— Мы рассмотрели ваши документы. А теперь, пожалуйста, ответьте на несколько вопросов…
Директор школы сидел в отделе народного образования перед комиссией, присваивающей учителям категории. Дело это было совсем новое. Категория было всего две: первая и вторая. Говорят, еще есть высшая, но ее на район, опять же по слухам, не дали.
— Первый вопрос будет о вас. В этом пакете мы не нашли, какую категорию вы выбрали себе.
— Что значит выбрали? Категории надо присваивать. Лучшим — лучшие, чтобы выделить учителя. Я не учитель, а администратор. Поэтому — без категории.
— Нам кажется, это неправильно? — переглянулись члены комиссии. — У вас же тогда не будет авторитета?
— А что, авторитет директора зависит от вас, от комиссии, присваивающей категории? — стал заводиться директор школы. — Мне казалось, что мой авторитет зависит от моего труда…
— Ну, хорошо, хорошо… Хотя мы и не согласны… Но тогда перейдем к следующему вопросу. Вот вы предлагаете одному учителю первую категорию, а другому — вторую. Это ваше личное какое-то чувство, или как понимать-то это?
— Причем здесь какое-то личное? Под документами подписи комиссии — видите? Мы решали коллегиально. С завучами. И вам вот принесли… Вы мне сказали: три первых категории? Вот и выбирали, искали лучших…
— А почему тогда не вот этой? — прервала его заведующая Гороно. — Почему ей — вторая категория?
— Потому что первая — ее коллеге.
— А вы лично бывали на ее уроках? Вы сами разбираетесь в методике преподавания предмета?
— Вы такие вопросы задаете, даже неудобно…
— Смеетесь?
— Какой смех? Вы сами послушайте, что спрашиваете? С одной стороны, спрашиваете, знаю ли я методику преподавания предмета, в котором не специалист. Какой вам ответ нужен? Не знаю, конечно! А с другой, требуете посещения ее уроков… Да как же мне на уроки ходить, если я не специалист в методике? В чем смысл вашего вопроса?
— А в том, что учитель оскорблен. Вы даже не побывали на уроке у нее, а категорию даете вторую.
— А то, что завучи ходили — не считается?
— Завучи — завучами, а вы — директор. Вы были обязаны посетить…
— Зачем? Даже замечание сделать не смог бы!
— Но тогда она не могла бы жаловаться на вас.
— Так вам надо, чтобы были объективные оценки ее работы или чтобы я посещал все уроки? Завучам-методистам вы не доверяете, выходит? Я вот своим заместителям доверяю…
— Это все демагогия. То есть, вы не можете объяснить, почему вот этому, — помахали анкетой, — первую категорию, а ей, — показали другую, — вторую?
— Я пытаюсь вам объяснить. У администрации школы такое мнение. Ясно? Что этот преподаватель достоин первой категории, а этот — второй.
— Нет, вы не понимаете… Она же будет жаловаться. Приедут комиссии. Будут проверять. И что? И докажут вашу личную неприязнь!
— Опаньки… Постойте, а это откуда? Какая личная неприязнь и к кому?
— Ну, раз она уже пожаловалась, то вот у вас и появилась теперь личная неприязнь…
Директор смотрел, не понимая:
— Постойте. Вы сами говорили на совещании, что надо выделить лучших из лучших. Дали на школу всего три первых категории. Мы изучили своих учителей. Приняли решение, кому присвоить это звание: «учитель первой категории». А вы теперь говорите, что надо было у кого-то отнять, а этой вот дать?
— Ну, зачем же отнимать? Надо было позвонить нам, договориться, мы бы выделили еще одну категорию…
— Да-а-а? А почему — именно ей? У меня есть еще много учителей, гораздо более достойных!
— Ну, они же не жалуются…
— Так. Погодите. То есть, теперь новая установка? Первая категория не лучшему учителю, а тому, кто жалуется? А если, увидев, что она жалобой выбила себе лишние двадцать рублей, остальные учителя тоже начнут писать?
— Вы утрируете. Такого не будет… А вот ей мы категорию дать должны. Давно работает. И не хуже, чем ее коллега.
— Да хуже, понимаете? Хуже!
— Но вы же не были на ее уроках? как же вы оцениваете?
— По результату. По отчетам завучей. По разговорам с учениками.
— Вы что, с ума совсем сошли? С учениками обсуждаете учителей?
— То вам, понимаешь, демократию подавай и Совет школы избирай на конференции, то теперь — с ума? Вы бы поосторожнее со словами-то!
— А что это — поосторожнее? Нам теперь рот не заткнуть! Нет больше вашего горкома! — победно подняла голову заведующая Гороно.
— Причем здесь горком? — в голос застонал директор. — Мы с вами сейчас говорим о другом совсем!
— Это вам кажется, что о другом! А нам — о том самом! В общем, мы возвращаем вам документы. Идите и готовьте новые характеристики. И ей — первую категорию.
— С чего бы это? — удивился директор школы. — Администрация школы свое мнение уже сказала и документы подписала.
— А с того, что условия присвоения категории вами лично нарушены. Вы-то на уроке у нее не были! Не были! — повторила заведующая, а методисты синхронно закивали головами, подтверждая ее слова.
— Покажите мне, где тут написано, что я лично должен посидеть на уроках у каждого?
— Вы под дурачка-то здесь не косите! Вам сказано: переделать документы!
— Извините, не буду.
— Тогда нам придется решать вопрос по-другому. Но эта учитель вашей школы первую категорию получит. Мы так решили. Правильно я говорю?
— Да, да, правильно, мы решили, а что он, в самом деле, а что жалко что ли…, — забормотали члены комиссии.
— Ну, тогда, видимо, вам придется искать и другого директора.
— Это вы пугаете, что ли?
— Нисколько. Мы решение приняли. Вы мой авторитет подрываете, принимая свое решение. Теперь каждый учитель поймет, что стоит прийти к вам, и все можно решить мимо директора. Так что, извините…
— Ничего, мы и без вас справимся! Тем более, завучи у вас опытные…
Первого сентября в этой школе был новый директор.