— Ну, и что мне вам еще рассказать? — к концу уроков учитель немного расслабился, успокоился, стал улыбчивее и добрее.

— Расскажи нам про Москву, учитель! Да, да, про Москву! Хотим слушать про Москву!

— Это в который уже раз-то? Небось, сами наизусть давно все знаете?

Классная комната в школе была всего одна. Если поперек, то шагов пять, а вдоль — все десять. На лавках, уставленных по периметру и застеленных цветными яркими половичками, связанными на уроках труда девчонками, сидели школьники. Вся школа большого села. Все пять человек. Это на трудах мальчишек и девчонок учили отдельно, потому что потом у них труд будет другой, разный он будет. В прошлый раз, например, трех девчонок водили на ферму и учили доить коров. А парни в это время помогали кольщику колоть барана.

А на обществознание и на историю все собирались вместе.

Говорят, раньше тут сидели плотно-плотно, и даже зимой приходилось открывать форточки, потому что было душно. Теперь вот — всего пятеро. Но это еще хорошо, потому что у соседей, говорят, в этом году школа и вовсе не открылась — некого стало учить.

— Ну, что ж… О Москве вам, значит…, - учитель подошел к окну, выглянул на улицу зачем-то, посмотрел наверх, на серые осенние тучи, обложившие небосвод.

В школе было тепло. Дров заготовили в этом году с запасом, и если что — детей можно было держать здесь, под хорошим присмотром, хоть целый день.

— Москва, говорили те, кто видел ее, очень и очень велика. Если к нашему селу добавить еще пять соседских, то и все равно получилось бы меньше, чем Москва.

— Потому и называли ее всегда — большое село! — выкрикнул с места чернявый Аман, сын местного кузнеца.

— Да, за эти размеры так и называли, — подтвердил учитель. — Только жили там совсем не так, как мы живем. Не было у них своих садов и огородов, не было чистой речки, из которой носим мы воду в наши бани, не было глубоких колодцев и прозрачных ключей. А жили москвичи в многоэтажных домах. Вот если дом поставить на другой дом, а тот еще сверху, и еще, и еще, то и получается такой вот многоэтажный дом.

— Хи-хи…, - кто-то хихикнул, не сдержавшись, потому что знал, о чем будет речь идти дальше.

— …И сортиры в таких домах были прямо там, где люди живут. А все то, о чем вы сейчас подумали, стекало вниз по трубам и растекалось толстым слоем по земле на специально выделенных полях около Москвы, пока там не высохнет полностью и не впитается в землю…

— Ой, фу-у-у! — сморщился напоказ кто-то из девчонок.

— Да-да, запах в Москве стоял тяжелый. Много народа, очень много. Много машин. Вот у нас в селе есть трактор, и вы нюхали, как пахнет из выхлопной трубы. А представьте, что этих тракторов сто или даже все двести, и они стоят возле огромных битком набитых домов, разъезжают с шумом по улицам, из их труб вылетают облака вонючего дыма… А в домах люди гадят практически прямо там, где едят, где живут, и все это ползет по трубам, частично сливаясь в воды реки Москвы, частично на те самые поля орошения…

…

— А еще Москва всегда брала с нас дань. Самую тяжелую дань за все времена, самую позорную. Дань людьми. Она требовала присылать к себе самых умных, сильных и активных. И потом они никогда не возвращались обратно. Так что мы даже не можем сказать, зачем их туда свозили, что там с ними делали. Но из моего рассказа, надеюсь, вам стало ясно, насколько тяжело жилось нашим предкам, и как страшен далекий город Москва, оставшийся для нас на сегодня просто исторической легендой.

После уроков Аман с Джохаром забежали за общинный амбар.

— Ну? Ты и теперь будешь говорить, что учитель всегда прав? Он рассказывает эту сказку о страшной Москве уже десятый раз, я специально считаю! И ни разу ни в одном слове не запнулся, слово в слово повторяет. Заучил — и теперь рассказывает из года в год одно и то же.

— Ну и что? А может, он правду говорит? Правда — она ведь тоже не меняется. Так?

— Может и правду. Только как проверить? Вот когда опыты химические показывает — там проверить можно. А про Москву… Уйду я сегодня, — вдруг резко оборвал обсуждение учителя Джохар.

— Куда?

— На Север пойду. В саму Москву. Дядька мой ушел туда. И дед мой туда ушел…

— Так они же не вернулись.

— А ты не подумал: может, там просто так хорошо, что и уходить оттуда не надо?

— Хорошо? Если хорошо, они вернулись бы за нами. Они бы позвали всех с собой.

— Ага, как же. Держи карман шире! А если там хорошо, но очень тесно? На всех хорошего-то не хватит. Наоборот, надо всем сказки рассказывать, как страшно в Москве, как плохо, как гадко…

— Так ты не веришь, что там дома, как каменные пещеры, вонючие и тесные? Что на улицах там дышать нечем? Что…

— Да все это сказки. Ты подумай головой. Ну, поставишь ты дом на дом. А там второй и еще. Сколько он говорил? Девять домов враз один на другой? А как входить и выходить? А? Не бывает таких лесенок! Потому что не бывает таких высоких деревьев. А там, в Москве, наверное, чистые реки и ручьи, булыжная гладкая мостовая, большое подворье у каждого дома, арыки к огородам, чтобы не таскать воду ведрами, большие теплые сортиры за домами со стеклянным окном в двери, откуда виден весь огород, огромные поля, чтобы скакать на лошади, леса с грибами, птицей и зверем… Там наверняка хорошо, в настоящей Москве. Потому никто оттуда и не возвращается. Ну, что им после той Москвы у нас может понадобиться…

— А как же я?

— А ты пока оставайся. Но помни, если я не вернусь — значит, там очень хорошо. Тогда ты тоже приходи в Москву. Будем там вместе на лошадях скакать, на медведя ходить. Будем, как братья.

— А что мне сказать в школе?

— Ничего не говори. Не надо. Пусть сами у моих родителей спрашивают, если хотят. Ну, брат…

Они подняли кулаки, стукнулись ими слегка, и тихим полушепотом проскандировали:

— В Мос-кву. в Мос-кву, в Мос-кву!