— …А теперь покажите, как вы планируете свою работу…

В школе — проверяющая. Почему, отчего — неизвестно. Но вот пришла инспектор Гороно, и уже больше часа «измывается» над молодым директором и завучами.

— Ну, как планирую… Есть у меня тетрадь, я там себе пишу задачи на неделю и на каждый день.

— А покажите, покажите…

— Но это же я пишу себе? Для себя только- с сомнением в необходимости показа такой тетради спросил директор школы.

— Что значит — для себя? Вы — это не просто вы, вы — директор школы. И от того, как вы распланируете свою работу, зачастую зависит работа всей школы, — назидательно сказала не старая, но невозможно скучная дама. — Так что несите, несите… А я пока еще завучей поспрашиваю…

Те уже, привычные ко всему, вытаскивали из столов кипы каких-то бумаг.

Директор спустился в свой кабинет, постоял там, молча матерясь, достал из сейфа свою рабочую тетрадь, и снова поднялся на второй этаж, где расположилась проверяющая.

— Вот, смотрите…

— Так-так. Интересно. О! У вас даже и по часам есть?

— Бывает много работы, приходится даже часы расписывать, да…

— Ну, что же, — она что-то записывает в свой блокнот, — планы я ваши вижу. А теперь покажите отчеты.

— Э-э-э… Какие еще отчеты?

— Ну, как же! У вас есть планы. У вас просто обязаны быть отчеты об их выполнении! Иначе это не планирование, а так, бумажка, — презрительно кинула она на стол большую тетрадь в девяносто шесть листов.

— Извините…, — директор помотал головой. — Я что-то плохо понимаю, видимо. Это, — показал он на тетрадь, — мои личные планы. Понимаете? Это я сам себе планирую. Какие отчеты, что вы?

— Та-а-ак… Вы действительно плохо понимаете. Вот ваши завучи — опытные. Они знают, что планирования без отчетности не бывает. А у вас это недочет, недочет…

— Еще раз извините, — директор наклонился, заглядывая инспектриссе в глаза, — но вы это все серьезно говорите? Что я сам себе должен писать планы, а потом сам себе отчитываться в их исполнении?

— Да. Так и запишем. Отчетности нет, выполнение планов не контролируется…

Директор школы развел руками, посмотрел на своих завучей.

— Знаете, пишите вы, что хотите. Я пока пройду по школе. Надо, знаете ли, контролировать работу. У нас, знаете ли, по вечерам разные секции, факультативы.

— Но…, — начала было проверяющая, и умолкла, потому что за директором уже закрывалась дверь.

Он походил по всем этажам, заглядывая во все классы, где еще горел свет. Обсудил с физруком будущие соревнования, пострелял у военрука из «воздушки» по мишеням, заглянул в компьютерные классы…

Когда он вернулся в кабинет завучей, инспектора уже не было, а завучи сидели над расписанием на следующую четверть.

— А где эта… Как ее?

— Мы ее выгнали…

— Шутка, что ли?

— Нет, правда. Надоело, знаете. Вы правы, это все такой формализм, никакого отношения к работе не имеющий. И мы ее просто выгнали. Сказали, чтобы уходила, проводили до дверей, помахали рукой, предупредили, чтобы больше не приходила…

— Что, серьезно? — директор просто наслаждался ситуацией. — Что, вот так, взяли и выгнали инспектора Гороно? Отлично! Молодцы! Хвалю!

Утром он пришел еще раньше и сел, улыбаясь, у телефона. Ровно в восемь утра раздался звонок из Гороно:

— Что вы себе позволяете?

— Я? Извините, о чем вы? Я ничего себе не позволяю…

— Вы знаете, что вчера было?

— Приходила ваша инспектор, мы с ней поработали. Потом она ушла…

— Ваши завучи выгнали ее! Выгнали представителя руководящего органа!

— Я не присутствовал… Но понял вас, понял. Это безобразие. Я буду разбираться… Мне надо будет с каждым из завучей переговорить индивидуально, выяснить, что и как случилось. Я разберусь. Спасибо за информацию.

И он, продолжая улыбаться, положил трубку.

В первый раз завучи поступили именно так, как он хотел бы и сам, да несолидно как-то директору — женщину…

Больше эта инспектор в школу для проверок не ходила. А вопрос о планировании и отчетности не поднимала ни одна комиссия.