Лыжи с тихим шипением скользили по чуть припорошенной свежим снегом лыжне.

Вчера после уроков на лыжах не катались. Вчера Сашка с Васькой копал штаб в сугробе. Когда зима нормальная, то есть когда снег выпадает в ноябре и лежит местами до Первомая, сугробы по сторонам улицы становятся выше человека. Взрослого человека! Дороги чистят, тротуары чистят, а снег скидывают на газон.

Вот сугроб и растет все выше и выше, что с тротуара даже не видно, как машины по дороге ездят. Посередине газона прокладывают лыжню, по которой можно проехать до самого леса. А по краям выходят такие настоящие снежные горы, обрезанные ровно-ровно с одной стороны — где тротуар. Вот в этих горах штаб копали.

Чтобы не ругался никто, надо залезть в самую середку, почти к лыжне, там тебя никто не увидит, а потом копать узкий вход, чтобы только ползком влезть можно было. Узкий — чтобы никто чужой потом не нашел. Когда уходишь, можно закрыть фанеркой и присыпать снегом. И комков снежных наложить поверх — как будто так и было. Вдвоем копать веселее, потому что можно сменяться. Копать лучше всего обломком лопаты. Ну, или просто фанеркой от посылочного ящика. Снег надо ковырять и пилить, а потом отбрасывать назад, проталкивая руками и ногами от себя. Тот, кто сзади, выкинет накопанное наружу. А у тебя получится такой подснежный ход. Когда вкопаешься в самую глубь сугроба, можно делать штаб. Выравнивать вокруг себя, выравнивать, так что уже и сесть можно было. А чтобы сиделось хорошо, можно сделать такую скамеечку-приступочку. Потом медленно, осторожно, выбирать со стен, пока не посветлеет совсем — это значит, что слой совсем небольшой остался до улицы. Вверх надо пробить дырку, чтобы дышать было чем. И чтобы дым уходил — Васька туда лазит покурить. А в сторону тротуара можно сделать совсем тонкую и незаметную снаружи щель. И тогда следить, кто там ходит вокруг. Уже потом, не с первого раза, можно делать коридоры вправо и влево под этим сугробом. И если снега много, и он уже слежался, то по этим коридорам-ходам на четвереньках можно незаметно обогнуть почти весь квартал.

Вчера до ночи почти копали штаб. Когда Сашка вернулся домой, ноги и руки были совсем холодные. Пальцы на руках не разжимались — так замерзли. Мама их отливала холодной водой, а потом заставила сидеть в горячей ванной, пока, сказала, «задница не покраснеет». А все варежки и валенки и штаны и даже шапка были развешаны по батареям в двух комнатах и сушились.

А утром, сразу после «Пионерской зорьки», папа сказал, что сегодня пойдем на лыжах.

Лыжи были у всех. Их даже покупать было не нужно. В доме, где жил Сашка, внизу, в подвале, было большое бомбоубежище с красными железными дверями и колесом, чтобы запираться. Если бы была война, весь дом мог поместиться там и переждать. Там и насосы были, чтобы воздух качать, и свой водопровод. А раз войны нет, то помещение надо было использовать, чтобы не простаивало так просто. И там была лыжная база.

Каждый год в конце осени всей семьей ходили в подвал и с дядей Барановым выбирали лыжи. Все дяди имели имена. Был дядя Миша, красивый, как актер. Был дядя Юра — Васькин отец. Был дядя Саша — он главный инженер и просто друг семьи, и приходит в шахматы играть. А этот был дядя Баранов. Он и по телефону один такой отвечал всегда:

— Баранов! Внимательно вас слушаю.

Дядя Баранов еще командовал летом футбольной командой и сам играл в ней. А зимой выдавал лыжи и организовывал разные зимние соревнования. Вот он подбирал новые лыжи, ботинки, давал новые крепления, чтобы уже сами дома привинтили, примерял палки и давал такие, чтобы точно по росту. Самые легкие — бамбуковые. Но зато самые крепкие — дюралевые. На них даже сидеть можно. Папа показывал, как их можно скрестить под собой, и тогда сидишь, как на табуретке.

Лыжи всегда были новые и белые. А дома папа их делал черными. Он смолил их, разогревая смолу в жестяной банке. Потом гнул, связывая концы и вставляя кубики в середине. На прямых лыжах ездить было нельзя — это как плоскостопие, выходит. А если они гнутые, то пружинят под ногой, подпрыгивают, сами бегут вперед.

