Темный лес был совсем не страшный. И чего его бояться? Что тут вообще может быть страшного — в лесу? Лес — он кормит, одевает… Лес дает жизнь всему племени. Лес прикрывает от страшных кровожадных гоблинов.

Ун крался по ночному лесу, вздрагивая иногда от непонятных шорохов и страшных ночных звуков. Он же не виноват, что ему еще нельзя со всеми, что годами и ростом просто еще не вышел. Понятное дело, никто не примет его в настоящий ночной поход, не объявит перед всем народом настоящим охотником. А он все равно всем докажет. Он ничуть не хуже этих, которые большие. И если снова будет война — он тоже пойдет, и будет воевать. Не помогать и подносить стрелы лучникам и камни пращникам, а — сам. Как большой. Как настоящий охотник. Но для этого надо продержаться в ночном лесу, а потом выйти из него утром с добычей.

Старших на закате увел из поселка шаман. У них ночной поход против страшного вечного врага. Люди и гоблины просто не могут жить вместе.

Вождь уже давно спит, наверное. Вождь должен хорошо отдыхать, потому что у него много трудов днем. И всякая мелочь голозадая, и девчонки все — они тоже спят. Не потому, что работа у них днем, а потому что мелкие еще. Им расти и расти. А девчонкам — готовиться замуж. За самых настоящих охотников.

Все спят.

А Ун, которого так назвали, потому что он первый ребенок в семье, шел по ночному лесу. Если вокруг все черным-черно и колется — это елки. Если становится вдруг просторно вокруг и мягко шагается — это сосна. Высокая рыжая сосна. Еще бывает разный обязательно колючий кустарник.

Ун шарахнулся от внезапного треска веток справа, споткнулся о корень, как будто специально выставленный ночным деревом…

— А-а-а… Ух! Ой!

Не смешно. Да. И даже очень больно. Вот как теперь охотиться? Как доказывать, что уже не маленький?

Крутой песчаный откос привел на сырое дно оврага. Хорошо еще, не в болото и не в речку. Хотя, подумал Ун, если бы в речку — было бы не так больно.

— Эй, ты там живой? — раздался шепот сверху.

Ночью все слышно хорошо. Особенно — если человек говорит. Лес сразу выдает человека. Это зверя можешь не услышать, пока он не кинется на тебя. А человек человеку…

Песок с шорохом пополз под ногами невидимки. Слышно-то, вроде, слышно, да все равно ничего не видно.

— Где ты тут?

— Здесь, — буркнул Ун, пытаясь узнать по голосу. — Кто это?

Ему уже было наплевать на смех и на издевательства. Это будет потом, когда вернется в поселок. А сейчас просто очень сильно болела рука. Не нога, которой запнулся, а правая, самая нужная, рука. Она наливалась горячей тяжестью, и двигать ею было совсем нельзя.

— Я — Ерс. По-нашему — первый, значит.

Чужой! Правая рука дернулась к ножу, и Ун чуть не задохнулся от боли. Кричать при чужих нельзя. Только замычал, вцепившись зубами в край плаща. И еще слезы…

Все-таки ночью хорошо. Ничего не видно.

Мягкие руки нащупали его плечо. Потом легко обвели руку, а потом вдруг…

— А-а-а!

— Тихо, тихо! Все-все-все! Это был простой вывих! Я вправил.

— Убил бы тебя. Предупреждать же надо!

— А если бы предупредил — ты бы поддался?

Ну, правильно говорит. Конечно, не поддался бы. А теперь зато боль постепенно уходит. Нет, рука все равно болит, но уже можно шевелить ею. И даже можно достать нож.

— Я — Ун, — сказал он. — Это от Унус, первый, то есть, по-нашему.

Упала тишина.

— Эй, — осторожно прошептал Ун. — У меня нож есть, если что.

— И у меня есть нож. И еще у меня лук.

— А у меня — праща. Но мы же с вами не воюем, верно? Вы кто вообще?

— Луговые мы. С луга, что за рекой.

— За рекой. Далеко. А мы — лесовики. Охотники. С гоблинами вот воюем насмерть.

— И мы — с гоблинами! Каждый год — с гоблинами воюем. Гоблины страшные, но мы отбиваемся.

— Так у нас с вами мир, что ли? Мы, что ли, союзники, выходит?

Так в темноте ночного оврага познакомились и сразу подружились Ун и Ерс.

А как им было не подружиться? Возраст один. Рост — Ун примеривался — тоже примерно один. И первые в своих семьях. И в лес они пришли за одним и тем же.

— Наши пошли на гоблинов охотиться, — с тоской сказал Ерс. — А меня не взяли. Молод еще.

