Мама работала в библиотеке. А Янка училась в школе.

Каждое утро, кроме выходных и праздничных дней, мама завтракала вместе с Янкой, а потом уходила в сеть. Их библиотека, как и все остальные, была районным филиалом государственной. То есть, «все остальные» — это как раз филиалы. А еще могли быть частные. Но они были локальными и влияния почти никакого не имели.

А Янка брала планшет и шла в школу.

Раньше, говорят, все было наоборот. Учились из дома по сети, а на работу ходили. Это, наверное, было здорово. Потому что утром, да еще если смена сезонов… Вот еще странно: всю природу уже победили и подчинили, а сезоны все равно меняются. И если лето — оно всем нравится, то осень или зима… Янка подумала и решила, что она бы жила там, в прошлом, у моря, где всегда лето. А в школу бы выходила через сеть. И оценки через сеть. И лекции всякие тоже. Еще она подумала, что надо не забыть и записать эту мысль. И развить. А еще украсить и сделать начало и конец, и как-то связать с современностью. Любой текст, учил их Петр Иванович, старый литератор, обязательно надо связывать с современностью. Пусть не напрямую, а намеком каким-то. Янка подумала, что вот это и есть намек — что в школу ходить не надо. И это может вызвать дискуссию. И это хорошо.

Нет, понятно, что раньше все хотели не ходить в школу, а пыриться в сеть. И даже, говорят, так однажды и сделали. Но потом что получилось? Получилось так, что учились все в сети, работали в сети, покупки делали тоже в сети. И развлечения все были в сети. И вообще все-все-все. То есть, не жизнь, а сеть, получается. И во-первых, как объяснили в школе, хуже стало здоровье нации. А во-вторых, как сказала мама, когда Янка спросила, не было социализации. Вот для здоровья и социализации ввели режим и обязательное посещение школы. Это потом, когда уже взрослый, когда сам за себя отвечаешь, можешь хоть вообще из дома не выходить. Это ты уже сам себе вредитель, и это твое личное дело. Но пока ты подрастающее поколение, в тебя стараются по максимум вложить здоровье, распорядок дня, привычки всякие полезные.

Янка подумала, что главная привычка у нее — это высыпаться по выходным. Это когда никуда не надо идти, можно валяться в постели до ломоты в боках и спине, и никто тебя не поднимает с раннего утра на зарядку и в школу. Потому что мама по выходным тоже отсыпается. Она на своей работе так уматывается, что спит без снов — так говорит. А в выходные спит со снами. И даже рассказывает потом. А Янка записывает.

Петр Иванович требует от них, чтобы ни дня без строчки. Некоторые, как Пашка, например, таки делают — ровно строчку. Чтобы не приставал никто. Но большинство пишет помногу. Потому что это развитие письменной речи, что пригодится в работе, а еще — та же социализация. Ты как бы всем рассказываешь что-то. А они отвечают. А если напишешь много, то твой текст появляется в районной библиотеке. И можно говорить всем, чтобы заходили и читали. Это уже уровень.

У Янки так несколько раз было. Раз она сон мамы расписала на пять страниц. А раз просто написала про школу. Там ведь если подробно писать, так целый роман может получиться. Им такой роман в музее показывали. Как раз про школу. Но тогда, в древности, писали на бумаге. Ну, сколько людей могло прочитать такой роман? Единицы? Вот в сети, да еще если попасть в библиотеку… Тут ведь, если интересно напишешь, тебя могут прочитать миллионы. А теоретически — миллиарды.

Янка даже остановилась. Миллиарды! Это же просто невозможно, какое большое число.

— Чо стоим, кого ждём? — спросили сзади.

Это Пашка подкрался незаметно.

Янка вздохнула и пошла дальше. Школа — вон. Уже видна. Теперь весь день там проведешь. В детстве, когда еще не все понимаешь, Янка говорила маме совершенно честно, что ходить в школу ей не тяжело. И из школы домой — не тяжело. А вот сидеть в школе — бр-р-р!

В школе, кроме уроков, были еще и внеклассные мероприятия. И вот тут-то прозвучало, что тексты из библиотек исчезают. Мол, кто-то полез посмотреть свой текст, а его там нет. Но ведь был!

— Янка, — сказал народ. — Ты бы как-нибудь тихонько спросила у своей матери. Что за дела? Старался, писал. Даже в библиотеку попал. А тут — раз, и нету текста. И что теперь? Снова его писать, что ли? Это как работа получается. Натурально — самая настоящая работа. Может, сбой у них программный? А где тогда копия? Нет, Янка, ты точно узнай!

