытку Сандаски выиграть время, чтобы собраться с мыслями и озвучить приемлемый ответ.

Костас.  Вне всяких сомнений, в числе ваших законных преимуществ — презумпция невиновности и право на профессиональную защиту. В то же время есть большое количество сведений, зная которые множество трезвомыслящих людей уже составили мнение о вас как о виновном в ужасающем насилии над детьми. Учитывая то, какими терминами описаны выдвинутые против вас обвинения, можно с уверенностью сказать, что миллионы американцев считают вас недостойным прощения. Те, кто еще неделю назад ничего не знал о Джерри Сандаски, уже сегодня расценивают ваши поступки как не просто преступления, а бесчеловечные чудовищные злодеяния. С какими словами вы готовы обратиться ко всем этим гражданам США?

Сандаски.  Я не знаю, какие слова сейчас способы поменять умонастроение этих людей. Единственное, о чем я хотел попросить: подождите делать категоричные выводы до тех пор, пока мой адвокат не получит возможность вступить в честное состязание и доказать мою невиновность. Думаю, это будет серьезная, сложная борьба.

Даже услышав, что, по мнению многих американцев, он почти монстр, а не человек, Сандаски не решается внятно опровергнуть обвинения в педофилии. Кроме того, фраза «Я не знаю, какие слова сейчас способы поменять умонастроение этих людей» свидетельствует о том, что Сандаски отлично осознает, насколько трудно будет заставить народ поверить в ложь. Это действительно трудно, особенно если учесть невообразимо страшный характер действий, совершенных Сандаски по отношению к мальчикам. С обвинителями этому мужчине придется бороться еще многие месяцы и, вероятно, даже годы.