— И наши пошли на гоблинов… А мне хоть бы кого. Хоть зайца, что ли… Чтобы тоже — ночью. Чтобы добыча. Иначе ругать будут.

— И меня — ругать.

— А девчонки — смеяться…

— Да!

Но с Уна охотник был уже никакой. Правой руке немного полегчало, но все равно пращу сильно не раскрутить — больно. Понятное дело, Ерс сразу решил помочь. Как иначе? Другу всегда помогают.

Зайца — не зайца, а глухаря он как-то добыл. И сам привесил его за шею к ремню Уна.

— Знаешь, что, — сказал тогда Ун. — Пошли теперь со мной. Покормят, а потом еще проводят хоть даже и до самой реки. А то — мало ли… Гоблины ведь — они хитрые. И темно ведь.

Ерс замялся, но Ун схитрил. Стал стонать и говорить, что еле-еле идет. И Ерс, как настоящий товарищ, повел его к нему домой.

На рассвете вышли на опушку леса и увидели частокол.

— Ха! — громко и радостно закричали от ворот. — Смотрите, люди! Мой первенец — герой! Он живого гоблина словил!

— Папка, — сразу заулыбался Ун. — И не ругается совсем…

— Ах, какой у меня сын! — пел, приплясывая, его отец. — Он пошел в меня — настоящий охотник. У него глухарь — ах, какой глухарь! Мы сварим суп и накормим всех! И он пошел в деда — великого охотника. У него гоблин — ах, какой гоблин! Живой! Кто может сравниться с моим сыном? Кто еще привел в поселок живого гоблина?

Ун остановился. Какой гоблин? Это — Ерс! Ерс — друг и союзник. А с гоблинами мы воюем. Гоблины страшные и кровожадные.

— Веди его сюда, — смеялись люди, собираясь у ворот. — Сейчас мы вместе посмотрим, что там у него внутри. На свету посмотрим, не ночью.

— На счет три, — сказал Ун тихо.

— Понял, — так же тихо ответил Ерс, уже снявший с плеча лук.

— Раз, два… три!

Они кинулись в кусты, как испуганные зайцы.

Вжик, вжик — пролетели над головой камни и тупо ударились в ствол высокой сосны.

Теперь уже Ерс нес глухаря, а Ун смотрел, чтобы за ними никто не гнался. Он своих хорошо знал. Они упорные — настоящие лесные охотники. Поэтому сначала мальчишки бежали в самую гущу леса, а потом резко свернули, чуть не навстречу погоне, а потом еще раз свернули — и прямо к реке.

Река тут была широкая, но мелкая. Шагов двадцать в ширину, не меньше. По пояс в воде, непрерывно вращая пращу над головой — это больной-то рукой!

В общем, к деревне луговых вышли уже совсем дохлые. Ну, почти. Такие — еле-еле передвигающие ноги.

— Иде-е-ет! — кричала какая-то малявка с вышки у таких же ворот. — Веде-е-ет!

— Ай, молодца, — приплясывал в воротах отец Ерса. — Ай, какой охотник растет! Лучший охотник в племени будет! Ночью в чужом лесу глухаря взял! Ах, какой суп будет! И еще — гоблин! Живой гоблин! Зачем тащить голову, когда он сам ее несет? Ну, кто сравнится с моим сыном? Кто хоть раз приводил в деревню живого гоблина?

— Ха-а! — весело кричали соседи. — Веди его скорее сюда, Ерс! Мы посмотрим, какой он изнутри днем!

— На счет три, — прошептал Ерс.

Их догнали почти на самой опушке леса. Луговые догнали. Охотники бежали неторопливой мерной рысцой, которой даже оленя можно загнать до смерти. А тут — два пацана. Да еще и не спавшие ночью. Так что до опушки им на самом деле было еще бежать и бежать, а охотники с луками и копьями — вот они, уже почти в спину дышат.

Да и бежать-то уже было некуда. По опушке леса споро разворачивались охотники лесовиков. Зажужжали пращи, готовясь выпустить рой крепких гладких камней.

— Гоблины! — закричали с одной стороны.

— Гоблины! — подхватили с другой.

Ерс и Ун стояли спиной к спине, не отворачиваясь от неминуемой смерти. Все знают с малых лет — гоблины никогда не щадили людей.

Ун стоял с ножом и щурился на недосягаемую опушку леса. Он не мог кидать камни — рука не позволяла. Но он мог прикрыть спину друга. Даже от страшных гоблинов, вышедших из леса.

Ерс стоял с маленьким детским луком в руках. Спину его держал новый друг. А спереди от луговой деревни набегали гоблины.

Самые настоящие страшные злобные кровожадные гоблины.