Вот поэтому вечером за ужином разговор вышел не о школе и отметках, а о маминой работе. Столько нового узнала!

А на другой день рассказала всем, кто интересовался:

— Есть такое правило, что если три месяца никто текст не открывал, то текст помечается «на удаление». И потом еще месяц просто в индексы не вставляется. Пролетает мимо. А еще потом — просто удаляется из библиотеки. Она же не безразмерная, в конце концов! И это не люди делают, а программа. Все чисто автоматически. Нет просмотров — давай, до свидания…

Народ был просто ошеломлен.

А потом все шумели и кричали и чуть по столам не прыгали. И создали тайное общество по поддержке книг. Чтобы обмануть бездушную программу и сохранить литературу. И Янка тоже туда вступила. Потому что тоже хотела сохранять литературу. А Пашка, как самый громкий, стал вроде председателя в тайном обществе. Составили списки, разделили по буквам. И чтобы каждый, значит, заходил регулярно в библиотеку и открывал тексты. Сначала — всех своих. Это в первую очередь, чтобы своих. А потом уже и остальные. Тогда программа будет видеть, что тексты читаются, и не удалит ничего. И литература в целом сохранится. А Пашка еще сказал, что надо связаться с другими школами, а потом даже и с другими городами. Потому что если не мы, то кто возьмется за такое? А глупая программа так ведь просто вычистит всю культуру и литературу из библиотек. Что останется нашим детям?

Это так Пашка вещал, насчет детей. А девчонки краснели и хихикали. А парни ржали. Дураки, ясно.

Но этим вечером Янка выполняла норму по спасению литературы.

И на другой день — тоже.

И на третий.

Это ведь совсем не трудно: зайти в библиотеку, по фильтру найти те тексты, которые давно не открывались, кликнуть мышкой, вернуться, зайти в следующий…

А через неделю Пашка подводил итоги кампании. Спасли, сказал он, столько-то. Под угрозой — столько-то. Роботы проклятые жрут нашу человеческую литературу! Но мы на стоим стрёме, мы здесь не просто так! Нас поддержали все три районные школы!

— А тебя, Янка, — сказал он строго, когда все стали расходиться, — я попрошу задержаться.

Она как раз торопилась домой, чтобы скорее поужинать, а потом…

— Ну? — спросила она.

Пашка помолчал, сурово глядя ей в лоб, а потом показал, как много текстов пропало из-за Янки. Потому что она редко кликает мышкой. Потому что ей в лом, что ли, поддержать народ, когда все вместе и разом и заодно.

— Когда мы едины, — сказал Пашка, — мы непобедимы. Понятно тебе, Зайцева?

И это было даже как-то страшно — по фамилии. Как Петр Иванович, прямо.

Она стала говорить, что каждый ведь вечер. И что вот сейчас специально торопилась домой, чтобы — в библиотеку. И что у нее свидетель есть — мама. Но говорила как-то неуверенно, как-то тихо. И глаза — вниз и в сторону.

— Постой-постой, — сказал Пашка. — Так ты — что? Ты, может, это… Ты их читаешь, что ли?

— Ага, — кивнула Янка, чуть не плача.

— Эх, ты… Мы здесь не для того, чтобы читать и удовольствие от этого получать. Мы — чтобы спасать литературу! И чтобы писать литературу. Вот ты сама — сколько текстов написала вчера?

— Я просто не успела. Я читала.

— А надо — писать!

И это — Пашка. Который — ни дня без строчки. А что еще скажет Петр Иванович, когда узнает?

Но Янка все слушала, все кивала, а сама ждала, когда можно будет бежать домой. Там поужинать, а потом — в библиотеку. Там такой прикольный текст нашелся. Как раз про школу, только не как у них сейчас, а как раньше. И там про старшеклассников, и про любовь, и про большую войну…

— Спасатели — вперед! — крикнул в конце Пашка.

И рукой так показал: мол, в атаку, вперед, беги, Янка!

И Янка побежала домой. Она решила быстро-быстро покликать мышкой, чтобы помочь спасти литературу. А потом, думала она, можно будет открыть тот прикольный текст и прочитать, наконец, до самого конца. Потому что в очереди есть еще про единорогов, и еще про рыцарей и драконов. И еще много всего интересного.

Но сначала — спасать литературу.