Если с утра — на лыжах, то сначала надо их натереть лыжной мазью. У них дома в кладовке есть набор такой мази, похожий на разноцветный пластилин. Специально купили, потому что к каждой погоде, к каждой температуре, нужна другая мазь. Совсем мягкая — это для тепла. А самая твердая — для мороза. После завтрака надо смотреть на термометр, вывешенный за кухонным окном, и по градусам подбирать лыжную мазь. Потом мазать тщательно, не забывая промазывать ложбинку посередине лыжи, но самые кончики и сзади сантиметров двадцать не смазывать, а то проскальзывать будешь. Намазать — и пробкой быстро-быстро натирать. Если мазь для мороза, то она становится гладкая, как стекло почти. И почти такая же твердая.

А вот теперь — на улицу.

Сашке рассказывали, как живут в центре, и чтобы покататься на лыжах надо куда-то ехать на автобусе или даже на электричке. А они тут выходили из подъезда, клали лыжи и сразу защелкивали крепления. Снег, чистый и белый, с разбегающимися лыжными следами, был прямо от дверей подъезда. И если свернуть чуть вправо — две минуты, и ты уже на бывшем газоне, присыпанном снегом. Бывшем, потому что какой же газон зимой? Зимой там снег. И там лыжня накатанная, потому что зимой в воскресенье в хорошую погоду все становятся на лыжи и идут в лес.

— Это мы сегодня поздно вышли, — говорит папа. — Смотри, все уже уехали.

На улице никого, потому что все уже уехали.

И тогда Сашка становится с папой вместе в лыжню и ш-шу-х, ш-шу-х, ш-шу-х-х-х-х… Левой, правой, в ногу, поднимая ту, что сзади, скользя на опорной, и палками — левой, правой, двумя вместе, левой, правой, двумя вместе.

Не успеешь запыхаться, а уже парк. Но в парке только самые старые катаются по кругу, или мелкота — с горки на санках. А все остальные пробегают краем и дальше — в лес. Начинают попадаться знакомые. Их надо догонять лихо и кричать в спину:

— Лыжню!

Они отступают в сторону и смеются в спину:

— Ишь, бегуны! Куда спешите?

— Домой, — смеется папа. — Вот колечко сделаем — и домой!

А колечко бывает разное. Если с горки, на которой огромная мачта линии электропередач, поехать влево, где полого и не страшно, то под горку можно минут пять ехать, потихоньку разгоняясь и отталкиваясь обеими палками. Но тогда кольцо будет десять километров, а Сашка не любит, когда долго ехать. Он еще не разрядник какой-нибудь, не спортсмен. А вот если направо — там крутой высокий спуск к маленькой деревушке и лыжня сразу уходит в черный еловый лес.

На горке тоже полно народа. Некоторые только досюда и доходят. Потом пьют чай из термосов, катаются немного с горы, и возвращаются обратно. Но вон впереди цепочка в цветных костюмах — эти пошли на большое кольцо. Папа посмотрел на Сашку, вприщур глядящего на эту лыжню, и спросил:

— А направо — не страшно?

— Не страшно!

Хотя, страшно, конечно. Но тут же лыжня — в дерево не врубишься. Ну, упадешь разок, это не страшно.

Они поворачивают направо и с криком кидаются с кручи, наклонившись всем телом и присев немного, чтобы пружинить на маленьких бугорках-трамплинчиках. Ф-ф-ф! разлетается изморозь. С елок сыпется снег — тут, похоже, сегодня еще не проходил никто. Они лихо слетают под лай собак к первым домам деревни, а потом на ходу поворачивают правее. И не сбавляя скорости — в лес.

Сашка доволен. Он не упал сегодня. И еще доволен, что кольцо маленькое — всего пять километров.

Раз-два, левой-правой. Раз-два, а потом двумя руками — раз-раз-раз! И опять размеренно — правой-левой, правой-левой.

— Устал?

— Чуть-чуть.

— Ну, садись, как я учил.

Они садятся на свои палки, и папа достает термос с горячим крепким чаем с вишневым вареньем. И два бутерброда с сыром. Сорока на вершине огромной ели отчаянно стрекочет, предупреждая кого-то. А Сашка с папой пьют по очереди из горячей-горячей крышки — только в варежках удержать можно. Над крышкой-стаканом пар, мороз щиплет за щеки, легкий ветерок поднимается — время к обеду.

— Ну, поехали? К дому?

— Ага.

Они идут дальше, а Сашка прикидывает: как раз к обеду должны вернуться. Потом горячий суп и что-нибудь на второе. И компот или кисель. Еще можно будет поглядеть телевизор немного. А если успеть все письменные задания сделать до вечера, то еще можно будет погулять с Васькой. Но тогда надо еще поднажать, чтобы все успеть.

— Лыжню! — кричит он, и папа со смехом уступает дорогу.