— Что это? — удивился директор при виде каких-то тряпок, разбросанных по коридору.

— Это всё девятиклассники. Они так последний экзамен отмечают, балбесы…, — учительница истории пнула тряпки подальше от дверей кабинета, где только что принимала экзамен. — Пиджак бросают, наступают на спину и за рукав рвут. У кого покрепче — так вовсе пополам разрывается. А так-то рукава только… Вон, накидали, оболтусы… Так и ходят потом до вручения свидетельства.

— А у нас формы не было, когда я учился… В костюмах ходили, в пиджаках — простая школа была.

— А девочки?

— Ну, девочки до восьмого в форме, да. В этой, коричневой с белыми фартучками. А потом резко так в обычном стали ходить — мы их даже не узнавали поначалу.

— А эти вот — рвут… Это они празднуют, что из школы уходят. Радуются.

Директор еще долго после экзамена сидел в кабинете, подписывая документы и думая иногда: а вот они в своем восьмом могли бы так же костюмы свои порвать? Выходило, что нет, не могли. Костюм этот был не только для школы, а для всех торжественных случаев. Для театра и кино в том числе. И для походов в гости. И праздники разные. Нет, костюм не рвали.

Лето пролетело в отпусках и ремонтах. А уже в августе директор школы получил указание «сверху» о дальнейшей демократизации на школьном уровне. В общем, полагалось создать Совет школы, в котором на равных присутствовали бы ученики, учителя и родители. Надо было придумать Устав школы и утвердить его на общешкольной конференции. А так как ни один зал не мог вместить учеников с родителями, то конференцию надо было провести не со всеми, а только с выбранными по классам делегатам. И значит, надо было еще делегатов избирать, собрания проводить, с родителями в том числе.

Месяц выборов и шума, месяц сбора предложений и запросов… Месяц сочинения устава, когда чуть не каждый день звонки из других школ:

— Ну, ты как? Написал уже? Дай списать! Не жмоться! Пусть у всех одинаково будет!

А еще педсовет, целиком посвященный только предстоящей конференции. А еще шум среди учителей, которым вовсе не хотелось оказаться в меньшинстве при голосовании, и которые хотели идти на конференцию все вместе, и там послушать, что еще новенького предложит директор школы. Во всяком случае, в устав они внесли много своих предложений: и об обязательности посещения уроков (это против прогульщиков), и о курении, и о мате и о поведении…

— И последний вопрос, который я хотел бы обсудить на конференции…

Директор, как на уроке, прохаживался перед рядами скамеек, расставленными в спортзале. На них сидели ученики и родители. Учителя как-то кучкой сбились ближе к выходу. Конференция постепенно близилась к концу, успешно избрав Совет школы и утвердив Устав школы. Все вопросы решали голосованием. Школьники вскакивали с места, подпрыгивали, чтобы увидеть, убедиться, что действительно все «по-честному», как и обещал директор, и поднятые руки считают, и их, учеников, мнение учитывают.

Труднее всего было директору. Это как провести весь день в уроках. Только на уроках есть еще время и для письменных работ, и для ответов, а тут — все сам, все на голосе, все на улыбке.

— Последний вопрос: «О форме», — все затихли, прислушиваясь.

— Я должен объяснить свою позицию сначала. Мы тут с учителями разошлись во мнениях. Все считают по-разному. Вот и ученики на конференцию этот вопрос вынесли. Мне кажется, что школьная форма совсем не обязательна. Об этом и хотелось бы посоветоваться…

Взрыв эмоций в зале был таким, что, кажется, даже стекла в огромных окнах спортзала звякнули.

— Да-а-а! — кричали школьники, вытягивая руки верх, как будто уже идет голосование. — Правильно! Не надо форму!

— Форма дисциплинирует! Форма уравнивает! — кричал кто-то из учителей.

— Стоп! — поднял руку директор. — Десять минут на обсуждение. По очереди. От школьников есть? Ну, вот ты, что ли…

— Вы посмотрите на эту форму, — зашумела, поднявшись, старшеклассница. — Она же просто не красивая! Это же антиэстетично! Дети же в школу не хотят из-за формы! Да и не удобная она…

— Понятно. То есть — ты за то, чтобы формы не было?

— Да!

— Так. От учителей?

— Нельзя принимать такой серьезный вопрос второпях. Вы подумайте сами: достаток у людей разный. Это если одни будут ходить бедно одетыми, а другие в коже и шелке — как это будет выглядеть? — старая закалка чувствовалась в каждом движении. — Нет, лично я за форму. Она уравнивает и дисциплинирует. И видно сразу: школьник.

— Нет, не надо, не хотим, — закричали школьники, но на них зашикали старшие, и постепенно шум затих.

— От родителей, пожалуйста…

— Вы понимаете, — поднялась женщина. — Моих тут у вас трое. И вроде правильно говорила учительница. Разница в доходах есть. А вот вы подумали, — повернулась она к учителям, — что мне приходится покупать три комплекта формы. Три комплекта! И еще три комплекта простой одежды, чтобы они могли гулять и в футбол играть чтобы… Вы говорите — неравенство. А что, они в форме во двор пойдут, что ли? Да я из сил выбиваюсь, чтобы их одеть. И тут еще — три комплекта формы.

Директор был поражен. Он не думал, что его подержат как раз малообеспеченные.

— Да, кстати… Вот еще резон. Но давайте вспомним, если говорить о коже и шелке, о вызывающей одежде и прочем — мы же в устав записали, что этого быть не должно — так? С другой стороны, не должно быть и грязной и драной всякой одежды… А джинсы, например, они же удобнее и практичнее — их хоть каждый день стирай. Не то что эта форма… Да и негигиенична она, форма эта… Ну, ладно. Мнения делегатов мы выслушали. Сейчас будем голосовать. И я подозреваю, что это будет голосование пострашнее, чем за устав школы. Так?

— Да-а-а! Ага! Точно! — зашумели опять школьники.

— Тогда мне нужны помощники для подсчета голосов. Будем считать все, чтобы было точно и без претензий.

Распределив завучей, вставших рядом, по секторам, директор опять поднял руку, привлекая внимание зала:

— Итак, у нас есть предложение об отмене школьной формы. Будет два варианта — за это предложение и против. Напоминаю, что отмена школьной формы — это не ее запрещение. Мы не запрещаем форму, а лишь разрешаем носить любую аккуратную и чистую одежду. Так? Ну… Кто за то, чтобы отменить школьную форму?

Над головами вырос лес рук. Кто-то пытался доказать что-то соседям, поднялся шум.

— Считайте, быстрее! Готово? Так быстро? Опустите руки. Теперь: кто против отмены школьной формы?

И снова лес рук. И опять подсчеты и суммирование на бумажке.

— Опустите руки. Отдохните. Мы сейчас посоветуемся.

Но шума не было: все ждали результатов.

— Что там у нас? — вполголоса спросил директор.

— Ну, что-что… А то вы не понимаете? конечно, ваше предложение прошло.

— А как с голосами?

— Да вот так, что выходит, что и учителя некоторые и многие родители за отмену. А уж школьники-то…

— Цифры мне давайте, цифры — для протокола, чтобы потом никаких не было…

— Внимание!

Но все и так молчали.

— За отмену школьной формы проголосовало почти вдвое больше!

— Ур-р-ра-а-а! Йес-с-с-с! Да-да-да!

Крик стоял такой, будто решился самый важный вопрос школьной жизни.

А через полгода по весне рваных тряпок по углам школы и, правда, стало гораздо меньше. А потом и вовсе пропала традиция рвать школьную одежду после экзаменов.