Старший брат читал толстую книжку, сидя на диване в большой комнате, а младший брат слонялся по квартире. Ему совершенно нечего было делать. Потому что читать такие толстые книги, да еще и без картинок, он просто еще не умел, а играть во что-то… Во что играть в двухкомнатной малогабаритной квартире жарким летом?
Их привезли родители и оставили бабушке. И почти каждый день они ходили на канал. Вернее, это так только говорилось: «ходили». На самом деле ходить по такой жаре совсем не хотелось. И они ездили на трамвае, кольцо которого было прямо под окнами дома, в котором жила бабушка. Дом назывался «Каменный дом», потому что был первым кирпичным домом на Судоверфи. Раньше даже на конвертах так и писали: Сталинград, Судоверфь, Каменный дом. И ставили номер квартиры. Квартира была под самой крышей, на пятом этаже. И этажи были высокие. Поэтому после купания и загорания братья просто не могли сразу добежать до двери. Надо было идти медленно, делая передышку на каждой лестничной площадке, отдыхая.
У бабушки не квартира. У нее комната в квартире. Там большая такая квартира, с большой кухней. И живут две семьи. А первая дверь, сразу слева, к бабушке. И балкон у нее есть. Второй балкон есть на кухне, но там почти не бывает солнца. А у бабушки солнечная сторона. И еще с балкона видно железнодорожную станцию. Там электрички. На электричке можно доехать до центра, а оттуда на автобусе в Городище. Братья уже ездили в Городище и даже жили там неделю. А теперь опять вернулись. Только живут не у бабушки, а у дедушки.
Дедушка с бабушкой не живет. Очень давно уже, сразу после войны. А внуков видеть хочет. Поэтому, когда он слышит, что внуки приехали, то привозит всегда разные фрукты в корзинке.
А в этот раз попросил, чтобы братья пожили у него, познакомились с его девочками. Он даже раз съездил с ними за Волгу. От его дома через парк было совсем недалеко до берега, где стояла огромная глыба постамента, на котором когда-то стоял огромный Сталин (дедушка говорил, что даже больше, чем Родина-мать на Мамаевом кургане), а внизу небольшой дебаркадер, от которого раз в час отходили теплоходы, перевозя всех желающих на тот берег, где был длинный плоский песчаный пляж на километры в обе стороны, и где все приехавшие разбредались кто куда, и почти никого не было видно.
Когда туда ездили, всегда брали с собой еду. Вареную молодую картошку, политую маслом и посыпанную свежим укропом, везли в закутанной в полотенце кастрюле. Вареные вкрутую яйца. Помидоры и огурцы. И обязательно бидончик кваса, который покупали тут же, на набережной, из большой желтой бочки на колесах.
Но это раз только он с ними съездил. А потом начались рабочие дни, и он стал уходить на работу. И его жена стала уходить на работу. И его дочки — тоже.
А братья оставались одни в квартире. Старший-то читал все подряд…
— Са-а-аш, — проныл младший. — Есть чего-то хочется.
— Да мы же недавно завтракали!
— А все равно хочется. Бабушка говорила, что мы растем. А когда растешь, надо больше есть.
На кухне они доставали из холодильника знакомый бидон с квасом, который ежедневно вечером снова наполнялся у той же желтой бочки, до которой через парк — рукой подать, отламывали по ломтю белого хлеба, и рассаживались вокруг маленького кухонного стола. Кухня-то совсем маленькая. Не то что у бабушки, где даже когда все готовят — все равно место остается.
Поев и смахнув со стола крошки, старший опять садился на диван с книгой, а младший пытался найти себе занятие, ходя из комнаты в комнату, выдвигая и задвигая ящики стола.
Скучно. На улице отличная погода, но куда им идти — одним?
— Са-а-аш, мне скучно.
— Почитай.
— Не интересно.
— А у меня интересная книжка!
— Так дай ее мне!
— А я что делать буду?
…
Вечером квартира наполнялась людьми и гомоном. Готовился ужин. Кто-то бегал в магазин. Приносили свежий хлеб и свежий квас. Только два брата были как будто лишними. Они сидели и ждали, когда их позовут на кухню, куда помещались все только в две смены.
— Ну, что делали? — спрашивал, весело посматривая из-под очков, дедушка.
— Я читал, — ковыряясь в тарелке отвечал старший.
— А я ничего не делал…, - говорил младший со слезой в голосе. — Мне здесь скучно.
— Ну, ладно тебе, вот суббота настанет, и я вас к бабушке отвезу. А пока можно играть в разные игры. Вон, в шахматы, например.
— Я в шахматы не умею.
— Ну, попроси брата, пусть научит.
— Он книжку читает. Интересную.
…
И следующий день был похож на предыдущий. И третий тоже. А потом книжка кончилась. И старший брат, со вздохом отложив ее в сторону, сказал:
— А давай играть!
— А как? В шахматы я не умею.
— Я новую игру придумал.
Он придумал неизвестную страну, которую нужно было хорошо выдумать и описать. У дедушки была выпрошена тетрадь, в которую занесли первые слова и рисунки. Два брата, склонив головы к тетради, выдумывали герб и название и вид денег. Рисовали карты, придумывая названия островов, мысов, рек и гор. Когда страна была выдумана, началась война. К ним вторглись захватчики. И надо было отбивать атаки, рисовать планы обороны, придумывать расстановку войск. Вот тут помогли шахматы. На шахматной доске можно было расставить любые отряды в любом порядке.
Отрывались только на то, чтобы вытащить холодный, весь в капельках испарины, бидон из холодильника, налить по стакану холодного темного кисло-сладкого кваса, и с ломтем хлеба в руке снова бежать в комнату, к новой игре.
Конечно, наши победили. Наши побеждают всегда. И теперь надо было выдумать, нарисовать и раскрасить красивые ордена и медали. И решить, кому и какой орден надо вручить.
А потом надо было еще открыть разные полезные ископаемые. Потому что война закончилась, и можно делать открытия. А еще надо было совершить кругосветное плавание, и описать все-все-все, что найдется и откроется. Наверняка, там был еще один континент! А может и два.
Но тут наступила суббота, и дедушка, как и обещал, отвез братьев на трамвае обратно к бабушке и передал с рук на руки.
Вот только тетрадка та осталась в столе, в тайном месте, под газетой, в самом конце. И не убрана в шкаф оказалась книга. Лев Кассиль. «Швамбрания».
А на расспросы бабушки, чем же они там питались, когда все целыми днями были на работе, младший уверенно отвечал:
— Булька-квас.
— Чего? — не понимала бабушка.
— Чего, чего, — бурчал старший. — Булка, говорит, квас.